Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 01"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Владислав Крапивин,Клиффорд Дональд Саймак,Евгений Лукин,Александр Громов,Дмитрий Володихин,Виталий Каплан,Пат (Пэт) Кадиган,Дмитрий Байкалов,Сергей Кудрявцев,Кристин Кэтрин Раш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

– Я в экстазе. Но все равно тебя не отпущу. Высажу твою собачку у первого госпиталя, и поедем домой. – Она рулила и смотрела на ангела. – Я так по тебе скучала… Не могу жить без тебя, без твоих затей. Без твоих маленьких чудес. Понимаешь, я к ним привязалась, словно наркоманка. А потом ты взял и исчез, и неизвестно, что с тобой случилось. Это было больно. – Голос у нее стал вроде как жалобным, детским. – Я по-настоящему мучилась. И ты должен был беспокоиться. Разве не так? Скажи, разве не так?

Так, сказал ангел. Мне тоже было больно.

Я вспомнил, как он стоял на углу, там, где я околачивался в одиночку, пока он не появился. Он стоял, наполненный болью. Не знаю, почему и отчего, но я сразу повел его домой, и через некоторое время боль исчезла. Думаю, когда он решил, что мы теперь вместе.

Серебряный поток за спинкой сиденья все сгущался. Я подставил под него ладони, и в голове вроде как засветились картины. Я увидел ангела до того, как он стал моим Ангелом, в чудесном доме – и как она возила его повсюду, в рестораны, магазины, на вечеринки, и все думала о нем, непрерывно думала, так что заполонила его всего, и ему приходилось делать то, что она требовала. Иногда воровать, другой раз – чудить, заставлять людей делать глупости, к примеру, вдруг начинать петь или снимать одежду. Обычно это бывало на приемах, а она сама там дурила официантов. С помощью ангела она знакомилась с мужчинами, и те начинали думать, что лечь с ней в постель – самая замечательная вещь на свете. Потом заставляла ангела показывать ей других, кого сюда выслали – как и его, за преступление. Вроде той официантки без лица. Она смотрела на них, иногда пробовала делать с ними всякое, чтобы им стало неуютно или плохо. Но обычно только разглядывала.

В самом начале этого не было, с трудом выговорил Ангел, и я понял, что ему стыдно.

Это понятно, сказал я. Поначалу люди бывают милягами, я уж знаю. И все о тебе вызнают.

Женщина рассмеялась.

– Вы такие милые и жалкие! Трогательные, как пара детишек. Наверное, именно этого ты и искал – ведь так, мой дорогой? Но дети тоже могут быть гадкими, правда?

Она снова посмотрела на меня в обзорное зеркало, немного наклонившись, и я испугался, не видит ли она, что я делаю с серебряной штукой, которая все еще лилась из Ангела. Теперь текло потише. Оставалось мало времени. Я хотел закричать, но Ангел успокоил меня насчет того, что будет дальше. Женщина спросила у меня:

– Так что с тобой произошло все-таки?

Объясни ей, сказал Ангел. Я понял: чтобы протянуть время, чтобы занять ее разговором.

Я родился чудным, сказал я. Двуполым.

– Гермафродит! – воскликнула она прямо-таки с восхищением.

Она любит уродов, проговорил Ангел, только ей на них плевать.

Сделали операцию, но получилось плохо. Когда я стал старше, это пытались исправить, но у меня какая-то неправильная химия, что-то в этом роде. Родители меня стыдились. Я от них ушел.

– Ах, бедняжка, – отозвалась она, хотя ничего подобного не думала. – Ты совсем такой, какой нужен моему миленькому, правда? Ни требований, ни желаний. Никаких. – Голос ее стал жестким. – Но понимаешь, возможно, теперь тебя смогут подлечить.

Я не хочу. Это все давным-давно осталось позади. Мне это не нужно.

– Как раз та собачка, которая тебе отлично подходит, – сказала она Ангелу. – Очень жаль, что нам пришлось расстаться. Но теперь я не могу обходиться без тебя. Жизнь так скучна. Пустая жизнь. И такая… – Она вроде смутилась. – Такая, будто с тех пор, как ты меня оставил, мне незачем жить.

Не я оставил, сказал Ангел. Ты.

– Нет! Там была масса твоего, и тебе это известно. И известно, что ты вызываешь привыкание – уже знал, когда сюда явился… когда тебя выслали.Эй ты, собачка, знаешь за какое преступление его выслали сюда, в тихую заводь – на планету для ссыльных?

Знаю, сказал я. На деле-то ничего не знал, но не собирался говорить ей об этом.

– А что ты скажешь о таком, бесполая домашняя собачка? – радостно спросила женщина и нажала на педаль, разгоняя машину. – Что скажешь о преступном отказе от брака?

Ангел вроде как застонал вслух и рванул рулевое колесо. Машину дико развернуло, я свалился назад, серебряная штука Ангела потекла по мне сверху. Я старался собирать ее в рот, как делал всегда, но она растекалась по всей машине. Послышался треск – колеса ушли с дороги на обочину. Что-то – наверное, ограждение – ударило машину в бок, тормознуло ее, и меня бросило на пол. Женщина визжала и ругалась, Ангел не издал ни звука, но внутри головы я слышал, что он вроде как причитает: пусть будет, что будет. Ангел мне об этом говорил и прежде, когда я взял его домой: здесь, говорил он, они не могут долго протянуть – изгнанники из его мира и других миров. С ними что-то случается, даже если они связываются с кем-нибудь вроде меня или женщины. При аварии, или люди их убивают. Вроде как антитела в человеческом организме сражаются с болезнью. Хоть я и здешний, было похоже, что сейчас и я погибну в дорожной аварии вместе с Ангелом и женщиной.

Мне было все равно.

Машину вынесло на шоссе и сразу бросило опять вправо. Вдруг под нами ничего не оказалось, потом мы плюхнулись на что-то – на грунт или траву. Машину бешено швыряло вверх и вниз. Я вжался в спинку сиденья как раз вовремя, чтобы увидеть, как на нас летит дорожный указатель. Он пробил ветровое стекло со стороны женщины, а потом я долго ничего не видел – только самый сильный за все время серебряный фейерверк.

Трудно было не потревожить Ангела. Каждое движение было мукой для него, но я не хотел оставлять его в машине рядом с женщиной, пусть даже мертвой. То, что я был сзади, спасло меня от битого стекла и спину особо не повредило.

Я положил Ангела на траву чуть в стороне от машины и посмотрел вокруг. Мы были, может, в ста метрах от шоссе, рядом с параллельной дорогой. Было темно, однако я смог прочитать надпись на указателе, который пробил ветровое стекло и располосовал надвое голову женщины. «Впереди ремонт дороги. Сбавьте скорость». Вдалеке на дороге мигал желтый огонь; сначала я испугался, что там полиция, но мигалка оставалась на месте, и я понял, что это и есть указатель ремонта.

– Дружище, – прошептал Ангел.

Я изумился. Он никогда еще не говорил со мной вслух.

Не разговаривай, сказал я, наклонившись к нему, пытаясь сообразить, как бы мне до него дотронуться – просто, чтобы ему было удобней. Больше я ничего не мог сделать.

– Я обязан, – снова зашептал он. – Почти все ушло. Ты это получил?

В основном, ответил я. Не все.

– Я хотел, чтобы ты это получил.

Да, я знаю.

– Не уверен, что это обязательно пойдет тебе на пользу. – При вдохе у него вроде клокотало в горле. Что-то влажное сияло на губах, но серебряного фейерверка не было. – Но теперь оно у тебя. Ты можешь делать с ним, что захочешь. Жить так, как жил я. Получать то, что нужно, когда понадобится. Но можешь жить по-прежнему. Есть. Работать. Как угодно, как всегда.

Мне удалось произнести: я уже не человек. Не больше человек, чем ты, хоть я и здешний.

– Нет, дружок. Я не отнял у тебя ничего человеческого, – ответил он и немного покашлял. – Не жалею, что не стал жениться. Не мог жениться на своих. Это было… Не знаю, слишком мало для меня, слишком много для них… Примерно так. Не мог связывать себя, ничего бы не вышло, кроме пустоты. Это великий грех, когда не можешь давать, ибо Вселенная знает только «меньше» или «больше», а я настаивал, что это будет лучше или хуже. И они отправили меня сюда. Но понимаешь, дружок, в конце концов они свое получили. – Его рука прикоснулась ко мне и через секунду упала. – Все-таки я это сделал. Хотя и не среди своих.

Клокотанье у него в горле кончилось. Некоторое время я просидел в темноте рядом с ним. Потом ощутил это – вещи, которые делал Ангел. Такое верченье-качанье, как после крепкого кофе на пустой желудок. Закрыл глаза и, весь дрожа, лег на траву. Может, это началось из-за испуга, но не думаю. Полетели серебряные фейерверки, и с ними появилась масса картин, которых я не мог понять. Всякое насчет ангела и места, откуда он пришел, и о том, как они женятся. Здорово похоже на то, как мы были вместе, Ангел и я. Они там напоминали нас, однако была и куча различий, таких вещей, которых я не понимал. Не мог понять, как его сюда переслали – в виде света, внутри света, вроде как маленькими пучками. В этом для меня не было смысла, но я подумал, что Ангел мог быть светом. Серебряные фейерверки.

Наверное, я отключился, потому как открыл глаза и почувствовал, что давно так лежу. Правда, все еще было темно. Я сел и потянулся к Ангелу, думая, что должен спрятать его тело.

Ангел исчез. Там, где он лежал, осталось что-то вроде влажного песка.

Я взглянул на машину и на женщину. Все оставалось на месте. Скоро кто-нибудь приедет посмотреть. Не хотелось быть при этом.

У меня все болело, но я заставил себя подняться на другую дорогу и двинуться к городу. Было похоже, что теперь я могу чувствовать это, как мог сам ангел, словно оно гудело, как барабан, или звенело, как колокол, – от всяких вещей, от того, как люди смеются, плачут, любят, ненавидят, боятся. От всего, что бывает с людьми. Эту штуку, которую мог всасывать ангел – энергию, – я теперь мог брать, когда захочется.

И знал, что если буду ее забирать, то получу много больше, чем имеют люди, много больше, чем мог бы иметь, если бы мои дела не пошли так плохо годы назад.

Я был не особо уверен, что хочу этого. Вроде как ангел, отказавшийся жениться там, откуда он пришел. Он не хотел там, а я не мог здесь. Но теперь я могу делать что-то другое.

Я был не особо уверен, что хочу этого. Однако не думал, что сумею все остановить – так же, как не мог бы остановить свое сердце. Может, на самом деле это не такая уж хорошая штука и не особо правильная. Но ведь ангел говорил: Вселенная не знает хорошего или плохого, знает только «меньше» или «больше».

Да. Это я слышал.

Так я шел и думал об официантке без лица. Теперь я сумею их всех найти, всех людей из других миров, высланных за инопланетные преступления, не понятные для нас. Смогу найти их всех. И скажу им: там, у вас, изгоняют отверженных, но мы своих оставляем. Здесь у нас так. Здесь вы словно живете во Вселенной, которая знает только «меньше» или «больше».

Я все шел и шел к городу.

Перевел с английского Александр МИРЕР

ВИДЕОДРОМ

НАСЛЕДНИКИ ХОКУСАЯ

Эта статья родилась в ответ на ироничную фразу по поводу аниме, брошенную критиком в одном из материалов «Видеодрома». Возмущенные фанаты обвинили критика в невежестве, а журнал в том, что он ни разу не касался этой области искусства. Повторим в который раз: любой рецензент имеет право на собственную оценку.

Но второй упрек нам показался справедливым, тем более, что техника, история и специфика аниме остаются неведомыми российскому зрителю (несмотря на обилие аниме на экранах). Просим читателей учесть лишь одно: статья подготовлена не просто знатоком, но горячим поклонником этого жанра.

Для начала определимся с предметом нашего исследования. Что же понимается под термином «аниме», а также практически неразрывно связанным с ним словом «манга»; какое явление скрывают за собой эти красиво звучащие слова? Обратимся к истории. Слово «манга» ввел в широкий оборот великий японский художник XIX века Кацусика Хокусай, и означает оно «набросок», а в современном понимании – комикс, историю в картинках. Ведущие свое происхождение от классических средневековых образцов, наподобие знаменитой буддийской святыни «Тедзюига или Веселые картинки из жизни птиц и зверей», монаха и художника Какую (Тоба), и традиционно богато иллюстрированных обычных книг (из-за особенностей японской письменности грамотность была в средневековой Японии весьма редкой), японские комиксы-манга составляют в настоящее время огромную часть всей печатной продукции и имеют весьма мало общего с традиционной культурой американского комикса.

Аниме же – термин относительно недавний и пришел в японский язык из французского, заменив несколько устаревший и создающий много путаницы термин «манга эй-га» («киноманга»). Аниме – общее название любых анимационных фильмов и сериалов, разработанныхв Японии. Курсив в данном случае объясняется тем, что из-за огромного опыта японских анимационных студий сейчас в стране снимается большое количество разнообразной анимационной продукции, не имеющей никакого отношения к аниме. Впрочем, даже без учета внешних заказов в нынешнее время Япония далеко опережает все страны мира по производству анимационной продукции на душу населения.

Когда в общество вступает новый японец, первое, что он видит по телевизору, – какой-нибудь мультсериал. Анимация сопровождает современного гражданина Страны Восходящего Солнца всю его сознательную жизнь. Даже в рекламе газировки он постоянно видит не живых актеров, а нарисованных смешных человечков. Манга распространена еще больше – в Японии, куда ни кинешь взгляд, везде увидишь различные знаки, таблички, указатели, рекламы и т. п., которые вышли отнюдь не из ванночки фотографа, а из-под карандаша художника.

В чем же причина такой популярности, доходящей до того, что в игровое японское кино зачастую идут художники, актеры, сценаристы, которые не смогли раскрыться на поприще анимации? Таких причин несколько. Первая и для нашего исследования основная – историческая. Изобразительное искусство, в особенности графика, традиционно было очень распространено в японской культуре. Художников знали, почитали, картины обладали высокой ценностью, некоторые даже становились религиозными святынями, наподобие вышеупомянутой «Тедзюига». Чрезвычайно распространено было прикладное искусство, когда различные предметы обихода щедро декорировались всевозможными изображениями. Все это требовало емкого, выразительного и экономного рисунка, что приводит нас к другой основной причине – экономической. Анимация не требует значительных затрат, зачастую она гораздо дешевле любых других методов создания изображения. Даже сейчас, когда стоимость ручного труда стремится ввысь, приключенческий сериал дешевле нарисовать, нежели снимать его «вживую». И наконец, третья причина – анимация гораздо меньше ограничивает художника в чисто техническом плане, несмотря на кажущуюся бедность и косность ее канонических методов.

Это открывает широчайшую возможность для экранизации абсолютно любых историй, в особенности фантастических. И это привело к тому, что сколь-нибудь заметный фантастический элемент присутствует практически в каждом аниме.

РОБОТ ИДЕТ НА ВОЙНУ

А начиналась японская фантастическая анимация, как и положено, со сказок. Первые анимационные картины возникли в Японии в начале ХХ-го века. Это были, как правило, экспериментальные работы, не имевшие художественной ценности. Более или менее серьезные фильмы стали появляться несколько позже, в 20-х годах. Эти короткометражки в основном являлись откровенными подражаниями западным образцам или, что уже более интересно для нас, экранизациями классических сказок и легенд.

Искусство же комикса, вообще неотделимое от анимации, переживало подлинный расцвет. Переосмыслив западные идеи и методики, пришедшие в Японию в период Мэйдзи, местные художники выработали свой стиль более тонкого и выразительного рисунка.

Уже в этот, еще совсем младенческий период, фантастический элемент стал весьма заметен: ведь экранизировались сказки, а что за сказка без чуда? Да и в классических японских легендах без чудес не обходилось. Таким образом, с небольшими допущениями можно утверждать, что японская фантастическая анимация имеет почти восьмидесятилетнюю историю.

30-е годы в Японии – время роста политического влияния военных. Это сказалось на политико-экономической ситуации в стране и не могло не отразиться в искусстве. Большинство художников 30-х прекрасно поняли намек и занялись пропагандой «национальных ценностей». Все массовое искусство того периода пронизано военными настроениями, в манге преобладают шапкозакидательские истории о доблестной японской армии, а цензура ужесточает давление на несогласных. Аниме также не избежало общей участи —11-минутный фильм «Норакуро», снятый в 1934 году Мицуе Сэо по одноименной манге Суйхо Тагавы, рассказывает о похождениях пса Норакуро в рядах пародийной армии животных. Но даже откровенный военный энтузиазм поздних выпусков не спас эту мангу от запрещения в 1941-м как «насмешки над доблестной японской армией».

В такой ситуации выглядит несколько странным выход в 1940 году первого действительно научно-фантастического комикса Таро Асахи и Нобору Осиро «Полет на Марс», рассказывающего о маленьком мальчике, отправившемся со своими собакой и кошкой в дальний космический полет. Но и фантастика не смогла уберечься от милитаристских настроений. В комиксе Рюичи Ёкоямы «Воин науки приходит в Нью-Йорк», где и была впервые выдвинута знаменитейшая и даже архетипичная концепция «гигантского робота». Этот самый робот просто-напросто давил американцев на улицах Нью-Йорка: дела на фронте в 1943 году шли не самым лучшим образом.

В том же году был снят первый не короткометражный японский анимационный фильм: «Момотаро – морской орел», «правильно» рассказывающий японским детям о Перл Харборе. В 1945 году, незадолго до капитуляции Японии, вышло его продолжение «Момотаро – божественный воин», и рассказывало оно о зверюшках-морпехах, освобождающих острова Тихого океана от карикатурных чертей-американцев. Казалось бы, при чем здесь фантастика? А при том, что, посмотрев этот фильм, юный Сигэру Тэдзука твердо решил стать аниматором. Впрочем, о нем – чуть позже.

Таковы были первые шаги японской анимации. Собственно, тогдашние фильмы еще нельзя было назвать аниме в современном смысле. Все еще только начиналось…

МОГУЧИЕ АТОМЫ ЖАНРА

Вторая половина сороковых и пятидесятые годы были не лучшим временем для жанра: тяготы восстановительного периода, унизительная для японцев американская оккупация, многочисленные проблемы чисто экономического характера не способствовали развитию, но именно в это время был заложен фундамент индустрии – начали появляться первые студии, вроде знаменитой «Ниппон Дога», на которых начали сниматься первые полнометражные фильмы: после войны на японские экраны пришел Дисней и стало понятно, что на одних короткометражках далеко не уедешь. И тем не менее примерно до 60-х годов аниме находилось в некотором «загоне»: опора на кинотеатры накладывала заметные ограничения как на авторов, так и на продюсеров картин. Манга же в этот период переживала настоящий расцвет. Именно в этот период взошла звезда упоминавшегося выше Сигэру Тэдзуки, более известного под своим любимым псевдонимом Осаму.

Давно мечтавший стать аниматором Тэдзука не мог осуществить своей мечты в родной Осаке и потому стал мангакой.В 1947-м году 20-летний студент медицинского факультета университета Осаки выпустил свою дебютную мангу «Син Такарадзима» («Новый остров Сокровищ»), в которой впервые использовал ранее не применявшиеся в «графических романах» чисто кинематографические приемы. Манга произвела настоящий фурор, и по стопам Тэдзуки ринулись множество молодых авторов, увидевших новый и перспективный метод самовыражения. Сам же Тэдзука, не прекращая, надо отметить, своей учебы на медика, выпустил еще несколько работ, в том числе и знаменитую НФ-мангу «Тэцуван Атому» («Могучий Атом»).

В 60-х годах в Японии появилось телевидение, что сразу же дало резкий толчок анимации. При этом не обошлось без вездесущего Тэдзуки. Заметив невероятный успех среди зрителей американских мультсериалов и рост популярности научной фантастики, Тэдзука соединил оба жанра и начал выпуск недорогих, но объемных и увлекательных анимационных сериалов, в которых появилась основная особенность современного аниме – основной упор в них делался не на графику, а на сложные, оригинальные и интересные сюжеты, причем, как правило, фантастические.

В январе 1963 года была открыта новая страница в истории анимации: на студии Тэдзуки «Муси продакшнз» был создан первый крупный анимационный ТВ-сериал, экранизация вышеупомянутой манги «Могучий Атом». В ней рассказывалась история смелого, умного и доброго мальчика-робота по имени Атом, история его жизни и взросления. Сериал, собственно, и открыл эру настоящего аниме, ибо он принес в жанр столько новых ходов, приемов и парадигм, что это не могло не изменить его полностью/ Для начала в «Могучем Атоме» имел место метасюжет – единая линия, пронизывающая истории из разных эпизодов, объединяющая сериал в единое художественное произведение.

В этом сериале впервые отчетливо проявилась одна из основных особенностей японской анимации, часто приводящая в смущение неподготовленного зрителя – она не кинематографична. Ведущее свою историю от манги, от «романов в картинках», аниме, скорее, литературно. Визуальный ряд для автора не самоцель, как в игровом кино или классической анимации, скорее, метод, позволяющий лучше рассказать историю. Именно этим обусловлено преобладание сериалов над полнометражными фильмами.

Еще одной особенностью «Могучего Атома» была его архетипичность. Собственно, он рассказывал историю взросления, которую вот уже сотни тысяч лет, с упоением глядя в будущее, слушают все мальчишки мира. Такой рынок, разумеется, никто упускать не хотел (аниме все-таки искусство коммерческое), и потому два года спустя канон сенэн-аниме (аниме для мальчиков) был уже окончательно сформирован и опробован на мгновенно появившихся многочисленных студиях. Обогатившись уже упомянутой выше темой гигантских роботов, этот канон рассказывал о мальчике, либо изначально обладающем некими необычными возможностями или умениями, либо обязанном их открыть и развить. В течение повествования мальчик встречается с различными проблемами и трудностями, преодолевая которые, он растет и учится жить. Романтические отношения, как правило, в сюжете не фигурируют. В таком каноне было снято большинство НФ-аниме вплоть до 70-х, когда он потерял глобальность и постепенно слился с каноном аниме о гигантских роботах – «меха-шоу». В 1964 году Тэдзука положил начало еще одной традиции, выпустив полнометражный фильм-продолжение «Могучего Атома» – «Могучий Атом – космический герой». С тех пор большинство анимационных полнометражников представляют собой продолжения популярных ТВ-сериалов.

Слабый пол также не обошли вниманием. Главным жанром седзе-аниме (аниме для девочек) стали сериалы о «девушках-волшебницах», «махо-седзе», появившиеся в середине 60-х и также рассказывающие о взрослении. Первым таким сериалом стала знаменитая «Ведьма Салли», снятая в 1966–1968 гг. старейшей японской анимационной студией «Нихон Дога». Сериал повествовал о приключениях принцессы Волшебной Страны, учившейся в обычной японской школе. Подражатели и последователи расширили и этот канон, сохранившийся практически неизменным и по сей день. Он, в общем, близок тогдашнему аниме для мальчиков, но имеет некоторые отличия: к примеру, девушке обязательно должна сопутствовать какая-нибудь зверюшка, «волшебный помощник». Главная же особенность – девушка должна держать свою необычность в секрете от близких. Подобные требования отражают существующую и по сей день двусмысленность положения женщины в японском обществе, с одной стороны, все еще очень патриархальном, а с другой – стремительно вбирающем в себя европейские ценности, в том числе и равноправие женщин.

70-е годы были временем первого расцвета фантастической анимации. В 70-х аниме окончательно приобрело современный вид, и в нем сформировались основные направления.

В сенэн-аниме все так же доминировала научная фантастика, а главным сюжетом сериалов того времени был знаменитый сюжет о «гигантских роботах», первым характерным представителем которого был «Мазингер Зет» по одноименной манге Го Нагая. В нем впервые была выдвинута концепция «пилотирования» робота, что значительно оживляло повествование, так как герой мог и погибнуть. Как правило, создание подобных машин приписывалось внеземным цивилизациям («Робот-НЛО Грендайзер»), гениальным ученым-одиночкам (вышеупомянутый «Мазингер Зет») или вообще никак не объяснялось. При этом делался упор на уникальность таких конструкций. Управляли ими в основном герои, полностью соответствующие описанному выше канону сенэн-аниме, да еще и зачастую образующие сплоченную группу друзей-единомышленников. Это играло на настроениях тогдашней японской молодежи, склонной больше всего ценить дружбу и взаимопонимание, а не что-либо другое, вроде романтических отношений. Если в таких фильмах (так называемом жанре «сэнтай») и участвовали девушки, то они обычно играли роль «боевых подруг».

Особенности жанра сделали его необычайно привлекательным для производителей игрушек. Игрушечные компании не замедлили взять индустрию под свое крыло, поскольку осознали, каких прибылей можно добиться, продавая сувениры и игрушки по мотивам популярных сериалов.

Середина семидесятых ознаменовалась обоймой замечательных «космических опер» – как экранизаций классической американской фантастики вроде «Линзмена», так и «доморощенных» творений, из которых наиболее известны два сериала по мангам Лэйдзи Мацумото: «Космический линкор «Ямато» (1974) и «Космический пират капитан Харлок» (1978). Это масштабные эпические саги со сложными отношениями героев, запутанными интригующими сюжетами и невероятно сложными и красивыми даже на сегодняшний день космическими кораблями, выполненными в эстетике морских кораблей второй мировой.

В 1979 году уже тогда довольно известный, а ныне и вовсе один из знаменитйших режиссеров Японии Ринтаро снял по мотивам «Капитана Харлока» полнометражный фильм «Галактический Экспресс 9999», без которого сейчас не обходится ни один фестиваль японского кино. Мрачноватая, но стильная и красивая картина о дружбе, любви, мести и прощении хотя и смотрится сейчас несколько старомодной, но тем не менее совершенно не устаревает и по-прежнему оказывает мощное воздействие на аудиторию. Итак, к этому времени аниме наконец-то осознало себя.

Наступили восьмидесятые…

Андрей ТУПКАЛО

_{(Окончание следует)}