Текст книги "Поход Русов на Константинополь в 860 году и начало Руси"

Автор книги: Сергей Цветков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

2. Причины похода 860 г.

Контакты русов и Византии до похода 860 года касались не только военной сферы. П.В. Кузенков пишет: «О возможном проникновении в первой половине IX в. выходцев из русской(?) среды в высшие сословия Византийской империи говорят отдельные разрозненные данные: упоминания ок. 825 г. в “Житии Иоанникия” некоего Ингера, имевшего сан митрополита Никейского (один из высших в византийской церковной иерархии); сообщения византийских хроник о “славном Ингере”, отце императрицы Евдокии Ингерины (родилась ок. 837 г.); упомянутый Генесием при описании дворцового переворота 855 г. отряд “скифов из Таврики”, охранявших императора»^{25}.

Здесь уместно вспомнить о возможном кельтском происхождении имени Игорь^{26}. А.Г. Кузьмин так же предположил, что возможны и параллели с самоназванием племени ижора – ингры^{27}. Интересно также, что в 855 г. именно скифы (русы?) охраняли императора Михаила III (842–867 гг.), того самого, в царствование которого произошло нападение флота русов в 860 г. на Константинополь. Может быть, император чем-то обидел этих русов, поддержавших его во время переворота, и они решили отомстить ему, сообщив своим сородичам о том, что в июне 860 г. Константинополь оказался беззащитным, поскольку император с армией находился в походе против арабов?

Здесь очень важно проанализировать и западноевропейский источник, говорящий о первом дипломатическом контакте Руси – свидетельство «Вертинских анналов», сообщающих о дипломатической миссии византийского императора Феофила к императору франков Людовику, который принял посольство в Ингельхайме недалеко от Майнца. Император Византии прислал вместе со своим посольством «также некоторых людей, которые себя, т. е. род свой, называли “Rhos”, их король, называемый каганом, послал их, как они говорили, к нему (Феофилу) из дружбы. И он (Феофил) просил в упомянутом письме, чтобы они получили, благодаря императорской милости разрешение и поддержку на то, чтобы возвратиться домой через его империю, избежав, таким образом, опасностей, так как путь, которым они прибыли к нему в Константинополь, пролегал через земли, населенные варварами, свирепыми и дикими, и он не хотел, чтобы они опять повторили его, и таким образом снова подвергли бы себя опасности»^{28}.

И. Херрман пишет по этому поводу, сопоставляя свидетельство «Вертинских анналов» с русами (Ruzzi) «Баварского Географа»: «Люди из Руси были насколько возможно подробно расспрошены. Весьма вероятно, именно они были теми, кто сообщил этнографические сведения о местах между хазарами и венграми. При этом Ruzzi характеризовались как Forsderen liudi, Fresiti. То, что имелось при этом в виду, понятно: Ruzzi считались руководящими, первыми людьми – первым, главным народом. Они были Fresiti, Freisasstn, т. е. независимые. Так как это заявление следует непосредственно за упоминанием о хазарах, то вероятнее всего предположить, что акцентирование авторитетного положения русов должно было подчеркнуть независимость их от хазар. Если исходить из предположения, что “Баварский Географ” руководствовался сведениями от 839 г., то мы располагаем для этого времени однозначным свидетельством о независимости русов от хазаров…»^{29} Можно предполагать, что ко времени первого посольства в Византию, они уже располагали достаточно мощными военными силами и материальными ресурсами, чтобы попробовать договориться с могущественной империей. К тому же, их интересовало расширение торговли с самой Византией, без посредничества хазар, печенегов, венгров и византийских колоний в Крыму.

А.Н. Сахаров подчеркивает, что «русское посольство появляется в Византии именно в тот момент, когда в Причерноморье завязывается сложный международный узел. Византия стремится в этих условиях сохранить и упрочить свое влияние на северных берегах Черного моря и одновременно заручиться поддержкой западных соседей в борьбе с арабами. Именно к этому времени относятся ее посольства в Венецию, Испанию, к франкам». Сахаров считает, что: «Появление русского посольства в Константинополе можно рассматривать и как начало конца той полосы изоляции, в которой оказались восточнославянские племена после нашествия аваров, а позднее в связи с зависимостью от хазар. Посылка в Византию первого русского посольства и его появление в земле франков знаменует собой новый этап в становлении древнерусской государственности»^{30}.

Таким образом, можно констатировать, что прежние нападения и дипломатические переговоры имели незначительный «пробный» характер и были вызваны конкретной политической ситуацией в Черноморском регионе.

Необходимо отметить: в этом нападении русов на столицу могущественной империи были заинтересованы не только арабы, ведущие с Византией постоянные военные действия, но и хазары, не так давно потерявшие свои крымские владения. Византия недооценила военный потенциал русов, и нужно было его продемонстрировать, как это принято делать во все времена нашей истории.

Г.Г. Литаврин пишет, что русы: «испытывали настоятельную необходимость отстоять свое место в системе государств, причем наиболее крупных и сильных, обозначить свои границы и свои интересы, предъявить свои претензии на международной арене. Все это в условиях того времени можно было сделать, только продемонстрировав свой военный потенциал. Чтобы заставить считаться с собой, надо было первому нанести удар и обнаружить готовность его повторить. Иначе не было никаких надежд на то, что такие державы, как Византия, вступят с новым политическим образованием в дипломатические (включая торговые) отношения». Не исключено, что были и какие-то дипломатические договоренности. Литаврин допускает, что руководители похода 860 г. знали, что послы правителей русов в 838/839 добились каких-то уступок от императора Феофила, и теперь русы пытались возобновить их»^{31}.

Может быть, именно после посольства русов 839 г. и появились русы-тавроскифы на службе у императора, которые защищали его во время переворота в 855 г.? Нельзя исключать такой возможности.

В.Я. Петрухин считает, «что именно первый поход на Константинополь, вторжение руси в самый центр византийского мира означал ее “легитимизацию” и для византийского патриарха и для русского книжника. Этот путь “легитимизации” русские князья повторяли на протяжении первых двух веков русской истории регулярно: практически каждые тридцать лет русь совершала поход на Константинополь или в пределы Византии. Эта периодичность, видимо, определялась традиционным для византийской дипломатии сроком действия договора о мире»^{32}. Скорее всего, периодичность договоров с Византийской империей больше определялась сменой князей – после договора с Олегом, был заключен подобный договор с князем Игорем – следующее посольство возглавляла княгиня Ольга, регентша при малолетнем Святославе, который уже взрослым сам имел отношения с могущественной империей.

А.Н. Сахаров, оценивая поход 860 г. как первый значимый выход Руси на международную арену, считает, что между противоборствующими сторонами был заключен договор «мира и любви». «Если заключение договора “мира и любви” с империей, включавшего соглашение о крещении Руси, а точнее сказать, о готовности допустить на русскую территорию православную миссию, имело для Руси огромное политическое значение, небывало подняло престиж древнерусского государства и означало своеобразное “дипломатическое признание” древней Руси, то конкретные условия договора могли являть собой уже первые реальные плоды этого признания»^{33}.

Было ли нападение русов на Константинополь согласовано с Арабским халифатом? Вполне возможно, поскольку арабы были в то время одними из главных врагов Византии. Необходимо отметить, что как раз накануне этого нападения, в 859 г. византийские войска потерпели сокрушительное поражение в сражении с войсками Арабского халифата. «Едва избежав пленения, император Михаил III (842–867) спешно провел подготовку к новой военной кампании и в начале июня 860 г. повел армию в новый поход против арабов. Этим и воспользовались русы и 18 июня 860 г. появились у стен византийской столицы»^{34}. К тому же именно в это время греческий флот ушел к о. Крит для борьбы с пиратами.

Но чтобы воспользоваться этим обстоятельством, русы должны были знать заранее о предстоящем сражении между арабской и византийской армиями. Понятно, что узнать об этом они, скорее всего, могли только от арабов, кровно заинтересованных в своей победе. И они добились того, что, узнав о нападении русов на свою столицу, Михаил III спешно покинул поле боя и возвратился в Константинополь. Все это подтверждает версию о согласованности действий русов и арабов, тем более уж слишком коротким был промежуток между выступлением византийской армии из Константинополя и нападением на него флота русов.

Не исключено, что между арабами и русами существовал какой– то союзный договор – ведь они были старыми партнерами и, если для арабов Византийская империя являлась давним врагом, то для русов в данной ситуации могли реализоваться планы, растущие в отношении Византии, ослабленной войнами с мусульманским Востоком, и грех было этим не воспользоваться.

Но были ли взаимоотношения русов с Византийской империей до посольства 839 г.? Мы имеем единственный и самый ранний восточный источник, свидетельствующий об этом и к тому же идентифицирующий русов и славян и созданный до похода 860 г. Это «Книга путей и стран» Ибн Хордадбеха (род. ок. 820 г.). Вот что в ней говорится о русах: «Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей (джинс) славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных (окраин страны) славян к Румийскому морю (по мнению А.Г. Кузьмина – Черному морю. – С.Ц.). Владетель (сахиб) ар-Рума взимает с них десятину (ушр). Если они отправляются по Танису – реке славян – то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель (сахиб) также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу. Окружность этого моря 500 фарсангов. Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах. Переводчиками (для) них являются славянские слуги-евнухи (хадам). Они утверждают, что они христиане и платят подушную подать (джизью)»^{35}. То есть, автор этого текста был прекрасно осведомлен о торговых связях русов и византийцев.

Важно также понимать, что русы в те времена главенствовали над многими племенами Восточной Европы и держали в своих руках международную торговлю мехами, поставляя их на Арабский Восток и в Византию. Видимо, именно русы, имея преимущество и авторитет среди других восточноевропейских племен, могли выставить значительные воинские силы и построить необходимое для большой военной операции количество кораблей.

Скорее, к 860 г. эти торговые связи с Византией уже мало устраивали русов, стремящихся к расширению своего влияния. Очень интересен факт, что еще до 860 г. русы «утверждают, что они христиане». Это значит, скорее всего, что среди них уже в те времена были христиане. Вряд ли они стали бы обманывать в таком важном и легко проверяемом вопросе, как вера. Но к вопросу крещения русов до 860 г. мы еще вернемся.

Главные причины такой демонстрации силы – это торговые интересы русов, уже более столетия торговавших с Арабским Востоком. Знаменитый летописный путь «из варяг в греки» хоть и известен со времен бронзового века ^{36} получил новый импульс именно благодаря этому походу 860 г. Необходимость в новом серьезном торговом партнере в лице Византийской империи была налицо. И выгоды иметь серьезный торговый центр, и не один, на Днепре были очевидны. И, если Великий волжский путь функционировал, по крайней мере с середины VIII в., благодаря активности русов севера и востока Древней Руси, то путь «из варяг в греки», получив после похода 860 г. новый импульс, во многом определил дальнейшее развитие молодого государства на юге, превратив Киев из небольшого городка в могущественную столицу Древней Руси, в один из самых крупных городов Европы.

Интересно, а изгнание варягов накануне призвания Рюрика не могло быть связано с походом 860 г.? Может быть, за этим фактом кроется борьба язычества с христианством в среде русов. На этот вопрос мы постараемся ответить ниже.

3. Хазары и русь накануне 860 г.

Для более вероятной локализации Русского каганата и понимания причин похода 860 г., необходимо рассмотреть непростую политическую ситуацию в Хазарском каганате в первой половине IX в.

Как известно, в VIII–IX вв. доминирующее место в истории юга Восточной Европы принадлежало именно Хазарскому государству. Это достаточно мощное образование, не только подчинившее себе ряд воинственных кочевых племен Причерноморских степей и Прикаспия, но и сумевшее в течение длительного времени сдерживать натиск Арабского халифата на Кавказе.

Относительно территории, занимаемой Хазарским каганатом, единого мнения среди исследователей нет. Б.А. Рыбаков считает, что это вызвано тем, что его границы были изменчивы. «Если каждое упоминание источников о взимании дани хазарами или о попытке их взимать дань (как в случае с полянами, давшими вместо дани символ суверенности – меч) рассматривать как доказательство вхождения этих племен в состав каганата, то Хазария будет выглядеть огромной державой, занимающей половину Восточной Европы»^{37}. Опираясь на известный хазарский документ «Ответ царя Иосифа» и арабские источники, Рыбаков очерчивает эту границу «как пространство между Доном (у Саркела) и Каспием, с одной стороны, и между Манычем и Нижней Волгой, с другой. К этому следует прибавить давние хазарские владения в Дагестане с городами Семендером и Беленджером». У хазар также были владения в районе Керченского пролива и в Крыму^{38}. (Рис. 17)

По мнению В.В. Седова, Хазарский каганат занимал достаточно обширную территорию и, включал в себя «на севере весь бассейн Северского Донца и бассейн Дона почти до Воронежа, на западе – Северное Приазовье и часть Крыма, на юге – Кубань и предгорья Кавказа вплоть до Каспийского моря. Население Хазарского государства было многоэтничным, в его составе были хазары, аланы, болгары, угры, славяне и другие, более мелкие племена. Арабские авторы сообщают о десятке городов-крепостей, имевших мощные каменные фортификационные сооружения. Они были сконцентрированы на юго-восточной окраине Хазарии, куда через Дербентские «ворота» могли в первую очередь проникнуть боевые силы ее главного противника – Арабского халифата^{39}.

Таким образом, Хазария становится главным союзником Византии в ее постоянной борьбе с арабами.

М.И. Артамонов пишет по этому поводу: «Могущественная Хазарская держава была желанным союзником как для Византийской империи, так и для Арабского халифата, изнемогающих в непрекращающейся борьбе друг с другом. Оба эти государства неоднократно пытались обеспечить прочные дружеские отношения с хазарами родственными связями с каганатом, и та и другая сторона с еще большей настойчивостью старались навязать хазарам свою религию, как лучшую в данных условиях форму подчинения хазар своим политическим интересам.

Еще в 737 г. Мервану удалось принудить хазарского кагана принять мусульманство. Однако вынужденное обращение было непрочным. Хазарский каган скоро отказался от религии своих врагов, что, впрочем, не помешало мусульманству распространиться среди населения Хазарии. Связанное с Византией христианство издавна и широко было распространено в подвластных Хазарии областях Крыма и Кавказа, и давление на хазар с этой стороны было, без сомнения, если не столь грубым и прямолинейным, как со стороны арабов-мусульман, но зато более постоянным»^{40}.

Вместе с тем, среди основной массы хазар-кочевников еще продолжала жить старая языческая религия. «Однако, – как пишет Артамонов, – еще в первой половине VIII в. перед правительством Хазарии встала дилемма – либо христианство, либо ислам», либо их взаимное сосуществование. Но хазары выбрали третью – иудаизм, несмотря на то, что это противоречило самой его сути, а именно идеи избранности еврейского народа.

«Эта религия не объединяла разноплеменное население, а наоборот, разъединяла его; поэтому она не могла служить прикрытием и обоснованием классового господства, она подчеркивала классовые противоположности и отделяла исповедующее ее правительство от народа»^{41}.

Таким образом, благодаря принятию верхушкой Хазарии иудаизма при сосуществовании христианства, ислама и язычества, была заложена мина замедленного действия, взрыв которой привел, в итоге, к уничтожению этого государства, постепенно расшатываемого внутренними противоречиями.

Столица каганата – город Итиль, располагался в дельте Волги и пока не обнаружен археологами. По одной из версий, учитывающей, что Каспийское море в VIII в. было меньше по своим размерам, и дельта Волги находилась почти в 100 км южнее существующей, Итиль сегодня может располагаться на дне Каспия. (Рис. 2, 3)

^{Рис. 2. Территория Хазарии по данным письма царя Иосифа (по Могаричеву Ю.М.)}

^{Рис. 3. Местоположение города Итиля, столицы хазар (по Могаричеву Ю.М.)} 

Этот город подробно описан арабскими авторами, в частности ал-Масуди. Город состоял из трех частей: его кварталы располагались по обоим берегам Волги, а на острове замок, построенный из редкого для Хазарии обожженного кирпича; стены же самого Итиля были возведены из кирпича-сырца.

Население столицы было полиэтничным и состояло из общин иудеев, мусульман, христиан и язычников, среди которых были славяне и русы^{42}.

В 30-е годы IX в., о чем свидетельствуют византийские документы, у Хазарского каганата появился еще какой-то соперник.

Правители Хазарии не смогли сдерживать военный натиск этого соседа и направили послов в Византию с просьбой о помощи в крепостном строительстве, на которую благожелательно откликнулся византийский император Феофил (829–842 гг.).

В Хазарию, о чем повествует Константин Багрянородный^{43}, была направлена экспедиция во главе с Петроной Каматиром, братом жены императора Феодоры, что говорит о том, какое большое значение придавал император этой экспедиции. Константин Багрянородный рассказывает о постройке экспедицией Петроны крепости Саркел на левом берегу Дона, в устье Цымлы, не сообщая точной даты этого строительства. (Рис. 4)

Археологические исследования показали, что это была мощная для своего времени крепость. Как пишет В.В. Седов: «Она имела в плане форму четырехугольника размерами 193,5 x 133,5 м, кирпичные стены по периметру толщиной 3,75 м и башни по углам и вдоль стен. Крепостные сооружения Саркела своей геометрической правильностью, точностью разбивки и безукоризненной техникой кладки, подчеркивает исследователь П.А. Раппопорт, свидетельствуют о том, что строителями их были мастера, имеющие богатый опыт кирпичного строительства. Вместе с тем, формат кирпича, технология кладки и исключительно геометрический план крепости определенно указывают на то, что это была не собственно византийская (константинопольская) строительная традиция. Крепостные сооружения Саркела обнаруживают черты сходства с раннесредневековым строительством Кавказского региона, а отдельные элементы сопоставимы с иранской архитектурой. В этой связи можно с большой долей определенности полагать, что строителями Саркела были мастера не из Константинополя, а из одной из малоазийских фем, скорее всего из Пафлагонии»^{44}.

^{Рис. 4. Схематический план Саркела (по Артамонову М. И.)} 

Интересно, что по возвращении в Константинополь, Петрона

Каматар заявил императору:

«Если ты хочешь всецело и самовластно повелевать крепостью Херсоном и местностями в нем и не упускать их из своих рук, избери собственного стратига и не доверяй их протевонам и архонтам»^{45}.

Дело в том, что до 30-х годов IX в. Крымская Готия находилась в составе Хазарского каганата. В связи с тем, что Византия выполнила для Хазарии строительство крепостей, последняя была вынуждена уступить крымские земли. Херсон с округой стал византийской фемой, первым стратигом которой был Петрона Каматир. Кроме этой территории, остальной Крым принадлежал, в основном, хазарам.

М.И. Артамонов пишет: «Освобождение Готии из-под власти Хазар и переход ее во власть Византии, по-видимому, произошли в период острого кризиса, который, – подчеркивает автор, – переживала Хазария в первой четверти IX в. после реформ Обадия. Хазария в то время не располагала силами для противодействия этому переходу и должна была с ним примириться. Одной из важнейших задач хазарского посольства в Константинополь и ответной миссии Петроны и могло быть улаживание связанного с этим конфликта между Хазарией и Византией. Оба государства были слишком заинтересованы друг в друге, чтобы не найти пути к примирению, особенно перед лицом новых, вставших пред тем и другим опасностей в виде вторжения мадьяр и появления агрессивного Русского государства. Участие Византии в сооружении Саркела было дружественной демонстрацией готовности империи разделить с хазарами усилия по борьбе с новыми общими врагами»^{46}.

Необходимо отметить, что подобная смена власти в Крыму не могла обойти стороной торговые интересы русов. Они не только находились во враждебных отношениях с Хазарией, но имели с ней партнерские торговые отношения, в том числе, через Крымскую Готию. Об их присутствии там говорят и найденные впоследствии в Херсонесе Константином (Кириллом) русские письмена. Видимо, новая византийская администрация мешала устоявшимся торговым отношениям, что, возможно, и повлияло на необходимость продемонстрировать свою силу в 860 г.

^{Рис. 5. Белокаменная стена и план Маяцкого городища (по Артамонову М. И.)} 

В.В. Седов пишет: «Исследователи не раз обращали внимание на то, что постройка Саркела и уступка Хазарией Византии Крымской Готии крайне неравноценны. Высказывались догадки, что возведение Саркела было “ширмой”, а не главной задачей миссии Петроны. Но никаких подтверждений этому до недавнего времени не было. Теперь археологические материалы свидетельствуют, что это действительно так.

Византийское военно-фортификационное строительство в Хазарии в 30-х годах IX в. не ограничилось возведением Саркела. Параллельно, как показывают археологические изыскания, византийскими мастерами были произведены крупные работы по укреплению северо-западных рубежей Хазарского каганата: были выстроены мощные для того времени крепости там, где территория салтово-маяцкой культуры вплотную соприкасалась с ареалом волынцевской культуры и роменско– борщевских древностей»^{47}. (Рис. 5,6) А именно с волынцевской культурой В.В. Седов связывает расселение русов. Далее он продолжает: «Картогра– фия каменных крепостей Хазарского государст– ва, выстроенных в византийской военно– инженерной традиции, достаточно надежно указывает на то, что все они предназначались для защиты северо-западных рубежей. За ними на север и запад простирались земли славян-русов, которые основали раннегосударственное образование – Русский каганат. Очевидно, последний и стал в эти годы IX в. угрозой Хазарии»^{48}.

^{Рис. 6. План Правобережного Цимлянского городища. (Из книги С.А. Плетневой «Очерки хазарской археологии» М.; Иерусалим, 1999)} 

Можно представить себе насколько серьезную угрозу представлял Русский каганат для Хазарии, что она «вынуждена была ценою территориальных уступок с помощью византийских инженеров и строителей создать мощную линию крепостных сооружений, способную выдержать натиск своего крепнущего соседа – Русского каганата, на своих северо-западных рубежах^{49}.

В отношении строительства этих крепостей существуют разногласия между исследователями. По одной из версий, о которой речь пойдет ниже, возможными строителями этих крепостей были сами русы. (Рис. 7, 8)

Интересно, что В.В. Седов именно со строительством крепостей и неудачей посольства русов в 839 г. («Вертинские анналы»), связывает нападение русов на Амастриду. «Безрезультатные попытки установить контакты с Византией, по-видимому, были расценены в Русском каганате как недружественные. И последовала ответная акция – нападение русов на византийский город Амастриду. Он был избран для военного набега не случайно. Амастрида была административным центром Пафлагонии, а строители Саркела и, по всей вероятности, хазарских крепостей на пограничье с Русским каганатом были мастера именно из этой византийской фемы. О нападении «варваров росов – народа, как все знают, дикого и жестокого» на Амастриду рассказывает «Житие Георгия Амастридского», которое, согласно изысканиям В.Г. Василевского и И. Шевченко было написано Игнатием до 842 г. В этой связи время погрома русами Амастриды определяется обычно 840 г., то есть вслед за неудачной попыткой их кагана наладить отношения с Византией»^{50}.

^{Рис. 7. Поселения и городища салтово-маяцкой культуры и границы Русского каганата (VIII–IX вв.) (по Галкиной Е. С.)}

^{Рис. 8. Племена Восточной Европы и Заволжья в начале X в. по данным анонимного сочинения «Худуд аль-Алам» (по Галкиной Е. С.)} 

Не следует забывать, что Амастрида была крупнейшим торговым центром на Черном море. Вот как писал об этом городе Никита Пафлагон (род. 885 г.) в «Житии патриарха Игнатия» (в нем описан и небезызвестный поход 860 г.): «О, Амастрида, око Пафлагонии, а лучше сказать – почти всей вселенной! В нее стекаются, как на общий рынок, скифы, как населяющие северные берега Эвксина, так и живущие южнее. Они привозят сюда свои и забирают амастридские товары». М.В. Бибиков пишет по этому поводу: «Если идентификация скифов с росами верна, то в данном случае зафиксированы древнейшие торговые контакты между Византией и Русью»^{51}.

Интересно, что, несмотря на возобновление дружеских отношений с Византией в 834 г. хазары не позволили Петроне соорудить в Саркеле христианский храм, хотя он рассчитывал на это строительство и даже привез к месту постройки крепости мраморные архитектурные украшения для его строительства. А ведь среди хазар было немало христиан. М.И. Артамонов считал, что подобное отношение хазар к христианству было вызвано принятие каганом Хазарии Обадием иудейской религии в качестве государственной в начале IX в. «Религиозные ограничения и преследования распространялись не только на христиан, они охватывали и мусульман, особенно опасных для Хазарии по их связям с враждебным Арабским халифатом»^{52}.

Особый интерес для данной работы представляют взаимоотношения византийцев и хазар на Крымском полуострове. Надо сказать, что отношения между Византией и Хазарией в Таврике в середине IX в. были довольно напряженными. Если в период с конца 10-х по начало 40-х годов «источники не позволяют говорить об угрозе Херсонесу со стороны “врагов”», то к середине IX в. ситуация меняется. «По мнению К. Цукермана, в 50-х гг. территория, принадлежавшая империи, ограничивалась только Херсонесом и его ближайшей округой. В результате фема Климатов была переименована в фему Херсон»^{53}.

А это означает, что контроль за действиями флота русов мог осуществляться только со стороны Херсонеса, и они могли пройти незамеченными через Керченский (Боспор) пролив. Хазарская администрация Таврики вряд ли была заинтересована сообщать об этом византийцам. Не исключено, что они сами имели интерес в получении части добычи от этого похода, поскольку основные доходы получали от посреднических услуг. «Торговые пошлины (десятина) наряду с данью с подвластных народов были важнейшей статьей доходов Хазарского государства: каганат прочно удерживал речные магистрали – Дон и Волгу, ведущие с севера – из глубин Восточной Европы и формирующегося Русского государства – к Черному и Каспийскому морям, в Византию и на Ближний Восток, а также контролировал (до X в.) ответвление т. н. Шелкового пути, ведущего с Востока (из Китая) через Северный Кавказ к городам Северного Причерноморья. При этом, вопреки ставшим расхожим представлением о главенстве «финансового капитала» в Хазарии, у нумизматов практически нет данных о денежном обращении в каганате; хазары чеканили собственные подражания арабским дирхемам, но клады серебряных монет на территории каганата единичны, особенно по сравнению с многими десятками кладов, содержащих десятки тысяч монет на территории Руси (и связанной с ней Скандинавии). Русь должна была испрашивать разрешения хазар, чтобы те пропустили их дружины в Закавказье, и платить десятину при провозе товаров для торговли. Царь Иосиф утверждал, что если бы он не сдерживал русов, те захватили бы весь цивилизованный мир. Русь стала главным соперником каганата в Восточной Европе»^{54}.

Хазария, начиная со второй четверти IX в., вынуждена была постоянно лавировать не только между традиционными грозными соседями – Византийской империей и Арабским халифатом, но и считаться с новым, все более набирающим силы соперником, к тому же кровно заинтересованном в беспрепятственной международной торговле с главными врагами каганата, русами.

Учитывая сложившуюся политическую ситуацию в регионе, у русов были весьма веские причины для нападения на Константинополь в 860 г. при молчаливом согласии хазар и союзе с арабами.