Текст книги "Поход Русов на Константинополь в 860 году и начало Руси"

Автор книги: Сергей Цветков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

ВВЕДЕНИЕ

Вопросы образования Древнерусского государства и русского этноса и сегодня вызывают множество научных дискуссий. Споры норманистов и антинорманистов скоро перевалят за третье столетие. Во многом это связано, с одной стороны, с бедностью источников по истории Древней Руси до призвания Рюрика, с другой – с тенденциозностью освящения этих событий в Повести временных лет. Вместе с тем, в отечественной истории существует событие, оставившее многочисленные документальные следы, и анализ которого позволит, может быть, хотя бы слегка приоткрыть завесу над главными тайнами Руси и реконструировать хотя бы в общих чертах государственное образование, предшествующее Киевской Руси.

18 июня 860 года (точную дату сообщает Брюссельская хроника) произошло важнейшее для российской и мировой истории событие. Речь идет о нападении флота русов на Константинополь. «В его царствование (императора Михаила III. – С. Ц.), 18 числа июня месяца, 8 (индикта), в 6368 году (860 г. н.э. – С. Ц.), на пятом году его правления пришли росы с двумястами кораблями, которые, ходатайствами Всехвальной Богородицы, были христианами покорены, сокрушительно побеждены и истреблены»^{3}.

Об этом хорошо организованном и, видимо, хорошо спланированном нападении сообщает свидетель данного события константинопольский патриарх Фотий в своем знаменитом «Окружном послании» и еще в двух сочинениях, а также другие современные этому военному походу авторы: архиепископ Георгий Никодимский, римский папа Николай I, Иосиф Песнописец и многие другие. В Повести временных лет эти военные действия освящены как поход Аскольда и Дира, произошедший в 866 г.

В древнерусской истории трудно найти событие, которое описывалось бы столь подробно в многочисленных византийских, западноевропейских и древнерусских источниках, что, несомненно, говорит о том, какое большое значение придавали этому факту народы средневековой Европы – свидетельство о первом серьезном выходе Руси на международную арену, причем на два года раньше призвания Рюрика, с приходом которого традиционно связывается начало русской государственности.

В общих чертах эта информация, почерпнутая из разных источников и проанализированная П.В. Кузенковым, выглядит следующим образом:

18 июня 860 г. к Константинополю подошел вражеский флот.

Число судов флота русов в разных источниках составляет от 200 до 360 кораблей. Это был народ, дотоле малоизвестный и малозначительный, но добившийся крупных побед над своими соседями. Поскольку император Михаил III со своей армией находился в это время в походе против арабов, не встретив сопротивления, русы осадили город, разграбив пригороды Константинополя, захватили в плен и убили множество жителей. Они подвергли разорению также и окрестные области, в том числе Принцевы острова в Мраморном море, в 100 км от столицы империи. Скорее всего, в одну из ночей была предпринята атака на город со стороны моря, которая посеяла панику среди горожан. Патриарх Фотий всячески успокаивал жителей, призывая уповать на покровительство Богородицы; вокруг городских стен с молебнами была обнесена священная риза Богородицы, вскоре, после чего русы сняли осаду и отступили от Константинополя, унося большую добычу. Император Византии, получив известие об этом нападении, прервал свой военный поход и спешно вернулся в Константинополь. Вместе с патриархом он молился во Влахернском храме, и когда в море окунули хранившуюся там святыню – покров Богородицы, внезапно поднялась буря, погубившая вражеский флот. Вскоре после этого события, грозный и жестокий народ, недавно причинявший христианам одни беды, добровольно склонился к принятию христианства. В Константинополь прибыло посольство русов, заключившее с империей договор о мире и просившее о крещении. Патриарх Фотий отправил к русам епископа, который около 866 / 867 г. сообщил об успехах своей проповеди. После убийства Михаила III и низложения патриарха Фотия, новый император Василий I с помощью богатых даров добился от русов подтверждения мирного соглашения и исполнения договоренности о крещении, однако архиепископ, поставленный патриархом Игнатием, был встречен с недоверием. Тогда он по просьбе вождя русов на собрании старейшин и народа явил чудо – книга Евангелия была брошена в огонь и осталась невредимой. После этого чуда русы добровольно склонились к принятию христианства^{4}.

Необходимо отметить, что, по мнению большинства специалистов, нападавшие на Константинополь корабли русов не были примитивными долблеными лодками, а морскими ладьями, вместимость которых составляла от 40 до 100 человек, что не отличалось от вместимости других западноевропейских и даже большинства византийских судов. Вот что пишет об изготовлении и оснащении судов сам император Константин Багрянородный: «Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочии Славинии – рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти (водоемы) впадают в реку Днепр, то и они из тамошних (мест) входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для (оснастки) и продают росам. Росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство… снаряжают их…»^{5}

Анализ данного текста позволил сделать вывод, что: «Собственно долбленки использовались, по-видимому, в качестве килевой части более сложных конструкций типа поздней русской набойной ладьи-насада с наставными бортами из планок, пригодной для морских плаваний. Выделение в «Русской Правде» четырех типов судов – морских ладей, набойных лодей, стругов и челнов – указывает на разнообразие видов кораблей в зависимости от характера плавания (по морю или рекам) и его целей (торговые, военные)». Анализ текста Константина Багрянородного показывает не только этапность технологии в изготовлении и снаряжении лодей, но и разную этническую принадлежность групп, выполнявших различные операции. Так, в Славониях производилась наименее технологически сложная часть работ – изготовление цельнодеревянной основы будущей лодьи, тогда как русы дооснащали ее^{6}.

Это лишний раз показывает, что в походе, подобном походу на Константинополь, скорее всего, принимали участие разные племена Древней Руси, при главенстве русов и прибывшие в Византию на вместительных и отнюдь не примитивных судах, приспособленных к плаванью на море.

О том, что в нападении на Константинополь, использовались достаточно сложные по своей конструкции суда, говорит и наличие у них такого приспособления как трохантир, о чем сообщает «Житие, или Подвиги, иже во святых отца нашего Игнатия, архиепископа Константинопольского»^{7}. «По всей вероятности, так называлось некое подобие вертикальной лебедки (кабестана)…» Все это говорит и о сложности конструкции судов русов и о значительных размерах^{8}.

А.Г. Бабуров в свое время указал мне на то, что корабли русов того времени ничем не уступали византийским кораблям, как по своим размерам, так и техническим характеристикам. Подробней вопросы славянского судостроения будут описаны ниже в отдельной главе. Он так же отметил, что в Повести временных лет не зря отсчет названия «Русь» идет именно с времени царствования императора Михаила. «В лето 6360 (856) индикта 15 день, когда начал царствовать Михаил, стала называться Русская земля. Узнали мы об этом, ибо при этом царе приходила русь на Царьград, как пишется в летописании греческом. Поэтому отсюда начнем и числа положим»^{9}.

Так что, если главная летопись Руси исчисляет ее начало с царствования Михаила и указывает на поход русов на Константинополь, то мы можем смело считать эту дату началом Русского мира. Интересно, что автор Повести временных лет прямо указывает, что его знания об этом походе целиком основываются на византийских источниках «как пишется в летописании греческом», именно поэтому он и связывает этот поход с Аскольдом и Диром. Скорее всего, летописец использовал хронику Симеона Логофета, созданную в середине X в., Кузенков обратил внимание на то, что ПВЛ имеет параллель со второй гомилиией патриарха Фотия, где говорится, что нападавшие «получили имя» после похода 860 г.^{10} Возможно, летописец был также знаком с его творением.

Точная же его дата стала известна благодаря нахождению цитируемой выше так называемой «Брюссельской хроники», впервые опубликованной в 1894 г. бельгийским ученым Фр. Кюмоном^{11}.

Так что можно констатировать, что в нападении русов на Константинополь 860 г. участвовали достаточно серьезные по тем временам военно-морские силы и значительный контингент войск. Это событие привело буквально в шок население Константинополя и самого императора. Судя по всему, от нападавших русов по старой византийской традиции попросту откупились.

О том, что это нападение произвело очень сильное впечатление на жителей Константинополя, свидетельствует и тот факт, что благодаря ему появился новый церковный праздник. 2 (15 н. с.) июля Православная Церковь отмечает праздник Положения честной ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне. Этот праздник был введен константинопольским патриархом Фотием как память о счастливом избавлении жителей Константинополя от жестокости и неистовства росов вскоре после их ухода от стен столицы империи.

Интересно, что в начале X века русские моряки уже появляются на византийской службе и обслуживают византийские суда, в том числе флагманские. Получали же русские моряки плату, в четыре раза превышающую плату греческим морякам, что свидетельствует не только о высочайшем уровне профессиональной подготовки русов, но и о том, что сами корабли Руси отвечали международному уровню морского судоходства. Вполне очевидно, что византийский император не доверил бы управление своим судном морякам, знакомым лишь с примитивными долблеными лодками.

Нападение флота русов на Константинополь, скорее всего, связано с военной активностью Русского каганата, о котором более чем за два десятилетия до этого упоминают «Вертинские анналы» и арабские средневековые источники. Оно связано и с началом русской дипломатии и, даже, первым крещением Руси, произошедшем благодаря данному событию через несколько лет. Это событие дает возможность оценить потенциал государственного образования русов, предшествовавшего созданию Киевской Руси.

ГЛАВА I.
ВИЗАНТИЯ, ХАЗАРИЯ И РУСЫ НАКАНУНЕ ПОХОДА 860 г.

1. Русь и Византия до 860 г. и причина похода

Понятно, находись Византийская империя на пике своего могущества, вряд ли поход русов состоялся бы и вызвал такую панику у жителей Константинополя. Положение дел в самой Византии накануне похода русов 860 года было далеко не блестящим. Необходимо отметить, что первая половина IX в. была отмечена многочисленными политическими и религиозными распрями. После падения Исаврийской династии византийских императоров, последний представитель которой Лев V был убит в 820 г., к власти пришла Аморийская династия. Император Лев V, известный своей ярой иконоборческой политикой, которая была подкреплена решением поместного (815 г.) Собора, вызвал к себе враждебное отношение.

Аморийская династия была также раздираема интригами, раздорами и борьбой за власть. Ее первый представитель Михаил II Тавл (820–829 гг.), человек малообразованный, не участвовал в богословских распрях и требовал их прекращения. Константин Багрянородный писал о нем, что «царство ромеев по небрежению и неопытности правивших в то время опустилось почти до ничтожества»^{12}.

Интересно, что в период его правления произошло восстание Фомы Славянина, что вызвало в стране гражданскую войну, которая спровоцировала впоследствии между арабами и византийцами длительные военные действия, все больше подтачивающие силы империи. Его сын Феофил (829–842 гг.) продолжил губительную политику иконоборчества, которая, вместе с тем рухнула как раз в период его правления окончательно. Преуспев в гражданских делах, он постоянно терпел поражение в делах военных.

Именно в его царствие Константинополь посетили в 839 г. послы кагана русов. После неумелого регентства императрицы Феодоры (842–856 гг.) на престол вступил ее повзрослевший сын Михаил III (842–867 гг.), прозванный Пьяницей. Главным его достоинством было – выбирать людей. Именно при его согласии и поддержке патриархом Константинополя был избран один из образованнейших людей того времени Фотий (858–867 гг.; 877–886 гг.), не без влияния которого «византийская культура становится методом управления»^{13}. Во многом именно эта политика способствовала просветительской деятельности Кирилла и Мефодия в крещении славянских народов и установлении дипломатических отношений с новичками на международной арене – русами. Вместо военной силы и устрашения империя предлагала окружающим ее варварским народам свою культуру и религию в качестве гаранта дальнейших плодотворных контактов, где военная сила применялась лишь в крайних случаях. Эта новая политика Византии на долгие годы определила структуру отношений с ее соседями (рис. 1).

Но было ли это нападение на империю действительно первым, и какими были взаимоотношения русов с могущественной Византией до похода 860 г.?

^{Рис. 1. Византия в IX–XI вв.} 

По существующим византийским, старославянским и старогрузинским источникам первый, но далеко не самостоятельный, поход русов был в 626 г. и происходил следующим образом:

29 июня 626 г. к стенам Константинополя подступили аварские войска, возглавляемые каганом. По данным Пасхальной хроники это был только передовой отряд аваров, состоящий из тридцати тысяч воинов. Долгое время авары не начинали боевых действий, несмотря на то, что союзная им персидская армия находилась в Халкедоне. Очевидно, они ожидали флота славян, после прибытия которых, 29 июля «прибывшие славяне воевали и под стенами Константинополя и на море. Пешие славянские воины были вооружены копьями и одеты в латы. Славяне моряки имели однодревки ладьи, выдолбленные из одного дерева. Третьего августа они двинулись к азиатскому берегу, чтобы привезти на помощь персов, но на следующий день утром были потоплены греками. Оставшихся в живых славянских моряков перебили и вырезали армяне и авары по приказанию кагана. После этого каган ушел из– под Константинополя»^{14}.

Вот как описывает этот поход византийский автор Феодор Сикелл, живший в годы правления императора Ираклия (610–641 гг.): «…И действительно, мы своими глазами видели персов, посланных от Сарвазара (персидский полководец. – С.Ц.) и принесших хакану дары. Мы слышали также, будто они заключили соглашение о том, чтобы были посланы славянские моноксилы и в них персидское войско из Халкидона (город напротив Константинополя на другом берегу Босфора) пересекло море.

Так сказали послы. А варвар хаган просил у персов войско не потому, что нуждался в союзниках – ведь и земля и море были заполнены подвластными ему свирепыми племенами, но дабы показать нам единодушие, которым отличался его союз с персами против нас. И вот этой ночью посланы были моноксилы к персам, и на них множество славян отплыло, чтобы привезти союзное персидское войско. Ведь славяне приобрели большой навык в отважном плавании по морю с тех пор, как они начали принимать участие в нападениях на ромейскую державу». Стоит обратить самое пристальное внимание на последнюю фразу, показывающую, что уже в первой половине VII в. славяне, по оценке византийцев, были умелыми и отважными мореходами. Далее события развивались следующим образом: «На море были снаряжены славянские моноксилы, чтобы в одно время и в один час против города началась одновременно и сухопутная и морская война. Хакану удалось превратить в сушу весь залив Золотой Рог, заполнив его моноксилами, везущими разноплеменные народы. Он считал, что именно это место подходит для нападения на город…

И по всей стене и по всему морю раздавался неистовый вопль и боевые кличи… А в заливе Золотой Рог хаган заполнил моноксилы славянами и другими свирепыми племенами, которые он привел с собой. Доведя число находившихся там варварских гоплитов до огромного множества, он приказал флоту налечь на весла и с громким криком двинулся против города. Сам он начал приступ, мечтая о том, что его воины на суше низвергнут стены города, а моряки проложат легкий путь к нему по заливу. Но повсюду Бог и Дева Владычеца сделали его надежды тщетными и пустыми. Такое множество убитых врагов пало на каждом участке стены и столько повсюду погибло неприятелей, что варвары не смогли даже собрать и предать огню павших»^{15}.

Я.Е. Боровский, сравнивая погребальный обряд славян, участвовавших в данном походе на Константинополь с обрядом погребения русских воинов, погибших там же при осаде столицы империи русским князем Святославом, пришел к выводу, «что в осаде Константинополя в 629 г. большую силу составляли славяне лесной полосы Среднего Поднепровья, у которых в VI–VII вв. господствовал обряд трупосожжения, в то время как у южных (степных) племен практиковался преимущественно обряд трупоположения»^{16}. Подобное предположение подтверждает и археологический материал. Византийские монеты VI–VII вв., а так же золотые и серебряные изделия того же времени обнаружены в Киеве и Среднем Поднепровье и на юге, там, где проходил торговый путь из Киева в Константинополь. «Сюда эти вещи могли попасть не только путем постоянного торгового обмена между русами и греками, но и в результате военных походов восточных славян против Византийской империи»^{17}.

Основываясь на этих данных, Я.Е. Боровский видит в славянах, участвовавших в осаде Константинополя в 629 г., «выходцев из Среднего Поднепровья»^{18}. Возможно, в этом походе участвовали анты, населявшие в то время отдельные регионы Северного Причерноморья.

Следующим из известных нам событий был набег «великой русской рати» во главе с «сильным князем Бравлином» на южнокрымские города, в том числе на Сутдею (Сурож, совр. Судак), случившийся вскоре после кончины епископа этого города св. Стефана (конец VIII в.), о чем повествует «Житие Стефана Сурожского»: «По смерти же святого пришла рать великая русская из Новгорода, князь Бравлин весьма силен и, попленив от Корсуни до Корчева, со многою силой пришел к Сурожу. Десять дней продолжалась злая битва, и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, вошел в город и, взяв меч свой, подошел к церкви святой Софии». В.В. Фомин обратил внимание на то, что имя князя Бравлина ассоциируется с битвой при Бравалле, где в 787 г., то есть незадолго до описываемых событий, даны и их союзники балтийские славяне дали бой шведам^{19}. Не есть ли это указание на то, что князь Бравлин был выходцем с берегов Южной Балтики? Не исключено так же, что имя «Бравлин» искаженное имя князя Буривоя, отца небезызвестного Гостомысла, который, согласно Иоакимовской летописи, знакомой нам по трудам В.Н. Татищева, призвал на княжение Рюрика с Синеусом и Трувором. Если князь Буривой действительно существовал, то по времени своей жизни он мог напасть на Сугдею. Это может свидетельствовать о том, что балтийские славяне уже во время описываемых событий имели свои торговые поселения в Восточной Европе.

М.И. Артамонов считает, что это нападение вызвало серьезные политические решения в Византии и Хазарии: «Если учесть, что нападение Руси во главе с князем Бравлином на южное и восточное побережье Крыма, “от Корсуни до Корча”, произошло до построения Саркела, то одного этого было бы вполне достаточно, чтобы привлечь внимание и Византии, и Хазарии к новой грозной силе, появившийся в Восточной Европе. Это нападение охватило не только сравнительно ограниченные греческие владения в Крыму, но и области этого полуострова, находившиеся во власти хазар. Известно, что в Суроже (Сугдее) в это время сидел хазарский наместник Юрий Тархан. У хазар и Византии были все основания опасаться, что на этом роль Руси не кончится, и озаботиться организацией эффективной защиты от новых нападений этого врага»^{20}. Необходимо отметить, что Хазария, как это будет видно из дальнейшего, столкнулась с русами много раньше Византии (по крайней мере, с середины VIII в.).

Б.А. Рыбаков предполагает, «что блокирование Византией устья Днепра и того побережья Черного моря, которое было необходимо русам для каботажного плаванья к Керченскому проливу или в Царьград, и послужило причиной русского похода на византийские владения в Крыму, отраженного в “Житии Стефана Сурожского”»^{21}.

А.Н. Сахаров считает, что в результате этого нападения был заключен один из первых договоров с Византией. Русы «вернули все, что награбили, вывели рать из города, ничего не взяв с собой, и отпустили пленных. Перед нами характерные черты мирного соглашения времен не только “дорюриковой”, но и ''додоговорной” Руси». А.Н. Сахаров подчеркивает, что это было «типичное соглашение с местными византийскими властями, которое заключалось, возможно, в трудных для русов обстоятельствах. Важно отметить и факт участия в событиях архиепископа Филарета. В делах государственных, в том числе внешнеполитических, византийские церковные иерархии имели большое влияние». Поскольку архиепископ Филарет крестил князя Бравлина, А.Н. Сахаров не исключает, что он участвовал в переговорах с русами, «настояв на вышеупомянутых условиях соглашения, где на первом месте стояло возвращение церковных ценностей.

Обращает на себя внимание условие о возвращении пленных – одно из древнейших в дипломатической практике всех народов, в том числе и антов»^{22}.

Необходимо отметить, что это нападение, судя по всему, не было обычным грабительским походом, а имело вполне ясные политические причины – все, что мешало развитию международной торговли, а это было основным занятием русов, по возможности, устранялось с помощью военной силы – об этом говорит вся дальнейшая история развития Древней Руси.

Об активизации русов в конце VIII – начале IX в. сообщается и в греческом тексте «Жития Георгия Амастридского», в частности, о нападении «народа Рос» на византийский город Амастриду (Черноморское побережье Малой Азии). Специалисты считают, что это нападение произошло до 843 года. «Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверскими нравами, бесчеловечными делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя того удовольствия, как в смертоубийстве, они – этот губительный и наделе и по имени народ – начав разорение с Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нещадно каждый пол и всякий возраст…»^{23}

Здесь стоит обратить внимание, что автор Жития говорит о русах как о хорошо известном народе, в то время как патриарх Фотий называет их народом «безвестным». Возможно, на южном побережье Черного моря и в Крыму русы уже были хорошо известны местным жителям в отличие от Константинополя, куда известия о них не дошли.

А.Н. Сахаров, подчеркивая сходство двух походов, пишет: «Они были направлены вдоль Черноморского побережья: один – вдоль Малоазийского, другой – вдоль Крымского. Территориальные рамки походов четко очерчены: один – от Пропонтиды до Амастриды, другой – от Херсонеса до Керчи. В обоих военных предприятиях русы берут с бою провинциальные византийские города, не осмеливаясь нанести удар по столице империи. И в том и в другом случае объектом грабежа становятся городские храмы, куда стекались золотая и серебряная утварь, драгоценные камни и дорогие ткани и где стояли богато отделанные раки святых. Наконец, оба похода закончились мирными соглашениями, условия которых весьма схожи: прекращение военных действий, освобождение пленных, возвращение награбленного, “почтение к храмам”, вывод рати из города. Несмотря на некоторые различия в статьях, в этих соглашениях отразился весь комплекс тогдашних представлений о мирных договорах с противниками как русов, так и греков»^{24}.

Но все это были локальные нападения русов на периферийные города Византии, некая проба сил, хотя и вызванная конкретными интересами русов и на которые не было обращено серьезного внимания в столице могущественной империи. Возможно, не вступая в серьезные дипломатические отношения с русами, Византия решила укрепить свои позиции с помощью Хазарии в строительстве крепостей, замыкающих выходы русов к Черному морю через реку Дон и ее бассейн, возможно, активизировав, таким образом, в дальнейшем, Днепровский путь.

Был еще хорошо известный дипломатический контакт с русами в 838/839 г., который, судя по всему, успеха не имел. Более подробно он будет описан ниже.

Но все эти нападения, видимо, не привели к необходимому результату. Пришлось продемонстрировать свою силу и мощь традиционным для тех времен способом – напасть на столицу могущественной империи Константинополь.

Нужно отметить, что нападение флота русов на Константинополь в 860 году не идет ни в какое сравнение с вышеописанными событиями по количеству пришедших кораблей и высокой степени организации похода, требовавшей привлечения огромных по тем временам материальных и человеческих ресурсов, что возможно только на стадии существования государственности. К моменту этой военной операции на территории Древней Руси существовали уже такие укрепленные торгово-ремесленные поселения, как Любша (конец VII в.), Ладога (середина VIII в.), Псков (VI в.), Изборск (конец VII в.), Киев (VI в.) и многие менее известные выявленные археологами городища. Известны также славянские поселения середины IX в. на Таманском полуострове. Существовали также межэтнические союзы племен, типа тех, которые впоследствии призвали Рюрика. Сеть этих протогородов занимала ключевые стратегические позиции на пути «из варяг в греки» и Великого волжского пути и создавала материальную базу для строительства объединенного флота русов. Если до 860 г. Византия имела слабое представление о существовании этого народа, то Арабский Восток уже давно имел дело с русами. Поэтому, не исключено, что русы знали, что император воюет с арабами, и незащищенный войсками Константинополь легко можно взять штурмом.