Текст книги "Поход Русов на Константинополь в 860 году и начало Руси"

Автор книги: Сергей Цветков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

2. Крещение Руси

Прежде чем обратиться к вопросу появления на Руси христианства, следует обратиться к крещению других славянских племен, поскольку славянский мир раннего средневековья был теснейшим образом связан между собой торговыми интересами, а значит, происходило самое тесное общение между представителями разных племен. К тому же миграция славянских племен в Восточную Европу происходила, в основном, с запада. Начнем с западных славян.

Практически первым известием о славянах, испытавших влияние христианства, это известия Мартина Бракарского (родился между 510 и 520 гг.), который еще в VI в. при перечислении таких народов называет и славян. Надо сказать, что сам он был уроженцем Паннонии – Норика – прародины славян по Повести временных лет. Он много путешествовал по святым местам Востока и в 550 или 552 г. переселился в Свевское королевство в Испании и в 556 г. стал епископом города Брага. На II Брагском соборе – он уже выступает как митрополит Галисии. Вместе с королем свевов Тевдимером обращал этот народ из арианства в православие.

Это свидетельство настолько интересно, что следует остановиться на нем особо, поскольку оно представляет собой эпитафию, которую он посвятил своему тезке святому Мартину Турскому (336–397 гг.), который, что крайне важно, также родился в Паннонии и прославился тем, что в 361 г. основал в Галлии первый на Западе монастырь. Текст «Эпитафии св. Мартина в Думийской базилике» мы приведем полностью: «Огромные и многоразличные племена присоединяешь ты к благочестивому союзу Христа: аламанн, сакс, тюринг, паннонец, руг, склав, норец, сармат, датчанин, острогот, франк, бургунд, дак, алан – радуются, что под твоим водительством познали Бога; дивясь на твои знамения, свев узнал, каким путем идти ему к вере».

Какие это были славяне, до сих пор ведутся споры, но при этом практически все исследователи отвергают версию, что сам Мартин Турский мог иметь дело с крещением славян. Вместе с тем, сами комментаторы этого текста пишут, что, несмотря на то, что «во времена Римской империи христианская церковь не вела активной миссионерской деятельности за пределами имперских границ», в IV–VI вв. «христанство за пределы империи распространялось: христианами становились пленные, купцы, возвращающиеся домой наемники, новую религию принимали варварские племена. Не исключено, что среди славян также могли быть христиане, но никаких сведений об этом не сохранилось. Ирландский проповедник св. Колумбан, прибывший на континент в 591 г., собирался отправиться к славянам, но не осуществил своего замысла. Его идею переняли другие миссионеры, однако всерьез проповедь среди славян началась лишь в VIII в.». Вместе с тем, исследователи подчеркивают: «Важно отметить, однако, что и св. Колумбан, и его последователь св. Аманд, приняв решение отправиться с проповедью к славянам, совершали паломничество к могиле Мартина Турского – таким образом, в их глазах именно этот святой был зачинателем славянской миссии»^{207}.

Это очень важное известие показывает возможную христианизацию некоторой части славян и, скорее всего, славян Норика, уже в IV в. А то, что это произошло именно в Норике, крайне важно, учитывая сообщение Повести временных лет, что в Восточную Европу славяне пришли именно из Норика. Не исключено, что их исход оттуда и был связан с проповедью христианства – те, которые не захотели принимать новую веру, ушли на восток.

В любом случае получается, что славяне, пришедшие в Среднее Поднепровье, уже были знакомы с христианством. Интересно так же, что в перечне народов, среди которых проповедовал св. Мартин Турский, немало выходцев с берегов Балтики, начиная со свевов. Также важно, что славяне помещены между ругами и нориками, учитывая, что по версии А.Г. Кузьмина, которая была приведена выше, именно руги дали имя руси.

Как уже говорилось, еще святой Колумбан в начале VII в. намеревался проповедовать среди славян, как сообщает «Житие св. аббата Колумбана и его учеников»^{208}. Его ученик св. епископ Аманд (родился после 590 г., умер после 675 г.) одним из первых начал проповедь среди альпийских славян и славян южного Норика, хотя его миссия не была успешной. «А когда лишь немногие (из славян.

– С.Ц.) из них возродились во Христе, он, видя, что плод для него еще совсем не созрел и мученичества, которого всегда желал, он отнюдь не достигнет, вновь возвратился к своим овцам…»^{209} Интересно, что опять именно Норик, прародина восточнославянских племен, фигурирует и в этом документе. Все это лишний раз подтверждает, что именно Норик, провинция, где жили и венеды и кельты была своеобразной кузницей славянских народов.

Со славянами сталкивался и знаменитый Винфрид, позднее принявший имя Бонифаций (675/676–754 гг.), выдающийся англо-саксонский миссионер и создатель новой церковной структуры Франкского государства. Интересно, что он называл славян rustica gens^{210}. О его миссионерской деятельности среди славян в верховьях Майна в Вюрцбурге сообщает его ученик Виллибальд^{211}. Есть свидетельство, что Карл Великий крестил славян (скорее всего сорбов) вместе с фризами около 780 г.^{212}

Среди актов Шестого Вселенского собора, состоявшегося в Константинополе в ноябре 680 – сентябре 681 г. есть интересный текст, свидетельствующий, что уже в это время среди славян было немало христиан. «…Дабы наше решение было вынесено ото всего сообщества смиренного Собора нашего, чтобы часть (иереев) не оказалась в неведении, если известия о совершаемом будут идти в одну сторону, в особенности тогда, когда среди народов и лангобардов, и славян, а не только франков, готов и бриттов большинство признают, что они из наших собратьев. А они не перестают интересоваться этим, чтобы быть осведомленными о том, что совершается в делах веры апостольской…»^{213} Известен так же Константинопольский патриарх славянского происхождения Никита I (766–780 гг.), что свидетельствует о достаточно раннем проникновении христианства в среду славян. Известны и другие славяне того времени, достигшие высоких духовных санов^{214}.

^{Рис. 51. Изображение креста на стенке цистерны в одной из башен акрополя. Пантикапея. I–II вв. по P. X.}

^{Рис. 52. Изображение креста и рыб на сердоликовой вставке бронзового перстня II–III вв. по P. X. Могильник у д. Ново-Отрадное. Крым}

^{Рис. 53. Бронзовый двурожковый светильник италийского пр-ва I в. по P. X., найденный в Эстонии (Кавасте)}

^{Рис. 54. Римский многорожковый глиняный светильник I в. по P. X., найденный в Киеве}

^{Рис. 55. Глиняный штамп для просфор, найденный при раскопках Кобяковского городища. Нижнее Подонье}

^{Рис. 56. Глиняные штампы для просфор I-III в. по Р.Х., найденные при раскопках Танаиса}

Одними из первых христианство стали принимать славяне Карантии, после того, как в 788 г. на их территории наступило господство франков^{215}. Это происходило благодаря деятельности ирландских монахов Вергилия и Арно, зальцбургских епископов, которым эти области были подчинены в церковном отношении^{216}. Как ни удивительно, но, если судить по источникам, все начиналось вокруг Норика. И вряд ли этот факт можно считать случайным.

Среди первых, кто приняли христианство, были и словаки. Как сообщается в зальцбургском трактате «Обращение баваров и карантанцев», составленном в 870–871 гг., рассказано о князе Прибина, в состав владений которого входила Нитра. Из текста следует, что в этом граде был построен христианский храм, который был освящен зальцбургским архиепископом Адальмаром (824–836 гг.). «В 30-х гг. IX в. Прибина был изгнан из своих владений Мойомиром – “князем морован над Дунаем”»^{217}. Видимо, с вхождением этих территорий в Великоморавское государство, только появившиеся здесь христианство было уничтожено и возобновлено миссией св. Кирилла и Мефодия. Здесь необходимо отметить, что зальцбургское архиепископство, сыгравшее огромную роль в крещении западных славян, изначально было основано ирландскими монахами. Именно отсюда монах Вергилий, которого многие исследователи считают создателем первого славянского алфавита глаголицы, нес проповедь христианства славянам и не только он один.

В пользу этой версии создания глаголицы говорят так называемые Киевские листки, открытые И.И. Срезневским и которые он считает самым древним глаголическим памятником (X в.). Этот текст представляет собой отрывок католической обедни (мессы), и ряд фонетических особенностей указывает на их западнославянское происхождение^{218}.

Вот что пишет о глаголических памятниках Г.А. Хабургаев: «Дошедшие до нас древнейшие глаголические памятники почти все написаны в Македонии (за исключением отдельных отрывков, видимо, писаных в бывшей Моравии). Эти памятники, судя по всему, являются довольно близкими копиями первых переводов и отражают их высокое качество по сравнению с переводами более поздними. В глаголических памятниках отражен более древний строй языка, чем в памятниках, написанных кириллицей; это касается как звуковой системы старославянского языка, так и его грамматического строя. В лексическом отношении глаголические памятники характеризуются довольно значительным количеством непереведенных греческих слов. Известные нам кириллические памятники отражают более позднее состояние старославянского языка»^{219}.

Мнение ряда исследователей, что создателем глаголической азбуки был сам Константин (Кирилл)^{220}, видится не совсем убедительным – зачем ему нужно было создавать две славянских азбуки, одну – в Моравии, а вторую – в Болгарии? Тем более что глаголица отражает более древний слой славянского языка, чем кириллица, а следовательно, создание этих азбук должен разделять значительный отрезок времени.

Как раз учитывая, что очевидна «связь глаголицы не с одним, а с несколькими алфавитами, прежде всего византийским (минускульным), древнееврейским (в основном в его самарянской разновидности), коптским. Ряд глаголических букв не обнаруживает видимого сходства ни с одной из известных нам азбук; возможно, что в основе таких букв лежат знаки не дошедшей до нас письменности»^{221}, – можно сделать вывод, что подобная «игра ума» должна быть совершена человеком высокообразованным и не лишенным фантазии, на роль которого прекрасно подходит архиепископ зальцбургский Вергилий, богослов, поэт и автор космографических сочинений. К тому же большая архаичность глаголических текстов относительно кириллических свидетельствует также в пользу этой гипотезы – Вергилий жил почти столетием раньше Кирилла и Мефодия.

Я думаю, большую роль в принятии христианства славянами, которые уже давно были восприемниками кельтской культуры, сыграл тот факт, что проповедниками были именно кельты, в чем, возможно, и заключался главный успех принятия западными славянами христианства достаточно рано относительно других славянских сородичей^{222}.

Нам известно, что в 845 г. четырнадцать старейшин племен Богемии в Регенсбурге приняли христианство^{223}. «Интересно отметить, что чехи, вобравшие достаточно сильный этнический кельтский компонент, приняли христианство, скорее всего из рук ирландских монахов, поскольку в этом городе находился монастырь, ими основанный, и регенсбургский епископ, а позднее архиепископ, традиционно избирался из их среды»^{224}.

Скупые данные источников вместе с тем свидетельствуют о достаточно раннем проникновении христианства в славянскую среду. Эта постепенная христианизация привела, в конце концов, к принятию христианства уже как государственной религии многие славянские народы. Причем можно со всей определенностью сказать, что в основном принятие христианства западными славянами происходило благодаря активной миссионерской деятельности ирландских монахов.

Дольше всех пребывали в язычестве балтийские славяне, но и они во второй половине XII в. были христианизированы, правда, в отличие от своих собратьев насильно, в результате датских крестовых походов. Итогом стало их онемечивание и исчезновение этих племен и созданных ими государств с карты Европы. Вместе с тем, именно балтийские славяне расселялись на обширных территориях Восточной Европы, создавая на берегах магистральных рек Великого волжского пути и пути «из варяг в греки» торгово-ремесленные поселения и города.

Первым крещением Руси Православная церковь считает миссию святого апостола Андрея Первозванного. Кого мог крестить апостол Андрей, следуя со своей миссией путем «из грек в варяги»?

Были ли среди проживающих в Северном Причерноморье племен славяне? Эти вопросы неминуемо встают при изучении сюжета о путешествии Андрея Первозванного в северные страны, описанного в Повести временных лет.

«Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, он узнал, что недалеко от Корсуни – устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и направился в устье Днепровское и оттуда пошел вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и остановился под горами на берегу. И утром поднялся и сказал бывшим с ним ученикам: «Видители горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий и воздвигнет Бог много церквей. И поднялся на горы эти, благословил их и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии возник Киев и пошел по Днепру вверх. И прибыл к словенам, где ныне стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну Варягов, и пришел в Рим, и доложил о том, как учил и что видел, и рассказал: “Удивительное видел я в Словенской земле на пути своем. Видел бани деревянные, и разожгут их сильно, и разденутся догола, и обольются квасом кожевенным, и возьмут молодые прутья, и бьют себя сами, и до того себя добьют, что вылезут еле живые, и обольются водою студеною, и так оживут. И делают это постоянно, никем не мучимые, сами себя мучат, совершая, таким образом, омовение себе, а не мученье”. Слушавшие это – удивлялись. Андрей же, побыв в Риме, пришел в Синоп». Необходимо отметить, что подобный путь в Рим, кажущийся сегодня слишком сложным, судя по всему, был достаточно распространенным. Это подтверждает тот факт, что практически этим путем следовал из Руси митрополит Исидор (XV в.) на Флорентийский собор. Через Любек шел сухопутный тракт в Рим по территории Священной Римской империи^{225}.

Самое интересное, что вероятность нахождения славян в это время в Северном Причерноморье весьма велика. Не следует забывать, что в Среднем Поднепровье со II в. до н.э. по II в. н.э. существовала сильно кельтизированная зарубинецкая культура, представители которой, если и не были целиком славянами, несли в себе существенный славянский компонент. «Говоря об этносе носителей зарубинецкой культуры, можно предполагать их близость к праславянам»^{226}.

Так что в районе Киева апостол Андрей действительно мог застать славян, причем находящихся на достаточно высокой ступени развития и живущих в основном в укрепленных земляными валами, рвами и эскарпами поселениях^{227}. Археологические раскопки Э.Я. Николаевой «позволили подтвердить факт распространения христианства на азиатской части Боспора уже в I в. и связать это с проповедью апостола Андрея Первозванного и его учеников в этих краях»^{228}. Протоиерей Стефан Ляшевский связал с миссионерской деятельностью апостола Андрея и ее результатами некоторые находки I–III в. н.э., обнаруженные при раскопках поселений нижнего Подонья. Некоторые глиняные изделия были интерпретированы в качестве штампов для просфор, а в остатках двух строений, выявленных среди застройки Греко-сарматского города Танаиса, отец Стефан склонен видеть остатки первохристианских храмовых сооружений^{229}. (Рис. 55–57) Проанализировав археологические находки Северного Причерноморья в связи с миссией апостола Андрея Первозванного Н.И. Петров относит к ним изображение креста, которые многие исследователи считают самым ранним, на стенке цисцерны для хранения воды в в Пантикапеи, найденный в Крыму при раскопках грунтового могильника у д. Ново-Отрадное бронзовый перстень с сердоликовой вставкой с изображением креста и двух рыб (II – первая половина III в.)^{230}. (Рис. 50–51). Он также указывает на то, что находки античных импортных вещей известны и на территории Киева, в том числе древности I века н.э.: фрагменты античных амфор, римский многорожковый глиняный светильник, три клада римских монет II в.^{231}. (Рис. 54). Реконструируя события того времени Н.И. Петров пишет: «Находясь в Херсонесе (а может быть, даже еще в Синопе), св. Андрей узнает от местных виноторговцев о крупном населенном пункте, существующем в районе Киевских гор Среднего Поднепровья. Присоединившись к негоциантам, апостол достигает этой местности и начинает здесь миссионерскую деятельность. Однако, в условиях вызванной военным натиском сарматов нестабильности этно-политической обстановки в этом регионе св. Андрей покидает Среднее Поднепровье и продолжает свой путь далее – вверх по Днепру (возможно, вместе с группой эмигрантов из числа зарубинецкого населения»^{232}.

Выше по течению Днепра жили представители Днепро-Двинской культуры (VIII–V вв. до н.э. – II–IV вв. н.э.). Здесь проживали балтские племена^{233}. А надо сказать, что племена балтов и славян в те времена еще мало отличались по языку.

Основываясь на археологическом материале в Прибалтике и данных античных источников, Н.И. Петров считает, что «именно в I в. по P. X. (точнее – во второй его половине) начинают осваиваться восточноевропейские речные пути, связывавшие Причерноморье с Балтикой. И, таким образом, путешествие св. Андрея в Рим (по рекам Восточной Европы и далее – через юго-восточную Прибалтику – по Янтарному пути) оказывается вполне возможным предприятием. Из Поднепровья к побережью Балтийского моря апостол мог пройти, присоединившись, например, к группе торговцев, привлеченных дошедшими до Причерноморья слухами о самбийском янтаре»^{234}. (См. карту на вклейке).

Если апостол Андрей шел в Балтику по Западной Двине, как предполагает Н.И. Петров, потом по южному берегу моря до устья Вислы, то он не мог не миновать и славян-венедов. Так что присутствие славян на части пути апостола Андрея, известного как путь «из грек в варяги» было весьма вероятным.

Необходимо отметить, что почти все нападения русов на Византию отмечены чудесами и последующим крещением нападавших. Первое такое чудо описывает Феодор Синкел в своей проповеди «О безумном нападении безбожных аваров и персов на богохранимый град и об их позорном отступлении благодаря человеколюбию Бога и Богородицы». Речь идет о совместном нападении авар, персов и славян-русов на Константинополь в 626 г., которое было описано выше. «А в состоявшемся на море сражении Богородица потопила их моноксилы вместе с командами перед собственным ее Божьим храмом во Влахернах, так что весь этот залив заполнился мертвыми телами и пустыми моноксилами, которые носились по воле волн, плавали бесцельно, если не сказать бессмысленно. Всего этого было так много, что по заливу можно было ходить, словно посуху. Что одна только Дева вела это сражение и одержала победу, несомненно, явствовало из того, что сражавшиеся на море в наших судах были обращены в бегство первым же натиском вражеских полчищ. Дело уже шло к тому, чтобы они поворотили корму и открыли врагам легкий доступ к городу, если бы человеколюбивая Дева не упредила этого своим могуществом и не явила бы свою силу. Не так, как Моисей, который растворил Чермное море жезлом, а потом снова сдвинул воды, – но одним только мановением и велением Богородица опрокинула в море фараоновы колесницы и все его воинство и потопила в воде разом всех варваров вместе с их плотами и лодками. Некоторые говорят, что наши воины были подвигнуты к отступлению не страхом пред противником, но что сама Дева, желая показать свою власть творить чудеса, приказала им притворно отступить, чтобы варвары потерпели полное крушение около ее святого храма, нашей спасительной пристани и тихой гавани – Влахернского храма Богородицы. И можно было видеть дивное зрелище и великое чудо: весь залив сделался сушей от мертвых тел и пустых моноксил, и по нему текла кровь. А те немногие из варваров, которым удалось, благодаря умению плавать, добраться до северного берега и избежать гибели в море, – даже и они бежали в горы, хотя никто их не преследовал»^{235}.

Необходимо отметить, как и в случае с нападением в 860 г., в 626 г. произошло похожее чудо благодаря заступничеству Богородицы и связано это чудо тоже с храмом во Влахернах. Так же как после нападения 626 г. был учрежден новый церковный праздник 7 августа, который отмечен в «Синаксаре Константинопольской Великой Церкви»: «И лития происходит во Влахернах на (нашествие) варваров (…) И память освобождения от варваров, когда по ходатайствам Пресвятой Богородицы потонули они во рву (залив Золотой Рог. – С. Ц.)»^{236}. Аналогичный праздник был учрежден в Константинополе и после нападения русов в 860 г.

Первое крещение князя и бояр русов известно из Жития Стефана Сурожского, бывшего в Сурожи первым архиепископом и умершего в конце VIII – начале IX в. Само Житие датируется первой половиной IX в.

«По смерти же святого (Стефана Сурожского. – С. Ц.) минуло мало лет. Пришла рать великая русская из Новгорода, князь Бравлин весьма силен и, попленив от Корсуня до Корчева, со многою силою пришел к Сурожу. Десять дней продолжалась злая битва, и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, вошел в город и, взяв меч свой, подошел к церкви святой Софии. И разбив двери, он вошел туда, где находится гроб святого. А на гробе царское одеяло и жемчуг, и золото, и камень драгоценный, и лампады золотые, и сосудов золотых много. Все было пограблено. И в тот час разболелся Бравлин, обратилось лицо его назад, и, лежа, он источал пену. И сказал боярам своим: “Верните все, что взяли”. Они же возвратили все и хотели взять оттуда князя. Князь же возопил: “Не делайте этого, пусть останусь лежать, ибо хочет меня изломать один старый святой муж, притиснул меня, и душа изойти из меня хочет”. <…> Ине вставал с места князь, пока не сказал боярам: “Возвратите все, сколько пограбили, священные сосуды церковные в Корсуни и Корчи, и везде, и принесите сюда все и положите к гробу Стефана”. <…>

И затем устрашающе говорит святой Стефан князю: “Если не крестишься в моей церкви, не уйдешь отсюда и не возвратишься домой”. И возопил князь: “Пусть придут попы и окрестят меня. Если встану и лицо мое вновь обратится, то крещусь”. И пришли попы и архиепископ Филарет, и сотворили молитву над князем, и крестили во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И снова обратилось его лицо вперед. Крестились же с ним и все его бояре. Но еще шея его болела. И сказали попы князю: “Обещай Богу, что всех мужей, жен и детей, пленных от Корсуни до Корча, ты велишь освободить и вернуть назад”. Тогда князь повелел отпустить всех пленников восвояси. И в течение недели не выходил он из церкви, пока не дал великий дар святому Стефану. И отошел, почтив город, людей и попов. И, услышав об этом, другие ратники опасались совершать нападения, а если кто и совершал таковые, то уходил посрамленным»^{237}.

Это крещение новгородского (А.Г. Кузьмин считает, что поскольку Новгород в «Житии» это буквальный перевод греческого Neapoliz, речь идет об известном по источникам Неаполе Скифском, находившимся недалеко от Симферополя) князя Бравлина и его бояр уже могло дать некий резонанс – не зря же русы арабских источников середины IX в. называли себя христианами. К тому же не следует забывать, что, торгуя с арабами, русы шли к Каспийскому морю через земли хазар, среди которых было немало христиан. Крещены были к этому времени частично и аланы, с которыми русы часто находились в союзнических отношениях.

«Житие Георгия Амастридского», написанное между 820 и 842 гг. Игнатием, ставшем впоследствии Никейским митрополитом, не говорит о крещении русов, а только о чуде. «Когда варвары вошли в храм и увидели гробницу, они вообразили, что тут сокровище, как и действительно это было сокровище. Устремившись, чтобы раскопать оное, они вдруг почувствовали себя расслабленными в руках, расслабленными в ногах и, связанные невидимыми узами, оставаясь совершенно неподвижными, жалкими, будучи полны удивления и страха и ничего другого не имея силы сделать, как только издавать звуки голоса»^{238}.

Так что можно смело утверждать, что русы до похода 860 г. были не только осведомлены о христианстве, но, возможно, что в их среде уже были христиане, что не могло не облегчить их крещения после этого похода. Тем более что в одном из исламских источников, созданном до похода русов на Константинополь, говорится, что купцы-русы объявляли себя христианами.

Необходимо понимать, что сама политическая и религиозная ситуация в среде русов подталкивала к решению вопроса об идеологии, без которого государство существовать не может. Соседка Русского каганата Хазария не так давно приняла в качестве государственной религии иудаизм. Торговыми партнерами русов были арабы, исповедующие ислам, и могущественная Византия, оплот православного христианства. Только государство русов было языческим. Нужен был выбор новой веры, который когда-то встал перед Хазарским каганатом и встанет впоследствии, уже позднее описываемых событий, в конце X века перед Киевской Русью. Выбирать веру своих заклятых врагов хазар, русы вряд ли бы стали. Оставались – ислам и христианство. Но в исламе много того, что противоречило традициям и менталитету русов (не зря среди славян и сейчас очень мало мусульман).

Другое дело христианство, в котором было много общих моментов с языческими верованиями славян. Это и вера в бессмертие души и существование рая, и вера в Древо жизни, да и сам обряд крещения водой был близок – к воде, к источникам у славян было особое, религиозное чувство. К тому же у тех, кто посещал Константинополь по торговым делам, не могло не остаться в душе воспоминаний о торжественности и красоте православных обрядов. То, что не было никакого давления со стороны миссионеров и богослужение можно было проводить на своем родном языке – факт не просто немаловажный, он мог стать определяющим. К тому же у русов было, скорее всего, языческое теократическое правление (о том, что жрецы их обладают большей властью, чем князья, свидетельствуют многочисленные данные)^{239}, что могло не очень нравиться племенным вождям русов. А вот христианство, со своим принципом невмешательства в дела политические, их больше устраивало. Так что решение было принято в пользу христианства и, видимо, вполне осознано.

В знаменитом Окружном послании патриарха Фотия к восточным архиерейским престолам, которых он приглашает на Константинопольский собор, задуманный как вселенский, о крещении русов говорится как о свершившемся факте. Предворяя это сообщение сведением о крещении болгар, патриарх Фотий пишет: «И ведь не только этот народ переменил прежнее нечестие на веру во Христа, но и даже сам ставший для многих предметом многократных толков и всех оставляющий позади в жестокости и кровожадности, тот самый так называемый (народ) Рос, те самые, кто – поработив (живших) окрест них и оттого чрезмерно возгордившись – подняли руку на саму Ромейскую державу! Но однако ныне и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя охотно поставив в ряд подданных и гостеприимцев вместо недавнего разбоя и великого дерзновения против нас. И при этом столь воспламенило их страстное рвение к вере – вновь восклицает Павел: Благословен Бог во веки!, – что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием предаются христианским обрядам»^{240}.

Как пишет комментатор Фотия П.В. Кузенков: «Отправка епископа-пастыря должна была означать основание новой, Русской епархии. Вторая половина IX – начала X в. отмечены резкой активизацией миссионерской деятельности Константинополя. Вряд ли будет преувеличением считать это уникальное для византийской истории явление основанным на личной инициативе патриарха Фотия. Мудрый политик и деятельный иерарх, Фотий считал своей задачей максимально способствовать росту международного авторитета своего престола, что было особенно актуально ввиду напряженных отношений с Римом. Миссионерство было одним из инструментов расширения сферы влияния Константинопольского патриарха (и оказалось наиболее эффективным способом распространения греческой христианской культуры). Основными его направлениями стали Болгария, Великая Моравия и Паннония, Хазария, Русь, Армения (возвращение которой к православию также можно считать миссионерской задачей), а также иудейская диаспора; вскоре сюда добавилась Алания. Определенный успех был достигнут едва ли не всюду, а болгарская, русская и, чуть позже, аланская миссия увенчалась крещением могущественных языческих государств. Разумеется, такой результат был бы невозможен без стремления к принятию христианства со стороны окрещенных народов (ни о каком серьезном давлении на них со стороны слабой в то время в военном отношении Византии не могло быть речи)»^{241}.

В отношении того, где находилась епископская кафедра, ясности нет до сих пор. Интересно, что в списках епархий Константинопольского патриархата начала XI в. лишь две митрополии названы по имени страны, а не города: Россия и Алания. Вариантов и теорий на эту тему множество. Учитывая молчание русских летописей о крещении руси в IX в., многие историки считали, что речь идет не о киевской, а о какой-то иной руси, локализуемой в Причерноморье. «Другой тенденцией, – пишет П.В. Кузенков, в исторической науке стал поиск связи крещения, о котором говорит Фотий, с “Хазарской миссией” св. Константина – Кирилла. В старой западнославянской традиции, отраженной у Стрыйковского, крещение Руси приписывалось посланцу Кирилла Навроку. Некоторые историки XIX в. отождествили Фотиево крещение с миссией св. Кирилла», причем одни искали эту Русь в районе Крыма и Приазовья, а В.И. Ломанский «направил первоучителя славян прямо в Киев, отождествив его с епископом, упомянутым Фотием»^{242}.

Ф.И. Успенский считал, что патриарх Фотий основывался на донесении Кирилла об успешной проповеди в Северном Причерноморье среди «фулльского колена в Крыму^{243}. П.В. Кузенков совершенно прав, когда говорит, что «гипотезы сторонников “другой руси” нуждаются в более веском основании», поскольку едва ли ведение дипломатических переговоров с Византийской империей и назначение епископа, а потом и архиепископа «могли иметь место в отношении некой незначительной группы руси; и то и другое указывает на то, что Византия имела дело с достаточно мощным политическим образованием: ведь даже могущественный болгарский князь далеко не сразу добился назначения архиепископа для своей страны»^{244}.