Текст книги "Поход Русов на Константинополь в 860 году и начало Руси"

Автор книги: Сергей Цветков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Поскольку сам Киев к середине IX в. по данным археологии не являлся значительным городским поселением, а известные городские центры той эпохи локализуются севернее, ряд исследователей относят сообщения источников этого времени, в том числе и о походе 860 г., к протогосударственному образованию в районе Ильменя и Ладоги. Кузенков считает, что это вряд ли возможно из-за больших расстояний, при этом отмечая, что: «Значительность похода 860 г. зачастую недооценивается, а ведь это была одна из крупнейших военных акций той эпохи: был осажден – и, судя по рассказу Фотия, едва не взят – сам Константинополь, огромный (длина его стен составляла 17 км) и многолюдный город, столица великой империи; и если бы не стихия, поход мог бы считаться триумфальным». Считая, что все же кафедра могла располагаться в Киеве, что у меня вызывает сомнение, он обоснованно пишет: «Для управления столь обширными пространствами вожди руси не могли себе позволить пребывания в каком-то одном месте (недаром Фотий именует русь “кочевым народом”) и должны были постоянно перемещаться со своей дружиной, опираясь на систему малых градов-крепостей и союзы с племенными князьями. Этим и можно объяснить отсутствие на данном этапе ярко выраженных центров, какими в X в. становятся Киев и Новгород»^{245}.

По мнению В.В. Фомина, Россия – русская епархия, упоминаемая во всех церковных уставах византийских императоров с 879 г., занимая 61-е место в перечне метрополий – это город. Этот город, отождествляемый с Боспором, расположенный в районе нынешней Керчи просуществовал до XII в. Ученый опирается на данные арабского географа XII в. ал-Идриси, который писал, что Дон «течет до города Матраха (Тьмутаракани. – В. Ф.) и впадает в море между ним и городом Русийа» и договора между генуэзцами и Византией, предоставлявшим последним право направлять свои торговые суда во все гавани, кроме Rossia и Matracha^{246}.

Раскопки на Голубищенском городище (на территории станицы Голубицкой на Таманьском полуострове) выявили «детинец (военно-административный центр) древнерусского города, а окружающее городище являлось его поселением. Площадь детинца составляет около 7 га, что, как указывает Ю.М. Десятчиков, намного превышает площади детинца Чернигова (4 га) и Новгорода Северского (2,5 га). Это дает основание считать, что обнаруженный город был весьма крупным и по своим размерам был чуть меньше Тьмутаракани, а, учитывая его расположение на берегу Азовского моря, его можно считать и крупным торговым портом. Ю.М. Десятчиков высказал предположение, которое затем было нами обосновано, что на этом месте располагался город Россия, известный по византийско-генуэзским договорам»^{247}.

Свое предположение В.А. Захаров подкрепляет данными источников и археологии: «Ал-Идриси совершенно точно указал расстояние от Тьмутаракани до России, оно составляло – 27 арабских миль. Это соответствует современным 54 км, и в точности соответствует расстоянию между городищами Таманским и Голубицким. Именно из этих мест происходит известная печать Феофании Музалон, “архонтиссы России”, впервые опубликованная в 1883 г.»^{248}.

Ал-Идриси пишет об этом городе: «От города Матраха до города Русийа двадцать семь миль(…). Город Русийа стоит на большой реке, текущей к нему с горы Кукайя. От города Русийа до города Бутар (Феодосия. – С.Ц.) двадцать миль»^{249}. Эту реку разные исследователи отождествляют либо с Доном, либо с Кубанью.

Необходимо обратить внимание, что арабские источники отмечают все время три центра Русского каганата. Вызывает сомнение, что епископская, а впоследствии архиепископская кафедры находились в Киеве – скорее всего, она должна была находиться в прежнем языческом сакральном центре, в Артании. Не исключено также, что присылка архиепископа могла означать создание нескольких епископских кафедр, соответствующим трем центрам Русского каганата.

Что же касается территории Русского каганата, то выше уже говорилось, что полисная система городов Древней Руси, похожая на финикийскую, охватывала огромные территории, связанные речными путями, и в самом походе могли принимать как племена Севера, так и Юга и Востока Древней Руси того времени. Собрать такое большое войско и снарядить большое количество кораблей требовало огромных материальных затрат и людских ресурсов, так что, скорее всего, дружина для похода собиралась со всех восточнославянских племен под руководством русов. А то, что все восточнославянские племена были связаны между собой торговыми и военными интересами подтверждают данные археологии, в том числе и многочисленные находки арабских дирхемов того времени. Описание сборов русов в Константинополь, сделанное Константином Багрянородным, показывает взаимодействие и участие в этом действии, как племен Северной Руси, так и Южной. Более того, его описание, что именно с севера киевляне получали ладьи-однодревки и в Киеве их лишь дооснащивали, показывает, что они вряд ли могли осуществлять крупные морские походы без участия и помощи северных племен.

Что касается крещения Руси, то Кузенков совершенно справедливо пишет: договор с русами и отправка к ним епископа могла произойти между 861 и 866 гг. «Принятие христианства русью непосредственно связано здесь с заключением мирного договора, причем инициатива целиком приписана самим новообращенным. Представляется маловероятным, что подобное мероприятие могло осуществиться без предварительной миссионерской работы: вполне возможно, что о Христе проповедовали руси многочисленные пленники-христиане; они же могли объяснить язычникам и смысл неудачи похода 860 г. как небесную кару. Учитывая, сколь чувствительны к крупным военным поражениям культы, основанные на поклонении божествам войны, рвение новообращенных вполне объяснимо»^{250}. К этому можно добавить, что необходимо помнить о крещение «сильного князя Бравлина» вместе с боярами, а так же миссионерскую деятельность в Хазарии св. Кирилла, при которой неизбежны были встречи и с представителями русов.

Константин Багрянородный весьма подробно описывает процесс крещения Руси в своем труде «Историческое повествование о жизни и деяниях Василия, прославленного василевса, трудолюбиво составленное из разных рассказов внуком его Константином, василевсом в бозе ромеев»: «Но и народ росов, неодолимейший и безбожнейший, он (Василий. – С. Ц.), склонив к соглашению обильными подношениями золота, серебра и шелковых одеяний и заключив с ними мирный договор, убедил также приобщиться к Игнатия архиепископа. Тот, явившись в страну упомянутого (народа), был после такового деяния благосклонно принят народом. Ибо когда архонт этого племени собрал подданных на прибывший к ним иерей и был подвергнут расспросам, что он проповедует и чему намерен учить их? И после того как тот, протягивая книгу Евангелия, возвестил им о некоторых чудесах Спасителя нашего и Бога и привел им примеры чудо действия Божия из ветхозаветной истории, росы тот час сказали: “Если и мы увидим чего-нибудь подобного, особенно же того, что рассказываешь ты о трех отроках в печи, вообще не будем верить тебе и рекшего: чего попросите во имя Мое, получите и верующий в Меня дела, которые творю Я, и сам сотворит, и больше сих сотворит, когда надо этому свершиться не напоказ, но во спасение душ”, – сказал им: “Хоть и нельзя искушать Господа Бога, но все же, если от души решились вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и Бог сполна сделает это ради веры вашей, хотя сами мы просты и ничтожны”. Они же попросили ввергнуть в разведенный ими костер саму книгу христианской веры, то есть Божественное и Святое Евангелие, и если останется оно невредимым и несгоревшим, то обратятся они к Богу, им провозглашаемому. Когда это было сказано и иерей, воздев глаза и руки к Богу, изрек: “Прославь имя Твое, Иисусе Христе, Бог наш, и ныне в глазах всего этого народа!” – книга Святого Евангелия была брошена в огненную печь. По прошествии достаточного времени, когда печь была потушена, обнаружили, что Святой том остался нетронутым и неповрежденным, не испытав от огня никакого ущерба или урона, так что даже кисти на книжных запорах не претерпели никакой порчи или искажения. Видя это и поразившись величию чуда, варвары без колебания приступили ко крещению»^{251}.

Исследователи неоднократно обращали внимание на то, что в Окружном послании патриарха Фотия речь шла о посылке к русам епископа, тогда как Константин говорит о посылке архиепископа и, одни считали их одним и тем же событием, другие разными.

Наиболее аргументированным об этапности крещения руси можно считать мнение П.В. Кузенкова, развивающего точку зрения, высказанную еще Н.М. Карамзиным, что сообщения Фотия и Константина VII не противоречат, но дополняют друг друга^{252}.

П.В. Кузенков считает, что «проповедь христианства среди руси, очевидно протекала в несколько стадий. Если Фотий говорит о смирении грозных прежде варваров, то Василию приходится добиваться мира и крещения при помощи богатых даров». А высокий архиепископский сан посланного к руси архиерея увязывается с тем, что перед этим также архиепископ был послан в Болгарию. «При этом следует учесть, что после свержения Фотия в 867 г. были низложены и все поставленные им епископы»^{253}.

Не следует забывать, что процесс крещения руси происходил в сложной для Византии обстановке. На фоне низложения императора Михаила III и последующей отставкой патриарха Фотия и воцарения нового императора Василия I Македонянина, при котором патриархом стал Игнатий. Может быть, в силу этих политических потрясений, когда первый архиерей, посланный Фотием, с приходом к власти нового патриарха, был низложен, вместо него был послан священнослужитель более высокого сана. Все это свидетельствует о том, что в Византии придавалось большое значение крещению русов.

В связи с этим особый интерес представляет хазарская миссия Константина, будущего крестителя славян. Артамонов считает, что именно «тяжелым положением христиан в Хазарии, вероятно, в это время в Хазарию была послана специальная миссия во главе с Константином (Кириллом) Философом, известным в качестве просветителя славян и изобретателя славянской письменности»^{254}.

Здесь встает очень интересный вопрос – случайно ли совпадает эта миссия с нападением флота русов в том же самом году на Константинополь? Тем более что Константин отправился в конце 860-го или в начале 861 г., то есть почти сразу после этого нападения.

Скорее всего, нет, хотя исследователи до сих пор не увидели этой связи, а она налицо, поскольку именно русы были главными соперниками хазар в юго-восточной части Восточной Европы.

Не зря Артамонов отмечает, что вопрос о хазарской миссии Константина «принадлежит к числу труднейших и наиболее запутанных проблем хазарской истории и только потому, что предшествовавшие исследователи не находили к нему должного подхода и рассматривали его с точки зрения последующей деятельности Константина среди славян. Следует также отметить, что в так называемом “Паннонском житии”, написанном на основании сочинения, оставленного братом Константина Мефодием, который сам участвовал в хазарской миссии, от первоначального текста уцелело мало. Он искажен позднейшими переделками. В житии рассказывается, что миссия Константина в Хазарию была вызвана прибытием в Константинополь посольства от хазар. Послы будто бы говорили, что евреи и мусульмане стараются обратить хазар в свою веру и просили прислать к ним христианского проповедника, который мог бы переспорить тех и других. Они обещали в случае победы христиан в религиозном диспуте принять христианство»^{255}.

Следует отметить, что именно по совету патриарха Фотия, который сам, судя по тому, что разгневанный император Михаил III как-то назвал его «хазарской рожей» был хазарского происхождения, к хазарам был послан протеже и ученик патриарха Константин (Кирилл). Как подчеркивает Артамонов «Константин отправился в Хазарию не как частный проповедник, а в качестве полномочного представителя Византии. Его миссия имела явно политический, официальный характер»^{256}.

Сам путь Константина и события с ним связанные свидетельствуют о том, что вполне возможно, его миссия была двойственной: он уполномочен был вести переговоры с хазарами и русами. Его путь лежал через Крым, где он на длительное время остановился в Херсонесе, где не только изучил хазарский язык, но и нашел Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами, а главное, научился писать и говорить по-русски. Зачем ему это было надо, если бы его задачей были бы только переговоры с хазарами? Г.А. Хабургаев отмечает особо, что Константин «быстро научился читать эти книги», написанные русскими письменами^{257}.

Необходимо отметить, что он уже знал славянский язык, так как был уроженцем Фессалоник (Солуни – по-славянски), греческой колонии, находившейся на территории македонских славян. Не зря, как сказано в «Житие Мефодия», император Михаил, обратившись к братьям с напутствием, сказал: «Вы оба солуняне, а все солуняне хорошо говорят по-славянски». И, самое главное, уже зная «русские письмена» и язык, он, по возвращении из Хазарии, начал работу по составлению славянской азбуки и переводу богослужебных книг на язык славян^{258}.

Интересно, говоря о крещении славян, как-то забывают, что Пелопоннес с VI в. почти триста лет находился под властью славян. И, конечно же, это было одним из первых и наиболее тесных соприкосновений с христианством. Г.Г. Литаврин приводит историю о неслыханно богатой славянке магнатк Данилиде. Комментируя «Продолжателя Феофана», он пишет: «Около 860 г. Патры посетил по заданию императора Михаила III (842–867 гг.) крупный имперский чиновник Феофил. В его свите находился состоящий на его личной службе будущий император юный Василий. Случилось будто бы так, что местный монах – провидец при первой же встрече с Василием оказал ему исключительные почести, которыми не удостаивал ни его господина Феофила, ни важнейшую в Патрах и в округе персону – Данилиду». Узнав о пророчестве монаха, Данилида познакомилась с Василием и склонила его к заключению духовного братства с ее сыном Иоанном и богато одарила будущего императора. После взошедшия Василия на императорский престол он возвел ее сына Иоанна в высокий чин протоспафария и приблизил к себе. Когда Данилида отправилась поздравлять императора – во дворце ей был оказан неслыханный по почестям прием. «Щедрые дары Данилиды императору были такими, какие ему и цари иноплеменников… не подносили: она подарила Василию 500 рабов… из которых 100 были евнухами, специально предназначенными дарительницей для нужд императора, 100 золотошвей вышивальщиц,.. 500 кусков драгоценных тканей, в том числе 100 тончайших “как паутинка”, и утварь из золота и серебра». Богато одаренная в ответ, она получила звание «матери императора» и ежегодно обменивалась с ним дарами^{259}.

Но вернемся к знаменитым солунским братьям – просветителям славян. Не исключено, что пресловутыми «русскими письменами» были именно тексты, написанные глаголицей. Возможно, Кирилл счел необходимым создание новой азбуки (кириллицы) исходя из более сложной структуры глаголицы, к тому же стремясь более приблизить новый алфавит к греческому алфавиту, алфавиту империи.

Здесь же, в Херсонесе, он отыскал мощи святого Климента, договорился с хазарами о снятии осады с какого-то христианского города и только после этого сел на корабль и через Азовское море по «Хазарскому пути» отправился в Хазарию. Там он, как повествует «Житие», прибыл к Каспийским воротам в Кавказских горах и участвовал в прении о вере, где победил своих противников и крестил 200 человек. После того, как хазарский каган Захария, которого почему-то нет в списке хазарских царей у Иосифа, с почетом принял Константина, он отправился обратно в Константинополь.

М.И. Артамонов вполне обоснованно пишет: «Вопрос о том, где, в какой части Хазарии был Константин со своей проповедью христианства, решался многими учеными по-разному. Г. Вернадский выдвинул вполне вероятное предположение, что «Хазарский путь», по которому путешествовал Константин Философ, не что иное, как путь русских купцов, описанный Ибн Хордадбехом, и что из Азовского моря Константин поднялся по Дону до переволоки на Волгу и затем по последней реке спустился к Итилю»^{260}.

^{Рис. 58. Варианты реконструкции Десятинной церкви. XI в. Киев.}

^{1– Н.В. Холостенко; 2 – Ю.С. Асеева}

^{Рис. 59. Планы Десятинной церкви. XI в. Киев}

^{Рис. 60. Мраморны плиты алтарной преграды в Софийском соборе} 

То есть он не мог миновать территорию Русского каганата и, возможно, провел здесь какие-то переговоры – иначе, зачем бы он изучал перед этим в Херсонесе русский язык. Не исключено, что его переговоры с русами были тайными, поскольку скрывались от хазар. И ведь это все произошло до того, как он отправился в Моравию распространять христианство. А почему тогда в Моравию, а не к русам? Может быть потому, что он у них уже побывал, и итогом его миссии к ним стало посольство русов в Византию с просьбой о крещении. Эта версия видится мне наиболее убедительной.

М.И. Артамонов вполне здраво заключает: «Когда Константин и Мефодий ехали в Хазарию, они вовсе еще не были “славянскими просветителями” и не было никаких намеков на их будущую роль в этом отношении. Случайное открытие в Херсонесе Евангелия и Псалтыри, написанных на русском языке, возможно, сыграло решающую роль в их дальнейшей просветительской деятельности среди славян. Зная славянский язык и ознакомившись с русским алфавитом, Константин без труда смог читать русские письмена, о чем говорится в “Житии”. Эти-то русские письмена, вероятно, и положены были им в основу славянской азбуки, составленной для Моравии, а Евангелие и Псалтырь, обнаруженные в Херсоне, стали, таким образом, тем зерном, из которого выросла вся позднейшая славянская, сначала переводная, а потом и оригинальная литература»^{261}.

Необходимо отметить, что исследователи неоднократно обращали внимание, что Солунские братья очень быстро перевели на славянский язык Святое Писание. Может быть, все дело в том, что благодаря находкам Евангелия и Псалтыри на русском языке, они могли значительно быстро перевести библейские тексты на славянский уже в Моравии, тем более что славяне говорили тогда практически на одном языке.

Особое место в миссии Константина (Кирилла) занимает история с обретением мощей св. Климента, культ которого особенно значим в христианстве Древней Руси и всего славянского мира. Выше уже говорилось о том, что Кирилл и Мефодий нашли в Херсонесе мощи святого Климента. В 867 г. славянские первоучители прибыли в Рим, чтобы получить благословение римского папы Адриана II на введение в подчиненной римской курии землях богослужения на славянских языках. Вместе с переведенными ими на славянский язык евангельскими текстами, они привезли мощи одного из первых римских епископов – Климента, которые Константин шестью годами раньше разыскал чудесным образом. «Именно мощи св. Климента, – подчеркиевает Е.В. Уханова, – являющиеся исключительной ценностью для римской церковной кафедры, сделали миссию Солунских братьев успешной. Более того, по мнению, например, Г.А. Хабургаева, принесение мощей св. Климента автоматически освящало как перевод на славянский язык книг Священного Писания, так и само изобретение азбуки, которая приобретала характер такого же Божественного откровения, как и обретение мощей»^{262}.

Не следует забывать и о том, что Турский собор в 820 г., признал русский язык апостольским, как об этом упоминалось выше. Так что оставался следующий шаг, чтобы таковым признать и славянский.

Св. Климент являлся учеником апостола Павла и был четвертым епископом Рима (92–94 гг.) и погиб за веру, будучи сначала за проповедь христианства сослан в Херсонес, где за продолжение своей миссионерской деятельности был в 101 г. осужден на смерть и брошен в море с якорем на шее. По преданию, каждый год в день мученической кончины св. Климента море расступалось на семь дней, и мощи его становились доступны для поклонения верующим^{263}.

Как известно, после крещения в Херсонесе, великий князь Владимир взял с собой в Киев часть мощей св. Климента, которые, впоследствии были положены в Десятинной церкви. «Культ святого в это время был настолько значим, что кафедральная Десятинная церковь была названа храмом св. Климента»^{264}.

Удивительный масштаб этого, казалось бы, не самого значимого для церкви события, как перенесение мощей, отмечает ряд исследователей. Как пишет Уханова, тщательно исследовавшая этот вопрос, «существуют тропари, в которых перенесение мощей св. Климента из моря, находящегося в пригороде Херсонеса, в город уподобляется по масштабу перенесения в “землю обетованную” гробов с телами еврейских патриархов Иакова и Иосифа… Еще более странным является сравнение этого перенесения с ковчегом Завета, т. е. святая святых еврейского народа, который как благословение древнеиудейский царь Давид перенес в свою столицу»^{265}.

Проанализировав существующие каноны св. Климента и их символику, Уханова пишет: «Теперь становится понятным, почему прообразом перенесения мощей св. Климента на Русь видится перенесение гробов патриархов Иакова и Иосифа в “землю обетованную”, почему, наконец, в этом акте видится перенесение тела Хритова в пещеру, из которой он воскрес. Все это относится к Руси. Как важнейшей вехой жизни Иакова и Иосифа было посмертное перенесение их тел в “землю обетованную” предков, так и важнейшим предназначением Климента было посмертное просвещение и освящение его мощами Русской земли, которую ждет слава, как Христа, вознесшегося на небо. Именно поэтому мощи св. Климента воспринимались как ковчег Завета царя Давида, они освящали избранность Русской земли»^{266}. Как уже говорилось выше, мощи святого Климента один раз даже использовались даже для рукоположения киевского митрополита.

Вместе с тем необходимо отметить, что крещение Руси в 988 г. великим князем Владимиром никак не отражено в византийских источниках. Видимо, в империи считали, что Русь и так уже была крещена вскоре после 860 г., поэтому это событие, столь подробно освященное в Повести временных лет, для византийской историографии прошло незамеченным, так же как в летописи не нашло отражения первое крещение русов. В чем тут дело?

Мы можем смело утверждать, что автор нашей главной летописи знало походе русов, и, судя по всему, был знаком с трудами византийских авторов и не мог не знать о последовавшим за походом 860 г. крещением. Однако опустил эту важнейшую информацию. Какими причинами руководствовался составитель летописи? Скорее всего, политическими. С изначальным христианством, скорее всего, покончила новая династия Рюриковичей, пришедшая к власти на севере Древней Руси в 862 г. Видимо, после убийства Аскольда и Дира Вещим Олегом, который был ярым язычником, начались гонения на христиан.

После принятия христианства князем Владимиром, правнуком Рюрика, видимо, было необходимо показать, что именно представитель новой династии принял такое решение, затушевав, таким образом, прежнее искоренение веры христовой. Не последнюю роль здесь могла сыграть и идея избранности Русской земли, появившаяся в связи с особым культом св. Климента.

Кстати сказать, та же идея избранности Русской земли вряд ли могла устроить Константинопольскую епархию, что могло сказаться и на умолчании крещения Руси в 988 г. византийскими источниками. Слишком независимой и в церковном отношении показывала себя Русь.

Однако, есть данные, которые вскрывают тот факт, что об этом событии хорошо знали во времена составления Повести временных лет. Как известно, с 1074 по 1078 гг. игуменом Киево-Печерской лавры был Стефан, о чем сообщает преподобный Нестор в «Житии Феодосия Печерского». В результате конфликта, «мятежа», возникшего в обители против Стефана, о причине которого не сообщается, тот был изгнан и на его место назначен Никон, которого М.Д. Приселков обоснованно считал настоящим автором Повести временных лет. И что особенно интересно для нашего исследования, оставив Киево-Печерский монастырь «Стефан основал собственный монастырь в честь праздника Положения ризы Божьей Матери во Влахерне, который располагался недалеко от Печерского монастыря на ручье Клове (отсюда второе название – Кловский монастырь). Нестор, не желая “выносить сор из избы”, упоминает в Житии только о самом факте изгнания Стефана и выборе Никона, что согласуется с общей установкой автора – убедить читателя в богоизбранности и святости Печерского монастыря. Сообщением о неспокойном времени игуменства Никона завершается повествовательная жизнь Феодосия», – пишет Ю.А. Артамонов^{267}.

Как известно, именно этот праздник был введен патриархом Фотием, как избавление от «неистовства россов» в 860 г. Может быть, конфликт автора Повести временных лет Никона и Стефана, как раз и связаны с тем, что Никон, описав поход русов на Константинополь, опустил упоминание о самом крещении и основание именно монастыря в честь Положения ризы Божьей Матери во Влахернах, явилось своеобразным протестом Стефана против прокняжеской политики Никона и Нестора. Вряд ли это было случайностью.

В средние века на Руси существовало немало храмов Положения ризы Богоматери, в частности, такой храм был воздвигнут как надворотный в Новгороде 6703 г. от сотворения мира. Может быть, все дело в том, что об этом крещении русов, последующим почти сразу после похода 860 г. на Константинополь, на Руси знали и, возможно даже, его отмечали, но политическая ситуация времен написания Повести временных лет заставила забыть об этом событии, выведя на передний план факт крещения Руси князем Владимиром.

Не следует забывать, что редактором Повести временных лет, как установил А.А. Шахматов, был сын Владимира Мономаха Мстислав. Вот, что пишет по этому поводу Б.А. Рыбаков: «Все тяготение вставок в “Повести временных лет” к северу, все проваряжские элементы в них и постоянное стремление поставить Новгород на первое место, оттеснив Киев, – все это становится вполне объяснимым, когда мы знакомимся с личностью князя Мстислава Владимировича. Сын англичанки Гиты Гаральдовны (дочери английского короля), женатый первым браком на шведской, варяжской принцессе Христине (дочери короля Инга Стенкильсона), а вторым браком на новгородской боярышне, дочери посадника Дмитрия Завидовича (брат ее, шурин Мстислава, тоже был посадником), выдавший свою дочь за шведского короля Сигурда, Мстислав всеми корнями был связан с Новгородом и Севером Европы»^{268}. Не исключено, что он был тем самым человеком, который «вымарал» из летописи все, что касалось истории Руси доваряжского периода, в том числе и сюжет о крещении.

В Никоновской летописи описано крещение Аскольда и Дира при императоре Василии^{269}, но наиболее подробно это освящено в Иоакимовской летописи, известной нам только в трудах В.Н. Татищева. «Олег бе муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Оскольда и позавидовав области его, взем Ингоря, еде с войски ко Киеву. Блаженный же Оскольд предан киевляны и убиен бысть и погребен на горе, идее же стояла церковь св. Николая, но Святослав разруши ю, яко речется», исходя из чего, Татищев считает, что по крещению Аскольду было дано имя Николай^{270}.

Кроме Десятинной церкви, построенной во времена князя Владимира, известна еще соборная церковь св. Илии, упомянутая в тексте договора 944 г. князя Игоря с Византией. «Мы же, елико нас крьстилися есмы, кляхомъся цьркъвию святого Илие в съборней цьркъви и предълежащим чьстьнымь крьстъмь…» Церковь святого Илии находилась в торговой части Киева, на Подоле, «над Ручаем, коньць Пасынъче Беседы». Важно отметить, что она была соборной церковью, т. е. главной, что предполагает наличие и других христианских храмов^{271}. Так что, христианство после прихода Рюрика, скорее всего, окончательно искоренено не было.

Необходимо отметить, что очень важен церковно-исторический фон, на котором происходило крещение «народа Рос». Главный источник этого события – знаменитое Окружное послание патриарха Фотия к восточным архиерейским престолам и представляет собой приглашение восточных патриархов на Константинопольский собор 867 г., который был задуман Фотием как вселенский. Созыв столь грандиозного мероприятия был вызван догматическими новациями западной церкви, прежде всего учением об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но и от Бога– Сына (Filioque). К тому действующий в то время римский папа Николай незаконно осудил и отлучил патриарха Фотия от церкви на Римском соборе 863 г. Это послание является важнейшим догматическим и историческим памятником эпохи, отражающим начинающуюся борьбу западного и восточного христианства. Послание датируется концом 866 или первой половиной 867 г.

Что касается деятельности папы Николая I, то она заключается в следующем. В течение своего понтификата (857–867 гг.) он пытался коренным образом усилить папскую власть. Он был уверен, что папа Богом предназначен для спасения Церкви, как на Западе, так и на Востоке. Поэтому, все формы существования национальной и государственной Церкви, повсюду должны быть признаны незаконными. Только папа – живой закон и его декреты имеют силу канонов, все решения соборов имеют законную силу только после утверждения их папой. Сам же папа может требовать отчета от любого духовного лица, может судить всех, но сам при этом неподсуден никому, включая императора. В ультимативной форме Николай I требовал, чтобы и Восток признал его своим верховным судьей.

Его правление еще больше способствовало отчуждению между Восточной и Западной Церквями. Надо сказать, что идея папского превосходства встретила решительный отпор со стороны патриарха Фотия, и Константинопольский собор объявил Николая I отлученным от церкви. Это обострение отношений было еще связано обращением в христианство болгар, которые колебались в выборе между Византией и Римом^{272}.

Послание патриарха Фотия разделено на несколько частей. В первой, которая посвящена главным образом крещению Болгарии, описаны противозаконные действия в этой стране католических клириков. Затем патриарх Фотий переходит к рассмотрению основных отличий западных церковных обрядов и традиций от византийских и достаточно подробно опровергает учение о Filioque. В конце послания патриарх Фотий приглашает патриарха Александрийского Михаила I прибыть лично или прислать своего представителя.

Кузенков обратил внимание на место, которое занимает в послании сообщение о крещении руси. «В начале первой части Фотий говорит об успехах миссионерской деятельности своей церкви среди языческих и уклонившихся в ересь народов, особо называя новокрещенных болгар и возвращенных к православию армян. Однако о руси при этом не упоминает. Сообщение о том, как “паче чаяния” был крещен недавно наводивший ужас на христиан “народ Рос”, радостно принявший епископа и ревностно предавшийся христианской религии, вставлен перед заключительной, третьей частью послания без какой-либо логической связи с предыдущим и последующим текстом. Это позволяет сделать предположение, что об успехе миссии среди руси Фотий узнал в ходе составления текста послания и придал этому особое значение»^{273}.