Текст книги "Хроники кладоискателей (СИ)"

Автор книги: Сергей Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

  – Ты прыгать будешь, что ли? – прошептал он.

  В ответ я только пожал плечами, и в самом деле не зная, смогу ли допрыгнуть. Затем поднялся на следующую ветку, подобрался по ней как можно ближе к открытому окну и начал медленно раскачиваться вверх и вниз, намереваясь использовать эту самую ветку как трамплин. Вовка ухватился за ствол дерева и прищурил глаза, как будто это могло как-то помочь мне уберечься от падения.

  – Раз, два, три! – сосчитал я и постарался со всей силы оттолкнулся от гибкой ветки. Вот только ветка оказалась не такой уж гибкой, как мне вначале показалось. Послышался громкий хруст древесины и я, ухватившись руками за оконную раму и больно ударившись корпусом о стену здания, повис на втором этаже с вешней стороны окна!

  Вовка закричал:

  – Подтягивайся!

  Я попробовал подтянуться, но неудобный хват, боль в ушибленных рёбрах и стена, в которую упирались колени, не позволяли подтянуться даже на несколько сантиметров, а не то, что взобраться на подоконник.

  – Не могу, Вован, буду прыгать!

  – Ты с ума сошёл? Тут же высота метров пять!

  Я из последних сил держался за раму, но понимал, что долго мне так не продержаться.

  – Привет, мальчики! – услышал я голос Машеньки.

  Этого ещё не хватало! Кое-как взглянув вниз, я краем глаза заметил стоящую прямо подо мной девочку со своей убогонькой собачкой, внимательно наблюдающую за моими нелепыми попытками забраться в окно.

  – Привет! – стараясь не поддаваться панике, пропыхтел я.

  – П-п-привет... – услышал я за спиной удивлённый голос друга.

  – У вас тут всё в порядке? Может на помощь кого-нибудь позвать? – осторожно поинтересовалась девочка.

  – На помощь? – стараясь придать голосу, как можно более беззаботный тон усмехнулся я, – Ты хочешь, чтобы нас тут за незаконный просмотр повязали?

  – Ну, да, – всё также удивлённо бормотал Вовка, – Лезь к нам, тут Хон Гиль Дона показывают!

  – Не надо к нам! – из последних сил держась за раму, прохрипел я, и, снова посмотрев вниз, уже с трудом добавил: – Собачку убери...

  – Что-что? – не расслышала мою просьбу Маша.

  – Собаку сбою убери! Зашибу! – заорал я, разжимая занемевшие пальцы и плавно пикируя прямо на тротуар.

  Через пять минут мы втроём сидели в видеосалоне, куда нас великодушно впустила Машенькина бабушка – охранник баба Шура. Я морщился от боли в ступнях, и с долей глубочайшей иронии смотрел, как все вокруг удивлённо наблюдают за столетним старичком – учителем того самого Хона Гиль Дона – прыгающим с тридцатиметрового дерева на землю без каких-либо неприятных последствий для своих дряхлых ног. Какие, всё-таки, сказочники эти азиаты!

  Глава 19. Свидание

  – Ну, и куда вы теперь, на ночь глядя? – Оля поочерёдно переводила взгляд то на меня, то на Вовку.

  – Да у нас палатка просто отличная! Получше пятизвёздочного отеля! Сейчас в лесу поставим, заночуем, а завтра утром в путь... – ответил я, стараясь вести себя как можно безмятежнее, чтобы не навязываться на ночлег.

  – Вот ещё! Я-то думала, вы в город поедете. Ну что вы, ребят! Ещё и с палаткой по темноте голову морочить. Давайте я вам лучше в летней кухне постелю на кушетке! – она с надеждой поглядела на нас, и, видя, что мы очень даже не против, добила: – А утром вы бы меня до остановки подвезли.

  Мы, молча, переглянулись, и Вовка с опаской спросил:

  – А дедушка не будет против?

   Сон не шёл, и я размышлял о жутком рассказе деда Прохора, глядя в кухонный потолок.

  – Слышь, Вован, ты спишь?

  – М-м-м? – послышалось в ответ его вопросительное мычание.

  – Ты слышал что дед говорил по поводу того оврага?

  – Что-то слышал. Нес какую-то ересь про чертей, про могилы какие-то ... Чё тебе не спится-то?

  – Да припугнул он меня своими страшилками, если честно. Я и сам от себя не ожидал, только...

  Вовка насмешливо хмыкнул:

  – Пить надо меньше, чтоб черти не мерещились. Спи, давай, нам завтра вставать рано, ехать далеко.

  – А если клад наш здесь лежит, а мы вот так возьмём и уедем, не проверив? Ты же сам слышал, как звенело всё вокруг!

   – Ага! В прошлой яме тоже всё звенело, дай бог как! Я до сих пор весь тот звон до конца из карманов не выгреб! Давай спать, друг. Нам ещё есть, где покопаться. А деду и без нас в жизни досталось. Давай хотя бы мы не будем старому своими забавами нервы трепать.

   И, чёрт возьми, он был абсолютно прав!

  Уснуть никак не получалось. На смену мыслям о кладе пришли не менее, а может быть и более мучительные, мысли о хозяйке дома, в котором мы проводили нынешнюю ночь. Я лежал и размышлял, о чём или о ком она сейчас думает, засыпая в постели и рассыпав по подушке волны своих огненно-рыжих волос. В памяти, почему-то, всплыла Машка из такого далёкого и беззаботного детства. Как сложилась её судьба? Где она сейчас?

  Я перевернулся на бок и попытался уснуть, однако, жуткий храп друга, раздавшийся через пару минут у самого моего уха, свёл на нет все старания. Ежеминутные толчки локтем в бок спящего соседа не дали должного эффекта и я, решив, что поспать мне сегодня вряд ли удастся, оделся и вышел во двор.

  В доме горел свет. Видимо, Оля тоже до сих пор не спала. Шторы были прикрыты не плотно, и тем самым вызывали непреодолимое желание подойти поближе и всего лишь одним глазком ещё раз взглянуть...

  'Ну, нет... Я же не настолько подлый, правда? Ну, разве я могу подглядывать за ни о чём не подозревающей девушкой, которая, к тому же, так великодушно разрешила нам переночевать у неё в гостях?' – размышлял я по пути к заветному окну. 'Нет, меня не так воспитывали! Что ж я маньяк какой, что ли? Серёжа не такой! – но подлый и настойчивый внутренний голос – гад – предательски шептал: 'Такой-такой!'. А когда я преодолел клумбу, вплотную подойдя к цели, последние рубежи совести, в борьбе с искушением, пали и в окне, пред моим жаждущим взором, предстал... Прохор Матвеевич, употребляющий очередную порцию огненной воды и закусывающий её родимую аппетитной котлетой.

  Кроя себя, в глубине души, трёхэтажным матом за проявленное малодушие, выбрался из цветника и практически сразу был ошарашен испуганным женским возгласом, раздавшимся откуда-то сбоку из темноты.

  – Прости, Оля! Это я! Сергей! – чувствуя, как к лицу приливает горячая кровь жуткого стыда и смущения, затараторил я, – Где тут у вас?... Ну, этот... То есть эта... – я лихорадочно пытался придумать причину, по которой оказался посреди ночи в клумбе, но в голову настойчиво лезла только какая-то чушь. В итоге, не придумав ничего получше, ляпнул: – Сушняк у меня, в общем! Похмелье! Воду никак не мог найти. А тут вот бочка...

  – Боже! Серёж, в этой бочке дождевая вода для полива цветов! – она прыснула весёлым смехом, – Только не говори, что успел напиться!

  – Да нет... – в душе искренне радуясь ночной темноте, ответил я. Если бы Оля сейчас видела мои красные от стыда уши и лицо, то версия с бочкой точно бы не прокатила. – А ты почему на улице? Не спится?

  – Не спится... – как-то задумчиво проговорила она и, как раз, её-то чудесную улыбку ночь укрыть не смогла.

  – Так может, прогуляемся? – спросил я, уже понимая, что она ждёт от меня этого вопроса.

  – С удовольствием! Только схожу, переобуюсь.

  Стояла тихая, безветренная ночь. С огорода доносился мерный стрекот сверчков. Над головой то и дело с гулом проносилась тяжёлая авиация в виде майских жуков. На безлунном небе тускло мерцали миллионы звёзд, заполоняя весь небосклон и создавая сплошной светящийся купол. Да уж! Такого неба в городе не увидеть...

  – Красиво, правда? – донёсся с крыльца Олин задумчивый голос. Я не ответил, и подойдя ближе, подал руку.

  – И куда же мы с тобой пойдём?

  – Нашла, у кого спросить! Ты же у нас местная, тебе и решать.

  – Ага... Вот так, значит, ты перевалил всю ответственность на хрупкие женские плечи, да? Ну, хорошо... – она загнула один палец на руке: – Просто гулять с интересным молодым человеком по улицам – довольно рискованная затея. Завтра вся деревня будет об этом знать. – Оля говорила с каким-то детским беззаботным весельем, явно находясь в предвкушении романтического вечера. Глядя куда-то вверх, загнула второй палец: – Идти среди ночи в лес с малознакомым человеком, а к тому же ещё и в лес, полный пьяного народу – это вообще не комильфо, согласись! – третий палец: – Сельская дискотека? Уж лучше тогда с дедушкой водки выпить...

  – Предлагаю к реке! – вызвал я огонь на себя, представив очередную пьянку в компании Прохора Матвеевича.

  – Хм... А что у реки?

  – Как что? Лягушки, конечно! И комары! Что же ещё?

  – Ох и умеете вы, Серёжа, девушек уговаривать! Я согласна! – она засмеялась, пожала плечами и, держась за мою руку, спрыгнула со ступенек. С чувством юмора у девушки оказалось всё в порядке, что не могло не радовать. Жестом предложил ей уцепиться за свой локоть, чем та, не колеблясь, поспешила воспользоваться и мы неспешным шагом двинулись к реке.

  – А расскажи мне что-нибудь о раскопках! – с азартом в голосе попросила Оля, чем ввела меня в конкретный ступор.

  – О каких ещё раскопках?

  – Ну, как это о каких? О любых! Ты же археолог, в конце концов?

  – Археолог, археолог... – пробормотал я, на ходу пытаясь придумать какую-нибудь археологическую байку, но получалось только ругать себя за то, что приходится врать, – Знаешь, тут и рассказывать-то особо нечего. Но одно тебе могу сказать точно: когда ты поднимаешь из земли что-то, потерянное сотни, а может быть и тысячи лет назад, и берёшь это в свои руки, то начинаешь физически ощущать в этом предмете вес этих самых веков! Только представь: тысячи лет назад здесь – вот прямо здесь – жили совершенно конкретные люди, которые очень сильно отличались от нас с тобой. И люди эти были такими же хозяевами местных земель, какими сейчас считаем себя мы – славяне. Они говорили на совершенно другом языке, поклонялись каким-то своим богам, передавали из поколения в поколение свои традиции, нравственные устои и легенды о предках... Это был великий народ! Народ – завоеватель! Народ – покоритель! Сейчас его нет. Давно нет. Не осталось людей, не осталось языка, не осталось ни одного человека на земле, которого можно было бы с уверенностью назвать потомком великих скифов. И, всё же, иногда получается прикоснуться к той эпохе. И происходит это в тот момент, когда ты поднимаешь из земли предмет, потерянный две или три тысячи лет назад и понимаешь, что его потерял совершенно конкретный человек, при совершенно конкретных обстоятельствах, но очень и очень давно! А другой, не менее конкретный и не менее давно живущий человек, изготовил эту вещь своими руками! Он старался, прилагал усилия и фантазию! Он долго учился этому ремеслу, постигал все тонкости и вот он сделал, ну, например, наконечник для стрелы! Из бронзы! А сегодня ты, такой же конкретный, но уже современный, поднимаешь этот наконечник с осознанием, что ты первый человек, к которому он попал с тех давних пор! Невероятное чувство!

  Довольный своей находчивостью, а также тем, что всё-таки не пришлось врать, я нащупал в своём внутреннем кармане заботливо припрятанный наконечник и протянул его Оле. Она остановилась, уставилась на мою ладонь и, боясь притронуться, принялась рассматривать в ночных сумерках старинную диковинку.

  – Это что? Он самый? Скифский наконечник? – почему-то шёпотом спрашивала Оля.

  – Угу, он самый. Держи, не бойся! – и только после этих слов она решилась взять его в руки.

  – Такой маленький. Я думала, они должны быть больше. Боже мой! А ведь и вправду – ему же много тысяч лет! Просто чудо какое-то! Даже не верится, что я его держу.

  – Дарю, – великодушно провозгласил я, но Оля тут же отрицательно замотала головой и поспешила вернуть находку мне:

  – Нет, что ты. Я не могу!

  – Да бери, говорю, у нас этих наконечников знаешь сколько? Пруд пруди! Складывать некуда! Мы же археологи, ели-пали!

  Оля заколебалась, но я ещё раз настоял и она сдалась:

  – Я буду его с собой в сумочке носить. На удачу! Спасибо тебе... – она улыбнулась и проворно чмокнула меня в губы. Я аккуратно обнял её за талию и какое-то время вглядывался в самые удивительные глаза на свете. Её улыбка превратилась в лёгкое смущение, но противиться моим объятиям она не стала. Ещё мгновение я наслаждался видом её глаз и после поцеловал.

  Дальнейшая наша прогулка до самой реки и обратно вспоминается как будто во сне. В хорошем сне. В самом счастливом... Мы распрощались у порога дома. Оля ещё раз поцеловала меня, пожелав спокойной ночи, и оставила в полном одиночестве.

  Глава 20. Ночь

  Я стоял перед забором, отделяющим двор от огорода, и всматривался в густую и глубокую тьму майской ночи. Прохладный воздух проворно забрался за пазуху, покрывая спину бодрящими мурашками, и заставляя обхватить себя руками за плечи. Где-то там, совсем не далеко, лежит таинственное место, хранящее вековую тайну о серии загадочных смертей, несущее в себе жуткие отголоски ментальности наших предков, веривших в чертовщину на столько, что решились на настоящее убийство. Но даже не это меня поражало более всего. Я был до глубины души смущён тем, что я – взрослый современный мужчина, живущий в век космических и компьютерных технологий, имеющий в современном прогрессивном обществе определённый вес и репутацию, в конце концов, не бедный человек, стою здесь и... боюсь! Смешно подумать: чертей боюсь! Да что за бред, в конце-то концов!?

  Возмутившись собственной глупости и абсурдности ситуации, я, не без труда, отыскал во дворе лопату, накинул на плечи какую-то старую шинель и уверенным шагом направился в сторону оврага с твёрдым намерением расставить все точки над 'i'.

  Такой гаммы противоречивых ощущений я ещё не испытывал ни разу в жизни. С одной стороны здравый рассудок уверял меня в том, что я просто иду к самому обыкновенному углублению в почве, чтобы выкопать из земли то, что в ней находится. С другой стороны что-то в груди заставляло бешено колотиться сердце и учащённо дышать. Сверчки, видимо почувствовав мои шаги, смолкли и я двигался в полной тишине. Впереди почти ничего не было видно. В голове всплыли слова старика: 'Руки чёрные с под земли к тебе тянулись! Они ж тебя за ноги вже хотели хватать!'. Тут же ещё сильнее заколотилось сердце.

  – Век компьютерных технологий, – почти неслышно шептал я себе под нос, – старый дед, выживший и ума, век компьютерных технологий, люди в космос летают...

  Получалось не очень убедительно, и я даже начал подумывать о том, чтобы повернуть обратно и прийти сюда снова, но уже на рассвете, когда увидел под ногами край обрыва. 'Дошёл. Ну, вот и славненько. Сейчас обойду с другой стороны и копну разок-другой. Делов-то!', – убеждал я сам себя, сжимая покрепче древко лопаты дрожащими от волнения руками. Глубоко вздохнув, зашагал вдоль врага к пологому склону. Вдруг, в густой ночной тишине раздался еле заметный шорох. Я невольно остановился и стал настороженно вслушиваться. В ушах отдавались гулкие удары собственного пульса. Снова завёл свою песню сверчок. Решив, что мне просто показалось я, пусть и чуть медленнее, но всё же продолжил путь к дну омута и, дойдя до места, вонзил лопату в почву.

  Перевернув ком земли, разламывал его руками и на ощупь попытаться найти хоть что-нибудь похожее на монеты или украшения. Руки предательски дрожали от волнения, и комья земли постоянно выпадали и терялись в высокой сухой траве. Приходилось на ощупь их отыскивать и снова пытаться раздавить непослушными пальцами. В эти моменты возбуждённое воображение, абсолютно не обращая никакого внимания на прагматичный рассудок, рисовало жуткие кривые руки, покрытые чёрными волосами и тянущиеся из-под земли, чтобы схватить меня и утащить к себе в преисподнюю. Разламывая очередной ком я, вдруг, наткнулся на нечто плоское, круглое и твёрдое, размером с пятикопеечную советскую монету. Оттерев предмет от грязи, попытался рассмотреть находку, однако полное отсутствие освещения не позволяло определить принадлежность предмета вообще к чему-либо. Я положил его в карман и уже с двойным усердием продолжил перебирать куски дёрна. Ещё один предмет! На этот раз продолговатый, остроконечный, около полутора сантиметров в длину и не более пяти миллиметров в толщину. Тут же попался ещё один! Также, продолговатый, но уже чуть большего размера. Страх окончательно отступил, уступая место дикому азарту! А зря...

  Я поднялся с земли, чтобы в очередной раз вонзить лопату и отчётливо почувствовал на своей спине чей-то тяжёлый взгляд. Точно описать и передать словами это чувство не возможно. Могу лишь сказать, что в какую-то долю секунды я физически ощутил на себе его прикосновение. Враз похолодев от макушки до пят, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел то, что мне так эмоционально намедни описывал Прохор Матвеевич. Буквально в трёх метрах за мной из травы поднимались два чёрных силуэта бесовских фигур, по пояс находящиеся в земле и протягивающие ко мне свои чёрные руки. Я успел заметить, как блестели глаза одного из них, отражая холодный свет звёзд.

  В следующее мгновение, я рванул вперёд, в панике не соображая, что творю, и куда лучше стоит бежать. Упёршись в отвесный край оврага, оказался в западне. Бросив лопату и хватаясь руками за сухую траву, стал карабкаться наверх, в каждое следующее мгновение, ожидая прикосновения холодных, влажных бесовских рук на собственных лодыжках.

  Не знаю как удалось преодолеть столь крутой подъём так быстро, но мне показалось, что я просто выпрыгнул из того оврага, после чего бежал не оглядываясь до самого двора, спотыкаясь о длинные полы старой шинели, падая и снова поднимаясь. Пронзительно завыла соседская собака. Тяжело дыша и кашляя, обернулся назад. Бесов не было. Страха тоже не было. Его место заполнила какая-то всеобъемлющая пустота, прострация, полное отрицание действительности. Мой рассудок отказывался верить в произошедшее, но и разумное объяснение всему искать не желал. Хотелось просто исчезнуть и не быть. Вообще.

  Небо на востоке начинало светлеть, наступало утро. В деревне один за другим голосили петухи. Вымыв руки в уличном умывальнике, я поплёлся в кухню, а через полчаса окончательно отдышавшись и успокоившись, уснул тревожным сном. Мне снились комья чёрной, вязкой грязи, которые я вынимал изо всех своих карманов, а та, почему-то, упорно не заканчивалась и всё больше пачкала руки. Вовка, зачем-то, эту самую грязь тут же подбирал и, опасливо оглядываясь по сторонам, прятал себе за пазуху, приговаривая: 'Ничего, Серый, отмоемся как-нибудь'.

  Глава 21. Ссора

  Утро началось с чудных ароматов. Вовка, не дожидаясь, когда все проснутся, по-хозяйски принялся готовить завтрак из привезённых нами запасов. Кстати сказать, кулинар из него получался отменный. Через двадцать минут все обитатели 'дома на окраине' с удовольствием уминали Вовкину стряпню, а я даже на несколько минут забыл о своём ночном приключении. День обещал быть сухим и тёплым. Из соседнего леса снова доносились восторженные детские крики и треск ломаемых на дрова веток – праздники продолжались...

  Оля всё утро щебетала и шутила, явно пребывая в отличном настроении. Вовчик с удовольствием поддерживал её остротами и шутками. Я же никак не мог отойти от жутких впечатлений, а друг, заметив это, дождался, когда хозяйка дома удалится на кухню для мытья посуды и спросил:

  – Старик, что-то не так? Ты какой-то хмурый с самого утра.

  Я смотрел на него, не зная что ответить. Рассказать? Или отмахнуться и забыть о том, что видел? Через чур невероятной была история, чтобы вот так просто взять и сказать: 'Видел ночью чертей, которые хотели меня в ад утащить...'. Единственное, во что сейчас хотелось верить, так это в то, что мне всё приснилось, и что не было никаких ночных прогулок и бесов волосатых... Уверен, что со временем я бы так и стал думать, ведь нам-то на всё нужны разумные и рациональные ответы. А какой рационализм был в том, что со мной произошло ночью? Да никакого! Потому-то и списал бы всё через день-другой на сон после пьянки. Однако было одно 'но'! И это 'но' страшно угнетало и гнало от проклятого места. Проснувшись утром, я первым делом сунул руку в карман и изъял оттуда гильзу от патрона, пулю и большую бронзовую пуговицу. Все предметы были испачканы землёй. Значит, не приснилось! Но как сейчас объяснить это сидящему рядом и улыбающемуся до ушей другу?

   – Я тебе потом всё объясню.

   Вовка заметно погрустнел и сделался серьёзным.

   – Колись, давай! Никто не слышит. Что-то серьёзное?

   – Даже не знаю. Но точно уверен, что валить отсюда надо. И чем быстрее, тем лучше.

   – Да говори уже, не томи!

   – Старик, если я скажу, ты всё равно не поверишь. Просто послушайся меня и собирай манатки.

   – Ну, теперь я точно с тебя не слезу! И пока не расскажешь всё как есть, за руль не сяду. Выкладывай!

   Я тяжело вздохнул и оглянулся через плечо туда, где в лучах солнечного света зиял провал оврага.

   – Я ночью ходил копать, – начал я и запнулся, не зная как правильнее описать то, что произошло.

   – Ого! Ну и? – нетерпеливо развёл руками Вовка.

   – Нет там ничего. Гильзы и пули всякие. Они-то и звенели. Видать, в войну кто-то из оврага этого отстреливался, как из окопа.

   – Ты чего-то недоговариваешь, друг. Это тебя, типа, гильзы так расстроили? Ты бледный сидишь как стена. Что ещё нашёл? Колись, давай!

   – Да ничего больше не нашёл, правда... Просто... – и вдруг вспомнив наш диалог с дедом Прохором, продолжил: – Ты в Бога веришь?

   Реакция и ответ Вовки меня несколько удивили и насторожили. Он заметно осунулся и уставился в столешницу, сжав кулаки. Я не торопил, ждал. Через полминуты друг ответил холодным тоном:

   – Тебе-то что до этого?

   Было видно, что теперь ему уже всё равно, что случилось со мной. Я даже немного растерялся от такой агрессии.

   – Ну, а что я такого спросил-то? Я вот, например, верю.

  Вовка возбуждённо сопел носом.

  – А может, я боюсь верить? – буркнул он и тяжело вздохнул, затем, как-то съёжившись, пристально посмотрел на меня и добавил: – Боюсь, что грехи мои не простит.

   – Ну, так этого все боятся, – не понимал я, к чему тот клонит.

   – Не у всех столько грехов, как у меня, – не отрывая взгляда, машинальным голосом твердил

  тот, и было в этом нечто железное, нечто, что сильный и волевой Вовка не мог сам в себе побороть, не мог контролировать.

   – Да ладно тебе... Все люди не без греха, и вообще я не о том... – договорить я не успел. Вовка, вдруг сжал губы, а затем побагровев, вскочил со скамьи и сильно ударил кулаками по столу:

   – А тебе-то, откуда знать про грехи-то, про мои?! А? Где ты десяток лет пропадал, друг мой верный? – я шокированный, молча, наблюдал за разъярённым товарищем, абсолютно не понимая причин такого поведения, а он всё не унимался: – Что ж ты не уберёг другана своего лучшего от тюрьмы, а? Что ж от пьянки-то меня не уберёг? И даже когда увидел, что без водяры жить не могу, что подыхаю, что ж не вытащил из задницы этой, как обещал? А?! Друг, что примолк?! Или ответить нечего?! Проповеди он мне тут читает! Святой, блин, выискался!

   На его крики выбежала испуганная Оля и застыла в дверном проёме кухни. Она явно хотела что-то спросить, но так и не решилась. У Вовки на глазах выступили слёзы, и он быстрым шагом пошёл прочь со двора. Я глядел то ему вслед, то на перепуганную Олю, не зная как поступить. Чуть придя в себя после такого холодного душа из помоев, которые на меня вылил лучший друг, решил-таки его догнать, и выяснить, что же послужило катализатором скандала, но не успел.

  Стоя посреди улицы, я глядел на стремительно удаляющийся 'Прадо', поднимающий за собой серые клубы пыли, и не представлял, что делать дальше. Вышла Оля и посмотрела на меня с немым вопросом в глазах. В ответ, я только, молча, пожал плечами, и в самом деле не представляя, что ей ответить. Навряд ли, причиной такого Вовкиного поступка могло послужить моё длительное отсутствие. Дело было в чём-то другом. И это 'что-то другое' явно терзало ему душу.

   – Чаво орать-то так? – послышался голос Прохора Матвеевича из-за забора, – Вы мне эдак усю нечисть разгоните, некем будеть археологов пужать!

  Из-за спины Ольги показалась его щуплая, сутулая фигура. Не спеша дед подошёл ко мне и также уставился на клубящуюся над дорогой пыль.

   – Горько ему, видать. Другу-то твояму. Слышь? – старик выжидающе покосился на меня.

   – Видать... – выдохнул я.

   – Чаво ж не помогашь яму?

   – Да не успел я, удрал шибко быстро.

   – Ничаво, скоро повернётся... – задумчиво проговорил тот, – От нам Ольга-то чаю зараз сварить, мы с тобой пока яво выпьем, так и повернётся товарыш твой. От там и поговорите с им. Ну? Чаво встал, как истукан? Идём, говорю, чай пить!

   Я поплёлся за дедом, пребывая в полной растерянности. Крепкий чай немного привёл в чувства. О ночном происшествии уже даже не вспоминал. Новая проблема поглотила с головой. Вот только дед Прохор оказался не таким уж и простаком:

   – И чаво ж ты там ночью-то делал, а? Не поверив деду, да?

   Меня даже передёрнуло от неожиданности.

   – Вы-то откуда знаете?

   – Сынку, дед вже скоро сто годов как на свете живе. Я ще вчера вечером знав, шо ты туды попресся. Вот ты с дедом, как с дитём малым беседу водишь, а дед вже чотыри твоих жизней прожив, и бачив поболе, чем ты, да-а-а... Тому слухай, шо дед скажет: не ходи туда больше, сынку. Не надо воно тебе.

   – Не пойду, отец. Ещё вчера ночью отхотел.

   – От и ладненько, – старик удовлетворённо кивнул и переключил внимание на входную калитку, – Шось твоего друга долго нема, вже должон був вернуться, паразит.

   Вовки и в самом деле не было и, по всей видимости, возвращаться он не думал. Прошёл ещё час. Собрав в рюкзак металлоискатель и кое-какие оставленные другом вещи, я приготовился прощаться с приютившими нас людьми, но в этот момент мы услышали звук подъехавшего ко двору автомобиля.

   – От так! Довго ж яво не було. От басурманин! – Прохор Матвеевич довольно улыбался беззубым ртом, а морщины на лице от этого стали таким глубокими, что было трудно разобрать, где же среди них разрез глаз.

   Мы втроём заторопились к калитке. Дед оказался прав, прямо посреди улицы, напротив двора, стояла и урчала двигателем Вовкина машина, из которой тот не торопился выбираться. Я подошёл к водительской двери и, сквозь сильно тонированное окно, с трудом разглядел друга. Тот сидел, упёршись подбородком в грудь, и глядел прямо перед собой. Футболка на груди была мокрой, глаза красными, а в руках – полупустая литровая бутылка виски. Приехали...

   Он рывком распахнул дверь и, громко икнув, выпал прямо мне на руки. С трудом удержав тяжеленную тушу, я помог встать ему на ноги.

   – Гуляем, ёптить! – он взмахнул рукой, в которой была бутылка, и не удержал её – в следующее мгновение та полетела в сторону. Вовка, придерживаясь за дверцу джипа, сделал наигранно-удивлённое лицо, затем поднёс указательный палец к губам и прошептал: – Т-с-с-с! У меня ещё есть! – и в очередной раз громко икнув, собрался лезть обратно в машину.

   Я опомнился и, придерживая падающего друга, обратился к Оле со стариком:

   – Вы нас простите, ради бога, за всё – мы поедем. Он в машине проспится. Спасибо вам большое за всё и ещё раз извините! – а затем, вдруг вспомнив, добавил, – Да! Оля! Мы же обещали тебя до остановки подвезти!

   – Не страшно, Серёж, я сама доберусь, здесь всё равно не далеко. В любом случае, до вчера я ещё побуду с дедушкой.

   Старик, опёршись на свою клюку, грустно наблюдал за всем происходящим. Загрузив возмущающееся и отбивающееся тело на заднее сидение, я бросил в багажник рюкзак, пожал деду Прохору руку и, взглянув на прощанье в Ольгины бездонные глаза, сел за руль. Но практически сразу вышел обратно и увидел, что Оля тоже торопится ко мне.

   – Вот, – она отдала мне заранее написанный на листке бумаги номер телефона, затем протянула ладонь для рукопожатия и улыбнулась. Я взял её за руку поцеловал в щёку.

   – Обязательно позвоню, когда в город вернёмся. Да, кстати! – я достал из кармана свою визитку и протянул её Оле, – Это так, на всякий случай.

   Оля снова улыбнулась, согласно кивнула и отступила на шаг назад, давая понять, что больше не задерживает.

   Уезжая, под раскатистый храп пьяного друга, я смотрел не на дорогу, а в зеркала заднего вида. Там, позади, посреди пустынной улицы, ещё долго провожала нас взглядом одинокая женская фигура, от которой так не хотелось уезжать.

  Глава 22. Юг

   – Я там хоть не натворил ничего? – Вовка сидел верхом на спальном мешке в палатке и держался за косматую голову обеими руками.

   – Не успел. Я тебя убаюкал. Хотя, что ты делал полтора часа до этого, понятия не имею. Может и натворил чего. Не переживай, тебе Оля если что расскажет. Уж ей-то односельчане обязательно всё в красках распишут, если будет что...

   Он застонал и свалился без сил на спину.

   – А она что?

   – Да ничего. Не парься, всё нормально. Почти не видела тебя пьяным.

   – Ты хоть телефон-то у девки додумался взять? – он, приоткрыв один глаз, посмотрел на меня.

   – Взял-взял, ты давай проспись хорошенько. Тут, между прочим, в десятке метров озерцо нас ждёт – на дне искать будем.

   – Как же! Поспишь тут... Трясёт всего! Сдохну, если не опохмелюсь! Я вискаря два пузыря брал...

   – Вовчик, ты же знаешь, что опять сорвёшься. Нельзя тебе опохмеляться.

   – Зуб даю, старик! Только опохмел, я просплюсь, и завтра же ныряю в это твоё озерцо!

   – Ты же прекрасно знаешь, что не остановишься, кого обмануть хочешь? Меня или себя?

   – Серый, я уже завязывал раз! Ты же знаешь! Хватило же сил! И сейчас хватит. Дай только чуток, чтобы попустило. Я же не прошу всё!

   – Я знал, что так будет, друг. Потому и выбросил её. Всё! Нет вискаря. Спи! – в ответ он отчаянно зарычал и отвернулся от меня, кутаясь в спальный мешок.

  Стоял тёплый вечер. До захода солнца ещё было достаточно много времени, и я принялся осматривать местность самой южной точки нашего путешествия, куда сегодня днём привёз пьяного Вовку и где самостоятельно разбил лагерь.

  Вокруг вовсю зеленел май. Луг, на котором вдалеке паслось небольшое стадо коров, был устлан молодой ярко-зелёной травой с частыми жёлтыми вкраплениями цветущих одуванчиков. В паре километрах от лагеря виднелся небольшой посёлок, который мы, по дороге сюда, проезжали. Очередная пустеющая с каждым годом деревушка, каких сейчас в стране тысячи – люди покидают сёла в погоне за комфортом и красивой городской жизнью.