355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Яковенко » Хроники кладоискателей (СИ) » Текст книги (страница 10)
Хроники кладоискателей (СИ)
  • Текст добавлен: 23 июня 2020, 16:30

Текст книги "Хроники кладоискателей (СИ)"


Автор книги: Сергей Яковенко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

   – Как бы тут до нас всё не выкопали, – задумчиво бубнил Вовка, прохаживаясь от одной ямы к другой и пристально всматриваясь себе под ноги, в надежде отыскать что-нибудь интересное.


   Я вышел на нетронутый кусок земли, расчехлил сапёрку и всадил её в мягкую песчаную почву. За полчаса раскопок, наши с Вовчиком карманы были плотно набиты настоящими патронами, солдатской ремённой пряжкой со звездой и порохом в виде тоненьких, как ампула от шариковой ручки, трубочек разной длины! С каждой новой находкой, азарт рос всё больше! Мы перестали замечать, что творится вокруг, и полностью сосредоточились на нашей ямке, которая росла всё больше и больше с каждой минутой.


   – А прикинь, если пистолет найдём! – яростно отгребая выкопанный мною песок и просеивая его между пальцев, тараторил Вовка, – Ох и Ромео! Ох, и красавчик! Не обманул! О! Ещё патрон!


   Я слишком сильно запыхался, чтобы что-то отвечать другу, но остановиться уже не мог и продолжал копать.


   – Здорово, внучки! – услышали мы за спинами сухой и какой-то скрипящий голос, явно принадлежащий взрослому и даже немолодому человеку.


   Сердце застыло. В следующее мгновение я резко обернулся и увидел стоящего в двух метрах от меня старика с лукошком грибов в руках и в соломенной шляпе на копне седых, курчавых волос. Вовка тоже, бросил грестись, сидел на пятой точке и глядел на деда, вытирая нос рукавом. От сердца отлегло. Старик был вовсе не страшный, а даже наоборот, какой-то смешной и нелепый. Глядя на него, у меня возникла чёткая ассоциация с Дядюшкой Ау из одноимённого мультфильма.


   – Здравствуйте, – поздоровался я в ответ.


   – Ну, чаво? Нашли чавой-то, али нет? – щурясь на солнце, поинтересовался у нас тот.


   – Ничего мы не нашли, – поднимаясь медленно на ноги соврал мой друг.


   – Так уж и ничаво, – недоверчиво, но добродушно улыбнулся дед, – Вы тут вже до-о-олго копаете, я недалече грибочки собирал и усё видел...


   – А что такое? Нельзя копать, что ли? Может, мы тут землянку решили устроить!? – возмущённым голосом продолжил врать Вовка.


   – Ага, то-то я вижу, усе тут себе землянки копають. Жить, видать, негде, вот и лезуть под землю... – кивал головой дед, а потом уже значительно тише добавил, присаживаясь на сухую траву и начиная скручивать жёлтыми пальцами самокрутку: – Да ты не боись, внучок, не отберу. Я токмо спросить хотел, не находили ли тут чаво, что мои друзья покойные подрастеряли, когда их в сорок первом на куски бомбами рвало.


   Мы с другом, молча, переглянулись и снова уставились на старика. А тот, как ни в чём не бывало, продолжал крутить свою папиросу из старой газеты. Чиркнув спичкой, он подкурил, и вокруг седой косматой головы выросло сизое облачко дыма, которое тут же подхватил и унёс лёгкий осенний ветерок.


   – Ну, чаво глядите на меня, как на пугало какое? Да, хлопцев добрых у войну тут полегло много. Дюже много, внучки, дюже...


   – А вы воевали? – спросил я, надеясь услышать из первых уст настоящую историю о настоящей войне.


   И мы её услышали. Дед рассказывал медленно, с расстановкой, тщательно вспоминая детали. И было видно, как тяжело ему даются эти воспоминания.


   Летом сорок первого, когда по всему Советскому Союзу была объявлена всеобщая мобилизация, этот дед – тогда ещё мужик в расцвете сил – а также многие его односельчане, друзья, родственники, записались добровольцами в Красную Армию. Прибыв утром стройной колонной на сельскую железнодорожную станцию, они были распределены по грузовым вагонам эшелона, идущего на фронт и везущего боеприпасы. Провожало всё село. Бабы громко рыдали, плетясь следом за отбывающим поездом и спешно передавая будущим солдатам корзины с продуктами. Девчата скромно топтались в сторонке, украдкой утирая горькую слезу и стараясь высмотреть в маленьких окошках вагонов лица своих женихов. Детишки бежали следом и выкрикивали своим отцам и старшим братьям назидательные слова, а также просьбы бить немца и возвращаться поскорее домой.


   Очень скоро перрон родной станции остался позади, за окнами поплыл сосновый лес. Железные колёса мерно отбивали такт, где-то в другом конце вагона весело заиграла гармошка и два голоса запели лихую казацкую песню. Скоро знакомый мотив подхватил уже весь вагон! Наш рассказчик был в молодости парнем голосистым и тянул припев громко, вкладывая в каждое слово всю душу. И хотелось в бой парням в тот момент, и хотелось гнать со своей земли врага непрошеного, и каждый верил тогда, что скоро вернётся домой – кто к жёнушке любимой, а кто к мамке родной...


   И не заметили призывники-добровольцы из-за той песни, как немец над идущим составом пролетел и сбросил на них первую бомбу. Взрыв громыхнул в хвосте поезда. Вагон резко дёрнулся и те, кто ехал стоя, повалились на пол. Гармошка смолкла, а слова песни так и застряли в горле. Ещё один разрыв, и ещё, и ещё! Одним из них разорвало боковую стену вагона, и ошмётки толстых досок влетев внутрь, врезались в крепкие молодые тела призывников, коверкая их внутренности и отрывая конечности. Теперь был отчётливо слышен вой двигателей нескольких самолётов кружащих в воздухе как огромные шершни. Крики раненых не стихали. Состав, ещё не успев, как следует, разогнаться, начал медленно снижать скорость, на землю из вагонов посыпались ребята и побежали в сторону леса, надеясь найти там укрытие от бомбёжки. Самолёты атаковали их пулемётными очередями и на глазах у деда в одно мгновение стали исчезать целые семьи, дворы, улицы односельчан. Что-то кричали командиры, сопровождавшие эшелон, однако их уже никто не слышал, все просто бежали вперёд. Вот только до леса не добежал ни один.


   Дождавшись, когда поезд полностью остановится, он пролез под вагоном и побежал в противоположную от леса сторону, укрываясь в зелёном пшеничном поле. Это и спасло. Дождавшись, когда взрывы стихнут, дед вернулся к поезду. Повсюду лежали трупы и были разбросаны оторванные конечности. Едкий чёрный дым валил отовсюду, вагоны горели, рельсы были искорёжены, как будто это были вовсе не крепкие металлические конструкции, мягкая оловянная проволока.


   – Я, внучки, свого племяша по частям збирав. Там нога лежала, а там рука, голова у ярку. Хожу и ищу яво, кличу по имени Семёном, как вроде услышит меня он. Так руку-то яво левую и не нашёл. Часы в него на руке были, я ему за неделю до того на восемнадцать годов подарил, в день рождения, значится, о-о-от... От таки дела, внучки, от така беда тута была. Так я в вас и спрашиваю потому, може вы тута нашли чаво? Може были какие-то часы наручные, чи документы али ещё чаво?


   Дед шмыгнул носом и вздохнул, туша самокрутку. Я смотрел на него, не в силах отвести взгляда, и видел перед собой молодого парня, бродящего среди разорванных тел с такими же, как сейчас, влажными от слёз глазами... Он поднялся, с трудом выпрямляя спину, достал из кармана большой целлофановый пакет и, попросив придержать, отсыпал половину собранных грибов из корзины.


   – Берите, внучки, хай мамка картохи с грибочками поджарит. Добрые у нас грибы в ентом году, большие. А вкусные какие! Вы таких ещё не кушали.


   Не говоря ни слова мы с Вовкой молча закивали головами и стыдливо спрятали глаза.


   – Как звать-то вас, внучки? – улыбаясь, спросил дед.


   – Я Вова, а он Серёга, – представился за обоих друг.


   – А меня дедом Прохором кличут. Прохором Матвеичем. Ну, бывайте, внучки, – выдохнул он и медленно поплёлся в сторону леса, осматриваясь по пути, как будто продолжал поиски руки своего племянника.


   Я долго смотрел вслед деду Прохору, пока тот не скрылся за густыми лапами сосновых веток, а когда опомнился, увидел Вовку, спешно выгребающего найденные патроны изо всех своих карманов и сбрасывающего их в специально для этого выкопанную ямку.


   – Ты как хочешь, Серый, но я отсюда ничего не возьму, – пробормотал он и принялся загребать патроны лопатой.


   – Подожди! – остановил его я и выгреб всё, что накопилось в карманах у меня. Последней опустил в ямку бляху от ремня. Очень бережно опустил, очень аккуратно. Как будто это был вовсе не кусок холодного металла, а частичка чьего-нибудь разорванного шестьдесят лет назад сердца.




  Глава 33. Время




  Вырываемые фарами участки дороги, казалось, несутся вперёд вместе с нами. Пунктирная дорожная разметка сливалась, из-за высокой скорости, в одну сплошную линию, однако всё равно казалось, что едем мы слишком медленно. Секундная стрелка на часах, напротив, двигалась с удвоенной скоростью, с каждым мгновением отнимая у моих друзей жизни. Придорожные столбики монотонно отмеряли оставшееся расстояние до города: '22', '21', '20'... Славик молчал, с непроницаемым лицом сосредоточенно глядя на ночную дорогу.


  – Медленно едем! – уже в который раз заметил я и снова не получил в ответ никакой реакции от человека за рулём.


  Стрелка спидометра стабильно держалась на отметке '120'. Встречные фары заставляли сбрасывать скорость до сотни, и в такие моменты казалось, что машина вовсе ползёт черепашьим шагом.


  – Не сбрасывай! Жми! – начал паниковать я, понимая, что с такой ездой мы точно не успеем вернуться в срок, – На газ дави! Дорога же пустая! Ну!?


  Славик продолжал упорно меня игнорировать. Я в отчаянии ударил ладонью по торпеде и лихорадочно стал искать способ заставить этого человека меня услышать, однако кроме экстремальных вариантов, никакие другие в голову не приходили. Город. Светофор. Красный свет. Славик жмёт на тормоз! На размышления времени нет, но, вопреки здравому смыслу, предпринимаю ещё одну попытку убедить этого зомби, переходя с истерических криков на спокойный, уравновешенный тон:


   – У нас на всё, про всё – восемьдесят минут. До карьера отсюда будем такими темпами ехать полчаса, не меньше. Найти ключ – ещё минут десять, если повезёт. Оттуда до места, в котором лежат деньги – пятнадцать минут езды по пустой дороге. Там нам понадобится ещё минут десять времени. Остаётся двадцать на обратную дорогу. Слишком мало, даже если на самолёте будем лететь. Не вижу смысла ехать дальше. Можешь разворачиваться.


   Тот не реагировал, но я знал, что теперь он считает. Светофор. Снова 'красный'. Ночь, пустой перекрёсток, но мы стоим. Мы чего-то ждём!


  'Бабу стеречь будешь', сами собой всплывают в памяти слова Михалыча... Стон Вовки, когда сломанные рёбра впились тому в лёгкие... Слёзы на испуганном лице Оли, сидящей взаперти... Возглас деда Прохора 'Сынок!' и его шаркающие шаги, торопливо семенящие к калитке... Всё в одно мгновение как будто пронеслось перед глазами и время превратилось в густой, тягучий кисель.


  Свои дальнейшие действия я, как будто, наблюдал со стороны. Резко занеся левую руку вправо, изо всех сил наотмашь бью ребром ладони в кадык Славику. Раздаётся хрип и кашель. Не давая тому прийти в себя, запястьем ладонью руки наношу удар в правый висок. Голова интеллигента с силой врезается в боковое ветровое стекло, разбивая его на тысячи кубических кристаллов. Замечаю у него в руке пистолет, который тот успевает выхватить невесть откуда. Хватаю Славика за волосы и, что есть силы, ударяю лицом о баранку руля. Пистолет падает на пол. Рывком распахиваю водительскую дверь, группируюсь и ногами выталкиваю бессознательное тело на проезжую часть. Перебираюсь на место водителя. Жму на педаль газа. Визг колёс, запах палёной резины. Смотрю на часы: 00:55! У меня чуть больше часа!


   Двигатель ревёт, стремительно набирая обороты. Первый перекрёсток с 'прерывистым жёлтым'... Пролетаю по главной. Второй – еду на 'зелёный'. На спидометр смотреть страшно, поэтому не смотрю, полностью сосредоточившись на дороге. Проспект, ведущий к карьеру, практически пуст. Изредка обгоняю одиноко ползущих таксистов. Третий перекрёсток. 'Красный'! Справа приближается, светя фарами, какой-то грузовик с длинным прицепом. Жму на газ в надежде проскочить. Яркий свет и невероятно громкий рёв клаксона многотонной фуры заставляют зажмурить глаза, до боли в суставах, вцепившись в руль, и вжать голову в плечи. 'Вот и всё!' – проносится единственная мысль, но спустя секунду приходит уже другая: 'Успел!'.


   Поворот к озеру. Сбрасываю скорость, выворачиваю руль и, с заносом, визжа шинами по асфальту, вписываюсь в поворот. Сразу же попадаю на ухабистую грунтовку, машина подскакивает, ударяя меня головой о потолок. Вдавливаю педаль газа в пол. Ветви деревьев и кустарников, плотно растущих по обочине, хлещут по лицу через разбитое боковое стекло, расцарапывая в кровь щёку. Въезжаю на пляж, глушу двигатель, достаю из багажника металлоискатель. Раздеться! Надо раздеться! Иначе в мокрой одежде на вокзале сразу примет первый же наряд милиции. Бегу к заливу, на ходу расстёгивая пуговицы и змейки. Дыхание сбивается. Залив! Вижу силуэт острова посреди тёмной глади воды! Сбрасываю обувь и одежду, смотрю на часы 01:15. Взяв металлоискатель, бросаюсь в ледяную воду. По пояс. Ноги, как будто ватные, вода сильно мешает продвижению, заставляя прилагать колоссальные усилия. Остров! Выбравшись на сушу, включаю металлоискатель и принимаюсь сумбурно носиться от одного края к другому, размахивая катушкой во все стороны. Сигнал! Рою руками! Сухой песок только наверху, глубже десяти сантиметров начинается плотная глинистая почва. Срывая ногти продолжаю копать, не обращая внимания на боль. Что-то есть! Какой-то мусор! Чёрт! Надо осмотреться! Стоп! Где я ногу порезал? Вот здесь! Есть! Чёткий цветной сигнал! Обеими руками рою песок. Звон металла. Ключ! На брелке '237'!


   Выбрасываю в воду металлоискатель и бегом несусь назад. Уже на берегу цепляюсь за выступающий из земли корень старой ивы и падаю, выворачивая ступню до хруста в суставе. Ключ выпадает в песок, и я теряю его из виду. От боли темнеет в глазах и перехватывает дыхание. Не в силах сдержаться, кричу на весь пляж от отчаянья. Позволив себе отдышаться несколько секунд, шарю вокруг в поисках ключа. Есть! Подбираю, встаю на одну ногу и, хромая, продолжаю бежать. На часах 01:22. Одеваюсь. Выезжаю. Каждое выжимание педали сцепления приносит чудовищную боль. Только бы выдержать! Пот застилает глаза, из-за чего приходится постоянно вытирать лоб рукавом. Проспект, выворачиваю в сторону вокзала. Газ до отказа, мелькающие светофоры, на цвет которых не обращаю внимания! Едва не сталкиваюсь с такси, но успеваю вывернуть руль и вылетаю на тротуар, сбивая передним бампером небольшой рекламный щит. Возвращаюсь на проезжую часть. Переулок, ещё один. Финишная прямая! 180 километров в час по ночному центру города! Вокзал.


  Ошалевшие от моей манеры езды таксисты, ждущие своего звёздного часа возле вокзала, принимаются оживлённо меня обсуждать. Пробегаю мимо них, расталкивая тех руками. Слышу вслед угрозы, но не обращаю внимания. Боль в ноге слегка утихла и позволяет кое-как бежать. В здании вокзала замечаю милицейский патруль и сбавляю ход. Стараясь не хромать, чтобы не привлекать к себе внимание, направляюсь к камере хранения. Открываю ячейку. Широкий бежевый кейс стоит торцом ко мне. Вытаскиваю. Его вес просто поразителен! Боже! Сколько же здесь?!


   Над выходом из вокзала – часы: 01:38. У меня всего полчаса на то, чтобы успеть вернуться!


   Перекрёсток, на котором выбросил Славика, пуст. Значит жив. Облегчённо вздыхаю. Воздух, врывающийся в разбитое окно, треплет одежду и ерошит волосы. Выезжаю за пределы города, пристёгиваюсь и выжимаю газ до отказа. Теперь всё зависит от мотора. Часы: 01:56. Спидометр: двести десять километров в час. Прикидываю оставшееся расстояние. Вспоминаю школьную формулу расчёта времени. Делю и ещё раз с облегчением вздыхаю: успеваю... Успеваю! С приходом этой мысли, открывается второе дыхание.


   Из ночной тьмы всплыл знак, указывающий на крутой поворот вправо. Сбрасываю скорость и плавно выворачиваю руль. Входя в поворот, почувствовал, как машина накренилась, из-за чего пришлось немного уменьшить угол поворота и выехать на встречную полосу. Внезапно в глаза ударил слепящий свет фар! Руль резко вправо. Встречный автомобиль, пронзительно сигналя, пролетает в сантиметрах от 'Тойоты', но я уже почувствовал, как высокий внедорожник начал крениться влево, с каждым мгновением приближая неминуемый удар о землю. Попытался вывернуть руль в противоположную сторону, но машина уже больше меня не слушалась. Падение, удар, ремни безопасности больно врезаются в грудь, в лицо бьёт подушка... Хаос! Скрежет железа, взрывы лопающихся стёкол и пластика, резкий запах бензина и внезапно наступившая тишина.


  Вначале пришли эмоции, мысли стали возникать позже. Досада. Первое, о чём подумал было: 'Не успею. Теперь точно не успею'. Прислушавшись к собственным ощущениям, с удивлением обнаружил, что серьёзных повреждений не получил. Немного саднило левое плечо, но боль в ступне, которую подвернул раньше, была намного сильнее, а значит новая травма не такая уж и серьёзная. Машина лежала на левом боку, и мне стоило значительных трудов отстегнуть ремень безопасности, вытолкать здоровой ногой, покрытое паутиной трещин, лобовое стекло и выбраться наружу.


  Повсюду были разбросаны обломки пластиковых деталей кузова, под подошвами скрипели кубики битого стекла. На трясущихся ногах отошёл на несколько метров в сторону и взглянул на искорёженную машину. Все двери и крыша были сильно смяты неоднократными кувырками, одно из колёс – разорвано. Вокруг ночь и ни души.


  – Деньги, – каким-то чужим, глухим голосом прохрипел я вслух и ринулся обратно к машине.


  Забравшись в салон через проём заднего окна, обнаружил чемодан абсолютно невредимым. С большим трудом вытащив его наружу, бросил на асфальт и вернулся в салон, надеясь отыскать пистолет, выроненный Славиком. Вдалеке, за поворотом, послышался звук приближающейся машины. Я лихорадочно шарил в темноте руками. Ну!? Стёкла впивались в ладони, заставляя то и дело стряхивать их и снова возвращаться к поискам. Есть!


  Суетливо выбираюсь наружу, зажимая пистолет в руке. Ладонь влажная от крови, сочащейся из порезов, и скользит по рукояти. Машина вывернула из-за поворота и, освещая место аварии, резко сбросила скорость. Я стоял посередине дороги, пряча за спину руку с пистолетом. Это была старая тридцать первая 'Волга', у которой под капотом что-то сильно тарахтело и поскрипывало. Из открывшейся водительской двери показалась испуганная голова мужчины. Судя по одежде и резиновым сапогам, он ехал на рыбалку.


  – Живой? – предварительно присвистнув и ругнувшись, спросил он.


  – Да! – прохрипел я в ответ.


  – Ты один? – он медленно подходил ко мне, поочерёдно рассматривая то меня, то искорёженный труп 'Тойоты'.


  – А ты? – ответил я вопросом на вопрос.


  – А? – не понял тот, – А, да я-то один... Как же тебя угораздило-то, братуха? Тебе бы в больницу. Вон, лицо в крови всё...


  – Прости, но мне машина твоя нужна.


  – Дык, поехали, если что! Тут больница-то недалече, это мы мигом – размахивал руками, засуетился тот, приглашая подвезти.


  Не отвечая ему, я поднял руку с пистолетом и направил ствол на мужика. Тот вначале не понял что происходит, но через секунду резко вскинул руки над головой и дрожащим голосом затараторил:


  – Братуха, я свой! Не убивай! У меня внучка три дня назад только родилась, не видел ещё ни разу! Баба дома ждёт, как же она без меня! У нас хозяйство с нею, свиньи – не справится сама! Не стреляй, братуха, прошу!


  – Не буду. Ключи дай.


  – В-в-в кармане, – заикался тот и пальцем на вскинутой кверху руке, указывал вниз.


  – Доставай! Только быстро!


  Он достал и протянул мне.


  – Бросай и уходи на обочину.


  Мужик всё сделал. Подобрав ключи, я загрузил чемодан с деньгами в машину и, просмотрев на мужика, спросил:


  – Дамбу в Салтове заешь?


  – Знаю, конечно! – развёл руками испуганный водитель 'Волги'.


  – Завтра там, рядом с автовокзалом, найдёшь её с полным баком и деньгами на новую машину. Прости, мужик, у меня выбора нет.


  В ответ тот ещё раз развёл руками, чуть заметно пожал плечами и пробормотал:


  – Тю, ё...


  Я сел за руль, провернул ключ в замке зажигания, старый двигатель чихнул и, сотрясая ржавый кузов, взревел. Машина медленно начала набирать скорость, громко рыча прогоревшим глушителем. Мужик, стоявший на обочине, провожал меня взглядом, полным недоумения и обиды. Я с ужасом посмотрел на часы и дыхание перехватило! Вовке оставалось жить семь минут.


  Тяжёлая и неповоротливая 'Волга' медленно набирала скорость, никак не желая разгоняться более, чем до ста двадцати... Каждая секунда казалась вечностью. Я упорно, с силой вдавливал педаль газа, несмотря на то, что та уже упёрлась в пол и дальше протолкнуть её было просто невозможно.


  02:07. Не пропустить бы поворот к птицеферме! Третий за мостом. Первый уже проехал! Дорога пошла на подъём. Но тут скорость начала падать, а обороты двигателя снижаться. Неужели в гору не тянет? Кое-как преодолеваю подъём, но машина упрямо отказывается разгоняться даже на ровной дороге, а через несколько десятков метров пару раз чихнула. Бензин!


  – Твою мать, мужик! Кто так заправляется?!


  Крутой подъём сменился не менее крутым и затяжным спуском. Я заглушил двигатель, чтобы хоть немного сэкономить топливо. Проехав второй поворот, качусь дальше. Ещё километр и вот он! Завожусь на ходу, выворачиваю руль. Визг лысой резины, занос. Не вписавшись в поворот, вылетаю на пахоту, и машина окончательно глохнет. Попытки завести ни к чему не приводят. Бросив её, вытаскиваю тяжеленный чемодан, и бегу в сторону темнеющего вдали силуэта птицефермы. Тяжёлая ноша больно бьёт по ногам, заставляя сбиваться с шага и падать, а ручка больно врезается в исколотые стёклами ладони. Пот пропитал насквозь одежду. 02:11. Время! Ещё двести метров.


  – Я здесь! – ору, что есть мочи, срывая голос и задыхаясь от бега, в очередной раз падаю лицом на пыльную дорогу, а поднимаясь снова ору сквозь слёзы: – Михалыч, сука! Михалыч, я здесь!!! Я успел! Слышишь, тварь!? Я ЗДЕСЬ!!!


  Из барака фермы донёсся выстрел и эхом разлетелся в ближайших тополиных посадках. На востоке небо начало светлеть. В мае ночи такие короткие...




  Глава 34. Рассвет




  Звук выстрела будто оборвал последнюю надежду. Я застыл на месте, затем упал на колени и продолжал так стоять, тяжело дыша, пока из барака не донёсся ещё один выстрел. Тут что-то не вязалось... Если Вовку убили, то для чего стрелять дважды? Неужели Олю тоже? Навряд ли, слишком небольшой промежуток между выстрелами. Значит перестрелка? Как бы то ни было, деньги я пока решил припрятать, вот только посреди перепаханного поля сделать это очень сложно. Закапывать кейс было некогда. Ещё выстрел! На этот раз явно из какого-то другого оружия. Оглядевшись вокруг, бросил деньги прямо на пахоту и, вытащив из кармана пистолет, поспешил в сторону бараков.


   Обойдя постройки с тыла, и разыскав небольшое выбитое окно, аккуратно освободил его от остатков стекла и пробрался внутрь. Звуков вокруг слышно не было. В две разные стороны шёл коридор. В конце него слева находился холодильник, в котором держали Вовку, справа – место заключения Ольги. Я медленно, боясь наступить в темноте на что-нибудь хрупкое, пробрался к коридору и осторожно осмотрелся. К этому времени глаза адаптировались к темноте, и я смог более-менее разглядеть, что творится вокруг. Коридоры были пусты, с Вовкиной стороны дверь холодильника распахнута настежь. С противоположной стороны – всё по-старому. На полусогнутых начал движение к открытой двери. Подобравшись совсем близко, расслышал частые, прерывистые хрипящие и свистящие звуки, больше похожие на неровное рычание раненного зверя, чем на звуки, издаваемые человеком. 'Ещё живой!' – пронеслась мимолётная мысль, и в следующее мгновение я едва не споткнулся о дышащее из последних сил тело... Присев рядом, положил руку ему на грудь и почувствовал липкую влагу крови на собственной ладони.


   – Держись, – прошептал я и, подхватив его подмышки, поволок к выходу.


   Мне стоило солидных усилий сдвинуть раненого с места. Но вдруг хрипы прекратились, он выгнулся дугой и в одно мгновение обмяк, едва слышно выдохнув последний раз. Собравшись с силами, рванул в сторону двери, с большим трудом сдерживая крик отчаянья, а когда, наконец, вытащил того на более-менее светлый участок коридора, понял, что друг мой... ещё жив! Прямо у меня под ногами, с огромной чёрной дырой в груди лежал труп Генчика, который я только что волок из холодильника в надежде спасти.


   Снова череда выстрелов! Теперь было отчётливо ясно, что доносятся они откуда-то снаружи. Должно быть, Вовке удалось обезоружить и обезвредить Генчика, пришедшего убрать первого заложника, и вырваться наружу. А о том, что он до сих пор жив, говорят эти самые выстрелы. Взглянув в противоположную сторону коридора, подумал, что Олю целесообразнее пока не выпускать, ради её же безопасности. Сжав рукоять Вовкиного пистолета, лёгким шагом поспешил к выходу из барака.


  Светало быстро. Заметно посветлевшее небо залило густым, тусклым светом обломки ржавеющей техники, какие-то металлические конструкции и железобетонные блоки. Чуть поодаль – 'УАЗ' Михалыча. Вокруг стояла абсолютная тишина. Перебежав на полусогнутых к нагромождению бетонных плит, укрылся за ними и прислонился спиной, стараясь как можно тише дышать. Ещё раз огляделся – никого. Пройдя к противоположному краю плит, обошёл их и обнаружил лежащего лицом в землю, с неестественно вывернутой наружу ногой, самого высокого из четвёрки.


  – Здравствуй, земляк, – послышался совсем рядом за спиной тихий голос Михалыча, – как же ты вовремя! Пукалку брось...


  Я начал медленно разворачиваться, в надежде, что у того нет оружия, но почувствовав затылком холодное дуло пистолета, решил, что будет лучше...


  – Серый, у него патроны кончились, – откуда-то слева донёсся голос Вовки, за ним – тяжёлые шаги и удар где-то совсем рядом. Стон и ещё несколько ударов. Я, наконец, решился обернуться. Вовка, сидевший верхом на Михалыче, старательно и с какой-то чудовищной механичностью избивал того прикладом старой 'Тулы', превращая голову в сплошное месиво. Я с трудом оттащил озверевшего друга от бессознательного тела и с облегчением рухнул на землю, но заметив, что лежу в полуметре от трупа долговязого, перекатился чуть в сторону.


  Вовка ничего не говорил, тяжело дыша. В утреннем свете его лицо имело совсем уж удручающий вид. Казалось, били не руками, а гантелей: глаз практически не было видно из-за гематом, нижняя губа разорвана, переносица съехала влево и была явно сломана, одно ухо стало тёмно-фиолетовым, оно распухло и неестественно торчало перпендикулярно голове. Засохшая бурая кровь, сплошным потоком застилала лицо.


  Михалыч застонал, приходя в себя. Вовка взял двустволку, взвёл курки и вставил ствол тому в рот.


  – Хватит! – вскакивая на ноги и выставляя вперёд ладони, закричал я, – Хватит, друг! Хватит...


  На Вовкином лице сейчас сложно было разобрать какие-то эмоции. Колоссальную ярость выдавали лишь тяжёлое дыхание и дрожащие скулы. Михалыч окончательно пришёл в сознание и с ужасом глядел на чёрный ствол ружья, что-то мыча, хватаясь пальцами за молодую траву и отталкиваясь каблуками ботинок от скользкой почвы. Таким образом, он пытался отползти от разъярённого Вовки, но тот наступил ему на горло и глаза на разбитом лице Михалыча расширились.


  – Друг, хватит смертей, – как можно спокойнее попросил я, но тот, казалось, меня совершенно не слушал, полностью поглощённый своей яростью и борьбой с желанием пристрелить врага. – Послушай, это уже не самозащита, это снова убийство, понимаешь. Остановись, прошу. Помоги лучше Олю освободить. А я пока его тут постерегу.


  Я подошёл поближе и медленно положил руку на цевьё охотничьего ружья, глядя Вовке в глаза, очень аккуратно отвёл ствол от лица Михалыча.


  – Всё нормально, старик. Всё закончилось. А она там боится очень, – продолжал уговаривать я, – Наверняка выстрелы слышала...


  – Иди, – только и сказал тот, не отводя взгляда от Михалыча. Тот сплюнул на землю сгусток крови, ощупывая языком разбитые губы и раскрошившиеся зубы. Я показал Вовке пистолет:


  – Нет, иди ты. Я за ним пока присмотрю. Ты уж извини, но тебя с ним не оставлю, остыть тебе надо, сам понимаешь.


  Вовка, передал мне ружьё, снял ремень со штанов Михалыча и, рывком перевернув того на живот, крепко связал ему руки за спиной.


  – Если хоть немного рыпнется, сразу стреляй. Не раздумывай! Просто жми на курок! Будешь думать – будешь мёртвым. Он бы точно не думал... Это та ещё мразь, – а, после небольшой паузы, добавил: – И не слушай его, если говорить что-то начнёт. Лучше пристрели или хотя бы выруби.


  Я утвердительно кивнул, и тот, взяв у меня 'Тулу', пошёл в барак.


  – Ну, ты просто святой, земляк, – шипя сквозь выбитые зубы, выговорил Михалыч, лежащий лицом в траву, когда Вовкины шаги стихли, – Спасибо, что ли? – и с усмешкой добавил, – Только он всё равно нас убьёт. И меня убьёт, и тебя, само собой, тоже...


  – Пасть закрой, – рявкнул я, как можно убедительнее.


  – Ох! Вай, баюс, баюс! – рассмеялся тот, – Я даже не знаю, кого из вас бояться больше: киллера-алкоголика, который даже друга своего лучшего подставил, чтобы шкуру свою сохранить, или страшного землекопа, который штаны до сих пор не отстирал, после того, как от чертей по огородам бегал! – он залился искренним хриплым смехом, – Чё ты искал-то там, археолог? Небось, клад хотел втихаря откопать, пока спят все, да? Видели мы завещание, видели... Душевно! Мне даже стыдно немного, что я такое приключение омрачил своими меркантильными просьбами. Генчик, кстати, там после тебя чуток порылся и перстенёк золотой откопал! Кто знает, если бы не дед, может там и клад этот нашёлся бы, а?


  Михалыч смолк, посмотрел в сторону барака и попытался перевернуться на бок, но я наступил на спину, не позволяя это сделать, и тот снова обратился ко мне, продолжая лежать лицом вниз:


  – Ну, что, земляк? Долго мы с тобой так сидеть тут будем? А часики тикают... Друг твой ружьишко-то не разрядил! А ты, небось, даже внимания не обратил, да? – он снова засмеялся, – Всё ещё доверяешь своему корешу? Воистину, глупость человеческая не имеет границ. Ну, ты сам подумай, нахрена ему ружьё, если он всех тут уже перестрелял?


  Я упрямо молчал, изо всех сил стараясь не поддаваться на провокации связанного пленника, хотя сомнения просто разрывали меня изнутри. А Михалыч всё продолжал точить напильником хлёстких доводов мою уверенность:


  – Не знаешь ты его, видать, Серёженька. Совсем не знаешь... Зверь он, друг твой, зверь страшный, хищный! На нём трупов больше, чем на Чикатило. Семьями людей вырезал! – последняя фраза была произнесена полушёпотом с сильной интонацией.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю