Текст книги "Три пути (СИ)"

Автор книги: Сергей Ульянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Домой. Шаг третий

Глен покачал головой.

– Нет, добрый сэр. Не только поэтому. Не только.

Ги подался вперёд, по скулам заходили желваки. На что он намекает? Что знает о нём этот рябой?

– Что заставило тебя так решить?

Глен пожал плечами.

– Как хочешь, добрый сэр. Можешь оставить свой секрет при себе. Однако у нашего леса есть второй закон. И он гласит: никто не уходит отсюда просто так.

Коротышка сунул пальцы в рот и заливисто свистнул. Темень дубравы ожила. Из-за деревьев показались люди с топорами, дубинами, длинными гулскими луками. Поднялись и браконьеры. Кое у кого в руках сверкали ножи. Сердце Гийома сжалось: «Разбойники! Душегубы!»

Глен отхлебнул из кубка и продолжил, глядя рыцарю прямо в глаза:

– Шэмфорст – древний лес, мудрый. Знает, куда направить путника. Многих, очень многих направил он к нам. И каждый что-то обрёл здесь, а чего-то лишился. Кто-то заплатил золотом, серебром и самоцветами. Кто-то оставил в залог калёную сталь. Кто-то отдал нам свою жизнь и теперь верно служит Шэмфорсту. Кто-то просто отдал жизнь и теперь гниёт под лесною подстилкой. Что оставишь нам ты, сэр Гийом из рода де Леров? Чем оплатишь право вернуться домой?

Гийом встал, позабыв про боль, выпрямился во весь рост.

– Благодарю за милость, хлеб и кров, Глен из Шэмфорста. Тебя и твоих людей. Но мне нечем заплатить вам кроме того, что имеет при себе честный рыцарь. Забирай что угодно, но прошу: оставь мне коня, верного Парзифаля, да святой трезубец, дарованный при троении. Остальное – твоё.

Глен безразлично поскрёб подбородок.

– Конь да трезубец мне без надобности. Меч, кольчуга – такой же хлам. Им не покрыть и малой части долга. Ведь ты задолжал мне жизнь, благородный сэр. Три дня я латал твои раны, ходил за тобою, как добрый слуга, а нынче устроил пир в твою честь. В уплату мне нужно истинное сокровище, сэр Гийом.

Лицо де Лера вспыхнуло, но тон остался учтивым.

– Если есть другая цена, которую могу уплатить, назови её, Глен из Шэмфорста.

– Да, – ответ обрушился молотом. Глаза коротышки алчно сверкнули. – Отдай мне то, чего не ждёшь обрести дома.

***

Наутро после пира де Леру велели собираться. Повязали на глаза тёмный платок и долго вели косогорами-буераками. Зрение вернули только на тракте.

Немой Вулфрик вместо прощания сунул руку за пазуху и с неудовольствием протянул рыцарю большой золотой перстень. Ги о нём и думать забыл, да и, по правде, предпочёл бы не вспоминать вовсе. Но дают – бери. Похоже, Глена вообще не интересовали ценности кроме той, что якобы ждала де Лера дома. Однако до дома рыцарю было ещё очень и очень неблизко.

Но ему повезло. Сказочно повезло. Бесконечный путь в седле, наполненный охами, стонами и шипением, завершился, когда Парзи нагнал монаха на порожней телеге, запряжённой мышастой кобылкой. Монах, узрев полуживого де Лера, сам побледнел как полотно, но после длительных уговоров всё же приютил страждущего на своей подводе.

Дорогу до монастыря Святого Кернста́на Ги почти не запомнил. Лишь у самых ворот снял перстень да сунул его в нос привратнику. Поднялась суета, дошло до настоятеля, и де Лера с величайшим почтением препроводили в свободную келью.

Потянулись дни, исполненные покоя, молитв и размышлений. Рёбра всё ещё пакостно ныли, но молодой рыцарь отоспался, порозовел и даже потихоньку начал дышать полной грудью. Врачевавший его брат Атанасиус отметил в числе благих знамений зверский аппетит.

Времени было хоть отбавляй, и де Лер подолгу обдумывал договор, заключённый под сенью Шэмфорста. Вот и сейчас, в пустой монастырской трапезной, прикончив обед, в сотый раз прикидывал, чем грозят ему слова коротышки Глена. «Отдай мне то, чего не ждёшь обрести дома».

В сказках под тем, чего не ждёшь, обычно понимали ребёнка. Но откуда ребёнок у Ги? Он ведь даже ни разу… Стоило подумать – и лицо всё пунцовое. Греховные мысли в святой обители! Прости, Создатель! Отец отпадает, у него детей быть не может. Сестра? Положим, Анабель выдали замуж, пока Гийом скитался с сэром Ролланом. Но ведь и жена, и ребёнок относятся к дому мужа, а на него договор не распространялся.

Постелено-то всё мягко, но злой червь сомнения не унимался: Ги нутром чуял беду. Шомров линн точно ничего не делает просто так. Стоило устраивать целый пир ради фразы из детских сказок? Что же…

В трапезную буквально влетел незнакомец, сопровождаемый испуганным служкой. Замер, раздувая ноздри, и уставился на Ги. Тот остолбенел: у мужчины не было ни бровей, ни ресниц, ни волос – идеально гладкая голова, такой же подбородок. Половина лица изрисована синими символами. В тёмных глазах горел безумный огонь. Жалкое рубище, бывшее когда-то коричневой рясой, смердело по́том и ещё чем похуже. Ищейка Ордена Судьи!

Судья – третий и последний лик Создателя, карающий, воздающий. Члены Его Ордена денно и нощно выслеживают ведьм, колдунов, тёмных тварей. И ради победы над ними не щадят и себя. Разум Псов Господних блуждает во тьме, дабы руки могли неустанно нести пылающий меч Его…

Гийом слышал много историй про безумных монахов, но повстречать Ищейку самому до сих пор не доводилось. Говорили, их почти не осталось. Поэтому рыцарь благоговейно встал на колени и осенил себя тройным знамением.

– Славься, Создатель, Господь наш Триединый! Благослови меня, отче, на погибель еретикам, святотатцам, язычникам!

Ищейка часто заморгал и вдруг закрыл лицо ладонями. С тыльной их стороны глядели жуткие вытатуированные глаза.

– Грешен! Грешен! – пролаял безумец, погрозил Ги узловатым пальцем и умчался из трапезной так же лихо, как явился.

Сбитый с толку служка даже не сразу последовал за ним.

Гийом остался на коленях. Сердце придавило камнем. В горле пересохло. «Он всё видел… и Ты видишь, Господин мой Создатель. Чёрное клеймо, знак порока. Как искупить его? Что сделать, чтобы боль ушла?»

Чуть позже брат Атанасиус нашёл де Лера в келье за молитвой.

– Сэр Гийом, – запинаясь от волнения, проговорил монах. – За вами приехали…

***

У врат монастыря переминались вооружённые люди. Отдельно от них стоял среднего роста рыцарь в ярко-красной арангийской бригантине. Чёрные волосы обильно пересыпаны сединой, под острым носом тонкие усы, бородка клином. Из-под высокого лба с дугами аккуратных бровей щурились изжелта-карие глаза – немного раскосые, нагловатые, хитрые, как у матёрого лиса.

– Дядя Рейнар! – радостно воскликнул Гийом и выскочил за ворота.

Рейнар де Лер, улыбаясь, крепко обнял племянника. И тут же отшатнулся, заметив на лице его гримасу боли.

– Святые Праведники! Ги, что с тобой?

– Всё… хорошо, – выдохнул тот, – помяли немного в бою…

– Да, вы же отправились на войну… и вернулись! Как там старый хряк?

– Мёртв.

– Прими его Создатель, – покачал головой дядя, глаза его блеснули. – Чёрные вести – одна за другой… Воистину, близится Время Суда…

– Как вы меня нашли? – перебил Гийом.

– Проще простого, – Рейнар де Лер ухмыльнулся. – Настоятель отправил в Хэ́мптун гонца, едва ты объявился. Не хотел тебя долго потчевать, старый скряга…

Ги вдруг стало невыносимо, до кончиков ногтей стыдно. И вовсе не оттого, что доставил хлопоты священной братии. Нет. Стыдился он собственной трусости. Только сейчас он наконец осознал, что сэр Гийом де Лер, семнадцати лет от роду, наследник замка Хэмптун и окрестностей, до дрожи боялся в этот замок вернуться. Вернуться и обрести то, чего не ждал. Потому и забился в келью, как барсук в нору. Пил, ел, спал и втайне молил Создателя, чтобы так продолжалось вечно.

– Ох, мог бы и сам догадаться, – поспешно ответил он дяде. – Что отец? Опять нездоров? Поэтому не приехал?

Рейнар де Лер глубоко вдохнул, переступил с ноги на ногу и посмотрел куда-то сквозь Ги.

– Мальчик мой, я должен тебе сказать… Твой отец…

Гийом застыл как громом поражённый. Забыв дышать. Ничего не слыша. Читая по губам дяди Рейнара. Вот они замерли, и для молодого де Лера в целом мире не осталось ничего, кроме отчаяния и гнева. Как тогда, в чёрном шатре, расшитом золотом…

***

Они выпили ещё – за здравие Его Королевского Величества – после чего сэр Роллан суетливо откланялся: мол, ему пора. Гийому же он повелел остаться. Вместе со старым боровом шатёр покинул белокурый паж. Перед самым пологом он оглянулся – в васильковых глазах подрагивал страх. По спине Ги, и так порядком обескураженного, забегали мурашки. Маркис улыбнулся неожиданно добро, по-отечески, и протянул оруженосцу свой кубок.

– Возьми. – Гийом покорно принял его дрожащими руками. – Пей. – Пригубил и поморщился от странной горечи. – Пей до дна.

Вино тараном ударило в голову, тело враз стало чужим, тяжёлым. Колени подогнулись, и Ги еле устоял на ногах. Перед глазами поплыло, шатёр заполнил клокочущий смех. Могучая длань с перстнями коснулась медно-рыжих волос, потрепала де Лера по голове, словно малыша, скользнула по затылку к шее…

Касание обожгло. «Нет!» Гийом неловко вывернулся и бросил серебряный кубок в исполинскую расплывчатую фигуру. Метнулся в сторону, как затравленный зверь – слепо, отчаянно, путаясь в ногах. Сердце бешено колотилось, в сплошном хороводе тканых стен не было выхода, но де Лер упрямо рвался вперёд…

Свинцовая боль сковала затылок, в голове загудело, нездешние узоры ковра вдруг стали пугающе близкими. И кубок!.. Где Гийом уже видел этот погнутый кубок с бычьими головами? Где?!

…затылка касалось что-то прохладное, мягкое. Ги улыбнулся сквозь дрёму. Ну конечно, он дома, в Хэмптуне, а любимый щенок опять пролез к нему в кровать. Но почему так болит голова?

– Хватит, Эдди, хватит, – пробормотал он, отмахиваясь, и вздрогнул всем телом.

Пальцы коснулись чьей-то руки. Ги мигом открыл глаза и обнаружил себя распростёртым на шерстяном ковре с нездешними узорами. Приподнялся, встретился взглядом с мальчиком-пажом. Тот стоял на коленях подле де Лера, кротко прижимая к груди влажную тряпицу, словно молился. Огромные глаза полнились слезами и жалостью.

Ги вспомнил всё и поперхнулся рыданием.

Резко сел, охнул от боли. Задыхаясь от стыда, принялся натягивать подштанники и шоссы. Руки не слушались, в глазах двоилось. Де Лер с головой погружался в тёмный омут отчаяния. Скользкими донными рыбами извивались в сознании мысли. Позор на семью. Бесчестье. Грех перед Создателем. Никто не поверит. Быка не одолеть. Суд поединком не выиграть…

Вспыхнул гнев и выжег затхлый омут до дна. «Рожер де Волор – подлец без чести. Так почему поединок должен быть честным? Искупи позор. Сам – раз никому нет до тебя дела. Сверши свой суд, и плевать, что будет потом».

Решение родилось в гневе и окрепло в отчаянии, как клинок закаляется пламенем и водой. Гийом смахнул слёзы и зашёлся лающим смехом. Белокурый паж отшатнулся, сжался от страха, как зверёнок.

– Прости, прости! Не бойся! – де Лер успокаивающе поднял руки.

Горло перехватило от жалости. Он подполз на коленях к мальчику, взял его за плечо, склонился и прошептал:

– Завтра я убью его. Слышишь? Завтра всё кончится, всё пройдёт…

Паж всхлипнул – то ли согласно, то ли испуганно. Ги поднялся на ноги и шатаясь побрёл к выходу. Схватился за полог, обернулся и робко попросил:

– Помолись за меня…

Домой. Шаг четвёртый

Тем же вечером Гийом де Лер, Рейнар де Лер и трое его сержантов выдвинулись на Хэмптун. Ехали медленно. Рёбра Ги если и давали о себе знать, то самую малость. Чем не повод для радости, но молодой рыцарь был угрюм и подавлен. Мысль о том, что отца больше нет, не укладывалась в голове. По словам дяди, две недели тому назад вилланы из Ва́йдбрига восстали, возмутившись размером оброка. Разгоняя бунтовщиков, Бернар де Лер и получил рану, от которой скончался на четвёртую ночь. Как глупо… Глупо и горько!

Рейнар несколько раз пытался завязать разговор, но племянник отвечал односложно или вообще отмалчивался. Понимающе вздохнув, дядя пристроился следом за Гийомом. Вскоре тому начало казаться, что взгляд изжелта-карих глаз вот-вот прожжёт в его спине изрядную дырку. Рейнара де Лера не зря величали Чёрным Лисом: своего он добиваться умел. Не мытьём, так катаньем.

Смирившись, Ги обернулся:

– Ты хочешь у меня что-то узнать, верно?

– Да, мальчик мой, – дядя тут же нагнал его на своём роскошном вороном. – Настоятель в письме упоминал, что ты предъявил кольцо со знаком Защитника Марки. Могу я на него взглянуть?

Ги безо всякого удовольствия полез в поясной кошель и выудил оттуда крупный золотой перстень. При виде его дядины глаза загорелись.

– Воистину, – проговорил Рейнар де Лер, вертя вещицу в руках. – Как он у тебя оказался?

– Маркис де Волор… опоясал меня, – процедил Гийом сквозь сжатые зубы.

– Святые Праведники! Это великая честь – быть посвящённым в рыцари самим Гулландским Быком! В семнадцать лет! Я так горжусь тобой, Ги, и твой отец тоже бы гордился!

Гийом сжал поводья так, что костяшки на руках побелели. Дядюшка зыркнул назад, на сержантов, и подал коня вплотную.

– Может быть, сейчас не место и не время, но ты должен знать, – вкрадчиво начал Рейнар де Лер. – Твой батюшка жил на широкую ногу и оставил много долгов. Я просмотрел амбарные книги: доходов шаром покати, одни бирки… Наш добрый король не отличается терпением. Хэмптун могут забрать.

Гийом закусил губу. Он понял, на что намекает дядя. Чтобы вступить в наследство, нужно уплатить льеф. Сумма немаленькая, с притолоки её не снимешь. Шомр, удар за ударом!

– Ты дашь мне взаймы?

– Увы, мой мальчик. Дела в этом году шли неважно. Не могу себе этого позволить, – Рейнар сокрушённо помотал головой. – Но, думаю, выход есть. Раз маркис Гулландский тебе благоволит, не будет зазорным попросить его об одолжении.

Он протянул Ги золотой перстень с бычьей головой.

– Как верный и давний вассал Его Сиятельства, я мог бы за тебя поручиться…

– Нет! – прорычал Гийом де Лер и дал шпоры коню.

Парзифаль, укоризненно фыркнув, умчал всадника далеко вперёд. Гнев быстро схлынул, и Ги устыдился того, что сорвался. Ведь ни Парзи, ни дядя не виноваты в его горестях. Рыцарь погладил жеребца за ухом и натянул поводья. Вскоре Рейнар де Лер поравнялся с ним и мягко тронул племянника за плечо.

– Крепись, мой мальчик. Прости старого дурня. Отложим разговоры о делах до Хэмптуна.

– Спасибо, дядя. И ты прости. Я очень ценю то, что ты для нас делаешь.

– Пустяки. Мы же семья, – Рейнар де Лер добродушно улыбнулся. – Возьми и всегда держи при себе.

Он снова протянул перстень, и Гийом быстро убрал его в кошель.

– Ещё кое-что, – дядя вздохнул и печально склонил голову. – Хочу предупредить насчёт Ло́тара. Он был очень предан твоему отцу и теперь сам не свой от горя. Будь снисходителен к старику.

***

До Хэмптуна они добрались к закату второго дня. Ги во все глаза смотрел на расцвеченный алыми всполохами замок и с горечью понимал, что не узнаёт его. Донжон, казавшийся в детстве огромным, до небес, великаном, ныне осел и сгорбился, как старик под тяжестью лет. Ров обмелел и зарос, вместо подъёмного моста – скрипучий настил из досок. Неряшливые останки деревянных галерей на угловых башнях подчёркивали ветхость стен. Казалось, со смертью Бернара де Лера из Хэмптуна ушла сама душа. Гийом сглотнул горький комок – вот только слёз не хватало. Не таким он представлял возвращение домой.

Проехав длинной, тесной аркой ворот, всадники оказались во внутреннем дворе. Там их уже ждали. Коренастый воин в кольчуге и лазоревом сюрко смерил прибывших жёстким взглядом бледно-голубых глаз. Овальное лицо в морщинах и шрамах, крючковатый, как у ястреба, нос. Белоснежные волосы острижены под шлем, длинные усы колыхал ветер. Лотар – старший из сержантов отца и негласный кастелян Хэмптуна. Увидав Ги, ветеран низко склонил седую голову.

Поодаль от Лотара стоял, скрестив на груди руки, конопатый увалень в чёрно-жёлтой котте. Ростом пониже Гийома, а вот вширь куда побольше. Кузен Жильбе́р? Ну да, эту наглую улыбочку ни с чем не спутаешь. Широкая переносица, вмятая в детстве кулаком Ги, тоже никуда не делась. Из-за покатого плеча Жильбера опасливо выглядывал длинный сизый клюв Роба. Судя по красным глазам на отёчном лице, долговязый эконом так и не избавился от пагубного пристрастия к вину. А девушка в синем платье…

Девушкой в синем платье могла быть только Анабель. Гийом остолбенел, недоумевая, куда исчезла та мелкая егоза, что делила с ним детские приключения и шалости. Перед ним была дама с безупречной осанкой. Высокая, всего на голову ниже. Красивая. Гладкий бледный лоб с тонкими ниточками бровей. Чуть вздёрнутый нос, маленькие пухлые губы. Волос не видать под белым покрывалом, схваченным обручем из бронзы, но рыцарь знал, что они каштановые, с золотистым отливом. Глаза – светло-серые, как у Ги – опущены долу.

– Ну здравствуй, братец.

Кузен стиснул его ладонь толстыми пальцами. Гийом и бровью не повёл: до сэра Роллана с его клешнями Жильберу было далеко. «Держись, братец». Тот охнул и быстро отдёрнул помятую руку. Развязная улыбка на широком лице сменилась удивлением.

– Даёшь! Окреп!

– Я ж теперь рыцарь. Полагается.

Кузен покивал, поджав мясистые губы. Глаза нехорошо блеснули. Также Гийому не понравился сальный взор, которым Жильбер, удаляясь, наградил Анабель.

– Приветствую моего брата и господина, – сестра грациозно присела в реверансе.

Ги приоткрыл рот, не зная, что на это ответить. Анабель посмотрела на него и улыбнулась. По-детски озорно, и Гийому ничего не осталось, кроме как улыбнуться в ответ.

– Я молилась за вас, и Создатель услышал мои молитвы, – искренне сказала она приятным грудным голосом. – Отдыхайте с дороги, а я распоряжусь насчёт ужина.

Рыцарь растерянно кивнул, и сестра в сопровождении горничной, которую он только сейчас заметил, прошествовала к лестнице в донжон.

Трясущийся Роб без конца кланялся и бормотал что-то невнятное, благоухая винным перегаром. Ги усмехнулся и поспешил отпустить бедолагу. Лотар, презрительно глянув эконому вслед, подошёл к де Леру упругим шагом.

– Мой господин! Рад видеть вас в здравии!

Он горячо обнял ветерана. В глазах защипало. Мать Гийома и Анабели рано оставила этот мир. Отец пропадал в походах и на охотах. Так что детьми занималась ворчливая гулка Эльфледа да старина Лотар. В круговороте замковых дел он всегда умудрялся найти время для Ги. Качал на коленях, рассказывал сказки про мудрых зверей и даже не морщился, когда озорник дёргал его за усы. А однажды взял да вырезал из дерева коника – угловатого, смешного, едва стоящего на длинных ногах. Коник этот стал любимой игрушкой Ги на долгие годы.

Кроме того, именно Лотар дал юному де Леру первые уроки борьбы и владения оружием. Благодаря им Гийому удалось побить дылду Жильбера, любившего поиздеваться над младшим кузеном. Рыцарь вспомнил ревущего белугой братца, его расквашенный нос – и чудом не рассмеялся. Отпустил плечи Лотара, глянул в разом помолодевшие бледно-голубые глаза. Шомр забери, он всё-таки вернулся домой!

– Пойдём, покажу ваш замок, – призывно мотнул головой старик.

Они вошли в надвратную башню и начали подниматься по спиральным высоким ступеням. В полумраке тесных ходов кастелян чувствовал себя как рыба в воде. Ги, наоборот, шёл медленно, осторожно, согнувшись в три погибели. Он-то вырос, а потолки в Хэмптуне нет.

В караульной играли в кости двое стражников. Лотар жестом велел им выметаться. Когда их шаги и бормотание затерялись средь лестничных перекатов, плотно закрыл тяжёлую дверь и без предисловий начал:

– Мой господин, вам грозит опасность.

***

Гийом в смятении брёл коридорами донжона, едва разбирая дорогу. То, о чём поведал Лотар, казалось бредом выжившего из ума старика. Воистину – дядя предупреждал! Не потому ль, однако, что был главной фигурой этого бреда? Сжил, мол, злодейски брата со свету, а теперь умышляет на Ги…

Лотар, Лотар – лучше б ты сказку рассказал…

Ведь кое-что и вправду настораживало. Если верить кастеляну, Рейнар и Бернар де Леры с полгода назад крепко поссорились, и Лис в Хэмптун носа не казал. Однако в недавних его деяниях не было ничего подозрительного. Наоборот. Узнав о восстании, он тут же примчался брату на помощь. Застав того раненным, отыскал лекаря и полностью оплатил его услуги. Что рана плёвая и от таких не помирают – ведьма втрое нагадала. Сэр Роллан, гори он в Эфе́ре, знавал славных рыцарей, которые отправились к Создателю из-за сгрызенного заусенца или малюсенькой занозы. А желай дядя смерти Ги, легко бы прикончил его по дороге из монастыря…

– Бу!

Рыцарь отскочил назад и схватился за меч. Напрасно. Из-за угла показалась Анабель, сияющая, как золотой дукат.

– Видел бы ты своё лицо, сэр Гийом де Лер!..

Она стремительно бросилась к нему в объятья и заплакала на груди.

– Ох, братик, я до сих пор не верю, что это ты! Что ты вернулся! Только сейчас потрогала и начала потихоньку верить… Это было ужасно! Батюшка так мучился, а этот лекарь ничем ему не помог!

– Всё хорошо. Теперь он у Создателя – там мир и покой, – проговорил Гийом, гладя сестру по голове. Как гладил отец. Вспомнил – и чуть не разревелся сам.

– Да, я молилась за него день и ночь, – Анабель шмыгнула носом. – Он теперь рядом с мамой. И там, и здесь – при монастыре Святого Якоба.

– Да, я слышал. Дядя помог?

Она отстранилась.

– Очень помог. Кучу денег истратил. Но я так хочу, чтоб они поскорее уехали отсюда. Он и Жильбер…

– Почему?

– Как батюшку похоронили, дядя Рейнар попросил встречи со мной. И говорил ужасные слова, что вдруг ты не вернёшься с войны, и денег на льеф у нас нет, и меня без приданого да с долгами никто не возьмёт… Кроме Жильбера. Он-де в меня с детства влюблён, спит и видит, как пожениться… Фу! Гадкий, грубый, тупой как бочка! Пальцы жирные, губы сальные, а изо рта воняет тухлой рыбой! И не любит он никого, себя только – правильно ты ему нос разбил! Как глянет, мне аж отмыться охота! – Анабель задохнулась от возмущения. – Я ответила, что подожду тебя, а потом всю ночь плакала – думала, тебя язычники убили. И себя хотела убить… Ги? Ты меня слушаешь?

Гийом не слушал. Кровь ударила в голову, сжатые зубы заскрипели. Он начинал понимать Лотара. Бред бредом, но в одном старик был прав: дядя с кузеном загостились в Хэмптуне. Ходят тут господами, прицениваются, клинья подбивают. Рыцарь вспомнил трясущегося с похмелья Роба, и стало ясно, как Рейнар добрался до амбарных книг. «Нет, дядя, ты не лис. Ты стервятник. Но рано ты меня похоронил! Я наведу здесь порядок!»

Сестра будто прочитала его мысли.

– Поклянись мне, Ги! Поклянись, что не отдашь меня за Жильбера! – молила она, вцепившись в рукав гамбезона. – Видит Создатель: я лучше сбегу к язычникам или брошусь со стены, чем стану его женой!

«Анабель, бедная Анабель! Как много пришлось тебе вынести!» – Гийом улыбнулся ласково и печально.

Сделал шаг назад, прижал руку к сердцу и провозгласил:

– Клянусь честью: покуда я жив, Жильберу де Леру не бывать твоим мужем!