Текст книги "Сроку давности не подлежит"

Автор книги: Сергей Кузьмин

В ходе расследования преступлений германского фашизма в самой Германии, в Польше и на оккупированной территории Советского Союза Чрезвычайной государственной комиссией СССР были установлены факты массового и зверского истребления детей.

Каждому здравомыслящему человеку ясно: дети – это дети, они не воюют, они не вооружены, они беззащитны и никакой опасности для германского рейха не представляют. Однако фашизм их зверски уничтожал. Уничтожал еще с большим садизмом и жестокостью, чем взрослых. Зверски расправляясь с мирным населением оккупированных территорий, фашисты грубо нарушали международные конвенции и установленные цивилизованным миром правила ведения войны. Истребление детей было еще более страшным преступлением гитлеровцев. Но они охотно совершали его, преследуя свои далеко идущие цели, связанные с установлением господства над всем миром.

Дети – это будущее народа, будущее нации, продолжение жизни на планете.

Хорошо известны слова Гитлера: «Я просто приму меры к систематической приостановке естественного прироста этого населения» (имеются в виду нежелательные для фашизма народы. – С. К.) (Нюрнбергский процесс. В 7-ми т., т. 4, с. 32.). «Мы, – говорил Гитлер Раушнингу, – должны развить технику обезлюживания… Я имею в виду устранение целых расовых единиц. И это – то, что я намерен осуществить».

В этих высказываниях фашистского фюрера и открывается истинная цель убийства детей на оккупированных территориях. Это геноцид в его самом изощренном проявлении, преступление против основ физического существования народов.

Когда за спиной более 70 лет жизни, когда уже кажется, что никакая жестокость в сегодняшнем мире не поразит тебя – человека, участвовавшего в расследовании преступлений злейшего врага человечества – фашизма, действительность вдруг снова возвращает нас к дням, которые, думалось, больше не вернутся.

Читаешь о массовом отравлении палестинских девочек в Ливане, и перед глазами стоит Лена Дубова из львовского гетто – девочка-подросток с поседевшими косичками, в синем в белый горошек платьице и с непроходящей грустью во взгляде.

Я встретился с ней в 1944 году в Золочеве, когда как представитель Чрезвычайной государственной комиссии участвовал в расследовании злодеяний немецко-фашистских захватчиков на Львовщине. История ее такова. Лена с мамой оказались во львовском гетто, из которого фашисты в массовом порядке вывозили людей в лес. Там их подводили к большой яме и расстреливали на глазах у остальных, ждущих такого же конца. Лена и ее мама попали в тот день в последнюю группу жертв. Выстрелы обожгли и оглушили девочку, и больше она ничего не помнила. Очнулась Лена под трупом матери: тьма, холод от тел, из которых уже ушла жизнь. Вокруг липкая кровавая масса. Ужас и страх придали ей сил: девочка стала выкарабкиваться, ей удалось вылезти из могилы. Болело простреленное плечо, платье заскорузло от крови. Была уже ночь, впереди мелькали какие-то огоньки, и Лена поползла к ним с надеждой, что там найдутся добрые люди. Так и оказалось. Лену спрятали, выходили, вернули к жизни. После освобождения Львова Советской Армией ее разыскал дядя из Золочева. Так она оказалась в этом городе и теперь стояла передо мной. Было это 40 лет назад. С тех пор родились новые поколения. Но снова и снова узнаешь, что там, где империалисты развязывают войны, опять на детские плечи наваливается страшная тяжесть пережитых ужасов. Во Вьетнаме дети становились мишенью для американских стратегических бомбардировщиков Б-52. До сих пор страдают они от последствий отравления их матерей и отцов сделанной в США химической «оранжевой смесью». Они становятся сиротами и калеками в Сальвадоре, где диктаторский режим пытается американским оружием сохранить свои прогнившие устои. Над детьми нависает угроза физического уничтожения и увечий всюду, где эксплуататорский класс прибегает к диктатуре фашистского образца, к военным авантюрам, к завоеванию нового «жизненного пространства».

Пожелтевшие документы, зафиксировавшие преступления империалистического человеконенавистничества в его крайнем – фашистском – выражении, снова возвращают меня в прошлое.

Мне не забыть выступления польской писательницы С. Шмаглевской на Нюрнбергском процессе в феврале 1946 года. Шмаглевская – узница Освенцима. В нем она пробыла с октября 1942 года до января 1945 года. Выступала она в качестве свидетельницы, допрашивал ее в судебном заседании Лев Николаевич Смирнов. Встав у свидетельского пульта и дав клятву говорить правду и только правду, Северина Шмаглевская с гневом и надрывом в голосе рассказала суду о систематическом уничтожении в концлагере детей, в том числе и только что рожденных младенцев. Она поведала суду, как детей в лагере заставляли непосильно работать, превращая их из физически здоровых в мертвецов, как производили над ними различные медицинские опыты. Но такова была участь только части прибывающих детей. В основном же прямо из подошедших к лагерю эшелонов по «дороге смерти» их вели в газовые камеры, а когда там не справлялись с людским потоком, детей бросали живыми в раскаленные жерла крематорских печей. Отчаянный детский крик стоял над лагерем постоянно.

Сколько их удушили газом, заживо сожгли, умертвили издевательствами, голодом, непосильной работой и болезнями, она не знает, так как чаще привозимых в лагерь детей не регистрировали и не считали, но были дни, когда лагерные убийцы сдавали на склады по тысяче детских колясок.

В Освенциме были польские, французские, итальянские, русские, еврейские дети и дети других национальностей, так как известно, что в лагере находились женщины со всей Европы.

И она, женщина, мать, обращая свой гневный взгляд на сидевших на скамье подсудимых главных нацистских военных преступников, с болью и ненавистью бросила им в лицо: «Я бы хотела от имени женщин всей Европы… спросить сегодня немцев: где находятся эти дети?» (Нюрнбергский процесс. В 7-ми т., т. 4, с. 157.)

Зал затих. Наступили минуты оцепенения от возгласа этого скорбящего материнского сердца. Опущены были глаза и головы убийц.

На этом же заседании советский представитель Л. Н. Смирнов попросил суд принять в качестве доказательства краткие извлечения из доклада правительства Польши, в котором говорилось: «Тысячи польских детей (от 7 до 14 лет) были безжалостно уведены от родителей и семейств и вывезены в Германию» (Нюрнбергский процесс. В 7-ми т., т. 4, с. 20.).

Как показывает история лионского палача Барбье, многие из убийц этих детей ходят на свободе в США и в других странах, и с них следует полной мерой спросить за смерть невинных.

Расследованием злодеяний фашизма в Освенциме было установлено, что там нашли мученическую смерть сотни тысяч детей народов и национальностей, отнесенных нацистами их бредовой расовой теорией к неполноценным, – это славяне, евреи, цыгане и другие. Еще задолго до начала Нюрнбергского процесса Чрезвычайная государственная комиссия СССР обнаружила на территории лагеря Биркенау семь вагонов детских вещей, подготовленных нацистами к отправке в Германию. В найденной среди документов справке за подписью обершарфюрера СС Рейхенбаха было указано, что только за 47 дней – с 1 декабря 1944 года по 15 января 1945 года – в лагере было обработано для отправки в Германию 99 922 комплекта детского платья и белья. Итак, почти 100 тысяч умерщвленных детей за полтора месяца!

Бывший заключенный лагеря, врач из города Вильнюса Яков Гордон показал: «…в начале 1943 года в лагере Биркенау были отобраны 164 мальчика и отвезены в больницу, где при помощи уколов в сердце карболовой кислоты все они были умерщвлены». Аналогичная страшная картина запечатлелась в памяти Вельдтраут Бакаш из Дюссельдорфа: «В 1943 году, в то время, когда мы огораживали крематорий № 5, я лично видела, как эсэсовцы бросали в горящие костры живых детей».

В Освенциме среди освобожденных узников комиссия обнаружила 180 детей в возрасте от 8 до 15 лет. В лагерь они поступили во втором полугодии 1944 года, то есть находились в нем только от трех до шести месяцев. Дети выглядели страшно: в оборванных лагерных полосатых халатах не по росту, грязные, изнуренные. Все 180 детей прошли медицинское обследование, выявилось, что 72 из них больны легочно-железистым туберкулезом, 49 – алиментарной дистрофией, 31 ребенок обморожен и т. д.

Вот что нам говорили сами дети, спасенные Советской Армией. Самий Мудианов, 1930 года рождения, из города Род (Италия): «…нас, детей, по 15–20 человек, заставляли работать – на лямках возить груженные с разным грузом повозки, но больше отвозили трупы умерших к специальному блоку, где они складывались и оттуда увозились в крематорий. Работали мы с 4 часов утра до вечера. В конце октября 1944 года производивший проверку немец дал нам „кару“ за то, что не было чисто в блоке. Нас, 150 человек, построили па улице около блока и отвели в купальню, где раздели донага, облили холодной водой, голых повели по улице в свой блок, после чего многие из детей заболели».

Девятилетний Андраш Леринциакош из города Клез (Венгрия) рассказал: «…когда нас пригнали в лагерь в 22-й блок, там нас били, особенно приставленные к нам женщины-немки. Били палками. За время пребывания в лагере у меня доктор Менгеле брал много раз кровь… В ноябре 1944 года всех детей переводили в лагерь „А“, в „Цыганский“ лагерь; при проверке одного из нас не оказалось. Тогда начальница женского лагеря Брандем и ее помощник Мендель выгнали нас всех на улицу в час ночи, и мы простояли на морозе до 12 часов дня…»

Я беседовал с Розенбаумом, мальчиком 10 лет, с Майгель – ему 13 лет, – оба они из Венгрии, с девочкой Цимблих из Польши – ей 12 лет. Они простояли без обуви на морозе 12 часов. У всех обморожение стоп II и III степени.

Детей, родившихся в лагере, эсэсовцы отбирали у матерей и умерщвляли. При выявлении беременности у прибывших женщин вызывали преждевременные роды. В случае сопротивления направляли в газовую камеру.

Бывшая заключенная София Фляке из города Кракова показала: «У многих женщин, прибывших в августе 1944 года в лагерь, имелись дети в возрасте от 5 до 12 лет. Все они по прибытии в лагерь вместе с матерями были отправлены в крематорий. Я прибыла с семимесячной беременностью. При осмотре врач СС Кениг обнаружил у меня беременность и направил в барак В-3 (Биркенау). Там было 65 таких женщин. Через три дня мне сделали укол в область бедра с целью вызвать преждевременные роды. Такие уколы проделывали 4 дня. На 5-й день я родила ребенка, которого у меня забрали. В бараке за мое пребывание таких случаев я видела 14. Новорожденные или преждевременно рожденные увозились неизвестно куда» (Нюрнбергский процесс. В 7-ми т., т. 4, с. 365.).

Если в лагерях смерти фашисты организовали «индустрию» массовых убийств, то и в других местах убийцы безжалостно уничтожали детей, добиваясь осуществления той же цели – искоренения целых народов. Свидетельствую, что, где бы ни расследовала наша комиссия гитлеровские преступления, везде мы с болью в сердце констатировали факты сознательного истреблепия новоявленными иродами самого дорогого, что есть у людей, – детей, ради светлого будущего которых живет, страдает и борется все человечество.

Из документов Чрезвычайной государственной комиссии явствует, что на оккупированной территории Советского Союза бесчинства и разбой фашистов в уничтожении детей приняли характер вседозволенного, изощренного цинизма, жестокости и животной остервенелости.

В Московской области, в деревне Белый Раст, Краснополянского района, группа пьяных немецких солдат поставила на крыльцо дома 12-летнего Володю Ткачева и открыла по нему стрельбу из автоматов, всего изрешетив пулями.

В селе Воскресенское, Дубнинского района, гитлеровцы использовали в качестве мишени трехлетнего мальчика и по нему производили пристрелку пулеметов.

В Латвии гитлеровские головорезы расстреляли, удушили, сожгли и заживо закопали в землю 35 476 детей. Только в Центральной тюрьме Риги они убили более 2 тысяч детей, отобранных у родителей, а в Саласпилсском лагере – более 3 тысяч детей (См.: Нюрнбергский процесс. В 7-ми т., т. 4, с. 93, 96.).

Бывшая узница концлагеря Саласпилс Э. К. Салиюмс рассказала: «В Саласпилсе детей истязали остервенело. Делали им впрыскивание какой-то жидкости, и после этого дети истекали поносом. Давали им отравленную кашу и кофе, и от этого в день умирало по 150 человек».

Другая бывшая узница Саласпилса, М. Г. Бринман, наблюдала, как заболевшим корью детям что-то впрыскивали, после чего начиналось воспаление глаз, и через несколько дней глаза вытекали.

У детей в лагере систематически выкачивали кровь. 33 бывших узника лагеря в своих показаниях подтвердили, что у детей регулярно брали кровь.

Оккупанты занимались зверскими массовыми истреблениями и в Литве. В лагере близ аэродрома в Каунасе в начале 1944 года гитлеровцы насильно отобрали у узников детей в возрасте от 6 до 12 лет и увезли их. Житель Каунаса Владислав Блюм свидетельствовал: «На моих глазах происходили душераздирающие сцены: у матерей немцы отбирали детей и отправляли неизвестно куда, а многие дети погибли при расстреле вместе с матерями».

О страданиях, горе и муках матерей говорят надписи, обнаруженные на стенах зданий лагеря: «Отомстите за нас! Пускай весь мир знает и поймет, как зверски уничтожали наших детей. Наши дни уже сочтены, прощайте!»; «Пусть весь мир знает и не забудет отомстить за наших невинных детей. Женщины всего мира! Вспомните и поймите все зверства, которые произошли в XX веке с нашими невинными детьми. Моего ребенка уже нет…» (Нюрнбергский процесс. В 7-ми т., т. 4, с. 114. 146.). На Ставропольщине в декабре 1942 года фашисты организовали исключительное по своей жестокости умерщвление детей, больных костным туберкулезом и находившихся на излечении в санаториях курорта Теберда.

Очевидцы этого злодеяния – сотрудники детских санаториев «Пролетарий» и имени Крупской – медицинская сестра С. Е. Иванова и санитарка М. И. Полупанова сообщили: 22 декабря 1942 года подъехала немецкая автомашина. Семь немецких солдат вытащили из санаториев 54 тяжелобольных ребенка в возрасте от трех лет, уложили штабелями в несколько ярусов в машине, захлопнули дверь, впустили газ (окись углерода) и выехали из санатория. Все дети погибли, они были умерщвлены фашистами и сброшены в Тебердинское ущелье, близ Гуначгира.

Такая же страшная участь постигла 214 детей детдома, эвакуированного из Симферополя в г. Ейск. Как удостоверяют свидетели – директор детдома М. В. Тимошенко, зав. учебной частью М. Ф. Маслак и другие, 9 и 10 октября 1942 года к корпусам детдома подъехали крытые грузовые машины с металлическим кузовом и герметически закрывающимися дверьми. Прибывшие гитлеровские солдаты силой загоняли детей в машины. Предчувствуя недоброе, дети разбегались по улицам города с плачем и криком о помощи, их нагоняли фашисты, волокли и заталкивали в машины. Все это происходило на глазах жителей. Убийцы объявили, что везут детей в Краснодар на лечение. На самом же деле их удушили газами, а некоторых закопали живыми. Когда была вскрыта эта могила, комиссия увидела страшную картину. Все дети лежали беспорядочно, многие, прощаясь, обняли друг друга.

В Нижне-Чирской станице Сталинградской области в сентябре 1942 года гитлеровцы расстреляли 47 воспитанников детского дома в возрасте 4-12 лет. Трупы детей были свалены в яму за рекой Чир вместе с игрушками.

В городе Кисловодске в школе № 16 в августе 1942 года гитлеровцы замучили и расстреляли за рекой Подкумок, в овраге, 47 детей от грудного до 15-летнего возраста. При осмотре трупов младенцев медицинская экспертиза установила, что все они были заживо сброшены в овраг, на отдельных трупах сохранились следы пыток и истязаний. Под Кисловодском, возле горы Кольцо, в районе колхоза имени Кирова в яме обнаружено 9 детских трупов от 2 до 12 лет. Было установлено, что в нее дети были брошены живыми.

В станице Ладожской фашистские палачи потопили в реке Кубань тысячи невинных мирных граждан-евреев. Грудные дети привязывались к телам матерей и сбрасывались в реку. Жители станицы стали очевидцами жуткой трагедии, когда сотни бездыханных тел детей плыли по реке.

Глумление фашистской солдатни над детством не имело границ. В поселке Апшеронском (Краснодарский край) гитлеровцы заставили мальчика под дулами автоматов закопать в землю расстрелянных на его глазах мать, отца и шестилетнюю сестренку. После этого был расстрелян и сам мальчик.

В Сталинградской области жители хутора Аверин М. Г. Егорова, М. П. Горина, А. Г. Жогин и другие рассказали комиссии, как за пропавшую у немецкого офицера пачку с 10 сигаретами были зверски замучены и убиты 10 мальчиков в возрасте 9-12 лет. Гитлеровские палачи трое суток издевались над детьми, били их палками, скрученным железным проводом, возили в машине по хутору, останавливались перед дворами, где жили родители, и в их присутствии снова продолжали истязать. 7 ноября 1942 года фашисты повезли детей к силосной яме и там расстреляли.

М. П. Горина, мать одного из погибших мальчиков, не могла спокойно говорить с нами. От нее мы узнали: «Утром 7 ноября 1942 года на улицу хутора въехала автомашина с арестованными детьми, еле живыми от избиения. Недалеко от моего дома она остановилась, из нее вытащили моего сына Васю и Костю Головлева и стали бить их плетьми из телефонного провода, били до тех пор, пока они не потеряли сознания… Перед расстрелом немцы всех мальчиков раздели, оставили в одних рубашках».

Матери погибших детей обратились к бойцам Советской Армии со словами:

«Товарищи бойцы! Мы ждали вас в тот тяжелый день. Надеялись, что вы придете и спасете наших детей от смерти. Вы опоздали на несколько дней. И теперь у нас к вам одна наша материнская просьба: когда идете в бой, помните о детях, товарищи! О тех детях, над головами которых занесен топор фашиста-палача».

Просматривая сейчас свой архив и материалы Чрезвычайной государственной комиссии, я вижу за названием каждого города и почти каждого населенного пункта, оккупированных фашистами, горы трупов замученных, истерзанных, искалеченных детей. Здесь рассказано только о некоторых трагических судьбах детей в концлагере Освенцим – Биркенау, в оккупированных районах Сталинградской области, Краснодарского, Ставропольского краев, Латвийской и Литовской республик. Но этим не исчерпываются злодеяния палачей. Такие же зверства они чинили в Смоленской, Орловской, Курской и других временно оккупированных областях РСФСР, на Украине и в Белоруссии.

В музее Брестской крепости есть страшный, впечатляющий своим лаконизмом экспонат. Всего две фотографии, расположенные рядом. На одной из них смеющиеся лица воспитанников и воспитанниц одного из детских садов Бреста. Этот снимок сделан за несколько дней до начала войны. На другом снимке фашистский «фотолюбитель» запечатлел то, что осталось от тех же детей через несколько дней после начала войны: груду маленьких, безжизненных тел, поваленных навзничь прицельной автоматной или пулеметной очередью. На мертвых лицах нет следов ни ужаса, ни волнений. Видимо, какой-то «дядя» в немецкой форме собрал их в группу, способную уместиться в кадре. Может быть, он при этом улыбался, хлопал детей по щуплым плечикам и, может быть, даже угостил кого-то конфеткой. А потом либо он, либо его «ассистент» в такой же свежей, не выгоревшей от летнего солнца немецкой форме прицелился и в упор расстрелял доверчиво ждавших, что будет дальше.

Этот снимок не был предъявлен в качестве документа обвинения на Нюрнбергском процессе. Не было его и в материалах Чрезвычайной государственной комиссии. К сожалению, подобных свидетельств гитлеровских злодеяний к нам поступило слишком много и ряд преступлений, совершенных фашистами, мы, конечно, так и не смогли зафиксировать в официальных юридических актах. О трагической участи детишек из Бреста я пишу потому, что страшное преступление совершено в самом начале войны, когда гитлеровцы упивались своими победами, когда не было еще озлобления от собственных потерь и неудач, когда, наконец, нельзя было представить эту зверскую акцию как средство устрашения «непокорного», то есть не подчинившегося захватчикам местного населения. Просто уничтожение беззащитных детей без каких-либо попыток найти оправдание преступлению, чудовищность которого способна покоробить даже самого закоренелого убийцу-уголовника.

Сталкиваясь с подобными (к сожалению, многочисленными) фактами, я невольно задавал себе вопрос: а чего добивались гитлеровцы, расстреливая, сжигая заживо, разрезая на части, отправляя в газовые камеры и «душегубки» тех, кого они и без того лишили самой светлой поры жизни – детства? Конечно, это была составная часть политики геноцида. Но не только. На убийстве детей они формировали беспредельную жестокость, чувство вседозволенности и безнаказанности у тех, кому отводили роль будущих хозяев, господ, управляющих, надсмотрщиков, призванных стать сознательной опорой колонизаторского режима на оккупированных территориях. И наконец, не последнюю роль играла элементарная расчетливость, свойственная собственнику. Детей, лишенных родителей, нужно было кормить, им требовались медикаменты, топливо, одежда. А во всем этом нуждались и дети Германии. Следовательно, рассуждали фашисты, убивая русского, польского, украинского, белорусского, литовского и т. д. ребенка, они облегчают участь собственного сына, дочери. Вот он очищенный от всякого идеологического камуфляжа принцип буржуазного индивидуализма: «Своя рубашка ближе к телу». Во имя собственного благополучия, во имя величия Германии, во имя утверждения во всем мире «избранной» арийской расы и совершали фашисты те чудовищные преступления, которые и сейчас леденят душу всех честных людей, мечтающих о том, чтобы в мире остался только один привилегированный класс – дети.

Советских людей всегда поражала вопиющая жестокость, которую фашисты проявляли по отношению к детям. Находясь в Моабитской тюрьме, куда он был переведен из концлагеря, Муса Джалиль написал потрясающее по силе стихотворение «Варварство», в котором рассказал о трагической участи детей, попавших в руки фашистских палачей. Позволю себе привести часть этого стихотворения:

 
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят…
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля…
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг, —
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук…
– Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь?
– И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
– Не бойся, мальчик мой.
Сейчас вздохнешь ты вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.
– И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой.
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей…
 

Кровь и страдания детей, попавших в фашистскую неволю, звали советских воинов в бой. И во имя их спасения совершали свои подвиги на фронтах Великой Отечественной войны солдаты и офицеры армии-освободительницы.