Текст книги "Сроку давности не подлежит"

Автор книги: Сергей Кузьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Так закончилась кровавая нацистская авантюра для ее организаторов и вдохновителей.

Кровавый след

Расследование фашистских злодеяний во Львове и Львовской области

Когда начиналась моя работа в Чрезвычайной государственной комиссии, я, конечно, знал, что несет фашизм человечеству, отдельным народам, каждой семье. Звериная философия Гитлера и его окружения, так пришедшаяся по душе магнатам германского капитала, была хорошо известна советским людям. И, защищая свою Родину, они спасали от истребления и порабощения население десятков стран, территория которых рассматривалась фашистами как зона жизненного пространства кровавого рейха.

Знал я и то, что с особой ненавистью гитлеровские убийцы относятся к славянским народам, которые не раз в истории срывали захватнические планы германских правителей, на протяжении многих веков мечтавших покорить и онемечить земли Центральной, Восточной и Юго-Восточ-пой Европы. Но увиденное при расследовании фашистских злодеяний превзошло все мои прежние представления о жестокости гитлеровцев.

Гитлеровское командование снабжало солдат специальной памяткой, в которой внушалось:

«У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, – убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки.

Ни одна мировая сила не устоит перед германским напором. Мы поставим на колени весь мир. Германец – абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки. Ты германец, как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути, думай всегда о возвышенном, о фюрере. Ты победишь. Тебя не возьмет ни пуля, ни штык. Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир» (Документы обвиняют. Сборник документов о чудовищных зверствах германских властей па временно захваченных ими советских территориях. М., 1943, вып. 1, с. 205.).

Отправляя в завоевательный поход коричневые орды, Гитлер торжественно провозгласил, что освобождает своих солдат от химеры, которая называется совестью. Это означало: будь хуже зверя, убивай без оглядки, грабь, жги, насилуй, глумись над страданием беззащитных женщин, стариков, детей. И они действительно вели себя так, что и сейчас я не могу с достаточной уверенностью положительно ответить на вопрос: а люди ли были все те, кто пытал, истязал, расстреливал, кто превратил жизнь беззащитных людей, согнанных в концентрационные лагеря, в кошмарный ад?

В наши дни, когда каждый советский человек знает, что означает страшное слово «Освенцим», трудно сказать читателю что-то новое о фашистских зверствах. К тому же современные империалисты США, Англии, других капиталистических стран в борьбе против революционного национально-освободительного и рабочего движения во многом превзошли злодеяния, совершенные гитлеровцами. И весь мир проклинает сегодня безжалостных убийц сотен тысяч жителей Хиросимы, кровавых палачей вьетнамских женщин и детей, жестоких поработителей Гренады, душителей свободы народов Сальвадора, Юга Африки, других регионов мира.

Миру известны уже не только гитлеровские, но и пиночетовские концентрационные лагеря, лагеря смерти на территориях, оккупированных израильской военщиной, и тому подобные «достижения» западной цивилизации. В нашей печати сообщалось о планах администрации Рейгана, намеревающейся создать в случае обострения международной или внутренней обстановки сеть концентрационных лагерей на территории своей страны. Опутать весь мир колючей проволокой – вот заветная цель американского империализма. А где такая проволока – там неизбежна гибель миллионов людей: от истязаний, от голода и болезней, от унижения, от сознательного уничтожения.

Не случайно некоторые наиболее откровенные империалистические пропагандисты уже сейчас открыто призывают к тотальному истреблению целых народов, в частности и народов СССР. Новоявленные последователи Мальтуса из научных центров США подсчитали, что Земля, оказывается, может обеспечить нормальную жизнь только 200 миллионам людей, то есть лояльно настроенным к нынешней администрации белым американцам и некоторым из их послушных союзников. Все остальные подлежат уничтожению – так угодно воротилам капиталистического бизнеса.

Нам, советским людям, всегда были не только чужды, но и отвратительны человеконенавистнические бредни всевозможных расистов, поработителей, гегемонистов о необходимости уничтожения миллионов людей. В годы Великой Отечественной войны мы сражались не только за будущее своей страны, но и за счастье, свободу, процветание всех народов. Поэтому с таким непередаваемым чувством боли и гнева, переходящим в ненависть ко всему, что связано с фашизмом, участвовал я в долгих, требовавших большого напряжения и физических, и духовных сил расследованиях гитлеровских зверств на освобожденной советской земле.

Эти расследования велись по мере освобождения от врага территории областей, республик. В каждом городе, в каждом селе оставались следы фашистского разбоя и геноцида. По мере приближения наших войск к западной границе их становилось все больше. Сказывались длительность фашистской оккупации, растущее сопротивление населения оккупационному режиму, чувство озлобленности захватчиков из-за сокрушительных поражений, сознание ими безвозвратности утраты советской территории, близости возмездия за совершенные преступления.

Лично я впервые увидел следы самых массовых фашистских зверств на прекрасной, солнечной земле Львовщины.

Стояло лето 1944 года. С экспертом-криминалистом Н. И. Герасимовым мы выехали из города Тернополя, в то время небольшого украинского городка, во Львов для расследования преступлений фашизма во Львове и Львовской области. Из Терпополя пам предстояло на машине проехать до Львова километров около 130 по довольно изъезженному и разбитому войной шоссе. Здесь, мне думается, уместно рассказать о случае, происшедшем с нами в пути, так как этот эпизод характеризует всю сложную обстановку того времени на украинской земле. Хотя гитлеровские оккупанты уже были окончательно и навсегда изгнаны почти со всей территории Украины, в тылах победоносно наступающей Советской Армии фашисты оставили националистическую пятую колонну, состоящую из вооруженных банд так называемой «Украинской повстанческой армии». Формировались они из разного человеческого отребья – бандитов, рецидивистов, националистов. Вот эти выродки, скрываясь в лесах, в бессильной злобе пытались жестоким террором помешать возрождению мирной жизни в Западной Украине. Совершали разбойничьи набеги на деревни, небольшие селения, участки главных магистралей, поджигали дома, убивали людей, особенно представителей партийно-советского актива. При содействии местного населения воинские части, чекисты и милиция одну за другой ликвидировали эти банды. Но поскольку работники Чрезвычайной государственной комиссии начинали расследование фашистских злодеяний, двигаясь буквально вслед за наступающей Советской Армией, они должны были считаться с возможностью встретиться с бандитскими шайками.

Поэтому и в тот раз, покидая Тернополь, мы на всякий случай приготовили оружие, чтобы или отбить бандитское нападение, или заставить врага дорого заплатить за наши жизни.

Выехали мы с Николаем Ивановичем в машине, предоставленной нам секретарем Львовского обкома партии Иваном Самойловичем Грушецким. Раннее утро, идет дождь, теплый, летний, такой, какие в России называют «грибными». Едем, настроение хорошее – вокруг уже освобожденная из-под гитлеровского ярма земля Украины, хотя еще с глубокими отметинами войны. Николай Иванович где-то по дороге подхватил котенка, и тот уютно дремал у него на коленях.

В то время по дорогам и в селениях бродило много бездомных кошек и собак. Да и люди еще не все имели кров над головой: ютились в землянках, временных сарайчиках. То тут, то там на месте домов торчали обгоревшие печные трубы. Но жизнь уже налаживалась, начиналась закладка новых и восстановление разрушенных жилищ. Искалеченная войной земля принимала мирный облик, поля радовали зеленью посевов, люди занимались повседневным созидательным трудом.

Приближаемся к районному городку Копычинцы. Вдруг в последней перед ним деревушке нашу машину обстреляли. В ней оказалось 36 пулевых пробоин. Стреляли бандеровцы из придорожного кювета. Нам повезло. Хлынувший в этот момент проливной дождь, видимо, помешал бандитам более точно целиться. Пулей пробило переднее стекло и «изрешетило» боковой брезентовый тент машины. Но шины целы, мы – тоже. Отделались, как говорится, легким испугом. Да, впрочем, и испугаться-то не успели: настолько неожиданным было нападение.

Во Львов приехали до полудня. Город выглядел мирно, хотя и по дороге к нему и на его улицах нас обгоняли грузовики, па бортах которых были отчетливо видны боевые призывы: «Добьем Гитлера!», «Вперед, на Запад!», «Смерть оккупантам!», написанные мелом, наскоро, отнюдь не каллиграфическим почерком. Это напоминало, что война еще идет.

На флагштоке Львовской городской ратуши развевалось красное знамя. Сорвали паучью свастику и с фронтона портала Львовского университета имени Ивапа Франко. В этом здании с вывеской «Особый суд провинции Галиции» гитлеровские палачи и совершали свое кровавое судилище.

Вот памятник Адаму Мицкевичу. Фашистские пули не пощадили и его. Городской театр, афиши, приглашающие на спектакли, а за ним – львовский шумный, разноликий, разноголосый, огромный базар. Чем только там не торговали в то время: от смокинга до зубной щетки. Кстати, ее я там и купил, помню, за какую-то баснословную цену. Но вот и наше прибежище – львовская гостиница «Жорж», где нам предстояло жить и работать. Это довольно солидное здание в несколько этажей, вполне сохранившееся и по тем временам выглядевшее комфортабельно. На первом этаже в гостинице был огромный холл, который и днем и ночью кипел и шумел, как пчелиный улей. Люди ехали и на фронт, и с фронта, много было специалистов, хозяйственников, прибывших восстанавливать мирную жизнь, писателей, корреспондентов разных газет, артистов. Здесь мы и повстречались с другими товарищами, назначенными Чрезвычайной государственной комиссией для расследования немецко-фашистских злодеяний во Львове и Львовской области. Это были главный судебно-медицинский эксперт Советской Армии доктор медицинских наук М. И. Авдеев, помощник главного судебно-медицинского эксперта Советской Армии В. И. Пухнаревич, судебно-медицинский эксперт Д. А. Голаев.

Большую помощь в организации нашей работы оказали И. С. Грушецкий, а также председатель Львовского облисполкома Н. В. Козырев. Была создана следственная комиссия с участием прокурора Львовской области И. П. Корнетова и начальника следственного отдела прокуратуры П. 3. Крыжановского.

Работать нам приходилось в очень сложных условиях, так как гитлеровцы, отступая под ударами Советской Армии, «заметали» следы своих преступлений. Как мы установили, большинство лагерей во Львове и области были уничтожены еще до прихода наших войск, оставались лишь руины и места захоронений жертв фашистского террора. Но были живы люди – бывшие узники, их родственники и очевидцы. Их свидетельства и послужили основой для нашей работы. Они указывали места расположения бывших лагерей, рассказывали об ужасах, творившихся там. Расследование велось тщательно. Во вскрываемых местах массовых захоронений жертв экспертами-криминалистами проводилась эксгумация трупов, все обнаруженное в могилах тщательным образом исследовалось, фиксировалось и актировалось.

Мне никогда не приходилось жаловаться на слабые нервы. Да и товарищи считали, что в любой ситуации я вполне владею собой. Но здесь была поистине адская работа. Нервы были настолько напряжены, что многие из нас не могли уже ни есть, ни спать. В результате я, физически здоровый, тридцатисемилетний мужчина, не раз, как говорится, смотревший смерти в лицо на фронте, потерял за несколько недель работы во Львове 16 килограммов веса, чего не было со мной даже в самые напряженные дни боев.

На основании материалов расследования было установлено, что во Львове, Раве-Русской, Золочеве, Сокале, Яворове, Жолкве, Городке, Бродах, в Подкаменском, Ново-Ярычевском, Ивано-Франковском районах Львовской области гитлеровцы истребили около 700 тысяч советских людей – мужчин, женщин, детей, а также граждан Чехословакии, Польши, Югославии, Голландии, Великобритании, Франции, Италии, привезенных во Львов из концентрационных лагерей Германии.

Гитлеровские палачи, выполняя директиву фашистских властей об уничтожении культуры славянских народов, с особой жестокостью преследовали интеллигенцию. Неслыханным издевательствам и притеснениям гестаповцы подвергали видных деятелей науки и искусства Львова.

Преследование представителей интеллигенции проводилось по заранее продуманному и разработанному плану. Еще до захвата Львова гестаповцы имели списки виднейших из них. Все они подлежали уничтожению. Тотчас же после занятия фашистами города начались массовые аресты профессоров, врачей, юристов, писателей и композиторов. В руках палачей оказались член Союза советских писателей, автор многочисленных литературных произведений профессор Тадеуш Бой-Желеньский, профессор мединститута Роман Ренцкий, ректор университета профессор судебной медицины Владимир Серадский, доктор юридических наук Роман Лоыгшамю де Берье вместе с тремя сыновьями, профессор Тадеуш Островский, профессор Ян Грек, профессор-хирург Генрик Гилярович, профессор-стоматолог Антон Тешинский, профессор Францишек Гроэр, профессор патологической анатомии Витольд Новицкий, доктора физико-математических наук Владимир Стожек и Антон Ломницкий, почетный член многих академий наук Казимир Бартель, доктор химических наук Станислав Пилат, доктора технических наук Каспар Вайгель, Роман Виткевич, Владимир Круковский, Казимир Ветуляни, профессор Станислав Прогульский, этнограф Адам Фишер, известный юрист профессор Мауриций Арерханд, львовская писательница Галина Гурская, критик Остап Ортвин и другие деятели литературы и искусства, ученые, профессора и преподаватели учебных заведений. Не считаясь с человеческим достоинством своих жертв, гестаповцы прибегали к самым изощренным истязаниям арестованных. В ночь на 4 июля 1941 года их вывели на Вулецкую гору и на ее склонах расстреляли. Рейхсфюрер СС Гиммлер с целью сокрытия преступлений отдал приказ выкопать трупы расстрелянных. Осенью 1943 года их останки были сожжены, а пепел закопан глубоко в землю.

Победа Советской Армии под Сталинградом, освобождение Северного Кавказа, разгром гитлеровцев на Верхнем Дону, прорыв блокады Ленинграда и другие успешные операции Советской Армии в ходе Отечественной войны заставили гитлеровское правительство повсеместно заметать кровавый след своих чудовищных злодеяний.

По прямому указанию Гиммлера уже летом 1943 года нацисты приступили во Львове и Львовской области к уничтожению захоронений трупов умерщвленных мирных жителей, советских военнопленных и подданных других стран, которые выкапывались и сжигались. Это делалось везде.

Мы обнаружили, например, приказ оберштурмфюрера города Ровно от 3 августа 1943 года (IV А-1 № 35/43 сс) областному руководителю жандармерии в Камень-Каширске: «Немедленно сообщить о местонахождении и количестве могил (общих) особо репрессированных». Найдены были донесения об исполнении этого приказа с перечнем около 200 пунктов. Как правило, это были глухие места, малодоступные для постороннего глаза. Но и там гитлеровцы старались замаскировать захоронения. Это усиливало трудности расследования. Приходилось тратить много сил на поиск прямых улик, изобличающих гитлеровских убийц.

Только помощь местного населения, постепенно освобождавшегося от страха перед фашистами и их пособниками, давала нам возможность в конце концов находить то, что так старательно прятали от суда народов опытные и изощренные преступники.

Особенно заботились гитлеровцы о том, чтобы в живых не осталось свидетелей их кровавых расправ.

Так, телеграмма Гиммлера от 14 апреля 1945 года гласила:

«Комендантам лагерей Дахау и Флоссенбюрг.

Лагерь должен быть немедленно эвакуирован. Ни один заключенный не должен попасть живым в руки врага.

Генрих Гиммлер».

Животный страх гитлеровских палачей перед возмездием передает приказ начальника полиции и СД (служба безопасности) округа Радом, подписанный 21 июля 1944 года. В нем говорится:

«Насколько этого требует положение на фронте, необходимо своевременно принять надлежащие меры к полной эвакуации тюрем. При неожиданном изменении положения, которое сделает невозможной отправку заключенных, они должны быть уничтожены, при этом трупы расстрелянных по возможности нужно устранять (сжигать, взрывать здания и т. п.). Таким же образом следует поступать в указанных случаях с евреями, которые еще работают в военной промышленности или в других местах. При любых обстоятельствах следует избегать, чтобы заключенные в тюрьмах или евреи освобождались западными союзниками или Красной Армией или попадали к ним живыми».

Повсеместно уничтожались документы, изобличавшие гитлеровцев в преступлениях, сжигались и взрывались здания концентрационных лагерей, прятались или уничтожались орудия пыток и истребления людей. Для маскировки мест массовых расстрелов и захоронений во Львове была создана особая зондеркоманда, состоявшая из 126 заключенных, названная «бригадой смерти». Руководили ею чиновники полиции и СД. Эта бригада под страхом расстрела раскапывала могилы, извлекала из ям трупы, укладывала их на специальные площадки в штабеля до 1600 трупов в каждом. Штабеля обливались бензином и поджигались. Кости собирались и перемалывались в «костедробилке», просеивались через специальные решета для сбора золотых предметов: зубов, коронок, часов, украшений и затем закапывались на большую глубину в землю.

Свидетели Величкер и Хамайдес рассказали, что за пять месяцев работы в этой бригаде из пепла сожженных ими трупов было высеяно и отправлено в Германию 110 килограммов золота.

Свидетель Д. Ш. Манусевич привел факт, когда бригада сжигала трупы возле Яновского лагеря, а затем в Лисеницком лесу вскрыла еще 45 ям с телами расстрелянных и также сожгла их. Было это в 1943 году. Величкер сообщил, что всего за время с июня по ноябрь 1943 года «бригада смерти» сожгла свыше 310 тысяч трупов, из них 170 тысяч в Лисеницком лесу. «20 ноября 1943 года, – заключает он, – вся наша бригада сбежала. Только немногие остались в живых, остальные при побеге были убиты».

Но ничто не могло спасти преступников от расплаты. В результате всестороннего изучения выявленных нами фактов Чрезвычайная государственная комиссия признала ответственным за массовое зверское уничтожение во Львове и Львовской области мирных советских граждан, военнопленных и подданных иностранных государств гитлеровское правительство, особенно рейхсфюрера СС Гиммлера, неоднократно приезжавшего во Львов для инспектирования гитлеровских убийц и палачей. Непосредственными организаторами массовых убийств ни в чем не повпнных людей в львовских концлагерях являются: глава генерал-губернаторства доктор Франк, генерал-губернатор «дистрикта Галиции» бригаденфюрер СС и генерал-майор полиции доктор Ляш, губернатор «дистрикта Галиции» доктор Вехтер, начальник полиции генерал-майор СС Кацман, начальник «Шталага ХII.А» барон фон Бок, организатор Яновского лагеря гауптштурмфюрер Гебауэр, коменданты Яновского лагеря гауптштурмфюрер СС Варцок Франц и оберштурмфюрер СС Вильгауз Густав. Все они получили по заслугам и были казнены.

О совершенных ими страшных преступлениях против человечности и пойдет речь дальше.

Кошмары лагерей смерти

На окраинах Львова и во Львовской области гитлеровцы организовали целую сеть лагерей смерти: Яновский, «Цитадель», Рава-Русская, № 325 и гетто для лиц еврейского происхождения. О методах насилия и истязания людей в этих лагерях нам рассказали многочисленные свидетели, бывшие заключенные лагерей, окрестные жители, обнаруженные и иногда с большим трудом восстановленные документы.

Яновский лагерь отличался применением особо изощренных зверских методов истребления людей. Его комендант оберштурмфюрер CС Вильгауз ради развлечения стрелял в заключенных из автомата с балкона своей канцелярии. Потом передавал автомат жене, и она также стреляла. Иногда, чтобы доставить удовольствие дочери, Вильгауз заставлял подбрасывать в воздух 2-4-летних детей и давал очередь по ним. Дочь аплодировала и кричала: «Папа, еще! Папа, еще!» И тот убивал снова.

В 1943 году в день рождения Гитлера (ему исполнилось 54 года) тот же Вильгауз отсчитал из числа заключенных 54 человека и лично расстрелял их. Однажды сотрудник гестапо Вепке поспорил с руководителями лагеря, что он одним ударом секиры разрубит мальчика. В доказательство он поймал в лагере 10-летнего мальчика, поставил его на колени, заставил сложить руки ладонями вместе и пригнуть к ним голову, примерился и ударом секиры разрубил мальчика вдоль туловища.

Бывший заключенный лагеря Аш сообщил комиссии: «Я лично видел, как гауптштурмфюрер СC Гебауэр душил женщин и детей, а мужчин зимой замораживал в бочках с водой. Бочки наполнялись водой, жертвам связывали руки и ноги и опускали в воду. Обреченные находились в бочке до полного замерзания».

Гауптштурмфюрер СС Варцок подвешивал заключенных за ноги к столбам и так оставлял их до наступления смерти.

Начальник следственной части Яновского лагеря Гайне протыкал тела заключенных куском железа, плоскогубцами вырывал у женщин ногти, затем подвешивал их за волосы, раскачивал и стрелял по «движущейся мишени». Нередко во время получения заключенными пищи он подходил к очереди, стоящей у кухни, и спрашивал стоящего впереди, почему он занимает это место. Выслушав ответ, доставал револьвер и убивал его. Затем подходил к последнему в очереди и спрашивал: «Почему ты стоишь последним?» И этого несчастного постигала та же участь.

При лагере для заключенных была больница. Первого и пятнадцатого числа каждого месяца фашисты Брамбауэр и Бирман проводили там проверку больных. Тех, кто находился в больнице более двух недель, тут же расстреливали.

Пытки, истязания и расстрелы в Яновском лагере совершались фашистами под музыку. Обычно во двор, в центр лагеря, выводили оркестрантов. Это были заключенные музыканты, многие из которых еще недавно приносили радость людям своим талантливым исполнением классической и народной музыки. Здесь же, стоя сомкнутым кругом, под вопли и крики истязаемых жертв играли они по нескольку часов кряду одну и ту же мелодию – «Танго смерти» – так называли ее заключенные. Кто ее написал? Кто-то из заключенных композиторов. Родившись в лагере, она там и осталась вместе с расстрелянными оркестрантами, руководителем оркестра профессором Штриксом и известным львовским дирижером Мунтом. Произошла эта трагедия накануне освобождения Львова частями Советской Армии, когда фашисты стали ликвидировать Яновский лагерь.

История «Танго смерти» – это одна из страшных страниц зверств гитлеровцев. Узнать ее мне довелось в ходе расследования злодеяний фашистов на Львовщине. Наша работа в освобожденных областях, районах и городах была связана с постоянным поиском мест преступлений гитлеровцев, выявлением очевидцев, свидетелей, в первую очередь оставшихся в живых узников фашистских лагерей смерти. Эти обстоятельства летом 1944 года заставили меня выехать в город Золочев Львовской области.

Работа наша всегда проводилась в тесном контакте с местным партийным, комсомольским и советским активом. По моей просьбе было созвано совещание актива, на котором я рассказал о цели своего приезда. Уже к его концу кто-то из присутствующих сказал, что в Золочеве живет бывший узник Яновского лагеря, работавший там фотографом.

Надо понять мое состояние в тот момент. Мысль сработала мгновенно: ведь у него наверняка есть фотодокументы. Надо его срочно найти, не упуская ни минуты…

Раздались голоса: поздний час, уже за полночь, на улицах неспокойно, даже опасно, бандеровцы еще нет-нет да и вылезают из своих берлог. Но что это значило, когда в поисках недостающей детали в системе доказательств мы готовы были на любой риск. С экспертом-криминалистом Николаем Ивановичем Герасимовым решаем сейчас же идти по данному нам адресу.

Выскакиваем из помещения, где проходил актив, именно выскакиваем, так велико было наше желание встретиться с этим человеком. После духоты прокуренного помещения нас обдает свежесть и прохлада летней украинской ночи. Вокруг тишина спящего городка, а над головой бесконечное звездное небо, глядя на которое не перестаешь удивляться необъятности вселенной и ее величественной красоте. Под ногами мягкая зелень обочин тротуара, искрятся синим фосфорисцирующим светом кажущиеся в ночной тьме какими-то загадочными существами светлячки. Полное впечатление, что это вселенная брызнула на землю звездным дождем.

Золочев в те времена был небольшим районным городком, с маленькими улочками, с домами, утопающими в зелени садов. Но чужой город всегда загадка. Только к двум часам ночи мы разыскали дом фотографа и, сознавая все неудобство своего вторжения к незнакомым людям в такой поздний час, все же постучали. Дверь нам открыл небольшого роста, очень худой человек. Он держал высоко над головой горящую красноватым пламенем свечу, освещавшую пряди волос с проседью, изможденное лицо с небольшими морщинками, на котором выделялся острый нос с горбинкой и большие темные глаза, оттененные глубокими глазными впадинами. В глазах застыл испуг. Но он быстро исчез, когда мы представились.

– Вы фотограф Левинтер?

– Да, я.

– Вы были узником Яновского лагеря?

– Да, был.

Излагаем цель визита, приносим свои извинения, что пришли в столь поздний час. Левинтер оказался очень приветливым хозяином и щедрым рассказчиком. Ему и его жене удалось через заранее сделанный подкоп бежать из лагеря, унеся с собой значительную часть отснятых пленок и некоторые фотографии.

Подробный рассказ о событиях, запечатленных на каждом кадре пленки или фотографии, потребовал бы довольно обширного повествования. Здесь же я хочу написать об истории одной такой фотографии, свидетельствовавшей о беспредельном цинизме нацистов. Это фотография оркестра Яновского лагеря.

Итак, после многочасового разговора с Левинтером у нас в руках оказалось большое количество фотодокументов из жизни Яновского лагеря, в том числе и этот единственный в своем роде фотодокумент, подтверждавший, что рассказы оставшихся в живых узников Яновского лагеря о расстрелах под музыку – не плод больного воображения, расстроенного гитлеровским изуверством. На фотографии был запечатлен сомкнутый круг музыкантов, в центре его – дирижер, а в стороне стоят офицеры и солдаты СС во главе с начальством лагеря. На Нюрнбергском процессе мир услышал многочисленные свидетельства о расстрелах узников под музыку во многих фашистских лагерях смерти, но это было потом. А сейчас на Львовщине мы столкнулись с таким фактом впервые. Поэтому и старались восстановить жестокую истину во всех ее подробностях.

Во время массовых арестов представителей интеллигенции очередь дошла до профессора Штрикса. И когда в одну из ночей настойчиво постучали в его квартиру, профессор спокойно спросил стучавшихся, кто им нужен. Услышав ответ, он сам отворил дверь, понимая, что настал и его черед.

В прихожую вломились два эсэсовца.

– Одевайтесь, да поживее. Нам угодно, чтобы вы следовали за нами.

Жена бросилась к саквояжу, заранее приготовленному к этому визиту. Они ждали ареста со дня на день. Весь город в те дни жил в мучительном страхе.

– Вот и все, – сказал профессор, посмотрев на старого и преданного друга – беккеровский рояль, одиноко и беззащитно стоявший посреди комнаты.

Начальник Яновского лагеря, преуспевающий обер-штурмфюрер СС Густав Вильгауз встретил профессора с улыбкой.

– Вот и хорошо, господин Штрикс, чувствуйте себя здесь как дома. А теперь о деле. Представляю – мой помощник Рихард Рокито, ваш коллега по профессии, человек, надо сказать, с большой выдумкой. Он предложил осчастливить обитателей нашего хозяйства музыкой хорошего оркестра. Рокито в этом отношении классный специалист, он играл в ночных кабаре Польши и знает благостное влияние музыки на уставший организм человека. У нас здесь много уставших, и вы должны нам помочь облегчить их участь…

– Будете играть наши мелодии, вам надо только их аранжировать, а затем вы останетесь в оркестре, мы обеспечим вас питанием и жильем, и вы сможете заниматься своим любимым делом.

На этом начальник лагеря Вильгауз счел разговор законченным. Профессор поднялся, оглянувшись на автоматчика с овчаркой в дверях кабинета. И ему стало ясно, что теперь действительно конец. Отсюда живыми не уходят.

Музыку Вильгауз и Рокито заказали другому заключенному, имя которого тогда нам установить не удалось. Оставшиеся в живых узники лагеря говорили, что это было траурное произведение, насыщенное глубоким трагизмом, буквально крик отчаявшейся человеческой души.

Всю мучительную безысходность существования узников Яновского лагеря выразил композитор в мелодии, названной заключенными «Танго смерти».

– Кровь стыла в жилах и сердце цепенело, когда оркестр исполнял «Танго смерти», – говорили свидетели.

Мы пытались разыскать ноты или хотя бы людей, способных восстановить по памяти эту трагическую мелодию. Ведь лагерный оркестр исполнял ее ежедневно почти два года подряд, и за это время под звуки танго было уничтожено нацистами более двухсот тысяч человек. Но когда мы попросили бывших узников воспроизвести, пусть даже приблизительно, тему траурного сочинения, у них не хватило душевных сил заставить себя предаться страшным воспоминаниям.

Мы хорошо понимали этих людей и чувствовали, как трагически переплелись в их сознании звуки танго, треск пулеметных очередей, предсмертные крики обреченных и горы трупов, завершавшие эту страшную картину. От попыток предъявить в качестве обвинительного документа ноты пришлось отказаться. «Танго смерти», родившись в лагере, в нем и похоронено вместе с оркестрантами, которых уничтожили гитлеровцы, когда советские войска стремительным броском, продолжая освобождение украинской земли, летом 1944 года вышли на ближние подступы ко Львову.

Летом 1965 года у нас в стране проходил процесс над группой предателей, которые, как это было установлено в ходе судебного разбирательства, участвовали в пяти массовых расстрелах узников Яновского лагеря. Эти подсудимые подтвердили выводы Чрезвычайной государственной комиссии о том, что расстрелы заключенных в Яновском лагере проводились фашистами под музыку лагерного оркестра, исполнявшего «Танго смерти».