Текст книги "Большие каникулы"

Автор книги: Сергей Гребенников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Сельмаг

Как поживаете, городские жители, Юрка Хлебников и Иван Гусев? Вот и еще один день каникул наступил. Что принесет он нам?

Иван, ты мне писал, что Юрка по телевидению выступал. Как это я проглядел? Юрка теперь небось нос кверху задерет. Ну пусть задирает, а мы вешалку из его носа сделаем. Что, трудно вам было написать об этом? Я бы ребят пригласил, посидели бы у телевизора, послушали бы, как он там в хоре на весь Советский Союз ноты длинные вытягивает. Я вам обо всем пишу, а вы утаиваете. Ладно, я вам это припомню.

Иван, скажи Юрке, что он мне надоел со своими вопросами про ПШИК-1. Делать его осталось немного. Вот только достану плоскостные и транзисторные диоды, несколько полупроводников, мультивибратор – и тогда все, чудо к нам придет на своих ножках. Если вы сумеете где-нибудь достать эти детали, то напишите мне – здорово облегчите дело. А не достанете, ничего, обойдусь. Что-нибудь придумаю самостоятельно. Безвыходных положений не бывает.

Иван, ты просишь расшифровать слово «полиглот». Это дело несложное – в иностранном словаре говорится: полиглот – это значит «многоязычный». Вот и мой аппарат будет многоязычным чудом. Мы с ним еще наделаем шороху!

Ребята, вы спрашиваете меня, что стало с теткой-самогонщицей? Мы иногда встречаем ее, но редко. При встрече она отворачивается и платком физиономию от нас закрывает. Не хочется ей нас видеть. Теперь она, наверное, всех нас считает своими врагами. «Тромболифтит» у нее, по-видимому, прошел. Ха-ха! А ну ее, эту тетку. Лучше я вам про сельмаг расскажу.

Мы тут с ребятами воздушного змея задумали смастерить. Возле магазина есть небольшой дворик, там мы и бумагу раздобыли. Шли мы по улице и завернули в этот дворик посмотреть; что там находится. Смотрим, чья-то свинья с поросятами расхаживает по двору. Хрюкает, из бумаги макулатуру делает. Поросята пятачками под сельмаг подкапываются. По всему двору бочки разные разбросаны, от селедочных разносится такой запах – хоть помирай. От капустных тоже затхлостью несет. Разные бочки валяются: и из-под масла, и из-под повидла. Семка долго глядел на бочку из-под повидла, потом нашел щепку и давай со стенок соскребать остатки и в рот запихивать. Когда я увидел это, у меня даже мурашки по спине пошли. «Ты что, с ума сошел? – спрашиваю. – Посмотри, сколько мух там ползает!» А он губы ладонью вытирает и говорит: «Вкусно зато».

В самом углу двора, на земле, лежал огромный рулон бумаги. Мы сразу же прикинули, сколько школьных тетрадок могло бы получиться из этого рулона. Бумага мировая валяется под открытым небом. Жалко ведь.

Посовещались мы на сельмаговском дворе и тут же пошли к заведующему, чтобы он распорядился прикрыть бумагу чем-нибудь от дождя, клеенкой или досками (тары во дворе разной навалом).

Бумагу, которую мы для змея взяли, Семка держал под мышкой…

Прошли по узкому коридору.

Заведующий сидел за столом, у, маленького окошка с решеткой. Какие-то бумаги возле него лежали, а сам он на счетах что-то подсчитывал: может быть, прибыли, а может, убытки. (По-моему, все же убытки. Какая тут может быть прибыль, когда в школьные тетрадки масло заворачивают.)

Места в его кабинете с гулькин нос. Тесно. Я подумал: «Как он, такой толстый, к своему столу пробирается?»

Над ним, на полках, какие-то коробки лежали. Тут же стояли пирамидой; до самого потолка, оцинкованные ведра. Заяц, пластмассовый, розовый, в мешке с солью сидел. Шляпа заведующего (соломенная) висела прямо на картине «Аленушка».

Разглядываем мы все это молча, а заведующий почувствовал, что кто-то вошел к нему, и, не поднимая головы, спросил:

– Кто там?

Мы сделали шаг вперед. Вилен первый начал:

– Товарищ заведующий, мы к вам…

Заведующий перестал гонять колесики на счетах. Взглянул на нас.

– Кто такие? Зачем пришли? – спросил он сердито.

– Там, на дворе, бумага лежит в косую линейку, – сказал Семен, – целый рулон. Неужели вы в нее продукты заворачивать будете?

– Ну будем, а что?

Семка робко спросил:

– А не жалко?

А он, знаете, что ответил?

– Жалко, – говорит, – у пчелки… – И захихикал.

Тогда я ему, сказал:

– Вы бы хоть навес какой-нибудь сделали. Пропадет ведь бумага.

– Все у вас? Или еще какие вопросы есть?

– Есть, – говорю, – не можете вы нам сообщить, откуда бумагу к вам завозят?

– Ну, с базы, а что?

– А где эта база находится? – спросил Вилен.

Директор стал что-то быстро писать на клочке бумаги и протянул ее мне.

– Тут адрес и фамилия завбазой. А теперь дуйте отсюда! Некогда мне с вами заниматься.

Только мы шагнули за порог, он вдруг окликнул нас:

– Стойте! Что это у тебя там, под мышкой, – спросил он Семена. – Что стащили? – и показал на свернутую бумагу.

– Мы не стащили. Взяли немного для змея.

– А ну положи на стол. У нас с бумагой дефицит. Твоей же мамке крупу не во что будет завернуть.

Гошка положил бумагу и пробурчал:

– Я скажу ей, что вы о ней заботитесь.

– Э-э-э, да вы не те ли дружинники-самозванцы, которые под суд подвели Настю Фролову за самогон?

Я обрадовался, когда услыхал это, и говорю:

– Это мы.

– А ты не сын ли агронома?

– Сын, – сказал я.

Он на меня пристально взглянул.

– Откуда ты такой бойкий взялся в наших краях?

– Из Москвы мы приехали, – говорю.

– А за нос свой не боишься, москвич? Вдруг оторвут его невзначай.

– А кто оторвет? – спросил я.

– Найдутся. Этот оторвут – другой не вырастет. – Заведующий загадочно улыбнулся и вернул Семке бумагу со словами:

– Ладно, дружинники, возьмите эту бумагу.

Ушли мы от него, но на базу письмо все же написали:

«Товарищ заведующий базой! Мы пишем вам это письмо вот зачем: целлюлозу добывают из деревьев. Вы, наверно, это знаете. Для этого рубят ценный лес. А лес украшает землю. Но бумага нам тоже нужна. Такую хорошую бумагу на обертку по магазинам раздавать нельзя, да еще уже разлинованную для тетрадок». И подписались, указав свои адреса.

Ребята, время бежит… Ведь уже скоро половина каникул пролетит. Мы так давно расстались.

Вспоминаю я о вас часто. Повидать вас хочется; до смерти.

Я рассказываю о вас Гошке, Вилену и Семке.

Сёмка Галкин часто приходит ко мне на чердак послушать о вас.

На завтра план у нас такой: у моста клад начнем искать, который фашисты на дно реки опустили. Здесь они во время войны всех ограбили, мародеры. Мы всё обшарим, но клад найдем. Как вы думаете, на что мы золотишко потратим? Нет, мы не станем приобретать «Жигули», каждому по машине. Этого мы делать не станем. Мы так решили: Семке штаны новые купим. Он просит джинсовые, и чтобы на карманах была этикетка с ковбоем и мустангом. «Купим», – согласились мы. Он еще просит, чтобы мы не мелочились и купили его матери лакированные туфли на «платформе». Таисия Карповна (это Семкина мать) будет на ферму в лакированных ходить – у коров глаза на лоб полезут. Мы сказали: «Купим». А вот что Гошка с Виленом потребуют, – не знаю. Да что потребуют, то и купим.

Вы, наверное, гадаете, а что Андрей для себя приобретет на золотишко?

Во-первых, билет до Москвы (на самолет), чтобы с вами повидаться. А в Москве куплю для ПШИКа всевозможных недостающих деталей, чтобы потом об этом не думать. А в общем, сколько добудем золота, от вас ни капли не утаю. Вам тоже перепадет. А вы, пока подумайте, что вам хочется приобрести.

Ваш старый друг А. Костров.

Клад

Привет, ребята!

Скажите: кто-нибудь из вас видел настоящий восход солнца? Не московский, когда солнце только часам к девяти выбирается из-за домов и бродит целый день без устали по крышам. Нет, не о таком: восходе солнца я говорю. У нас восход начинается раньше. Его не загораживают дома. Вдалеке от посёлка, над соснами дальней рощи, бледнеет небо. Туман в низинах зашевелится, поплывет над рекой, и медленно начинает небо розоветь. Утренняя перекличка петухов по всему поселку разносится. Поют они как в хоре Пятницкого. А вот и Сёмка прибежал. Кончаю рассказывать про восход.

– Ну, ты готов? – и, не дождавшись ответа, сказал: – Пошли.

Мы захватили с собой веревку: вытаскивать из воды клад. На всякий случай он взял мешок, чтобы перекладывать в него найденное. Поесть взяли, побольше захватили, может быть, придется подъемом клада заниматься весь день. Я предупредил дома, что обедать не приду, пусть не волнуются. Мама посмотрела мне вслед и крикнула:

– Только не встревай в ссору ни с кем!.. Ты, Сема, одергивай его, если что.

– Одерну! – согласился Семен.

Мама, конечно, не знала, куда и зачем мы идем. Узнала бы – вряд ли пустила.

Идем не спеша. Семен рассказывает мне о том, чего я не знаю:

– Вот в этом дворе, с той стороны, есть в заборе лазейка. Груши у Лейкиных – мед с сахаром!

Вышли переулком к мельнице. Вилен уже ждал нас.

Для отвода глаз он прихватил с собой удочки. Минуты три постояли возле лошадей. Они привезли на мельницу мешки с зерном.

Солнце поднялось высоко и стало здорово припекать. Сняли мы рубашки, свернули их жгутом и подпоясались. Примчался Гошка.

– Стойте! – говорит. – Пойдемте по улице Гоголя.

– По Пятницкой ближе, – сказал Семен.

– Ближе-то ближе, но у Сахаровых, на Пятницкой, собака взбесилась. Голову вниз опустила, пена изо рта в пыль падает. Я сам видел. От нее даже другие собаки разбегаются.

– Пойдем посмотрим! – предложил Вилен.

– Чего смотреть, а если укусит? Пошли куда собрались, – сказал Семен.

– Верно. Смотреть не надо, – сказал Гошка. – Василий Иванович Сахаров с берданкой пошел за псом, наверно, застрелит.

Только он это проговорил, раздался выстрел, потом второй!

– Все, – сказал Семка. – Конец пришел псу.

– Раз бешеный, что с ним делать. Укусит – не вылечишься. – Гошка опасливо посмотрел, откуда донеслись выстрелы.

Минут через пятнадцать мы были уже у моста. Под мостом, как всегда, сидел киномеханик Мускатов Николай. Он удил рыбу, на три удочки.

– Вот уж он-то здесь ни к чему, – сказал Вилен. – Будет глазами рыскать, а если что достанем со дна, обязательно подойдет посмотреть. А тогда весь поселок знать будет.

– Ну и что? – сказал Семен. – Отвалим ему какой-нибудь перстень золотой, чтобы молчал, и все в порядке будет.

– Так он и согласится молчать за перстень, он все у нас отобрать захочет, – сказал Гошка.

– Не отберет. Пошли! – Я спрыгнул с крутого обрывчика на тропу у реки.

Вилен крикнул Мускатову:

– Николай, привет! Клюет? – Это он так, чтобы киномеханик не очень обращал на нас внимания.

– Клюет, – ответил Мускатов. А вы, хлопцы, небось клад добывать идете?

– Вот черт, догадался! – шепнул Вилен, а громко сказал:

– Да нет… Понырять хочется.

Мускатов, хитро улыбнулся и сказал:

– Валяйте! Если что добудете, про меня не забудьте!

– Перепадет и тебе! А что за кино сегодня показывать будешь?

– «Еропку на тропке» или «Кота в сапогах».

– Пропустишь нас?! – спросил Семен.

– Смотря сколько вы подкинете мне из своей добычи!

– Жирно будет! – крикнул Гошка.

– Тогда чешите отсюда! Не пугайте рыбу.

Мы подошли к могучей иве. Вилен как местный главный знаток взял дело в свои руки. Смотрим на омуток.

Вилен потер ладонь об ладонь.

– Значит, так… Вон там будем искать. – Он поднял камень и кинул. По реке пошли круги.

Мы предвкушали удачу. Каждый из нас почему-то был уверен, что именно сегодня тайна омута будет раскрыта. Семка прыгал на берегу как козел, хлопая себя по впалому животу и повизгивая:

– Ой, ребята, это здорово, что мы живем и дружим! Ищите, черти! Мы найдем клад; найдем!

– Перестань каркать! Сглазишь, – цыкнул Гошка.

Семка сразу замолк и уставился туда, где речка резко замедляла движение. Там было глубоко. Небольшие воронки сердито крутили щепки. Их несло оттуда, где достраивалась новая библиотека.

– А что, если не найдем?..

Для Семки это было бы катастрофой: он мечтал о джинсовых штанах с мустангом и о лакированных туфлях на «платформе», которые он обязательно подарит своей матери на день рождения.

Было еще рано, чтобы кто-то из ребят нашего поселка следил за нами. Так что мы распоряжались рекой сами, под командованием Вилена. Он указал места, кому где нырять. Предупредил меня, что мне место досталось корявое (корней много), но так как я хорошо плаваю, мне досталось именно это злополучное место.

По команде Вилена «пошел!» мы все исчезли под водой. Иногда открывали глаза, но ничего не было видно – сплошная муть… Я сидел под водой, пока становилось невмоготу, выныривал, отфыркивался и снова нырял. Корни от ивы, коряги разные, ил и песок. Каждый выныривал и оглядывался, кто еще появится над водой.

Первую добычу поднял со дна Семка. Сначала он вытащил зеленую замшелую бутылку, поглядел в горлышко и сообщил нам, что пусто в ней, как в древнем замке. Через минуту он вытащил оловянную ложку, выбросил ее на берег («потом разглядим») и вновь ушёл под воду. Я нырнул под корягу и нащупал что-то плотное и гибкое. Сердце заколотилось. Неужто?.. Я сообщил им, что, кажется, что-то есть, да только вытащить будет трудно, тина всосала неизвестный предмет довольно основательно. Передохнул и снова по корням стал нащупывать место. Наконец я сильно рванул и выдернул тяжелый, скользкий, продолговатый предмет. Подумал: «Сумка какая-то» – и чувствую: «молния» на ней.

«Ну, – думаю, – это то, что надо». Выныриваю из воды, радостный, и довольный удачей. Все вопросительно посмотрели на меня.

– Есть?! – спросили ребята и подплыли ко мне. – Показывай!

Я держу добычу под водой, боюсь показывать. Ведь никто не знает, что там. У меня трясется челюсть. То ли от волнения, то ли от холода, ведь уже давно ныряем.

Мускатов услышал наши вопли, бросил ловить рыбу и бегом к нам.

Я медленно стал вытаскивать драгоценную добычу. Все замерли, все надеялись, что наконец-то клад найден. Даже Мускатов потирал руки.

Я вытащил добычу. И что бы вы думали: в руках у меня был голубой перламутровый женский сапог, хорошо сохранившийся. Все удивились: почему сапог и почему только один?

Мускатов расхохотался:

– От своей доли отказываюсь. Если бы два сапога достал, это было бы стоящее дело. Берите все себе, – и направился под мост.

Мы были разочарованы находкой. Я сунул руку в голенище. Что-то живое зашевелилось там и больно схватило за палец. От страха сапог я выронил. Вместе с водой на землю шлепнулся большой зеленоватый рак. Семка схватил его и запустил в Мускатова.

– Возьми свою долю! – крикнул Семен.

– Что ж будем делать дальше? – спросил Гошка. – Неужели и дальше такие находки попадаться будут?

– Ничего, будем нырять, – сказал Семен. – Золото вот так нам нужно. – Семка провел ладонью себе по горлу. – Давайте отогреемся.

Гошка вышел из-под тенистой ивы и лег на солнышке. Вилен ходил до берегу сердитый, глядел на воду, на проплывающие щепки, на воронки в воде и ничего не говорил. Раздобыли мы со дна много разных вещей, но они были не золотыми, и все же некоторым из них, по-моему, не было цены. Я вам перечислю все добытые нами предметы. Значит, так:

1. Ложка (оловянная, погнутая, наверное, из местной столовой).

2. Две винтовочные гильзы.

3. Винтовка с четырехгранным штыком (на ней даже номер сумели разглядеть). Ее можно привести в порядок.

4. Две каски (одна немецкая, другая наша. Обе проржавели).

5. Немецкий автомат вытащили со дна. Весь как труха: ржавчина съела.

6. Бинокль достали. Сейчас в него ничего не видно.

А золото мы так и не нашли. Да его, наверное, и нет. Просто кто-то наболтал про золото.

Ничего. Найденные трофей нам пригодятся. Вилен предложил все почистить, смазать и начать создавать музей боевой славы. Как-никак, а для начала у нас уже есть дорогие вещички. Я закругляюсь, ребята. Все уложили в мешок. Пока отнесем его к Вилену, а потом будем искать место для музея.

В нашем поселке живет Алексей Кумач – секретарь комсомольской организации. К нему обратимся. Может быть, он нам поможет в этом. К нему все обращаются, когда трудно. Вот какое я вам письмище накатал. Читайте, а я послушаю скрипку. Олеся играет.

Привет вам.

А. Костров.

Синий Воробей

Здорово, хлопцы! Вам, наверное, интересно узнать, а какие же люди у нас в поселке? Разные; Всякие. Когда моего папу спрашивают: «Какие люди?», он так отвечает: «Хорошие. Есть в веснушках, а есть и без веснушек».

Об одном без веснушек – Алексее Кумаче – расскажу вам.

Он приехал сюда из Харькова. Молодой агроном. Теперь он избран секретарем комсомольской организации. О нем Николай Иванович Басов, главный конюх совхоза, сказал: «Лучшего секретаря не найти».

У Алексея Кумача приговорка смешная есть: когда что-нибудь сложное решить надо, он задумается и обязательно скажет сначала: «синий воробей». В поселке его некоторые так и называют – Синий Воробей.

Так вот, узнал я, что Синий Воробей на баяне хорошо играет (по слуху), а теперь хочет «по науке» играть и часто приходит к Олесе Капраловой учиться музграмоте.

Ходили мы к директору совхоза Дзюбе насчет помещения для музея. Он нас сразу переправил к Кумачу.

– Дело, – говорит, вы задумали неплохое, но решить его я один не могу. Пусть Кумач подумает, как помочь вам.

Нашли мы Кумача на стройплощадке библиотеки. Постояли, пока он с плотниками разговаривал. Кумач заметил нас. Поинтересовался, какое у нас дело. Присел на свежевыструганные доски, пахнущие смолой, закурил и сказал:

– Где же взять для вас помещение? Нет такого.

– Так вы же библиотеку строите, – сказал Семка. – Вон сколько у вас досок и бревен, а для музея нету?

– Слушай, Галкин, так нельзя – запрещенный прием. Вот я приду к вам, увижу гармошку тульскую и скажу: «Дорогие хозяева, уступите гармошку, мне она вот как нужна! А у вас все равно на ней никто не играет». А вы мне скажете: «Мало ли что тебе нужно». И это будет справедливо.

– А если мы скажем: «Бери, пожалуйста»? – вставил Семен.

Кумач засмеялся.

– Ну, тогда вы чуткие люди. Но то все шутка, а как быть с вашей затеей?

Вилен включился в разговор:

– Пока библиотека еще не построена, можно ведь выкроить пристройку, небольшую, всего в одну комнату.

– Во-первых, нельзя. Есть архитектурный план, есть чертежи, наконец, есть плановики, которые подсчитают материал, учтут все расходы и…

– Пошла писать контора, – язвительно вставил Вилен. – А куда мы повесим фотографии партизан, которых в нашем поселке нашлось уже одиннадцать человек? Где разместим автоматы и каски, которые мы со дна реки добыли? Пусть ржавеют, да?

– Нет, ржаветь не должны, но, синий воробей, я не могу вам сразу ответить на вопрос.

– А когда ответите? – спросил я.

– Когда? – Семка хмыкнул. – Когда тот рак свистнет, которого ты с сапогом из воды достал.

Алексей Кумач покачал головой.

– А ты, парень, с перцем, синий воробей. Отвечу я вам тогда, когда согласую, все вопросы с архитектором о частичном изменении архитектурного плана библиотеки, согласую, на чем мы сможем сэкономить лесоматериалы, вот тогда и сообщу вам. Постараюсь сделать это побыстрее.

На этом разговор с Алексеем Кумачом закончился. По пути домой Семка внёс предложение:

– Ребята, я так предлагаю: у нас во дворе сарай есть. Вы все его видели. Неважный сарай, но в нем можно на первых порах кое-что разместить. Выкинем на него все лишнее, проведем уборку, а что нельзя выкинуть – перенесем в дом. Я уверен, что мамка согласится. И пока Кумач улаживает дела, у нас уже будет музей.

Мы уцепились за Семкино предложение. Сначала пусть будет так, а что будет потом – увидим.

Будем очищать добытые в реке трофеи от грязи и ржавчины. Ведь кто знает: может быть, винтовку со штыком держал в руках один из сыновей Лукерьи Матвеевны Сухановой? У нее четверо сыновей погибло в Отечественную войну. Мы все добытые в реке фронтовые вещи приведем в порядок и определим их в музей. Выпросим у строителей краску и покрасим, стены сарая. Ступеньки при входе сами отремонтируем. Вставим разбитые стекла, и заживет наш музей боевой славы.

Строим музей! Хламу всякого из сарая вытащили целую гору. В хламе попался нам старинный барометр «Анероидъ», заметьте, что написано с твердым знаком. По кругу на нем: «Буря», «В дождь», «Переменно», «Ясно», «X. погода». Ему, наверно, лет сто. Ударили по стеклу щелчком – и стрелка барометра на «дождь» отклонилась. Мы не обратили на это внимания и вынесли его вместе с хламом, а вечером такой ливень пошел! Я выскочил из дому – и к Семке, в мусорную кучу сразу сунулся. Семка увидел меня, обрадовался:

– Вот здорово, что ты примчался! А я уже из лопухов зонтик сделал и сам к тебе направиться собирался.

Ни слова не говоря, разгреб я весь мусор, ищу барометр.

– Чего ты там роешься? – спросил Семен.

– Нашел!

– Что нашел?

– Барометр.

– Зачем он тебе? Ведь старье? С твердыми знаками.

– Нет, Семка, мы его сохраним. Ведь он сто лет стоял на посту и днем и ночью, тысячи бурь успел показать, тысячи дождей и ясных дней. Его выкинули, а он свое дело делал и ни разу не сказал: «Я устал». Вот это труженик!

Встали мы под лопуховый зонтик с Семеном, завернули барометр в белую тряпочку (ее Семка, из дома принес) и пошли ко мне. А назавтра решили еще порыться в хламе, может быть, еще что-нибудь ценное найдем. На чердаке мы барометр поставили на маленький столик, чтобы всегда он нам виден был. Соединили стрелочки и еще раз щелкнули по стеклу. «Дождь» показали стрелки. Летний дождь! Мы смотрели из слухового окна на тучу, которая тащила на себе сотни тонн дождя и миллиарды бриллиантовых капель. Молчали. Ну а чего тут скажешь – летний дождь идет!

Скрипка играет. Тихо… Олеся занимается.

А. Костров.