Текст книги "Большие каникулы"

Автор книги: Сергей Гребенников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Сергей Тимофеевич Гребенников
Большие каникулы

Внуку, Максиму Алентьеву, посвящаю

От автора

Передо мной фотография моих юных друзей…

Я долго всматриваюсь в нее… Ребята Кунцевского района Москвы. Все они разные и внешностью и характером. Вот слева: белокурый крепыш с загадочной улыбкой на лице, с упрямым взглядом. В выражении его глаз заметна настойчивость и даже какая-то одержимость. Это Андрей Костров – фантазер и выдумщик. Однажды нашел он обыкновенное гусиное перо, заточил кончик, обмакнул в чернила и стал уверять ребят, что это то самое перо, которым Александр Сергеевич Пушкин написал «Я помню чудное мгновенье». Ему не поверили. Андрею пришлось придумывать другую версию: каким образом знаменитое перо попало ему в руки. И тогда ребята узнали «удивительную историю» о том, что прапрапрадедушка Кострова был личным хранителем всех гусиных перьев, которыми Александр Сергеевич писал свои неповторимые произведения. Некоторые одноклассники поверили в эту «историческую» справку.

А вот, в центре: худощавый, немногословный, часто задумчивый – Ваня Гусев. За товарища он может броситься в огонь. Один не съест горбушку хлеба, не поделившись с товарищами. У него это так просто, как в песне поется: «Тебе – половина и мне – половина».

А этот вот, крайний справа: кудрявый, всех слушающий всегда с открытым ртом – Юрий Хлебников, он совершенный антипод Ивана Гусева. Хлебников имеет личную глиняную копилку – усатого кота с прорезью на голове. Есть в этом «звере» и деньги, выпрошенные у родственников, и даренные в разные торжественные дни. Каков у него капитал, он никогда никому не говорит. На что он собирается потратить скопленные деньги – великая тайна.

Я часто ходил со своими друзьями на рыбалку, разделял с ними все неудобства кочевья, ел печеную картошку, у костра. Несмотря на солидную разницу лет, они считают меня «своим парнем», возможно, потому, что я никогда в откровенных беседах с ними не говорил с высоты своего возрастного Олимпа.

Я уважаю этих совсем непростых ребят. Живем мы в Кунцевском районе, почти в одном дворе, неподалеку от школы № 263. Это тоже нас сблизило.

Мне часто думается: настанет такое время, когда мои друзья отправятся в далекий путь по жизни… Где-то, на распутье дорог, повстречают они сказочно таинственный камень, на котором старыми славянскими буквами будут высечены давно известные слова: «Пойдешь направо…», «Пойдешь налево…», «Прямо пойдешь…». Задумаются ребята: по какой дороге пробиваться к заветной цели? Где встретятся они со своей мечтой? Где придется сражаться со злом? Какие встретятся в пути приключения?

Часть первая. Друзья из 6-го «Б»

Непростые ребята

Святая Троица – так прозвали в школе Андрея Кострова, Ивана Гусева и Юрия Хлебникова – учеников 6-го класса «Б» 263-й кунцевской школы. Это было их общее прозвище. Одно на троих. Но если говорить чистую правду, то до «святых» им еще очень и очень далеко.

«Их не разлить водой!» – так говорят все, кто знает этих неразлучных друзей. Водой их не разлить, это точно сказано. Был такой случай: прозвучал звонок на большую перемену, ребята выскочили из класса и мгновенно оказались на школьном дворе. Взявшись за руки, они двинулись на противоположную сторону улицы. Дворник – дед Чингиз – поливал из шланга газоны. Струей выделывал зигзаги, а над ним висела удивительная по красоте радуга. Святая Троица, прижавшись плечом к плечу, наступала на деда. Он покосился на них и хрипловатый голосом сделал угрожающее предупреждение: «Оболью!» Их не смутило его предупреждение. Дворнику надоела такая настырность, и он полоснул тугой струей по «противнику».

– Давай, давай! Поливай нас, дедуля! – визжали ребята и не отступали.

Промокнув до нитки, повернули к школе. У входа в школу, на самом пороге, друзей остановили двое дежурных старшеклассников.

– Мокрые курицы? Куда вы?

– Учиться, – как всегда бесхитростно ответил Иван Гусев.

– Сами просохнете или вас отжимать придется? – спросил дежурный, который был повыше ростом.

– Мокрой Троице следует погулять, – сказал второй дежурный.

– Не пожалейте потом! – пригрозил Андрей. – Вы еще о нас вспомните!

Дежурные рассмеялись.

– Смейтесь, смейтесь! – Андрей укоризненно покачал головой.

– Вы еще на наших партах мемориальные доски привинчивать будете.

Один из дежурных поинтересовался:

– А что же на мемориальных досках будет написано?

Андрей мельком взглянул на серое облачко, проплывшее над школой, взъерошил мокрые волосы, чуточку задумался и весело ответил:

– Здесь, на этих партах, сидели три друга… В школе их считали не самыми лучшими учениками, но… – Андрей поднял над головой руку с вытянутым указательным пальцем и продолжал: – Но!..

– И это все? – разочарованно спросил дежурный.

Андрей ненадолго задумался и закончил:

– Они прославились после того, как изобрели необычный аппарат с кодовым названием… – Андрей снова задумался. – С кодовым названием ПШИК-1.

С явной насмешкой дежурный переспросил:

– Что ж это за ПШИК? Это не то же самое: накалить железку добела и опустить ее в воду?

– Нет. Это не то же самое, – вполне серьезно ответил Андрей. – ПШИК – это сокращенно, а если расшифровать: получится: Полиглот с Широким Использованием Кибернетики.

Дежурные расхохотались.

Юрий Хлебников удивленно взглянул на Андрея Кострова. По лицу Ивана Гусева тоже можно было понять, что для него фраза Андрея о полиглоте была большой новостью. Он сморщил нос гармошкой (он морщил его всегда, когда чем-нибудь был чрезвычайно удивлен).

– Школьник, – продолжал Андрей – ты сидишь в классе, в котором училась Святая Троица, помни об этом и учись на «отлично»! – Пока Андрей убеждал дежурных, чтобы они в лице всей Троицы не проглядели бы Королевых, Курчатовых, Кулибиных и Гоголей, на гранитных ступенях школы появилась Раиса Ивановна Пугачева – директор школы № 263. Она с волнением в голосе потребовала, чтобы все трое пригласили к ней в кабинет своих родителей, сказав, что у нее есть огромное желание побеседовать с ними с глазу на глаз. Иван Гусев грустно взглянул на Раису.

Ивановну и тяжело вздохнул. Раиса Ивановна тоже вздохнула и бесшумно скрылась за парадной дверью.

– Все ясно, – буркнул Андрей. А когда удалилась Раиса Ивановна, он просигналил ребятам на второй этаж тремя пронзительными свистками. Из окон Святой Троице выбросили видавшие виды портфели. На прощание ребята помахали всему классу руками.

А дальше все было как у Некрасова в стихотворении: «…и пошли они солнцем палимы» к оврагу, который находился неподалеку от школы – возле деревни Давыдково.

Там, в овраге, была замечательная, ну просто мировая свалка! Она всегда, даже в пасмурный день, сверкала и искрилась битым стеклом, консервными банками и всевозможными другими разными вещами, которым, с точки зрения ребят, не было цены. На свалке можно было найти что угодно: старую столовую вилку и трехколесный велосипед, почти новую детскую коляску с клеенчатым капюшоном, никелированный чайник с невидимой дырочкой на ржавом дне и фикус с пожелтевшими листьями. Когда ребята спускались в овраг, они чувствовали себя самыми счастливыми людьми на белом свете.

В овраге был заброшенный, старый-престарый, заржавленный бульдозер. Он давно уже наполовину завален землей, и вокруг него растут лопухи и репейник. Вот уже два года, как он вонзил свой широкий скребок в желтую глину да так и замер навсегда. Что с ним произошло? Почему он оказался ненужным даже на металлолом, догадаться никто бы не смог. На бульдозере осталось лишь несколько заржавленных рычагов да решетчатое удобное сиденье. Но это совсем не мешало Святой Троице с помощью Андрюшкиной фантазии уезжать на поломанном бульдозере в неизвестные страны, улетать (со скоростью света) в бескрайний космос, уплывать к неизведанным берегам и опускаться на дно океана.

Для буйной, фантазии путешественников бульдозер оказался вполне пригодным и надежным транспортом. Во всяком случае, на своем «бульдолете» фантазеры никогда не попадали в аварию и из всех странствий, дальних путешествий всегда возвращались целыми и невредимыми. Такая уж у них была счастливая звезда.

Грустно им бывало только тогда, когда вдруг подумается, что очень скоро овраг исчезнет. Снесут деревню и отведут узенькое русло речки Сетунь в другое место. О том, что это произойдет очень скоро, говорил грозно ухавший механический молот, вколачивавший в землю железные сваи, да гигантский желтый башенный кран, возвышавшийся над уютными домиками, утопавшими в зелени садов.

Прощай, деревня!..

За деревянным забором у старого дома, на бугре, заливался ужасным лаем здоровый пес-дворняга. Он лаял на грозный молот. Казалось, что, если бы неожиданно этот свирепый пес сорвался с цепи, все исчезло бы в его огромной пасти: и башенный кран, и этот бухало-молот.

Пес, наверное, чувствовал, что скоро здесь, где он родился, вырос и состарился, всё будет по-новому, совсем не так, как было во время всей его жизни.

Ребята уже совсем обсохли после душа, который устроил им дед Чингиз, и теперь сидели на своем «бульдолете» и рассуждали о том, как жить на белом свете.

На эти рассуждения наводил их всё тот же молот-гигант, хлопавший полутонной кувалдой по металлическим швеллерам.

– Куда денутся сады, когда снесут деревню? – с грустью в голосе спросил Иван.

Выкорчуют и пересадят в другое место, – ответил Андрей Костров.

– А этот пес куда денется, когда его хозяева переедут в новую квартиру?

– С собой возьмут. Куда же еще?

– Вряд ли, – возразил Юрий Хлебников.

– Я бы взял пса с собой, – сказал Андрей, – ведь собака – друг человека. А получается: хозяин устроится в тепленькой квартире со всеми удобствами, а друг человека убирайся вон? Не по-человечески это. А делать что-то надо…

Андрей стукнул кулаками по заржавленному боку бульдозера.

– Всяких маленьких болонок, такс, пуделей, которые на пуховичках валяются и умеют руки хозяевам лизать, их-то заберут с собой, а таким здоровым, как этот… – Андрей показал рукой на хрипящего от злобы дворнягу. – Куда ему деваться?

– А знаете, ребята, нечего нам вмешиваться в собачьи судьбы, – сказал Юрий. – У каждого пса есть свой хозяин, и пусть они сами думают о своих джульбарсах.

– Нет, ты меня от собак не оттаскивай, – возразил Андрей. – Хозяева собак тоже разные бывают: пока пес сторожит его дом, его халупу в жару и в стужу, тогда Джульбарса Джульбарсиком называют, а как на новое место переезжать, так сразу: «Знаешь, пес, извини, такова уж твоя собачья доля: нам туда, – покажет на небоскреб, – а ты как знаешь». А ну пошли по дворам, списки будем составлять: кто возьмет с собой собаку, а кто откажется! Клички собак запишем.

– Адреса хозяев тоже, – вставил Иван Гусев.

– Ну а дальше что? – недовольно спросил Хлебников.

– Дальше?.. Будем ездить по пригородным дачам и спрашивать, кто нуждается в друге человека. Операция будет называться «Друг человека».

– Я – за! – поднял руку Иван. Чтобы не остаться одному, Юрий тоже поднял руку.

Выбралась Святая Троица из оврага и двинулась к деревне. Юрка шел последним и все время ворчал на ребят. Ворчал, пока ходили от дома к дому и записывали в тетрадку всяких жучек, трезоров, рексов.

Парты в 6-м классе «Б» стояли в три ряда. Андрей с Юркой сидели за одной партой в среднем ряду. Иван Гусев на пятой парте сзади своих дружков. Жизнь в школе протекала для них до поры до времени нормально, за исключением одного «но»…

В начале четвертой четверти учебного года в школу пришла новая учительница по английскому языку, Марианна Францевна Блушко-Карамельская. Она заменила Антонину Николаевну Степанову, по болезни оставившую школу и класс. Антонина Николаевна была классным руководителей 6-го класса «Б», а теперь классным руководителем стала Марианна Францевна. С ее приходом начались все несчастья, для Святой Троицы.

Марианна Францевна решила сразу же рассадить Троицу подальше друг от друга, сказав, что хотя она и новый педагог в школе, но уже успела наслышаться о Святой Троице предостаточно.

– В каждый ряд, – сказала она, – я посажу по одному «святому», чтобы никому не было обидно. Ты, Хлебников, сядешь… – Она внимательно оглядела класс, разыскивая место, куда бы его пристроить. Потом, взглянув в классный журнал, сказала: – Ты сядешь с Тоней Баклановой.

Это было неожиданным ударом для Хлебникова. У него от такого сообщения даже ноги подкосились.

– За что?! – закричал он. – Я уже с ней в прошлом году сидел! Хватит с меня!

– А почему тебе не хочется сидеть с ней? – спросила Марианна Францевна, внимательно взглянув на побледневшего Хлебникова.

– От нее всегда шерсть летит, а я от шерсти чихаю, и вы можете подумать, что я это делаю нарочно.

В классе все рассмеялись. Марианна Францевна хлопнула ладонью по столу.

– Здесь класс, а не балаган! Что за глупость ты сейчас сказал, Хлебников? Какая шерсть от нее летит?

– Откуда я знаю какая. Я в шерсти не разбираюсь, – заикаясь, промямлил Юра, – может быть, собачья, может, кошачья, а может, козлиная. Откуда мне знать какая.

Бакланова заплакала. Две крупные слезы упали на парту. Ей не понравилось, что Хлебников сказал при всех о шерсти, да еще о козлиной.

Марианна Францевна обратилась к Баклановой:

– Тоня, о чем сейчас говорил Хлебников? Какая шерсть? При чем тут шерсть?

Всхлипывая, Бакланова стала объяснять:

– В прошлом году, весной, у нас дома линяла наша кошка Дэзька, и ко мне случайно шерсть к платью прилипла. Марианна Францевна, – всхлипывая, просила Бакланова, – пожалуйста, не сажайте нас вместе…

– Хорошо. Он сядет с… – И она снова стала глядеть в журнал.

– Он сядет с Валей Прохоровой.

Прохорова даже завизжала:

– Не хочу! Ой не хочу!

– Почему? – поинтересовалась Марианна Францевна.

– Он списывать у меня будет.

Такого подлого выпада со стороны Прохоровой Юрий не ожидал. Это ужасно разозлило его. Он из-под парты показал ей кулак.

– Да если я у тебя списывать буду, то всю жизнь на двойках ехать придется.

В классе снова засмеялись. Но пересесть все же пришлось.

С приходом в школу Марианны Францевны Святая Троица поняла, что несправедливость на свете есть.

Дважды Гусева, Кострова и Хлебникова не брали в воскресные турпоходы. Марианна Францевна сказала, что у нее на это есть веские причины. Оказывается, она боялась, что мальчишки забредут куда-нибудь и за них придется нести ответственность. Никакие клятвы и обещания Святой Троицы не помогли. В общем, с уходом из школы по болезни Антонины Николаевны шишки сыпались на буйные головы Святой Троицы, как на железную крышу во время бури.

Недавно в овраге кто-то поджег старую автомобильную покрышку. Едкий и удушливый дым распространился по всему микрорайону, а неизвестное лицо свалило все на Святую Троицу. Марианна Францевна написала в дневники, чтобы в школу явились родители. Прошел слушок, что ставится вопрос об исключении Андрея из пионеров.

А слушок распространила Марта Злобина по прозвищу «По секрету – всему свету». Удивительный человек Марта Злобина, она все новости узнавала раньше всех. Она может сказать, какая погода в Москве раньше, чем об этом сообщит по радио Грета Михайловна из бюро прогнозов. Она знает, куда и когда выедет на гастроли Большой театр. Что ел на завтрак Муслим Магомаев. Все знала Марта Злобина. И уж если она сказала, что Андрею грозит исключение из пионеров, значит, ему несдобровать. Когда ее спросили: «А за что его исключат?», Марта хитро подмигнула своим всевидящим глазом и ответила:

– Будто не знаете? А кто первоклашке Яшке Богомолову зуб выдернул антисанитарно? А кто со второго этажа прыгнул с зонтиком и приземлился на тележку с кефиром и тогда же продавщице ухо зонтиком поцарапал, кто?

– Знаешь, Марта, про Яшкин зуб ты лучше молчи, – угрожающе сказал Иван Гусев, – я был свидетелем и знаю, как все произошло. Яшка сам пришел к Андрею домой и попросил выдернуть зуб, который у него очень болел. Андрей согласился. Закон моря: услыхал сигнал бедствия SOS – спеши на помощь!

– А зачем вы его связывали? – ехидно спросила Марта.

– Да никто его не связывал, – вставил Юрка Хлебников, – просто он надоел своим нытьем. Орет и орет; в рот грязными пальцами к себе забирается, хватается за свой паршивый молочный зуб, качает его, как телеграфный столб.

– Ну и как вы тащили его зуб? – потребовала ответа Марта.

– Очень просто: повалили мы его!..

– Ага! «Повалили». Значит, и связывали. И ты, Юрка, участвовал в этом кошмарном деле, и ты его связывал и кляпом рот затыкал? Оба вы хороши!

– Да ты что разошлась? Он ведь сам попросил, чтобы его связали. Он сказал: «Свяжите меня, а то брыкаться буду». Мы выполнили его просьбу. Дальше Андрей взял щипцы, подержал их над разовой влитой, в общем, дезинфицировал их. Подождал, когда они остынут, и приступил к делу.

– Если Андрея будут исключать, я выступлю, и все расскажу как было, – храбро заявил Юра.

– И тебя тоже исключат.

– А меня за что?

– За то, что за руки Яшку держал, пока Андрей добирался до его зуба.

– Так он же сам просил, чтобы его держали.

– Ничего себе «приступили к делу». Просто сгребли ребенка и душить начали.

– Да ты что, Марта? Вот скажет…

– Душили, душили! И нечего отказываться, – выкрикнула Марта и побежала распространять слух.

Надо сказать, что в четвертой четверти учебного года, перед самыми каникулами, слишком много накопилось записей в дневниках Святой Троицы, которые привели к тому, что Марианна Францевна решила поговорить с ребятами «по душам». Начала она с Хлебникова.

– Юрий Хлебников, – Марианна Францевна наставила на него палец с бледно-розовым, блестящим как солнце ногтем, – у тебя хорошие родители… – Твоя мама – депутат райсовета, папа – мастер цеха завода «Компрессор», брат – комсорг конструкторского бюро, а ты… лентяй с большой буквы! Ты дружишь с голубятниками, не собрал ни грамма цветного металлолома, да к тому же еще и очень, очень посредственный ученик. Нет, ты не поедешь с нами в цирк.

На этом разговор «по душам» с Хлебниковым был закончен.

Палец с блестящим маникюром был переведен на Ивана Гусева.

– У тебя, Иванушка, – начала она, – тоже неплохая мама. Ты вот собрался в цирк, но даже не почистил как следует свои ботинки.

– Они уже не чистятся, – сказал Иван. – Они старые.

Кто-то в классе засмеялся. Андрей и Юрий не успели заметить, кто позволил себе смеяться в такую жуткую минуту. Марианна Францевна продолжала:

– Ну хорошо, оставим ботинки в покое… Два дня назад нам сообщили в школу, что ты был доставлен в детскую комнату милиции за бесплатный проезд в электричке с огромной собакой. Было это или не было?

– Было, – признался, Иван.

На передних партах захихикали, но те, кто сидел на «Камчатке», даже не улыбнулись.

С Гусевым тоже разговор «по душам» был окончен.

Марианна Францевна строго взглянула на Андрея. Она начала, как обычно, с восхваления родителей:

– Андрей, твой папа прекрасный агроном, работает на опытном участке Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Недавно он защитил диссертацию. Так ведь?

– Так, – ответил Андрей.

– Прекрасно. Мама твоя работает на телефонной станции. А вот Андрей, их сын, с зонтиком в руках прыгает с балкона второго этажа на продавцов кефира и тем самым наносит людям травмы. И еще: Андрей Костров оказался большим специалистом по удалению зубов у младенцев… Ну… в общем, на эту тему разговор у нас еще предстоит.

Андрей помолчал, не решаясь сказать что-то, видимо, очень важное. Марианна Францевна заметила это.

– Что же ты молчишь? Я же вижу, что ты что-то хочешь сказать.

Андрей глядел в глаза своей учительницы и молчал. И класс молчал. И Марианна Францевна молчала. Наконец он еле слышно произнес:

– Я скоро уеду из Москвы. Папа переводится на Украину… Там; где мы будем жить; нет такого цирка. Возьмите нас в цирк.

– Вас? Или тебя? – спросила Марианна Францевна.

– Нас. Я за них тоже ручаюсь.

– Твоего поручительства недостаточно. Да, чуть не забыла! Это правда, что ты изобретаешь какой-то небывалый аппарат под названием ПШИК? – В классе зашептались. – Ты не можешь объяснить, что это такое? Говорят, что это удивительный аппарат-полиглот, что в переводе с греческого означает «многоязычный». Почему же ты по английскому еле тянешь на тройку? Почему же ты не обратишься к своему аппарату за помощью?

Андрей молчал, опустив глаза, и тихо добавил:

– Он еще не закончен.

– Значит, это правда? – Марианна Францевна улыбнулась. – Засядь за учебники, Андрей. Спустись с облаков на землю. На земле безопасней.

– Не спущусь! – упрямо сказал Андрей.

Марианна Францевна пристально посмотрела на Андрея и наконец произнесла:

– Ты дерзкий, ясно?

– Ясно, – ответил Андрей.

– Выйди из класса! – приказала Марианна Францевна.

Как только захлопнулась за ним дверь, Юрий с Иваном переглянулись. До них только сейчас дошло, что Андрей скоро уедет. Его не будет в школе, в классе. В черных глазах Ивана Юрка увидел фиолетовый туман тоски и растерянности. «Что же будет с нами, когда уедет Андрей? Без Андрея с лица земли исчезнет. Святая Троица. Без Андрея погибнем мы с Юркой со скуки, как мухи», – промелькнуло у. Ивана в голове.

Хлебников думал об отъезде Андрея как о неожиданном факте: «Марианне Францевне безразлично, если Андрей Костров исчезнет из Москвы, а вот другим учителям наверняка будет жаль его».

Викентий Амосович – учитель математики – скажет, как всегда, иронично: «Андрюша, ты мог бы быть ну если не Эйнштейном, то, по крайней мере, кассиром средней квалификации в одном из московских универсамов».

Петр Максимович Кондрашов – учитель по рисованию – сделает печальное лицо (у него это здорово получается) и тоже выскажется по поводу отъезда Андрея: «Москва теряет человека, в котором заложены грандиозные задатки крупного живописца! Теряет человека; который, как никто другой, умел рисовать телеграфные провода разного сечения. Каждому свое: Айвазовскому – море, Кострову – провода. Прощай, мой друг, и помни, что я тебя любил». Петр Максимович уже говорил Андрею такие слова, когда однажды удалял его из класса за представленную (в который раз!) картину под названием «Зазвенели, загудели провода». Правда, он говорил Андрею и другие слова. Как-то Андрей не сделал домашнего задания по рисованию и не нарисовал даже своих знаменитых на весь класс проводов. Петр Максимович сказал ему: «Андрей Костров! Подойди ко мне со своим «открытым забралом» («забралом» он называл школьный дневник). Андрей передал ему «открытое забрало», и Петр Максимович вкатил ему жирную-жирную красную двойку.

Андрея ребята нашли в овраге. Он сидел возле свалки и что-то задумчиво чертил щепкой на земле. Иван и Юрий быстро разыскали его, и первым обратился к Андрею Ивану.

– Ты чего же до самого последнего дня молчал, что уезжаешь?

– Но ведь сказал же.

– На Украину уезжаешь?

– Да.

– А как же мы тут?.. Без тебя развалится наша Троица.

Иван говорил, отвернувшись, от Андрея, часто моргая глазами.

У Юрки тоже защекотало в горле, он стал откашливаться. Андрей хотя и улыбался, но улыбка его была печальной. Это было заметно:

– Без вас… мне будет очень плохо. – Эти слова Андрей выговорил с трудом.

– Лучше бы мы совсем не были знакомы, чем так вот… – Иван взял Андрея за плечо и подтянул к себе. – Зачем уезжаешь?

– Я буду часто писать вам письма. Я письмами вас закидаю…

В овраге замелькало синенькое пятнышко. Это бежала в синеньком платье Марта – «По секрету – всему свету». Она спешила сообщить новость, которая несла ее как на крыльях.

– Ребята! Новость! В зоопарке у тигрицы Джеди родился тигренок Степа! Это же просто чудо! Это же просто ой-ля-ля!

Сообщив ошеломляющую новость, Марта, как мотылек, вновь улетела к школе. Андрей поглядел ей вслед и расхохотался:

– Не может дня прожить без новостей.

– Да ну ее, – отмахнулся Иван. – Скажи-ка, Андрей, а когда ты должен уехать?

– У меня остались считанные дни. Я уже почти украинец, хиба не бачите? – Андрей рассмеялся.

– Вот скажите: почему хорошие люди должны расставаться? – спросил Иван.

Андрей взглянул на Ивана. Пожал плечами.

– Каникулы совсем, на носу, – продолжал Иван, – теперь бы нам втроем жить, как мушкетерам, а ты сматываешься. Вредный ты. Ну если писать будешь редко, мы тебя везде найдем.

– Закидаю письмами, – повторил свое обещание Андрей.

– ПШИК так ПШИКом и остался, да? – спросил Юрий.

– Нет. Я ведь не шутя о нем заговорил. Я ведь уже всю схему подготовил. На Украине сборку деталей сделаю, и открытие будет готово. Только, ребята, пока не надо о нем никому рассказывать. Ведь не поймут. Смеяться будут. А ведь это очень серьезно.

– Молчок! – Иван зажал рот ладонью. Андрей внес предложение:

– Ребята, я вам буду писать, а вы моим письмам придумывайте заглавия, ладно? – Предложение ребят обрадовало.

Юрий Хлебников принес домой свой дневник. В нем были выставлены переводные отметки за весь учебный год. Нельзя сказать, что он был в восторге от своих отметок. В дневнике было все на грани «среднего ученика» (выше троек не было, за исключением пения). Дневник немедленно пошел по рукам ближайших родственников. Первым протянул к нему свою ужасно сильную руку старший брат Анатолий. Молча отпивая глотками чай из стакана, пожимал широченными плечами, изучая отметки. Раза два бросил на Юру насмешливый взгляд, укоризненно качнул головой.

– Все как в старом анекдоте: «Он еще поет». Пятерка по пению не украшает твой замызганный дневник. Да, а какой все же у тебя голос?

Взглянув на брата, Юрка с гордостью ответил:

– Хороший.

Вторым «открытое забрало» взял отец и вслух стал зачитывать отметки. Он читал их так, как будто делал необычайное открытие, и в конце многозначительно произнес: «М-м-да». Юрию так хотелось, чтобы мама промолчала и не делала бы никаких замечаний. Ведь и так все ясно. Он подошел к ней и тихонечко пальцем ткнул в единственную пятерку по пению и жалобно сказал:

– Все же это пятерка, мама.

Грустно улыбнувшись, она спросила:

– А как твои друзья? – Но тут же безнадежно махнула рукой: – Впрочем, догадываюсь.

Пасмурный день. Ужасный день! Сегодня уезжает Андрей. Юрий шарил по полкам и в шкафу; своего письменного стола, отыскивая какую-нибудь безделушку, чтобы подарить ее Андрею на память. В два часа дня назначили последнее свидание. А в 20.30 вечера поезд умчит Андрея из Москвы. Юрий решил подарить Андрею книгу Жюля Верна «Дети капитана Гранта» и написал внутри на обложке: «На память Андрею, Кострову – лучшему моему другу!!! Помни, как мы в Сетуни раков ловили и ничего не поймали. Твой закадычный друг Юрий Хлебников».

Потолкавшись немного в комнатах, он незаметно для родителей выскользнул на лестничную площадку и через пять минут был в условленном месте. В овраге его дожидались Андрей и Иван. Они разожгли прощальный костер из щепок, которые ветер занес в овраг со стройки, и глядели на синий дымок.

– Билеты вы уже купили на поезд? – спросил Иван.

– Зайцами не поедем. В мягком помчимся. Я завалюсь на верхнюю полку и буду глядеть в окно. Ох люблю я в вагонное окно глядеть.

– Я тоже, – сказал Иван.

– А ты куда-нибудь ездил на далекое расстояние хоть раз? – поинтересовался Хлебников.

– Нет, – смущенно ответил Иван. – В поезде я не ездил, а с отцом в кабине МАЗа далеко ездил. Хорошо куда-нибудь ехать… – мечтательно произнес Иван.

– Еще бы! – согласился Андрей.

«Ну, пора им закругляться насчет вагонных окон, подумал Юрка, – а то это будет продолжаться без конца». Эффектно выхватил из-за пазухи книжку Жюля Верна и передал ее Андрею со словами:

– Возьми на память «Детей капитана Гранта».

Андрей от неожиданности даже покраснел.

– Спасибо, – сказал он и протянул руку.

– Читай на здоровье! – неожиданно выпалил Иван.

Хлебников удивился, услыхав: «Читай на здоровье».

– А ты-то тут при чем?

– Да так… – смутился Иван и отвернулся.

– Ишь какой добрый – разрешил читать чужую книжку. А сам-то ты что-нибудь подарил Андрею на прощанье?

Иван ничего не ответил.

– Мне не нужны подарки! – со злостью сказал Андрей и сунул Юрке книгу назад. – Забери. Не надо мне подарков, которые дороже друга.

Хлебников испугался. Не ожидал он от Андрея такого поворота.

– А я ее уже надписал, – быстро открыв, обложку, он показал Андрею надпись. – Читай! И нечего совать ее обратно. Бери, бери и не разговаривай. А то подумаешь, какой гордый…

– Ну, тогда так… Ты, Иван, тоже напиши здесь что-нибудь на память.

– Нет! – Иван отрицательно покачал головой. – Не буду. – Потом порылся в карманах. Вынул маленький заржавленный шариковый подшипник, сказал:

– Возьми это.

– Спасибо. Он мне очень нужен. В моем аппарате ПШИК-1 не хватает именно такого подшипника: Спасибо, Иван. Это же то, о чем я мечтал.

Юрия разозлило поведение Андрея.

– Да у меня дома таких подшипников навалом, – соврал Юрка, – и все блестят как зеркало. Хочешь я принесу?

– Других мне не надо. – Андрей разглядывал на своей ладошке подаренный Иваном малюсенький металлический шарик.

– Диаметр подходящий. А блеск я наведу. Я его в керосине подержу, ржавчина вся отойдет. – Иван и Андрей крепко пожали друг другу руки. Юрка понял, что это они делали ему назло.

«А все равно Жюль Верн дороже подшипника», – подумал Юрка и перевел разговор на аппарат ПШИК-1.

– Андрей, расскажи про свой аппарат поподробнее.

Андрей на минутку задумался. Посмотрел по сторонам, подошел к бульдозеру, забрался на него. Подергал за рычаги. Иван и Юрка пристроились на капоте. Стали ждать, что им расскажет Андрей.

– Все началось с пустяка, – начал Андрей. – Просто я как-то подумал: «А что, если изобрести такой аппарат, который бы воскрешал…»

– Людей? – спросил Иван.

– Нет. Звуки.

– Зачем?

– А вдруг с помощью аппарата я услышу голос древнего бронтозавра, или мамонта, или доисторического ящера, или голос первобытного человека. Вхожу я, например, в древнюю пещеру… В руках мой аппарат ПШИК-1… – Андрей щелкнул пальцами, словно уже включил его. Поднес ладони к ушам и стал прислушиваться. – Аппарат включен! – объявил Андрей. – Слушаю, как оживают звуки, которым пятьдесят тысяч лет. Звуки непонятные, таинственные: «Хр-р-бу-ляу; тр-р-р, дзынь; пекла, пекла; стрик-стрик».

– Что такое «пекла-пекла»? – поинтересовался Хлебников.

– Ну… Может быть, по древнечеловечески это означало: «Опять каменный топор затупился, а мне завтра на мамонта идти охотиться». Или такие звуки: «Фихта, фихта, бра кис-кис. Фигуш паста укс».

– А это про что говорит первобытный? – спросил Иван.

– Ну… Это, может быть, первобытная мать первобытному сыну выговор делает: «Какого ты дьявола тигра сожрал? Для тебя одного, что ли, отец его ухлопал – прожорливая ты скотина, а не сын из приличного племени».

Гусев Иван и Юрка Хлебников рассмеялись.

Андрей продолжал: «Ха-пау-пау-бу».

– Что это за «ха-пау-пау-бу»? – потершись спиной о ржавый рычаг бульдозера и почесав затылок, не отрывая взгляда от рассказчика, спросил Хлебников.