Текст книги "Необычное литературоведение"

Автор книги: Сергей Наровчатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Число газет росло, среди них появились уже первые издания, имевшие специализированный характер, как, например, «Санкт-Петербургские врачебные ведомости».

Первой провинциальной газетой стали «Восточные ведомости», издававшиеся в Астрахани с 1813 по 1816 год. Выпускал ее один честный немец, родившийся в Тироле, обучавшийся наукам в Венском университете и попавший в Россию за семь лет до начала своего издания. Прихотливая судьба забросила его на тогдашнюю окраину российской Ойкумены. Он стал преподавать немецкий язык в Астраханской гимназии. Звали его Иосиф Антонович Вейсгопфен. Ему разрешили завести типографию и начать выпуск «Восточных ведомостей». Правительство косо поглядело на такую инициативу. Директору гимназии, которому была вменена цензура газеты, министр просвещения Разумовский прислал циркуляр, в котором указывалось на непременные запрещения писать о политике. Газета с 1816 года печаталась параллельно на русском и армянском языках. Это указывает на зоркость взгляда редактора, увидевшего в армянском языке средство межнационального общения. Но в 1816 году энтузиаст скончался, и «Восточные ведомости» прекратили существование. Сейчас они являются библиографической редкостью.

Но мы уже перешагнули в XIX век, и нам надо посмотреть, что происходит по ту сторону российской границы. Во Франции, на которой мы прервали рассказ, после расцвета революционной периодики для нее наступило осеннее время. Газетные листы опадали с политического древа наполеоновской диктатуры. Бонапарт был пока еще консулом, но декретом 17 января 1800 года из 70 газет, издававшихся в Париже и его окрестностях, он уже закрыл 60. Фуше – министру полиции, умному негодяю, поочередно служившему всем правительствам Франции, – предписывалось следить, чтобы «не печаталось ни одной новой газеты, как в Сенском, так и в других департаментах». С помощью этого ловкого конюха молодой генерал взнуздал свободу слова, как брыкливого, необъезженного коня. Говорить о политике стало трудно, и литература, театр, искусство вызвали к жизни фельетон. Этот вновь возникший жанр стал самой читаемой частью парижских газет. В легкой бойкой манере, остроумно, метко, подчас язвительно разбирались в фельетонах литературные, театральные, а иногда житейские новости. Фельетонам отводили обычно нижнюю часть страницы, ту, что у нас теперь называют подвалом. В дальнейшем среди мастеров фельетона зазвенели имена Шарля Нодье, Сент-Бёва, Теофиля Готье – известных французских литераторов.

Фельетон, в свою очередь, породил роман-фельетон, блестящим мастером которого стал Александр Дюма, а вслед за ним Эжен Сю. Острота интриги «Трех мушкетеров» и «Вечного жида» в значительной степени объяснялась тем, что каждый двойной подвал-фельетон должен был обрываться на «самом интересном месте».

Из Франции фельетон перекочевал в другие страны и стал в короткое время одним из основных газетных жанров, игравшим роль соли и перца в самом пресном кушанье.

В Германии замечательные образцы фельетона дал Генрих Гейне. Великий поэт, он был непревзойденным острословом, и худо приходилось тому, кто попадал ему на язык.

В социальной жизни Европы наступали серьезные перемены, домашняя склока между аристократией и буржуазией стала стихать перед нараставшим гулом рабочего движения. В Англии консервативная «Таймс» и либеральная «Дейли ньюс» с одинаковым ожесточением набросились на чартистские газеты. В Германии «…лучшим, непревзойденным органом революционного пролетариата…», по словам Ленина, стала «Новая рейнская Газета», главным редактором которой был К. Маркс, а ведущим сотрудником Ф. Энгельс. Особо отметим, что великие вожди рабочего класса были гениальными публицистами, активно защищавшими пролетарское дело и разившими наповал его противников. Наступательный дух коммунистической печати ведет свое начало именно с тех пор.

Все больший размах приобретали классовые столкновения, общественная атмосфера накалялась, политические страсти рвались наружу через газетные столбцы. Число газет продолжало возрастать, и производство их требовало усовершенствований полиграфии. Ручной станок начала XIX века, печатавший 400 экземпляров в час, сменяется механическим, печатающим свыше тысячи оттисков. С 1848 года «Таймс» вводит паровую типографскую машину, печатающую уже 10 тысяч экземпляров в час, а к концу века скорость почасового выпуска доходит до 72 тысяч экземпляров.

Труднее всего было механизировать труд наборщика, но после многих подступов в 70-х годах изобретается линотип, принцип действия которого сходен с работой пишущей машинки. Темп набора чрезвычайно убыстряется. Линотипы пока еще дороги, доступны только большим типографиям и к началу XX века лишь предвещают дальнейший прогресс полиграфии.

Возвратимся снова в Россию. В первой половине XIX века газеты решительно уступали место журналам, о которых мы будем говорить дальше. Виной тому было сощуренное око самодержавия и церкви, подозрительно смотревшее на ходячие листки, которые собирали вокруг себя неконтролируемых читателей. Журналы, мыслилось предержащими властями, будут читаться дворянами, изредка духовенством и купцами, а в газету заглянет и черная кость. С 1825 года постоянно мирволили Гречу и Булгарину, издававшим «Северную пчелу», но всем было известно, что газетную выручку они регулярно пополняли средствами из кассы Третьего отделения.

Поворот наступил после смерти Николая I, в годы крестьянской реформы. Направление общественной жизни резко демократизировалось, но подозрительная власть старалась держаться прежней политики: скрепя сердце допускать журналы и не давать простору газетам. Все же в сравнении с прежними годами их выпуск заметно усилился.

Огромная роль в развитии русской революционной мысли принадлежала «Колоколу», бесцензурной газете, издававшейся Герценом и Огаревым в Лондоне с 1857 по 1867 год. В столетие основания «Колокола» Академия наук СССР осуществила его факсимильное издание, которое при тираже 7 тысяч экземпляров сразу стало книжной редкостью. Мне часто приходится обращаться к нему как к несравненному свидетельству общественной жизни середины прошлого века, сохранившему такие образцы публицистики, на которые до сих пор нужно равняться.

Программа «Колокола» не могла не затронуть каждое честное сердце: «Везде, во всем, всегда быть со стороны воли – против насилия, со стороны разума – против предрассудков, со стороны науки – против изуверства, со стороны развивающихся народов – против отстающих правительств… В отношении к России мы хотим страстно, со всею горячностью любви, со всей силой последнего верования, чтобы с нее спали наконец ненужные старые свивальники, мешающие могучему развитию ее. Для этого мы теперь, как в 1855 году, считаем первым необходимым, неотлагаемым шагом:

Освобождение слова от цензуры!

Освобождение крестьян от помещиков!

Освобождение податного сословия от побоев!

Не ограничиваясь, впрочем, этими вопросами, Колокол, посвященный исключительно русским интересам, будет звонить, чем бы ни был затронут – нелепым указом или глупым преследованием раскольников, воровством сановников или невежеством сената. Смешное и преступное, злонамеренное и невежественное, все идет под Колокол. А потому обращаемся ко всем соотечественникам, делящим нашу любовь к России, и просим их не только слушать наш Колокол, но и самим звонить в него».

Эти пламенные слова не остались без отклика. В короткое время «Колокол» приобрел огромную популярность. Тайно переправляемые из заграницы революционные листки распространялись по всей России. Они были густо насыщены фактами, которые предоставляли в распоряжение газеты ее многочисленные корреспонденты, в чье число входили не только демократически настроенные люди, но часто и те, кто оставался недоволен каким-либо отдельным случаем беззакония и произвола. Тайком от коллег в «Колокол» писали даже крупные сановники. Круг читателей бесцензурной газеты был очень велик – от студента до царя, хотя отношение разных слоев населения было к ней, естественно, различное. Революционно-демократическая молодежь прежде всего обращала внимание на идейное содержание страниц, а обыватель восхищался тем, как «продернули» какого-нибудь губернского сатрапа, на которого ему в обыденной жизни страшно было поднять глаза. Морщась и раздражаясь, читал «Колокол» Александр II. Не говоря уже о реальной угрозе революции, ему открывались со страниц газеты такие язвы собственного правления, которые он предпочитал бы не замечать.

В. И. Ленин высоко оценил значение «Колокола», который, по его словам, «…встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено». «Колокол» стал в полном смысле слова совестью своего времени, но его роль отнюдь не исчерпывается годами его издания. Долго спустя каждый общественный деятель, издатель, журналист оглядывался на пример «Колокола». Даже тот, кто примыкал к противоположному лагерю, должен был считаться с воспитанной «Колоколом» привычкой читателя к постановке коренных вопросов и к решительному их разрешению. Низкопробный газетчик, заполняющий пошлой болтовней такую же низкопробную газету, со времен «Колокола» знал свое место. А если и не знал, то ему указывали на него, читатели и коллеги. И никто уже не мог отговориться неосведомленностью о роли печати в обществе. Вспоминается одна давняя история. Пророк суфитов Гуссейн был в 1023 году осужден к распятию в Багдаде. Он мужественно вынес все пытки и оскорбления, но заплакал, когда его бывший друг-ренегат бросил в него грязью. «Другие не знают, на что посягают, а он знает».

Прогрессивные журналисты XIX века, естественно, не заливались слезами, глядя на ренегатство таких людей, как, например, Суворин, но те, подобно другу пророка Гуссейна, отлично знали, на что идут. Гневный звон «Колокола» не смолкал над ними ни на минуту.

Для революционной России «Колокол» оставался движущей памятью, образцом печатной пропаганды свободного слова. Через несколько строк мы увидим, как в новых социальных условиях пропагандировала пролетарскую революцию ленинская «Искра». Но сначала несколько слов о российской печати в годы между «Колоколом» и «Искрой».

С отменой крепостного права Россия стала капитализироваться, и быстрым следствием этого процесса явился рост частного предпринимательства. Возникло много новых газет неофициального порядка, выпускавшихся, как тогда говорили, приватными лицами. Увеличилась провинциальная пресса, хотя очень уж хвалиться не стоило, так как в начале 90-х годов из 1281 города Российской империи газеты выходили только в 112 городах. Попробуйте сравнить с теперешним положением, когда каждый район имеет свою газету. Даже и сравнивать нельзя!

Подписчики не особенно баловали вниманием ежедневные газеты. Суворинское «Новое время», очень потакавшее обывательским вкусам, расходилось к концу XIX века в количестве всего 25 тысяч экземпляров.

Рост национально-освободительного движения сопровождался возникновением периодики на языках народов, населявших страну. Начали выходить армянские, грузинские, эстонские, латышские, еврейские газеты.

Новую эпоху в истории русской и мировой печати открыло издание ленинской «Искры». На примере «Колокола» мы видели, как важна четкая и ясная программа для газеты. Она сосредоточивает внимание издателей и читателей на коренных вопросах общественной и социальной жизни, а второстепенные проблемы объединяет вокруг узловых.

Ленинская «Искра», созданная в декабре 1900 года, выдвинула великую программу гегемонии пролетариата и его союза с крестьянством в революционной борьбе. «Искра» начала строительство партии нового типа, какой стала большевистская партия. «Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию» – эта ленинская формула определила боевую направленность «Искры». Выпускаемая за границей газета нелегальными путями перебрасывалась через рубеж и распространялась среди рабочих, пропагандируя идею создания партии, задуманной Лениным. Рабочие стали главными участниками и корреспондентами газеты, которую они с самого начала привыкли называть своей. «Искра» подготовила II съезд РСДРП, с которого ведет начало большевистская партия.

Ленин был гениальным основателем «Искры», ее редактором и сотрудником. Революционно-наступательный почерк коммунистической печати берет в образец ленинские статьи. Вслед за «Искрой» большевики выпускали нелегальные газеты «Вперед» и «Пролетарий». Первой легальной газетой ленинской партии стала «Новая жизнь», выходившая в Петербурге в 1905 году после пресловутого манифеста 17 октября, формально провозгласившего демократические свободы. Формально, ибо едва реакция стала набирать силы, как революционные газеты подверглись преследованиям.

Значение «Правды», начавшей выходить с 1912 года, настолько велико, что оценить его полностью можно лишь с привлечением материалов истории Коммунистической партии Советского Союза. Выразитель идей и практики ленинской партии, пламенный пропагандист всего передового в советской действительности, призывный маяк для мирового коммунистического движения – таким является центральный орган КПСС. День выпуска первого его номера, 5 мая, стал праздником советской печати, всегда и во всем ориентирующейся на «Правду».

До революции рабочая пресса России, естественно, должна была уступать в распространении буржуазной, располагавшей огромными средствами своих хозяев. Тиражи газет, поддерживаемых капиталистами, стремительно растут, и такой бульварный листок, как «Газета-Копейка», расходится в количестве 300 тысяч экземпляров. Более солидные газеты, как например, «Русское слово», превышают стотысячный тираж. Перед первой мировой войной в России выходит 856 газет с общим тиражом в 2,7 миллиона экземпляров.

Газеты привлекают крупные литературные силы. Еще в конце XIX века пишет злые и резкие статьи-фельетоны в «Самарской газете» Иегудиил Хламида. Великий писатель, избравший это прозвище для газеты, стал известен всему миру под именем Максима Горького. В газете начинают свой путь И. Куприн и Л. Андреев. «Королем фельетона» становится Влас Дорошевич. Знаменитый «рубленый стиль», когда абзац занимают подчас одно-два слова, берет начало в русской печати как раз с его статей.

После Февральской революции 1917 года закрываются монархические газеты. Октябрьская революция прекращает существование газет, выступающих против Советской власти.

За рубежом XX век характеризуется созданием газетно-журнальных монополий, подчиняющих прессу интересам крупного капитала. Первые газетные тресты возникли еще в XIX веке. В США, Англии, Германии. Владельцы их – Херст, Мак-Кормик, Паттерсон в Америке, Гугепберг и Ульштейн в Германии – чудовищно разбогатели, а в Англии братья Храмсуорты к тому же приобрели титулы лордов. Разбогатели они на создании типа ходовой газеты с огромным количеством рекламных объявлений, щедро оплачиваемых хозяевами фирм. Разбогатели они на умелой подаче злободневного материала, при которой бытовые, уголовные, бульварные сенсации оттесняют на задний план невыгодные для издателей новости. Разбогатели они, наконец, поглощением мелких газет, что дало возможность бесконечно увеличивать тираж, умножая вложенные в дело средства. Весь XX век проходит для буржуазной прессы в развитии и углублении этих малопочтенных принципов.

Тот, кто просматривал страницы зарубежных газет такого толка, легко убедится в справедливости этих слов. Наиболее солидные газеты внешне стараются соблюсти видимость объективности. Но в чем она выражается? К примеру, на первой странице с аршинным заголовком печатается компрометирующее сообщение о каком-либо прогрессивном деятеле. Три-четыре дня газета поливает его грязью, рассусоливает возмутительные догадки и домыслы. Потом шум прекращается, как будто его и не было. Через некоторое время где-то в середине 21-й страницы огромного воскресного выпуска появляется небольшая опровергающая заметка, из которой явствует, что изложенные факты не подтвердились. Иногда эта заметка подписана оболганным человеком, иногда людьми, сочувствующими ему, а иногда – верх объективности – исходит от самой редакции. Но даже слепому видно, что «мавр сделал свое дело и может уходить», многодневная травля на первых страницах с сенсационными заголовками и комментариями оставит в памяти подавляющего большинства читателей куда более глубокий след, чем заметка в недрах номера, которую и не всякий-то прочтет. Такой же метод применяется не только к людям, но и к событиям, причем первостепенной важности. Но это еще, как говорится, цирлих-манирлих, а газеты, не особенно заботящиеся о своей репутации, и таких поблажек не дают. Облаяли – и ладно.

Пресловутая «свобода печати» здесь выглядит издевкой. Мне приходилось бывать за рубежом, и я много раз убеждался в том, что в буржуазной печати все зависит от указки больших хозяев. Предположим, капиталистические круги данной страны заинтересованы в развертывании торговли с Советским Союзом. И вот в адрес гостей из СССР на страницах «респектабельной» прессы появляются вполне благожелательные заметки, а реакционная печать – чудо, да и только! – хранит невозмутимое молчание. Но если отношения напряглись, все меняется в мгновение ока. Реакционные газеты неистовствуют, а официальная и полуофициальная пресса в лучшем случае молчит, а в худшем – присоединяется к воинствующей бульварщине.

Нет, свобода слова и печати в капиталистическом мире остается только звонкой фразой, рассчитанной на безнадежных простаков. Впрочем, их теперь уже нет, а фраза остается просто фразой.

Когда сейчас пишешь «за рубежом», надо непременно оговариваться, за каким именно рубежом, ибо существует социалистический мир. Пресса в социалистических странах развивается по тем же законам, что и печать Советского Союза. Но и в буржуазных странах значение прогрессивной печати возрастает с каждым годом. Об этом свидетельствуют, к примеру, огромные тиражи «Юманите», усиливающееся влияние коммунистических газет на трудящихся капиталистического мира.

Наша советская пресса достигла огромного размаха. Ее значение в строительстве коммунизма чрезвычайно велико. Газеты выходят на 57 языках народов СССР. Существует партийная, комсомольская, пионерская пресса. Издаются профсоюзные, литературные, спортивные и другие специализированные органы печати. На крупных предприятиях выпускаются многотиражные газеты.

Тиражи крупнейших газет – многомиллионные, подпиской на газеты охвачена большая часть населения СССР. Невозможно представить советского человека без газеты. Он является не только ее читателем, но и корреспондентом, множество писем в редакцию активно используются на газетных страницах. Ежедневная печать – это наше общее советское дело.

Размыслим, что принесла газета литературе. Газета расширила житейский, географический, политический кругозор читателя. Не только свой «околоток», а весь мир оказался в его взгляде. Соответственно расширилась задача литературы, отвечавшей на новые читательские запросы.

Газета акцентировала злободневность печатного материала. Литература восприняла и это веяние. Ежедневная печать стала своеобразным барометром, не дающим писателям отклониться от современных проблем.

Газета демократизировала язык, она должна быть понятна всем, это обязательное условие ее распространения. Литература, порой морщась и негодуя, ломала собственные каноны и воспринимала бытовые обороты речи, уже примелькавшиеся в газете. Отметим роль Маяковского, решительно применявшего «газетный язык» не только в выступлениях, но и в стихах и пьесах.

Газета ввела в литературный обиход новые жанры. Статья, фельетон, репортаж, очерк равно принадлежат и журналам, но широкой популяризацией они обязаны газете.

Газета приучила к лаконичности речи. Восемь страниц на машинке – очерк, четыре – фельетон, две – рецензия, одна – заметка, эти требования сразу усваивает каждый человек, пишущий для газеты. Возможны отклонения, но если они в меньшую сторону, с вами охотно согласятся, а если в большую – наткнетесь на свирепый взгляд ответственного секретаря. Эту сжатость речи литература игнорировать тоже не могла.

А отрицательные явления? Газетные штампы, засоренность языка, примитивизация? К сожалению, печать от них не всегда избавлена, но здесь уже литература влияет на прессу, выдвигая перед ней образцы, на которые той необходимо равняться. Теперь перейдем к журналам.