Текст книги "Повесть о партизане Громове"

Автор книги: Сергей Омбыш-Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Измотанные непрерывными боями, с воспалёнными от бессонницы глазами, продрогшие и измученные партизаны 2-го и 4-го полков совершили быстрый переход до Волчихи и заняли позиции, подготовленные и охраняемые жителями села.

До самого вечера партизаны отбивали атаки противника. Потеряв надежду взять село, белогвардейцы в сумерки отошли на исходные позиции. Но и на исходных позициях они не могли сидеть спокойно – партизаны продолжали по ним "вести огонь" из самоделок-трещоток, и колчаковцы, принимая их за настоящие пулемёты, палили ответно в темноту.

Ещё днём Громов связался по прямому проводу с Волчихой.

– Как дела, Ефим Мефодьевич? – спросил он у Мамонтова.

– Белые прут, как бешеные. Видно, решили любой ценой село взять, – ответил Мамонтов. – Вот и сейчас…

Разговор прервался. Что сейчас происходит – так и осталось загадкой. Громов с Жигалиным долго размышляли над этим.

– Видно, белые окружают Волчиху – иного и не придумаешь, – наконец решил Жигалин. – Уже и связь прервали…

– Похоже. Надо немедленно идти на выручку, – забеспокоился Громов. – Как думаешь?

– Надо.

Ночью Громов привёл 5-й Степной полк и три кавалерийских дивизиона 6-го Кулундинского полка к бору в двух верстах от Волчихи. 5-й полк передвинулся в Востро-во, кавалеристы укрылись в бору. Голиков сообщил о прибытии партизан Мамонтову.

С утра капитан Кауров снова двинул свои части на волчихинские позиции, но потерпел неудачу. Тогда он послал до тысячи казаков в обход через Вострово. Недалеко от села, в степи, казаки увидели двигающиеся цепи 5-го Степного полка. Выхватив из ножен клинки, они с гиком и свистом понеслись на партизан. Партизаны не стреляли – командир полка Чеканов не разрешил, патронов было мало, по три-пять на человека, и их надо было беречь.

Казалось, казаки врежутся в цепи и изрубят партизан. Но вот по цепи пронеслась команда: "Пики к бою!" Партизаны присели на правое колено, древки упёрли в землю, а наконечники направили вперёд на уровень груди коня. При выдержке и стойкости защищающихся кавалерии не пробиться через частокол пик. И казаки стали сдерживать лошадей, заметались по степи, не зная, что делать – бросаться на пики или, обойдя стороной партизан, продолжать движение на Волчиху. В это время, выполняя приказ Громова, на врага ринулись дивизионы Голикова. Появление партизанской кавалерии было столь неожиданно, что казаки ударились в беспорядочное бегство. Теперь уже и партизаны 5-го полка стали дружными залпами провожать колчаковцев.

Влетев в расположение основных сил, казаки создали панику и у пехоты.

Мамонтов, воспользовавшись замешательством белых, сразу же перешёл со вторым и четвёртым полками в решительную атаку, прижал противника к реке. Отряд капитала Каурова был разгромлен. Много пулемётов и оружия досталось и в этом бою партизанам.

С разгромом отряда Каурова бесславно закончился и второй поход колчаковцев против партизан.

* * *

Партизанское командование теперь само решило начать наступление против белых, захватить Алтайскую железную дорогу и прервать связь белогвардейских частей, действующих на Алтае, со ставкой Колчака.

Штаб разработал план, по которому 8-й полк Попова, 9-й полк Закружного и 12-й полк Толстых должны активизировать действия на главной железнодорожной магистрали и Славгородской ветке, 1-й, 4-й и 6-й полки – захватить станцию Рубцовка и двинуться на Семипалатинск, 2-й и 5-й полки – овладеть станцией Поспелиха и следовать на Барнаул. 7-й полк "Красных орлов" после занятия Павловского тоже должен двинуться на Барнаул.

18 октября полк Степана Толстых перерезал линию Кулундинской железной дороги между станциями Бурла и Карасук, разобрав рельсы, спилив телеграфные столбы и на большом протяжении порвав провода. Под откос был спущен воинский эшелон – под обломками вагонов погибло около пятисот белополяков. 20 октября особый подрывной батальон под командой Почитайлова взорвал железнодорожное полотно и мосты между Рубцовкой и Весёлым Яром, между Рубцовкой и Поспелихой. Станция Рубцовка оказалась блокирована.

С. С. Толстых – командир 12-го Карасукского полка

Наступление партизан началось рано утром по открытой степи. Белогвардейцы вели огонь с двух бронепоездов, не давая полкам продвигаться вперёд. И Главком, и командир корпуса не знали, что предпринять. Помощь пришла неожиданно. К полевой ставке прискакал на взмыленной лошади устъ-мосихинский партизан и весело отрапортовал:

– Товарищ комкор, наши "заводы Круппа" две пушки сготовили. Комиссар Аркадий Николаевич Данилов спрашивает: куда их поставить?

– Пушки?! – обрадовался Громов. – А ну, давайте их скорее сюда.

Партизан ускакал. Вскоре на двух парах упряжек пушки были доставлены. С ними приехал и Данилов.

– Вот какие отгрохали! – показал он Громову на самодельные пушки, установленные на передках телег. Стволы их были укреплены на деревянных станинах и обтянуты шинным железом. – Одну в Павловском рабочие смастерили, другую – наши, усть-мосихинские.

– Ставь-ка их на позиции, – приказал Громов, – да пальните по бронепоездам.

Партизаны галопом двинулись вперёд, развернули лошадей и поставили пушки на небольшой возвышенности.

– По белогвардейскому бронепоезду, батарея – огонь!

Пушки оглушительно рявкнули.

– Выдержали! Заряжай ещё, ребята! – крикнул Данилов.

Снова оглушительный взрыв, и… одну пушку разорвало, другую далеко отбросило назад. Осколками были убиты два партизана-пушкаря. Однако "артиллерия" успела свою роль выполнить – заслышав выстрелы, бронепоезда на полных парах ушли из Рубцовки.

– А-а, струсили!.. Кишка оказалась тонка!.. Подрывники там их встретят! – шумели им вслед партизаны.

Но подрывники их не встретили. Команды бронепоездов восстановили разобранный путь и удрали – одна в Барнаул, другая – в Семипалатинск.

Полки по приказу Мамонтова стали обходить Рубцовку с севера и востока. Громов с 6-м полком и интернациональной ротой – с запада. Колчаковцы засели в депо и не давали продвинуться вперёд.

Громов через связного приказал командиру эскадрона пробиться к водокачке и вывести её из строя. Зотов послал группу конников. Они перемахнули поле и были уже совсем у цели, как из окон депо белогвардейцы открыли частый огонь – и партизаны упали замертво. Зотов послал ещё одну группу – она также погибла, не достигнув водокачки. Командир эскадрона сбросил на землю шапку, вскочил на коня и помчался к водокачке. Партизаны с тревогой наблюдали за ним. Вот уже осталось триста, двести, сто сажен… и вдруг лошадь под Зотовым споткнулась и распласталась на земле.

– Убили! – зашумели партизаны. – Зотова убили!..

Но Зотов высвободился из-под коня и побежал к водокачке. Из депо снова захлопали выстрелы – командир эскадрона упал на землю и больше не поднялся.

Громову доложили о гибели группы партизан и командира эскадрона Зотова.

– Коня! – потребовал Громов.

Ординарец подвёл засёдланную лошадь, Игнат Владимирович вскочил в седло и не мог сразу попасть ногой в стремя. Со злостью рванул удила и помчался к позициям, занимаемым эскадроном Зотова. Поравнявшись с партизанами, отдал команду:

– Бейте по окнам депо, я поеду на водокачку! Назад буду возвращаться – сигнал подам.

Партизаны попытались его отговорить:

– Не езди, комкор, убьют. Лучше мы ещё раз попытаемся.

– Ничего, проскочу. У меня конь добрый, – проговорил Громов и рванул повод. Конь сразу же вынес его далеко вперёд.

Партизаны сосредоточили огонь по окнам депо. Громов перемахнул открытое место и скрылся у водокачки.

В котельной Игнат Владимирович нашёл человека в замасленной спецовке.

– Ты кто будешь? – спросил он его.

Человек минуту рассматривал Громова и, видимо, решив, что он для него не опасен, ответил:

– Здешний механик.

– А я командир партизанского отряда. Водокачку надо вывести из строя. Поможешь?

Механик едва заметно улыбнулся.

– Мы уже всё предусмотрели. Ни один эшелон беляки не смогут вывести со станции. Воды нет. Подождите минутку… – Механик сходил куда-то и принёс мешок с грузом. – Вот, возьмите: здесь золотники и другие части, без которых машины не будут работать. Мы ещё утром их сняли, как заслышали, что партизаны на Рубцовку идут.

Громов порывисто шагнул к механику и, пожимая ему испачканную мазутом руку, сказал:

– Спасибо, товарищ!

Игнат Владимирович привязал мешок с частями к седлу, под прикрытием партизанского огня благополучно вернулся назад.

В это время мимо партизанских позиций ехал куда-то в ходке комиссар Романов. Рядом сидела женщина. Их "сопровождала рота "спасения революции".

Партизаны после занятия железнодорожной станции.

Громов с адъютантом подскакали к Романову. Комкор раздражённо выругался:

– Для охраны шлюх, комиссар, достаточно и одного человека. Выбирай любого, остальные со мною станцию брать будут.

Романов попытался возражать, но Громов не стал его слушать, скомандовал:

– Рота, за мной! – И вздыбил коня.

Никто не последовал за ним.

– Предупреждаю, – выкрикнул Громов, – за неисполнение приказа предам военно-полевому суду. Адъютант, передай командиру полка Голикову: обезоружить роту спасения.

Романов, ругаясь, оставил с собой четырёх человек, с остальными Громов двинулся в сторону депо. К ним присоединились другие партизаны.

К утру взаимодействием всех полков Рубцовка была очищена от белых.

* * *

Громов, организовав отправку с рубцовских складов захваченных у белых трофеев, возвращался в ставку. Недалеко от неё он встретил Макса Ламберга. Тот был взволнован.

– Товарищ Громов, мне надо несколько вам говорить, – обратился он к Игнату Владимировичу.

– Говори, друг, говори. Я слушаю. – Громов соскочил с седла и подошёл к Ламбергу.

– Я был в штаб. Ой, что там Романов делал. Ругался с Главком, кричит: зачем с Громов объединялся. Громов всех наших партизан побьёт. Надо арестовать Громова, а нет – сами партизаны его будут стрелять.

– Спасибо, Макс, – проговорил Громов. – Я учту это. А ты на всякий случай пошли ко мне для связи двух партизан и с ротой промаршируй несколько раз мимо Ставки. Понял?

– Понял.

Игнат Владимирович, стараясь успокоиться, пошёл пешком к Ставке. В помещении были лишь Мамонтов и Романов. Мамонтов что-то вычерчивал на листе пожелтевшей бумаги, Романов, поддерживая голову руками, полудремал за столом.

Громов хлопнул его по плечу, спросил:

– Ну что, комиссар армии, немного не доспали?

Романов вскинул голову, метнул сердитый взгляд на Громова и раздражённо бросил Мамонтову:

– Ты, Ефим Мефодьевич, расскажи своему комкору, как вести себя надо.

Мамонтов хитро улыбнулся, ответил:

– Ты – комиссар, вот и расскажи, а я послушаю.

– Хорошо, я скажу, – зло бросил Романов и встал из-за стола. – Хотя ты, товарищ Громов, и являешься комкором, но кто тебе дал право бить наших партизан и отбирать отвоёванное у буржуев добро? Партизаны бунтуют, требуют тебя расстрелять. И они правы, правы! Я их поддерживаю…

– О каких партизанах ты речь ведёшь? – перебил его Громов.

– Не знаешь, да? – прохрипел Романов. – Всё знаешь, только притворяешься. Валенком партизана бил, это помнишь?

– Это помню, – спокойно ответил Громов. – А ты что же, хотел, чтоб я награду ему выдал за подобные дела, – и вдруг рассердился: – Ты, комиссар, потворствуешь мародёрам, вместо того, чтобы вести с ними борьбу. Армию разлагаешь…

– А что случилось? – поинтересовался Мамонтов.

– Мы же с тобой договорились, Ефим Мефодьевич, всеми мерами бороться с грабежами, а сегодня утром еду по городу, встречаю группу партизан из 2-го полка, и у всех за спиной мешки с награбленным. Вытряхнул я тряпьё из мешков, у одного, верно, ещё детские валенки оказались. Спрашиваю: для чего их набрал? "Зима ведь скоро, – отвечает, – а у меня, видишь, сапоги развалились". Разозлился я и говорю: снимай сапоги, надевай валенки! Он стал натягивать на ногу, да разве натянешь, если они и двенадцатилетнему мальчишке не годны. Ну, я и не удержался, отхлестал его этим валенком. Между прочим, комиссар, они все на тебя ссылались: товарищ Романов, мол, и тот ничего против не имеет, а ты, комкор, свои порядки устанавливаешь…

– Слышишь, Главком, – обратился Романов к Мамонтову, – ом сам сознаётся в рукоприкладстве, не зря наши партизаны просят зашиты от него.

Мамонтов вспылил:

– Брось, комиссар, дурака валять. Партиза-аны наши, ваши… Что за делёжка. У нас единая армия. И комкор прав: мы не должны давать спуску нарушителям воинской дисциплины. Ты же, комиссар, не туда клонишь, не за те порядки борешься… Идите во 2-й полк, успокойте людей, разъясните, что мародёрство и грабёж присуши не нам, а врагам нашим, колчаковцам.

Романов, заложив руки за спину, остановился перед Мамонтовым и сказал с угрозой:

– Хорош-шо, я пойду. Но я всё расскажу партизанам. Всё… Они меня поддержат…

За окном послышалась дружная песня. Хор на венгерском языке пел "Варшавянку".

Все подошли к окну. По улице стройной колонной двигалась интернациональная рота. Впереди, на рыжем коне с белой лысинкой на лбу, ехал Макс Ламберг, рядом с ним – комиссар Андрей Ковач.

– Понятно? – сказал Громов Романову. – Партизаны за тобой не пойдут…

* * *

В октябре Красная Армия перешла в решительное наступление на Колчака и к концу месяца заняла Тобольск и Петропавловск, двинулась вдоль транссибирской магистрали, направляя свой удар на Омск – резиденцию чёрного адмирала.

Колчак понимал, что ему не удержаться на Иртышском плацдарме, и потребовал у ставки разработать план "планомерного отхода на новый рубеж", который, как он заявил, нужен на всякий случай. В Ставке долго ломали головы над планом и, наконец, решили создать оборонительные линии по реке Оби и её притокам. По мнению авторитетных колчаковских генералов "сам Всевышний создал там необходимые природные атрибуты, чтобы остановить большевистскую армию и нанести ей поражение". Но вот беда: в южной части нового плацдарма, в Алтайской губернии, хозяйничают партизаны красной банды Мамонтова. Доложили об этом адмиралу Колчаку. Он в страшном раздражении вызвал к себе главного начальника тыла генерала Матковского и, стукнув кулаком по столу, отчего разлетелась на мелкие части любимая статуэтка с изображением императорской короны, прохрипел:

– До каких пор этот унтер-офицер будет вставлять палки в колёса?

Матковский покорно склонил голову, спросил:

– Не понимаю, о ком речь, ваше превосходительство?

– О Мамонтове. Этот унтер у меня в печёнках сидит! – И адмирал выкрикнул: – Позор, генерал, позор! Какой-то поганый унтеришка только что разбил армию вашего начальника южного тылового района…

– План второго похода был разработан мной, ваше превосходительство, – осторожно заметил Матковский, – но генерал Бржезовский не сумел его осуществить.

– Знаю, что вами план разработан, – бросил Колчак, всё более раздражаясь. – Но что из этого? Разбиты лучшие части капитана Каурова, полковника Окунева, польские легионы… Генерала Бржезовского от должности отстраняю. Теперь сам, сам осуществляй этот план! Если партизанская банда Мамонтова не будет уничтожена, отдам под суд. Идите!..

Генерал Матковский долго думал, как разбить партизан, но так ничего нового и не мог придумать. Он решил ещё раз попытаться осуществить прежний оперативный план, но теперь уже большими силами.

* * *

Из Новониколаевска Мария Таубе сообщила Коржаеву о готовящемся большом наступлении против армии Мамонтова, а через несколько дней партизанская разведка донесла о прибытии на станцию Поспелиха 43-го Омского и 46-го Томского полков при шести орудиях и сорока семи пулемётах. Из Семипалатинска в Рубцовку были передвинуты отборные части генерала Евтина: казачий полк «голубых улан» и полк «чёрных гусар». Общая численность – 15 тысяч человек, при них 18 орудий и не менее ста пулемётов. Все они двигаются в сторону Солоновки. Разведка доставила и приказ генерала Матковского, в котором он сообщил населению, что «сейчас начинается со всех сторон наступление правительственных войск, ибо дальше терпеть беспорядков нельзя», и что близок «конец позорного большевизма».

Прочитав приказ, Мамонтов заметил:

– Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела.

– Однако положение серьёзное, – хмуро проговорил Громов.

Лицо Ефима Мефодьевича стало суровым.

– Да, положение серьёзное! – согласился он. – Надо срочно разработать план разгрома колчаковцев.

Обстановка действительно была сложной, хотя после октябрьских боёв партизанская армия значительно выросла и теперь по численности превосходила наступающего противника. Однако около половины партизан было вооружено лишь пиками. Расположение полков тоже было не в пользу партизанского командования: они были разбросаны по обширной Кулундинской степи от Славгорода до Камня. В непосредственной близости к Солоновке, в Малышевом Логу, находилось лишь четыре полка из сформированных двенадцати: 2-й Славгородский, 3-й Бутырский, 5-й Степной и 6-й Кулундинский. Положение усугубляло ещё и то, что от 1-го полка и полка "Красных орлов" откололась большая часть партизан из алейских крестьян. После октябрьских боёв кое-кто из них побывал на родине, а вернувшись рассказал, что белые жгут на Алее сёла, расстреливают и порют партизанские семьи. Кроме того, прибыли представители отряда Чаузова и попросили оказать помощь окружённым в бору партизанам. Началось брожение.

– Тут и без нас народу хватит, айда своих выручать!

– Верна. Неча ждать. Не то всех пожгут и поубивают.

– Веди, Архипов, на Алей!..

Архипов отказался. Но когда около семисот партизан всё-таки ушли из отряда и двинулись на Алей, Архипов догнал их, принял на себя руководство и начал борьбу за очистку предгорий Алтая от белых. К этому небольшому отряду присоединилось много местных жителей, и он вырос в 6-ю Горно-стрелковую дивизию. Эта дивизия сыграла большую роль в освобождении Алтая, она по существу не давала возможности белым наносить удары по армии Мамонтова с алтайских предгорий.

Теперь, когда белые перешли в наступление, только умелая расстановка сил и быстрота манёвра могли выправить создавшееся положение. Боевые действия мелкими отрядами, крупные октябрьские бои многому научили и Мамонтова, и Громова, дали богатый опыт проведения больших операций. И партизанское командование сумело выработать такой план-диспозицию, который даже испытанный генералитет мог бы признать блестящим. В этой диспозиции проявился весь военный талант Мамонтова, стратегическая смётка Жигалина и организаторские способности Громова и Маздрина. Суть диспозиции заключалась в следующем. Бои с наступающим противником завязать на линии Мельниково – Новичиха, чтобы дать возможность подготовить оборонительные позиции в Солоновке. Для захвата Новичихи три дивизиона кавалерии 6-го Кулундинского полка под командованием Шевченко должны были выступить в 9 часов утра 13 ноября из Малышева Лога, совершить глубокий обход через Титовку, Кожаниху и Моханиху и, соединившись с кавалерией 10-го Змеиногорского полка, в 4 часа утра четырнадцатого ноября ударить по селу и захватить его, уничтожив резервы генерала Матковского, на пути отступления противника, в Куличихе, устроить засаду эскадронам 2-го полка под командой Головкина.

7-й полк "Красных орлов" в то же время выступает на Мельниково из села Павловского, а 3-й, 5-й и 2-й полки в 8 часов вечера 13 ноября – из Малышева Лога. У последнего берёзового околка перед селом полки развёртываются в боевые порядки, причём 3-й полк на левом фланге соединяется с 7-м полком, а 5-й полк наносит удар центром, прикрывая фланг кавалерией Кривокорытова. На случай прорыва белых каждый полк оставляет пехотный батальон в резерве. По прибытии из Долгово 1-й Алтайский полк (сформированный из 1-го Аленского полка после его раскола) также переходит в резерв. Наступление на Мельниково, как и на Новичиху, полки должны начать в 4 часа утра. Руководит наступлением командир корпуса Громов.

* * *

Наступление началось точно по намеченному плану. Мамонтов с Громовым в ночь на 14 ноября вывели 2-й Славгородский, 3-й Бутырский и 5-й Степной полки к Мельниково и расположили у берёзовой дубравы. Полевая ставка расквартировалась на заимке.

Громов волновался.

– Боюсь, что шестой и седьмой полки не успеют вовремя с тыла ударить, – сказал он Мамонтову.

– У меня такое же опасение, – заметил Ефим Мефодьевич, – но ждать мы не можем, пойми это, Игнатий! А если они вовремя ударят, а мы не начнём атаку, что-тогда?

– Ты прав, друг! А вот душа болит…

В четыре часа, когда ещё только-только начал зарождаться новый день, партизанские полки двинулись в атаку. Мамонтов сам повёл в бой 2-й Славгородский полк, Громов со связными вышел на наблюдательный пункт, расположенный на небольшой высотке.

5-й Степной полк коротким ударом бесшумно сбил заставу белых и при поддержке других полков ворвался в село. Было тихо – село спало, казалось, спали и белогвардейцы, надеясь на бдительность заставы.

И вдруг… из переулков, с крыш домов и сараев хлестнули перекрёстным огнём десятки пулемётов, разорвали тишину гулкие винтовочные залпы. Многие партизаны 5-го полка упали мёртвыми, раненые, спасаясь от выстрелов, поползли назад, к околице. Командир полка Чеканов растерялся, не принял нужных мер, и полк стал беспорядочно отступать. По левофланговому полку ударила артиллерия, пулемёты – партизаны не смогли продвинуться вперёд и поддержать Степной полк.

К Громову прискакал на взмыленном коне связной и, стараясь перекричать грохот боя, сообщил:

– Наши отступают. Пятый полк…

Громов вскочил на коня и галопом ринулся к селу. У дубравы встретил первых отступающих партизан, попытался остановить. Из леса хлёстко забил пулемёт белых, загремели винтовочные выстрелы. "Эх, не прочесали дубраву!" – мелькнула мысль у Громова. Конь взвился на дыбы, сделал последний бросок за стог сена и повалился.

– Комкора убили, комкора! – крикнул ближайший партизан. Его слова подхватили другие. Отступающие остановились, залегли, открыли огонь по дубраве.

Вскоре с левого фланга прискакал Мамонтов и, увидев в цепи залёгших партизан Громова, метнулся к нему из седла.

– Игнатий! Жив, друг?! А мне доложили…

– Коня только убили, – мрачно проговорил Громов. – И не обо мне сейчас толк, партизан сколько положили…

– Знаю, – заметил Мамонтов. – В других полках тоже нелегко. Прав ты был, Игнатий, не успели Колядо с Шевченко ударить с тыла… Теперь отступать надо. Примем бой в Солоновке. Отводи полки.

Громов вызвал командира роты мадьяр Макса Ламберта, сказал:

– На тебя вся надежда, Макс. Пока полки отходят, задержи беляков, не Дай им в хвост нам врезаться. Сумеешь?

– Сумею. Никому пройти не дадим. – заверил Ламберг. – Только когда все умрём…

– Спасибо, Макс! – Громов крепко сжал руку Ламберга.

Под прикрытием пулемётов интернациональной роты полки отошли сначала в Малышев Лог, а затем в Солоновку.

43-й полк белых двинулся следом за отступающими партизанскими полками, а 46-й полк, начав обходной манёвр, занял Селиверстово.

* * *

Пока продолжались бои у Мельниково, Солоновка превратилась в сильный укреплённый район. Начальник штаба Жигалин собрал всех жителей, беженцев, оставшихся в селе партизан и приказал рыть окопы. День и ночь шла работа, приняли участие в ней даже женщины. Когда Мамонтов с Громовым привели сюда полки. Солоновка была опоясана линией окопов с разветвлёнными ходами сообщения. Уязвимым местом оставались перешейки между озёрами, и Мамонтов, знавший стойкость и бесстрашие мадьяр, поручил оборонять их Максу Ламбергу.

Велика была опасность, что в тыл со стороны Волчихи могут прорваться части генерала Евтина. Тогда партизанский Главком отдал приказ командирам 10-го Змеиногорского и 11-го Северного полков во что бы то ни стало задержать противника до разгрома белых в Солоновке.

Перед рассветом 14 ноября запорошил лёгкий и редкий снежок. Партизаны, занявшие окопы у Солоновки, вглядывались в предутреннюю муть, старались разглядеть, что делается впереди, но ничего подозрительного не могли обнаружить, хотя каждый знал, что противник где-то близко и с минуты на минуту обрушится на партизан.

И только когда стало совсем светло, не долетев до окопов, рванул снаряд, затем ещё и ещё. Несколько снарядов со свистом пронеслось высоко над головами обороняющихся и разорвались в селе.

Партизаны переговаривались:

– Теперь держись, не то шапку с головы собьёт.

– Нас на испуг не возьмёшь. Не впервой…

– Нам бы свою артиллерию, – мечтательно сказал парень в бараньей шапке и коротеньком полушубке.

– Была у нас своя пушка, – проговорил ему в ответ старый, заросший кудлатой бородой, партизан. – Первейшие в уезде кузнецы её смастерили: Макар Пташкин и кум мой Мушилов. Водопроводную трубу обручами из шинного железа обтянули, на колёса поставили и на позиции под Рубцовку выкатили. Эх, и громыхнула же она, язви её, по белякам, не хуже шестидюймовой! Под её голосок легко было партизанской душе в наступлении. И белые струхнули. Только наш бонбандир перестарался: сыпнул сверх положенного пороху, её, родненькую, и разнесло по кускам…

Снаряд грохнул у самой траншеи, разворотил землю и закидал партизан мёрзлыми комьями. Люди живо юркну ли на дно окопов.

Прибыли разведчики, сообщили, что белые начали наступление: 46-й полк со стороны Селиверстово, а 43-й полк со стороны Малышева Лога. Полки соединились у бора и двигаются через перешейки между озёрами на штурм партизанских позиций.

Вскоре показались белогвардейские цепи. Артиллерия засыпала партизан снарядами. Под её прикрытием белые двинулись в атаку.

– Подпускай ближе!.. Береги патроны! – пронеслась команда от одного партизана к другому.

И лишь когда до противника осталось не больше ста сажен, партизаны открыли такой ураганный огонь, что казалось, от грохота можно оглохнуть. Атака белых захлебнулась. Потеряв многих убитыми и ранеными, они отошли к бору, на исходные позиции.

– Теперь жди новой атаки, – заметил Мамонтов, обращаясь к Громову. – Эх, скорее бы подходили шестой и седьмой полки! Без них нам трудненько достанется.

– Да-а…

А в это время первый, шестой и седьмой партизанские полки после выполнения заданий соединились в Селиверстово. Три дивизиона 6-го Кулундинского полка и эскадрон 2-го Славгородского полка под командой Шевченко, рослого, крепкого украинца с длинными, как у сечевика, усами и с вечной люлькой во рту, за что партизаны звали его "Тарас Бульба", только что вернулись из Новичихи. Совершив обходный рейд, они неожиданно напали на это село и разгромили резервы генерала Матковского, уничтожив около четырёхсот человек и захватив большие трофеи, в том числе 6 исправных пулемётов и 15 двуколок с патронами.

7-й полк "Красных орлов" под командой Колядо после трёхдневного боя в селе Павловском не успел вовремя прибыть в Мельниково, по пути налетел на двигавшихся в Солоновку пулемётную команду и взвод прикрытия 46-го полка и опрокинул их в Горькое озеро, также захватив большие трофеи.

Нужна была передышка – партизаны были измучены, но в Селиверстово их уже ждал посыльный от командования с приказом ударить на рассвете 15 ноября в тыл белым. Нужно было спешить – и пачки ночью двинулись на Солоновку.

А в Солоновке к этому времени сложилась тяжёлая обстановка. Белые, не сумев прямой атакой выбить из обороны партизан, предприняли обходной манёвр и по сути дела окружили село.

Солоновка была очень важным рубежом обороны. Сама природа сделала её таким. Южная и восточная окраины села окаймлены цепью мелких озёр, соединённых перешейками, заросшими лесом, а дальше протянулся густой бор. С запада и северо-запада раскинулась ковыльная степь. На юго-западе большую площадь перерезала широкая лощина. Потерять этот рубеж значило отдать преимущество в руки врага.

Понимало это и белогвардейское командование, и поэтому решило во что бы то ни стало взять Солоновку. Заняв дороги на Вознесенское и Егорьевку, 46-й Томский полк сомкнутым строем, без перебежек, двинулся на партизанские окопы. Это была "психическая" атака (которые в ту пору у белогвардейцев пользовались почётом и считались чуть ли не верхом военного искусства офицеров и пределом героизма солдат).

На этот опасный участок к перешейкам партизанское командование перебросило мадьярскую роту Макса Ламберга, подкреплённую пулемётной командой.

– Огонь открывать не торопись, – предупредил командира роты Громов. – Подпускай вплотную и тогда сыпь из всех стволов, от "психов" только щепки полетят.

– Это понятно, – улыбнулся Ламберг.

Интернациональная рота быстро заняла окопы, приготовилась к встрече белогвардейцев.

Чётко отбивая шаг, держа равнение, как на параде, идут колчаковцы. Винтовки на весу, штык в штык. Вот уже можно различить перекошенные злобой лица…

– Пора! – тихо говорит Максу Ламбергу Андрей Ковач.

– Сейчас, – согласно кивает головой Макс Ламберг и подаёт условный сигнал: "Огонь!"

Наперебой зататакали пулемёты, винтовочные выстрелы слились в один несмолкаемый залп. И же белогвардейская цепь изломалась, смялась.

Колчаковцы залегли. А в это время Мамонтов, как и под Сидоровском, пустил с южной опушки Касмалинского бора в обход тысячную конницу беженцев, вооружённых палками, дубинками, вилами и топорами, подкреплённую небольшим количеством партизан, вооружённых винтовками.

Вид широко раскинувшейся лавины конников, топот мчащихся на галопе лошадей, от которого, казалось, содрогается земля, как и следовало ожидать, нагнал на "психов" такого страха, что они в панике бежали под прикрытие леса.

Ночью в тыл колчаковцам зашли полки Кожина, Шевченко и Колядо, образовался "слоёный пирог": белые окружили партизан, а партизаны, в свою очередь, окружили белогвардейцев.

Ещё было темно, когда первый, шестой и седьмой полки пошли в атаку. Белые повернули пушки и пулемёты в их сторону и засыпали партизанские цепи пулями и снарядами. Многие погибли, раненых едва успевали отправлять на перевязочный пункт в Селиверстово. Партизаны залегли, прячась за буграми и другими естественными укрытиями.

Кинувшиеся на помощь 4-й Семипалатинский и 5-й Степной полки также были встречены плотным огнём белых и вынуждены были вернуться в окопы.

Мороз стал крепчать, а партизаны лежали на мёрзлой земле, покрытой тонкой коркой льда. Из батальонов 1-го Алтайского полка стали поступать донесения: "Под партизанами подтаивает снег, кое-кто обморозился". Однако командир 2-й дивизии Львов-Иванов приказал:

– Подниматься запрещаю. Пусть все лёжа кричат "ура", теплее будет, а беляки запасы патронов порастрясут, думая, что их атакуют.

Команда комдива быстро стала передаваться по цепи. В расположении первого полка рвануло мощное "ура". Только до полка "Красных орлов" эта команда "не дошла". Услышав крики "ура" со стороны соседнего полка, Колядо подумал, что соседи бросились на противника, и поднял своих партизан в атаку. Подавшись вперёд в седле, с саблей в руке, с красной лептой через плечо (ленту ему подарили в знак высокого уважения рабочие села Павловского), командир полка вёл за собой партизан-кавалеристов.