Текст книги "Цицерон и его время"

Автор книги: Сергей Утченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Однако, несмотря на такое отнюдь не вдохновляющее начало, проконсулат Цицерона – одна из наиболее удачных страниц в летописи его политической деятельности. Он проявил большую энергию, справедливость и снисходительность по отношению к подчиненным, отменил излишние расходы городов, связанные с содержанием наместников и отправлением благодарственных посольств в Рим, облегчил и уменьшил налоговый гнет. Особенное удивление в провинции вызвало его личное бескорыстие, его умеренность. «В его доме, – пишет Плутарх, – не было привратника, и ни один человек не видел Цицерона лежащим праздно: с первыми лучами солнца он уже стоял или расхаживал у дверей своей спальни, приветствуя посетителей». Впрочем, добиться репутации справедливого и мягкого правителя не составляло особого труда: слишком мало были избалованы провинциалы хорошим отношением к ним римских наместников. Буквально продолжая только что приведенную фразу, Плутарх не без некоторого удивления, а быть может, и недоверия сообщает о Цицероне: «Рассказывают, что он никого не высек розгами, ни с кого не сорвал платья, в гневе никогда не бранился, не накладывал унизительных и позорных наказаний».

Цицерону удалось за время его пребывания в провинции приобрести даже славу полководца. Не исключено, что этот неожиданный успех мог быть связан с тем обстоятельством, что одним из его легатов был Квинт Цицерон, который до того служил несколько лет в Галлии под началом Цезаря и приобрел, по–видимому, немалый военньш опыт.

Сначала речь шла об угрозе войны с парфянами. Они переправились через Евфрат и могли вторгнуться на территорию Сирии и Киликии. Однако этого не случилось, и Цицерон начал военные действия против горных племен Амана. Он одержал над ними крупную победу недалеко от Исса, что напомнило ему о знаменитом сражении Александра Македонского с Дарием. В результате этих успехов он был провозглашен своими войсками императором, т.е. получил право на триумф. После того он еще покорил в так называемой свободной Киликии довольно сильную крепость Пинденисс.

И тем не менее, как только истек срок его полномочий, он немедленно, даже не дождавшись появления преемника, покидает провинцию и устремляется в Рим. В конце ноября 50 г. Цицерон высаживается в Брундизии и уже с первых дней пребывания на родной земле охвачен глубокой тревогой, предвидя потрясения гражданской войны. На юге Италии он дважды встречается с Помпеем и пытается склонить его к примирению или хотя бы к компромиссу с Цезарем, но безуспешно.

4 января 49 г. – Цицерон под стенами Рима. Он не вступает в город, поскольку претендует на триумф, а может быть, и потому, чтобы под этим благовидным предлогом устраниться от участия в заседаниях сената, где он должен был бы уже открыто принять сторону либо Цезаря, либо Помпея. Но такие колебания не могли долго продолжаться: ближайшие события делали выбор неотвратимым и неизбежным.

* * *

Итак, за период с 55 по 51 г. (т.е. до отъезда в Киликию) Цицерон работал над тремя теоретическими трактатами: «Об ораторе» («De oratore»), «О государстве» («De republica») и «О законах» («De legibus»). Все три труда дошли до нас, хотя степень их сохранности далеко не одинакова.

Трактат «Об ораторе», «освященный теории красноречия, был закончен осенью 55 г. Цицерон сообщает об этом в одном из своих писем Аттику. Существующий текст сохранился в двух группах рукописей, из которых лучшая восходит к весьма древнему кодексу, найденному в 1422 г. и затем снова пропавшему.

Трактат представляет собой диалог, написанный в общей манере диалогов Платона и Аристотеля. Действие происходит осенью 91 г. на тускульской вилле Лициния Красса. Главные участники диалога – сам Лициний Красс и Марк Антоний, оба знаменитые ораторы и« консуляры. Кроме того, в диалоге принимают участие несколько других видных ораторов и законоведов.

В первой из трех книг трактата речь идет об ораторе, его качествах и основных требованиях к нему, во второй – об отборе и расположении риторического материала, в третьей – о стиле, о форме изложения. Что касается источников Цицерона в этом трактате, то в общем он следует учению и взглядам представителей Академии, в частности, по мнению некоторых ученых, Филону из Ларисы.

Главная особенность трактата заключается в том, что он отнюдь не «учебное пособие», подобное более раннему труду Цицерона «De inventione», и хотя в трактате «Об ораторе» определенное внимание уделяется технике красноречия, но техника имеет в данном случае лишь подсобное значение, основное – образ человека, способного (и достойного) осуществлять важнейшую государственную функцию: быть оратором.

Отсюда те высокие требования, которые Цицерон предъявляет к оратору. Мы знаем, что еще в год своего консулата, в речи за Мурену, Цицерон сравнивал и сопоставлял деятельность оратора с деятельностью полководца. Теперь основное внимание обращено на следующие условия. Оратор прежде всего должен быть философски образованным человеком, затем для него необходимо знание юриспруденции и истории. Перед этими основными условиями отступают на второй план такие тоже требуемые от оратора качества, как темперамент, такт, чутье и, наконец, владение определенной суммой технических приемов.

Трактат «Об ораторе» представляет особый и выдающийся интерес для историков, поскольку в нем Цицерон, пожалуй, наиболее полно и вместе с тем наиболее ярко излагает свое отношение к истории. Это отношение возникает как некий вывод из основной для автора посылки: может ли оратор писать историю? Ответ звучит, конечно, положительно, более того, подчеркивается то обстоятельство, что именно голосом оратора история приобщается к бессмертию. Сама же история панегирически характеризуется как «свидетель времен, свет истины, бессмертие памяти, наставница жизни, вестница прошлого».

Несколько ниже, как ответ на такой же вопрос, приводится обширный экскурс, посвященный развитию римской историографии и сравнению римских анналистов с греческими историками. Однако происходит все же некая метаморфоза. Сам вопрос фактически формулируется теперь уже по–иному, не так, как раньше, – может ли оратор «писать историю», – но скорее таким образом: можно ли вообще заниматься историей, не будучи оратором, не обладая соответствующими данными и подготовкой? Все последующее изложение и призвано доказать, что история развивается и совершенствуется в зависимости от развития риторики, красноречия. Если римские анналисты по сравнению с греческими авторами примитивны, неумелы и даже скучны, то это лишь потому, что они еще не овладели в полной мере искусством речи. Но ведь и греки находились в былые времена на таком же низком уровне.

Итак, история есть не что иное, как раздел ораторского искусства, только, к сожалению, у римлян недостаточно еще развитый. Но ее никоим образом нельзя сближать с поэзией, поскольку главная задача поэзии – доставлять людям удовольствие, в историческом же повествовании все должно быть направлено на то, чтобы сообщать им правду. Поэтому здесь действуют совершенно различные законы. И затем Цицерон дает следующую весьма примечательную формулировку основных «законов истории»: «…кто же не знает, что первый закон истории в том, чтобы не сметь сказать никакой лжи, затем – не сметь умолчать ни о какой правде и чтобы написанное не вызывало никакого подозрения ни в пристрастии, ни во враждебности».

Говоря об этих важнейших «законах истории», Цицерон дает ряд существенных указаний или наставлений как историку, так и оратору. Ведь материалом для них обоих служит нечто общее: факты и слова. Изложение фактов требует прежде всего точной локализации во времени, описания места действия. Кроме того, когда речь идет о значительных и важных событиях, то читатель (или слушатель) хочет выяснить сначала намерения, затем действия и, наконец, следствия, и потому историк (оратор) обязан удовлетворять возникающий интерес в определенной последовательности. Он должен начинать с изложения своей точки зрения на намерения действующих лиц; говоря же о действиях, он обязан осветить не только то, что было сделано (или сказано), но и как было сделано, а переходя к следствиям, необходимо вскрыть и все причины, как случайные и безотчетные, так и предусмотренные разумом. Нельзя также удовлетворяться только рассказами о деяниях выдающихся личностей; следует обрисовать их жизнь, их характеры.

Что же касается самой манеры изложения, т.е. уже не «фактов», но «слов», то эта манера должна быть спокойной и непринужденной, поток красноречия – плавным, без суровости судебного разбирательства и без непоколебимости судебного приговора. К сожалению, об этом нигде, ни в каких руководствах ораторам ничего не говорится, так же как и по поводу многих других – неглавных, но все же необходимых – качеств оратора, например умения убеждать, утешать, учить, предупреждать.

Эти «наставления» Цицерона чрезвычайно интересны. Они интересны и важны хотя бы уже потому, что позволяют взять под сомнение тот почти общепринятый взгляд, согласно которому римским историкам был чужд так называемый прагматический подход Полибия. Их занимало якобы лишь освещение фактической стороны событий; анализу внутренних связей и причин римская историография, дескать, не уделяла почти никакого внимания. В виде исключения упоминается обычно лишь Семпроний Азеллион, анналист, живший во времена Гракхов. В предисловии к своему труду он писал: «Недостаточно изложить только то, что было сделано, но еще следует показать, с какой целью и по какой причине это было совершено». Однако подобное заявление, если учесть вышеприведенные мысли и слова Цицерона, уже не представляется столь необычным и исключительным.

Таковы наиболее интересные и «актуальные», с нашей точки зрения, положения, развиваемые Цицероном в трактате «Об ораторе». Мы не ставили своей задачей дать более или менее подробный пересказ содержания всего трактата. Это и ненужно и невозможно. Так же мы будем поступать и в отношении других теоретических произведений Цицерона этих лет.

Трактат «О государстве» был начат в 54 г. и опубликован, по всей вероятности, в 51 г., незадолго до отъезда Цицерона в Киликию. За ним последовал трактат «О законах». Цицерон в данном случае подражал примеру Платона, который, как известно, дополнил свою «Политию» (очерк идеального государства) специальным и написанным с более «практических» позиций трудом «Законы». Работа Цицерона над его новым трактатом, начатая, видимо, в 52 г., едва ли была доведена до конца. И хотя Цицерон, как это явствует из его писем, собирался продолжить изучение подобных вопросов, трактат «О законах» так и остался незавершенным. Во всяком случае Цицерон сам его не публиковал: перечисляя в одном из своих произведений (в 44 г.) свои философские работы, он об этом трактате даже не упоминает.

Интересна судьба рукописи наиболее, пожалуй, знаменитого трактата Цицерона – «О государстве». Текст этого диалога до начала прошлого столетия считался утраченным и был известен только по отдельным цитатам и упоминаниям о нем у древних авторов, если не иметь в виду большого отрывка, которым заканчивался диалог в целом и который назывался «Сновидение Сципиона». Этот своеобразный фрагмент был сохранен для нас грамматиком V в. Макробием, написавшим к нему комментарий.

В эпоху Возрождения ценители и поклонники античности, начиная с Петрарки, разыскивали это сочинение Цицерона во всех книгохранилищах Европы, ездили с этой целью даже в Польшу, однако все попытки долгое время оставались безрезультатными. Только в начале XIX в. ученый, кардинал Анджело Май, префект Ватиканской библиотеки, нашел палимпсест (т.е. рукопись на пергамене, с которого был стерт первоначальный текст и написан новый), содержавший значительную часть первой и второй книг трактата, а также отрывки из третьей, четвертой и пятой книг; из текста шестой книги палимпсест не сохранил ни одного отрывка. В 1822 г. Май впервые издал рукопись, включив в нее фрагменты и цитаты, приводимые древними авторами и снабдив издание своими комментариями.

Сочинение Цицерона «О государстве» пользовалось довольно широкой известностью у современников. Так, например, один из корреспондентов Цицерона, Марк Целий Руф, писал ему в Киликию в середине 51 г.: «Твои книги о государстве высоко ценятся всеми». Но еще более популярным этот трактат становится в последующее время; этим и объясняется множество ссылок на него и цитат, сохранившихся в сочинениях древних авторов, начиная с Сенеки и Плиния Старшего. Интересно отметить, что многие положения трактата охотно использовались так называемыми отцами церкви, т.е. христианскими писателями, в особенности Лактанцием, и автором знаменитого в средние века труда «О граде божьем» Аврелием Августином. Эти два автора не только цитируют Цицерона, но и нередко пересказывают отдельные места и рассуждения из трактата.

Сочинение Цицерона «О государстве» написано им – опять–таки следуя примеру Платона – в форме диалога. Место действия – загородная усадьба Публия Сципиона Африканского Младшего, время действия – дни так называемых Латинских празднеств 129 г. до н. э. Главным действующим лицом диалога является сам Сципион; кроме него в диалоге принимают участие некоторые его друзья.

Работая над своим произведением, Цицерон не раз менял его замысел и построение. Он сам говорит об этом в одном из писем к своему брату Квинту. Первоначальный план, согласно которому в диалоге выступали лица, перечисленные выше, он по совету одного из своих друзей хотел изменить и «осовременить», сделав участниками диалога самого себя и своего брата. Но в конечном итоге все же вернулся к прежнему плану: диалог ведется в ту эпоху, когда римское государство, по мнению Цицерона, процветало.

Общая структура трактата следующая: он состоит из шести книг – по две книги на каждый день беседы, которая, таким образом, длится три дня. Каждый день посвящен обсуждению определенного вопроса: книги первая и вторая – вопросу о наилучшем государственном устройстве, книги третья и четвертая – философскому обоснованию понятия государства (исходя из идеи справедливости) и, наконец, книги пятая и шестая – вопросу о наилучшем государственном деятеле. Как уже было отмечено, весь трактат завершается неким апофеозом – сновидением. Сципиона Младшего, во время которого ему является знаменитый победитель Ганнибала Сципион Африканский Старший. Последний предсказывает приемному внуку блестящую судьбу и вместе с тем объясняет ему, что людям, которые верно служили отечеству, уготовано бессмертие и вечное блаженство.

Не составляет особого труда определить источники, которые использовал Цицерон в трактате «О государстве». Они перечисляются самим автором. Так, упоминая в одном из своих более поздних произведений интересующий нас трактат, Цицерон говорит о таких источниках, как Платон, Аристотель, Феофраст (и вообще школа перипатетиков), в самом же трактате помимо многократных упоминаний имени Платона можно найти ссылки на Полибия и Панэтия. Как в свое время правильно отметил немецкий исследователь В. Шур, трактат «О государстве» объединяет в одно целое политические теории Средней Стои с практическим опытом римского консула.

Трактат «О законах» сохранился в двух главных кодексах (списках), восходящих к IX и X вв. Как уже было указано, это произведение Цицерона, служившее как бы дополнением к диалогу «О государстве», осталось незаконченным. К тем соображениям, которые приводились выше как доказательства незаконченности трактата (отъезд Цицерона в Киликию, упоминание о намерении снова взяться за эту тему в письме к Варрону от 46 г. и, наконец, отсутствие названия трактата в перечне философских произведений, составленном самим Цицероном), можно добавить еще следующий аргумент: диалоги, которые Цицерон издавал сам, он обычно снабжал предисловием; данный трактат его не имеет.

Трактат «О законах» написан также в форме диалога, который, однако, происходит в современной Цицерону обстановке. Участники диалога – сам Цицерон, его брат Квинт и друг Цицерона Тит Помпоний Аттик. До нас дошли три книги трактата, но так как у Макробия есть упоминание о пятой книге, то некоторые исследователи предполагают, что все произведение по аналогии с трактатом «О государстве» состояло из шести книг. Наиболее обработанной и законченной представляется первая книга диалога, дошедшая до нас в хорошей сохранности, хотя и в ней встречаются лакуны; во второй и третьей книгах многoe производит впечатление первоначальных набросков.

Первая книга трактата содержит рассуждения о естественном праве, вторая – о «праве божественном», третья – о магистратах. Законы, изложенные во второй и третьей книгах, переданы архаизированным языком, воспроизводящим колорит старины; о содержании книг, не дошедших до нас, судить трудно, хотя на этот счет в литературе высказывались различные предположения.

Источниками Цицерона в трактате «О законах» были Платон и Хрисипп, один из наиболее плодовитых писателей стоической школы, автор сочинения, которое тоже называлось «О законах». Из представителей Средней Стой несомненно влияние Панэтия и в какой–то мере Антиоха Аскалонского (известного, кстати сказать, еще и тем, что он пытался согласовать учение Стой с Академией).

Таковы в общих чертах состояние двух интересующих нас памятников, их структура и, наконец, краткий обзор источников, использованных Цицероном при работе над этими трактатами, которые представляют собой по авторскому замыслу единое целое и, пожалуй, могут считаться наиболее ярким выражением политико–философских теорий, имевших хождение среди наиболее образованной, «интеллигентной» и умеренно консервативной части господствующих слоев Рима.

Мы не имеем возможности касаться всего круга проблем, затрагиваемых Цицероном в его философских диалогах. Поэтому рассмотрим лишь те вопросы, которые представляются нам наиболее важными для выяснения политико–философских воззрений самого Цицерона, а именно: теорию наилучшего государственного устройства и рассуждение о государственном деятеле (диалог «О государстве») и теорию естественного права (диалог «О законах»).

Все теории государства в античную эпоху, как это было однажды справедливо отмечено, развивались по существу в довольно ограниченных пределах и сводились к двум основным вопросам: о государственных формах и о лучшей из этих форм. Ответом на эти вопросы, как бы венчающим развитие политико–философских воззрений, было учение о смешанной форме государственного устройства. Проникновение этого учения в Рим связано с усилением эллинистических влияний и, в частности, с деятельностью Полибия. Полибий же, несомненно, был одним из основных источников Цицерона в первой книге трактата «О государстве». Не случайно изложение теории смешанного устройства ведется устами именно Сципиона, в кружке которого и состоял Полибий.

Сципион начинает свой экскурс с упоминания о правиле, которым, по его мнению, следует руководствоваться при обсуждении любого вопроса. «Если насчет названия предмета исследования все согласны, то надо разъяснить, что именно обозначают этим названием; если насчет этого тоже согласятся, то только тогда будет дозволено приступить к беседе; ибо никогда нельзя будет понять свойства предмета исследования, если сначала не поймут, что он собой представляет».

После этого более чем предусмотрительного замечания Сципион переходит к определению государства. Он говорит, что государство (т.е. res publica) есть не что иное, как «дело народа» (res populi). Затем кратко излагается причина возникновения государства (врожденная потребность людей жить совместно) и дается определение его сущности (совокупность людей, связанных общностью права и интересов). После этого Сципион приступает к перечислению основных форм государственного устройства. Он отмечает три простых формы: монархию, аристократию и демократию; ни одну из этих форм он не считает совершенной. Главный и основной недостаток заключается в том, что каждая из этих форм, взятая в отдельности, неустойчива и легко вырождается в соответствующую ей извращенную форму. Так возникают круговороты сменяющих друг друга государственных форм, от чего застрахована лишь некая четвертая форма, которая как бы смешана из трех названных выше.

Однако определения этой наиболее устойчивой формы пока не дается. Другой участник диалога, Лелий, перебивает Сципиона и просит его сообщить, какую из трех названных простых форм он все же считает наилучшей. Ответ на этот вопрос дает Сципиону возможность изложить взгляды сторонников каждой из государственных форм, и только на повторный вопрос Лелия он высказывает свою точку зрения и говорит, что если необходимо выбрать одну из «чистых» форм, то он предпочел бы царскую власть.

Затем Сципион ссылается на различные примеры, пытаясь убедить Лелия в правильности этой мысли, и лишь в самом конце первой книги диалога дает развернутое определение смешанного государственного устройства и отмечает его преимущества. Это устройство должно объединять элементы трех вышеназванных простых форм таким образом, «чтобы в государстве было нечто выдающееся и царственное, чтобы некая часть власти была уделена и вручена авторитету первенствующих людей, а некоторые дела были предоставлены суждению и воле народа». Преимуществами этого смешанного устройства следует считать, во–первых, «так сказать, великое равенство; во–вторых, прочность, так как нет оснований для переворота или вырождения там, где каждый занимает подобающее ему место».

Таково в общих чертах учение Цицерона о наилучшем государственном строе, изложенное устами Сципиона. Отметим ту любопытную деталь, что из простых форм он – хотя и с определенными оговорками – предпочитает царскую власть. Этот момент в какой–то мере подводит нас к следующей основной проблеме – к учению Цицерона о наилучшем государственном деятеле.

Поскольку высказывания о государственном деятеле в тех книгах диалога, которые посвящены именно этому вопросу, т.е. в пятой и шестой книгах, чрезвычайно фрагментарны или содержатся в наименее точных эксцерптах (заимствованиях у других авторов), они, конечно, не могут дать нам четкого представления о концепции Цицерона (если в данном случае вообще можно говорить о более или менее разработанной концепции). Все же некоторые намеки, некоторые терминологические детали, а главным образом предпочтение, отдаваемое Цицероном царской власти, по сравнению с другими «чистыми» формами приводили многих исследователей к выводу, что Цицерон в своем трактате пропагандировал монархический идеал государственного деятеля.

По нашему мнению, монархическое толкование Цицеронова идеала едва ли состоятельно. Нам представляется наиболее приемлемой точка зрения, сравнительно недавно высказанная И. Фогтом. По его мнению, Цицерон имел в виду, конечно, не монархию, как таковую, но некую форму «аристократического руководства», которая еще в далеком прошлом римского государства (а «государство предков» – идеал Цицерона) не раз в случае надобности воплощалась в руководстве персональном.

И действительно, Цицерон в согласии с традиционной римской точкой зрения, выраженной в стихе Энния: «Древний уклад и мужи – вот римской державы опора», считает, что процветание государства обязано взаимодействию именно этих двух факторов. Следовательно, для восстановления былого процветания государства нужна прежде всего нравственная реформа; но она, очевидно, может быть проведена только каким–то руководящим деятелем, способным выполнить такую задачу в силу своих гражданских и нравственных достоинств. Подобного реформатора Цицерон и называет «правителем государства» (rector rei publicae или rector civitatis).

На основании пятой и шестой книг диалога «О государстве» можно убедиться в том, что Цицерон, употребляя термин rector, всегда имел в виду «аристократа–реформатора» – Сципиона, Л. Эмилия Павла, Катона Старшего, Гракха–отца и т. п., а в конечном счете примерял к этому идеалу государственного деятеля даже самого себя. Все это достаточно определенно свидетельствует о том, что монархический оттенок никак не приложим к интересующему нас термину.

В трактате «О государстве» перечисляются лишь качества и обязанности ректора, но отнюдь не его права. Цицерон требует от политического деятеля благоразумия, торжества разума над низменными страстями, таких достоинств, как мудрость, справедливость, воздержанность, красноречие и даже знание сочинений греческих авторов.

Какие же задачи призван решать этот политический деятель, в каких случаях и каким образом он должен вмешиваться в ход государственных дел? Ответ на этот вопрос содержится в одной из речей Цицерона, где он определяет свою собственную норму поведения как государственного деятеля: «Я выполнил свои обязанности консула, ничего не совершив без совета сената, ничего – без одобрения римского народа, на рострах всегда защищая курию, в сенате – народ, объединяя народ с первенствовавшими людьми, всадническое сословие – с сенатом». Цицерон так действовал, будучи консулом, но если государственные учреждения или магистраты оказываются не на высоте, то именно в этот момент и должен выступить «лучший гражданин» (он может быть и частным лицом, а не обязательно магистратом) в качестве «ректора» и охранителя государства.

Перейдем теперь к рассмотрению последней из интересующих нас проблем – к проблеме естественного права. Она в свое время разрабатывалась еще софистами. Затем эта проблема привлекла к себе внимание стоиков, но, как уже было указано выше, если и можно говорить о влиянии классических представителей стоической школы на Цицерона (в частности, о влиянии Хрисиппа), то подобное влияние едва ли было непосредственным. Ближе всего Цицерон был связан с философскими течениями II – I вв. до н. э. (так называемый период эклектизма).

Определение «истинного закона» как некоего правильного положения, соответствующего природе, распространяющегося на всех людей, постоянного и вечного, которое призывает к исполнению долга, приказывая, и отпугивает от преступления, запрещая, дано еще в трактате «О государстве». Начиная же свое рассуждение в диалоге «О законах», Цицерон прежде всего говорит о необходимости охватить вопрос в целом, т.е. сначала выяснить самое природу права, а затем перейти к рассмотрению законов, на основании которых государство управляется, в том числе и к рассмотрению так называемых гражданских прав.

Затем следует определение: «Закон… есть заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что следует совершать, и запрещающий противоположное». Разум этот, когда он проникает в человека и укрепляется в нем, и есть закон. Следовательно, понятие права следует выводить из закона; он – «мерило права и бесправия». Что касается писаных законов – а обычно люди только их и считают законами, – то такое толкование практически приемлемо, однако при установлении права следует исходить из того высшего закона, который, будучи общим для всех времен, возник раньше, чем любые писаные законы, раньше, чем возникло какое бы то ни было государство.

Далее Цицерон, подчеркивая преемственность между обоими своими трактатами, говорит, что все законы необходимо сообразовать с тем государственным устройством, превосходство которого было доказано Сципионом. После этого он переходит к рассмотрению вопроса о законах как главной связи между людьми и божеством. «Так как лучше разума нет ничего и он присущ и человеку, и божеству, то первая связь между человеком и божеством – в разуме». Но разум есть закон; следовательно, люди связаны с богами также и законом. А все те, кто связан между собой общими правами и законами, представляют единую общину (civitas). Поэтому весь мир можно рассматривать как единую общину богов и людей.

И наконец, в трактате проводится еще одна важная мысль. Сначала ее в общей форме высказывает Аттик: «Во–первых, мы снабжены и украшены как бы дарами богов; во–вторых, у людей существует лишь одно равное для всех и общее правило жизни, и все они связаны, так сказать, природным чувством снисходительности и благожелательности, а также и общностью права». Таким образом, чувство социальной общности, влечение людей друг к другу тоже заложены в самой природе и тесно связаны с понятием справедливости. «Справедливости вообще не существует, если она не основана на природе, а та, которая устанавливается в расчете на пользу, уничтожается из соображений другой пользы». Более того, если не считать природу основанием права и законов, то все доблести: благородство, любовь к отчизне, чувство долга, желание служить ближнему, чувство благодарности – все это уничтожается, ибо подобные чувства возникли и могли возникнуть лишь потому, что «мы, по природе своей, склонны любить людей, а это и есть основа права».

Итак, основа права не мнения людей, но природа, не писаные законы, созданные – людьми, но природный, естественный закон, который одновременно есть высший разум, справедливость и который служит связующей нитью между людьми и богами. И только руководствуясь им, люди способны отличать право от бесправия, честное от позорного, доброе от злого и стремиться к праву и к тому, что честно и справедливо, ради самих этих доблестей. Ибо нет на свете ничего более несправедливого, чем желание награды или платы за справедливость.

Таковы основные положения теории естественного права, развиваемые Цицероном в трактате «О законах». Как сам характер этих идей, так и непосредственные указания автора свидетельствуют о том, что данный трактат – логическое развитие и дополнение диалога «О государстве». Если же иметь в виду основные принципиальные положения этого первого трактата, т.е. учение о наилучшем государственном устройстве и учение о государственном деятеле, то все эти, взятые вместе, отправные посылки политико–философских воззрений Цицерона можно рассматривать как базу, фундамент, на котором возведено единое здание обоих диалогов.

В заключение следовало бы остановиться на вопросе, который тесно связан со всем предыдущим изложением. В каком соотношении находятся теоретические построения Цицерона с его практическими политическими позициями? Существует ли вообще такая связь?

Касаясь этого вопроса, мы, очевидно, должны вернуться к основным политическим лозунгам Цицерона. Здесь мы имеем в виду прежде всего лозунг «согласие сословий», верность которому Цицерон сохранял до конца своей жизни и политической деятельности (но, как мы знаем, не с самого ее начала!). Недаром во второй книге диалога «О государстве» дается чрезвычайно поэтичное сравнение гармонии в области музыки и пения с гармонией сословий: «… так и государство, с чувством меры составленное путем сочетания высших, низших и средних сословий… стройно звучит благодаря согласованию даже несходных начал».