Текст книги "Цицерон и его время"

Автор книги: Сергей Утченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Что касается современной историографии Древнего Рима, то новейшие данные, главным образом археологические находки и открытия, часто предостерегают против слишком скептического отношения к традиции. Крайности гиперкритического метода все больше выходят из моды. Путь современной науки, в особенности, когда речь идет о раннем периоде римской истории, – путь трезвости и осторожности, что означает: отказ от какой–либо идеализации античности и слепого доверия традиции, отказ от увлечений деструктивного метода и гиперкритики, опора на твердые, по возможности, данные, проверка и подкрепление исторической традиции всем тем материалом, который могут «поставить» вспомогательные дисциплины – археология, эпиграфика, нумизматика, папирология. Но этот «трезвый путь» исследования, однако, не исключает романтики гипотез и обобщений!

* * *

Итак, ретроспективный взгляд на процесс становления римской державы! Ранняя история Рима… Но ведь буквально каждый факт, каждое событие этой истории – нерешенная и сложная проблема!

Например, вопрос об основании Рима. Сами римляне с гордостью утверждали, что нет, пожалуй, на земле другого такого народа, который подобно им, римлянам, знал бы историю своего родного города не только со дня основания, но даже с момента зачатия самого основателя!

Каноническая легенда, повествующая об основании Рима, известна достаточно широко. Она связывает это событие с древнегреческой историей, с гибелью Трои, с бегством одного из участников Троянской войны, Энея, который после долгих странствий высадился в Италии и женился на дочери местного царя Латина.

В дальнейшем один из потомков Энея царствовал в городе Альба–Лонге (основанном якобы сыном Энея, Асканием–Юлом), но был свергнут с престола своим честолюбивым братом. Дочь свергнутого царя, Рею Сильвию, сделали весталкой, т.е. жрицей богини Весты. Весталки были обязаны давать обет безбрачия. Тем не менее Рея Сильвия родила – по преданию, от самого бога Марса – двух близнецов. Разгневанный царь отдал приказ утопить младенцев. Один из рабов отнес их в корыте к реке, пустил по течению, но дети не утонули и были вынесены волной под смоковницу. Здесь их нашла волчица и накормила своим молоком. Затем детей подобрал пастух, принес домой, дал близнецам имена Ромул и Рем и вместе с женой воспитал их.

Когда близнецы выросли, тайна их рождения раскрылась. Они свергли в Альба–Лонге незаконно захватившего власть царя и восстановили на престоле своего деда. Сами же они попросили у него разрешения основать новый город. Однако при основании города братья жестоко поссорились и Ромул убил Рема. Так был, в согласии с легендой, основан город Рим, который Ромул назвал по своему имени (Roma – от Romulus). Он же и стал первым царем Рима. В дальнейшем римские антиквары и историки «вычислили» дату основания города с большой точностью: это событие произошло якобы 21 апреля 753 г. до н. э. Само собой разумеется, что дата эта искусственная и может быть принята лишь условно.

Что остается от легенды в свете современных воззрений на основание города и зарождение римского государства? Легенда, в том виде, в каком она дошла до нас (и как она нами изложена), представляет собой весьма сложный, формировавшийся на протяжении многих десятилетий сплав местных, древнеиталийских элементов с различными эллинистическими мотивами и сюжетами. Еще сравнительно недавно многие ученые совершенно игнорировали италийские элементы и считали поэтому, что легенда сложилась довольно поздно – тогда, когда у римлян возникло стремление производить себя от греков, от их государственности и культуры. Подобное же стремление возникло, очевидно, лишь после того, как Рим подчинил себе греческие города Южной Италии, т.е. не ранее III в. до н. э. Однако в самое последнее время эта точка зрения подверглась определенному пересмотру: некоторые археологические находки подтверждают значительно более раннее происхождение легенды.

Чрезвычайно интересно, что данные традиции в сочетании с новым археологическим материалом позволяют уточнить как хронологию возникновения Рима, так и общее представление об основных этапах развития города. Например, есть основания полагать, что традиция, подчеркивающая приоритет скотоводства над земледелием по отношению к «догородскому», «доримскому» населению долины Тибра, должна быть признана достоверной. В этой связи проясняется значение одной даты, а именно – 21 апреля. Дело в том, что в этот день торжественно отмечался древнейший пастушеский праздник – парилии, о чем нам сообщает ряд авторов.

Стратиграфические раскопки на Форуме и Священной дороге (Гьерстад), на Палатине (Романелли) дали примерное подтверждение традиционной даты основания Рима. Правда, превращение Форума в центр экономической и политической жизни археологи относят ныне к более позднему времени – к первой четверти VI в. до н. э. Археологический материал позволяет также решить вопрос: развивался ли Рим как город из некоего единого центра, например из Палатина, как считали сами римляне, или город возник в результате слияния (синойкизма) отдельных поселений на холмах. Большинство археологов склоняется в наше время к точке зрения, признающей процесс, кстати сказать, длительный и сложный, слияния отдельных изолированных общин.

Что касается известного утверждения письменной традиции о том, что древнеримская община сложилась из трех этнических групп: латинян, сабинян и этрусков, то едва ли можно безоговорочно признать этот факт доказанным и подкрепленным археологией. И хотя в некрополях, обнаруженных на территории Рима, мы сталкиваемся с двумя различными обрядами погребения – трупосожжение и трупоположение, – это еще не дает нам достаточных оснований считать, как Гьерстад и некоторые другие археологи, эти различные типы погребений соответственными показателями, характеризующими наличие двух самостоятельных культур, а следовательно, и двух самостоятельных этнических группировок (латинян и сабинян).

Древнейший период собственно римской истории, т.е. после образования Рима в качестве городского центра, принято именовать «царским периодом». Гиперкритика начисто отрицала историчность семи римских царей и всю традицию, относящуюся к царскому периоду, признавала насквозь легендарной и этиологичной. Еще Швеглер утверждал, что по крайней мере первые римские цари – вымышленные лица; Пайс, например, считал Тарквиния божеством Тарпейской скалы и весь традиционный рассказ о нем – этиологичеким мифом.

Современная наука подходит к традиционным данным о царском периоде более осторожно. Причиной этому то обстоятельство, что ряд сведений, считавшихся явно легендарными, был подтвержден новым археологическим материалом. Конечно, древнейший период римской истории расцвечен многочисленными легендами и преданиями, неправдоподобен во многих своих деталях, но вместе с тем некоторые факты этой ранней истории можно считать твердо установленными. Так, в настоящее время не вызывает сомнений факт господства в Риме этрусской династии Тарквиниев, а, следовательно, представители этой династии (Тарквиний Старший, Сервий Туллий и последний царь – Тарквиний Гордый) могут быть признаны реально существовавшими деятелями.

Менее ясен вопрос о путях утверждения самой этрусской династии. Было ли это связано с этрусским завоеванием Рима, как то признается рядом ученых? Или этрусские правители – в соответствии с исторической традицией – пришли к власти мирным путем, без насильственного ее захвата? Быть может, правление этрусской династии, как и наличие этрусского квартала в раннем Риме или как многочисленные «этрускизмы» в политической и религиозной жизни, в языке и быту римлян, – всего лишь свидетельство мирного и благотворного влияния соседнего общества, соседнего государства с более высокоразвитой политической системой и цивилизацией? Вероятно, по современному состоянию источников однозначное решение вопроса – т.е. в пользу завоевания или в пользу «мирного проникновения» – едва ли возможно, да и, пожалуй, для нас оно не имеет решающего значения: важен сам факт достаточно глубокого и длительного влияния этрусков на Рим.

С гораздо большей степенью вероятности можно говорить о другом явлении – об изменении сущности и характера царской власти в Риме в результате этрусского влияния. Если в первоначальной, быть может, латинско–сабинской, общине власть и положение царя приближались к положению греческих басилевсов, т.е. племенных вождей, часто даже выборных, то в период правления этрусской династии картина явно меняется. Исключительное положение царя, полнота власти, безусловное право приказа – все эти прерогативы верховного властителя, которыми, очевидно, обладали последние римские цари, идут, несомненно, от этрусков, как и внешние знаки царского достоинства, – пурпурное одеяние, трон слоновой кости, свита ликторов, фасцы, опять–таки свидетельствующие об особом и исключительном положении его носителей.

На это представление о древнеримской монархии, которое сложилось у ряда современных исследователей, снова оказала определенное воздействие археология. Данные раскопок свидетельствуют об изменении лица города: именно в это время происходит слияние разрозненных поселений в единую общину, возникновение Форума как средоточия экономической и общественной жизни, включение в городскую черту Капитолийского холма, украшение города общественными постройками, т.е., другими словами, наблюдается переход от примитивных «деревенских» форм жизни к этрусской городской культуре.

Безусловным рудиментом централизованной монархической власти в древнейшем Риме следует считать сохранение у римских магистратов и в историческое время империя – явления, которому нельзя найти аналога в античном мире. Что такое империй? Верховная и неограниченная власть, власть неделимая, всеобъемлющее право приказывать гражданам именем всей общины.

Республиканский строй, установившийся в Риме, согласно традиции, как результат изгнания этрусских властителей, полностью сберег представление о всеобъемлющей власти. В этом состоит один из самых любопытных исторических феноменов. Из весьма неясных и запутанных традицией событий, связанных с установлением республики, выдается один исторически бесспорный факт: вместе с уничтожением царской власти отнюдь не уничтожены ее основные прерогативы, наоборот, они унаследованы республикой. В основном высшие республиканские магистраты оказываются тем же самым, чем был царь.

И действительно, за исключением жреческих обязанностей, полнота царской власти перешла к высшим магистратам, причем с ее внешними признаками и выражением: свитой ликторов и фасцами. Соблюден также монархический принцип неделимости и единства власти. Понятие должностной компетенции, т.е. определенной сферы деятельности, в высших римских магистратурах отсутствует; власть не дробится и не имеет «розничных» функций. И в дальнейшем, если даже наблюдается некое общее и «превентивное» ограничение империя (коллегиальность, право интерцессии и т. п.), то нет, конечно, и речи о его дроблении, «расщеплении», как то было, например, с властью басилевса в Афинах. Таков стойкий рудимент неограниченной монархии, оставленный в наследство республике этрусскими властителями.

Поскольку мы не раз уже упоминали об этрусках, этрускизмах и были вынуждены считаться с фактом этрусского влияния на Рим, то, очевидно, следует дать какое–то представление о самом этрусском народе и его цивилизации. Это следует сделать хотя бы потому, что вопрос об этрусках – еще далеко не решенная проблема.

Бесспорно, Этрурия была некогда великой державой древнего мира. Однако даже в пору своего наивысшего расцвета она не представляла собой единого и централизованного государственного образования. Каждый этрусский город – а этруски с самых ранних времен были представителями и носителями именно городской цивилизации – вел самостоятельное и независимое существование, претендуя на положение города–государства. Правда, в эпоху укрепления этрусского могущества возникла федерация из двенадцати этрусских городов, но и в составе этой федерации каждый входящий в нее город сохранял политическую и экономическую самостоятельность, связующей нитью была лишь религия – общий культ и общие святилища.

Этрусскими городами управляли, видимо, сначала цари, а затем коллегии выборных лиц (zilath). Фактически власть находилась в руках представителей знатных родов, их старейшин (лукумоны). Города Этрурии рано стали цветущими центрами ремесла и торговли. В те времена торговля была тесно связана с пиратством; грозная слава этрусских (или, как называли их греки, тиреннских) пиратов гремела по всему Средиземноморью.

Этрусские мастера славились совершенством обработки металлов, выделкой зеркал и ваз, тонкими ювелирными изделиями из золота и слоновой кости. Встречаются этрусские художественные изделия из янтаря, который привозился с берегов Балтийского моря. Этруски вели оживленную морскую торговлю с греками, египтянами, карфагенянами и другими народами.

Не менее важной отраслью этрусской экономики было сельское хозяйство. Так как значительную часть территории Этрурии занимали горы, трясины и болота, то почва требовала тщательной обработки. В связи с этим этруски широко практиковали строительство различных дренажных сооружений, водоотводных каналов и т. п. Некоторые косвенные данные позволяют предположить, что в сельском хозяйстве использовался труд рабов, однако рабство едва ли было широко развито и рабы еще не могли стать преобладающей рабочей силой.

Расцвет этрусского могущества падает на VII – VI вв. Этрусские города ведут в это время активную экспансионистскую и колонизационную политику как на севере, так и на юге Италии. Они распространяют свое господство почти на весь Апеннинский полуостров, а в VI в. экспансия этрусков выходит даже за его пределы и они захватывают Корсику. Это приводит к столкновению с западными греками, которые также претендовали на Корсику, и вместе с тем к союзу с другой крупной державой западного Средиземноморья – с Карфагеном. В 535 г. этруски совместно с карфагенянами приняли участие в крупном морском сражении у берегов Корсики, в итоге которого греки были вынуждены оставить остров.

К этому же времени относится и проникновение этрусков в Рим. Был ли Рим захвачен ими в результате вооруженной борьбы или господство династии этрусских царей установилось мирным путем, факт остается фактом – Рим как город–государство возник именно в это время, и только благодаря этрускам он превратился из разрозненных и мелких деревень в спланированный по определенным архитектурным канонам городской центр.

Этрусское могущество оказалось, однако, недолговечным. В конце VI в. разгорается междоусобная борьба между этрусскими городами, примерно к этому же времени приурочивается традиционная дата восстания римлян против этрусков. В 474 г. до н. э. в морском сражении у Кум этрусский флот терпит сокрушительное поражение от сиракузского тирана Гиерона. Это был весьма чувствительный удар, который подорвал репутацию Этрурии как первостепенной морской державы. Ослабление этрусков идет параллельно с усилением римлян, и этрусские города один за другим подпадают под власть Рима. Эти захваченные города постепенно романизуются, сюда переселяются римские колонисты, древние обычаи и традиции, даже самый язык, забываются.

Таковы в общих чертах наши сведения об этрусках и кратковременном расцвете их могущества.

В чем же состоит сложность так называемой этрусской проблемы, в чем загадочность этрусков как исторического явления? Основная и неразрешимая пока загадка – этрусский язык. До нас дошло большое количество – в общей сложности более девяти тысяч – этрусских надписей, обнаруженных на надгробиях, урнах, вазах, зеркалах, черепицах. Один из самых больших этрусских рукописных памятников называется «льняной книгой» (liber linteus), ибо написан на льняной ткани. Наиболее ранние из известных нам этрусских надписей относятся к VII в. до н. э., наиболее поздние – к I в. до н. э.

На первый взгляд чтение этрусских надписей не представляет особых трудностей. Этрусский алфавит основан на древнегреческом и в свою очередь послужил основой для алфавита латинского. Но легкость чтения оказывается обманчивой, поскольку сам язык настолько обособлен, что не может быть сопоставлен ни с одним из известных нам языков. Этрускологи пытались расшифровать его при помощи греческого, латинского, германских и славянских языков, некоторые, не довольствуясь индоевропейской группой, сопоставляли его с семитскими, кавказскими, малоазийскими языками, а кое–кто – видимо, с отчаяния – даже с японским. Но все попытки дешифровки оказались напрасными, и, хотя они ведутся в общей сложности более ста лет, мы твердо знаем всего лишь несколько этрусских слов и несколько несложных грамматических форм.

Сравнительно недавно, в 1964 г., археологи совершили сенсационное открытие – в районе древнего города Пирги (в 50 км от Рима) были найдены три золотые таблички, покрытые этрусскими и пуническими (карфагенскими) письменами. Две из них, по мнению археологов, были изготовлены и прикреплены одновременно, следовательно, могли содержать идентичный текст. Если б это было так, мы имели бы двуязычную надпись (билингву) и пунический текст мог бы оказать существенную помощь для дешифровки текста этрусского. Но, к сожалению, эта надежда не оправдалась – тексты близки друг к другу по содержанию, но вовсе не идентичны и потому нельзя при помощи одного из них дешифровать (переводить) другой.

Второй неразрешимой (или по крайней мере нерешенной) загадкой следует считать вопрос о происхождении этрусков. Он, несомненно, связан с первой загадкой и даже как бы вытекает из нее, ибо раскрытие тайны языка почти бесспорно решило бы и вопрос о происхождении народа.

В древности существовало, строго говоря, две версии о происхождении этрусков. По свидетельству «отца истории», знаменитого Геродота, этруски переселились с территории Малой Азии и, следовательно, пришли в Италию с востока. Разновидностью этой версии можно считать рассказ Ливия, согласно которому этруски появились в Италии, перейдя через Альпы, т.е. с севера.

Другую точку зрения на происхождение этрусков высказывает Дионисий Галикарнасский, историк, живший в Риме в конце I в. н. э., но родившийся в малоазийском городе Галикарнасе. Он по существу полемизирует с Геродотом, отрицая малоазийское происхождение этрусков, и считает, что они вовсе не пришельцы, а коренное, местное (автохтонное) италийское население.

В современной науке также представлены обе эти точки зрения. Сторонники теории восточного происхождения этрусков считают их приход в Италию одной из «волн» так называемого эгейского переселения, подчеркивая, что этруски прибыли в Италию не все одновременно, но отдельными более или менее значительными группами. Противники этой точки зрения выдвигают следующее соображение: если этруски пришли в Италию с востока морским путем, то чем объяснить тот странный факт, что все города, основанные ими, находятся не на морском побережье, а вдали от него? Как теория восточного, так и теория автохтонного происхождения, этрусков имеют свои сильные и слабые стороны. Но так как ни той, ни другой нельзя отдать решительного предпочтения, то в последнее время пользуется наибольшим распространением новая точка зрения, идущая главным образом от крупнейшего итальянского этрусколога Массимо Паллотино, которая переносит центр тяжести с вопроса о происхождении этрусков на изучение проблем этрусской истории и культуры. При таком подходе исследователь, конечно, может опереться на более твердые, часто даже бесспорные факты.

И наконец, еще одна крупная и тоже далеко не решенная проблема ранней истории Рима. Это – вопрос о происхождении плебеев. На основании неоднократных упоминаний древних авторов мы знаем, что древнейшая римская община состояла из патрициев, клиентов и плебеев. Происхождение последней социальной группировки наиболее спорно и неясно.

Решение этого вопроса было предложено еще Нибуром. И хотя с тех пор был накоплен новый материал (правда, не очень значительный) и возникли новые гипотезы, точку зрения Нибура ни в коем случае нельзя считать отвергнутой, неправильной, она лишь до известной степени модифицирована.

Безусловной заслугой Нибура было то, что он первым из европейских исследователей подчеркнул значение родовой организации в древнейшем Риме. Ф. Энгельс в своей знаменитой работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», как известно, критиковал Нибура за то, что тот понимал род лишь как группу семей, но вместе с тем присоединялся к его общему представлению о социальной структуре ранней римской общины.

Нибур считал, что население Рима в древнейшее время состояло из 300 родов. Каждые 10 родов объединялись в курию, каждые 10 курий – в трибу. Таким образом, всего существовало три трибы, из которых каждая была первоначально особым племенем. Исходя из названий древнейших триб, сохраненных нам традицией, – Рамны, Тиции и Луцеры и их описания, Нибур считал эти трибы объединением соответственно латинских, сабинских и этрусских родов. Упомянутые же 300 родов в целом составляли, следовательно, римский народ (populus Romanus), к которому мог принадлежать лишь тот, кто был членом рода, а через свой род – членом соответствующей курии и трибы.

Политическое устройство древнейшей римской общины выглядело следующим образом. Органом верховной власти считалось народное собрание по куриям, или, как называли его сами римляне, куриатные комиции, в которых принимал участие весь populus Romanus. Народное собрание утверждало или отвергало новые законы, решало вопрос о мире и войне и, как высшая инстанция, имело право выносить смертный приговор римским гражданам. На народном собрании избирались все высшие должностные лица, в том числе и цари.

Наряду с народным собранием важнейшим органом власти и руководства был совет старейшин родов, или сенат. По общему числу родов он состоял из 300 сенаторов. Постепенно сложился обычай избирать старейшин, как правило, из одной и той же семьи каждого рода, что привело к возникновению привилегированных, т.е. знатных, семей, члены которых стали называться патрициями.

И наконец, определенная доля власти была сосредоточена в руках царя (rex). Первые римские цари, т.е. до утверждения этрусской династии, были, следовательно, выборными, и их власть в значительной мере ограничивалась комициями и советом старейшин.

Подобное общественно–политическое устройство раннего Рима дало Энгельсу основание определить его как «военную демократию», ибо высшим органом общины все же было народное собрание, а оно в свою очередь представляло собой не что иное, как сходку вооруженного народа, поскольку принимать участие в собрании могли лишь мужчины–воины.

Из всего сказанного выше вытекает, что на ранней стадии исторического развития populus Romanus состоял из более привилегированных, т.е. патрицианских, и менее привилегированных семей. Очевидно, в этой связи получает распространение аналогичный этрусскому (и, возможно, от них и заимствованный) институт клиентелы. Представители менее знатных, и как правило, обедневших родов и семей, а также некоторые переселенцы, «чужаки», искали покровительства и защиты у знатных людей, которые становились таким образом их патронами. В обществе, в котором еще не существует достаточно четко оформившейся государственной власти, институт клиентелы в тех или иных формах распространен довольно часто.

Если патриции, а затем и клиенты могут считаться членами populus Romanus в том смысле, что они были включены в состав самой общины, в ее родовую организацию, то другой слой населения раннего Рима, слой, который быстро рос в количественном отношении, стоял – во всяком случае в древнейший период – особняком и не входил в состав родов, курий и триб. Это и были плебеи.

Сведения источников о происхождении плебеев чрезвычайно сбивчивы и противоречивы. Гипотеза Нибура – она в общих чертах и ныне принимается многими исследователями – считает плебеев переселенцами, иногда добровольными, а иногда и насильственно переселенными в Рим из покоренных племен. Это были лично свободные люди, имевшие право – хотя и на иных основаниях, чем патриции, – владеть землей и обязанные нести военную службу. По мнению Нибура, они не входили в состав римской родовой организации и потому не пользовались никакими политическими правами, но затем, на протяжении многих десятилетий, перемешавшись с незнатными родами самого populus Romanus и принимая на себя также клиентские обязанности, они постепенно и на урезанных правах были включены в древнеримскую общину.

Существуют, конечно, и другие гипотезы происхождения плебеев. Некоторые исследователи, например крупнейший немецкий историк конца XIX – начала XX в. Эдуард Мейер, объясняли происхождение плебеев развитием имущественной дифференциации самого римского общества. С точки зрения Мейера, плебеи всегда были римскими гражданами. Но это – те граждане, которые в силу ряда причин остались на уровне мелких и средних владельцев и не вошли в состав привилегированных, аристократических родов. Какая–то часть таких людей добровольно ставила себя в зависимость и искала покровительства у знатных и богатых – этим путем возникла клиентела. Точка зрения Эдуарда Мейера, как, впрочем, и гипотеза Нибура, имеет свои уязвимые места. Вообще говоря, состояние источников и по сей день таково, что все теории и гипотезы о происхождении плебеев остаются искусственными, чисто умозрительными построениями.

* * *

Мы рассмотрели ряд проблем ранней истории Рима. Знакомство с ними, и в особенности с последней из них, вводит нас в самую гущу событий этой ранней истории. Ибо борьба плебеев и патрициев, или, как сформулировал Маркс, борьба «мелкой земельной собственности с крупной», составляет основное, главное содержание внутренней истории римской республики. Для понимания дальнейших тенденций и самого процесса общественного развития необходим хотя бы краткий обзор основных этапов этой борьбы.

Очевидно, прежде всего должно быть упомянуто событие, которое традиция относит еще к «царскому периоду». Это – так называемая реформа Сервия Туллия. В традиционном изложении она выглядит следующим образом. Сервий Туллий, шестой римский царь, представитель этрусской династии, ввел якобы новое устройство римской общины на основе ее территориально–имущественного членения. Городская римская территория была разделена на четыре трибы. Эти трибы представляли собой именно территориальные округа и не имели ничего общего со старыми родо–племенными трибами. К новым округам приписывалось все гражданское население, как патрицианское, так и плебейское, жившее в данном округе и владевшее землей. Вследствие этого плебеи фактически включались в состав единой с патрициями гражданской общины.

Вместе с тем все население Рима было разделено на пять имущественных групп, или классов. К первому классу принадлежали те, чье имущество оценивалось в 100 тыс. асов (ас – медная монета весом 327,5 г.), ко второму – 75 тыс. асов, к третьему – 50 тыс. асов, к четвертому – 25 тыс. асов и, наконец, к пятому – 12,5 тыс. асов. Более бедные слои населения не входили в состав этих классов и получили название пролетариев (от латинского слова proles – потомство, т.е. в этом названии содержался намек на то, что все их богатство состояло лишь в потомстве!).

Реформа имела и военное и политическое значение. Ее военное значение состояло в том, что каждый имущественный класс должен был выставлять определенное количество центурий (сотен). Так, первый класс выставлял 80 центурий пехотинцев и 18 центурий всадников, следующие три класса – по 20 центурий пехотинцев и последний пятый класс – 30 центурий легковооруженных пехотинцев. К этим 188 центуриям следовало еще добавить 5 нестроевых (одна из них выставлялась пролетариями).

Однако центурия была не только военной, но и политической единицей. Голосование в народном собрании стало проводиться теперь по центуриям, и вскоре центуриатные комиции оказались наиболее распространенным и популярным видом народного собрания. Так как каждая центурия имела один голос, то первый класс, если только он выступал единодушно, располагал всегда обеспеченным большинством голосов (98 из 193).

Таково содержание знаменитой реформы Сервия Туллия. Она, несомненно, имела огромное значение. Энгельс говорил об этой реформе как о «революции, которая положила конец древнему родовому строю». Однако считать Сервия Туллия единоличным творцом реформы, как утверждает традиция, едва ли возможно. Очевидно, в традиционном изложении подводится итог процессам, протекавшим на протяжении нескольких столетий (VI – III вв. до н. э.). Так, например, установление ценза, выраженного в асах, могло произойти не ранее чем в III в. до н. э. В целом же реформа, наносившая сокрушительный удар пережиткам родового строя и господству родовой аристократии, – итог длительной борьбы римского плебса.

Эта борьба развивалась и дальше, т.е. после падения царской власти (традиционная дата – 509 г. до н. э.), в эпоху ранней республики. Она развертывалась главным образом вокруг трех вопросов: аграрного, долгового и вопроса о политических правах.

В Древнем Риме длительное время сохранялись пережитки общинного землевладения. Поэтому основная масса земли считалась принадлежащей как бы всему populus Romanus, т.е. самой патрицианской общине. Это было так называемое общественное поле (ager publicus). Патриции имели право занимать из этого фонда земельные участки для себя и даже для своих клиентов. Фонд ager publicus непрерывно увеличивался, ибо, по римскому обычаю, часть территории (обычно 1/3) покоренных италийских племен тоже превращалась в «общественное поле». Таким образом, право оккупации (occupatio) земельных участков из этого фонда скоро превратилось в основной источник и причину возникновения крупных земельных владений.

Плебеи к оккупации ager publicus не допускались, следовательно, их земельные владения оставались сравнительно ограниченными. В условиях ранней римской общины путь доступа к общественному полю мог быть лишь один: включение в патрицианскую общину, уравнение в правах с патрициями. Вот почему борьба за политические права, в особенности для верхушки плебейства, была лишь оборотной стороной борьбы за землю.

В 494 г. до н. э., в соответствии с рассказом Тита Ливия, плебеи, притесняемые патрициями, отказались выступить в военный поход и в полном вооружении удалились из Рима на Священную гору, где разбили лагерь (сецессия). Уход плебеев резко ослаблял военную мощь Рима, и патриции были вынуждены пойти на уступки. Была создана специальная должность (магистратура) народного трибуна – защитника интересов и прав плебса. Народные трибуны избирались только из самих плебеев, пользовались неприкосновенностью и имели право запрета (право veto) распоряжений всех остальных должностных лиц.