Текст книги "Пустырь Евразия"

Автор книги: Сергей Лавров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Он явно неохотно говорил о домашних Низовцева.

– А Вероника? – поигрывая ключами на толстом пальце, спросил Монумент.

– Что – Вероника?

– Она где была вечером? Вы лучше скажите, потому что я ее сам спрошу. Мне поручено вести это дело.

Последние слова Грешников произнес с определенной гордостью, с ударением на «мне», даже грудь выпятил.

– Знаю,– кивнул Отец Никон.– Я утром позвонил вашему генералу на Гороховую и попросил его об этом одолжении. Между прочим, он меня отговаривал от вашей кандидатуры.

Грешников открыл рот, но не нашелся что сказать.

– Поедем к Низовцевым,– с горечью сказал Николай Николаевич.– Я вижу, сегодня мы меньше доверяем друг другу. Новые хозяева желают быть в курсе расследования, и я обещал, что привезу вас. Ваш статус определен, а вот ваш, Авенир…

– Он… Э-э… Мой секретный сотрудник!

– Сексот, что ли? – усмехнулся Никон.– Что ж, пусть будет так. В конце концов, статус не главное. Будем считать, что вы активист-дружинник с красной повязкой на рукаве. А насчет Вероники – вчера ее нигде не могли разыскать. Телефон ее не отвечал. Она явилась сегодня в пять утра, какая-то обкуренная, отказалась давать объяснения и заперлась в спальне. Я ничего не мог поделать. Кто я для нее?

Последние слова прозвучали с ноткой глубокой печали.

– А как она отреагировала на известие о гибели мужа?

– Наверное, мне не следует этого вам рассказывать… Мы ведь уже не в одной лодке… Она сказала: «Я так и знала, что это случится». Мне показалось, она не вполне поняла меня. Что ж, я вам все рассказал. Может быть, вы теперь поделитесь со мной своими новостями? Или это уже тайна следствия?

– Отчего же…– начал было Авенир, но Грешников наступил ему на ногу, и Можаев, ойкнув, замолчал.

– Зачем повторяться? – сказал Грешников.– Поехали к Низовцевым, там все и услышите.

Отец Никон укоризненно покачал головой, пригладил темные волосы и пошел к машине, всем своим видом выражая покорность судьбе.

VI

Усадьба «Жерновка» на пятачке у изгиба Охты опять осиротела без хозяина. Вместо подтянутого вежливого Михалыча в дверях их встретил мордатый олух с сигаретой в зубах. Катя прятала заплаканные глаза.

– Она так опечалена гибелью Юрия Карповича? – спросил шепотом Авенир.

– Возвращением Низовцева-младщего, я думаю,– ответил Николай Николаевич тоже шепотом.

Без Бормана и он чувствовал себя в этом доме несколько не в своей тарелке, поэтому их маленькую опергруппу возглавил Монумент, решительно затопавший по синему ковролину и дальше, по лестнице. Знакомая зала была пуста. Отец Никон вышел сообщить домочадцам о своем прибытии, Авенир недоуменно оглядывался по сторонам, а Монумент без тени смущения уселся в кресло Юрия Карповича у окна. Он тоже вел себя по-другому, без былой сдержанности, поскольку числился теперь официальным лицом и мог себе позволить поболе прежнего.

– Что ты все принюхиваешься? – спросил он Авенира, косясь на приоткрытый ящик с сигарами на столике.

– Не знаю… Не понимаю… – промычал Авенир.– Я помню… Помню…

– Что ты помнишь?

– Не знаю…

– A-а… Бывает.

И Монумент быстро взял из ящика сигару. Он не умел ее раскуривать, поэтому некоторое время крутил в толстых пальцах.

– Надо скусить кончик,– без тени насмешки подсказал Авенир.

– Сам знаю… Просто выбираю, с какого конца кусать,– самоуверенно ответил Грешников и, отбросив колебания, крупными зубами с натугой откусил конец сигары.

– Что ты! Щипцами надо!

Монумент скривился и выплюнул кусок сигары, откушенный, впрочем, довольно ровно:

– Откуда ты все знаешь, если сам не куришь?

– В кино видел… Запомнил…

– Буржуйские выдумки! Проще надо быть!

Терпкий табачный аромат поплыл по комнате, заглушая прочие запахи, и Авенир успокоился, стал приглядываться.

– Здесь многое изменилось,– сказал он вошедшему Отцу Никону.– Вот здесь висела картина, я точно помню. И цветов этих прежде не было…

– Это я велела убрать картину,– звучно произнесла от дверей Белла, услыхав слова Авенира.– Она меня всегда раздражала!

– Это любимая картина Вероники,– шепнул сыщику Николай Николаевич.

Белла была одета в примодненный траур, отнюдь не навевавший мысли о вечном. Рослых женщин черный цвет делает стройнее, а маленьких – полнит. Вела она себя очень благородно, просто и естественно. По-королевски. Прежней нервозности и отчаяния как не бывало. Авенир отметил, что возле глаза у нее появилась маленькая черная мушка и еще одна – в вырезе платья у ключицы. С ними Белла больше прежнего походила на персиянку.

Следом за матерью, не очень удачно подражая ей в величавости и плавности походки, вошел Петруша. Ничего в его облике не было от грубой властности Бормана, он был вылитая Белла. Споткнувшись у входа о ковер, он выругался тихонько, увидел посторонних и в первый миг метнулся было бежать, но потом сладил с собой и уставился на пришедших с той особой скабрезной наглостью испорченных подростков, которые опасаются, что их проделки будут раскрыты. Руки он сперва держал перед собой, потом опустил по швам, потом мучительно заломил за сутулой спиной так, что суставы хрустнули, и, наконец, засунул с облегчением в карманы и тут же успокоился несмотря на гневные взгляды матери.

На Авенира Петруша едва глянул. Особые опасения внушил ему грузный Монумент, по-хозяйски устроившийся в отцовском кресле и попыхивавший сигарой, утопая от неопытности в клубах дыма подобно паровозу или домне. Он даже на всякий случай бочком перебрался в другой конец залы, за спину матери, будто побаивался кулачной расправы. Белла с величавой гордостью орлицы созерцала свое неоперившееся чадо.

– Спасибо, что вызвались помочь нам,– заговорила она.– Смерть моего мужа… Отца Петруши,– поправилась Белла под мрачным взглядом Отца Никона,– огромный удар для всех нас, от которого мы не скоро оправимся. Мальчик до сих пор не в себе. Юрий Карпович, царствие ему небесное, пал жертвой интриг, которые давно плелись в этом доме. Мы намерены положить этому конец и надеемся на вашу помощь.

Монумент кивнул, выпустив очередное облако дыма. Авенир, скрытый этим облаком, нервно пожал плечами. Его преследовало ощущение человека, позабывшего, куда он с вечера положил ключи. Отец Никон отгонял дым от лица тем же самым едва приметным скромным жестом, как делал это при Бормане.

– А почему нет Вероники? – спросил он.– Катюша! Будь добра, позови Веронику!

Белла хотела воспротивиться, но Петруша неожиданно оживился, выступил из-за ее спины и хриплым ломким голосом прокукарекал:

– Да! Катька! Позови ее! Нечего ей теперь кочевряжиться!

Белла едва заметно поморщилась, но смолчала. Нянька, заглянувшая в комнату на зов Николая Николаевича, при взгляде на Петрушу горько вздохнула и хлюпнула носом. Он проводил ее масляным взглядом, подвигал губами и бровями. Он был бы даже привлекателен, если бы не глаза.

Вероника, опустив светлую голову, покорно вошла в залу, как Жанна д'Арк на судилище. Перед собой живым щитом она двигала толстенькую Леночку. Сходство крупной умненькой мордахи ребенка с физиономией Бормана бросалось в глаза больше прежнего.

– Полагаю, что ребенку здесь не место! – заявила с ходу Белла.

Вероника безропотно отдала девочку няньке. Вид у маленькой красавицы был отрешенный и понурый. Нельзя было сказать, что она проплакала все глаза, но, в отличие от Беллы, явно не была готова к немедленной борьбе за власть. Траура на ней, конечно, не было и в помине, однако отсутствие косметики, общая неухоженность и даже неопрятность, столь ей несвойственные прежде, бросались в глаза больше черного платья жгучей персиянки. Впрочем, и теперь она была хороша и так соблазнительна, что Авенир вздохнул и с удивлением заметил, что Отец Никон вздохнул также.

– Привет, Верка! – крикнул Петруша.– Я вернулся! Ты не рада?

– Уймись,– негромко, но весьма сурово остановила его щенячий восторг Белла, и он тотчас нахмурился и принял очень серьезный вид. Он невероятно быстро переходил от одной гримасы к другой, прямо противоположной.

– Мы собрались, чтобы выяснить некоторые детали вчерашнего вечера,– мягко начал Отец Никон.– Это необходимо следствию и…

– Да, кстати, где вы были вчера вечером? – перебивая Николая Николаевича, громыхнул из своей дымовой тучи, подобно Саваофу, Монумент.– Это здорово бы сэкономило нам время!

– Судя по тому, как вы курите сигары Бормана, времени у вас хватает! – вдруг огрызнулась Вероника. Ее взбесило, что Грешников уселся в кресло, где она привыкла видеть Низовцева. Монумент даже закашлялся от неожиданности, и в две затяжки могучих легких торопливо прикончил сигару, точно «Приму».

– Но ответ мы бы хотели услышать,– осторожно, но настойчиво сказала Белла. Ей был хорошо известен взрывной нрав капризной блондинки.

Повисла пауза, во время которой четверо смотрели на Веронику – каждый по-своему. Авенир один не смотрел, потому что наблюдал за присутствующими. Вероника, прикусив нижнюю пухлую губку, исподлобья обвела каждого испытующим взглядом с прищуром. Опытный боец просыпался в ней, а опыта, судя по дальнейшему, ей было не занимать.

– Тут у вас демократия какая-то… – сказала она протяжно, с хрипотцой.– При Бормане все было понятно, он сам все решал, а теперь я не очень и понимаю, кто в доме хозяин.

– Мне поручено вести следствие, и я хочу знать, где вы были вчера вечером,– поспешно сказал Грешников, уже ликвидировавший компроматные остатки сигарного дыма вокруг себя.

Вероника, потягиваясь гибко и томно стройным молодым телом под легкой тканью домашнего костюма, вышла на середину залы и прошлась мимо мужчин, будто в завязке эротического шоу.

– Не думаю,– проговорила она, остановившись перед Монументом и облизывая нижнюю губу кончиком языка,– не думаю, что ты банкуешь.– На Авенира она едва глянула, а минуя Отца Никона, усмехнулась.– Я не хочу перед всеми отчитываться, где я была,– сказала она.– Я так не привыкла. К тому же это моя тайна. Где бы ни случилась эта беда с Борманом, я была в другом месте. Я скажу об этом хозяину, а он уж путь решит, правду я говорю или вру.

Сказав это, она вдруг легко и стремительно приблизилась к оторопевшему Петруше, быстрее, чем Белла успела ей помешать, обняла его одной рукой за шею и, привстав на цыпочки, принялась что-то нашептывать мягкими губами, временами похохатывая. Юноша развел длинные руки с растопыренными пальцами и приоткрыл рот. Довольно скоро его лицо вновь приняло осмысленное выражение, он заулыбался. Белла, придя в себя, ринулась вперед, но Вероника уже и сама отпустила Петрушу. Он хлопнул ее по плечу, вышел на середину комнаты и сказал трем взрослым мужчинам:

– Кончай базар, пацаны! Короче, я знаю то место, где она была, и я ей верю! И вообще, я хочу, чтоб все дальше шло, как при отце. Ты что-то, маманя, тут завела про трудности, так это тебе Ник-Ник насвистел. Сейчас он мне накоротке доложит о делах, и мы все трудности разрешим по-быструхе. Правда, Николай?

Отец Никон молчал, потирая переносицу в изумлении. Тут и заговорил Авенир.

– Вы бы, молодой человек, нам всем не тыкали. Это во-первых,– весьма раздраженно начал он.– И я не думаю, что вам следует лезть в ведение дел, не получив соответствующего образования. Оно, конечно, не заменяет природного ума, но подобно дамским принадлежностям помогает скрыть некоторое естество. Во-вторых, Вероника, конечно, не виновата. Это же очевидно, а сейчас вдвойне. У нее мотива не было! К тому же я тоже знаю, где она была, я ее там вчера видел. Несколько позже, чем убили Низовцева, но думаю, мы легко найдем свидетелей, которые подтвердят ее алиби. А вот заняться, мне кажется, следует как раз этим местом, где была Вероника, откуда все и проистекает! Особенно интересен мне его хозяин, весьма загадочная личность. Впрочем, если у кого-то из присутствующих есть еще предложения, мы должны выслушать и обсудить их все.

Речь его произвела сильное впечатление. Отец Никон посветлел лицом, Белла, напротив, недовольно сдвинула тонкие изогнутые брови. Монумент смотрел из кресла восхищенно, Петруша – растерянно и с неприязнью. Он подозревал, что его обругали, но как и когда – понять не мог. Красноречивее всего был взгляд Вероники: глаза ее прямо-таки впились в Авенира так, что он даже зарделся в смущении. Она, конечно, и предположить не могла, что именно он видел, и полагала, что он повстречал ее случайно в зале, а вот сколь велика мера этой случайности, ей и хотелось установить. Подойдя поближе, она сказала ему негромко, сквозь зубы:

– Я ведь вам платила, чтобы вы следили за этой стервой, а не за мной! – и сверкнула глазами.

«О, если бы это было хоть вполовину столь же увлекательно!» – хотел сказать Авенир, но не посмел. Это прозвучало бы как сальный намек, а пошлости в отношениях с женщинами он не допускал.

– Я лишь поддерживал ваше алиби,– с голубиной кротостью возразил он.

И красавица не нашлась что ответить.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Само плывет в руки только то, что не тонет!

I

Спустя три часа Авенир с Грешниковым сидели в машине у заведения с белым слоном на вывеске и препирались.

– Не было ее там вчера! – упрямо гудел Монумент.– Никто из персонала не подтверждает. Я битый час опрашивал узкоглазых! Может, ты подзабыл что-нибудь?

– Исключено! А Трофима допросил?

Нет у них такого! Я был в отделе кадров, мне дали все карточки работников. Я материалы видеоконтроля просмотрел! Ты там есть, даже бомбер твой у банкомата есть, а вот дамочки этой стервозной нет! Умная она слишком! Не люблю таких.

Авенир закрыл глаза и стиснул виски пальцами.

– Слушай,– сказал Грешников,– а может, ты просто того?.. Врешь как сивый мерин? Покрываешь ее?

Авенир молча протянул ему золотую карту в красном бархатном чехле со слоном, а сам продолжал напряженно думать. Опер осмотрел карту уважительно и пожал плечами:

– Ну и что? Ты и так мог ее выиграть. Тебе везет.

– Девять-восемь-два-шесть-три-шесть-пять-пять! – сказал Авенир, открыв глаза, утирая вспотевший лоб.

– Чего?

– Запиши номер. Трофиму вчера звонили – я на его мобильнике видел номер, с которого шел звонок. Звонила молодая женщина, шатенка, среднего роста. Человек, ему близкий.

– У него что – видеотелефон? Или ты ясновидящий, блин?!

– Нет, из разговора следовало. Ты можешь по номеру найти адрес человека?

– Я могу у коровы роды принять да нюх кому-нибудь начистить. Есть специальные люди, они установят. А если просто позвонить по этому номеру?

– И что – спросить, где Трофим? А если он там сидит? Он сразу же скроется!

– Ты прав, Авениша. Не скучно всегда быть правым?

– Эх, если бы всегда…

Грешников отзвонился и заказал прокачку номера.

– Будет часа через два. «Мегафон»wqxdc всегда требует письменный запрос. Волокитят.

– Поехали пока к хозяину клуба. Кто дал тебе его адрес?

– У нас на крючке юрист из Регистрационной палаты. Так, пустячки, брал на лапу за ускоренную регистрацию. Мы ему заслали казачка, теперь расплачивается информацией.

– Интересный способ вербовки агентов.

– А что делать? Бабок у нас нет, чтобы платить, крутимся, как можем. Так даже надежнее, не подведет. Адресок у хозяина соответствующий – элитный поселок Серьги! Пока едем – думай, что спрашивать у него будешь.

– А почему я?

– Если бы я умел думать – на кой черт ты бы мне сдался? – звучно захохотал Монумент.– Я сам бы всю работу сделал! Шурупай, череп, не отлынивай!

Элитный поселок был окружен глухим бетонным забором. У ворот прохаживался охранник в униформе, с дубинкой.

– Как в зоне! – гоготнул Монумент.– Эй, братаны, нам нужен Кириллов Андрей Андреич! Как сыскать?

– Покакавши – и в рот,– грубо ответил охранник, похлопывая дубинкой по ладони.– Отъезжай, пока цел.

– Жаль, что я при исполнении… – вздохнул Монумент.– Ты, выкидыш внутренних органов Российской Федерации, убери этот резиновый член и смотри сюда!

Охранник, скривившись, изучил удостоверение, даже в руки взял. Прошел в дежурку, через минуту вернулся:

– Здесь такой не проживает.

– Как это? – оторопел Грешников.

– Я вам уже объяснял – как,– съехидничал охранник.– Не по адресу заехали! В списках жильцов кооператива не числится.

У ворот, невдалеке от них, стояла старушка с ведром смородины на продажу.

– Вам Кириллова? Тама живет Кириллов! В деревне! Крайний дом, на горушке! Уже к нему сегодня приезжали из Питера!

– Кто приезжал?!

– Знамо кто – компаньёны! Компанию он любит водить! Так что вы, может, с ним сегодня и не поговорите. Завтра только, как проспится.

Монумент проворно заработал педалями и рычагом, разворачиваясь. У простецкой избы Кириллова стояла тишина. Они прошли заброшенным подворьем, заглянули в дом, напоминавший, скорее, берлогу. Грешников сморщился:

– Фу-у! На скотном дворе воздух чище!

– Ага-га! – заревел грубый голос на дворе.– Ага-га!

Навстречу им к крыльцу ловко двигался на костылях огромный одноногий мужик лет шестидесяти, весь заросший неопрятными седыми волосами.

– Приехали! – ощерился он, отчего его борода стала еще лохматее.– Я ждал вас, мне говорили, что вы приедете! Ну, подходите, попотчую от души!

В руках его оказалась длинная кочерга. Авенир попятился. Грешников сошел с крыльца, не обращая внимания на улюлюканье и угрозы старика, отнял кочергу, согнул ее одним движением и забросил под сарай.

– Кто настоящий хозяин?! – гаркнул он.

Старик показал следователю громадную грязную фигу:

– Ничего не скажу! А мне за это премия! Еще не скажу – еще премия! Приезжайте почаще, ребята, га-га-га!

– Вас посадят или убьют,– спокойно сказал Авенир.

Следующий кукиш был адресован ему.

– Ничего не знаю! Я все сдал в аренду, а кому – коммерческая тайна! Я чист, начальник! Я счастливчик! Где я еще такую работу найду?!

В город возвращались огорченные. Авенир совсем повесил голову. Грешников мурлыкал под магнитолу.

– Припереть его мне нечем,– сказал он задумчиво.– Нет связи между убийством Михалыча и этим клубом, кроме твоих фантазий. Как только будет связь – я его возьму за препятствие ведению следствия. Мигом все расскажет!

– А если убийца – вьет?

– Зачем?

– А вьеты связаны с Петрушей…

После долгого молчания Монумент вздохнул:

– Они одинаковые, как тарелки в столовке! Даже опознания не проведешь! Этот олух, что упустил его, начнет узнавать каждого второго. А, звонят! Это по нашему запросу!

Он приложил трубку к уху, долго разговаривал и что-то записывал, ведя машину одной рукой. Авенир с опаской посматривал на дорогу.

– Ты забыл последнюю цифру,– сказал Монумент, опустив трубку.– Нам скинули десять фамилий.

– Я не забыл,– ответил Авенир.– Он прикрыл ее пальцем случайно.

– Хорошо, что последнюю! Сейчас прозвоню в адресный стол.

В десятке фамилий оказалось четыре женских. Уточнив адреса и паспортные данные, отбросили двух, которым было за сорок. Два других адреса были в противоположных концах города.

– Куда ехать, счастливчик?

– К нам, на Хасанскую, разумеется!

– Почему?

– Поблизости оттуда я потерял из виду Петрушу.

Дверь однокомнатной квартиры не открывали долго. Монумент приложил свою потертую красную книжицу вплотную к глазку. Наконец щелкнул замок – и напарники многозначительно переглянулись. За дверью стояла пухлогубая молодая особа, рыжая, а не шатенка, но все же…

– Ты – монстр сыска! – шепнул Монумент восторженно.

В квартире был беспорядок, с их появлением только усилившийся. Монумент наседал на девицу, завел для острастки протокол. Та запахивала разъезжавшийся халат, отчего он раскрывался пуще прежнего, зевала и все лениво отрицала. Авенир задумчиво обошел маленькую квартирку, ничего, впрочем, не трогая из деликатности.

– Не кричи ты на нее так! – шепнул он, переживая за грубые манеры напарника.– Мужчины и женщины – принципиально разные существа! Мы даже думаем разными полушариями!

– Да! – свирепо рявкнул Монумент.– Только у мужиков полушария находятся выше пояса! Колись давай! Сказала «а», так не будь «б»!

– А позвольте ваш сотовый,– вежливо попросил Можаев у девушки.– Что он у вас есть, вы отрицать не будете?

Девица неохотно достала из сумочки трубку в чехле. Авенир открыл на дисплее записную книжку и принялся поочередно набирать занесенные в нее номера. Грешников и хозяйка наблюдали за ним с любопытством. Хозяйка лишь спросила:

– А кто звонки проплатит?

Трубка отзывалась все женскими голосами, Авенир уже безо всякой надежды набрал последний номер. И тут в квартире приглушенно запиликал сигнал другого мобильника… Грешников выпучил глаза, вскочил, опрокинув стул, метнулся к встроенному стенному шкафу в маленькой прихожей. Он опоздал всего на долю секунды. Дверца шкафа распахнулась, ударив опера по голове, и в коридор вывалился вчерашний «яппи», сверкая очками. На нем были джинсы и яркая гавайка, мобильник висел на поясе. Длинными руками он изо всех сил толкнул оперативника на Авенира, выскочил из квартиры и был таков. Монумент, мыча от боли и досады, тяжело встал и погнался было за ним, но тут же вернулся. Девица хохотала. Авенир выбежал на балкон, чтобы посмотреть, на какой машине скроется Трофим, но балкон, к сожалению, выходил на другую сторону дома.

Еще полчаса они вдвоем мытарили рыжую Настю, но добыли мизер. Настя познакомилась с Трофимом в клубе, привела домой и занималась сексом. В шкаф спрятала от своих кавалеров, чтоб не побили.

– Теперь веришь мне? – спросил Авенир, когда напарники спустились вниз.

– Угу… – промычал Монумент, трогая вспухшую губу.– Почему же он прячется?

Авенир пожал плечами, попросил у опера трубку и набрал номер. В трубке молчали.

– Трофим, ты слышишь меня? Это Авенир Можаев! Можешь не отвечать. Надеюсь, у тебя сработал определитель номера. Когда у тебя начнутся неприятности, позвони по телефону, с которого я говорю. Может, объяснишь мне, кто хозяин клуба и почему ты скрываешься от нас?

– Чем глубже голову в песок, тем беззащитней задница! – крикнул в трубку Монумент и захохотал.

– У меня уже неприятности, мудак! – обиженно отозвалась трубка голосом Трофима, и разговор прервался.

Авенир попросил высадить его в центре города.

– Куда пойдешь? – поинтересовался хмурый Грешников.– На пиво? Так возьми меня с собой. А то у меня день так и пройдет – всухую!

– В ботанический сад,– ответил Авенир.– Думать. Увидимся завтра на похоронах Низовцева?

– Я приду позже. Завтра ведь и Михалыча хоронят. А что там будет, на похоронах Бормана?

– Мне кажется, там непременно будет убийца.

– Твоя белокурая бестия по-прежнему под подозрением. Этот Трофим может бегать от розыска по тысяче поводов, от алиментов до наркотиков. Ты ничего мне не доказал сегодня – а у нее нет алиби.

– И нет мотива.

– Мотив может появиться в любой момент. Хочешь дальше быть сыскарем – никаких романов на работе. Подведут под монастырь – глазом моргнуть не успеешь! По себе знаю… Не будь рохлей! Некоторые считают, что у них доброе сердце, а на самом деле у них просто слабые нервы!

II

Ох, как припомнились Авениру Можаеву слова опера, когда он, утомленный бесплодными раздумьями и пешей прогулкой по оранжереям Ботанического сада, вернулся из центра в захолустье Ржевки и взобрался на свой этаж под крышу! Как забилось его нерасчетливое сердце! Русский интеллигент – он ведь до гробовой доски смотрит на мир сквозь розовые очки. Авенир очков не носил, но и без них в полумраке лестницы видел, что у двери его, привалясь к косяку, сидит на корточках и дремлет, свесив голову, девушка-вьетка. Длинные змейки ее черных тонких волос рассыпались по плечам. Не дыша, Авенир присел напротив и некоторое время разглядывал нахохлившуюся, как воробей, гостью, потом осторожно коснулся пальцем плеча:

– Эй…

Девушка встрепенулась, часто заморгала, убирая волосы маленькими руками.

– Я так и знал, что пришлют тебя,– сказал Авенир.– Они должны были тебя прислать. Чего же ты хочешь?

– Входить,– ответила его знакомая, за которой он следил прошлой ночью.– Хочю входить – и пить.

Ей не удавались длинные слова, она смешно рвала их, соединяя слоги соседних слов между собой. Чаще всего она говорила подряд три слога, потом следующие три, и так далее. Голос у нее был тонкий и слабый.

Конечно, Можаев впустил ее, осторожно, чтобы старуха не видела. Он не умел прогонять женщин. Стесняясь своей комнаты, он подал девушке воды и, подождав, повторил свой вопрос.

– Чеготы-хо-чешь,– сказала она, прислушиваясь к собственным словам, и начала проворно раздеваться.

– Нет-нет-нет! – воскликнул Авенир, выставив ладони, и подошел вплотную, исключительно чтобы воспрепятствовать ей.– Я не клиент, меня не надо ублажать! Я… Я… Черт! Я не так хочу!

– He-так? – удивилась и даже испугалась девушка.– Так? Так?

Полуголая, она начала принимать разные красноречивые позы.

– О-о-о!.. – взмолился Авенир и дернул себя за волосы.– Сядь вот здесь, пожалуйста.

Она, дрожа, присела на край стула. Черные глаза ее налились слезами, и она поспешно заговорила по-своему, отрицательно качая головой и взмахивая перед лицом руками.

– Кажется, принимает меня за извращенца,– вздохнул Авенир, всячески пытаясь не смотреть на смуглые худые плечи и маленькую грудь.– О, Господи! Флирт – это когда девушка не знает, чего хочет, но всеми силами добивается этого… Скажи, как тебя зовут?

Он внятно повторил вопрос несколько раз, прежде чем она успокоилась и поняла.

– Ай-ни,– ответила она, утирая пальцами нос и щеки.

– Здравствуй, Айни. Меня зовут Авенир. Вот и познакомились. Надо ведь сначала познакомиться, понимаешь?

Она закивала послушно, полагая, что начинается какая-то новая, неизвестная ей игра, и повторила за ним:

– Вен-Ир…

– Сколько тебе лет? – спросил Авенир.

Она забавно округлила глаза, пожала плечами и в свою очередь спросила:

– Теперь ты хочешь?

– В общем, да, конечно, но… Сиди, пожалуйста! Я еще хочу поговорить. Зачем ты пришла? Кто тебе велел?

Авенир старался избегать слова «хочешь», с которым у юной вьетки связаны были чересчур прямые ассоциации.

– Отец вьетов сказал – ты искал меня. Вен-Ир будет другом вьетов.

– Вот так сказал – и пошла? Рабство какое-то. А ты могла бы не пойти?

Айни смущенно потупилась:

– Когда я не могу, он меня не посылает…

В ней нисколько не было цинизма проститутки. В своем желании угодить Авениру она была проста и естественна – будто предлагала пообедать вместе.

– Попробуем иначе. Скажи, все должны слушаться отца вьетов?

– Мы погибнем без него. Мы раньше жили в земле, в ямах. Работали на поле. Было холодно и мало еды. Я помню. Он привел нас сюда, научил работать. Наши люди перестали болеть. Они раньше были злые, а теперь добрые. Это он научил нас.

– А свою родину ты помнишь?

Она задумалась, подняв кверху изящные длинные ресницы, покачала головой.

Авенир встал и подошел к окну. В полумраке белых ночей ковчег вьетов предстал перед ним кораблем, плывущим по пустырю. Темные тучи громоздились над ним.

– Понимаешь, у нас считается нехорошо, если женщина ложится с кем-нибудь за деньги. Старик… Отец вьетов не объяснял вам это?

– Он говорил – русские любят наших женщин. Мы должны давать им, что они хотят, и они будут нашими друзьями. Пока у девушки нет мужа, она может помогать всем вьетам.

– А потом?

– Если муж разрешит.

– И он разрешает?

– Да. Наших мужчин не берут на работу. Они погибнут без нас. Мы сможем выжить только вместе, так учит по пятницам отец вьетов.

Тут она быстро-быстро проговорила какую-то заповедь на вьетском и провела узкими ладонями по лицу.

– Накинь блузку, замерзнешь… Скажи, знаешь ли ты Петрушу? Сына Низовцева?

Она часто заморгала, пытаясь понять его. Авенир закусил губу, огляделся, схватил карандаш и тетрадку. В полминуты он набросал довольно удачный портрет Петруши. Айни радостно захлопала себя по бедрам, сказала, вытянув губы трубочкой:

– У-у-у-! – и поцарапала Петруше лицо.

– Значит, он вас посещал? И тебя тоже?

Она робко подняла глаза:

– Ты не хотел, потому что я плохая?

Авенир нахмурился и не ответил.

Следующим из-под острия его летящего карандаша появилось изображение старика с его характерной осанкой и детской улыбкой. Айни захлопала в ладоши, забрала портрет, поцеловала и спрятала в карман брюк. Авенир взглянул на цепочку у нее на шее – и нарисовал молодого вьета с кошачьим недобрым прищуром.

– Это Чен,– грустно сказала Айни.– Он один не слушает старика. Он живет сам – и еще не погиб. Он говорит, мы должны стать сильными. Я боюсь его.

– Да? А я думал… – И Авенир поддел пальцем цепочку.

Она собрала цепочку в кулак и изумленно поглядела на него.

– Чена слушают другие вьеты?

– Одни слушают, другие – нет.

– А вот этого человека ты знаешь?

– Это Фим. Он хозяин. У него работает Чен. Только у него очки не так…

Она взяла из руки Авенира карандаш, придвинулась поближе и ловко поправила изображение Трофима, сделав его злобным и угрожающим. Авенир не спрашивал, бывала ли она с ним. Ему не хотелось услышать ответ.

– А отец вьетов видится с Фимом?

– Он держит у себя его душу.

Портреты Отца Никона и Беллы Айни не узнала. Белла, впрочем, не слишком удалась Авениру. С замиранием сердца он приступил к изображению Вероники. Айни узнала ее тотчас, он это видел. Но маленькая вьетка никак не проявила своего отношения к красавице, которую вчера ласкала на глазах у Авенира.

– Часто приходит,– неохотно ответила она на вопрос Можаева.– Ей нравится с нами. Она не любит мужчин. Она любит нас…

Тут вьетка вспорхнула со стула, сбросила блузу на пол и показала Авениру свою маленькую грудь, сплошь усеянную мелкими белесыми шрамиками вокруг сосков. Потом оборотилась и, не успел Авенир возразить, спустила брючки, обнажив гибкую спину и молочно-кофейные ягодицы – все в таких же шрамах.

– Это… От ногтей? – дрогнувшим голосом спросил Авенир.

Он вмиг припомнил маникюр Вероники. Утратив всякую осторожность, он нежно провел ладонью по влажной смуглой коже. Айни поймала его руку, удерживая на себе, и повернулась:

– Скажи – я не буду плохой? Я буду хорошей, какой ты захочешь. Ты красивый… – Она повела пальцем по его подбородку.– Ты мудрый, как наш отец… Ты колдун! Я знаю, ты колдун! У тебя глаза, как камень неба! Когда ты на меня смотришь, я ничего не помню… Мы уже познакомились? Уже не будет плохо? Уже можно?

– Можно! – выдохнул Авенир и выключил свет.

Глубокой ночью он осторожно встал с дивана, стараясь не шуметь. Девушка спала на боку, поджав колени и положив руку под щеку. Ее лицо было усталым и спокойным.

«Редко тебе удается поспать в отдельной комнате,– подумал Авенир, припомнив тесноту вьетского общежития.– Зачем ты пришла? Знаешь ли, зачем тебя прислали?»

Он прошлепал босыми ступнями к приоткрытому окну и остановился, задумавшись и вглядываясь в темень Евразии.

– Да, братья наши меньшие, нелегко вам среди нас. Хорошему мы вас не научим. Но это не дает вам права подхалтуривать на убийствах. Понимаю, зачем тебя прислали, да только ничего у тебя не выйдет. Раньше бы вышло, может быть, а нынче уже нет. Теперь наш брат, русский, умник, не тот… Нас на этом не проведешь…