Текст книги "Пустырь Евразия"

Автор книги: Сергей Лавров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Николай Николаевич застонал, подавая признаки жизни:

– Больно… Пустите наконец!

– Больно? – удивленно спросил Грешников, потряхивая его.– Нет, милый, это еще не больно. Вот поедем к нам, я расскажу ребятам, что это ты угробил Михалыча… – Он швырнул его в огромное кресло, как тряпичную куклу.

Авенир жадно пил воду с ладони, черпая из маленького аквариума. От долгой напряженной речи у него пересохло в горле.

– Постой! – воскликнул Грешников.– Еще Петруша и сегодняшняя девушка! Это для чего?

Можаев остановился перед скрючившимся в кресле, злобно поглядывавшим снизу вверх Отцом Никоном, качнулся с пятки на носок:

– Об этом, я думаю, нам расскажет хозяин вьетов.

Никон злорадно ухмыльнулся, изящно покрутил пальцами в воздухе у виска:

– Вы дурак, Можаев. Вы так ничего и не поняли! У вьетов нет хозяина! У вьетов есть…

Договорить он не успел. В кабинете загрохотали выстрелы.

VI

Белла, войдя неслышно и выхватив из кресла пистолет, стреляла, как вчера в парке, держа оружие обеими руками и с каждым выстрелом шагая к жертве. На ней было надето черное закрытое платье с длинными рукавами, голова была обвязана синим полотенцем на манер тюрбана. Глаза ее горели, руки и губы тряслись – но то ли вчерашняя практика помогла, то ли дневное освещение способствовало, только первая же пуля угодила Никону в макушку. Он дернулся и упал вперед, открывая спину. И в эту узкую спину, обтянутую безупречным костюмом с траурной лентой на рукаве, Белла и всаживала пулю за пулей, открыв рот, приговаривая нечто неслышное за пальбой.

Грешников сунулся было к ней, но угодил в сектор стрельбы и тотчас шарахнулся в сторону, в глубь кабинета, мощной рукой увлекая за собой Авенира. Воняло порохом. Стреляные гильзы вылетали, кувыркаясь, одна за другой, пока наконец затвор не лязгнул и не замер в отведенном положении на стопоре. Белла расстреляла всю обойму, до железки. Безжизненная спина Отца Никона представляла собой кровавое месиво. Белла опустила дымящийся пистолет, потом выронила его и покачнулась. Грешников с Авениром бросились к ней, подхватили под руки и вывели из кабинета. Снизу уже бежали встревоженные охранники и домашние.

– Дело сделано… – мрачно и торжественно шептала она.

Ее провели в небольшую комнату возле опустевшей спальни Петруши, которую она занимала с тех пор, как после гибели Низовцева-старшего перебралась жить поближе к сыну. Кабинет тотчас закрыли по распоряжению Грешникова, приставили охрану, вызвали врача и милицию.

Белла, полулежавшая на маленькой софе-оттоманке, приподняла голову и хрипло спросила у Авенира, облизывая запекшиеся губы:

– Я попала в него?

– Несомненно,– мрачно прогудел Монумент.– Все восемь раз. Но мозг не задет.

– Петруша отомщен! – радостно вздохнула она и откинулась на подушку.

– Уж не знаю… Никон собирался назвать его убийцу, а теперь…

– Кто бы ни был исполнителем, он лишь орудие… Я покарала того, кто желал смерти моему сыну…

– Еще не все потеряно! – воскликнул Авенир. Он стоял у окна, принюхиваясь к замечательно красивым бело-голубым цветам с нежным и сильным запахом.– Лизуантус!

– Что это, наконец, значит? – раздраженно спросил Монумент.

– Я сказал, что хозяин вьетов ответит на все наши вопросы. Отец Никон поправил меня и сказал, что у вьетов нет хозяина. Что же он имел в виду, Белла?

– Не знаю! – мрачно ответила персиянка, сжав виски худыми пальцами.– Оставьте меня!

– Скажите, Белла, вы прежде ведь преподавали английский? Братец Кролик, Братец Лис?

– Ну и что? – высокомерно спросила женщина.

– Лизуантус! Вам известно это название? Должно быть, известно, вы же любите цветы. Это индийский вьюнок. У него есть какое-то другое название, но я его не запомнил, как ни странно. Вот он, лизуантус, у вас в комнате, в замечательной вазе старого саксонского фарфора. Изумительный запах! Этот запах я запомнил в клубе, когда познакомился с Трофимом, и потом вновь почувствовал его здесь, в этом доме. Но я не знал, что мне искать. Я облазил весь Ботанический сад, Белла, пока не отыскал его.

– Да, я люблю цветы,– угрюмо сказала Белла, наливаясь новой силой, будто заряжаясь после вспышки.

– Так что же имел в виду несчастный Николай Николаевич, когда так патетически произносил свои последние слова? У вьетов нет хозяина, у вьетов есть… Что же у них есть?

– Мне это уже неинтересно!

– У вьетов есть хозяйка, Белла Александровна. Вот что хотел сообщить нам Отец Никон, когда вы ему помешали. Впрочем, ведь вы не Александровна. Это вы сами мне так назвались. Вы Белла Андреевна Кириллова, так вас знают в школе, где вы учились. Я видел в ваших руках выпускной альбом. Кириллов Андрей Андреевич из деревни Серьги – ваш отец? Где он? Что с ним?

– С ним все в порядке,– беззаботно и даже почти весело ответила Белла.– Я пристроила его сторожем в детский лагерь на лето.

– Ни хрена себе! – воскликнул Монумент и почесал затылок.– Это что еще за хрень получается?!

– Это же не преступление,– пожала плечами Белла.– Он в очередной раз напился, сжег избу, едва сам не сгорел…

– Значит, вы хозяйка вьетов?! – воскликнул Грешников, не сводя с нее глаз.

– Я? С какой стати! – засмеялась женщина и, потянувшись, сбросила с влажных черных волос синее полотенце.– Я понятия не имела, что имя моего отца где-то использовал этот проходимец! – Она кивнула в сторону закрытого кабинета.– Я в этом клубе была лишь однажды, когда искала Петрушу. Авенир Аркадьевич меня там видел и напридумывал бог знает что!

– Нет, Белла Андреевна! Тогда вы удачно обвели меня вокруг пальца, как, впрочем, и вчера ночью, в парке. Но лизуантус! Этот цветок в оранжерее покупал только один человек. Имя его неизвестно, зато известны адреса доставки. Это была ваша квартира, Белла, потом вот этот дом и клуб «Дети Сиама». Вы хозяйка вьетов. Муравьиная матка. Должен сказать, что я восхищаюсь вами… В определенном смысле.

– Это в каком же? – теряя легкомысленный тон, поинтересовалась женщина.

– О женщины, как вы любите комплименты! Я поражен вашей душой, вашим характером, тем, как вы смогли покорить сердца и души своих подданных. Ведь они идут в буквальном смысле на смерть ради вас! Чен на глазах у всех сбросил Трофима с крыши только ради того, чтобы сохранить ваше инкогнито. Чтобы насытить вашу ненависть к Веронике, он взял на себя убийство Низовцева и назвал ее заказчиком. Ни за какие деньги современный человек так не поступит. А его отец, старый вьет, отдавший своего сына на муки ради вас? А… другие?

Авенир подумал об Айни, но запнулся. Однако Белла хорошо поняла его.

– В конце концов,– сказала она равнодушно, потягиваясь и присев на оттоманке,– все здесь говорится бездоказательно и без протокола. Почему бы и не поболтать ради удовольствия? Говоря «другие», вы подразумевали ту бедную несовершеннолетнюю девушку, которую растлили? Это ужасно… Я была потрясена, когда узнала. Как вы могли, Авенир Аркадьевич!

Голос ее был холоден и полон жестокой насмешки.

– Это вы растлили ее! – вскричал Авенир.– Вы используете их в своем клубе!

– Я их спасла! – гордо выпрямилась Белла.– Вы можете предложить им что-нибудь еще? Читать морали просто, дать шанс выжить целому народу, пусть и маленькому,– гораздо сложнее! Когда Низовцев привел эту шлюшку и выгнал меня, швырнув мне жалкую подачку, мне давали много разных советов, как вложить эти деньги, но ни один мне не нравился. Я нашла этих людей в деревне под Кировском, у родственников, точнее, даже под деревней, в овраге, где они жили в норах, точно звери. Я привела их сюда, выкупила для них дом, помогала им с работой! Я вложила деньги в них – и не ошиблась! Они очень благодарные сердца! Более того – они преданны и полны самопожертвования, чего нет теперь ни в ком из нас! Я не матка их, как вы изволили выразиться. Могу сказать, что за свои деньги я стала королевой маленького народа. Я заслужила это!

– Видишь теперь,– сказал Авенир, обращаясь к потрясенному Грешникову,– почему так важно было, что вьет защищал меня от Витька? Нужно было любым путем скомпрометировать Веронику. Этого могла хотеть только женщина. Скажите, Белла, вы сговорились с Николаем Николаевичем?

– С этим ничтожеством? – усмехнулась королева вьетов.– Он сам догадался, когда вы назвали фамилию моего отца. А я догадалась, что у него рыльце в пушку, когда он с охранником стал валить убийство Низовцева на вьетов. Уж мне-то доподлинно известно было, что мои люди тут ни при чем!

– Да уж, вы замечательно понимали друг друга без слов…

Наступило молчание. Присутствующие собирались с мыслями. Авенир не мог оторвать взгляд от Беллы. Она встала у окна, стройная, холодная, величественная. Настоящая королева. И все же он не мог отделаться от ощущения, что она безумна.

– Вы, наверное, очень одинокий человек,– сказал он.

Она дернула плечом, будто говоря: «Как все короли!»

– У вас ведь и в школе не было друзей, правда? Вас не любили за высокомерие, Белла. Но теперь с такими подданными вы далеко пойдете!

– Не надо иронизировать, Авенир Аркадьевич! Да, у них свои, несколько необычные законы, но я не мешаю им жить так, как им хочется. Наоборот, я только помогаю. Эти маленькие люди могут отдать только свою жизнь – зато они отдадут ее не задумываясь, не прибегая к белым билетам и прочим ухищрениям. Они отдадут жизнь за то, во что верят, а верят они в меня! Ни за какие деньги вы не купите это!

– Но ведь пройдет время, они ассимилируются, изменятся…

– Не очень-то хотят их ассимилировать. Это даже на вашем примере видно. Впрочем, пусть даже так. На мой век их преданности хватит.

Тут в тишине раздался густой кашель. Опер Грешников трубно прочищал носоглотку.

– Все это очень интересно,– сказал он, спрятав большой носовой платок.– Однако поясните теперь мне, простому тупому питерскому оперу, вы, оба гения, раз вы нашли общий язык: кто и за что убил парня?

Персиянка в черном траурном платье по-прежнему стояла у окна, не оборачиваясь и не глядя на присутствующих, скрестив худые руки на груди.

– Белла, это к вам вопрос,– сказал Авенир и, не дождавшись ответа, пояснил Монументу: – Петрушу убили вьеты. Ищи девушку-вьетку, стриженную под ежика. Они при этом похожи на двенадцатилетних мальчиков. Возможно, ей осветлили волосы перекисью водорода или, может быть, надели парик под кепочку. Был среди детей смуглый мальчик с темными глазами и светлыми волосами? Вот видишь…

– Но за что?! – вскричал Монумент.– Почему?

– Я думаю, это тайны материнского сердца,– пожал плечами Авенир.

– Он мог бы стать наследным принцем,– мечтательно и протяжно произнесла Белла.– Я хотела подарить ему власть над сотнями сердец, а он предпочел эту проститутку. Он оказался недостоин их… Недостоин моей мечты. Мне очень жаль его. Я должна была принести эту жертву ради своего народа. Вряд ли вы меня поймете.

Монумент за спиной Беллы заглянул в лицо Авениру и выразительно покрутил пальцем у виска:

– Она чокнутая!..

– Мы понимаем, почему же,– сказал Авенир.– Мы даже кое-что сумеем доказать.

– Вы, Авенир Аркадьевич, вряд ли что-то успеете доказать. Насколько я разбираюсь в российских законах, вы скоро отправитесь в тюрьму с весьма скверной статьей. А потом мы и для вас что-нибудь подберем,– мило, будто девушка в магазине готового платья, улыбнулась она Монументу.– Как вам нравится обвинение в мужеложстве с задержанными?

Грешников шарахнулся от нее, как от ядовитой змеи.

– Белла Андреевна, поднимите, пожалуйста, манжету на рукаве,– попросил Можаев.

Она непонимающе взглянула на Авенира. Тогда он сам двумя пальцами откинул с ее запястья кружевную черную манжету. На коже вокруг руки явственно проступал красный рубец от веревки.

– Что это, Белла? Откуда это у вас?

– Не имею понятия… Может быть, когда венки несла…

– У вас каменное сердце. Вы ушли сегодня с поминок под предлогом нездоровья и, пользуясь нашей нерасторопностью, задушили ни в чем не повинную девушку. Только для того, чтобы сохранить свою тайну. В этот раз у вас не было под рукой безотказных убийц, и вы решились сделать все сами. Это вас и погубило.

– Это вы тоже никогда не докажете! Никогда! Стыдитесь!

– Докажем, Белла. В отличие от вьетов вы не безлики. У подъезда этой девушки всю неделю дежурил мой человек. Я уже потерял надежду вас там увидеть – и вот…

– Эта грязная старуха! – зашипела Белла, припоминая.

– Не такая уж она и грязная. Не грязнее некоторых. Но она уже опознала вас по портрету и непременно опознает при встрече. Я…

Королева вьетов остановила его резким взмахом руки. Она напряженно думала, кусая губы.

– Предлагаю сделку,– наконец решительно проговорила она, обращаясь к Авениру.– Дело против вас прекращается, а вы забываете, где я сегодня была. Виновных у вас будет достаточно! – предупредила она открывшего рот Монумента.

– Ни за что! – вскричал Можаев, заметив некоторое колебание Грешникова.– Мы не в Азии все ж таки, а в Европе, черт побери! Виновные должны нести наказание, а не безвинные! Должно же в России наступить царство закона!

Белла покачала головой:

– Боже мой, какой вы еще наивный ребенок…

– Минуточку! – вмешался Грешников – Вы по какому это праву, дамочка, здесь командуете? Сделку она будет предлагать! Это я тебе предлагаю сделку, слушай сюда! Завтра же… Нет, сегодня же твои поганцы-вьеты заберут свои заявления против моего гениального друга! Если они это очень проворно сделают, то, может быть… Повторяю, может быть, я растрогаюсь и оставлю на тебе только обвинение в убийстве гражданки Тишининой! Этого и так тебе по гроб жизни хватит! Но если они этого не сделают вовремя, я из кожи вылезу, а докажу, что ты организовала убийство собственного сына. Кроме того, ты ответишь за убийство Трофима и этого проходимца Отца Никона! Я подведу твою китайскую узкоглазую мафию и тебя саму под организацию преступного сообщества! Повешу на вас ченовскую наркоту! Мы от твоего змеиного королевства камня на камне не оставим! Я до генерала дойду, в конце концов!

– Мы обратимся к общественности! – выбросил ему в поддержку главный демократический козырь Авенир.

Королева вьетов скептически скривила тонкие губы:

– Я была о вас лучшего мнения, Авенир. Человек вашего уровня – и общественность… Вы, безусловно, талантливы, но ваш друг, он правильнее понимает механизм управления русскими людьми. Он бьет в точку. Я вынуждена согласиться, но при одном условии. Прежде чем забрать меня, вы дадите мне возможность увидеться с вьетами. Сейчас же!

VII

Через полчаса машина Грешникова остановилась в Евразии, перед входом во вьетскую обитель. Белла вышла из салона и остановилась на пыльной дорожке, прямая, сухая и строгая. Ни испуга, ни раскаяния не было в ее тонких чертах. Друзья-сыщики встали вплотную по бокам от вьетской королевы.

Поначалу ничего не происходило. Потом в окнах и коридорах появилось некоторое движение. Захлопали двери. Движение нарастало, стали слышны поспешные шаги многих ног по коридору и голоса. В вестибюле появилось множество черноголовых людей, молодых и старых. Вскоре они уже не помещались внутри здания и вынуждены были выйти на крыльцо, потом спуститься к дороге… Через пять минут темная многоголовая толпа сгрудилась в беспорядке и замешательстве напротив двух мужчин и высокой женщины в черном. Из толпы, поддерживаемый под руки Айни, вышел старый вьет. Ни он, ни его дочь даже не глянули на Авенира и Грешникова. Глаза их были устремлены только на свою королеву.

Белла сделала короткие распоряжения. Старик обернулся и громко сказал что-то на вьетском слабым дребезжащим голосом. Тихий вздох пронесся по толпе и покорно утих.

– Когда я вернусь, все будет по-прежнему,– сказала Белла, окинув взглядом свое маленькое королевство.– А сейчас идите.

И она поклонилась в пояс маленькому черноголовому народу. И весь народ, от мала до велика, поклонился ей еще ниже. И Айни со стариком поклонились тоже.

Потом королева что-то быстро сказала.

– Что она говорит? – спросил, вслушиваясь, Грешников.

Белла продолжала втолковывать нечто старику на вьетском, и он кивал.

– Прекратите, Белла Андреевна! – вмешался Авенир.– Говорите только по-русски! Это некультурно, в конце концов!

– Успокойтесь, Авенир Аркадьевич,– усмехнулась она.– Я даю им советы о том, как вести домашнее хозяйство в мое отсутствие…

– Григорий! Гриша! Забирай ее немедленно! Поехали, поехали!

Толпа вьетов зашумела, качнулась, сделала шаг вперед. Потом еще один, и еще…

– Нет! – подняла руку их королева.– Так мы все погибнем! Сделайте, как я сказала!

И она сама величественно села в маленький тесный автомобиль оперуполномоченного.

Грешников отвез и сдал Беллу женщине в форме и тут же подписал бумаги об освобождении Вероники.

– Не дай бог, если попадут в одну камеру! Хватит на сегодня покойников. А Вероника теперь – богатая вдовушка! Женись! – подтолкнул он локтем в бок Авенира.

Можаев покачал головой.

– Теперь, когда все кончилось, может быть, ты расскажешь мне про пустяк, который тебя тревожит? – спросил он Монумента.

– Придется! – вздохнул Грешников, поглаживая толстым пальцем морщины на переносице.– Понимаешь, я тут перенервничал с этим делом и решил кое-что проверить. В общем, я пошел в этот вьетский клуб и, чтобы не привлекать внимания, стал потихоньку играть по маленькой, чисто символически… Ну и проиграл кое-что.

– И что?

– Видишь ли… А, все равно надо сознаваться! В общем, я играл на твои деньги. На деньги с твоей кредитной карточки, которую дал Никон. Она у меня осталась с той поры, как я тебя из милиции вытащил.

– Откуда же ты номер узнал?!

– Ты же у нас гений! – хмыкнул Монумент.– Догадайся с трех раз. Но это еще не все. Когда деньги кончились, я вспомнил про твою золотую карту.

– Ну и как? – ехидно спросил Авенир.

– Ничего не вышло! Ее нельзя передавать! Аннулировали, гады, да еще вывели из клуба под руки, как шулера. Беда с этими азиатами! Ты извини, что так получилось.

– Это все? – сурово спросил Можаев.

Монумент потоптался с ноги на ногу, развел руками и сказал:

– Все.

И вытер вспотевшее квадратное лицо.

– Уф-ф! Даже полегчало.

Авениру Можаеву, безусловно, было жалко денег. Но какой же русский интеллигент признается в том, что деньги представляют для него такую же ценность, как и для всех прочих, не пораженных вирусом интеллигентности, людей?

– Это пустяки,– криво улыбаясь, сказал Авенир.– Дай мне двести рублей, выплатить премию моей старухе. И еще: ты теперь мой должник. Поэтому следующее интересное дело – мое, понял? Мне теперь без этого – не жить!

Монумент отсчитал ему денег, радуясь втихомолку, что так дешево отделался.

– Ты полагаешь, это дело закончено? – спросил он замечтавшегося Авенира.– Хотел бы я знать, что именно втолковывала Белла своим подданным на этом птичьем языке. Может, чтобы завтра скормили нас муравьям у себя в подвале.

– Может быть… – почти не слушая его, ответил Авенир.– Но этого мы или никогда не узнаем, или узнаем в ближайшем будущем. Воспримем такое положение как достойное испытание и будем жить и делать свое дело, не страшась угроз, как мужчины. Живи опасно, мой друг! Так говорил Заратустра.