Текст книги "Царетворец. Волчий пастырь (СИ)"

Автор книги: Сергей Извольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10

Филиппа к тому моменту, как мы подъехали к особняку, немного отдышалась. Но сама передвигалась еще с трудом, поэтому в дом я ее занес на руках. И поэтому не сразу даже увидел группу персонала особняка, которая встречала меня с волнением.

– Лекаря, набор одежды и стакан воды со льдом и лимоном для леди ко мне в кабинет, – дал я указания Герванту, который сразу же убежал.

– Чай с мятой и чабрецом, а также обед на одну персону в столовую для меня, – это уже Мэри, которая тоже тут же убежала.

Поднявшись по лестнице с Филиппой на руках, я ногой открыл дверь в свой (бывший Кайдена) кабинет, и усадил Филиппу на диван. Она, держась за грудь и болезненно кривясь, подтянула под себя ноги и пыталась дышать часто и аккуратно – так, чтобы этот процесс не доставлял сильной боли.

– Филиппа.

– Кайден, милый, – шепотом сказала она, поймав мой взгляд. В глазах ее я отчетливо прочитал страдания, но меня это совсем не смутило.

Прости, дорогая, но придется тебе еще немного пострадать.

– Филиппа…. Мы в безопасности, так что теперь рассказывай: что, почему и зачем. Очень кратко, пока лекарь не пришел. Чтобы пока он тебе приводит в порядок, я мог подумать и обдумать произошедшее.

Филиппа удивленно, и – как мне показалось немного затравленно, посмотрела на меня. Может быть она думала, что я ослепленный любовью вообще никаких вопросов кроме как о ее самочувствии задавать не буду?

Но баронесса дурой не была, поэтому принялась рассказывать.

– Граф Кастельмор. За этот год трижды пытался уложить меня к себе в постель, я ему отказывала. Последний раз он выступил прилюдно, в свете, ну я ему прилюдно и отказала. Он счел за оскорбление. Разъярился, решил… вот так. Купил Бланшфора женой и вторым сословием, вместе с ним забрал и меня. Сегодня утром, когда Бланшфор уехал на дуэль, меня вывезли к графу в родовые земли, я сделала вид что согласна, разоделась вон… как видишь. Подловила его со спущенными штанами, сумела убежать. Ехала туда не знаю куда, услышала, что ты победил, приехала ко Дворцу.

– Кастельмор пытался уложить тебя в постель до того, как тебе дали задание прыгнуть ко мне в койку, или после?

– Кайден!

– Что?

– Я не потаскуха, – ощерилась Филиппа.

– Ближе к телу, милая Фили, пожалуйста, – скривился я. – Ты поняла, о чем я.

– Я прыгнула к тебе в койку потому, что хотела этого сама, а не потому, что мне кто-то дал задание! Если бы я не хотела, я бы с тобой… – у нее от столь долгой фразы перехватило дыхание, и она скривилась от боли.

– Да я все понимаю, не нужно лишних слов. Хорошо, спрошу по-другому: тебе прозрачно намекнули, что я интересная персона для любовных игр до того, как Кастельмор позарился на твои прелести, или после? Не смотри на меня так, моя хорошая, речь о жизни и смерти сейчас.

– После, – опустив глаза, сказала она.

– То есть сначала граф захотел тебя, ты ему отказала… а потом уже тебе намекнули, что не хочешь ли обратить внимание на меня?

– Да.

– Кто именно намекнул?

Филиппа тяжело сглотнула и промолчала.

Я ее понимаю – если дело с дуэлью срежиссировано, а это так, то роли строго расписаны: Бланшфор – инструмент, Кастельмор – исполнители.

Остается только узнать имя прямых интересантов.

– Фили. Mon amour. Я больше не буду спрашивать, кто именно, если ты не ответишь. Но мне почему-то кажется, что для тебя после всего случившегося хранить тайну не имеет…

– Кавендиш.

Ну да, Великий Дом. Кто бы сомневался.

– Прямо сами Кавендиши на тебя вышли, или ты просто догадываешься? – спросил я на всякий случай.

Баронесса на меня посмотрела с усмешкой. Ну да, конечно – будут Кавендиш напрямую на нее выходить. Но и в догадке Филиппы я не сомневался – представляя конкретно те круги, в которых она вращается. Вращалась – среди ее любовников числились люди из первых фамилий Империи. Поэтому и мой (Кайдена) с ней скоротечный роман прогремел на всю Европу.

– Почему ты сбежала?

– Потому что я не потаскуха! Я сплю только с теми, кто мне нравится! А уязвленный Кастельмор решил меня обесчестить. И счастье что я сбежала – после смерти Бланшфора он бы просто утопил меня по-тихому, забрав баронство. Неужто ты не знаешь методы… этого старого борова?

«Этого старого борова» я не знал.

Вот с его дедом, молодым и бесшабашным Кастельмором, мы были друзьями: сначала вместе гуляли по кабакам во время студенчества, после сражались рука об руку в Корпусе. И Шарль «Кабан» де Кастельмор умер у меня на руках во время осады Меца, во время баронского восстания – попал под мощный конструкт, так что даже магистр-лекарь не смог удержать его душу от ухода в посмертие. И сейчас мне было очень неприятно, что Дом Кастельморов оказался на другой стороне баррикад.

Вот только в последние слова Филиппа явно вложила другой смысл. Намекая совсем не на «старого борова Кастельмора».

Когда третье сословие влезает в игры первого, перья летят: но в большинстве у участников из третьего сословия. И баронесса была не просто «не дурой», а была явно неглупой. И понимала сейчас, что Кавендиши после неудачи с дуэлью следов оставлять не хотят, а с ней вскоре может произойти «трагический несчастный случай». И Филиппа совсем не сожалела, что уничтожая собственную репутацию, бежала от Кастельморов босой, даже не обращая внимания на сбитые в кровь пальцы.

Кстати, ведь может быть, что сделать так ей подсказали боги. Да, у третьего и второго сословия нет покровителей, как у старых фамилий, но никто не мешает прийти в храм и принести жертву, спросив у богов совета. Или можно прийти не в храм… а обратиться к забытым, как их называют, богам. Это конечно крайне опасно вниманием Инквизиции, но часто дело того стоит.

Ладно, неважно как Филиппа это сделала. Главное, что она, похоже, из кучи плохих и очень плохих вариантов стечения обстоятельств сегодня вытянула себе счастливый билет, с главным призом: сохранением жизни и сохранением чести.

– Что ты сейчас собираешься делать? – спросил я у Филиппы.

– Ты дашь мне приют на пару недель, или может… месяцев?

– У меня два месяца до отбытия в Корпус.

– Спарта? – удивилась Филиппа.

– Да. А что?

– Ты… и Спарта…

– Бывает, – только и пожал я плечами.

– Так ты примешь меня?

– Будет нелогичным, если после гонки по городу и помощи от подавшего нам руку Воронцова я выставлю тебя сейчас за ворота на расправу… старому борову, – тоже не стал я прямо произносить имя Великого Дома. – Что будет через пару недель или месяцев?

– Подучу русский, он у меня не идеальный, – усмехнулась Филиппа.

– Хочешь сбежать в Новогород?

– Да.

В принципе, рабочая идея. В Новогороде – главном цивилизационном центре на другой стороне Разлома Септиколии, жемчужине городов Востока, такая… неглупая и приятная во всех отношениях женщина точно не затеряется.

– Что с баронством?

– Хочешь тебе подарю?

Хм. Серьезно спрашивает.

– Я подумаю над этим. Не уверен, что мне нужна война с Кастельморами.

– А после сегодняшнего…

Филиппа осеклась под моим недоуменным взглядом. Но потом я вспомнил, что пусть она и… вращалась в самых высоких кругах двора, но вращалась она там скорее на… по определенной, так скажем, орбите. И баронесса – все же третье сословие, не первое, и у нее совершенно иной взгляд на мир и иные критерии оценки происходящего. Ведь что позволено Юпитеру, не дозволено быку.

– Не путай юношеское веселье защиты дамы с вопросами чести и престижа фамилии. Пусть даже Кастельморы и сыграли очень грязно со стрелком, и после обязательно за это ответят, – попробовал я объяснить ей кратко.

– Но… – все еще не понимала она.

– Сегодняшние чудеса на виражах Кастельморы решат деньгами с Магистратом, а также напрямую с гильдиями, которые от наших гонок понесли ущерб. Такое бывает, молодежь повеселилась – ты же видела возраст секундантов, они моих лет. А вот если я отберу у Кастельморов твое баронство, этот будет оскорбительный даже не щелчок по носу, а шлепок мокрой тряпкой по морде, и никаким золотом это не решишь. Это репутация, ее за деньги не купишь. И на это им обязательно нужно будет ответить – а это уже открытая война.

Филиппа молчала, глядя на меня совершенно новым взглядом.

– Знаешь, что… – наконец, подумав, снова заговорил я.

– Что?

– Пока, наверное, Бланшфор я брать не буду. Сейчас. А вот дальше… кто знает? Может быть в Новгороде мы с тобой встретимся, и вопрос решим.

Как раз в этот момент в дверь постучались. Прибыл вызванный Гервантом гильдейский лекарь – который коротко мне поклонившись, и после разрешающего жеста направился к Филиппе. Я сразу двинулся к выходу – меня ждал чай с лимоном и чабрецом, обед и долгие думы.

– Кайден! – окликнула меня от двери Филиппа. – Кайден, милый, спасибо, – негромко произнесла баронесса, приложив руки к груди в жесте почтения.

Еще раз кивнув, я вышел из комнаты.

С Филиппой мы за этот день больше не увиделись. Я дал указание Мэри выделить ей апартаменты, а себя тревожить только в исключительных случаях. И до самого позднего вечера я сидел у себя и читал светскую хронику, периодически усмехаясь. Да, ребят, вам еще повезло что я в Спарту собрался, а то скучно в Равенне точно бы не было.

Учитывая, что в покое меня скорее всего оставлять не собираются.

Под это дело я даже написал Десмонду просьбу отправить мне десяток варгрийских всадников – в усиление охраны особняка. Пусть идиотов, чтобы попробовать убить рекрута Корпуса найти непросто, но… Так спокойнее будет. Я не Бланшфор, выглядеть глупым в осторожности не боюсь.

Филиппа пришла ко мне в спальню ночью, далеко за полночь. Я еще не спал и даже не собирался – лежа на спине и глядя в потолок думал о будущем, прошлом и настоящем. И в полной тишине, окутавшей особняк, услышал шаги баронессы еще из коридора.

Подойдя к двери, Филиппа постояла немного, потом осторожно взялась за ручку и приоткрыла дверь. Зашла, закрыла дверь за собой. Послушала мое дыхание. Я при этом специально задышал громко и ровно.

– Кайден, милый… ты спишь?

Хотелось ей ответить: «Да», но я сдержался. Продолжил ровно и глубоко дышать. Делая вид, что сплю. При этом, конечно же, наблюдая за ней из-под опущенных ресниц.

Филиппа повела плечами, сбрасывая халат и оставшись полностью обнаженной. Да, не зря ее во всех мужских салонах обсуждают – тело, подсвеченное зеленым сиянием короны Юпитера, выглядит просто божественно, вот до мурашек по спине.

Слушая мое ровное дыхание, Филиппа постояла немного, потом осторожно присела на кровать. Мягко и грациозно опустилась ниже, забираясь под одеяло. Практически бесшумно потянулась, как кошка, и прильнула ко мне холодным, но таким соблазнительным телом.

– Кайден, мне страшно одной… можно я полежу с тобой? – зашептала она мне на ухо, едва-едва касаясь губами.

Отвечать я снова не стал. Но и без движения больше не лежал – забормотав что-то невнятно, отвернулся от нее и лег на бок, подбирая одеяло.

Филиппа, замерев, подождала немного. Потом практически бесшумно снова подвинулась ко мне, обнимая со спины. Прижалась тяжелой грудью и бедрами, горячо задышала мне в шею. Несколько секунд подождала, потом начала меня целовать – опять едва-едва касаясь губами.

Мне, в принципе, нравилось. Но когда горячий и уже требовательный язык скользнул по плечу к шее, зубки закусили мочку уха, а рука баронессы скользнула мне по животу и дальше вниз, я снова дернулся. Сонно-возмущенно невнятно промычал (на самом деле это была непечатная фраза на родном варгарианском) и снова отстранился.

Конечно, молодое тело на близость баронессы уже давно среагировало. Да и будь мое тело старым, как традиции Сената, думаю реакции это бы не помешало – от Филиппы исходила невероятная притягательная сила; я такую чувствовал только у… ладно, отставить, не вспоминать, а то ведь не выдержу.

Тем более что ничего не мешало мне сейчас «проснуться» и обернуться. Но я же не вечно-голодный приверженец из паствы Приапа, не пропускающий вниманием не то что любую деву, но даже и дуплистое дерево, и не озабоченный семнадцатилетний юнец…

Хм. Мда. Все никак не получается перестроиться – я еще воспринимаю себя владетельным герцогом, а не непонятным юным сизым недоразумением, в судьбу которого мне довелось вернуться из посмертия.

Баронесса больше разбудить меня не пыталась. Обнимая и по-прежнему тесно прижимаясь, но больше уже без активностей. Кожа ее постепенно согрелась, став горячей, дыхание выровнялось.

Филиппа полежала немного рядом, а потом заснула.

Я же так до утра и пролежал, изредка меняя позу, стараясь не касаться находящихся рядом выдающихся статей. И невидящим взглядом глядя то в стену, то в потолок, то на рассыпавшиеся по подушке локоны Филиппы.

Думал.

О том что сделано, что наделал, и что мне еще предстоит сделать.

Едва небо за окном потеряло зелень Сияния, а небосвод посеребрило рассветом, я бесшумно соскочил с кровати и направился вниз, в тренажерный зал. Прыгая по ступенькам лестницы, я ритмично напевал:

 
У каждого спартанца – желанье не отнять,
Едва проснувшись поутру и сразу исполнять,
Скажи мне что?
Скажи мне что?
ФИ-ЗО!
ФИ-ЗО!
 

Чтобы не сдохнуть – в буквальном смысле, и не опозориться на отборе в Корпус, мне предстояло очень много работы. Хорошо, что время у меня было. Два месяца долгий срок, за это время можно ко многому подготовиться.

Ко многому, да…

Пусть это и будет мой второй отбор, но никакого облегчения от этого я не чувствовал. Наоборот – мне, в отличие от других рекрутов Корпуса, даже сложнее: я ведь знаю, что именно всем нам, всему набору офицерских курсов, предстоит.

Глава 11

Все минувшие с момента дуэли недели я не покидал порога дома. Крепко и хорошо спал, а также очень много тренировался.

Тренировался, тренировался и снова тренировался.

В перерывах между тренировками и сном вел беседы с Мэри и Гервантом, скрупулезно выясняя подробности своей жизни, расспрашивая о Кайдене, его знакомых, манерах, и привычках. Кроме этого, я штудировал книги из библиотеки – восполняя пробелы знаний за минувшие сто лет.

Филиппа ночь за ночью снова приходила ко мне, уже понимая, что я просто делаю вид, что сплю. Дежурно и безуспешно пробовала «разбудить», а после – иногда даже до того, как я с рассветом просыпался на тренировку, так же тихо уходила.

Днем мы с ней не встречались – сначала невзначай получалось, а потом как-то даже начали словно избегать друг друга. А потом, в одну из ночей, я все же обернулся. Не потому, что не выдержал – бурление желания у меня вполне гасило утомление от тренировок.

Просто… чувствовал, как Филиппа расстраивается. Словно преданная кошка, от которой отказывается хозяин. Я чувствовал, что ей мое странное и непонятное невнимание причиняет неподдельные страдания. Мне однажды даже Морриган во сне явилась, и намекнула, что так просто не делается – все же наша родная триединая богиня и покровительница любви в том числе. Но я, правда, не совсем уверен – был ли этот мой сон действительно явлением богини, или естественной реакций на близость такой соблазнительной баронессы.

Последней каплей для решения обернуться к Филиппе стало то, что в числе наемной гильдейской прислуги особняка, какая неожиданность, оказались щебечущие пташки. И с расстройством я узнал, что в салонах не только Равенны, но даже и Рима обсуждают как Филиппа, после того как я увел ее из-под носа у кабанов, живет у меня в роли любовницы. Посещая мои покои почти каждую ночь. Причем как оказалось обсуждалось все это с подробностями такими, которые известны только тем, кто бывает под крышей моего особняка.

Щебечущую на сторону пташку прибывшие из Врангарда варгрийские всадники быстро вычислили, мне даже вмешиваться не пришлось. Оказался механик-водитель: видимо весьма щедрой оплаты гонорара и от фамилии, и от Гильдии ему для счастья не хватало, рубил монету на стороне.

Посланцы от Гильдии механиков, когда прибыли за трупом и увидели на теле следы пыток, сначала явно настроились попить мою кровь. Но после ознакомления с заверенным ментатом протоколом допроса серьезно приуныли. Понимая, что таким образом мы в этот раз совсем не страшные и охамевшие в край варгрийские варвары, а полностью в своем праве.

Гильдейцы так приуныли, что мне даже потом благодарственное письмо пришло, рамочное, официальное. О трупе механика-водителя там не было ни слова, зато много и цветасто об удовлетворении нашим – Кайдена лично, и Гильдии механиков взаимовыгодным долговременным сотрудничеством, с сообщением о крупной скидке для меня на веки веков.

Поблагодарили таким образом – потому что я выносить сор из избы не стал: если бы протокол допроса отправил в магистрат, Гильдия бы серьезно попала на репутационные и материальные издержки.

В общем, если бы не пташка водитель, так бы и шло все прежним чередом. Но опрометчивый шаг – когда я решил в одну из ночей обернуться к Филиппе, аукнулся мне серьезно. Ночные с ней забеги теперь выматывали меня не хуже дневных тренировок – баронесса Бланшфор оказалась просто ненасытна, с неимоверным, куда там даже лангобардскому, темпераментом.

Я подобный, похожий, лишь однажды только и встречал. У суккуба – с которой мне, было дело, довелось ночь провести. Но тогда это происходило в Диком Поле, и являлось частью испытания, от которого в тот момент зависела жизнь моего отряда; сейчас же я на подобное подписался добровольно. И уже на пятую ночь марафона я думал, когда закончится мое здоровье и запас сил – или утром на тренировке, или ночью с Филиппой. Кому я откажу первому – себе перед входом в тренажерный зал, или Филиппе, когда она придет в очередной раз?

Решать не пришлось: в шестой по счету вечер, когда я уже был на пределе сил и на грани капитуляции, Филиппа пришла в дорожной одежде. Пришла прощаться – правда, так расчувствовалась, что в одежде ей быстро стало некомфортно, и ее пришлось снять. И только после тесного прощания, заставив прибывших посланцев довольно долго подождать, баронесса покинула особняк. Тайно убыв из Равенны и с Европы, отправившись в Новогород, в сопровождении прибывших за ней наемниками Ганзы.

А я после этого вздохнул с некоторым облегчением.

Кроме Филиппы за все минувшее время ожидания начала отбора меня никто не навещал, никто не являлся в гости. Не только потому, что у Кайдена была соответствующая репутация: все же, судя по изученным мною перепискам в комме, круг общения у него был невероятно широк. Вот только все это было алкодружбой – что и показали мои просьбы стать секундантом. Просьбы, на которые откликнулись только враги.

Подруг-любовниц у Кайдена тоже было в достатке: все же для некоторых девиц из третьего сословия репутация его вовсе была не важна – важен ведь сам факт общения с индигетом старой фамилии, который может кое-кому помочь получить возможность блеснуть в свете.

Причина моего затворничества была не в этом – не в недостатке круга общения. Меня даже не позвали и не пустили бы, явись я сам, на траурную церемонию. Ведь от имени своего я отказался, и поэтому даже не мог присутствовать на похоронах родителей. Правда, тел Доминика и Сесилии так и не нашли: поисковые команды тамплиеров и позже прибывшие на место трагедии гвардейцы Дома Рейнар обнаружили только отдельные части одежды и амулеты. Так что ритуал прощания и проводов в посмертие проводили в храме с пустыми гробами.

Таким образом два месяца ожидания, слившись в один нескончаемый почти одинаковый день, промелькнули быстро. Вроде казалось только недавно я заходил в ворота на руках с Филиппой, а сегодня утром уже произношу речь перед персоналом особняка – неожиданно переживающим, взволнованным; Мэри и несколько других горничных даже плакали. В общем, тепло попрощавшись со слугами фамилии, я с чистой душой отбыл на спартанский отбор.

И, неожиданно, убыл в прекрасном настроении. Не то, чтобы я радовался грядущему отбору – один раз уже проходил через эту пытку, и не скажу, что это может доставить удовольствие. Просто моя жизнь, наконец, пришла в движение. Я, наконец-то, сделал шаг, тронувшись с места.

До портального зала Равенны меня довез Гервант, не доверив это новому гильдейскому механику-водителю. Попрощавшись с расчувствовавшимся управляющим, который неожиданно и для себя и для меня пожелал мне удачи, я вышел из мобиля и направился в сторону своей старой-новой жизни.

Старой – потому что я уже шел однажды этим путем. И не сказать, что мне очень уж хотелось вновь идти тропой новичка корпуса Спарты. Сделал шаг к новой обстановке, возродил движение в жизни, но… недолго запала хватило. Настроение из хорошего постепенно переходило в разряд удовлетворительного.

Показав скрывающему лицо служителю Ордена Хранителей перстень рекрута, я прошел в самый дальний, закрытый конец зала. Здесь уже собралась небольшая очередь – из портального зала Равенны отбывало в лагерь Спарты около десятка человек. Но мое внимание привлекли только двое. Завидев их, я словно на невидимую стену натолкнулся и напрочь потерял дар речи. Мое внимание привлекли двое, но смотрел я сейчас только на одну – ее спутника я и заметил только оттого что он находился рядом с ней.

Замерев, я смотрел и смотрел, не в силах оторвать взгляд. Любуясь юной девушкой с живыми, подсвеченными сиянием лириума глазами, с яркой синей, ультрамариновой – цвета спокойного глубокого моря, радужкой. Ее стянутые в тугой хвост густые черные, с глубокой синевой волосы открывали изящную смуглую шею; точеная фигура, царская осанка, грациозные движения, такие невероятно знакомые до боли жесты – передо мной, словно вживую, стояла Джессика де Лариан, маркиза Агилар.

Забыв как дышать, я наблюдал, как она – вместе с сопровождающим ее Себастианом белозубо смеется, реагируя на его шутку. Себастиан, в отличие от нашей прошлой встречи, не выглядел нахмуренным, колючим и злым – сейчас он вполне живо общался с близким человеком, а не смотрел на члена ненавистной ему фамилии.

Почувствовав мой взгляд, первой обернулась… конечно, это была не Джессика. Дженнифер, Дженнифер де Лариан. Внучка Джессики. Сестра Себастиана.

Я изучал фамильные списки домов индигетов второго сословия, и конечно не мог пройти мимо Дома Лариан. Но за черными по белым листам буквами не было понятно, что Дженнифер – буквально копия Джессики.

Моей любимой Джессики.

Следом за Дженнифер обернулся и Себастиан. Сказал что-то сестре, та усмехнулась, напоследок окинула меня полным презрения и отвращения взглядом, после чего отвернулась.

Это – не Джессика. Это – совсем другой человек, увещевал себя я, подходя к концу очереди к порталу. Впрочем, не помогало – перед глазами стоял образ такого родного лица моей любимой, единственной и неповторимой…

Неповторимой. Это – не Джессика, еще раз сказал я сам себе.

Но сквозь переживания и воспоминания уже пробивалось суровая реальность. Кулаки бессильно сжимались: зачем? Почему она, зачем ей Корпус? Тем более что по информации, которая была в картотеке Дома Рейнар, Дженнифер Агилар де Лариан числилась студенткой первого курса Имперского колледжа, готовящего кадры для административных имперских институтов.

Этот путь – стать имперским чиновником, для многих Агилар был популярным способом возвращения на Юпитер, избегая при этом вопросов враждебной фамилии Конгрегации. Я с Джессикой так и познакомился – когда она с выпускным курсом колледжа прибыла в Рим на стажировку, а я в то время при дворе особо важным советником императора ошивался, ножнами церемониального меча углы дворцовых коридоров околачивая.

Мысли у меня уже путались, я даже не знал, что делать. Джессика, вернее ее копия Дженнифер, и мясорубка отбора, месячный лагерь новичка… Это не для нее, она просто не должна там быть!

Хотелось подбежать к такой знакомой незнакомой девушке, взглянуть в такие удивительные ультрамариновые, озаренные сиянием глаза, и попытаться отговорить от участия в отборе…

Она – не Джессика. Она – Дженнифер. И она меня даже не послушает. Бессилие что-то изменить – чувство, которое я просто ненавижу.

Но я здесь, на пороге отбора – не в первый раз. И я (в отличие от всех остальных здесь собравшихся) в курсе грядущих событий. Мне известно, что совсем скоро я услышу истинную причину того, зачем Дженнифер и Себастиан отправились в Корпус. Просто потому что во время отбора все вынуждены раскрыть эту причину прилюдно, под взором ментата Корпуса.

И – решил я, если причина, на мой взгляд, будет несерьезна, я обязательно сделаю так, чтобы мясорубки отбора Дженнифер избежала, изменив решение. Или хотя бы узнала заранее, что именно ей, да и всем нам, предстоит.

В очереди к порталу я, из-за того что засмотрелся на Дженнифер Агилар, оказался последним. Преодолев по жесту служки Хранителя светящуюся арку, вышел в чистом поле – в пустынных предгорьях Варгрийского хребта. На высокогорном плато которого, при контролирующей перевалы цитадели Мессена, расположился и тренировочный лагерь Корпуса.

Портальная площадка здесь была расположена в чистом поле. Тут даже крыши не было – арки стояли под открытым небом. Без стен, без охраны – место, как и все владения Корпуса, защищала репутация спартанцев. Ворота к очерченному простым рвом кругу арок порталов и вовсе символизировали два воткнутых в землю комья.

И через эти «ворота» прибывшие проходили на вытоптанную площадку плаца, на котором нас уже ждали несколько инструкторов в бело-черной камуфляжной форме горной бригады Корпуса. И еще нас ждали выставленные на землю массивные рейдовые ранцы – предназначенные каждому из новоприбывших.

Всего, как я мельком посчитал, вокруг меня собралось сорок три кандидата в офицеры Корпуса. Все – молодежь из индигетов, в основном из первых людей, но увидел я и парочку терран.

Здесь сейчас не только такие как я, отдавшие годы жизни во имя искупления. Служба в стражах границы – для тех, кто не принадлежит к первому сословию, один из немногочисленных вариантов получить возможность попасть в большую политику на земле Рима; трамплин для карьеры. Правда, очень многие выбирают для подобного трамплина легионы – служить пусть и в три раза дольше, для преодоления ценза выслуги для «политика», но и не так опаснее.

– Проходим и встаем на белые круги с вашим прежним именем, – громко, но лениво и немного растягивая слова произнес встречающий нас мастер-сержант со спокойным, и даже на вид немного глуповатым лицом. Традиции соблюдаются – всегда таких выбирают, словно усыпляя бдительность кандидатов.

После слов мастер-сержанта возникла некоторая суета, но меньше чем через полминуты все полсотни юных индигетов заняли свои места, рассматривая подписи на белых кругах рядом с ранцами. И едва последний кандидат в офицеры занял свое место, как встречающий нас спартанец заговорил.

– Прежде чем научится командовать, вам необходимо научиться подчиняться. Поэтому первый этап, четыре недели тренировочного лагеря, если конечно же пройдете сегодняшнее начало отбора, вы проведете в экипировке пехотного легионера. И подготовка ваша от стандартной подготовки рядовых рекрутов пехотного легиона не будет отличаться никак.

После его слов многие кандидаты в офицеры Корпуса опустили изучающий и уже понимающий взгляд на массивные рейдовые ранцы.

– Прежде чем мы начнем процедуру отбора, мне нужно вам сообщить несколько важных вещей. Первое: отбор для вас может быть прекращен в любой момент. Для этого вам просто нужно не выполнить приказ, или сказать о своем нежелании продолжать одному из инструкторов. Второе: мое имя и мое лицо можете не запоминать, тренировки с вами я проводить не буду – моя задача сегодня только довести вас до конца… маршрута.

После каждой фразы мастер-сержант делал долгие паузы, словно давая время осмыслить услышанное.

– Перед вами, как можете наблюдать, находится большой рейдовый рюкзак, а внутри в нем собранный, а также частично принайтовленный полный комплект снаряжения, обмундирования и амуниции воина пехотного легиона, с дополнительной экипировкой для действий в гористой местности в зоне холодной температуры при наличии снежного покрова. Не хватает только оружия, но оружие вам в руки выдавать еще рано. Для начала вам нужно увидеть, как работает система креплений амуниции и экипировки. Есть три вида креплений…

Один из сержантов шагнул вперед из-за спины говорившего мастер-сержанта, подавая безымянному наставнику несколько кусков камуфляжной черно-белой ткани, с образцами креплений трех видов использующихся в экипировке легионеров систем. Мастер-сержант молча показал нам принцип действия каждой системы креплений, после чего вернул образцы сержанту. И только после заговорил вновь.

– Сейчас, под моим присмотром, мы с вами изучающе разберем и соберем амуницию и экипировку пехотинца-легионера. Начнем с того, что присядем перед рейдовым рюкзаком и отстегнем с креплений компактно свернутую всесезонную палатку, являющуюся частью модульной спальной системы…

Мастер-сержант остался на месте, а два сержанта по сторонам каждый присели, демонстративно медленно отстегивая палатку от рейдового ранца. Дождавшись, пока все кандидаты повторят за ними, мастер-сержант продолжил.

– Теперь отложим палатку вправо, насколько хватает длины руки, и следом отстегнем также принайтовленный снизу сложенный теплоизолирующий коврик. После того как отстегнем теплоизолирующий коврик, также протянем руку максимально вправо, и положим его снизу. На расстоянии двух сложенных пальцев, среднего и указательного, от компактно-свернутой всесезонной палатки…

Шум движений, суета замешкавшегося рекрута, и сорок три коврика заняли место на вытоптанной земле слева. А я вот, когда в первый раз занимался этой нудно-раздражающей бесполезной херомантией, делал это под проливным дождем. Сегодня повезло, солнышко светит нежаркое и веселое – глянул я на чистое небо.

Мастер сержант продолжал равномерно отдавать указания, и под его руководством перед нами раскладывались малая саперная лопатка, отдельно крепящиеся к рюкзаку подсумки, ботинки, шлем, снегоступы – один за другим предметы отделялись от большого рейдового ранца, ложась рядом на плацу в строгом порядке.

После этого настал черед большой ранец открыть – и на вытоптанную землю начали ложиться сначала крупные предметы: малый штурмовой рюкзак, утепленные штаны и крутка, маскировочные халаты, индивидуальные аптечки, тенты индивидуального укрытия, ветро-влагозашитный костюм, упаковки рационов питания – с расчетом на три дня марша, водонепроницаемые мешки для упаковки вещей – опять же в рейдовом и штурмовом варианте экипировки.

После настал черед мелочей: шапки, перчатки – штурмовые и рабочие, лицевые платки, малые и большие подсумки самых разных назначений, веревки, гидрационные системы и индивидуальные водные фильтры, пояса, кружки, фляжка и небольшая кастрюля под форму фляги – компактно собираемый набор для приема пищи; нижнее белье и прочие мелочи вплоть до сетки, предназначенной для сбора и последующей сдачи в прачечную грязной одежды.