Текст книги "Царетворец. Волчий пастырь (СИ)"

Автор книги: Сергей Извольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

На причале нас ждала небольшая делегация, все в одинаковой черно-белой горной форме Корпуса. И едва аэростат мягко причалил к пристани, по опущенному трапу спартанцы поднялись на борт.

Без команды все кандидаты выстроились в белых кругах, на каждом из которых были написаны наши старые имена. Встречающие спартанцы тесной группой подошли к нам, но по мере приближения все, кроме одного, остановились. Последний же сделал еще несколько шагов вперед, встав в одиночестве перед нашим строем.

Несколько минут провели в молчании.

Ждали ментата – который только-только появился из-за далеких ворот цитадели, и сейчас неторопливо двигался к нам. Пожилой и грузный, явно злоупотребляющий чревоугодием: ментаты вообще народ особый, к ним и отношение особенное. И многое ментатам прощается, вплоть до попустительства. Даже в Корпусе.

Когда ментат приблизился, стало видно еще и выражение усталого раздражения на его лице. Судя по виду, ментата оторвали от крайне важного дела – или чай пил, или спал, или с прессой знакомился. Хотя нет, судя по жирным пятнам на кителе, он ужинал чем-то жирным. Возможно индейкой – их сюда из Варгрии доставляют.

Пока ментат неторопливо ступал по трапу, за спиной каждого кандидата, кстати, уже оказался официант. Вот только теперь каждый из недавних так незаметных официантов держал наготове активированный артефакторный гладий – я хорошо почувствовал эхо касания силы позади, и услышал легкое гудение вызванного из пространственного кармана меча.

Ментат между тем подошел к первому стоявшему в шеренге. Рядом с ним уже двигались зашедшие на борт спартанцы – все, как и «официанты», наготове и с оружием.

По жесту ментата первый в шеренге кандидат приподнял руку, которую ментат крепко сжал и воткнул в кожу запястья кончик подсвеченного белым сиянием кинжала. Глаза ментата закатались, став полностью белыми, также озаренными белым сиянием.

– Истинная причина поступления в Корпус. Неискренний ответ означает провал отбора, – проскрипел ментат.

– Я хочу славы и денег, – услышал я голос первого испытуемого.

– Неплохое желание, мое почтение, – буркнул ментат, возвращая глазам нормальный вид и проходя дальше.

Второй кандидат желал получить трамплин в политической жизни. Третья ненавидела старших детей фамилии из-за того, что им родители приносили на блюдечке все, а ей – по ее мнению, не полагалось ничего. Четвертый хотел произвести впечатление на девушку, которая отказала ему во внимании.

Ментат, услышав эту причину, даже скинул маску раздражения. Он, выйдя из транса, расхохотался «впечатлителю» в лицо и ободряюще похлопал по плечу.

– Это мой мальчик, берегите его, – услышал я, как ментат негромко сказал старшему инструктору.

По мере продвижения ментата вдоль ряда кандидатов звучали самые разные причины – как вполне тривиальные, так и довольно необычные.

Я ждал только две. Мне важно было откровение Дженнифер, и ответ альтаирки. Пока стояли в ожидании, я сам кстати уже начал даже сомневаться в том, что голубокожая девушка охотилась за мной. И мое бегство от нее в бассейне сейчас казалось глупостью.

Первой очередь откровения перед ментатом дошла до Дженнифер.

Укол кинжала в запястье, закатившиеся глаза ментата и…

Затаив дыхание, я слушал.

– Меня хочет получить неполной женой сэр Торвальд фон Дракенсберг, маркграф Союза Зерна и Стали в Скаргейле. Фамилия Лариан ему отказала в этом два года назад, а рыцарь-командор сэр Доминик из Врангарда помог моей фамилии избежать гнева Дракенсберга. Сейчас, после смерти сэра Доминика, Дракенсберг сделал фамилии второе предложение. Отказать ему – навлечь на фамилию недовольство маркграфа, а у нашей семьи прииски в Скаргейле, это уязвимое место. Корпус – способ для меня уйти от навязчивого предложения неполного замужества, не потеряв возможность карьеры, а также вывести из-под гнева Дракенсберга фамилию.

Хм. Вообще конечно спорно, но… Спорно, но все же наверное лучший из возможных вариантов для Дома Лариан – кратко проанализировал я услышанное.

Ментат слова Дженнифер комментировать не стал. Просто кивнув ей, подошел к Себастиану. У того все оказалось крайне просто – брат последовал за сестрой, чтобы попробовать помочь ей во время службы и во время отбора, о сложности которого знал по слухам.

В раздумьях о причинах решения Дженнифер отправиться в Корпус, и о том – что оказывается мой (Кайдена) отец был настолько близок Агиларам, я даже пропустил момент, когда ментат подошел к голубокровной тарнейке. И когда, даже перед тем как она просто успела открыть рот, ее голова отделилась от плеч и покатилась по палубе, я даже не удивился. Ментат вышел из транса, и коротко мотнул головой, показывая, чтобы труп как можно быстрее убрали.

Все произошло так быстро, что никто из кандидатов даже удивиться сильно не успел. Только через несколько секунд раздались ошарашенные приглушенные возгласы. Несколько спартанцев между тем уже упаковывали труп и голову тарнейки в плотный (и, как отметили многие кандидаты, заранее приготовленный) черный мешок. Который двое из спартанцев бегом понесли в сторону крепости.

Ментат дал задание обезглавить альтаирку превентивно. Он наверняка даже не пытался залезть ей в голову и приказ отдал, едва почувствовав попытку поставить ментальный блок, возможно даже лишь его слабое эхо уловив. Все по инструкции, без ненужного риска. Тем более, что (еще одна тайна Корпуса) некроманты скоро вытащат из альтаирки причины того, зачем она решила явиться на отбор. И, если это как-то связано со мной, я об этом – если пройду отбор, конечно – совсем скоро узнаю.

Подобное – перед началом отбора, бывает нечасто. Но бывает – никто из спартанцев, в отличие от большинства ошарашенных произошедшим кандидатов, совсем не удивился.

– Истинная причина поступления в Корпус. Неискренний ответ означает провал отбора, – прозвучал голос ментата в очередной раз.

Процедура проверки искренности намерений продолжилась своим чередом. Вскоре невозмутимый ментат подошел ко мне, и его сияющий белым кинжал кольнул мне в запястье.

– Истинная причина поступления в Корпус. Неискренний ответ означает провал отбора.

Теперь голос ментата для меня звучал по-иному: он раздавался как будто внутри моей головы.

– Вернуть жизнь и честь фамилии, – ответил я, практически не слыша своих слов.

Ментат смотрел на меня белесым, озаренным сиянием взглядом и молчал. Невидимый клинок едва-едва коснулся кожи: «официант» позади явно занервничал. Ментат продолжал молчать – и теперь нервничал не только официант за спиной, а все спартанцы.

– Почему ты вернулся сюда? – вдруг проскрипел голос ментата в моей голове. Говорил он сквозь транс, не размыкая губ и обращаясь только ко мне.

– Потому что я – спартанец.

Кончик кинжала из-под кожи вышел, ментат вновь посмотрел на меня обычным взглядом.

– Тут все свои, мой мальчик. Кто не свой, тот умирает, ты же… сам это знаешь, – уже беззвучно, одними губами закончил фразу ментат. – Сразу сказать не мог? – укоризненно поинтересовался он вновь уже вслух.

– Я и в первый раз не соврал.

– Поговори мне еще!.. Щ-щегол, – внешне раздраженно прокаркал ментат, но мне при этом подмигнул. Глаза же его и вовсе смеялись.

Дальнейшая проверка прошла без эксцессов, а кровь на палубе быстро вымыли. И после того как ментат удалился, не прощаясь, вперед вышел один из спартанцев.

– Уважаемые и почтенные. Отказавшиеся от имен. Кандидаты. Я приветствую вас в цитадели Мессена, воинской базе Корпуса Спарты на Варгрийском перевале, в форпосте Римско-Септиколийской империи на Востоке. Я капитан Лассаль, и я командир учебной роты, взводом которой вы станете, если пройдете трехдневный вступительный отбор. Прежде всего, прошу вас принять положение «вольно»: для этого вам нужно поставить ноги на ширине плеч, скрестить руки за спиной, ладонью левой перехватив запястье правой.

Подождав, пока мы все встанем в положении «вольно», капитан Лассаль продолжил.

– В случае прохождения отбора вы станете новобранцами Корпуса, учебным взводом в статусе Rouge. В красном статусе ваш взвод ждет четыре недели начальной подготовки. Проходить она будет не в цитадели, а внизу, в долине, во временном учебном лагере.

Мастер-сержант сообщил всем вам, что первые четыре недели ваша подготовка ничем не будет отличаться от подготовки пехотного легионера. Он немного лукавил. Вам, если вы пройдете отбор, за это время будет много тяжелее, чем обычным рекрутам легионерам. Потому что наша задача и во время отбора, и за четыре недели начальной подготовки – адаптировать вас к военной жизни и полевым условиям, позволить проникнуться духом сплоченности коллектива, традициями и культурой Корпуса Спарта. Запомните, что в Корпусе мы и побеждаем, и умираем вместе. И задача курсов лагеря начальной подготовки – увидеть, можете ли вы действовать в команде, являться частью целого. Так что даже прохождение грядущего отбора не гарантирует вам службу в Корпусе. Имейте это ввиду.

Подождав, Лассаль продолжил.

– Трое суток отбора вы меня не увидите. Вами будут командовать инструктора Корпуса. Хочу предупредить, что все отдающие приказы инструктора и отбора, и начальной подготовки – сержанты. Вы же – кандидаты в будущие офицеры. И вам следует знать, что мои сержанты кровно заинтересованы в том, чтобы отсеять тех, кто, по их мнению, будет плохим офицером Корпуса. Причина этого проста и банальна – солдаты плохих офицеров погибают гораздо чаще, чем солдаты хороших офицеров. Поэтому я прошу вас с пониманием отнестись к тому, что инструктора отбора и начальной подготовки будут к вам обращаться без подобающего к вашему статусу индигета и, возможно, будущему статусу офицера Корпуса должного почтения.

Впрочем, у меня есть и хорошая новость. Она предназначена для представительниц прекрасного пола: в Корпусе царят старомодные патриархальные порядки. Мы не признаем новомодных идей мужского и женского равенства. Справедливо считая, что при использовании магических способностей в ближнем бою преимущество имеют мужчины, в бою дальнем – женщины. Поэтому подразделения Корпуса четко разделены, и штурмовыми отрядами, за очень редким исключением, у нас в Корпусе командуют мужчины. Подразделениями магической поддержки – женщины.

Наши традиции – следствие банальной физиологии. Мужчины способны не обращать внимания на боль, женщины приспособлены дольше боль терпеть. Мужчины наносят удар силой Сияния сильнее и быстрее, женщины – ввиду лучшей концентрации, точнее, дальше, а также способны держать защиту дольше. Поэтому, сухая статистика – в столкновении когти в когти с демонами мужчины выдерживают лучше, а если их при этом прикрывают владеющие силой Сияния женщины, шанс выжить у мужчин гораздо выше. И в результате такой сегрегации, мы – спартанцы, меньше и реже умираем.

К чему я веду столь долгим вступлением: и в ходе первичного отбора, и в ходе четырех недель начальной подготовки к представительницам прекрасного пола инструктора будут чуть менее предвзяты. К примеру, когда для должного усвоения материала или более полного понимания традиций и культуры Корпуса старший инструктор сочтет нужным сломать кому-то ногу, он обязательно для этого выберет из вас юношу, а не девушку. Имейте это ввиду.

Кто-то неподалеку от меня после слов капитана негромко хмыкнул. Да, это действительно была хорошая шутка. Только главная шутка этой шутки в том, что это была совсем не шутка.

– Теперь я прощаюсь с вами, и желаю вам удачи на вашем нелегком пути. Последнее, о чем хотел бы вам напомнить.

Лассаль набрал воздуха, и сделал долгу паузу.

– Будьте сдержаны. Будьте терпеливы. Будьте уверены. Хорошо запомните эти три требования, и это поможет вам преодолеть отбор.

Вновь пауза.

– Прежде чем уйду, попрошу вас достать из ранца третий комплект термобелья – на холодную погоду, и переодеться в него. Убедительно советую не задерживаться с выполнением моей просьбы, инструктора отбора, особенно старший инструктор мастер-наставник Блайд не любят долго ждать.

Кивнув всем нам на прощание, капитан Лассаль развернулся на каблуках и направился к трапу.

Не задерживаясь, я расстегнул китель, ремень, сбросил с себя одежду. Расшнуровал, быстро стягивая, ботинки. Снял носки, положил их на аккуратно сложенную одежду, поставил рядом ботинки и встал в положение «вольно». Переодевшись первым в шеренге.

Первым среди всех кандидатов. Как и в прошлый раз.

Вот только в первый раз у меня это получилось случайно, сейчас же – сознательно.

Старший инструктор мастер-наставник Блайд, как гласила нашивка на груди его кителя, это естественно заметил. Едва я снял все лишнее, оставшись в заранее надетом термобелье, он стремительно ко мне приблизился. И встав почти вплотную, молча сверлил меня взглядом. Знаю этот прием – сфокусироваться на переносице, не давая поймать взгляд. Я, впрочем, и не пытался – смотрел сквозь инструктора, расфокусировав взгляд.

Секунды тянулись, Блайд по-прежнему смотрел на меня не моргая. И постепенно шорох рядом и за спиной прекращался – последние кандидаты заканчивали переодеваться. Удар прилетел как раз тогда, когда я его и ждал – резкий, от бедра. Удар сильный, но не калечащий – и я отлетел назад, врезавшись в стоящих позади других кандидатов.

Пытаясь справиться с дыханием, сипло выдыхая, я устоял на ногах. И, с трудом сглотнув, вернулся в строй на свое место.

– Что можешь сказать в свое оправдание?! – брызгая слюной, заорал мне прямо в лицо старший инструктор. Которого – когда мы все получим возможность и право говорить, никто по имени называть и не будет. Потому что у всех старших инструкторов отбора и начальной подготовки есть традиционная кличка: Глотка. По иному старшего инструктора и назвать то сложно.

– Был не готов, старший инструктор мастер-наставник Блайд! – как можно громче произнес я.

Ответив Глотке, испытал чувство дежавю.

Почти сто пятьдесят лет назад я стоял на этой же палубе, и также получал – первым из всего потока, удары от старшего инструктора. В прошлый раз, правда, второй удар мне прилетел за то, что я фамильярно – «мастер-наставник», а не как полагается «старший инструктор мастер-наставник» обратился к инструктору.

Сейчас второй удар застал меня в самом конце фразы. Ну да ну да, если повода нет, бить можно и просто так. Улетел я во второй раз подальше, дыхание перехватило сильнее. И в этот раз на ногах я не удержался – упал. Не в силах нормально вдохнуть, я с трудом поднялся.

– Что можешь сказать в свое оправдание?! – вновь крик прямо в лицо.

– Был не готов, старший инструктор мастер-наставник Блайд. Виноват, исправлюсь! – сиплым голосом произнес я.

– Имя?

Вопрос определенно с подвохом. Но один раз я в этом веселом знакомстве с нравами инструкторов уже участвовал, так что сейчас прошлых ошибок готов был избежать.

– Раньше меня звали Кайден Доминик Альба из Дома Рейнар, старший инструктор мастер-наставник Блайд! – более-менее справился я с дыханием и голосом.

– Я тебя запомнил, тот, кого раньше звали Кайден Доминик Альба из Дома Рейнар, – шипящим шепотом произнес старший инструктор мастер-наставник, приблизившись практически вплотную – едва не касаясь меня кончиком носа. – Пока тебя будут звать Первый…

Я ожидал следующего удара, но его не последовало.

Вернее, последовал, даже последовали – удары, но не мне.

– Второй, Третий, Четвертый, Пятая… – двинулся вдоль строя инструктор, и от него один за другим, как кегли, отлетали кандидаты. Причем только кандидаты – девушек кандидаток инструктор не бил, просто плотно похлопывал по щекам.

После одного из ударов послышался характерный звук и неприятно, кисло дохнуло рвотой. Кто-то явно недавно обожрался и опустошил желудок еще прямо здесь, на палубе.

Какой позор – говорилось же, причем не раз – будьте сдержанными.

– Первый! – рявкнул вдруг старший инструктор, стремительно оборачиваясь и находя меня взглядом.

– Да, старший инструктор мастер-наставник Блайд!

– Что я люблю наблюдать по вечерам?

– Хороший фонтан рвоты, старший инструктор мастер-наставник Блайд?

– Хох-хо, похоже у меня в вашей своре появился любимчик! – довольно оскалился мастер-наставник.

Остальные кандидаты посмотрели на меня с явным вниманием. Наивные – не знают еще, что значит быть любимчиком старшего инструктора. Любимчика старшего инструктора и бьют, и кидают в пропасть всегда первого.

Следом за Глоткой разошлись вдоль строя сопровождающие его молчаливые сержанты. Каждый из них держал в руках черный маркер, и рисовал кандидатам на щеках цифры. Некоторое время потребовалось, чтобы у каждого из кандидатов появилось цифровое значение его имени на период отбора и начальной подготовки.

– Внимание на меня, организмы! Ставлю задачу: следовать за мной, не останавливаясь при этом. Бежать, шагать, ползти, катиться, забраться к кому-нибудь на ручки – мне без разницы! Кто не сможет двигаться вперед, тот отбор не проходит. Первый вперед бежать пошел, Второй вперед бежать пошел, Третий, Четвертый, Пятая вперед бежать пошли! Вперед, вперед, все вперед бежать пошли, желудки!

Волей старшего инструктора я побежал вперед первым, а вот основная группа толкалась на трапе. И судя по вскрикам и звукам ударов получала недвусмысленную мотивацию стимулами – тонкими, но крепкими артефакторными стеками, которые были в арсенале каждого сержанта.

Я следовал за Глоткой, и не оборачивался – чревато. Старший инструктор бежал уверенно и размеренно, не оборачиваясь. И, не приближаясь к воротам цитадели, он свернул с дороги, двигаясь прямо по сугробам.

Ах, как я скучал по возможности побегать босыми ногами по хрустящему насту колкого снега – думал я, двигаясь по следам инструктора, высоко поднимая колени. Пытка снегом продолжалась довольно долго, но вскоре поле кончилось, и спускаясь вниз по узкой тропе в окружении скал, мы теперь двигались по каменистому ущелью среди замерзших водопадов. Снег здесь, на тропе новичка, на некоторых участках инструктора-воздушники специально растапливают – чтобы поверхность была ровно-ледяная.

Инструкторам в форменных ботинках с шипами на подошвах по льду бежалось легко – по сравнению с почти голыми и босыми кандидатами. Позади я то и дело слышал болезненные вскрики, и звуки падений. С размаха на лед, прямо в кость – да даже и мягкими тканями, это больно.

За первый километр я ни разу не упал, и заметивший это недоразумение Глотка довольно быстро исправил дело, однажды подтолкнув меня словно невзначай. И едва я упал, начал подгонять криком, высказывая какое я неуклюжее животное.

Прокатившись по льду, чувствуя ладонями обжигающий холод и не слушая вопли Глотки, я, поднимаясь, беззвучно выругался.

Осталось продержаться всего семьдесят один час – раз за разом как мантру повторял я с каждым шагом, следуя за широкой спиной старшего инструктора. Их надо просто прожить, перетерпеть, преодолеть.

Все проходит, и это пройдет.

Пройдут мимо и эти, оставшиеся семьдесят один час отбора. Всего семьдесят один час, это же совсем немного.

Глава 13

Очень и очень долгий час времени нам потребовался, чтобы добраться до временного лагеря на период отбора. И финальный спуск, последние пара сотен метров, простыми не были: пусть здесь снег и лед уже отсутствовали, но босыми ногами приходилось бежать под все более крутой уклон по грудам осыпающейся щебенки.

Не удержав равновесие и съехав последний десяток метров на заднице по щебню, слыша, как за спиной также съезжают остальные, я поднялся и выбежал следом за Глоткой из каньона. И сразу ощутил на лице порывистый ветер с ледяным колким снегом. Небольшая долина с редким перелеском словно бутылочное горлышко собирала горные ветра, а приветственный снег в лицо – во время прибытия очередного учебного потока, добавляли погодные маги из состава инструкторов школы.

Старший инструктор первым добежал до длинного щелистого барака, небрежно сколоченного из грубого горбыля. Перейдя с бега на шаг, я остановился рядом. Глотка уже взялся за сколоченную из четырех досок узкую дверь, дернул – и она отвалилась.

– Так, – задумчиво посмотрел на лежащую у ног дверь. – Так, – обернулся Глотка к нам, дожидаясь пока остальные кандидаты и сопровождающие инструкторы окажутся рядом. И когда кандидаты в офицеры Корпуса сгрудились вокруг проема входа в барак, Глотка пошел мимо нас, заглядывая каждому в глаза.

– Желудки! – вдруг громко закричал он. – А где ваши плащи, которые в списке выданного имущества значатся как «тенты индивидуального укрытия?» Где они, я вас спрашиваю!? Почему вы, тупые бараны и овцы, почему никто из вас не додумался взять с собой плащ чтобы укрываться от ветра и снега? Где ваш индивидуальный паек, который остался лежать в рейдовых ранцах?! Кругом! Кругом!!! Возвращаемся! Вперед, вперед бежать пошли!

В учебной роте Корпуса во время отбора нет слова назад. Мы либо бежим вперед, либо разворачиваемся, и снова бежим вперед. И, как правило, заниматься этим предстоит большинство времени из оставшихся нам семидесяти часов.

Ко временному лагерю я прибежал первым, и сейчас стоял у самой двери неказистого барака. Поэтому, когда все развернулись, я побежал последним. Это было сделано специально – звание «первого» мне надо оправдывать.

Сейчас всех кандидатов ждал отдельный ад новичка – забираться обратно вверх по щебенке финальной части крутого спуска в долину. Причем рядом была вырубленная в скале тропинка со ступенями, но по ней поднимались инструктора – и никому, к счастью, не пришло в голову дурацкой мысли забираться там.

Периодически кто-то из кандидатов на крутом склоне оскальзывался, падал. И я, так как шел последним, в большинстве случаев оказался именно тем, кто ловил упавших. Мимо меня никто не прошел – хотя старший инструктор, как я знал по прошлому отбору, этого ждал поводом поучить как меня персонально (как Первого), так и всех кандидатов жизни и традициям Корпуса.

Один раз упало сразу трое, и я вместе с ними доехал вниз почти до самого начала подъема. Одной из съехавших вниз была Дженнифер – бледная даже через смуглую кожу, с горящими синим сиянием глазами. Когда она катилась вниз среди прочих, я подхватил именно ее, пытаясь удержать. И все остальное вокруг на несколько мгновений перестало существовать. Вот только этот миг промелькнул как не было: куча мала остановилась, я попробовал помочь ей подняться, но Дженнифер только со злостью посмотрела на меня, отстранившись и выдернув руку. И вновь полезла вверх.

Остается всего шестьдесят девять часов и еще сколько-то минут – попробовал я себя приободрить, перебирая руками ускользающую из-под скрюченных замерзших пальцев щебенку.

Чтобы вернуться к аэростату, нам потребовалось гораздо дольше времени, чем в первый раз добраться до временного лагеря. Приближаясь к площади перед цитаделью, наша группа все еще бежала. Но гораздо медленнее. И как раз в этот момент кто-то в центре колонны в очередной раз поскользнулся и упал со стоном.

Сразу подняться упавший явно не поторопился, и моментально получил перехлестнувший через спину удар. Чтобы взбодриться: один хороший удар стеком стимула легко заменяет стакан крепкого кофе с сахаром, лимоном и имбирем – как громко, во всю глотку, сообщил нам всем старший инструктор.

Для меня происходящее было привычно – а вот для большинства юных индигетов знакомая реальность жестко оборачивалась ожившим ужасом. Даже безжалостные скалы, снег и лед не так пугали многих, как показательная жестокость инструкторов, которые не проявляли ни грамма сочувствия к чужой боли.

То ли еще будет, ребята. То ли еще будет – хмыкнул я мысленно.

Когда мы – усталым бе́гом, который по скорости равнялся быстрому шагу, наконец-то вышли к освещенной пристани и аэростату, все сорок два кандидата представляли плачевное зрелище. Большинство пошатывалось, все сипло дышали. И на лицах выражения непроизвольно менялись, как только каждый кандидат преодолевал трап и выходил на палубу, согретую теплым конусом.

Здесь было удивительно тепло, уютно, светло; все также мягко обволакивая играла приятная музыка, у источающих божественные ароматы столов в готовности расположились «официанты».

– Желудки! – жестко нарушил миг прикосновения к привычной реальности Глотка. – Забираем из ранца тент индивидуального укрытия, и один индивидуальный рацион. Один! Кто из вас организмов попробует взять два, сразу отправится домой! Имейте ввиду, желудки, один рацион – на все трое суток отбора! Быстро, быстро, вперед шевелитесь, тупые животные, что встали?! – закричал старший инструктор, быстрыми шагами передвигаясь вдоль строя.

После того как каждый кандидат достал свертку плащ-палатки, перекидывая ее через плечо и убирая в карман свернутого тента один индивидуальный паек, сержант-инструктор обернулся.

– Первый! Где ты, мой любимчик, которого я запомнил?

Боги, ну почему именно сейчас? Он же мог сделать это позже!

– Здесь, старший инструктор мастер-наставник! – откликнулся я.

– Ты слишком хорошо выглядишь! Мне это не нравится! – подскочив вплотную сообщил Блайд, брызгая слюной мне прямо в лицо. Ответить я даже не успел – он тут же отстранился, последовал резкий удар, и я упал с беззвучным криком.

Этот у-у-у-ухх какой хороший профессионал своего дела ударил мне стеком по бедру, добавив импульса силы, и по ощущениям сломал ногу.

– Больно? Ути-пути, мой хороший… – наклонившись надо мной, сочувственно поинтересовался старший инструктор.

– …может обратно к девочкам? – добавил он повысив голос и уже крича мне прямо в лицо, привычно брызгая слюной. – Может быть вы все, желудки, уже хотите домой?! – выпрямился он, оглашая палубу криком, заглушавшим даже приятную музыку.

У кого другого голос сел бы еще на бегу к временному лагерю; Глотка же на то и Глотка, чтобы истошно орать на нас все сутки отбора. Не знаю, что они – старшие инструктора едят, но факт: глотки у всех луженые.

– Никак нет, старший инструктор мастер-наставник Блайд! – ответил я, с усилием поднимаясь, и принимая положение «вольно». Получалось не очень – палуба аэростата блаженно теплая, и замерзшие ступни оттаивали, уже начиная кровоточить. Так, что ноги иногда чуть проскальзывали по ровном полированном покрытии.

– Слушайте меня, организмы! Сейчас мы снова уходим в лагерь отбора, и больше сюда, на аэростат, не вернемся. Все, что будет с вами – это плащ-палатка чтобы накрыться от снега и ветра, ваши соратники чтобы согреться теплом их тел и один дневной рацион, который вы сожрете только на исходе вторых суток, желудки! Те, у кого в пустых котелках осталось хоть чуточку мозгов, могут остаться здесь и завершить свою нелепую попытку стать спартанцем!

По трапу я переходил последним. С трудом двигаясь со сломанной ногой. И видел всех, кто шел впереди меня – явно уже не сорок два кандидата. Оборачиваясь, рисковал. Но интересно же. Да, так и есть – сразу шестеро остались на палубе.

И когда обернулся обратно, по направлению движения, столкнулся со взглядом серо-стальных глаз сопровождавшей нас инструктора-спартанки. Как появилась, не было же ее? Телепортация или пелерина невидимости?

На эту сопровождающую нас девушку спартанку, изредка попадавшуюся мне на глаза, я уже обращал внимание – лекарь, судя по небольшой выцветшей татуировке змей-и-посоха Асклепия на шее под ухом.

– В твоих интересах как можно раньше упасть и ползти, – негромко произнесла инструктор, словно невзначай оказавшись рядом.

Спартанка сейчас не врала, и не провоцировала: для подтверждения искренности она подняла руку, на которой блеснул силой перстень спартанского гладия. Целительница определенно и искренне хотела мне помочь.

Уж кому, как не мне, это знать: отбором мясорубки руководят немногочисленные инструктора, а вот остальные сопровождающие, якобы рядовые сержанты – это индигеты, офицеры Корпуса, ответственные за жизнь и здоровье кандидатов. Я сам, во время службы в Корпусе, сопровождал так несколько отборов. И знал, зачем именно мне сейчас нужно упасть и ползти.

Но делать этого не собирался. Не дождетесь: потому что тогда я, есть вариант, перестану быть «Первым». И забрать это звание обратно будет непросто.

Прошлый отбор первым я начал, и первым закончил. Правда в прошлый раз ногу мне ломали гораздо позже. Но я осознавал, что мучаться оставалось недолго: каждый рассвет – время лекарей, когда кандидатов приводят в полный порядок. До рассвета оставалось всего несколько часов, и всего лишь одна дистанция пройденной тропы новичка.

Так что отвечать я спартанке-целительнице не стал. Да и не смог бы – она уже, я даже не заметил как, снова исчезла из вида. И я снова так и не понял, телепортация это, или же пелерина невидимости.

Зато ковыляя вперед, я видел, что колонна передвигается вперед уже бегом, скоростью больше близкой к быстрому шагу. Я шел последним, с трудом переставляя ноги по расхоженной снежной каше поля. Но все еще не теряя из виду хвост колонны – так, чтобы меня не сочли безнадежно отставшим.

В голове пульсировала только одна мысль – двигаться вперед, держаться на ногах.

Просто продержаться. Осталось всего шестьдесят восемь часов, это исчезающе краткий миг в масштабе одной жизни.

Безнадежно продолжая ковылять в конце колонны, я вдруг увидел лежащее в снегу и едва подающее признаки движения тело.

Я дождался. Я смог.

Падали на тропе многие. Но не я первым не поднялся.

Передо мной, в растоптанном снегу проторенной тропы валялся худой и светловолосый парень. Тот самый слабый римлянин с серо-стальными глазами лириумщика, привлекший мое внимание еще во время марша в горы. Неподалеку от упавшего возвышался инструктор, внимательно наблюдая. Римлянин пытался ползти, но получалось у него это не очень хорошо – действо больше походило на барахтающегося жука.

Почему опять я крайний? – с грустью, через боль, подумал я, опускаясь на одно колено рядом с упавшим. И, подхватив его, протянул вверх, помогая подняться. Краем глаза при этом заметил совсем рядом спартанку с выцветшей татуировкой Асклепия.

Странно, у нее ко мне что-то личное? Судя по всему, она меня персонально сопровождает…

Эти мысли, под тяжестью обессилевшего римлянина, отошли в сторону. Он шел с трудом, подволакивая правую ногу – сильно изрезанную, уже с красными пятнами обморожения. Я с трудом ступал на сломанную левую. И таким нелепым организмом, с двумя ходячими ногами на двоих, мы смогли преодолеть около сотни метров, пока остальная колонна уходила все дальше вперед, постепенно скрываясь из вида.

И когда основную группу впереди уже стало не различить, инструктор-спартанка, сопровождающая лично меня, что-то сказала в коммутатор. И уже через несколько секунд с той стороны где скрылась из вида общая группа, послышались крики.