Текст книги "Миров двух между"
Автор книги: Сергей Павлов
Соавторы: Михаил Пухов,Андрей Дмитрук,Виталий Пищенко,Дмитрий Федотов,Евгений Сыч,Юрий Глазков,Александр Копти,Неархос Георгиадис,Анатолий Балабуев,Сахиба Абдуллаева
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Мы сидели в ставшей нашим домом пещере, освещенной теплым светом, исходящим от бота. Над Атлантидой давно опустилась ночь. Спал Великий город. А нам было не до сна. Что-то подсказывало мне, что наше пребывание на Терре Инкогнита близится к концу. Правда, неясно было, чем все кончится. Я смотрел на сосредоточенное лицо Старадымова, на задумчиво пощипывающего бородку Герова и знал, что их беспокоят те же мысли.
Яарвен, так и не поверивший в то, что мы не боги, молча сидел у стены, бережно придерживая рукой прижавшуюся к нему Живущую у Моря.
– Ты ведь чистокровный атлант, Яарвен? – прервал молчание Богомил.
– Да, Великий, – Яарвен упорно именовал нас этим нелепым титулом.
– А кто были твои предки?
– Это долгая история, Великий…
– Ничего, расскажи, если можешь…
– Много лет назад Атлантида была разделена на десять частей. Владыками одной из них были мои предки. Это были благословенные времена. Корабли атлантов властвовали над Морем Среди Земель, доплывали до громадного острова, лежащего на Закате за Истинным Морем. Наши армии доходили до Азии и страны Та Кем. Никто не мог противостоять солдатам Великой Атлантиды. Несметные сокровища, тысячи тысяч рабов стекались в Посейдонию. Богато и беззаботно жили атланты. Но боги разгневались на наших предков. На небе появилась хвостатая звезда. Она становилась все больше, все страшней. Люди Атлантиды приносили богам богатые жертвы, но не смогли смягчить их гнев. И наступил тот бедственный день. Земля содрогнулась, как от удара, горы изрыгнули огненные потоки, воды моря вздыбились до небес… Много людей погибло. О многих мы так ничего и не знаем. Где доблестные воины, побеждавшие врагов Атлантиды в далеких землях, где отважные моряки, не знавшие страха? Что сталось с ними? Об этом знают лишь боги. В те горестные дни закатилась звезда славы Атлантиды. Морская вода отказалась поддерживать на плаву корабли атлантов, и с тех пор ни один из сынов моего народа не покидал родины. Рабов не хватало, некому стало обрабатывать плодородные поля и возводить величественные здания. Роды, прежде богатые и могущественные, впали в разорение и нищету… Такая доля выпала и моим предкам…
– Как ты стал рабом, Яарвен? – спросил Богомил.
– В первый раз меня продали за долги, – ответил атлант. – Через год родственники сумели собрать нужную сумму, и я снова стал свободным человеком. Но за этот год я кое-что понял. Например, то, что рабы тоже люди. Поэтому, когда один из моих соседей убил раба, я не выдержал.
– Что же, за убийство ему ничего не было? – вступил в разговор Старадымов.
– Жрецы Посейдона велели ему принести жертву – новорожденного поросенка. Он принес его в храм, и жрец смазал руки убийцы кровью поросенка.
– И все?
– Да. Я услышал, как он смеялся, рассказывая про этот случай друзьям. Я ударил его. Но не рассчитал силу.
– А что было потом?
– Родственники убитого требовали казнить меня. Но я принадлежу к очень древнему роду. Тогда меня снова сделали рабом. Через месяц я бежал от хозяина…
– Скажите, Яарвен, – заговорил Юрий, – если бы рабам удалось ворваться в город, что бы вы сделали?
Атлант с силой сжал ладони рук.
– Я бы уничтожил храмы Посейдона, казнил всех его служителей. Почему мы должны поклоняться богу, который ненавидит мой народ?! Он не выпускает корабли атлантов в море! Жрецы говорят: терпите, Посейдону нужны жертвы… Сколько можно приносить жертв! На Олимпе много богов. Поклоняться нужно всем! Этого не хотят жрецы. Когда-то они были хранителями мудрости, могли рассчитывать ход звезд по ночному небу, предсказать, когда пойдут благословенные дожди… Нынешние жрецы не могут ничего, только говорят: терпите, или – нужны жертвы!
– А что стало бы с жителями Посейдонии? – спросил я.
– Мы освободили бы рабов. А хозяева… Им и их отпрыскам пришлось бы испытать на себе, что такое рабство, сменить дома, покрытые орихалком, на хижины. Но ведь это справедливо! И потом, должен же кто-то трудиться на полях и в каменоломнях.
– Ну а Владыки Атлантиды? Какая судьба ждали их?
Яарвен с недоумением посмотрел на меня:
– Великий, как может смертный поднять руку на сына Повелителя Моря? Мы отнеслись бы к ним с почетом. И кто знает, может быть, они убедили бы грозного Посейдона милосерднее относиться к атлантам. Тогда другие бессмертные будут получать жертвы не за его счет.
– Что же вы будете делать теперь? – спросил Юрий.
– В Атлантиде много рабов. И они пойдут за Яарвеном, особенно теперь, после того, как могущественные боги спасли меня от смерти. Великие! Клянусь, что вы займете самые почетные места среди богов Атлантиды!
– Мы не боги, Яарвен, – устало проговорил Богомил.
Вместо ответа атлант склонился до земли.
– Девушка устала, – произнес Старадымов. – Да и на твою долю, Яарвен, сегодня выпало немало испытаний. Вам необходимо отдохнуть.
– Слушаюсь, Великий, – ответил атлант. – Если позволишь, мы ляжем под деревом снаружи.
– В пещере всем хватит места. Под деревьями полно змей. Отдыхайте. А нам нужно обсудить свои дела. Мы выключим говорящую машину, чтобы не мешать вам.
– Слушаюсь, Великий, – покорно повторил атлант.
Мы понимали, что спасение Яарвена будет для него очень сильным стрессом, ведь он в то мгновение, когда его швырнули в колодец, наверняка распрощался с жизнью. Но это был единственный способ, который позволял спасти вождя повстанцев, практически не вмешиваясь в развитие событий. Теперь островитяне были уверены, что Яарвен погиб, и все должно было пойти своим чередом. Жрецы явно не очень опечалятся исчезновением двух “Богов” и станут управлять страной, как и прежде, возможно даже, поручат кому-нибудь в торжественных случаях являться перед народом в золотой и серебряной масках, подобрав для этого кандидатуры соответственного телосложения. Правители по-прежнему будут ссылаться на “Богов”, добиваясь повиновения сограждан. Рабовладельцы останутся до поры до времени рабовладельцами, рабы – рабами. А дальше, – дальше судьбу острова будет решать Всемирный Совет, для которого могут сослужить неплохую службу нами добытые материалы.
У меня было и еще одно опасение – как бы сердце Яарвена не отказало еще до того, как мы поймаем его в силовую сеть и успеем кое-что растолковать. Но, соглашаясь на проведение этой операции, я вовремя вспомнил слова знаменитого мыслителя древности Сенеки, говорившего, что глупо умирать прежде, чем придет смерть. Вспомнил и успокоился, понимая, что вождь восставших не может быть тем, кто умирает раньше смерти.
Теперь Яарвен и Живущая У Моря сидели в углу пещеры, прижавшись друг к другу плечами. Похоже, они забыли обо всем на свете. Предусмотрительно отключенный Юрием ретранслятор молчал. Возлюбленные говорили и говорили. Их речь лилась плавно и вдохновенно, словно мы слышали волнующий говор природы.
– Ни дать ни взять – голубки, – сказал Линекер.
Смысл сказанного был иронический, и, зная склонность Джерри к едким замечаниям, я недовольно взглянул на него, но на лице товарища витала самая добрая и искренняя улыбка. Он был зоологом, поэтому, вероятно, вложил в свои слова отнюдь не переносный смысл.
– Похоже, здесь нам больше делать нечего, – заду мчиво произнес Старадымов, – все, что могли, мы сделали.
– Куда теперь? – подал голос Линекер.
– Нужно искать следы загадочного бота, его хозяев.
– А эти… владыки ничего о них не рассказали? – спросил я.
Старадымов отрицательно покачал головой.
– Надо было все же наведаться к ним. Посмотреть, как они там устроились, – продолжал я.
– Не хватало ради этого энергию расходовать, – саркастически заметил Джерри.
– Утром слетаем, – отозвался Юрий, – необходимо узнать от них правду.
– Айкен вряд ли что-нибудь скажет, – поделился сомнениями Джерри, – ты заметил, Юра, как он обнаглел после того, как убедился, что его жизни ничего не грозит?
– Зато Маноло – трус изрядный, – ответил Старадымов, – ручаюсь, что он ничего скрывать не будет.
– Правды у него, как у змеи ног, не найдешь, – буркнул Линекер.
Маноло и Айкен… Днем я даже не удосужился спросить, как зовут бывших владык. Почему же эти имена мне так знакомы? И почему вслед за ними память услужливо подсказывает еще одну фамилию – Веркрюисс? Догадка была столь невероятна, что я растерялся. Потом схватил Старадымова за плечо:
– Юра! Ты хорошо помнишь рассказ моего деда?
Старадымов непонимающе посмотрел на меня, пожал плечами:
– Я не дослушал запись. Только начал. А в чем дело?
Но я уже лихорадочно вставлял кристалл с записью в фонограф.
…Вот, Богомил, и пришло мое время писать мемуары…
Грустное это, конечно, занятие. Если бы кто-нибудь лет эдак тридцать назад попробовал мне сказать, что я сяду перед диктофоном и, глядя на бездушную коробочку, начну раскрывать душу, я просто поднял бы такого чудака на смех. Но этот час наступил, точнее, незаметно подкрался…
То, о чем я тебе хочу рассказать, тяжелым грузом лежит у меня на совести. Официальные материалы расследования еще долго будут храниться в архиве. Такова уж судьба этого несчастливого для меня дела. До сих пор не могу простить себе… Ни преступника не нашел, ни толком не разобрался в том, что произошло. Как говорится, труп налицо, а виновного и след простыл, словно сквозь землю провалился проклятый Веркрюисс.
Многих моих современников в жар бросает при слове “убийство”. За долгие годы работы в Отделе по борьбе с искоренением преступности я с этим жестоким словом свыкся, наверное, произошла обыкновенная профессиональная деформация. Но вот такого, чтобы убийца через день – другой не пришел каяться, я что-то не припомню. Бывало, руководитель нашего отдела по нескольку дней не разрешал задерживать преступников, зная, что рано или поздно они сами явятся с повинной. Давал, так сказать, людям, преступившим закон, самим осознать содеянное. Теперь-то я понимаю, насколько он был прав, давая злоумышленникам возможность самим осознать весь ужас, всю неестественность того, что они натворили.
Но в убийстве профессора Батгуула шеф сразу учуял что-то такое, что заставило его испросить у Совета санкцию на неограниченные полномочия. Однако все принятые нами попытки были тщетны. Нет, одна из версий, выработанных нами еще в самом начале расследования, оказалась верной, но… Впрочем, лучше рассказать обо всем по порядку.
В то лето, Богомил, мы с твоей бабушкой отдыхали на пляжах Кубы. Просто лежали на горячем песке, смотрели друг другу в глаза, а когда до нас доходило, что еще немного, и мы сваримся от палящего солнца, бросались в ворчливо накатывающиеся на берег волны океана.
Слух у меня был тогда что надо. Я вынырнул далеко от берега, но услышал тоненькое попискивание индивидуального устройства связи. Очевидно, это отразилось на моем лице.
– Что случилось? – разом оборвав смех, встревожилась Мария.
Я улыбнулся и сделал вид, будто ничего особенного не произошло, хотя сразу понял – сигнал был вызван чрезвычайными обстоятельствами, так как ничто иное не могло заставить начальство выйти со мной на связь на пятый день моего отпуска. Чтобы успокоить Марию, я нарочито медленно выбрался из воды, ленивой походкой приблизился к сложенным под раскрытым тентом вещам, щелкнул тумблером ИСУ:
– Начальник группы “Перехват” слушает.
– Здравствуй, Асен, – голосом шефа ответило устройство связи. – Как отдыхается?
“Коли шеф начинает издалека, дела совсем плохи”, – мгновенно пронеслось в моем мозгу.
– Жарковато, – отозвался я. – А в целом ничего…
Шеф не любил длинных предисловий. Вероятно, считал, что руководители групп должны понимать его с полуслова.
– Асен, с минуту на минуту появится бот. Отвезешь Марию в Гавану или куда она пожелает, а сам вместе с Дэйвом отправляйся на Сейшелы. По дороге он обо всем тебя проинструктирует.
Я взглянул на небо, так как сообразил, что бот может в любую секунду показаться на горизонте, и замахал рукой Марии, чтобы она поспешила одеться. Потом ответил шефу:
– Все ясно, Владимир Семенович.
– Передай привет Марии. Завтра утром жду тебя в моем кабинете в семь ноль-ноль. Всего хорошего.
– До свидания.
Богомил, твоя бабушка была редким человеком. Ни тени обиды не появилось на ее лице, когда она узнала, что придется прервать отдых. Наоборот, принялась успокаивать меня, убеждая, будто с удовольствием снова окунется в проблемы своей лаборатории. Впрочем, она действительно любила свою работу, причем так, что я даже иногда ловил себя на том., что начинаю ревновать ее к вычислительным машинам.
…Нельзя сказать, чтобы Дэйв был мрачен. Во всяком случае, он изо всех сил старался показать, что это не так. Много шутил, был очень предупредителен с Марией, но меня обмануть не смог. Я слишком хорошо знал своего заместителя. Уже когда он вопреки своей обычной манере не обрушил бот в отчаянном пике на пляж, а аккуратно приземлил его, мне стало ясно, что Дэйв удручен.
Однако он заговорил о деле лишь после того, как мы распрощались с Марией. Вернее, прощался я, а Дэйв, отвернувшись, делал вид, будто погрузился в задумчивость.
– Асен, убит профессор Батгуул.
– Что?! – невольно вырвалось у меня. – Консультант Совета?!
– Он самый.
Потрясение было так велико, что я продолжал говорить нелепицу:
– Это невозможно. Человек, чье имя, чьи открытия вызывают безграничное уважение даже у отшельников… Нет, это какая-то путаница. Может, однофамилец?
Дэйв укоризненно глянул на меня и промолчал. Этого было достаточно, чтобы мой мозг переключился на профессиональную волну.
– Дэйв, на Сейшелах, буквально в десятке миль от дома профессора, если мне не изменяет память, небольшая колония отшельников?
– Память тебе не изменяет, – скупо подтвердил заместитель.
Да, Богомил, к тому времени, как до тебя дойдет эта запись, наверняка вымрут последние отшельники. В двух словах поясню, кого называли этим именем. Конечно, ты знаешь, что когда-то мир был поделен на тех, кто признавал идеалы, ставшие впоследствии идеалами всего человечества, и тех, кто хотел жить за счет других. Я не большой знаток истории, однако знаю, что ее не обманешь. Случилось то, что и должно было случиться, – победил разум, и наступила эпоха, которую называем Великим Объединением. Однако кое-где еще остались те, кому происходящее было не по вкусу. Вот и пришлось их изолировать, раскидать, так сказать, по разным островкам, чтобы они другим жить не мешали. Так появились отшельники. Каждому такому типу было дозволено взять с собой одного слугу, если, конечно, тот был не против. Представь, нашлись люди, которые жаждали сопровождать своих патронов хоть на край Ойкумены. Среди них оказались бывшие камердинеры, телохранители, секретари, то есть те, кто настолько сросся со своим господином, что жизни без него не чаял. Совет позволил отшельникам иметь минимум роскоши и предоставил их самим себе в надежде, что рано или поздно ни одного из них не останется. Отшельники вели себя тихо, понимая, что, в противном случае, их просто-напросто лишат возможности жить и ничего не делать. Правда, было несколько попыток оставить территорию обитания, но все они окончились безрезультатно. Одна из таких колоний и была в Сейшелах. Там доживали свои дни шестеро отшельников со своими слугами.
Я посмотрел на Дэйва:
– Когда произошло убийство?
– Два часа десять минут назад нам сообщил о случившемся один из учеников профессора.
– Ты сразу вылетел на место?
– Да. Вместе с шефом.
– Кто сейчас ведет розыск?
– Непосредственно на Сейшелах работают Карл и Алексей. А вообще подключились все группы.
– Есть какие-нибудь наметки?
– Наметки? – переспросил Дэйв, помолчал, вздохнул: – Наметок больше, чем достаточно… Пропал бот профессора, из колонии отшельников исчезли некий Манолои, известный тебе Веркрюисс. Оба скрылись вместе со своими слугами. Нет кое-какой аппаратуры.
– Что говорит служба контроля?
– Разводят руками. Дескать, если злоумышленники завладели ботом, то им ничего не стоило кружным путем выбраться на материк.
Я не понимал уныния своего заместителя, поэтому внимательно посмотрел в его глаза:
– Дэйв, скажи честно, что тебя гнетет?
– В доме не осталось никаких следов пребывания постороннего человека. Мы использовали все возможности нашей аппаратуры. Создается дурацкое впечатление, что профессор сам себе нанес смертельный удар по голове увесистым молотком.
– Молотком?
– Да. Батгуул был большой любитель работ по дереву. Оказывается, всю мебель в доме он сделал своими руками. Убит был, кстати, в своей мастерской.
– Слушай, Дэйв, к своему стыду, я почти ничего не знаю о том, чем занимался Батгуул. Кажется, работами по теории параллельных пространств.
– Не только по теории… Ученик, который обнаружил его труп, молодой Пауль Борручага, говорит, что месяц назад профессор показывал ему некоторые блоки машин для перемещения в параллельное пространство.
Я присвистнул. Дэйв понял причину моего удивления, поспешил пояснить:
– Она была еще далека от завершения.
– Но прошел же месяц! – возмутился я, догадавшись наконец о подлинной причине удрученного состояния Дэйва.
– По рекомендации Совета работа велась в строжайшей тайне.
– В тайне! – усмехнулся я. – А Борручага знал и даже видел своими глазами!
– Круг лиц, которые могли знать о машине, Совет не очерчивал, полагаясь на то, что профессор сам решит, кому можно доверять.
– И это ты назвал кое-какой аппаратурой?!
– Но ведь машина-то не была готова! – запальчиво воскликнул Дэйв. – Даже Борручага не предполагал, сколько времени понадобится на ее доводку.
– Ладно, не кипятись, – примирительно произнес я. – Где сейчас Борручага?
– Ждет нас на Сейшелах, – буркнул Дэйв.
Бот начал снижаться, но едва мы вошли в густое облако, на пульте замигал сигнал тревоги и раздался голос дежурного по нашему отделу:
– Геров и Каллаган, другие сотрудники группы “Перехват”, внимательно прослушайте сообщение… Четыре минуты назад на охранный пост бывшего ядерного полигона Невада совершено нападение. Преступники завладели оружием. Шесть человек охранного поста доставлены с телесными повреждениями в госпиталь, двое из них в тяжелом состоянии. Руководство отдела предполагает связь с убийством профессора Батгуула.
Мы с Дэйвом переглянулись и тут же услышали шефа:
– Асен, вы сейчас где?
– На подлете к Сейшелам, – торопливо ответил я.
– Давайте-ка, ребята, в Неваду. Это сейчас важнее.
Он еще не закончил говорить, как я ощутил, что меня вдавило в кресло. Это Дэйв круто рванул бот вверх, и на приборной доске замельтешили цифры набора скорости. Шеф словно почувствовал, что делает с ботом мой заместитель:
– Дэйв, не гони во всю ивановскую… Успеете… Не забывайте, что теперь у них шесть бластеров.
Владимир Семенович, вы считаете, что это именно они?
Шеф, прежде чем ответить, надолго задумался. Затем послышался горький смешок:
– Кто – “они”?
– Сбежавшие отшельники, – пояснил Дэйв.
– Информацию о них получите в ближайшее время, – не отвечая на вопрос, сказал шеф. – Хотя, думаю, что Веркрюисса Асен не забыл.
– Да уж… Мне немало пришлось повозиться с этим типом. На всю жизнь запомнилось его умное сухощавое лицо, ироничный высокий голос:
– Итак, уважаемый сыщик, вы со мной не согласны? Прискорбный случай… А согласиться все равно придется! Выше науки нет ничего! Науки в чистом виде, я не имею в виду так называемую общественную мораль, этику и прочую белиберду, за которой нет никаких объективных законов природы. Все это, мой дорогой, выдумки, и перекраиваются они по нескольку раз за столетие… Так что, мешая мне, вы становитесь в ряд отъявленных ретроградов. А признайтесь, не хочется небось выглядеть перед потомками этаким держимордой, а?..
– Ты надолго задумался? – Голос Дэйва прервал мои воспоминания. – Я хотел бы знать, что представляет собой Веркрюисс.
– Весьма своеобразный тип, – нехотя ответил я. – Когда-то это был довольно крупный ученый, кстати, ученик убитого профессора. Лет десять назад по решению Совета Веркрюиссу было запрещено практическое занятие наукой. Он слишком увлекся собственной особой, считал, что его гению доступно все, требовал разрешения работать с человеческим материалом…
Дэйв покосился на меня, видимо, решил, что ослышался. На его лице было недоумение.
– Да, да, – подтвердил я. – Именно так он и говорил – “человеческий материал”. На этой почве и произошел разрыв между ним и профессором, причем Батгуул заявил, что если Веркрюисс не изменит свои концепции, он вынужден будет обратиться к Совету с просьбой отлучить его от науки. Однако себялюбие настолько поглотило Веркрюисса, что он не только не пересмотрел свои взгляды, а напротив, стал развивать, как он говорил, философские воззрения о праве гения игнорировать все и вся, на этой почве сошелся с отшельниками и после изгнания из науки испросил у Совета для себя их жалкие права вместо того, чтобы вести нормальную жизнь землянина.
– Как он оказался на Сейшелах? – спросил Дэйв.
– По разрешению Совета.
– Но ведь там жил Батгуул. Почему этого не учли?
– Совет уступил просьбам профессора, он еще питал надежду вернуть науке заблудшего.
– А слуга Веркрюисса? – спросил Дэйв.
Я пожал плечами:
– Что о нем сказать? По всем данным, неплохой человек, но слабовольный, воспитывал с детства Веркрюисса, души в нем не чает. Своего рода добрый дядька. Когда-то на Руси к молодым дворянским отпрыскам приставляли крепостных, которые любили своих воспитанников больше, чем родители…
– Значит, он не опасен?
– Вот за это не поручусь. Он может защищать своего Веркрюисса с отвагой курицы, обороняющей цыплят от коршуна, – возразил я.
В этот момент запел сигнал включения связи.
– Асен? Это Сергей, – зазвучал в динамике знакомый голос. – Владимир Семенович просил передать тебе информацию о Маноло.
– Слушаю, – отозвался я.
– Значит, так… Самый рядовой представитель так называемых частных предпринимателей. Собственно, он лишь унаследовал состояние родителей и довольно успешно проживал его. Попить, поесть, а больше ничего не надо, ну и, конечно, желание иметь втрое больше, чем другие.
– Увлечения есть? – буркнул Дэйв.
– Если можно их так назвать, – усмехнулся Сергей. – Был одним из инициаторов возрождения американского футбола. Интеллектуальные способности весьма ограниченны. При этом старался прослыть покровителем искусств, этаким меценатом. Вообще обожает вертеться рядом с известными людьми. Я думаю, его подвигнул на “подвиги” Веркрюисс, самому ему вряд ли что-нибудь подобное пришло бы в голову. Кстати, Маноло в последнее время встречался с Веркрюиссом очень часто. Теперь об Айкене – телохранителе Маноло. С ним сложнее. Прекрасно развит физически, способен на дерзкие поступки. Скорее, расправа с охранниками полигона – его работа.
– Все? – спросил я.
– Пока все, – подтвердил коллега.
– Спасибо, – я повернулся к Дэйву. – Где мы?
– Иду на снижение, – сообщил мой заместитель, слушавший разговор с Сергеем с хмурым выражением лица. – Нужно поговорить с охраной. Район оцеплен. Не думаю, чтобы преступники сумели скрыться.
– Очевидно, этот горе-ученый придумал в тиши Сейшел какую-то новую аппаратуру, – предположил я. – Странно, что их так долго не могут обнаружить… Да еще эти блоки машины прокола пространства…
– Ученые в один голос утверждают, что до готовности машины еще очень и очень далеко, – ответил Дэйв. – Многие вообще считают, что создать ее невозможно. В предположениях Батгуула очень много спорных моментов.
– Но беглецы могут отсиживаться где-нибудь в горах и потихоньку доводить машину. Надо как-то спугнуть их, заставить заметаться, чтоб им было не до изобретений. Кстати, – спохватился я, – население Земли получило информацию о случившимся?
– Совет считает это излишним.
По голосу Дэйва я понял, что он не согласен с решением Совета, но обсуждать его не намерен.
Помолчав, Дэйв задумчиво постучал по стеклолитому копаку и произнес:
– Если Веркрюисс изобрел аппаратуру, позволяющую глушить возможности нашей техники, значит, придется действовать по старинке.
– Да, Дэйв, будем заниматься обыкновенным доисторическим сыском, для которого нужно совсем немного: уши, глаза, ноги… плюс интуиция и чуть-чуть удачи…
– Как патер Браун, – хмыкнул Дэйв.
Пользуясь предоставленными нам правами, мы не воспользовались общественной посадочной площадкой, а приземлились прямо на лужайке перед госпиталем. Взбежав по ступеням, я сунул свой жетон в щель электронного привратника. Когда эту же операцию проделал Дэйв, дверь перед нами бесшумно распахнулась.
Мы расположились в приемном покое на креслах перед экраном видеотелефона. Вскоре экран вспыхнул, и перед нами предстало изображение главного врача:
– Добрый день. Насколько я понял по вашим жетонам, вы представляете группу “Перехват”?
Дэйв указал на меня:
– Мы не просто представляем. Это начальник группы.
По рыхловатому лицу главного врача блуждало недоумение, и я невольно позавидовал нашим предшественникам. Раньше никому не нужно было пояснять, каковы права и функции служб, обеспечивающих общественный порядок, теперь это приходится делать на каждом шагу. Наверное, в двадцать первом, по старому летосчислению, веке так смотрели бы на золотаря, вдруг появившегося в городе на лошадке, запряженной в повозку с огромной бочкой, из которой торчит деревянная ручка черпака.
– Мы расследуем обстоятельства, связанные с получением телесных повреждений сотрудниками охранного поста. Они недавно поступили к вам, – сказал я. – Хотелось бы побеседовать с ними.
Главный врач пожевал губами и вздохнул:
– Ничем не могу вам помочь, они нуждаются в отдыхе. Такой стресс не проходит бесследно…
Я смотрел на его картофелеобразный нос и медленно закипал, досадуя на меланхолическую непреклонность этого эскулапа.
– Мы наделены особыми полномочиями, – сухо проговорил Дэйв.
Врач сочувственно закивал:
– Я, как представитель медицины, насколько вам известно, тоже…
– Свяжитесь с ОБИП, – сдерживая раздражение, посоветовал я.
Бесцветные брови эскулапа сошлись на переносице.
– С Отделом по борьбе с искоренением преступности, – пояснил Дэйв.
Пожав плечами, врач протянул руку к пульту, отыскал на нем одну из пяти красных клавиш и утопил ее. Мы нетерпеливо заерзали в креслах, но в этот момент экран погас. Очевидно, главврач счел ненужным наше присутствие при его беседе с шефом.
Вскоре экран снова вспыхнул. Физиономия эскулапа утратила выражение меланхолии, он сердито смотрел на нас. Дэйв незаметно подмигнул мне, дескать, видал, как ему шеф всыпал?!
– Я могу дать вам возможность поговорить только с одним из сотрудников охраны, Йожефом Сабовчиком. Он пострадал меньше других.
Дэйв уже открыл было рот, чтоб возмутиться, но я, опередив его, поспешно согласился:
– Спасибо, доктор.
– Сейчас подключат к видеотелефону его палату.
Тут я сам не стерпел:
– Нет, так дело не пойдет! Нам нужен личный контакт. Надеюсь, руководство Отдела достаточно красноречиво описало наши полномочия?
Последняя фраза была сказана мной с такой интонацией, что эскулап, недовольно зыркнув глазами, металлическим голосом, словно пользуясь синтезатором речи, произнес:
– Хорошо. Поднимайтесь на двадцать седьмой этаж. Палата двадцать семь дробь шестнадцать.
Миловидная сестра проводила нас до дверей палаты.
– …Как самочувствие Сабовчика?
Девушка не успела ответить, как дверь уехала в сторону, и мы увидели, что Сабовчик чувствует себя вполне сносно. Он задумчиво стоял посреди гостиной на одной руке, ногами жонглируя футбольным мячом. Юноша так увлекся, что пришел в себя, лишь узрев в полуметре от собственного носа стройные ноги медсестры. Он прыжком поставил себя на ноги, захлопал глазами, под одним из которых была внушительная опухоль.
– Не беспокойтесь, Йожеф, – улыбнулась девушка. – Доктор разрешил вам заниматься, чем угодно. Только прошу вас при малейших признаках усталости сообщить мне… А сейчас с вами хотели побеседовать сотрудники группы “Перехват”. Познакомьтесь, пожалуйста, – она посмотрела на меня, – начальник группы Асен Геров, – она перевела взгляд на Дэйва, – и его заместитель Каллаган.
Сабовчик уставился на нас с откровенным любопытством, к которому примешивался восторг:
– Правда?!
– Что? – не понял я.
– Правда, что вы начальник “Перехвата”?
– Так получилось, – развел я руками.
– Всю жизнь мечтал хотя бы одного сотрудника “Перехвата” увидеть! – воскликнул Сабовчик, глядя то на меня, то на Дэйва. – А тут сразу двое!
Я покосился на заместителя, который не сводил глаз с медсестры, и поблагодарил девушку:
– Спасибо, я думаю, у нас не возникнет трудностей при общении с вашим пациентом.
Медсестра кивнула и оставила нас наедине с Сабовчиком.
Парень смущенно предложил нам сесть, а сам остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– Устраивайся, – мотнул головой в сторону кресла Дэйв и язвительно добавил: – Больной ведь.
Йожеф залился краской, но последовал совету, виновато буркнув:
– Какой я больной? Заперли сюда, говорят, надо пройти курс психологического лечения. А что мне лечиться? Синяк вон только.
Дэйв добродушно похлопал его по колену:
– Не переживай. Врачи лучше нас знают, что надо, что не надо.
– Йожеф, расскажи, что там у вас произошло, – попросил я.
Сабовчик отвел глаза:
– Откуда мы знали, что они чокнутые?
– Почему чокнутые?
– А разве нормальный полезет в зараженную местность? Ведь там еще только ведутся работы по обеззараживанию. За последние пятьдесят лет, говорят, никто туда и не пробовал проникать.
Дейв вынул из кармана портативный опознаватель:
– Если чье-либо лицо покажется тебе знакомым, скажешь.
На миниатюрном экране через равные промежутки времени стали появляться портреты самых разных людей: сначала крупным планом, потом в полный рост, затем эти люди начинали двигаться, разговаривать, сердиться, смеяться. Когда на экране возник Айкен, Сабовчик торопливо произнес:
– Он!
– Нажми-ка на эту кнопочку, – предложил Дэйв.
Сабовчик ткнул пальцем, и в левом верхнем углу экрана выплыла красная точка. Потом снова замелькали незнакомые лица. Йожеф безошибочно опознал всех четырех отшельников.
– Теперь давайте по порядку о происшедших событиях, – сказал я.
Йожеф наморщил курносый нос, раздумчиво почесал затылок.
– Мы только что заступили на смену. Начальник караула поехал проверять посты, а мы сели поиграть в шахматы. Вы не подумайте, это у нас разрешается!.. Собственно, играли двое: Ли Зен и Гуго Стадлер, а остальные болели – кто за Ли, кто за Гуго. Слышим, в карауле запищало, значит, какой-то объект на подходе. Игру-то прекратили, но особо не насторожились. Мало ли, может, какой шальной турист завернул к нам? Потом уже визуально стали наблюдать за ботом, попытались выйти с ним на связь – бесполезно, решили, что проверяющие нагрянули. Привели в порядок форму, заняли каждый свою позицию. Подлетает этот самый бот. Гуго – он за старшего остался, – как полагается, вышел из караулки, хотел выяснить, что к чему. Из бота вылез тот, которого я третьим по счету опознал.
