Текст книги "Поперечное плавание"

Автор книги: Сергей Голукович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Днепровские переправы

1

Стало совсем светло, когда Корнев заметил, как впереди медленно оседает пыль и машины останавливаются, прижимаясь к самому краю обочины. Сквозь редеющую завесу миражем проглядывали очертания Херсона.

Корнев кивнул, и Башара повел свою машину в обгон остановившейся колонны. После бессонной ночи, наглотавшиеся пыли понтонеры, сидя плотными рядами в кузовах машин, с тревогой провожали покрасневшими глазами проезжающего комбата. В голове колонны Башара заглушил перегревшийся мотор. Корнев вышел из машины, подошел к старшему лейтенанту Соловьеву и старшему политруку Спицину, стоявшим на дороге. Рядом с ними находились два моряка. Немного в стороне, за бруствером окопа, виднелось еще несколько бескозырок, выглядывал ствол пулемета. Соловьев, кивнув на стоявших рядом моряков, доложил:

– Адмирал, старший в городе командир, требует, чтобы батальон на этом рубеже занял оборону. Вам приказано явиться к нему. Он пропустил в город только санитарные машины.

– Добро! На рандеву к адмиралу явлюсь, – сказал морякам Корнев. – А оборону батальон занять не может.

– Адмирал приказал, чтобы все идущие в город части занимали оборону без промедления, – настаивал старший из моряков.

– Нам указан совсем другой курс, – подлаживаясь под морскую терминологию, категорически ответил Корнев.

Он узнал, где размещается штаб адмирала. По его приказанию батальон пошел в объезд города, а сам он повел колонну из трех полуторок с понтонерами и трехтонки с кухней в город.

Моряки обескураженно посматривали колонне батальона вслед. Потом старший из них подозвал к себе сигнальщика и приказал ему немедленно отсигналить флажками по цепочке адмиралу о случившемся.

Вскоре комбат со своей колонной въехал в город. Кругом были следы поспешной эвакуации. Ветерок перекатывал по земле полуобгоревшие бумаги. Во многих зданиях были распахнуты двери и окна. На мостовой были нарисованы замысловатые вензеля. Корнев пригляделся и догадался, что это следы рассыпанной муки. Увидел деда, тащившего тачку, на которой стоял бачок с мукой.

– Папаша! Откуда мука?

– С мелькомбината, сынок. Разбомбили вчера склады. Сказывают, чтобы запасались.

Корнев подозвал командира роты Коптелова.

– Я поеду к адмиралу на пассажирскую пристань, а вы пока запаситесь материалами, нужными для оборудования переправ.

На пассажирской плавучей пристани адмирала не оказалось.

– Ушел на катере в рукава, – сообщил дежурный с бело-голубой повязкой. – Вы, товарищ майор, пройдите к адъютанту, он знает, когда адмирал будет.

В уютно обставленном служебном помещении, превращенном в приемную адмирала, Корнева встретил адъютант. Из-под кителя виднелась черная кобура с витым кожаным шнуром. Он попросил майора предъявить документы, посмотрел на часы.

– Адмирал прибудет через сорок минут, – вынув из папки лист бумаги, сказал он. – Вам, товарищ майор, придется представить объяснение, почему не выполнили приказ адмирала, направили батальон курсом норд-вест.

То, что отмахали флажками сигнальщики, потом было передано по телефону и теперь легло в папку на доклад адмиралу. У Корнева что-то заныло в груди в ожидании предстоящих неприятностей, но адъютанту ответил твердо:

– Объяснение представлять, товарищ капитан-лейтенант, если и буду, то по указанию своего старшего начальника.

Хотел сказать, чей приказ выполняет батальон, да воздержался, посмотрев на постороннего в гражданском костюме, сидящего на одном из стульев. Взяв себя в руки и притушив наплывавшее беспокойство, спокойным тоном предупредил:

– Я на воздух выйду.

Вышел, достал пачку «Пушки», собираясь закурить. Рядом оказался человек, сидевший в приемной.

– Может, моих закурите? – протянул он коробку «Северной Пальмиры».

Незнакомец, не обращая внимания на вежливый, с холодком, отказ Корнева, внимательно посмотрел на понтонерские эмблемы в его петлицах и спросил таким тоном, будто имеет на это право:

– Вы, майор, с каким делом к адмиралу?

– Со служебным, – буркнул Корнев.

– А-а… понимаю.

Чуть улыбнувшись, собеседник неторопливо достал и подал небольшую, в добротном переплете книжечку. По красному сафьяну золотое тиснение «Удостоверение» и ажурное изображение герба Украинской республики. Раскрыв документ, Корнев увидел среди печатного текста выведенные красивым почерком слова по-украински и по-русски: «Заместитель Народного Комиссара речного флота…» От неожиданности даже в фамилию, имя и отчество не вчитался. Мгновенно пришла мысль: «Эта встреча может быть полезнее, чем с адмиралом». Машинально выбросил незакуренную папиросу.

– Виноват. Я не знал, с кем разговариваю. У адмирала мне надо выяснить, какие суда могут быть выделены для паромной переправы в шестидесяти километрах выше по течению.

– Так-так… Только едва ли он вам поможет. Здесь все суда готовятся в рейс на Очаков, да и эвакуация города продолжается.

– Как же быть? Чтобы выполнить приказ, мне нужно не менее двух паромов из барж и средства буксировки.

– Попробуем что-нибудь придумать.

Замнаркома достал записную книжку и, просматривая ее страницы, ободряюще взглянул на Корнева:

– На подходе с верховий буксир «Трудовик». Будет бункироваться: топливо на исходе. Встречайте его вон там, у верхнего склада.

Корнев посмотрел туда, куда показал замнаркома, едва различил на фоне прибрежных деревьев причальную стенку топливного склада.

– Так далеко?

– Да. Это и хорошо: а то попадет на глаза адмиралу – может и прибрать к рукам. На буксире назначьте комиссара. Хорошо, если какой-нибудь понтонерский флаг поднимите.

– Будет сделано, – пообещал Корнев, хотя и сомневался, как быть с флагом.

Замнаркома предупредил:

– Уголь на складе остался только в дальних буртах. Придется в помощь команде выделить каталей на тачки.

– Ну, это мы сделаем.

– Еще должен подойти небольшой пассажирский пароход «Звездочка». Для буксировки парома тоже годится.

– А как быть с баржами?

– Большегрузных не найдем, да они вам и не нужны. Надо спаровать по две «щучки».

– Что такое?

– Нефтеналивные баржи для рейсов по каналам. Малотоннажные, узкие и длинные, они для использования по лиману и в море не годятся – валки на волне. В Камышовой протоке их должно быть шесть штук.

Замнаркома стал писать распоряжения на выделение Корневу пароходов и барж. Тем временем к пристани подошел катер адмирала. Стояла жара, а адмирал был в темном кителе. Он привычно и легко поднялся по зыбкому трапу. Встретивший его адъютант уже что-то докладывал ему на ходу.

Адмирал прошел через приемную к себе в кабинет. Замнаркома без приглашения вошел сразу за ним, а Корнев остался ожидать, когда выйдет адъютант. Прошло минут пятнадцать, показались они Корневу утомительно долгими. За это время успел послать связного к Коптелову со своей и замнаркома записками. Наконец вышел адъютант и не очень дружелюбно пригласил:

– Пройдите к адмиралу, товарищ майор!

Корнев вошел, представился.

Адмирал стоял у стола, замнаркома сидел в сторонке за небольшим столиком, просматривал какие-то бумаги.

– Для вас, майор, указания старших начальников не обязательны? – строго спросил адмирал.

– Безусловно обязательны, – стараясь не показать невольного волнения, ответил Корнев.

– Почему тогда не развернули батальон на указанном рубеже?

– Мне было передано, что вы приказали занимать оборону частям, следующим в город. Батальон же по приказу штаба армии сосредоточивается в шестидесяти километрах выше по течению, в селе Львово. Мне приказано там оборудовать переправу. Там уже находится техника батальона. – И в подтверждение положил на стол захваченное с собой на всякий случай приказание начинжа.

Адмирал бегло просмотрел документ, с еле заметной иронией глянул в сторону замнаркома.

– А ко мне попрошайничать завернули?

– Батальон понес потери. Не только в живой силе, но и в технике.

Адмирал снова, теперь внимательно, прочитал перечень техники, направляемой на участок батальона. Вернув приказание Корневу, взял лист, положенный адъютантом сверху, аккуратно сложил вдвое, разорвал на мелкие куски и неторопливо бросил в корзину.

– Что вам замнаркома разрешил, этим и пользуйтесь. Я добавить ничего не могу.

– Если найдем свободные катера и моторные боты, можно будет мобилизовать?

– Можно!

Выйдя от адмирала, Корнев облегченно вздохнул.

Немного погодя, пробираясь вместе с понтонерами на одном из бесхозных катеров по путанице рукавов и приток, нашел стоящие на якорях «щучки». Взяли на буксир те, какие были поближе к выходу из протоки. Когда вывели баржи в основное русло, подошли на помощь еще два моторных рыбачьих бота. На одной из «щучек» кто-то в спешке оставил концертный рояль и несколько массивных кожаных кресел. Пришлось, освобождая палубу, все это столкнуть в Днепр. Рояль вместе с всплеском воды застонал всеми струнами и ушел на дно, а кресла, лениво переваливаясь с боку на бок, еще долго маячили на медленном течении.

Палубы барж были покрыты сплетением трубопроводов. Балки и настил на них не положишь. Освободиться от этих труб оказалось не просто. Прикомандированный к роте санинструктор Гурский чутьем жителя портового города быстро разобрался в теснящихся на берегу постройках. Нашел среди них мастерские. Появились дрели, зубила, ножовки по металлу и прочий инструмент.

Нашли лесной склад, на счаленные попарно баржи погрузили бревна и доски. Подали буксирные тросы на «Трудовик» и «Звездочку». Комиссарами на каждый пароход назначили командиров взводов, а в помощь командам – по одному отделению понтонеров. С наступлением темноты караван судов тронулся вверх по течению. Корнев, садясь в машину, проводил взглядом едва мерцающие сигнальные огни и подозвал оставшегося с автомашинами командира роты.

– У вас все готово?

– Так точно! – бодро ответил лейтенант и подал убористо исписанный лист. – Тут все записано, что погружено на машины.

Корнев в свете карманного фонарика стал читать: «Краска… проволока… гвозди…» Мысленно похвалил командира роты. Когда прочитал: «Ватные брюки и телогрейки – 800 пар», задал себе вопрос: «А это зачем?» И тут же решил: «Не оставлять же в городе. Да и как будет зимой с обмундированием, еще неизвестно».

Вдали пропали огоньки каравана. Только теперь почувствовал, в каком напряжении прошел этот день после рискованного марша вдоль лимана. Постарался разогнать усталость, посмотрел на шофера. «Наверное, тоже устал. Выедем на большак – вздремну, а потом подсменю его». Мысль, что все удачно получилось с баржами и пароходами, поднимала настроение. Теперь была уверенность в надежном оборудовании переправы. И в то же время на сердце было тревожно. «Черт знает, что получилось: комбат остался с горсткой машин, а весь батальон сам по себе. Одна рота на баржах, основные подразделения и парк в шестидесяти километрах».

2

В середине дня машина комбата, пробравшись среди чахлого кустарника, остановилась на вершине горы. Корнев вышел из кабины. Через несколько шагов он оказался у самого края почти отвесно спускающихся осыпей мутно-серого песчаника в меловых прожилках. Внизу широко и привольно нес свои воды Днепр. В его верховьях знаменитая запорожская плотина повреждена бомбами, и могучая река разлилась в километровую ширь. Невдалеке лежал зеленым пятном густо заросший остров. Над его обрывистыми берегами нависли шапки высоких деревьев. Их отражение вздрагивало мелкой рябью в круговерти струй, омывающих остров со всех сторон. Трудно понять, где кончаются его берега, а где всего лишь отражение яркой зелени. Напротив острова, по высокому правому берегу, пролегли улочки и проулки села Львово. На дальней его окраине высился серый элеватор с застаревшими дождевыми потеками. Ближе притулился громоздкий дебаркадер плавучей пристани. Он похож на большой голубой сарай, взгромоздившийся на баржу.

Корнев с вершины горы придирчиво рассматривал пристань и остров. Едва ли фашистские летчики сумеют разглядеть замаскированные паромы и пароходы, укрытые у берегов острова. Да и пристань, как ни смотри, кажется пригодной только для посадки пассажиров. На верхней палубе колышатся тенты ресторанчика, а на первом этаже видны только два нешироких прохода для пассажиров. Далеко вправо, километров пять вниз по течению, густо снуют паромы. Собраны они на больших рыбачьих лодках. Грузоподъемность невелика, зато издали кажутся солидными. У самого обрыва – две пристани для паромов из понтонного парка. Они приземисты и плохо видны среди камней, осыпавшихся с крутого откоса. «Для вражеского летчика эта переправа будет казаться маломощной, – думал Корнев. – А вот ту, в пяти километрах, сочтет за основную».

Корнев остался доволен осмотром участка переправ. Собрался вернуться в село, где штаб его готовился к переходу на левый, низкий берег, покрытый густым лесом. Вся техника и машины-понтоновозы были переведены туда еще ночью. Уже подошел к машине, когда увидел, как по дороге в гору поднимается эмка, вся в пятнах камуфляжа. Мелькнула догадка: «Кто-то из начальства едет».

Машина фыркнула клубком голубоватого дыма и остановилась. С заднего сиденья легко выскочил капитан, привычным движением распахнул переднюю дверцу. Не торопясь, сначала выставив ноги в парусиновых сапогах, стал выбираться высокий полковник. Густые, с рыжинкой брови нависали над глубоко запавшими серыми глазами. У резко очерченного рта упрямые складки, а в глазах не то усталость, не то безразличие. В петлицах – скрещенные топорики. «Такого не знаю. Вот капитан, кажется, был в составе комиссии, проверявшей полк перед войной». И тут же осенила догадка: «Полковник Прошляков – начинж фронта».

Четким шагом подошел к полковнику, громко доложил, чем занимается батальон.

Слушая доклад комбата, полковник едва заметно поморщился, будто громкий голос майора резал ему ухо. Последние слова Корнев невольно произнес потише. А начинж, немного помолчав и оглядев с вершины горы берега, с нотой неуверенности спросил:

– Вам известно, какую технику будете переправлять?

– Так точно. К приказу приложен перечень частей и время их выхода на переправу.

– Я был на тех переправах, – кивнул в сторону дальних паромов полковник. – Там паром больше двух подвод или десятка коров не поднимает. Тут вижу: шестнадцатитонные паромы из парка. А как танки и тягачи «Ворошиловцы» с тяжелыми орудиями переправлять будете?

– На паромах из барж, товарищ полковник! – ответил Корнев, радуясь, что начинж не разглядел как следует переправ.

Пропшяков неторопливо и внимательно снова оглядел Днепр и берега. С горы все хорошо просматривалось. Пожал плечами:

– Где же баржи и причалы для них?

– Причал чуть левее нас, – показал Корнев.

– Не вижу. Пристань пассажирская, проходы узкие. Ну, пароходы, наверное, у острова спрятаны, а как грузить на них?!

– Вы, товарищ полковник, видите только то, что мы не особенно прячем, если прилетит немецкий разведчик.

Начинж с интересом посмотрел на комбата:

– А мне покажете?

– Как прикажете?! Под погрузку подать паромы или на месте стоянки посмотрите?

– Сколько времени потребуется для выводки паромов?

– Минут пятнадцать. Их буксируют пароходы.

Прошляков решил выводкой паромов не нарушать их маскировку.

– Посмотрим на местах стоянок. Надеюсь, катер для объезда у вас найдется?

– Разрешите послать мою машину вперед, чтобы приготовили разведкатер? Мотористы после ночной работы отдыхают.

– Пошлите.

Полковник подошел к краю осыпи, еще раз внимательно осмотрел остров и берега. Теперь по изменению окраски зелени в разных местах догадался, где замаскированы баржи и пароходы. Потом разглядел замаскированный причал на левом берегу, но все еще с недоумением приглядывался к пристани.

Пока полковник стоял у обрыва, Корнев шепнул Башаре, чтобы тот ехал и предупредил кого надо о приезде начальника инженерных войск фронта. К нему подошел капитан:

– Нельзя ли достать для полковника белых сухарей? И хорошо бы куриного бульона. Вторые сутки ездим по частям, везде наваристый борщ, а у него язва желудка.

Корнев сказал Башаре: пусть капитан Ломинога позаботится об этом.

Минут через двадцать полковник, расспросив у Корнева про состав и обеспеченность батальона, направился к эмке, приказал тому сесть впереди.

– Покажите дорогу к берегу.

Спуск с горы и путь по селу до пристани заняли немного времени. Когда подъехали к берегу, Корнев быстро открыл дверцу:

– Разрешите заняться подготовкой пристани?

– Действуйте, – ответил полковник, а сам уже заметил, что две сходни, казавшиеся издали пешеходными, усилены толстыми брусьями, скреплены надежными поковками и могут быть соединены в одну ленту.

Корнев громко скомандовал:

– Дежурный по причалу! На выход!

Сразу же у борта появился лейтенант с красной повязкой на рукаве.

– К погрузке го-товсь! – скомандовал комбат.

– Есть, к погрузке…товь-сь! – ответил лейтенант и тут же подал свою команду: – Расчет, по местам! Пристань к погрузке!

Там, где в голубой палубной надстройке было два узких прохода, между ними, как занавес на сцене, поднялся вверх выкрашенный тоже в голубой цвет брезент, сходни сдвинулись вместе. Получился широкий проход с берега на паром.

– Не мудрите ли? Будут ли немецкие летчики разбираться, грузовая или пассажирская пристань? – спросил полковник.

– По-моему, задумаются.

К берегу лихо причалил светло-серый разведывательный катерок. На нем отправились осматривать паромы, укрытые у острова. Пока обошли на катере и детально осмотрели стоянку судов и причалы на левом берегу, прошло часа полтора. На обратном пути моторист показал свое мастерство, остановив катер точно у причального столбика.

Пересев в ожидавшую эмку, через несколько минут подъехали к штабу батальона. Встречая их, капитан Ломинога украдкой показал комбату большой палец: дескать, не беспокойтесь, все в порядке. И верно, зашли в небольшую, чисто прибранную комнату: на столе тарелки, в чугунке куриный бульон с домашней лапшой, а на сковороде поджаренная в сливочном масле свежая рыба. Посередине стола блюдо с хлебом и белыми сухарями. Оглядев стол, полковник Прошляков с добродушным укором сказал своему адъютанту:

– Это ты их в такие заботы втравил?

Капитан только обменялся с Корневым взглядами, едва заметно улыбнулся. Обедали молча, полковник раза два посмотрел на часы. Поев, кратко сообщил Корневу сложившуюся обстановку.

– Не знал, как у вас обстоят дела. Надо было запланировать на ваш участок побольше тяжелой техники. Но и вашим собратьям, подполковнику Борченко и майору Григорьеву, трудно придется.

Полковник замолчал, прислушиваясь к ноющей боли в желудке. Посмотрел в окно на солнце, повернувшееся к закату, стал прощаться.

– Ну, майор, действуй, как начал. Приказ о свертывании получишь от меня, теперь будешь во фронтовом подчинении. Надеюсь, с переправой не подведешь.

* * *

Двое следующих суток в батальоне Корнева прошли относительно спокойно. Части и боевая техника выходили на причалы ночами организованно, по графику. Как и предполагал Корнев, почти все воздушные налеты за это время пришлись на долю паромов из рыбачьих лодок. Комендантом там был старшина Тюрин, назначенный с хозвзвода сюда по его просьбе. На него тоже послали представление к званию младшего лейтенанта, но позже других. Приказа пока не получили. Так и ходил Тюрин с «пилой» в петлицах из четырех треугольников. На его переправе несколько паромов повредило близкими разрывами бомб. Лодки набрали воды, а паромы, собранные целиком из дерева, осели, но остались на плаву. Их подтянули к берегу, отремонтировали и снова пустили в рейсы.

Среди понтонеров потерь не было: миновали их осколки бомб, а для расчетов на причалах были отрыты щели. На выходе к берегу Тюрин завел строгие порядки. Беженцы ожидали своей очереди за километр в овраге, заросшем кустарником. Там тоже были отрыты щели, но после одной из бомбежек все-таки пришлось хоронить молодую колхозницу с мальчуганом лет семи. Тюрин, когда увидел их, почернел лицом.

Но коров в щели нельзя было укрыть. Поневоле часто приходится в котлы закладывать мяса с избытком. Колхозники и эвакуируемые тоже ели его вдоволь, но не в радость была эта сытная пища.

Обычно фашистские самолеты шли в стороне от переправ, направляясь на Берислав под Каховкой. Как-то в селе и у причала для барж скопилось много машин, орудий, повозок и личного состава. Летевший стороной косяк самолетов вдруг развернулся, явно нацеливаясь на пристань. Раздались команды: «Воздух!.. Воздух!..» По сигналу, поднятому на мачте, установленной на горе за селом, пароходы и баржи успели причалить к острову. Оказавшиеся в колоннах зенитки открыли такой огонь, что налет наделал больше шума, чем урона. Зато помог рассредоточить технику и повозки, а заодно и установить очередность.

Один самолет, уходя от зенитных разрывов, перешел на бреющий полет и резанул пулеметной очередью по пристани. Но тут же был наказан. Огнем недалеко стоявшего зенитного орудия ему разбило крыло, и он нырнул в Днепр. Невзирая на свист и разрывы бомб, по всему берегу прокатилось «ура!».

Все это случилось засветло. Корнев, помня наказ полковника Прошлякова, старался днем на основную переправу войска направлять строго по графику, но это не всегда удавалось. Случалось, что командиры постарше его в званиях своей властью требовали вывести паром под погрузку или изменить очередность выхода на переправу. Доходило до окриков. А раз нашелся полковник, который даже руку потянул к кобуре, да осекся, увидев за спиной комбата ординарца и Башару, взявших на изготовку автоматы.

После этого случая Корнев поехал проверить, как управляется Тюрин на своей переправе. По его донесениям знал, что иногда прорываются туда вне очереди отдельные подразделения. Тюрин, увидев машину комбата, подбежал с докладом. Корнев нахмурился, заметив в его петлицах вместо «пилы» из треугольничков или хотя бы ожидаемого скромного кубика капитанскую шпалу.

– Это что за самозванство?

Тюрин смущенно ответил:

– Горластых командиров много. Командуют здесь, распоряжаются как хотят. Один, пользуясь старшинством, отстранил меня, чуть не утопил паром. Как мне с ними управляться?

Корнев был недоволен, и в то же время понимал старшину.

– Смотри, не вздумай четыре полковничьих шпалы нацепить. К твоим усам вполне пойдут.

С тех пор повелось в батальоне усатого старшину за глаза называть полковником Тюриным.

Вскоре на основную переправу стало больше подходить частей. Среди них оказался и штаб той дивизии, который организовывал вывод госпиталей и войск из Николаева. Некоторые подробности о бое, отголоски которого были слышны, когда батальон выходил вдоль лимана с проселка на большак, удалось узнать от офицеров этого штаба. В частности, Корневу сообщили, что горбоносый майор из оперативного отдела, ставивший батальону задачу, остался в городе с небольшими подразделениями и частью артиллерии, застрявшей на позициях без средств тяги, уничтоженных авиацией врага.

Для подошедших зенитных дивизионов и тяжелой артиллерии пришлось днем вывести под погрузку паромы из барж. Обвязанные со всех сторон свежими ветками, издали они выглядели маленькими островками. Пароходы, тоже густо укрытые зеленью, в любой момент по сигналу с горы готовы были скрыться под кронами деревьев, растущих на берегу у самой воды.

В тот день произошел и такой случай. К переправе подошло с десяток неисправных танков. Это оказались тридцатьчетверки, которых в войсках было еще мало и их нужно было обязательно дотянуть до ремонтной базы. Паромы и пристань с трудом выдержали тяжесть тридцатитонных машин. При этом сильно скрипели сходни и опасно натягивались причальные тросы. Танкисты думали, что переправа займет несколько часов, а большегрузные паромы доставили их на левый берег за один рейс. С ними на левый берег переправился и комбат.

Кончалась разгрузка последнего танка, когда Корнев услышал шум и ругань около пристани для паромов из понтонного парка. Послышалось что-то знакомое в донесшемся возмущенном голосе.

– Ты, бумажная душа!.. – И тут же с горечью и обидой так матушку помянул, как не часто услышишь. – Тебе документы подавай, а на то, что говорят живые люди, тебе наплевать!

У только что переправившихся эмки и полуторки старший политрук Спицин, тоже разгорячившись и размахивая руками, что-то доказывал командиру в коверкотовой гимнастерке серого цвета. Рядом стояли двое в гражданской одежде, но с винтовками, и придерживали за руки разбушевавшегося бородатого человека в драной одежде, а тот, вырываясь, кричал:

– Поползал бы с наше в камышах, растерял бы свои коверкоты и с ними документы!

В бородаче Корнев узнал морского пехотинца-разведчика, который докладывал в оперативном отделе дивизии обстановку у лимана и домика рыбака. Один из сидящих в кузове грузовика крикнул:

– Товарищ майор, меня узнаете?

Хотя спросивший оброс густой щетиной, осунулся и почернел, в нем Корнев сразу узнал горбоносого майора. Это про него два часа назад сказали, что не смог вырваться из города. Начиная догадываться, что происходит, обращаясь сразу и к старшему политруку, и к незнакомому командиру, в петлицах которого по одному кубику, приказал:

– Доложите, в чем дело?! Я – комендант участка переправ. Предъявите документы и объясните, на каком основании оружие у гражданских лиц, следующих в тыл?

– Я вам не обязан показывать документы! А оружие у бойцов истребительного отряда, сопровождающих задержанных шпионов! – резко ответил командир в коверкотовой гимнастерке.

Горбоносый майор и еще двое находившихся вместе с ним в кузове людей в поношенной одежде соскочили с машины.

– Вот этих? – насмешливо спросил Корнев, показывая на задержанных. – Вы, младший лейтенант, их шпионами считаете?

– Во-первых, я не младший лейтенант. Во-вторых, повторяю, не обязан предъявлять вам документы! – последовал ответ с демонстративным кивком на эмблему на рукаве: меч и щит в венке.

Еле сдерживая наплывающий гнев, Корнев показал на его рукав:

– Это нашить многие могут. Если не предъявите документы, мне вас придется арестовать.

Кто знает, чем бы закончился этот разговор, но подошел Тарабрин, показал строптивому командиру свое удостоверение:

– Поговорим в сторонке.

Оба отошли в кусты, присели на пни. Через десяток минут Тарабрин отдал исписанный лист бумаги сотруднику внутренних органов госбезопасности взамен полученных от него списка арестованных и протокола первого допроса. Вернулись к машинам, там Тарабрина уже ожидали два его стрелка. Он показал им на арестованных:

– Отведите ко мне!

Бойцы истребительного отряда расступились, не совсем понимая, правильно ли они делают. Посмотрели на своего начальника, а тот стоял в сторонке и молчал. Арестованные, уловив в глазах Тарабрина лукавинку, охотно пошли под конвоем стрелков, взявших карабины на изготовку. Тогда Тарабрин, улаживая инцидент, сказал сотруднику внутренних органов:

– Как видите, все идет как положено. В прифронтовой полосе шпионами полагается заниматься нам, смершевцам. Ваши протоколы будут переданы в особый отдел дивизии, к составу которой арестованные причисляют себя. Советую только в первом же военкомате решить вопрос о дальнейшем использовании ваших бойцов и о находящемся у них на руках оружии.

Когда за поворотом наезженной дороги в прибрежном лесу скрылись эмка и грузовик, Тарабрин взглянул на старшего политрука Спицина:

– Вам не следовало вступать в спор. Надо было поставить в известность меня. – И, уже обращаясь к Корневу, спросил: – Вы их хорошо знаете?

– Хорошо! Мы со Спициным их в штабе дивизии видели.

– Ну, видели – это еще не значит, что хорошо знаете. Может, найдете время, пройдете ко мне в палатку? Там и разберемся.

Палатка Тарабрина была натянута в сторонке от дороги, для маскировки обложена свежесрезанными ветками. Рядом с ней, усевшись прямо на траве, арестованные жадно ели борщ, черпая его ложками из котелков.

– Приятного аппетита, – произнес Корнев. – Хотя вижу, он у вас и так не плохой. Видно, не баловали вас котловым довольствием?

– Двое суток на одной водичке, – поведал майор. – Истребители сами обходились тем, чем угостят в деревнях, а на нас как на волков смотрели.

– Хлебнули, значит, горького?

– Досталось. А вы тоже будете держать нас под арестом?

– Наверное, нет. Разве для порядка отправим с охраной в штаб вашей дивизии.

Горбоносый майор вскочил:

– Где она? Далеко?

– Вот этого, к сожалению, пока точно не знаю. Штаб часа два назад как переправился, а где теперь располагается – не знаю.

– Нет, знаем, – раздался голос старшего лейтенанта Сундстрема. Он недавно подошел к палатке и, прислушиваясь к разговору, ожидал, когда можно будет обратиться к комбату.

– А вам откуда известно? – спросил его Корнев.

– Сами же требовали учиться порядку в штабе у Борченко. Как и там, веду учет переправившихся частей в специальном журнале. Заодно стараюсь узнавать, куда следуют и какие имеют задачи. – Сообщив майору, где находится дивизия, Сундстрем добавил: – Прибыл лейтенант Слепченко. Привез приказание начальника инженерных войск Прошлякова. – И вынул из пакета лист с машинописным текстом.

Прочитав приказание, Корнев с досадой поморщился, расстроился, но, не подав виду, распорядился:

– Паромы из барж и буксирный пароход подготовить к переходу. С наступлением темноты отправим в батальон Борченко. Передайте Соловьеву: пусть усилит клетками из бревен пристани и подготовит один паром под грузы до тридцати тоня. Я пока задержусь здесь.

Когда комбат зашел в палатку Тарабрина, горбоносый майор уже рассказывал о выпавших на его долю испытаниях…

С двумя неполного состава батальонами и дивизионом артиллерии майор прикрывал выход частей дивизии, но сам уже вырваться из города не смог. Около суток еще вели бой на окраине. Когда кончились боеприпасы, последними снарядами подорвали пушки и, переодевшись, попытались скрыться среди жителей. Многих по казенному белью выловили наводнившие город гестаповцы и предатели. Ночью группа, численностью около двадцати бойцов и командиров, скрывавшаяся на рабочей окраине, выбралась из города вброд по лиману. Перед выходом на песчаную косу попали на глубину. Оружие и узелки с одеждой и документами утонули. У майора сохранились только корочки от промокшего партийного билета. Но на них был виден лишь расплывшийся текст и следы печати. Выбравшись на косу, разбились на небольшие группы и стали пробираться к своим. Сплошного фронта не было, по дорогам сновали немецкие машины, а в стороне, в небольших селах, враг побывать еще не успел. Вот в одном из них переодетых в гражданскую одежду и посчитали за шпионов. Уж очень подозрительными показались их расспросы про наши части и про переправы.

Записав показания каждого из задержанных, Тарабрин пообещал им, что все передаст вместе с ними в особый отдел их дивизии. Перед вечером горбоносый майор, морячок-разведчик и два лейтенанта-артиллериста, переодевшись в обмундирование, какое сумел выделить капитан Ломинога, уехали с машиной связного в свою дивизию. Тарабрин вручил лейтенанту Слепченко для передачи в штаб дивизии увесистый пакет, считая на этом дело о «шпионах» для себя законченным.