Текст книги "Поперечное плавание"

Автор книги: Сергей Голукович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

В штабе Донского фронта, небольшом, обшитом тесом домике, шло совещание. За его столом сидели инструктор политуправления, полковник из Москвы и начальник инженерных войск Донского фронта генерал Прошляков. Они решали вопрос о кандидате на должность командира вновь формируемой понтонной бригады резерва Верховного Главного Командования, которая на первых порах должна была войти в оперативное подчинение Сталинградского фронта.

– Предлагаю командиром бригады назначить подполковника Борченко, – сказал генерал Прошляков.

– А почему не майора Корнова? – спросил полковник из Москвы. – Или вам не хочется отдавать его?

– Седьмой батальон в бригаду не включается.

Инструктор политуправления положил руку на лежавшую перед ним папку:

– Вот сводки политдонесений. В них отмечается, что Корнев – боевой командир, пользуется у подчиненных любовью. Они за ним и в огонь, и в воду.

Генерал Прошляков мельком взглянул на папку.

– А разве про Борченко не так пишут? Это тоже волевой, грамотный командир. К тому же он единственный из комбатов, окончивших академию.

Договорились, что приезжий полковник доложит мнения присутствующих в Москве, а уж там будет принято окончательное решение.

…Началась вторая половина ноября. Кругом припорошило неглубоким снежком. Низко по небу плыли с белесой проседью тучи. Густая облачность снизила активность немецкой авиации. Стали реже появляться и наши самолеты. Да ж то лишь «илы».

Поздно вечером Корнев с Распоповым, который с октября стал называться не комиссаром, а замполитом, встретились в штабе у Сундстрема для подведения итогов за прошедший день. Поговорили о находчивости понтонеров, нашедших мел и белую глину для побелки понтонов.

Сундстрем доложил сведения по учету движения через мост. Оказалось, что поток машин, орудий и танков по ночам сильно увеличился. Чаще стали проходить маршевые батальоны и роты. Везли на плацдарм все: боеприпасы, продовольствие и обмундирование.

Примет, что готовится решительное наступление, становилось все больше. Зачастили представители разных частей, интересующиеся пропускной способностью моста. И наконец было получено распоряжение о выводе 7-го батальона из оперативного подчинения армии и назначении Корнева начальником фронтового участка переправ, на котором предписывалось иметь низководный свайный мост и паромные переправы с шестидесятитонным паромом и двумя тридцатитонными.

Вскоре по Дону пошло «сало» – слипшиеся комки снега. Оторвавшиеся где-то в верховьях намерзшие у берегов ледяные закраины поплыли стеклянистыми оконцами, белея среди месива шуги. У понтонеров наступили тяжелые времена. Ударили первые морозы, а зимнего обмундирования не было. Под бомбежкой сгорел эшелон, привезший обмундирование. Помпохоз Ломинога вместо ватников, полушубков и шапок привез со станции только куски обгоревших одеял, которые удалось выхватить из огня. Нашлись в ротах умельцы. И из этих кусков в одни сутки нашили рукавиц и шапок финского покроя.

В ночь на 19 ноября через-мост сплошным потоком пошли войска, а у пристани выстроились колонны танков Т-34 и КВ.

Тяжелые танки переправили на паромах, с трудом пробиваясь через скопления шуги. Т-34 пошли через мост. Под их тяжестью его середина осела так, что на настил хлынула вода. А тут еще создалась угроза его сноса напором скопившихся льдин. Пришлось движение на другой берег остановить и срочно взяться за усиление и сохранение переправы.

Рискуя окунуться в воду, понтонеры проложили через зыбкое ледяное поле от середины моста наискосок к берегам стальные тросы. Выбрав лебедками слабину, натянули их как струны. Сундстрем руководил выравниванием просевшей части моста, организовал укладку новых прогонов из бревен, а по ним – настила. Около просевшего участка, прямо на припаявшейся льдине, установили две воздушные помпы для обеспечения работы водолазов. Надев специальное теплое белье и скафандр, первым ушел в воду под мост ефрейтор Самбуров. За старшинство по возрасту и большой опыт подводных работ его в команде водолазов уважительно называли дядей Ваней или величали Иваном Михайловичем. На веревках стали опускать в воду мешки с песком. Водолазы обкладывали ими подмытые сваи. Назначенные подносчики едва успевали заполнять мешки с песком и подтаскивать к проруби. Все работы наверху и под водой заняли немногим больше часа. За это время ожидавшие на переправе своей очереди командиры частей нервничали, то и дело торопили понтонеров, давали им советы. А некоторые из них, в больших званиях, грозились отдать Сундстрема за «медлительность» под суд военного трибунала.

Зато когда части переправились на другой берег, к Сундстрему подошел один из генералов и крепко пожал руку:

– Молодец! Не обижайся на нас за горячность. В наступление идем! В большое наступление!

Едва настало серенькое, с низкой облачностью утро, по всему берегу раздались залпы нашей артиллерии. Ответный огонь дальнобойных орудий противника, не имевшего прямого наблюдения за целью, урона на переправе не принес. Попасть в мост немецким и румынским артиллеристам не удалось. К середине дня лед стал, и вся река покрылась стеклянистой гладью.

Почти над самой землей прошло строем десятка два штурмовиков Ил-2. Вскоре они вернулись обратно. Судя по всему, наступление на плацдарме развивалось успешно. Наши артиллеристы снялись с позиций вдоль берега и пошли через мост. А навстречу им потянулась длинная колонна пленных румынских солдат и офицеров. Пряча руки в рукава зелено-табачного цвета шинелей, нахлобучив на уши высокие мохнатые бараньи шапки, они шли понуро.

На другой день понтонерам пришло приказание: выступить вслед за наступающими войсками в готовности обеспечить переправу в районе Калача Донского, но уже не с левого на правый, а с правого на левый берег. Понтонеры передали свой мост на клетском плацдарме подошедшему дорожно-эксплуатационному батальону, погрузили парк на машины и двинулись в путь. Следовали в общем потоке войск фронта, устремившихся на восток для окружения противника под Сталинградом. В это же время с плацдарма под станицей Серафимович соседний фронт стремительно развивал наступление в юго-западном направлении, обеспечивая свободу действия Донскому фронту. Войска, расположенные южнее Сталинграда, перешли в наступление навстречу соединениям, действующим с клетского плацдарма.

Вскоре выяснилось, что нашему механизированному корпусу удалось захватить в Калаче на Дону построенный немцами мост. Взрыв его был предотвращен смелыми действиями передового отряда корпуса, и на долю понтонеров осталась только переправа танков КВ, пропускать которые на первых порах через мост не рискнули.

Здесь понтонеры собрали шестидесятитонный паром, прорубили для него канал во льду. Вода в канале то и дело замерзала, его приходилось непрерывно чистить. Закончив переправу, батальон встал на зимовку в одной из прибрежных станиц.

* * *

Кольцо окружения врага замкнулось, но бои еще продолжались. После нескольких суток осеннего ледохода и вызванного им небольшого паводка Волга успокоилась. Все на ее необозримом просторе покрылось тонким льдом. В тот день, когда на переправах через Волгу из-за ледостава наступило затишье, Борченко вызвали в штаб Сталинградского фронта и дали ознакомиться с директивой о формировании отдельной понтонно-мостовой бригады РВГК. На подполковника сразу навалилась масса дел. Надо было ознакомиться с состоянием частей, включенных в состав бригады, заняться формированием двух новых батальонов, решить вопросы укомплектования кадрами, получить и вывезти различное имущество и вооружение.

Однако Борченко действовал энергично, со знанием дела, целеустремленно. Постепенно штаб его бывшего батальона превращался в штаб бригады. Нашелся-таки его сын Витя, и теперь он несколько обрел душевное равновесие. Правда, сын простыл, но его лечила и выхаживала военфельдшер Ксенофонтова.

Как-то в бригаду к Борченко приехал начинж фронта генерал Петров. Тот предложил ему сесть в его машину, и они поехали по берегу Волги. На востоке расстилалась неприветливая равнина широкой поймы, заросшая тальником. На западе, на другой стороне замерзшей реки, в туманной дымке проглядывался подъем на высокий правый берег. Насколько хватал глаз, между берегами виднелись люди, идущие через реку на расстоянии друг от друга метрах в двадцати. Почти каждый из них тащил за собой волоком по льду тюк, мешок или ящик. Другого сообщения между берегами пока не было: лед еще был слаб и не выдерживал автомашин.

Там, где группа бойцов забивала сваи мостовой опоры, генерал приказал шоферу остановиться. Выйдя из машины, он сказал Борченко:

– Вот здесь через пять суток должен быть мост под грузы до тридцати тонн. Вы назначаетесь начальником строительства. С этого берега, где глубины поменьше, работы начала инженерная бригада подполковника Фисюна. Ваша бригада понтонно-мостовая, вам и карты в руки.

В это время к стоявшим на берегу подрулила эмка, и из нее выскочил подполковник Фисюн в ладно сидящем на нем новеньком полушубке.

Приложив руку к шапке из серого каракуля, он доложил, что штаб бригады закончил составление документации на мост, что его длина будет одна тысяча триста пятьдесят метров, и протянул генералу схему для утверждения.

Генерал развернул длинный лист голубоватой миллиметровки и, изучив чертеж, в верхнем правом углу поставил свою подпись. Отдавал лист не Фисюну, а Борченко.

– Вот вам, начальник строительства, в прямом смысле карты в руки. А саперам помогите досок напилить: у них лесопильных рам нет. Они с этого берега мост будут строить.

Через несколько часов, несмотря на сумерки, по всей ширине реки рассыпались команды сваебоев от обеих бригад. В бригадах по четыре батальона, и каждому из них предстояло построить на своем участке по пятьдесят шесть трехметровых мостовых пролетов. Около будущих свайных опор на тонкий лед подстелили доски, пробили небольшие лунки и начали забивать сваи. Наступающий вечер огласился глухими ударами ручных «баб», толстых обрезков бревен со скобами для рук, резким перестуком молотов, работающих от сжатого воздуха компрессорных станций. На вторьте сутки выяснилось, что при промере ширины реки была допущена ошибка. Нарезку участков для батальонов производили с берегов, и посредине между бригадами образовался просвет около пятидесяти метров. Когда Борченко предложил немного увеличить участки батальонов, Фисюн от этого отказался.

– У меня по утвержденной генералом схеме определено для бригады шестьсот семьдесят пять метров. Столько к установленному сроку и построю.

Борченко спорить не стал, только про себя упрекнул Фисгона в формализме. «А что, если на середине реки, где глубина больше шести метров, вместо забивки свай вморозить наплавную часть из парка ДМП?» Поразмыслив, так и решил сделать.

Точно в назначенный срок – через пять суток – по мосту двинулись танки, транспорт, личный состав. К хвосту одной из автоколонн пристроился тяжелый танк КВ. Когда он подошел к мосту, лейтенант, дежурный, подал знак ему принять в сторону и закрыл шлагбаум.

– В чем дело? – выглянул из люка командир танка.

Лейтенант показал на прибитый к столбу круг из остроганных досок, кромка которого была обведена кольцом красного цвета, а в центре четко выведена черная цифра «30 т».

– Мост под грузы до тридцати тонн. Ваш танк он не выдержит.

Спрыгнув на землю, командир танка подошел к лейтенанту:

– Если саперы строили мост под тридцать тонн, то и пятьдесят выдержит он. Будь другом, пропусти.

– Не могу. Ищи начальство постарше. Оно, может, и разрешит.

Командир танка сказал что-то механику, голова которого была видна через открытый лобовой люк, махнул рукой, дескать, заворачивай, а сам пошел к мосту, до которого от шлагбаума было метров двести.

Через переправу пошли одна за другой машины и тягачи с пушками на прицепе. Минут через пятнадцать откуда-то сбоку появился мчащийся на большой скорости танк. Лихо развернувшись, он втиснулся в колонну и въехал на мост.

Находившийся недалеко от моста комбриг Борченко увидел, что произошло. Но останавливать, а тем более возвращать КВ не стал: это было опасно. Поэтому Борченко приказал дежурному опустить шлагбаум. Колонна машин, а за ними и танк на скорости двадцать километров в час преодолели мост и съехали на берег.

Как показал осмотр, мост с честью выдержал испытание на перегрузку. И лишь в одном месте, на участке бригады Фисюна, дал большую осадку. Прогоны, перекрывавшие два пролета между опорами, осели на лед. Их пришлось усиливать толстыми бревнами.

В самый разгар работ по ремонту моста длинную вереницу столпившихся у шлагбаума машин обогнала еще не виданная в этих местах легковушка с брезентовым тентом, похожая на жестяной коробок. Она обогнула шлагбаум, остановилась у самого въезда на мост. Из нее вылез широкоплечий генерал в нагольном полушубке и серой каракулевой папахе с красным донышком. Пока его адъютант побежал выяснять, где находится старшее на мосту начальство, генерал стал нетерпеливо расхаживать около машины.

Заметив понтонера, с удивлением рассматривающего невиданную легковушку, генерал добродушно пробасил:

– Что смотришь? Не видел такой? Это нам союзнички подбросили вместо второго фронта. «Виллисом» называется.

Вскоре сюда подошел Борченко и сразу узнал в генерале командира полка, которого переправлял в начале июля сорок первого через Днестр.

Тот тоже узнал Борченко, тепло поздоровался с ним.

– Заканчивай ремонт моста поскорее, подполковник, – улыбнулся генерал. – Мой корпус рвется в бой, фашистов бить!

3

После капитуляции сталинградской группировки гитлеровцев батальон Корнева еще долгое время оставался на месте. В эту пору в нашей армии ввели погоны. В батальон пришел приказ о присвоении очередных воинских званий. Соловьев и Сундстрем стали капитанами, все командиры рот – старшими лейтенантами. Комиссара Распопова по состоянию здоровья отозвали. Вместо него замполитом батальона стал капитан Ястребинский, прибывший из госпиталя.

В конце апреля сорок третьего был получен приказ о передислокации батальона. С трудом погрузив на платформы понтоновозы, из которых почти половина была повреждена, батальон двумя эшелонами тронулся в путь. Через несколько суток он прибыл в Воронеж. Эшелоны остановились на недавно восстановленных путях. Понтонеры сложили из шпал съезды и начали разгружать машины. Многие из них с неисправными двигателями пришлось спускать с платформ на руках.

Корнев поехал на трофейном «опеле» искать коменданта.

Тот передал Корневу пакет, в котором находилось предписание для батальона. Согласно ему батальон включался в состав войск Степного военного округа. В предписании указывалось село к востоку от города, где располагаются управления и отделы штаба округа, в том числе инженерный и отдел снабжения горючим. В документе говорилось, что батальон должен построить пять резервных мостов на Дону и оборудовать броды на реке Воронеж. Все мосты и броды предписывалось маскировать от воздушного наблюдения, для чего верхние строения после их подгонки следовало разбирать и укрывать на берегу.

Комбат и замполит составили план действий, организовали разведку лесоматериалов. Батальон разделили на три части, и понтонеры сразу же начали заготовку леса, строительство мостов и ремонт техники. По прибытии батальона в Воронеж ему урезали требуемое количество горючего на десять процентов. Пришлось искать способ экономии горючего. Прежде всего сократили перевозки. Лес стали рубить по берегам речушки Усманки, впадающей в реку Воронеж, и сплавлять по бревнышку, молевым способом, вниз по течению. В районе учебного хозяйства Лесотехнического института, на берегу, устроили лесную базу. Протянули поперек реки бон на стальном тросе, который задерживал плывущие бревна. Здесь же на берегу развернули лесопильные машины и начали предварительную заготовку всех элементов мостов. Так, у Корнева образовался резерв бензина около шести тонн. Он приказал технику-лейтенанту Смолкину считать этот бензин неприкосновенным запасом, который можно было расходовать только с его личного разрешения.

Ремонтом техники руководил майор Копачовец. Примерно за полтора месяца воины под его руководством отремонтировали больше сотни специальных машин, привели в порядок и покрасили все понтоны. Осматривая их вместе со своим замполитом капитаном Ястребинским, Корнев сказал:

– Копачовца надо бы к награде представить. Настоящему заводу, да и то не всякому, под силу такое дело.

– Да. Наш «парадок» со своими технарями чудеса творит. Поршни для двигателей машин стали делать из поршней двигателей разбитых самолетов. На вагоноремонтном заводе, уцелевшем на левом берегу, куют и закаливают коренные листы к рессорам. Он через горсовет еще один сварочный агрегат достал, краску и олифу добыл, всего и не перечислишь.

– Есть настоящие умельцы в батальоне, – довольно произнес комбат. – Сержант Гурский вернул в строй двенадцать навесных забортных моторов. Детали сам делал из бросовых материалов. Тоже надо бы. поощрить его.

Слова комбата оказались вещими. Вскоре весь личный состав батальона был награжден медалями «За оборону Сталинграда». Более ста человек удостоились других медалей и орденов. Корнев получил орден Отечественной войны. Распопова наградили орденом Красной Звезды, а Соловьева – орденом Красного Знамени.

Работать понтонерам приходилось очень напряженно, днем и ночью. Но все трудились самоотверженно, добросовестно. Знали: скоро наступят решающие бои. Каждую ночь через действующий на Дону мост шли на запад соединения Степного округа. А в начале августа Слепченко привез в батальон приказ уже из штаба Степного фронта: понтонерам следовать за войсками в полосе действий армии генерала Манагарова.

Идя вслед за частями, батальон восстанавливал или строил заново встречающиеся на пути мосты. Приходилось через каждые сутки – трое менять место стоянки.

Батальон прибыл в лесопарк на северной окраине Харькова. К понтонерам приехал начальник инженерных войск армии и поставил задачу: на всех трех небольших речках, пересекающих город, одновременно с продвижением передовых подразделений навести мосты для сопровождающей пехоту артиллерии. Применение понтонов из-за малых глубин исключалось. Было решено вместо плавучих опор подготовить рамные из бревен, а верхние строения – прогоны и настилы – использовать из парка. Срочно подготовили комплекты рам разной высоты, в каждой понтонной роте сформировали отряды, имеющие по десять машин.

С одним из отрядов поехал Корнев, с другим – Соловьев, с третьим – Ястребинский. Отряды вместе с ведущими в городе бой подразделениями пехоты и артиллерии стали пробираться по задымленным и простреливаемым улицам к намеченным местам наводки мостов. Немцы оставляли засады, и продвигаться саперам пришлось под огнем.

Отряд, с которым был Корнев, вышел к небольшому, в три пролета, взорванному мосту. С чердака дома напротив раздались пулеметные очереди. Но вражеский пулемет быстро уничтожило орудие, выкаченное артиллеристами на руках из-за угла здания. Понтонерские машины подрулили к реке, и прямо с них началась сборка моста. Через считанные минуты переход через реку был готов, и артиллеристы первыми двинулись по нему.

Два других отряда батальона тоже быстро навели переправы через реку.

Едва стала затихать стрельба, как на улицах появились жители, радостно встречая освободителей. Когда Корнев возвращался в батальон, он проезжал по одной из недавно освобожденных улиц. В это время откуда-то открыл огонь затаившийся немецкий миномет. Мины ударились о каменную стену дома по одной стороне улицы, а осколки полетели на другую сторону. Выбежавшая из подъезда девушка громко вскрикнула и упала на панель.

Корнев подбежал к ней, но она уже лежала в луже крови, в которой мок небольшой букетик цветов. Выцветшее синее платье в белый горошек собралось в складки, голые ноги все пытались что-то оттолкнуть, а руки судорожно хватались за живот, стремясь зажать огромную рану. Видя, что уже ничем не помочь, комбат оставил девушку на попечение вышедших из домов жителей.

Долго ему потом мерещилось синее платье в белый горошек, искаженное болью лицо девушки.

4

После освобождения Харькова стало ясно, что очередные большие задачи батальону Корнева предстоят уже на Днепре.

Начальник инженерных войск фронта генерал Цирлин предварительно сориентировал Корнева, что его батальон, лучше других обеспеченный транспортом, должен навести переправы для тех войск, которые первыми выйдут к реке. Такое же указание получил и командир 40-го батальона, недавно прибывшего с Волховского фронта. Этим батальоном командовал старый знакомый Корнева подполковник Андзауров. Оба батальона стали располагаться и перемещаться вместе, а комбаты все свои действия согласовывали друг с другом.

Вместе с командирами рот комбаты часами просиживали над листами крупномасштабных карт, изучая русло и пойму Днепра. Вскоре Слепченко привез из штаба фронта недавно отпечатанные, еще сырые аэрофотоснимки многих участков реки. С непривычки не сразу разобрались в них. А когда разобрались, по достоинству оценили их.

Закончилась первая половина сентября. Третьи сутки шел проливной дождь. Все дороги раскисли, но батальоны понтонеров все-таки пытались двигаться вслед за войсками. Машины их то и дело буксовали в дорожной грязи.

Комбаты вынуждены были остановить свои колонны в небольшом селе, проверили горючее в баках. Оказалось, что прошли всего сорок километров, а бензина сожгли больше, чем положено на стокилометровый марш.

С подвозом горючего и так было трудно, а по выписанным в штабе фронта нарядам на базе отпустили лишь половину. Заявили, что есть приказание начальника тыла фронта в связи с задержкой подвоза горючего отпускать только пятьдесят процентов ранее занаряженных ГСМ. Прошли еще сутки. Едва проглянуло солнце, не дожидаясь посланных за горючим автоцистерн, Корнев решил использовать неприкосновенный запас бензина. Когда он отдал распоряжение старшему технику-лейтенанту Смолкину, тот доложил, что к тем шести тоннам бензина, которые приказал комбат приберечь, он добавил еще две путем жесткой экономии. Корнев решил поделиться своим бензином с батальоном Андзаурова.

В батальонах приступили к дозаправке только машин понтонных парков. Остальная техника осталась в селе в ожидании подвоза горючего. Понтонеры снова двинулись по трудному пути, выслав в нескольких направлениях офицеров связи.

Наступал уже вечер, когда к остановившимся на ночлег колоннам понтонных батальонов одновременно подъехали лейтенанты Слепченко и Парицкий, вернувшиеся соответственно из штаба фронта и штаба гвардейской армии. Слепченко привез от начальника инженерных войск фронта генерала Цирлина приказание понтонерам срочно выйти в расположение 7-й гвардейской армии генерала Шумилова и поступить в ее оперативное подчинение. Лейтенант Парицкий сообщил, что передовые полки армии в конце дня вышли на Днепр и готовятся к ночному форсированию. Он показал на карте место, где пехота была уже на берегу. Корнев, вглядываясь в лист карты, понял, что батальонам надо выйти к селам Новый Орлик и Старый Орлик. А до них километров шестьдесят. И двигаться надо по полевым дорогам и межам, через множество оврагов и ручьев. Цистерны же с горючим так и не подошли, а уже начинало темнеть.

– Что будем делать? – спросил Корнев у Андзаурова.

В ответ тот пожал плечами.

Посоветовавшись, пришли к решению: в обоих батальонах со всех машин слить горючее в машины одной роты и с третью понтонного парка немедленно начать марш. Остальным ожидать подвоза горючего и потом догонять эти роты. Так и поступили.

Пока, преодолевая крутые овраги и ручьи, добрались до улочек Нового и Старого Орлика, наступила ночь. Первой Днепра достигла эмка, в которой ради экономии горючего ехали оба комбата со своими замполитами. Корнев вышел из машины, подошел к самому берегу, зачерпнул ладонью воды:

– Здравствуй, Днипро!

На противоположном берегу то и дело вспыхивала перестрелка: неожиданно для противника переправившиеся на плотиках и имевшихся в полках надувных лодках передовые батальоны уже вели бой по захвату плацдарма. Подходили все новые и новые рыбачьи лодки. Около них, в нетерпении ожидая погрузки, толпились бойцы. На поляне, поскрипывая и позвякивая упряжью, готовились к переправе расчеты батальонных сорокапяток.

В каждой из двух понтонных рот сразу же приступили к сборке по одному шестнадцатитонному парому и к оснастке десантных понтонов. В 7-м батальоне еще спустили на воду катер Обиуха. На паромы грузили орудия, лошадей, на понтоны – до пятидесяти человек с оружием. Сделали первый рейс, второй…

Захваченные врасплох немцы теперь поняли, что на плацдарм переправляются все новые наши подразделения, открыли по пойме минометный огонь. Когда рассвело, начался такой обстрел, что паромы пришлось укрыть за островком ближе к правому берегу. Некоторое время увертливые понтоны на веслах, в особенности с навесными моторами, продолжали рейсы. Но пришло указание: понтонный парк беречь, переправы на нем до наступления темноты приостановить. Корневу было приказано явиться к начальнику инженерных войск армии. Им оказался старший брат Саши Пляскина, дружка Корнева в далекие годы юности. Еще в довоенные годы он был заместителем командира саперного батальона, в котором служил Корнев, а теперь стал генералом. Едва Корнев вошел, он узнал его, горячо пожал его руку.

– От забайкальского сливанчика не откажешься, земляк?

Корнев не отказался.

– А где сейчас Саша?

По лицу генерала пробежала тень.

– Нет больше Саши. Под Курском… Командовал отрядом подвижных заграждений, ставил мины на пути немецких танков – и погиб.

На плацдарме шли упорные бои. К исходу четвертых суток батальоны Корнева и Авдзаурова навели из своих двух парков наплавной мост. По нему непрерывным потоком устремились части, подошедшие из резерва фронта. Но рыбачьи и надувные лодки саперов все равно непрерывно сновали с берега на берег.

С утра над Днепром завязались воздушные схватки. Впервые с начала войны понтонеры увидели над своей переправой столько наших истребителей! Но и немецкие самолеты, волна за волной, бомбили переправившиеся войска на плацдарме, рвались к переправам. В середине дня, несмотря на потери, шестерка вражеских пикирующих бомбардировщиков появилась над мостом. Бомбы легли рядом с ним. Понтоны, получившие пробоины, потянули на дно соседние. Расчеты бросились спасать мост, размыкая его на отдельные звенья. Над шарнирным замком, который, перекосившись, не мог открыться, с ломиком в руках склонился Корнев. К нему подбежал понтонер Стребчук, который в сорок первом году на Днестре собирался убить его, да не решился. Теперь он, оттолкнув командира, встал на его место. Перехватив ломик, открыл им замок и тут же с осколком бомбы в груди опустился на колени.

Под бомбами понтонеры сумели вывести к берегам немногим больше половины своих парков. Водолаз Самбуров то и дело спускался на дно, чтобы закрепить буксировочный трос к затонувшим понтонам. При разрыве в воде снаряда или бомбы, даже на удалении нескольких сот метров, его могло оглушить, как глушит рыбу. Но Самбуров, рискуя жизнью, старался успеть во время пауз между артиллерийскими обстрелами скорее добраться до затонувших понтонов.

После бомбежки пришлось снова перейти на паромные переправы, а в батальоне Корнева действовало еще пять десантных понтонов с навесными моторами.

Обстановка на плацдарме была неясной. То там, то здесь возникала перестрелка. На одну из пристаней на правом берегу вышла группа вражеских автоматчиков. Подходы к пристани были заминированы, дежурный расчет имел ручной пулемет. Автоматчики, нарвавшись на мины, замешкались. Тут их и скосила пулеметная очередь. Понтонеры насчитали восемь вражеских трупов, забрали их автоматы.

Услышав стрельбу близко от пристани, Корнев, прихватив с собой двух бойцов с ручным пулеметом, сел в маленький катерок – и на другую сторону. Причалил. Встретил его только один понтонер.

– Где ефрейтор Лобов с расчетом?

– Проверять кусты ушел. Может, там еще фрицы есть.

Прислушались. Близких выстрелов не было слышно. Вскоре вернулся ефрейтор. От него узнали, что метров на триста от пристани ни немцев, ни наших нет. Только стало видно, как паромы ниже по течению пошли на причалы. А выше по течению послышалась перестрелка, разрывы мин и гранат.

Оставив в помощь дежурному расчету понтонера с одним пулеметом, Корнев вернулся на свой КП. Встретил его замполит Ястребинский. Ростом бог его не обидел, фамилия приметная, а взгляд – и впрямь ястребиный. Умеет так посмотреть, что у робкого смелости прибавится, а строптивый спесь потеряет. Взглянул на комбата, как на провинившегося школьника.

– Так и будешь в каждую дыру соваться? А кто за тебя батальоном командовать станет?

Наверное, нашлись бы у него и еще веские доводы, да в это время через верхушки неширокой прибрежной лесной полосы зашуршали снаряды «катюш». Пламя и дым взметнулись правее на плацдарме, в зарослях поймы между высотами и берегом.

В это время Корневу позвонил начинж армии и пояснил, в чем дело: наши части наносят удар по прорвавшимся гитлеровцам.

На берегу среди деревьев показались машины. С них быстро соскакивали солдаты в вылинявших зеленых фуражках. Кое-кто перевязан свежими бинтами: зацепило по дороге. Все бегут на посадку в понтоны. А тем временем плацдарм заволокло дымом. Орудийные выстрелы и разрывы снарядов слились в сплошной грохот. Ширь Днепра все гуще покрывалась всплесками водяных фонтанов. Немцы тоже открыли плотный огонь. Обычно звонкая трескотня навесных моторов стала едва слышно пробиваться через громыхание боя.

Отряд пограничников переправили за четыре рейса, и каждый раз головной понтон вел сержант Гурский. Он все время менял места посадки, причаливая то в заливчике при впадении речушки, то в излучине или за косой, поросшей камышом. Пока немецкие наблюдатели засекут понтон, пока прицел изменят да пристреляются, он уже под другим берегом. А там врагу обзор затруднен.

Денек для понтонеров выдался жаркий. Едва управились с пограничниками, поступил приказ переправить на плацдарм дивизию, переданную из соседней армии. Подошла на переправу еще и танковая бригада. Хотя в ней на ходу было не более двух десятков танков, в дело пустили все, какие смогли восстановить, паромы и десантные понтоны. Танки оказались не раз побывавшими в бою. Один вместо тихого хода передвигался рывками, другой все забирал в сторону. Были и с другими неполадками. Грузить их на зыбкий паром было очень трудно.