Текст книги "Поперечное плавание"

Автор книги: Сергей Голукович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Только наладилась переправа танков, как возникла новая забота. К более укрытым от наблюдения и обстрела местам причала десантных понтонов надо проходить через отмель. У двух навесных моторов попал в корпус водяного насоса песок. Погнулись крыльчатки, и срезало шпонки на их валиках. А если засосет песок и в остальные моторы? Переносить места причала? Потерь будет больше.

Гурский быстро нашел выход. Вместо стальных шпонок, крепящих крыльчатку, поставил вырезанные из солдатских алюминиевых ложек. При попадании песка их немедленно срезало, а крыльчатка оставалась целой. Прополоскать насос и поставить новую шпонку – дело нескольких минут.

В самый разгар переправы, когда в дело были включены все катера и навесные моторы, комбату по телефону сообщили, что приехал начальник инженерных войск фронта генерал Цирлин. Корнев заспешил к своему командному пункту, глубокой щели, перекрытой бревешками, примерно в центре участка переправы.

– Немедленно один буксирный катер погрузить на прицеп с катерным тягачом, – приказал генерал. – Он пойдет за моей машиной на участок соседней армии.

Корнев вызвал на берег тягач с прицепом. Его наполовину завели в воду. В гнезда подвижной тележки вошел катер моториста ефрейтора Обиуха. Имевшейся на прицепе лебедкой он был установлен на свое место. Цирлин показал Корневу участок реки, где теперь будет работать Обиух, сел в свою машину и уехал.

Корнев был на танковой переправе, когда по телефону сообщили, что Гурский серьезно ранен. Он за копенкой камыша вырезал запасные шпонки, а рядом разорвался снаряд. Замполит пообещал проследить, чтобы раненого быстрее вывезли в медсанбат.

Во второй половине дня сложилось кризисное положение – в нескольких местах противнику удалось прорваться через первую линию наших войск. Расчеты переправившейся ночью по мосту артиллерийской противотанковой бригады вступили с гитлеровской пехотой в рукопашную схватку. У командующего армией даже возникла мысль: не отвести ли войска с правого берега? Но прилетевший на КП армии командующий фронтом генерал армии Конев не разрешил об этом и думать. Срочно приняты были меры усиления частей огневыми средствами. В то же время соседняя армия сумела захватить небольшой плацдарм. Противник снял часть своих войск и спешно бросил на новый участок. Этим воспользовались гвардейцы генерала Шумилова. Они начали успешные действия не только по удержанию, но и по расширению своего плацдарма.

Шесть суток мотористы буксирных катеров не выпускали из рук штурвалы. Пока был наведен мост на понтонах, они немного передохнули, но ефрейтору Черному отдохнуть не удалось. После ранения Шишленкова и Коптина он сдал катерный тягач другому шоферу и окончательно пересел на катер. На Дону и Северском Донце неплохо овладел искусством моториста и теперь уступал в этом деле, пожалуй, только Обиуху. Другие катера были свободны, а он дежурил у моста, завозя, когда требовалось, дополнительные якоря. И теперь каждый раз, пока шла погрузка на паром, склонившись на штурвал, мгновенно засыпал.

Глядя на него, находившийся на пристани водолаз Самбуров спрыгнул в катер, положил руку на плечо ефрейтора:

– Передохни часок на берегу. Я за тебя поработаю.

Самбуров делал уже четвертый рейс, когда над. Днепром повисли немецкие самолеты. Бомбы падали по всему участку паромных переправ. Одна из них вздыбила столб воды под самой кормой буксирного катера. Он зарылся носом в волну и ушел на дно вместе с оглушенными Самбуровым и его помощником понтонером.

Осколки пробили днища у понтонов в пароме, и он, быстро набирая воду, накренился набок. Стоявший на пароме танковый тягач с каждой минутой увеличивал крен. Командир парома сержант Богомолов, понимая, что паром скоро скроется под водой, раздал спасательные круги находящимся на палубе людям и приказал им прыгать с парома. И тут он заметил стоящего неподвижно около тягача седого полковника с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Позолота с ордена давно сошла: получен, видно, был еще в гражданскую войну.

Богомолов быстро сдернул с себя спасательный жилет.

– Надевайте, товарищ полковник.

– А сам как? Я ведь, парень, пожил. Надевай жилет сам.

В это время осколок от разорвавшейся бомбы как ножом полоснул Богомолова по руке от плеча до локтя. Невзирая на боль, он быстро отсоединил деревянный колесоотбойный брус, зажал его под раненой рукой, другой подтолкнул полковника в воду. Едва они немного отплыли, над тем местом, где был паром, бурно закружилась воронка, втягивая в себя обломки и щепки. До берега Богомолов с полковником добрались благополучно. Но едва сержант ступил на сушу, как у него все поплыло перед глазами, и он потерял сознание.

С первого дня боев за плацдарм армейские, а затем и подоспевшие фронтовые саперы взялись за строительство двух мостов на свайных опорах. В конце пятых суток подошел понтонный батальон майора Потопольского с парком ДМП. Он ввел наплавную часть из своих деревянных понтонов на самом глубоком месте недостроенного саперами моста. Однако он проработал меньше суток: был поврежден во время очередной бомбежки. Но к тому времени и на втором мосту ввели наплавную часть.

На десятые сутки боев Корнев навел на своем участке еще третий наплавной мост под грузы до двенадцати тонн. Для него собрали брошенные противником несколько немецких, около трех десятков венгерских и румынских понтонов. Вдобавок к ним приспособили поплавки от землеройного судна. Но сборка этого моста оказалась делом очень сложным. Благо что по вызову начинжа фронта в помощь Корневу прибыл специалист из научно-исследовательского института из-под Москвы.

Вскоре произошли большие перемены. Захваченный гвардейцами бородаевский плацдарм соединился с плацдармами соседних армий, и войска далеко, местами до сотни километров, ушли на запад. Пришла пора писать наградные листы на отличившихся при форсировании и удержании плацдарма. Семь особо отличившихся понтонеров Корнев представил к орденам Ленина. В том числе к этой награде были представлены мотористы катеров сержант Гурский и старший лейтенант Крашенинников, собравший первый на Днепре паром и сделавший с ним первый рейс.

В один из осенних слякотных дней генерал Пляскин вызвал Корнева в штаб армии, перебравшийся на правый берег.

– Пойдем к члену Военного совета, – сказал Пляскин. – Он приказал мне вместе с тобой явиться.

– Что ж ты такой прижимистый? – улыбнулся генерал-лейтенант, член Военного совета, поздоровавшись с Корневым, и кивнул на стопку наградных листов.

– В каком смысле? – не понял Корнев.

– А вот почитай копии армейских оперативных сводок.

Корнев стал читать: «…Отбило атаку противника подоспевшее с переправы подкрепление из резерва дивизии… Разгрузившиеся с паромов под сильным огнем танки отразили… Во время критической обстановки на плацдарме прорвавшихся в наш тыл автоматчиков противника уничтожил высадившийся с понтонов отряд пограничников».

– Уразумел? С чьей помощью эти воины добились успеха?

– Уразумел.

– Тогда садись и переписывай наградные листы. Добавь, что надо, из оперативных сводок. К званию Героя Советского Союза представляй своих орлов.

Генерал-лейтенант передал Корневу наградные листы на моториста навесных забортных двигателей Гурского, мотористов буксирных катеров Обиуха, Черного, ефрейтора Лобова, сержанта Богомолова и водолаза Самбурова Ивана Михайловича (посмертно).

5

Батальон Корнева получил приказ сосредоточиться в Кременчуге. Переход по раскисшим осенним дорогам был нелегким. Машины с высоко лежащими на них полупонтонами валко переваливались из стороны в сторону, шли по глубоким колеям. Понтоновозы качались так, что казалось, того и гляди лягут боком в грязь. Но до города добрались без аварий и поломок. В самых трудных местах, где машины беспомощно буксовали, им помогали тракторы, когда-то добытые Сундстремом на Днестре.

Понтонеры разместились на окраине города и сразу же приступили к работе. Еще до их прибытия за городом был построен мост на сваях. Возвели его в самом широком месте реки, где глубина поменьше и легче забивать сваи. Так что он был чуть ли не километр в длину.

Пока шло восстановление взорванного железнодорожного моста через Днепр, личному составу бригады Борченко, батальонов Корнева, Андзаурова и Потопольского предстояло мост на сваях приспособить для пропуска вагонов за мостовозом: паровоза он не мог выдержать. Инженерная бригада Фисюна помогала путейскому батальону железнодорожных войск прокладывать к мосту рельсовый путь.

Как пчелы улей, облепили понтонеры и саперы мост и берега у него. Куда ни взглянешь с южной окраины Кременчуга, всюду видишь людей в серых шинелях. Одни подвозят на машинах грузы, другие доставляют в понтонах бревна, доски, шпалы, третьи ведут от основной железнодорожной линии земляное полотно под укладку шпал. А вот уже и шпалы одна за другой ложатся на грунт. Подхватив рельс большими железными клещами, отделение бойцов несет укладывать его на шпалы. А тем временем мостовики укладывают на пролеты бревна, усиливают прогоны. По ним вперемежку кладут шпалы и настил.

Работы на мосту подходили к концу. Оставалось только завершить укладку рельсов. Понтонеры и саперы, выполнив свое дело, получили передышку. В Кременчуге был назначен сбор всех командиров инженерных частей фронта. До его начала оставалось больше часа, и Борченко пригласил Корнева к себе. Комбаты вспомнили друзей, близких, родных.

В час дня генерал Цирлин начал разбор действий инженерных войск фронта при форсировании Днепра. Говорил он о неудачах и успехах понтонеров и саперов, о находчивости и мастерстве командиров, мужестве и героизме воинов. Особо отметил действия Корнева и Андзаурова, которые при недостатке бензина первыми из понтонеров вышли на берег Днепра.

После перерыва был объявлен приказ командующего фронтом о присвоении очередных воинских званий. В числе других майорами стали Соловьев и Сундстрем. Тут же объявили, что Соловьев назначен в бригаду Борченко на должность командира батальона, а Сундстрем – заместителем Корнева. Затем был зачитан приказ начальника инженерных войск Красной Армии. Борченко стал полковником, Корнев – подполковником. Тут же им вручили новенькие погоны.

* * *

Как-то поздно вечером, когда, казалось, были закончены все дела, к Борченко зашел начальник особого отдела бригады. Убедившись, что их никто не слышит, он спросил:

– Жена ваша была в оккупации?

– Возможно. От нее я никаких известий не имею.

– У меня весьма неприятная новость: она арестована. За связь с полицаями и пособничество оккупантам.

– Не может быть! – невольно вырвалось у Борченко.

– Сведения точные. Получил срочный запрос: установить ваше отношение к этому происшествию.

– Какое может быть отношение? Виновата – пусть отвечает. Ребят жалко. Где они теперь? Вам ничего неизвестно?

– Нет, не знаю. Но у меня есть разрешение моего начальства послать своего оперативника для уточнения всех обстоятельств на месте.

«Самому бы съездить, – подумал Борченко. – Это не так уж далеко – несколько сот километров». Но сказал другое:

– Вот и хорошо. Надеюсь, ваш уполномоченный и о детях все узнает. Поможет им. Ведь младшему только семь лет.

На другой день майор особого отдела бригады выехал на специально снаряженной легковой машине в дальний путь – в хутор под Решетиловкой. Трое суток прошло в томительном ожидании. Борченко доложил о случившемся начальнику инженерных войск фронта, в оперативном подчинении которого находилась бригада. Начинж ничего определенного до возвращения майора посоветовать не мог, только предупредил, что для Борченко все может обернуться большими неприятностями, вплоть до смещения с должности командира бригады.

Наконец вернулся в бригаду оперуполномоченный. Он сначала прошел к начальнику особого отдела, и только через час они оба явились к комбригу. Дали Борченко ознакомиться с докладной запиской в адрес начальника особого отдела фронта. В ней сообщалось, что жена Борченко уличена в сожительстве со старшим полицаем, в пособничестве ему при выявлении бывших активистов колхоза. Она осуждена на десять лет.

Лицо Борченко покрылось красными пятнами.

– Осуждена! Туда ей и дорога! А сыновья?

– Сыновей отправили в детский дом под Воронежем. Вот их адрес.

– Что же мне теперь делать? – спросил Борченко.

– По-моему, вам прежде всего надо оформить развод с женой, – посоветовал начальник особого отдела. – Закон на вашей стороне. Развести должны в одностороннем порядке, не спрашивая согласия супруги.

Смершевцы ушли, комбриг остался один. Навалились тяжелые думы. В памяти одна за другой замелькали картины прошлого. Вот он, молодой курсант военной школы Червонных старшин, познакомился с красивой дивчиной, покупая у нее семечки на киевском базаре. Вот они гуляют по зеленым улицам города, идут рука об руку. Вот он держит их первенца – сына Виктора. Потом – два сына-погодка. И опять – ссоры, непонимание, взаимное отчуждение.

В тот же вечер Борченко написал заявление в загс Кременчуга о разводе с женой. Через неделю он получил свидетельство о расторжении брака. В тот вечер он подумал о Ксенофонтовой: хорошая будет жена мне и мать детям.

Однако с Борченко как с коммуниста спросили строго. На заседании парткомиссии при политуправлении фронта ему объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку.

* * *

Под новый, 1944 год в зале, где проводился сбор командиров инженерных частей, состоялось вручение наград большой группе саперов и понтонеров. Зал заботами майора Сундстрема преобразился. Грязные и закопченные стены заново побелили. Окна без стекол заколотили свежеструганными досками. Привели в порядок электропроводку и подключили к передвижной электростанции. На стенах, по бокам сцены и на потолке развесили гирлянды из сосновых веток.

Награды вручали начальник инженерных войск фронта Цирлин, ставший генерал-лейтенантом, и его заместитель по политчасти полковник Притула. Притула объявлял Указ Президиума Верховного Совета СССР, а Цирлин вручал награды.

Подошла очередь 7-го понтонного батальона. Стесняясь и робея, вышел на сцену сержант Гурский Николай Васильевич. Получил коробочки с орденом Ленина и Золотой Звездой, покраснел, что-то невнятно сказал – и скорее в зал. За ним, чеканя строевой шаг, к генералу подошел сержант Богомолов Семен Иванович. После вручения награды громко и четко произнес: «Служу Советскому Союзу!»

Потом высокие награды получили ефрейторы Обиух Иван Данилович, Черный Илья Григорьевич и Лобов Алексей Григорьевич. Не вышел на сцену только Самбуров Иван Михайлович – звание Героя Советского Союза ему присвоили посмертно.

В списках Героев Советского Союза не оказалось старшего лейтенанта Крашенинникова. Правда, недавно он получил орден Ленина.

Потом был сводный концерт художественной самодеятельности находившихся в городе инженерных частей. Принимал в нем участие и 7-й батальон. Снова большим успехом у зрителей пользовался старший лейтенант Крашенинников. Не хватало его друга младшего лейтенанта Жоры Тюрина, погибшего весной 1942 года на реке Оскол.

Полки идут на запад

1

В первых числах января 1944 года 2-й Украинский фронт перешел в наступление. С упорными боями он прошел от Днепра больше ста километров. Понтонеры оказались в глубоком тылу. 7-му батальону было приказано разместиться в небольшом поселке вблизи крупной железнодорожной станции Знаменка. Зима стояла теплая. Днем на дорогах снег таял, и марш опять был не из легких. Только по ночам дороги подмерзали, и машины шли легче.

К новому месту прибыли глубокой ночью. Неприветливо встретил понтонеров поселок, где половина домов была сожжена. К счастью, хорошо сохранились постройки большого кирпичного завода. В его сушильных сараях разместились все понтоновозы и механизмы технической роты.

Рядом оказался лесной массив. Местные жители рассказали, что это Черный лес, в котором базировались партизаны. Они в свое время держали в напряжении железную дорогу и станцию Знаменка. А когда началось форсирование Днепра, оказали существенное содействие нашим войскам, нанося удары по немецким гарнизонам с тыла.

На опушке леса оказались остатки лесозаготовительной базы. Здесь в штабелях было много сухого тонкомера из твердых древесных пород. В батальоне снова развернулись работы по приведению в порядок всей техники, изготовлению деревянных элементов парка. Работали теперь только днем, без прежней спешки. Героев Советского Союза одного за другим отпускали на побывку домой.

В последних числах января наши войска перешли в наступление. Оно для немцев было неожиданным, так как началось в условиях небывалой распутицы. В результате мастерства и героизма наших воинов 17–18 февраля окруженная в районе Корсунь-Шевченковского группировка врага была окончательно разгромлена.

Создалась благоприятная обстановка, и наши пехотинцы в сопровождении танков и артиллерии на конной тяге и за гусеничными тягачами, преодолевая все трудности распутицы, упорно двигались на запад.

Но понтонеры сильно отстали. 7-й батальон через двое суток марша по раскисшим дорогам остановился: кончилось горючее. В грязи застряли машины остальных понтонных батальонов.

В этих условиях находчивость проявил Борченко. По его приказу понтонеры разобрали брошенный амбар, соорудили из бревен сани-волокуши. Уложили на них бочки с лигроином и соляркой, одну треть комплекта понтонного парка, штыри, скобы, топоры и пилы.

Необычный караван тронулся в путь. Подоткнув полы шинелей под ремень, за тракторами с волокушами шли, меся грязь сапогами, понтонеры трех батальонов. Четвертый остался на месте со всеми колесными машинами. Растянулась бригада на марше чуть ли не на два километра. Но на разлившийся по-весеннему Южный Буг вышла вместе с передовыми стрелковыми батальонами.

По реке еще плыли льдины, а пехотинцы на рыбачьих лодках, на плотиках из плетней переправлялись на другой берег. Помогли им и понтонеры, выделив четыре десантных понтона. Немцы не ожидали внезапного выхода наших войск к реке в распутицу, не успели занять подготовленные по правому берегу окопы и другие оборонительные сооружения.

Пока фашисты приходили в себя, Борченко разведал удобное место и начал строить мост. Пришлось разобрать по бревнышку колхозный деревянный клуб и срезать половину столбов электроосвещения – все равно электростанция была разрушена. Понтонеры уже начали вручную с плотов и понтонов забивать сваи, когда противник опомнился. Его самолеты появились над переправой. Борченко предвидел это и заранее распорядился выкопать на берегах щели. По сигналу «Воздух» почти все понтонеры успели причалить к берегам и укрыться в щелях. Только панически боявшегося бомбежек врача Ксенофонтова, перебегавшего из одной щели в другую, сразил крупный осколок. Он замертво упал на прибрежную гальку.

Через три часа после бомбежки по мосту открыли движение. Первыми по нему переправлялись артиллерийские подразделения с пушками на гусеничной тяге. Потом «студебеккеры». Эти машины с ведущими задними и передними колесами были способны двигаться по любым дорогам.

Но после Южного Буга дороги начали подсыхать, и передовые полки быстро дошли до Днестра. И на этой преграде не задержались. Вышедшие к реке вместе с ними саперы успели построить деревянные мосты на рамах и сваях. По одному из них через Днестр переправился батальон Корнева и вошел в город Сороки, откуда начал свой боевой путь в первые дни войны.

Здесь по распоряжению генерала Цирлина была назначена двухсуточная стоянка. Разместив батальон, Корнев подъехал к уютному домику, в котором жил с семьей перед войной. Хозяева ему очень обрадовались. Мешая молдавскую и украинскую речь, стали расспрашивать, где довелось побывать и повоевать Виктору Андреевичу. Расспросили и про семью. Корнев рассказал, что она живет за Волгой. В последнем письме жена сообщила, что дети переболели малярией, но теперь все позади. Корнев переночевал в той комнате, где раньше жил с семьей.

2

На другой день Корнева срочно вызвали в штаб батальона, разместившийся там, где до войны был штаб полка. Во дворе комбат увидел три стоящих рядом «виллиса». «Большое начальство прибыло», – подумал он, машинально одергивая гимнастерку.

Его ожидали генерал-лейтенант Цирлин и незнакомый полковник.

Когда Корнев представился, Цирлин сказал:

– Знакомься со своим новым начальником. Это полковник Фадеев Петр Васильевич.

– Не совсем понимаю: как новый начальник? А вы, товарищ генерал-лейтенант, уходите?

– Не я, а ты. Ты назначаешься командиром двадцать второй отдельной инженерно-саперной бригады шестой гвардейской танковой армии. Полковник Фадеев – начинж этой армии.

Тут же был объявлен приказ о назначении командиром 7-го моторизованного понтонно-мостового батальона майора Сундстрема. Ему была поставлена задача выступить на реку Прут и приступить в районе села Бедерей к строительству постоянного высоководного моста под грузы до шестидесяти тони. Адъютант генерала передал Сундстрему стопку проектной документации моста сложной конструкции на свайно-рамных опорах и перекрытием пролетов в виде подкосно-ригельных ферм. Таких мостов батальон никогда раньше не строил, и на долю Сундстрема сразу же выпало нелегкое дело.

Полковник Фадеев ввел Корнева в курс дола. Бригада должна формироваться на базе прибывшего в армию 181-го инженерно-саперного батальона. Да еще генерал Цирлин разрешил взять Корневу теперь из бывшего его батальона две-три машины, около десяти офицеров и сержантов.

После уточнения некоторых вопросов генерал и полковник уехали, оставив на усмотрение Корнева решать, кого он возьмет с собой на формирование бригады и когда к этому приступит. Только был дан срок окончания развертывания всех батальонов и штаба бригады – тридцать суток.

…В селе, назначенном для формирования бригады, через несколько дней стало очень оживленно. То и дело проходили по улице офицеры, иногда прошагает строй бойцов. Приходят и становятся в тень садов автомашины. В одном из пустующих домов начал сколачиваться штаб бригады. Этим занялся прибывший из резерва фронта начальник штаба подполковник Савельев. Его крупноватая и немного грузная фигура, а также решительное выражение лица производили впечатление властного начальника. И он на самом деле был таким, добивался четкой работы отделов штаба. Корнев не мешал ему, но и сам глубоко вникал во все вопросы формирования бригады.

Проводил беседы с прибывающими из резерва офицерами, решал, кем и в какое подразделение их направить. Несколько раз выезжал во фронтовой полк резерва и подбирал там пополнение. Командиром основного 181-го инженерно-саперного батальона назначил прибывшего из госпиталя после ранения майора Арустамова. А прежнему его командиру майору Калмановичу поручил формировать один из новых батальонов.

Вскоре в бригаду прибыл полностью укомплектованный личным составом 105-й понтонно-мостовой батальон, но без своего основного оружия – без понтонного парка. Командовал им майор Гниденко, знаток техники, но несколько самоуверенный. В 1942 году батальон действовал на Волге, имея на вооружении парк Н2П, но понес большие потери. Получил на вооружение парк ДМП, но и он весь был использован при строительстве моста через Сиваш длиною почти полтора километра. Пришлось организовать на Днестре занятия с понтонерами, учить их использовать новый для них парк – тяжелый понтонно-мостовой.

В указанный тридцатидневный срок бригада полностью была сформирована. Полковник Фадеев и подполковник Корнев вместе явились к командующему армией генерал-полковнику Кравченко с докладом о готовности бригады к боевым действиям. Генерал уважал саперов и шутливо-ласково называл их «мои кроты».

– Ого! «Мои кроты» теперь и плавать могут! – улыбнулся он, выслушав офицеров.

Прошло совсем немного времени. 20 августа рассветную тишину разорвал грохот орудий. После артиллерийской подготовки войска 2-го Украинского фронта, еще весной вклинившиеся в северо-восточную часть территории Румынии, начали наступление. Войска фронта двигались в направлении на юго-запад с задачей последующего соединения с войсками 3-го Украинского фронта, тоже начавшего наступление с участка гораздо южнее.

В первый же день в прорыв была введена 6-я гвардейская танковая армия, корпусам которой придали в оперативное подчинение инженерно-саперные батальоны бригады Корнева. Понтонный батальон майора Гниденко оставался в резерве. В таком построении бригада действовала в течение первых дней операции. Большая группировка противника в районе Кишинева и Ясс была окружена и почти уничтожена.

Фронт развивал наступление на Бухарест. На его острие шла 6-я гвардейская танковая армия. Когда она подошла к Фокшанскому оборонительному рубежу по реке Серет, саперы батальонов майоров Арустамова и Калмановича бригады Корнева под сильным минометным и ружейно-пулеметным огнем противника быстро проделали проходы для танков в немецких минных полях.

Продвигаясь дальше, танкисты подошли к городу Бузеу на берегу одноименной реки. На подступах к нему оперативная группа бригады во главе с начальником штаба подполковником Савельевым следовала в общей колонне. Внезапно из-за холмов, поросших лесом, появились низко летящие вражеские самолеты. Началась бомбежка. Штабная машина, в которой ехал Савельев, была изрешечена осколками. Савельев получил серьезное ранение: осколок бомбы застрял в груди в нескольких сантиметрах от сердца. Колонну штаба бригады возглавил заместитель Савельева майор Левитин.

Корнев двигался на «виллисе» за передовым отрядом 9-го гвардейского механизированного корпуса, на танках которого десантом сидели саперы. Танки подошли к реке. Железобетонный мост был цел, но загроможден в панике оставленными немецкими машинами. Но и машины, и мост могли быть заминированы. Не раздумывая, саперы соскочили с танков, бросились в воду, быстро нашли брод. Танки передового отряда преодолели реку, вошли в город, промчались по его улицам, остановились за городом, ожидая подхода основных сил.

Корнев, стоя у моста, наблюдал, как другая группа саперов начала проверять его на минирование. Откуда-то со стороны поселка, раскинувшегося на берегу реки, послышались хлопки минометных выстрелов, а вслед: за ними у моста, разбрызгивая воду, взорвалось несколько мин. В это время, оторвавшись вперед от штабных машин, майор Левитин на «пикапе» Замрики подъехал к мосту. Увидел Корнева и решил подобрать место для стоянки штабной группы. Вправо тянулась улица поселка. По ней и направился «пикап», в кузове которого сидели писарь Дейнего и старшина Гафуров.

Не проехал «пикап» и трехсот метров, как из садика, с левой стороны улицы, раздались автоматные очереди. Где-то впереди застрекотал крупнокалиберный пулемет. Левитин и Замрика выскочили из кабины вправо. Туда же спрыгнули Гафуров и Дейнега. На улице замаячили гитлеровцы с автоматами в руках. Радистка штабной машины увидела это и подбежала к Корневу.

– Немцы там! Окружили наш «пикап»!

Корнев и сам услышал стрельбу, а затем разрывы ручных гранат. Приказал подъехавшему майору Гниденко немедленно выслать в поселок разведку, спешить с машин понтонные роты. Разведчики направились по улице. Их тоже обстреляли. Тогда понтонеры, развернувшись в цепь, стали охватывать поселок, обходя его садами. Немцы прекратили огонь, уехали на нашем «пикапе». Понтонеры пришли на место засады гитлеровцев к небольшому дому. Хозяйка, старая сморщенная румынка, показала, где находится Гафуров. Пуля пробила ему грудь навылет, но он нашел в себе силы забежать во двор. Румынка толкнула раненого на пол маленькой пристройки и сбросила на него стопку перин, лежавших рядом на ларе.

Шофер Замрика, раненый пулей в ногу, отбежал от двора и упал в борозду огорода. Майора Левитина и писаря Дейнего нашли мертвыми чуть дальше. Они отстреливались до последнего патрона. Кругом валялись гильзы, чернели воронки – немцы забросали их гранатами. В сторонке стояла без горючего немецкая самоходно-артиллерийская установка, валялся миномет с пустыми коробками из-под мин. Понтонеры наскочили на экипаж самоходки и минометный расчет, отставшие от своих войск, вступили с ними в схватку.

Гафурова перебинтовали, Замрике Корнев сам наложил шины из двух дощечек, оторванных от штакетника. Раненых погрузили в машину, накрыли трофейным парашютом и отправили в госпиталь.

Всеми делами в штабной группе стал распоряжаться начальник оперативно-разведывательного отделения капитан Седых. Танковая армия, развивая наступление дальше, через некоторое время вступила в Бухарест и Плоешти. Войска 2-го Украинского фронта стали успешно развивать наступление в западном направлении. Некоторые его передовые части вышли к берегам Дуная.

3

Как-то ночью Корнева срочно вызвали на командный пункт армии. Командующий, богатырского сложения генерал Кравченко, спокойно поглаживая на голове короткий черный ежик, мягко, по-украински, выговаривая слова, приказал:

– Ты, хлопче, срочно вышли отряд обеспечения движения бригады полковника Овчарова. – Карандашом показал маршрут на листе карты, вырванном, видимо, из какого-то школьного атласа. – Получена шифровка – немедленно повернуть армию на север.

Корнев удивился, что инженерную задачу командарм ставит по мелкомасштабной карте, на которой не определишь ни проходимости дорог, ни характера рек.

Генерал понял его взгляд.

– Нет у нас карт этого района. Самолет штаба фронта разбился, карты сгорели. Новые будут не скоро, а Овчаров выступает через два часа. Проход в Карпатах надо захватить внезапно и очистить от немецких заслонов к исходу суток. Знаю, без карты будет трудно, но надеюсь на твою смекалку.

По дороге в свой штаб Корнев пытался представить, какие препятствия встанут на пути бригады Овчарова. Сколько мостов через реки Южных Карпат? И есть ли броды через них?

«Карта, военно-топографическая карта нужна, черт возьми! – сверлила мозг неотвязная мысль. – Без нее – как в потемках».

На заднем сиденье поглядывал по сторонам пожилой солдат Любанский, то и дело поправлявший большие роговые очки. После освобождения Киева, где он промаялся всю оккупацию, в полевом военкомате не посмотрели, что он преподаватель-лингвист, владеет несколькими языками, направили рядовым солдатом в инженерную бригаду.

Когда подъехали к штабу бригады, разместившемуся в коттедже на окраине небольшого городка, комбриг заторопился в комнату, где находился начальник оперативно-разведывательного отделения – начальник штаба был ранен и лежал в армейском госпитале. Прямо с порога Корнев предупредил капитана:

– О приданных танкистам батальонах не докладывайте. Я сам у них побывал, а вот что делает резервный батальон Арустамова, как готовится к маршу, доложите.