Текст книги "Поперечное плавание"

Автор книги: Сергей Голукович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Поразило его и другое. Старший лейтенант Соловьев заметил машину Корнева, но не торопится к нему, понуро стоял около командира в зеленой фуражке. Лейтенант Логинов, опустив голову, что-то говорил пограничнику, увидев комбата, показал рукой на него. Пограничник, с виднеющейся из-под козырька рыжеватой прядью волос, с видом уверенного в себе человека, подошел к выскочившему из машины Корневу, Приложив руку к полинявшей, надетой набекрень фуражке, представился:

– Командир роты отдельного батальона погранвойск капитан Ветров. – Хотя и соблюдал старшинство по званию, но держался независимо. – Выясняю, почему мост преждевременно взорван. На той стороне остались колхозные обозы и скот. От вас какие были указания коменданту переправы?

Корнев помедлил с ответом, решил сначала разобраться в происшедшем. Поговорил с Соловьевым и Логиновым. Оказалось, что на северную окраину села выехало до десятка мотоциклистов, видимо высланных от той колонны, которую он видел с Башарой на шоссе. Понтонеры почти все были у моста. Два выставленных наблюдателя прибежали с криком: «Немцы в селе!» Ничего толком на вопросы Соловьева ответить не могли, только твердили: «Много, на дороге пылищу подняли».

Имея всего три полуторки, на которые полупонтоны не погрузишь, Соловьев приказал мост взорвать. Зарядов было мало, звенья из бочек оказались труднозатопляемыми. Стали на них бросать гранаты, а понтоны дырявить топорами и ломами. Множество проволочных скруток затрудняли уничтожение моста. Тем временем пограничники, впустив мотоциклистов на окраинную улицу, забросали их гранатами, всех уничтожили.

Корнев согласился, что взрыв моста и введенных в него понтонов произведен преждевременно. Капитан Ветров предупредил майора:

– Об уничтожении моста я должен донести. Ваше мнение о преждевременности сообщу.

– Это ваше право, – ответил Корнев. – Но донесения будем писать потом. Сейчас надо думать, как из этого села отойти на рубеж обороны. Там идет бой, видимо, с разведкой противника, и шоссе теперь не для нас.

Оба командира обсудили создавшееся положение.

Решили рискнуть и задержаться в селе. Надо было попытаться вытащить и залатать хотя бы несколько полупонтонов, собрать трофейное оружие, прихватить, если найдутся, исправные мотоциклы. Предстояло также разведать путь вдоль берега, минуя шоссе. А пока выслали на машине Башары дозор в сторону Вознесенска и выставили наблюдение за дорогой, по которой проехали немецкие мотоциклисты. Вдоль берега выехали конные пограничники.

Из шести полупонтонов сумели вытащить из воды четыре, что были поцелее. Заделали пробоины затычками и брезентовыми наклейками на смоле. Снова спустили их в реку, сомкнули в два понтона и убедились – не текут. Назначили два отделения под командой сержанта Богомолова сплавить их под прикрытием прибрежных камышей вниз по течению до Новой Одессы.

Из трофейных мотоциклов три оказались исправными. За один сел водитель из числа пограничников, за второй – Соловьев, умевший водить машину и неплохо разбиравшийся в моторах, а за третий посадили Башару, когда он вернулся с дозорными пограничниками. Легковушку Корнев повел сам, взяв в нее капитана Ветрова и двух бойцов с ручными пулеметами. Трогаясь в путь, пошутил:

– Это у нас и капэ, и моторизованная тачанка.

На полуторки погрузили инструмент и несколько мотоциклов, которые сочли возможным отремонтировать. В двуколках пограничников повезли их имущество и двух раненых бойцов. Остальные, прихватив трофейные автоматы, пошли пешком. Пришлось поработать лопатами, чтобы преодолеть овраги и ручьи, но на рубеж обороны добрались, не встретив противника. Комбриг обрадовался возвращению Корнева. Выслушав его доклад, не придал особого значения случившемуся на мосту. Знал: потяжелее бывают промахи. Даже ободрил:

– Не горюй. На войне наука дается тяжело.

Между тем Корнев понял, что комбриг чем-то обеспокоен. Оказалось, в село вот-вот должен прибыть генерал, командир изрядно потрепанной дивизии, отходящей на этот рубеж обороны. Кое-кто из его штаба уже приехал в село, занялся приемом участка обороны, в оборудование которого комбриг вложил много сил. Один из штабников подошел к Ветрову:

– Вы командир роты пограничников?

– Так точно.

– Вам приказано следовать в батальон. Штаб его расположен вот здесь, – показал на карте какой-то хуторок. – Это в пятнадцати километрах на юго-восток.

Комбриг, наблюдая, как распоряжается штабник, размышлял вслух:

– Вот такие пироги. Собрался воевать, силенки на рубеже сколотил, сколько земли переворочали, а опять пошлют какую-нибудь латку ставить. – И с прорвавшейся подспудной горечью пробурчал: – Теперь здесь и генерал управится, а комбриги пока Советскую власть не подводили.

Видно, нелегко сложилась судьба у этого грубоватого, умудренного большим опытом старого вояки. Тому был свидетелем добела стершийся орден Красного Знамени. «Почему его обошли с генеральским званием?» – подумал Корнев. Его так и подмывало сказать комбригу: «Не принимайте близко к сердцу. У военных всяко бывает». Но не решился. Да и некогда было. Хотелось поговорить с капитаном Ветровым, пока тот не уехал. Ему нужно сказать очень важное. Еще у разрушенного моста, услышав его фамилию, Корнев вспомнил рассказанное Соловьевым о гибели жены пограничника. «Так это отец Василька, – подумал тогда Корнев, глядя на капитана, но ничего ему не сказал. Решил: – Лучше подожду, пока до Новой Одессы доберемся. Пусть командует ротой при выходе на рубеж без дум и тревог о гибели жены и о судьбе сына».

Заторопившись, не так, как хотелось бы – уж очень по-уставному, – попрощался с комбригом и вышел вслед за капитаном Ветровым. Его поджидал вестовой, державший в поводу второго коня под седлом.

– Товарищ капитан, поговорить надо.

Ветров насторожился, с неприязнью подумал: «Насчет моста обхаживать собирается». Корнев заметил перемену в настроении капитана, но не подал виду.

– Проедем в наш штаб. Людей покормим ваших. Слышал: несколько суток перебивались на сухом пайке, а шагать придется еще пятнадцать километров.

Ветров согласился. Сел в машину Корнева.

Пока ехали до штаба, Корнев думал, как сообщить человеку горькую весть.

Едва зашли в штаб, первым делом справился о комиссаре.

Узнав, что от того нет никаких вестей, помрачнел.

Подошел политрук Тарабрин, комбат отвел его в сторону и тихонько сказал несколько слов. Дал задание помпохозу Ломиноге позаботиться об обеде для пограничников, а Соловьеву велел написать объяснение по поводу преждевременного взрыва моста.

– Прошу сюда! – жестом гостеприимного хозяина Тарабрин пригласил капитана Ветрова в отдельную маленькую комнату. – Я уполномоченный Смерш политрук Тарабрин. Хочу сообщить вам важное… Майор просил как-нибудь поосторожней это сделать, но мы чекисты, не умеем дипломатничать. Мужайтесь: жена ваша, Татьяна Ветрова, погибла, а сын остался у бабушки.

Рассказ Тарабрина Ветров слушал с окаменевшим лицом. Потом обмяк, грузно опустился на стул, но тут же встал:

– Пойду в роту.

– Не торопитесь. Рота еще обедает, – задержал его Корнев. – Нам обед сюда принесут. Не обижайте. От хлеба-соли не отказываются.

Два бойца из наряда по кухне принесли миски и бачки с обедом. В приоткрытую дверь заглянул старшина Тюрин. Встретившись взглядом с Корневым, тихонько спросил:

– Водки или вина?

– По такой жаре лучше виноградное, – ответил комбат и, обращаясь к Ветрову, добавил: – Может, водки? Легче на сердце станет.

Ветров сел за стол. За обедом Корнев старался отвлечь гостя от горьких дум, направить разговор в другое русло:

– Когда мы были на Днестре, до нас доходили слухи про вашу заставу – стойко держалась. Слышали, что вам присвоено звание Героя Советского Союза. Правда?

Капитан помолчал, тяжело вздохнул:

– Правда. Только награду еще не получил. Все время в боях.

– Поздравляю, – пожал руку Ветрова Корнев. – Вот еще что. Батальон у нас моторизованный. Можем на своих машинах подбросить ваших людей. Народ у вас хотя и крепкий, но пусть передохнет.

Тепло распрощались. Пограничники уехали, а вечером в селе разместился командный пункт подошедшей стрелковой дивизии. Вслед за ним приехал лейтенант Слепченко, ставший на время постоянным связным с вышестоящими штабами. Был он в батальоне начальником химической службы, но особой нужды в ней пока не требовалось.

Слепченко привез приказание: мост из бочек уничтожить, паром и минные поля передать дивизии и поступить в оперативное подчинение к подполковнику Борченко для уничтожения в городе запасов военного значения. Затем оборудовать переправы на Днепре в районе местечка Львово. За трое суток там предстояло переправить много людей и техники.

Корнев подсчитал: всеми понтонами, даже если они будут к тому времени отремонтированы, за неделю не управишься. Верно, был в приказании пункт: широко использовать местные плавсредства. «Будут ли они там? Может, в штабе знают о наличии в том районе пароходов и барж? Днепр должен быть ими богат».

Думай не думай, а действовать надо. Корнев организовал срочную отправку остававшихся шести понтоновозов на Днепр – вслед за колонной зампотеха. На четыре машины погрузили спасенные из моста полупонтоны. На две – трофейные мотоциклы для ремонта.

Повел эту небольшую колонну бывший сержант, а теперь младший лейтенант Кизеля. С ним Корнев послал в штаб короткую записку и наказал:

– Все, что можно использовать для переправы, прибирайте к рукам. Используйте пароходы и баржи, приспосабливайте пристани.

Вместе с колонной выехал и лейтенант Слепченко. Он повез в штаб армии донесение о всех действиях батальона и о случившемся на мосту из бочек. К донесению было приложено объяснение Соловьева.

3

Наступила ночь. Небольшая, из девятнадцати машин, колонна осторожно пробиралась по темным улицам Николаева. Дорога скупо освещалась через узкие щели маскировочных нафарников. На первой машине находился побывавший несколько дней назад в городе лейтенант Донец. Он с трудом находил в темноте дорогу к штабу батальона Борченко. Была полночь, но город не спал.

Часовой у штаба Борченко вызвал дежурного. Он провел Корнева к адъютанту старшему. Тот сообщил ему, что комбат на вокзале – там две роты заняты погрузкой заводского оборудования. Потом раскрыл папку, подал Корневу бумагу:

– Тут вашему батальону задача определена.

Что батальон поступает в распоряжение Борченко, Корневу было известно. А вот о том, что на Борченко возлагалась личная ответственность за содержание и своевременный взрыв километрового наплавного моста у села Варваровка, узнал впервые. К приказанию был подколот написанный рукою Борченко перечень складов, на которых остатки запасов должен уничтожить 7-й батальон.

Провожатые из батальона Борченко показали склады, которые предстояло взорвать, где разместить подразделения. С рассветом роты Корнева принялись за нелегкое дело. На душе у каждого было тяжело – жаль превращать в золу и груды обломков труд многих людей.

Только в середине дня увиделись комбаты. Корнев поздравил Борченко с присвоением звания подполковник, доложил о ходе работ на складах.

– Рад видеть тебя, Виктор Андреевич, в добром здравии. Вроде недавно расстались, а столько довелось испытать! Как дела? Что про Елизавету Петровну знаешь?

– А у тебя как дела? Есть вести о семье? Где мой тезка?

– Витюшку вчера с эшелоном домой отправил. С одним знакомым. А вот от супруги не скоро писем дождусь. Не мастак она их писать.

Снова заговорили о делах. Борченко распорядился: работу на складах закончить завтра к исходу дня. Ночью выступить на Днепр. Сообщил, что его парк тоже туда отправлен – под самую Каховку.

Хотя у Борченко своих забот хватало, Корнев все-таки поделился с ним тревогами о делах в батальоне, рассказал, как был преждевременно взорван мост.

– Как, по-твоему, обернется эта история?

– Ты когда отправил донесение об уничтожении моста?

– Вчера около шестнадцати.

– Неладно получается. Два дня назад начинж армии попал под бомбежку. Машина перевернулась, и он сломал руку. Бразды правления взял в свои руки подполковник Фисюн.

– Он же в Одессе за начинжа округа остался, – удивился Корнев. – Как в штаб армии попал?

– Не знаешь ты Фисюна. Как только появилась угроза окружения Одессы, он нашел способ перебраться в армию. Давно уже в Москву собрался.

– Неужели в инженерном отделе штаба армии хозяйничает Фисюн?! – не верил Корнев. – Не нашлось, что ли, дельного человека?

Борченко пожал плечами, дескать, ничего не поделаешь.

– Коли так, будут мне неприятности. Фисюн случившееся на мосту по-своему рассудит.

Опасения Корнева подтвердились. На другой день рано утром дело об уничтожении моста и утрате двух полупонтонов обернулось круто. На потрепанной тарахтящей эмке прикатили следователь, а с ним и члены выездного военного трибунала. В основу обвинения легло заключение подполковника Фисюна. Уничтожение двух полупонтонов рассматривалось им вместе с потерями на Днестре. Делался вывод, что парк разукомплектован, поставлено под угрозу обеспечение переправ на Днепре. Предлагалось предъявить Корневу обвинение в нарушении приказа, запрещавшего содержать на Днестре мостовую переправу днем.

Корнев показал следователю полученное на Днестре распоряжение генерала Малиновского, а тот познакомил майора с копией донесения командира корпуса. Из него Корнев узнал обстановку, которая дала батальону возможность уйти из урочища Калаур и проскочить благополучно Кодыму. Для выручки спасавшего затопленный парк батальона генерал Малиновский послал танковую бригаду. Пробиться к Днестру она не смогла, но, завязав бой у шоссе на Одессу, увлекла за собой танки и бронетранспортеры противника. Немецкие летчики, не разобравшись, кто где, своих же и отбомбили. Разведчики бригады видели, как батальон пересек шоссе, но связь с ним установить не смогли. Из того же донесения стало понятно, почему батальон до самого Буга ни своих, ни немцев не встретил. Севернее его маршрута на параллельных путях действовали части корпуса, сдерживая противника, рвавшегося к Николаеву.

Следователь, спросив еще нескольких командиров и понтонеров, внес изменения в обвинительное заключение, но полностью снять его не счел возможным. Как там ни рассуждай, но появление десятка вражеских мотоциклистов не оправдывало уничтожение моста, а главное – находившихся в нем понтонов. Действия командиров оказались если не паническими, то во всяком случае излишне поспешными.

По указанию председателя трибунала на судебном заседании присутствовал почти весь командный состав обоих батальонов. Соловьев держался внешне спокойно, но его состояние выдавали подрагивающие желваки на скулах. В последнем слове, как на разборе занятий, перечислив допущенные ошибки, всю вину взял на себя. Слово предоставили лейтенанту Логинову. Он сбивчиво и торопливо начал:

– Виноват во всем я. Я высылал дозоры, я инструктировал их. Я должен был позаботиться о зубилах для рубки проволочных скруток. Я должен был сплавить вниз по течению понтоны. Какой же я командир роты? Судите меня. Согласен с любым решением трибунала. Прошу дать возможность искупить вину в бою.

Совещался трибунал недолго – минут десять – пятнадцать. Когда он вошел в помещение, все встали. Стали зачитывать приговор: на основании таких-то и таких-то статей старшему лейтенанту Соловьеву определено наказание – два года тюремного заключения, лейтенанту Логинову – полтора года. По залу прокатился ропот. Забившаяся в угол Дуся Балбукова закрыла лицо пилоткой. Председатель трибунала между тем после небольшой паузы сказал, что, учитывая предыдущую безупречную службу осужденных, приговор считается условным. Судимость может быть снята в случае особых заслуг, отмеченных правительственными наградами.

Теперь у всех вырвался вздох облегчения. Трибунал удалился, а присутствующие на заседании заспешили к выходу. Каждого ждали неотложные дела и заботы, но многие все-таки задержались, чтобы подбодрить осужденных. Некоторые подошли пожать руки, а другие одобрительно кивали, улыбались. Борченко дружеским жестом задержал Корнева:

– Зайдем ко мне – поговорить по душам надо.

Штаб батальона Борченко разместился в помещении какого-то учреждения. Комнат хватало, и у комбата был даже отдельный кабинет. Присели, и Борченко, глядя в глаза Корнева, сказал:

– Не Соловьева с Логиновым, а тебя, Виктор Андреевич, надо было судить.

Корнев весь вспыхнул, но сдержался. Все эти дни он испытывал непонятное чувство своей вины, но разобраться в текучке дел толком не успел. А сейчас поймал себя на мысли, что намеренно откладывал это на потом. Борченко же, как яичко из скорлупки, вылупил первопричину.

– Ты на поводу пошел у командира роты. Надо было точно выполнять указание, запрещающее использовать на Буге парк.

– Но у нас не хватало бочек, а в ожидании переправы скопилась уйма скота.

– Нашел бы Соловьев выход.

– Я и сейчас плохо представляю, какой можно было найти выход. Впрочем… можно было по мелководью у берегов построить участки моста на рамах, даже на клетках из бревен. Копер-то был занят на пристани, затмило мне голову, что сваи бить нечем.

– Тебе голову затмило, а люди пошли под суд. Фисюн весь сыр-бор раздул не из-за моста, а вцепился в два погубленных понтона. И еще позволительно спросить: почему только утром поехал на мост? Почему раньше не информировал Соловьева об обстановке?

– Все время был занят с комбригом.

– А штаб у тебя есть? Самому ехать было и необязательно. Как только узнал от комбрига обстановку, должен был ее сообщить Соловьеву.

Лицо Корнева потемнело от сознания своей вины. Зная его характер, Борченко посоветовал:

– Не вздумай каяться перед подчиненными. Это теперь пользы не принесет. Подумай хорошенько, как штаб сделать своей опорой.

Корнев задумался: «Совет дельный».

Разговор комбатов прервал вошедший капитан. Он всем своим видом показывал, что у него срочное дело. Оказалось, что, пока шло заседание трибунала, положение на подступах к городу резко усложнилось. Дивизия, занимавшая оборону на рубеже, подготовленном комбригом под Новой Одессой, отбив все попытки врага пробиться в Николаев прямой дорогой, вынуждена теперь начать отход. Восточнее ее позиций противник нащупал слабое место, прорвался и устремился на юго-восток, отрезая пути из города к Днепру. За лиманом с запада тоже нависла угроза. Капитан развернул карту:

– В правобережье Южного Буга наши войска отходят к Одессе. К Варваровскому мосту движется моторизованная колонна противника.

– Где она сейчас?

– Тридцать минут назад вышла из Веселинова. – Карандаш капитана пополз по карте. – Предполагаю, что вот здесь. Это километров сорок до моста.

Борченко несколько секунд молча прикидывал что-то в уме, убрал карту в планшет.

– Поедешь со мной на мост? – спросил он у Корнева.

– Поеду. Только скажу заму, где буду находиться.

– Он сообщит, – кивнул Борченко в сторону капитана.

Через тридцать минут машина Борченко остановилась у блиндажа возле моста. А спустя двадцать минут на правом берегу у въезда в Варваровку в облаках пыли появились немецкие мотоциклы и бронетранспортеры. И сразу над левым берегом завыли моторы бомбардировщиков. Поднялись огненные султаны, завизжали осколки рвущихся бомб. Не встретив сопротивления на подступах к лиману, гитлеровцы обнаглели и промчались по широкой улице большого села. Они ринулись к мосту, собираясь захватить его под прикрытием своей авиации.

Небольшой блиндаж для подрывной станции, куда заскочили Борченко и Корнев, содрогался от взрывов. Его стены ходили ходуном. Через бревна наката сыпался песок. Командир роты подошел к подрывной машинке. Как только сквозь дым разрывов он увидел на съезде к мосту мотоциклы, нажал кнопку контакта. Прошли мгновения, а взрыва не было. Видимо, перебит магистральный провод. Ротный быстро присоединил к машинке начищенные до блеска концы запасной проводки – и снова взрыва не последовало.

Оставался один еще вариант: на мосту все заряды были соединены двумя линиями детонирующего шнура. Надо взорвать хотя бы один заряд. Командир взвода лейтенант Смирнов, чуть побледнев, сверкнул глазами, по кивку ротного выскочил из блиндажа. Кошачьими прыжками, то прижимаясь к земле, то бросаясь вперед под воем бомб, под осыпающимися осколками и комьями земли, в считанные секунды оказался на мосту.

Командир роты внимательно следил за лейтенантом, зажав в руке еще одну запасную зажигательную трубку. Смирнов, вставив капсюль в гнездо толовой шашки, резанул ножом и без того короткий, рассчитанный на десять секунд горения шнур. Едва зажег его, сразу же спрыгнул, упав у самой кромки воды. По всему мосту, настил которого покоился на больших лодках – плашкоутах, полоснув огненной змейкой, взорвались заряды. Чтобы разнести в щепки длиннющий мост, потребовалось бы взрывчатки не меньше вагона. А где ее взять столько?! Пришлось расположить заряды с расчетом, чтобы разорвать мост на куски и в каждом из них затопить хотя бы по нескольку плашкоутов.

Как задумали, так и получилось. Некоторые куски моста, кренясь и медленно разворачиваясь, стали постепенно оседать. Другие свежий ветер погнал по водной шири. На одном обрывке моста уцелел немецкий бронетранспортер. Выскочившие из него солдаты ошалело заметались, касками и лопатой начали грести к берегу. Но бесполезно.

С того берега фашистские бронетранспортеры открыли пулеметный огонь, но вскоре прекратили его – бесполезно. Самолеты, отбомбившись, ушли на запад. Лейтенант Смирнов, хромая и пытаясь рукой остановить кровь на щеке, рассеченной осколком, направился к блиндажу. Навстречу ему бросились два понтонера и санинструктор. Борченко приказал примостившемуся в уголке шоферу своей машины:

– Отвезите лейтенанта в санчасть, а сами быстренько обратно. – Затем сказал командиру роты: – Сегодня же сдайте в штаб представление к награде Смирнова.

Вскоре машина вернулась. Борченко и Корнев поехали в штаб. Здесь их встретили адъютант старший и комиссар батальона Борченко.

Вместе с ними возвращения своего комбата ожидали старший лейтенант Сундстрем с машиной Башары и старший политрук Спицин, временно исполнявший обязанности комиссара. Едва Борченко вышел из машины, как ему доложили:

– Всех находящихся в городе командиров и комиссаров частей вызывает генерал, командир дивизии, отошедшей с северного рубежа.

– Где он находится?

– В здании обкома.

– Ну, туда мы дорогу знаем. Виктор Андреевич! Поедем на моей машине, твою оставим в распоряжении наших штабов.

На заднее сиденье сели комиссар батальона Борченко и старший политрук Спицин.

– Теперь в батальоне две легковушки, – сказал дорогой Корневу Спицин. – Приблудилась к нам: какой-то отдел облисполкома погрузился на пароход, а ее оставил на пристани. Будет теперь и у комиссара своя машина.

– Это хорошо, только вот комиссар что-то не возвращается. А почему Башара не выехал на мост?

– Капитан узнал, что вы уже выезжаете с подполковником. У них рации до семи километров берут свободно. Не то что у нас.

При развертывании оба батальона получили из НЗ по четыре радиостанции 6ПК. Но приписанные военкоматом к батальону Корнева радисты имели низкую выучку, и связь держали в пределах трех километров. Среди командиров тоже не нашлось хороших радистов. Так и повелось в батальоне – обходиться телефонами. Корнев с чувством зависти признался себе: «В батальоне Борченко надо многому поучиться. Рации особенно на марше, когда колонны батальона растягиваются на несколько километров, – незаменимая вещь».

Подъехали к обкому. В просторном полутемном вестибюле, освещенном настольной лампой, подтянутый лейтенант потребовал документы. Сел за стол, записал на листе блокнота должности, звания и фамилии, краткие данные о численном составе и наличии машин. Вырвав эти листки, отдал такому же подтянутому сержанту. В его сопровождении все пошли по широкой лестнице.

В большом кабинете с глухо зашторенными окнами горел яркий свет. Горбоносый майор взял у сержанта блокнотные листы, бегло взглянул на них и показал вошедшим, где сесть.

Вокруг длинного стола, накрытого красным сукном, собралось немало командиров. Через несколько минут вошел генерал. Майор, перебрав пачку блокнотных листов, разложил их несколькими кучками перед пришедшим с генералом полковником – начальником штаба дивизии.

После короткого опроса, уточнения боевого состава и вооружения находящихся в городе частей начальник штаба дивизии доложил обстановку и решение командира. С севера противник подошел почти вплотную к городу. Из трех дорог, ведущих на восток и северо-восток, две перекрыты его танками. Но у них нет горючего, и они закопаны как неподвижные огневые точки. Для вывода из города госпиталей и воинских частей осталась свободной только одна дорога – вдоль берега Днепровского лимана. Дивизия получила задачу частью сил сковать противника, а бригадой морской пехоты и одним полком, прикрыв южную дорогу, обеспечить вывод войск из города.

Затем в оперативном отделе штаба дивизии командиры уточнили свои задачи. В авангард колонн были назначены батальоны Борченко и Корнева. Горбоносый майор показывал им по карте маршрут движения. Разведчик из бригады морской пехоты, в гимнастерке с расстегнутым воротом, в полосатой тельняшке, сообщил, что в двух километрах от рыбачьего домика видел окопанные немецкие танки, однако на берегу и в поселке гитлеровцев нет.

В установленное время авангард двинулся в путь.

Уже глубокой ночью, пройдя на восток от рыбачьего домика километров пятнадцать, Борченко остановил колонну: от тихого хода по песчаным глубоким колеям моторы машин перегрелись. Комбаты решили выслать разведку, изменить построение колонны: в голове – батальон Борченко, за ним – машины с ранеными, а замыкающим – батальон Корнева.

Вернулись разведчики. Они нашли выход на хорошую дорогу, доложили, что противника по маршруту не обнаружено. Двинулись в путь.

Край неба на востоке заалел, а на западе, у самого горизонта, стали проблескивать оранжевые вспышки разрывов снарядов: там шел бой.

Колонна шла навстречу неизвестности.