Текст книги "Необычное задание"

Автор книги: Сергей Бортников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Впечатляет, – признал Ярослав Иванович.

– Завтракать сейчас будем или потом? – неожиданно перешел на более близкую – бытовую – тему разговора "отец альтернативной истории", как в мыслях стал называть своего визави Плечов.

И предложил:

– Если вы не возражаете, чуть позже. Как только вернутся Коля с Паней. Сейчас можем попить чайку – и то после того, как вдоволь наговоримся!

– Прекрасно, – не стал спорить хозяин. – А теперь приступим к основной части нашего диспута, то бишь к согласованию мнений по заранее заданной теме.

– Давайте, – согласился Ярослав.

– Зайдем, как всегда, издалека… Что вам известно об "античности"?

– Не так уж и много. Так что не заостряйте особо свое драгоценное внимание на моей малограмотной личности. Представьте, что вы в аудитории, а перед вами обычный первокурсник – неотесанный, сырой, мягкий, как пластилин, материал, из которого пока еще можно слепить все, что душе угодно.

Мыльников согласно склонил голову:

– В таком случае начнем с самого элементарного: произведем обстоятельный разбор слова "античность".

– Фонетический, орфографический, лексический, морфологический или еще какой? – блеснул своими филологическими познаниями разведчик, дабы не оставаться чужим на этом "празднике жизни". (А ведь только несколько секунд назад просил не обращать на него ни малейшего внимания. Мол, тупой, сырой, пластилиновый – творите, что хотите!)

– Полный – во всех смыслах этого слова, без всяких ограничений! – Мыльников мило улыбнулся в свою диво-бородку и продолжил свой монолог. – Итак, рассмотрим искомый термин – "antiquitas" – на его родной латыни. Всем известно значение приставки "anti" – "напротив", "с другой стороны", а вот о том, какой смысл вложен в корень "quitas", знают единицы! А вы?

– Меня в числе этих знаек точно нет. И гадать я ни за что не стану. Дабы лишний раз не напрягать мои мизерные мозги. А то закипят, что буду делать? – поспешно высказал свое мнение Ярослав, хотя в университете он слыл одним из лучших знатоков устаревшего языка.

– И – поверьте мне на слово…

– Уже верю!

– Ни в одном словаре или учебнике по латыни не найти ответа на этот, вроде бы элементарный, вопрос: будто подобного корня в этом языке вообще никогда не существовало. А он, к счастью, сохранился – в современном испанском, где означает "стирать" или "удалить". То есть сейчас "antiquitas" переводят с латинского как "древность", но исходный его смысл – "до стирания", "до удаления".

– И что вы хотите этим сказать? – удивился Плечов, которого размышления более опытного (и квалифицированного) коллеги не просто задели за живое, но и неожиданно дали ответ на один животрепещущий вопрос, мучивший его долгие годы.

– А вот что! – забавно надул щеки Дмитрий Юрьевич, как бы дивясь собственной прозорливости. – В 1492 году произошла катастрофа планетарного масштаба, которая уничтожила, то есть "стерла", существовавшую ранее цивилизацию. Вызвало ее столкновение Земли с каким-то крупным космическим объектом. К сожалению, мне неведомо, каких размеров он был, но судя по следам, оставленным на теле нашей матушки-планеты, речь может идти о сотнях километров в диаметре.

– Впечатляет! – то ли от избытка чувств, то ли от некоторой беспомощности в предложенной дискуссии, в нюансах главной темы которой он был не очень сведущ, объявил Ярослав; причем его оппонент так толком и не понял, что Плечов хотел выразить этим словом: восторг, восхищение, удивление? Зависть к чужим успехам или собственное творческое бессилие? А может быть, сожаление о невинных жертвах давней катастрофы?

Однако это временное непонимание отнюдь не уменьшило количество взрывного мыльниковского энтузиазма, в очередной раз вошедшего в фазу прилива.

– Я понимаю, многоуважаемый коллега, что некоторые вещи звучат для вас слишком невероятно, а порой и сверхфантастично, но не торопитесь с выводами. Давайте сначала я вам поведаю о тех фактах, которые известны мне, а вы уже потом решите, верить им или нет.

– Согласен, – не стал спорить Плечов.

– Вам, конечно же, знаком такой термин как "Возрождение"?

– Издеваетесь?

– Никак нет! – неожиданно перенял лексику своих новоявленных товарищей Дмитрий Юрьевич, ни одного дня, между прочим, не служивший ни в одной армии.

– Тогда… Больше не задавайте откровенно глупых, как говорят – риторических вопросов! – строго предупредил его Плечов. – Сами ведь не любите, когда я поступаю подобным образом; мол, ставлю под сомнение вашу выдающуюся компетенцию…

– Хорошо, – ничуть не смутившись, согласился академик и в прежнем – назидательном – духе продолжил: – А ну-ка подскажите, какие годы относят к той легендарной эпохе?

– Начало четырнадцатого – конец шестнадцатого веков, – как послушный школьник, послушно отрапортовал секретный сотрудник, в мыслях давший себе слово больше не упорствовать и никоим образом не выказывать вслух своего зачастую справедливого возмущения.

– Правильно… А что и зачем вдруг потребовалось "возрождать" на нашей Земле? Причем именно в тот исторический период, о котором мы ведем сейчас речь? – решил "дожать" его академик.

– Никогда не задумывался об этом…

– Так задумайтесь, наконец. Не жалейте свои мозги!

– Дайте мне хоть немного времени! Чтобы окончательно успокоиться и попытаться проникнуть в ход ваших гениальных мыслей.

– Мне замолкнуть? – насупился Мыльников.

– Нет, продолжайте… Только не так быстро.

– Почему чуть ли не все достижения "античности" оказались утраченными, а? И что еще за "темные века Средневековья", приведшие к повсеместному упадку экономики, массовой деградации культуры, утрате многих знаний и технологий, вдруг наступили на нашей родной планете? А это и есть та самая катастрофа, которая уничтожила, стерла с лица Земли пресловутую "античную" цивилизацию, и тогдашнему населению пришлось многое восстанавливать, возрождать.

– Пожалуй, что-то в этом есть, – задумчиво вставил разведчик и снова замолк.

Когда говорят великие: лучше больше слушать!

– Так вот… Та, по сути, античная цивилизация, которая существовала "до стирания", и есть "Первый Рим"; помнится, вы им шибко интересовались. Не далее, как вчера.

– Нет. Меня занимает только Третий, – покачал головой Ярослав.

– Не торопите события, коллега. Дойдем и до него, – пообещал академик.

– Скорее бы!

– Спешить нам особо некуда. Перерыв. Во время которого мы будем пить чай.

– Согласен!

ГЛАВА 12

На кухонном столе лежали несколько, несомненно очень ценных, изданий, на роскошных обложках которых красовались репродукции старинных картин и какие-то полуразрушенные здания. Было видно, что Мыльников тщательно готовился к предстоящей дискуссии: слишком уж занимала его анонсированная тема, а поделиться своими уникальными, сверхталантливыми соображениями – увы, не с кем. Но и Ярослав, несмотря на молодость, как известно, был не лыком шит. Просто испытывал в присутствии знаменитого философа вполне обоснованное волнение и даже некоторую ущербность, не позволявшую ему в полной мере раскрыть свой выдающийся творческий потенциал. Но эта робость, как мы понимаем, не от недостатка знаний, а от уважения к мнению старшего товарища.

В общем, как ни крути, они стоили друг друга.

И поэтому прения сих эрудитов наверняка будут интересны всем остальным!

Вот почему я так подробно хочу остановиться на этих размышлениях, вы уж простите меня за, может быть, излишнее славословие, дорогие мои читатели!

…Пока Дмитрий Юрьевич, повернувшись к гостю спиной, возился с чаем (не очень тактично, конечно, но что поделаешь?), Плечов приоткрыл одну из лежавших перед ним книг и быстренько пролистал ее… После чего первый нарушил затянувшееся молчание:

– Вот скажите, уважаемый коллега… Я могу вас так называть?

– Почему бы нет? – не меняя позы, фыркнул Мыльников. – Тем более что вы уже не раз ранее использовали подобный прием.

– Знаете, порой даже как-то страшновато находиться в одном помещении с таким светочем науки, дышать, если хотите, одним с вами воздухом! – решил не скупиться на комплименты наш главный герой, ни на мгновение не забывавший о том, что он выполняет очень важное и сугубо секретное задание.

(В роли лести в успехе различных спецопераций он уже неоднократно убеждался.)

– Назовите меня лучше мастодонтом или, на худой конец, бронтозавром! Да мало ли иных реликтовых животных, с которыми принято ассоциировать зрелых ученых, имеющих собственное, часто – архаическое – мнение, отличное от остальных? – рассмеялся академик и по края наполнил кипятком заранее приготовленные чашки, на дне каждой из которых виднелось по нескольку крупных чаинок. – Хорошо сформулировал?

– Великолепно! – Ярослав попытался было по устоявшейся привычке (помните: "не люблю подогретого; только очень холодное или очень горячее"!) в тот же миг пригубить еще дымящийся напиток, но Мыльников благоразумно отвел в сторону его руку и, как в прошлый раз, накрыл чашки блюдцами.

А затем с гордым видом достал из застекленного буфета фарфоровую сахарницу, по края заполненную сладким продуктом из собственных запасов:

– Пускай настаивается. Две минутки потерпеть сможете?

– Запросто! – обнажил зубы Плечов. – Вы только скажите, почему тогда об этой трагедии не осталось должных свидетельств в мировой литературе?

– Таки зацепило? – восторженно вскрикнул непризнанный гений философской мысли.

– Ну да!

– Во-первых, уничтожить все старые документы какой-то одной, отдельно взятой эпохи, – раз плюнуть, проще пареной репы, это вы и сами знаете. А в новых напишут лишь то, что угодно тем, кто находится у власти, – цензуру ведь никто не отменял. Еще с доантичных времен.

– Это правда, – согласился секретный сотрудник. – Цензура, перлюстрация – далеко не наше, не советское изобретение, как считают многие, особенно зарубежные, товарищи. Впрочем, какие они нам товарищи? Господа!

– А во-вторых… – быстрым темпом входил в очередной раж Дмитрий Юрьевич. – Каждое событие сохраняет след не только в письменных источниках, но и во всех предметах материальной культуры. В первую очередь – зодчестве, изобразительном искусстве… Вот вы, например, конечно же, слышали о "руинистах"?

– Так, краем уха, – в очередной раз поскромничал Ярослав Иванович (уж больно удобная для всякого разведчика позиция). – Потому как наша официальная отечественная наука считает их выдумщиками, фантазерами.

– Ну, не скажите! Это же западноевропейские художники, которые творили как раз в эпоху Ренессанса, – одним предложением разбил на куски все его несостоятельные доводы Мыльников.

– Вам виднее! – поспешил согласиться Плечов.

– Начнем с того альбома, который вы уже держали в руках. ("У него, что же, и на затылке есть глаза?") Довольно редкое издание, подаренное мне знакомым профессором Неапольского университета. Раскройте его посередине, там, где лежит коричневая закладка…

– Нашел!

– Перед вами – репродукции гравюр итальянского художника, архитектора и археолога Джованни Баттиста Пиранези, родившегося и творившего в восемнадцатом веке в городе Тревизо – сейчас это столица одноименной провинции в области Венеция, – тихо проинформировал младшего коллегу Мыльников.

– Фамилия-то какая? Может, этот уникум сам и сжег половину Италии?

– Не "Пиро"[17]17
  «Пиро» с древнегреческого и есть «огонь».. – С.Б.


[Закрыть], а «Пира». Корень в этом слове итальянский, а никак не греческий.

– Знаю. Просто решил немного подшутить.

– Надо мной? – насупился академик.

– Нет! Что вы? Над огненной фамилией, – поспешил оправдаться Ярослав, вспомнивший о вспыльчивости своего собеседника.

– Листайте, листайте дальше, дорогой коллега, обращая особое внимание на изображения развалин, – посоветовал "титан руинологии". – Кстати, их вы найдете чуть ли не на половине рисунков, приведенных в этой книге. Современные "искусствоведы" утверждают, что тогда было просто модно делать именно такие изображения.

– Вот… Вот именно такое ощущение появилось и у меня… – признался Плечов.

– А мне почему-то кажется, что Джованни видел все эти разрушения собственными глазами – настолько тщательно проработаны у него мелкие детали. Птицы, люди, камни… Стрельчатые арки, крестовые своды, контрфорсы и прочие архитектурные извращения. Вернитесь назад на несколько страниц… Видите?

– Вы имеете в виду картину с поврежденным храмом, на которой, кроме всего прочего, хорошо различимы вывернутые с корнями деревья?

– Да. Под ней есть надпись…

– Так точно… "Altra Veduta del tempio della Sibilla in Tivoli".

– …Что в переводе с итальянского означает "Другой вид на храм Сивиллы в Тиволи"[18]18
  Тиволи – город в столичной провинции Лацио в 24 км от Рима, – С.Б.


[Закрыть]. К счастью, это уникальное сооружение сохранилось до наших дней. Подайте мне, пожалуйста, вон ту тоненькую папку, которую я умышленно расположил отдельно от книг. Да-да, на полке кухонного гарнитура… Это современные фотографии древнего собора. Как вы, должно быть, уже заметили, форма и характер разрушений полностью совпадают. Сие означает, что художник рисовал их с натуры: чтобы понять это, и к бабке ходить не надо. А теперь взгляните на современный снимок – он справа от репродукции.

– Ничего не понимаю… – честно прокомментировал Плечов.

– Для начала обратите внимание на арочные своды, – настойчиво посоветовал Дмитрий Юрьевич. – У господина Пиранези они повреждены в нижней части, а на фото уже заложены и облагорожены, простите за такой ужасный слог! При этом на гравюре перед ротондой храма заметны фрагменты разрушенной стены и другие элементы какого-то сооружения, которые сейчас полностью отсутствуют. Выходит, живописец очень точно воспроизвел весь объект, а потом взял и дорисовал "выдуманные" развалины? Где логика в таком поступке? А ее просто нет, дорогой мой Ярослав Иванович! Ибо Джованни Баттиста изобразил лишь то, что видел вокруг себя.

– И это – руины великой цивилизации, которую мы знаем под названием "Первый Рим"?

– Совершенно верно, мой дорогой друг! Совершенно верно… Ну а теперь, будьте добры, – полистайте другой альбом! В нем собраны картины итальянских художников восемнадцатого века Джованни Паоло Панини и Франческо Гарди, а также их коллеги из Нидерландов Николаса Питерса Берхема, творившего столетием ранее.

– Тот же самый стиль, те же проблемы… Мне кажется, нечто подобное я неоднократно где-то видел. Хорошего качества и в весьма внушительном количестве…

– Так точно… – (Похоже, Мыльников окончательно примкнул к когорте любителей уставных отношений). – У нас в Эрмитаже собрана потрясающая коллекция произведений руинистов, но, к сожалению, из-за войны мы не можем с ней ознакомиться. Тем более что – надеюсь! – большую часть музейных фондов таки успели эвакуировать еще до начала блокады. Однако мы существенно отклонились от основной темы. Пора вернуться на проторенную, так сказать, дорожку.

– С удовольствием! – не стал изменять себе в краткости изложения Ярослав.

– О пришествии так называемого "Второго Рима" начали говорить в 1606 году, когда большая часть Европы уже более-менее оправилась от последствий глобальной катастрофы, – почесав бороду, сообщил Дмитрий Юрьевич. – Нет, это не было государство в сегодняшнем нашем понимании, – лишь некоторое подобие федерации, союза небольших городов с прилегающими к ним территориями, которые, по сути, на самом верху управлялись двумя людьми: императором Священной Римской империи и папой римским. Причем, если первый возглавлял исполнительную власть и армию, то второй являлся чуть ли не представителем Бога на земле и осуществлял власть религиозную, а также, по мере возможностей, законодательную.

– То бишь, служил высшей инстанцией в любых тяжбах и спорах… Я правильно понимаю? – поддержал разговор Плечов.

– О да! Именно поэтому на гербе Священной Римской империи изображен двуглавый орел. Одна голова – папа римский, а вторая – римский император. При всем этом Рим – не город в Италии, который сейчас является ее столицей, а вся наша планета. То есть титул императора Священной Римской империи, на самом деле, означал тогда высшую планетарную власть. Одна планета – один правитель. Таков вывод!

– Погодите, уважаемый Дмитрий Юрьевич, но ведь в разные времена на карте мира существовало несколько империй: Германская, Российская, Французская, Австро-Венгерская, в каждой из которых правил свой император. А вы утверждаете, что верховный правитель может быть только в одном-единственном лице?

– Вы еще не дослушали меня до конца, а уже пытаетесь оспорить некоторые тезисы! – недовольно протянул академик.

– Пардонирую…

Плечов сложил руки крестом на груди и немного наклонил подбородок. Однако Мыльников, казалось, вовсе не заметил такого покаянного жеста.

– Как вы, должно быть, знаете, римский престол не передавался по наследству. После смерти очередного властелина мира собирался Совет консулов – правителей всех республик, входивших в состав, если можно так сказать, межгосударственного образования, которые имели полномочия избрать нового императора. Практически точно так же, как кардиналы Папу – на Конклаве. И тут мы с вами подходим к еще одному важному моменту. Дело в том, что иногда в истории случались довольно длительные периоды, когда Совет по каким-то причинам не мог прийти к согласию, и тогда одна часть республик выбирала себе одного императора, а другая – другого. В связи с этим между ними неминуемо возникали противоречия, которые, в конечном итоге, можно было преодолеть лишь путем войны. Вы понимаете, к чему я клоню?

– Не совсем… К сожалению, мне лишь в общих чертах известна история Римской империи, где как раз и обретались все эти консулы, сенаторы, диктаторы, пректоры и прочие и прочие… А вот то, что последний русский царь, Николай Второй, был провозглашен императором Российской, а Наполеон Французской империй, – я знаю не понаслышке. Или вы будете отрицать очевидное?

Дмитрий Юрьевич покачал седой головой и опять пустился в долгие пространственные размышления:

– Вы, увы, в очередной раз пытаетесь пересказать мне какие-то общеизвестные истории, почерпнутые из советских учебников, где все факты подтасованы в угоду классикам марксизма-ленинизма, а я пытаюсь выяснить, как все происходило на самом деле. Вот скажите мне, в чем смысл так называемых "наполеоновских" войн? И почему в 1812 году Бонапарт, объявив войну Российской империи, направил свои войска не к Санкт-Петербургу, где находился правивший в то время царь Александр Первый, а к Москве?

– Спросите у него самого, пожалуйста! – буркнул Ярослав.

Терпение уже почти покинуло Плечова, и в этот момент Мыльников, как будто прочитав его мысли, снова вернулся на праведный путь.

– А ведь для того, чтобы найти ответ на этот вопрос, необходимо сначала понять, почему нашу теперешнюю столицу иногда называют "Третьим Римом".

– Вот! Вот что я хотел узнать! И все. На сегодня хватит. А то голова что-то разболелась. Гудит, словно пчелиный улей…

– Вы, конечно же, атеист? – сделал вид, что не заметил раздраженности своего молодого оппонента, неутомимый академик. – Сейчас это модно.

– Ну, как вам сказать?..

– Честно и откровенно!

– Если помните, у Фролушкина было прозвище…

– Познавший Бога, – не замедлил уточнить Дмитрий Юрьевич. Все же очень близко они были знакомы!

– Вот. И я после тридцати тоже прозрел – в какой-то мере, – признался Ярослав, однако расшифровывать смысл своего высказывания, открыто противоречащего линии партии, не стал. – Давайте не будем зацикливаться на вопросах мировоззрения и религиозных убеждений. У нас и без того есть о чем поговорить.

– Давайте… Надеюсь, вам известно о том, что истый "христианин" не может одновременно быть и католиком, и православным, и протестантом? – забросил удочку в новое, пока не изученное место Мыльников.

– Мне известна дата раскола, но из-за чего именно он произошел, честно говоря, не помню.

– Я, с вашего позволения, тоже опущу некоторые детали, поскольку для рассматриваемой темы они не имеют принципиального значения. Лишь посмею уточнить, что христианство на самом деле возникло намного позже, чем принято считать, – уже после планетарной катастрофы 1492 года. Только тогда в массовом количестве появились нужные книги, писания, заветы, иконы и прочая "достойная" – конечно, в кавычках – атрибутика!

– И что из этого посыла следует? – спросил Ярослав.

Мыльников терпеливо продолжал:

– Как мы уже говорили, в Римской империи было две ветви власти: религиозная и светская… Помните орла с двумя головами? Но, согласитесь, если произошел раскол в одной из них, в данном случае религиозной, то это должно было обязательно отразиться и на второй, а также на всей системе в целом. Согласны?

– Не знаю. Надо подумать. Вот только мозги на место встанут и…

– Думайте! – настойчиво порекомендовал Дмитрий Юрьевич, прежде чем продолжить: – Конфликт между "православными" и "католиками" в конечном результате привел к тому, что некогда единая общемировая Империя также разделилась на части, которых, правда, в итоге оказалось не две, а целых три, поскольку мусульмане отказались признавать тех и других, и образовали свою собственную империю, именуемую в официальных источниках "Персидской". А так как ислам вскоре и сам раскололся на две большие ветви – суннитов и шиитов, то и вся мусульманская империя преобразовалась в две – Персидскую и Османскую. По сути, то же самое случилось и в Европе, где появились православная – Византийская и католическая – Римская империи.

И если ранее все христиане признавали одну общую столицу мира – Константинополь, где располагалась резиденция Патриарха – верховного правителя Церкви, то вскоре после раскола католики перенесли свой престол на территорию Рима, где сейчас находится резиденция папы римского, являющегося правителем католической церкви. Как вам известно, термин Ватикан впервые прозвучал лишь в начале нашего века, а независимость этот анклав и вовсе приобрел лишь полтора десятилетия назад… Центром же нашей, православной, империи еще какое-то время оставался Константинополь, но его вначале разрушили католики, а затем захватили османы. Естественно, и русские цари, и католические правители постоянно пытались вернуть себе контроль над столицей мира.

Но не вышло!

А центр православия после раскола переместился в Москву, куда была перенесена резиденция Православного Патриарха. По той же причине, кстати, все русские цари, формально называющие себя "православными", вынуждены были восходить на престол, то есть получать право верховной власти, именно в Москве. Тот же Николай Второй, которого вы упоминали, тоже выезжал на церемонию коронации в Белокаменную.

То есть – суммируем – каждый из осколков мироздания возомнил именно себя правопреемником некогда единой общемировой империи и стал претендовать на общепланетарную власть. В том числе и Москва, объявившая себя Третьим Римом.

Поэтому, когда Наполеон в 1812 году пошел на Россию войной, его главной целью стала не тогдашняя наша столица, а нынешняя, где располагается престол Патриарха.

Да-да… Он мечтал уничтожить православную империю. А, в конечном итоге, и всех людей, считающих себя русскими.

Ибо русский и православный, как известно, одно и то же. Синонимы!

ГЛАВА 13

Наконец-то засвистел-завизжал-задребезжал-завибрировал входной звонок. Мощно, голосисто!

И Ярослав, заручившись устным согласием хозяина квартиры, пошел открывать дверь.

На пороге стояли Альметьев с Пашуто. Довольные. Радостные. Счастливые. Чего вдруг?

– Вот. – Николай ловко сбросил со спины явно опостылевшую ему, но, по всей видимости, очень ценную поклажу и опустил ее на пол прихожей. – Ребята сбросились чем могли. Давайте готовить завтрак!

– Не царское это дело… – Плечов схватил за лямки тяжеленный рюкзак и, как санки по льду, поволок его к ногам хозяина квартиры, благо, хорошо начищенный паркет позволял это сделать без сверхусилий.

Однако Мыльников, видимо, не без оснований опасавшийся за состояние полов (еще поцарапаете!), такой трюк не оценил. Впрочем, и выказывать вслух свое справедливое возмущение не стал. Только сжался, скрючился, скукожился и сцепил плотнее губы.

– Панечка, займись готовкой… Дмитрий Юрьевич тебе в помощь! – не обращая никакого внимания на "психическое состояние" академика, наказал Плечов, непонятно по какому праву узурпировавший командирские полномочия в этой разношерстной компании.

– С удовольствием! – снимая боты, припорошенные, нет, еще не первым снежком, а какой-то падающей с неба в первые октябрьские деньки непонятной массой, быстро темнеющей от перемешивания с уличной грязью, выразила свое согласие единственная среди них представительница слабого, как принято считать, пола.

(Только что это за слабость такая, если именно им приходится и трупы хоронить, и одежду шить, и трудных детей воспитывать, да еще и еду мужикам готовить?)

– Позовете, как только управитесь! – все тем же беспрекословным тоном распорядился Ярослав, уводя в сторону бывшего красного диверсанта (впрочем, в этом деле, как мы знаем, бывших не бывает). – А мы пока поболтаем немного на балконе!

– Есть! – козырнул Альметьев. Теперь уже по правилам, – приложив руку к невесть откуда появившейся новенькой шапке-ушанке, которую он в помещении, конечно же, не замедлил снять. – Разрешите доложить?

– Валяй! – по праву старшего занимая единственный на балконе табурет, в привычной манере даровал "царственное" позволение наш главный герой. Все-таки теперь они со старым товарищем одни, можно и расслабиться!

– Итак… По пунктам, – закрыв ведущую на балкон дверь, заговорил Николай. – Первый: охрану Мыльникова, а, значит, и нашу с тобой, решено усилить. Теперь к нему ни одна сволочь и близко не подступится…

– Прекрасно, – одобрил чрезвычайные меры Плечов.

– Пункт второй: гражданка Власовецкая… Ну, которая Татьяна Самойловна, соседка Пашуто… Она до сих пор не нашлась…

– Прошу прощения за излишний цинизм, но для нашего с тобой дела сей печальный факт не имеет никакого решающего значения, – заявил Ярослав.

– Почему? – процедил через зубы Николай.

– Либо она мертва, либо с ними заодно и теперь ушла в подполье. Третьего не дано, – доходчиво пояснил секретный сотрудник.

– С кем, прости, заодно?

– Не важно… При любом из этих раскладов от нее мы больше ничего не добьемся. По крайней мере, в обозримом будущем, – сказал, как отрезал, Плечов.

– Тебе виднее, – не стал спорить Николай и продолжил отчет: – А еще Израиль Соломонович, ну тот, наш с тобой коллега, из местной…

– Твой! – уточнил Плечов (на всякий случай, чтобы преждевременно не раскрыть свою принадлежность к секретной структуре).

– …Которого мне рекомендовал наш общий знакомый – я имею в виду Копытцева, утверждает, что намедни, пока мы с Паней прятались в арке, ты имел обстоятельную беседу с каким-то мутным типом, – вкрадчиво, словно открывая вселенский секрет, сообщил "новость" бывший сокурсник.

– Значит, все-таки работают ребята… А я этого не заметил! – нашел положительные моменты в таком повороте событий Плечов.

– Ты не ответил на мой вопрос… – несколько повысил голос Альметьев.

"На кого рашпиль точишь, братишка?" – подумал Ярослав, но вслух ничего такого, конечно, говорить не стал. Отговорился:

– А чё тут отвечать? Встретил случайно давнего знакомого, покалякали немного по душам. Ты же сам все видел…

– Адресок дашь?

– Он мне, как ты понимаешь, таких подробностей не сообщал.

– Фамилия?

– Голопопочерепокобылинцев.

– Еще раз!

Ярославу уже надоел этот допрос, и он жестко ответил, наперед пресекая все возможные случаи малейшего неповиновения:

– Не твое это дело, Коленька, с кем мне встречаться, а с кем – нет!.. Давай пункт третий…

– По отправке Мыльникова в Москву?

– Вот именно!

– Сегодня же Израиль Соломонович свяжется с руководством и завтра доложит по сути вопроса, – перешел на шепот Николай.

– Когда?

– В десять утра.

– Где?

– В сквере, что напротив Дома культуры промкооперации[19]19
  Теперь – Дворец культуры имени Ленсовета. – С.Б.


[Закрыть].

– А… Знаю – видел на карте: прямо через дорогу от оного. Я пойду с тобой.

– Но товарищ Шниперзон…

– Какие могут быть "но"? Это же не просьба, это – приказ.

Альметьев недовольно покривился и выдавил:

– Слушаюсь… Однако обязан буду доложить…

Плечов приобнял его за плечи и сказал:

– Дорогой мой друг… Как ты до сих пор не понял? Не я к тебе приставлен, а ты ко мне!

– Вот именно…

– С одной-единственной целью: обеспечить максимально эффективное выполнение задания.

– Это так.

– Мной! – Ярослав показательно ткнул себя пальцем в широкую грудь.

– Ну да, – начал о чем-то догадываться бывший диверсант. С мозгами у него все было в порядке!

– А тебе, возможно, даже ничего не ведомо о том, чем мне предстоит здесь заниматься.

– Чистая правда, – признал Николай.

– Я сказал, ты – сделал. Вот такое – несправедливое, может быть, с твоей точки зрения – разделение труда в нашем маленьком, но дружном коллективе… В остальном – остаемся крепкими друзьями. Все ясно?

– Так точно, – уже не игривым, как ранее, а вполне серьезным голосом выпалил Альметьев.

– Исходя из вышеизложенного: бери ноги в руки – и бегом на кухню, к нашим общим друзьям, а я здесь еще посижу подумаю. В одиночестве. Недолго.

– Разрешите выполнять?

– Ага, – снова перешел на привычное гражданское обращение агент Вождя. – И, смотри, ни слова Прасковье о возможной грустной судьбе ее соседки. Понял?

– Да!

– Ей и без того тошно, – пояснил Ярослав.

– Согласен, – не стал спорить Николай.

* * *

Альметьев ушел, а Ярослав погрузился в непростые раздумья.

"Итак, завтра, по всей видимости, будет решена судьба нашего мероприятия. Хотя суть его от этого особо не изменится… Или прямиком за бугор, или в обход – через Москву… Мыльников мечтает оказаться в Белокаменной. Я тоже не против. А начальство? Будет видно! Чё раньше времени башку напрягать-то?

Однако в наших общих интересах все же удовлетворить и эту прихоть академика. Пускай посмотрит, как восстанавливается мирная жизнь, поговорит с друзьями-коллегами, пообщается со студентами – глядишь, и станет на праведный путь, избавится от регулярных приступов антисоветизма.

Сроки сдвинутся?

Да. Но ненадолго. Швеция, где обосновался отец Дмитрия Юрьевича, – страна вроде как нейтральная, а вот ее соседи… Кто под оккупацией, а кто до сих пор открыто поддерживает Гитлера.

Но… Месяц-другой – и ситуация может измениться! Причем – в лучшую сторону. Вон как наши поперли…

Значит, что бы они там – наверху – ни придумали, я буду настаивать на возвращении в столицу. А дальше… Время покажет!"

ГЛАВА 14

Завтрак был готов. Горячая перловая каша (дробь шестнадцать, как до сих пор кличут ее в народе), щедро перемешанная с тушенкой, – разве можно себе представить лучшее начало дня?

Да еще и в Ленинграде, не забывшем все ужасы голодных лет!

Поел, запил чайком – и целый день свободен от забот.

Только не в нашем случае.

Здесь безделье не пройдет, не прокатит – ни под каким соусом!