Текст книги "Необычное задание"

Автор книги: Сергей Бортников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Понял. Валяй далее! – в излюбленной манере своего собеседника (с кем поведешься – от того и наберешься!) выдал очередное "ценное указание" Копытцев.

– Иду я, значит, постоянно оборачиваюсь – нервы! Нигде никого. Как вдруг у подъезда – твоя машина и "американец" рядом с ней. Такой же, с каким мы столкнулись до войны. "Паккард" с навороченным V-образным двигателем, между прочим – не выключенным.

– То есть работающим?

– Да.

– Номер запомнил?

– Ага… Счас… Он оказался накрытым обычной тряпкой.

– Сколько людей находилось в автомобиле?

– Двое. Один спереди, другой сзади. Как только я с ними поравнялся, в салоне машины произошла какая-то странная вспышка. То ли что-то взорвалось, то ли загорелось… Но, может быть, именно это обстоятельство, в конечном итоге, и спасло мне жизнь?

– Понял… – неожиданно рассмеялся комиссар так, как это умел делать только он один, – демонстрируя полный рот идеально ровных, на удивление здоровых зубов. – Однако не все так печально, как ты полагаешь… Похоже, братец, сегодня на тебя не покушались, а просто пытались сфотографировать, используя для этого световую вспышку.

– Что еще за хрень? – удивленно-возмущенно вырвалось из уст Ярослава. – Сам знаешь, я в современной технике не больно силен…

– Ну… Не очень-то и современной. Позже все объясню. А сейчас иди домой. Не то Оленька невесть что подумать может.

– Что-то ты о ней больше переживаешь, чем законный муж, то бишь я сам.

– Положено. Начальству спокойней, когда у агента нерушимый, надежный, крепкий тыл.

– Ясный перец!

– Ревнуешь?

– Нет. Я в себе уверен. И в тебе тоже.

– Спасибо на добром слове.

– Взаимно, товарищ комиссар.

– Иди уже, Отелло.

– А ты?

– Я? Я погнал на работу…

ГЛАВА 7

– Олишев Василий Григорьевич, – снимая старомодную шляпу, представился высоколобый, интеллигентного вида мужчина не старше сорока лет с лакированной тростью в правой руке. – Двести шестьдесят пятая стрелковая дивизия пятьдесят пятой – бывшей восьмой – армии. Ленинградский фронт.

– Ярослав Иванович Плечов. Вчерашний белорусский партизан, – вежливо кивнул подбородком наш герой, усаживаясь на предложенное место – как раз напротив новоназначенного руководителя главной советской библиотеки.

– Все? Я могу идти? – предпочел ретироваться до сих остававшийся в дверях товарищ Яковлев, понимая, что уже выполнил свою в общем-то не самую сложную миссию по организации "исторического" знакомства.

– Да, да, дорогой Николай Никифорович. До скорой встречи, – занимая доставшееся по наследству барское кресло с широкими подлокотниками, увенчанными фигурками каких-то, если руководствоваться ярчайшей характеристикой великого русского классика, "невиданных зверей", откликнулся свежеиспеченный директор Ленинки. – Спасибо за все!

– Да не за что!

– Есть за что, мне лучше знать. Однако провожать тебя не буду. Сам понимаешь, посеченные осколками ноги еще не очень четко выполняют команды мозга. Так что извиняй!

– Ну все… Удачи! – Яковлев резко развернулся, чтобы никто не смог заметить печаль, внезапно появившуюся в его озорных, никогда не унывающих глазах, и, быстро покинув ставшие родными апартаменты, тихонько прикрыл за собою тяжеленную реликтовую дверь.

– Какое-то безумно знакомое у вас лицо, товарищ, – поворачиваясь к первому в своей официальной карьере посетителю, внезапно пришел к обескураживающему выводу Василий Григорьевич. – Подскажите, может, мы уже где-то встречались?

– Возможно – в МИФЛИ, а может, в МГУ? – пожимая широкими, словно рубленными плечами, предположил Ярослав. – Но, скорее всего, на кафедре моего идейного отца – профессора Фролушкина…

– Стоп! – обрадованно воскликнул директор. – Вспомнил. Я присутствовал на вашей защите. А чуть позже даже принимал участие в неформальной части этого мероприятия, то бишь банкете.

– И как?

– Банкет?

– Нет. Материалы, которые я предоставил на рассмотрение аттестационной комиссии.

– Весьма! Весьма солидные. И довольно-таки новаторские.

– Благодарю на добром слове.

– Сразу чувствуется рука вашего научного руководителя… Светлая ему память.

– Согласен.

– Ко мне по какому поводу?

– Хочу уединиться в укромном месте. Чтобы никто не мешал.

– Найдем такое.

– И детально проштудировать некоторые документы.

– Список у вас с собой?

– Конечно.

– Давайте его сюда.

Ярослав немедля достал из внутреннего кармана пиджака исписанный мелким почерком листок бумаги и положил его на стол перед директором.

Тот быстренько пробежал глазами по тексту и изумленно вскинул вверх густые брови:

– Вы что, все сговорились? Вот только вчера с точно таким же перечнем ко мне обратился профессор Рыбаков.

– Борис Александрович?

– Так точно – он. Вы знакомы?

– Немного…

В это время где-то за спиной Ярослава послышался легкий шорох, и чуть ли не в самой верхней точке приоткрывающегося дверного проема нарисовалась чья-то довольно-таки внушительная физиономия, увенчанная крупным мясистым носом:

– Разрешите?

– О! Легок на помине! Заходи, Боря, присоединяйся.

Рыбаков (а это конечно же был он!) нерешительно переступил порог и, неотрывно глядя в синие глаза Плечова, наконец соизволившего повернуть к нему лицо, радостно воскликнул:

– Ярослав Иванович? Родной… И ты… Здесь?

– Да вот… Пробегал мимо, решил зайти.

– Правильно! Докторскую еще не защитил?

– Нет. Но собираюсь. В самое ближайшее время.

– А Борис Александрович – уже, – внес ясность директор, немного приподымаясь в кресле для того, чтобы пожать протянутую ему руку.

– Еще в эвакуации. В Ашхабаде, – улыбаясь, уточнил Рыбаков.

– По какой теме? – полюбопытствовал Ярослав.

– Все по той же. Угадай с трех раз…

– Попробую с одного. "Ремесло Древней Руси"?

– Да, – удивленно округлил глаза Рыбаков. – Именно так она и называлась!

– Здорово живете, товарищ. Лихо. Славно. В хорошем темпе. Так скоро и академиком станете!

– Стоп. А вот этого я терпеть ненавижу, – нахмурился Борис Александрович.

– Чего?

– Подхалимажа. И прочей старорежимной шелухи, в том числе – нытья и "выканья". Давай на "ты", как в былые времена.

– Давай, – неуверенно согласился Яра.

– Ты какого года рождения? – продолжал демонстрировать все тот же свойственный ему с малых лет неуемный напор, ставший основой теперешней повышенной трудоспособности Рыбакова.

– Одиннадцатого.

– А я – восьмого. Несущественная разница, которой запросто можно пренебречь.

– Согласен, – припомнил коронное словцо Ярослав.

– Вот с товарищем Олишевым сложней будет. Так что договаривайся с ним в индивидуальном порядке.

– О чем?

– Да все о том же… Между мной и ним – те самые три года. А уже между вами – все шесть! Да и должность – директорскую – нельзя сбрасывать со счетов. Правильно я говорю, Василий Григорьевич?

– Уймись, балабол… Здесь иной принцип вступает в действие! Наши предки только к врагу обращались на "вы". А между собой, внутри своей языковой группы, исключительно "ты" и не иначе. Понятно?

– Так точно! – громко выпалил Борис Александрович.

(Хоть и профессор, археолог, выдающийся деятель исторической науки, а с армейскими порядками он был знаком не понаслышке: лет десять тому назад служил в артиллерийском полку офицером конной разведки.

Что тогда говорить о Плечове, если тот и сейчас в числе действующих военных кадров?

Однако в узком кругу интеллигентов лучше не демонстрировать свою выучку!)

– Я того же мнения, – совершенно мирно, по-граждански отозвался разведчик, и его простое, совершенно бесхитростное лицо в очередной раз озарилось знаменитой, милой и безмерно располагающей улыбкой, которую друзья давно окрестили "Плечовской". – За работу, братцы!

ГЛАВА 8

Места для двоих в узкой, тесной, можно сказать даже – крошечной и слишком темной каморке, где хранились потрепанные книги, приготовленные то ли для утилизации, то ли для экстренного, если так можно выразиться, ремонта, явно не хватало.

Но о том, чтобы разъединиться и разбрестись по разным уголкам огромного зала, не было и речи. Что ни говорите, а два ученых ума, объединенных одной великой целью, – это сила!

Казалось бы, они только-только собрались с мыслями, сосредоточились, чтобы вместе придумать какую-то оригинальную теорию, а то и вовсе сделать сенсационное открытие, могущее тянуть если не на вожделенную Нобелевскую, которая, как известно, не присуждается за особые достижения в области исторической науки, то хотя бы на какую-то иную, менее престижную премию; ан нет: вскоре кто-то настойчиво постучал в дверь и тихим старушечьим голосом наказал покинуть помещение, мол, рабочий день закончился, пора разбегаться по домам, дорогие товарищи.

Что ж, до скорой встречи…

Завтра явимся аккурат к началу работы книгохранилища и… С новыми силами за старое!

– Ну что, будем прощаться? – предложил Ярослав уже на улице. – Или…

– Или! – утвердительно кивнул Рыбаков.

– Давай немного прогуляемся – так сказать, проветрим мозги, а потом на несколько минут заскочим ко мне домой. На чай с пирогами. Супруга в этом деле величайшая мастерица, – предложил Ярослав.

– Серьезно?

– Серьезней не бывает.

– Возражать не стану, – облизнулся его собеседник.

Они дружно ускорили шаг, направляясь, опять же по предложению Плечова, в сторону станции метро, как вдруг со стороны раздался чей-то звонкий, до боли знакомый голос:

– Яра?

Агент повернул голову налево и узрел под сенью одинокого деревца, растущего прямо за остановкой общественного транспорта, опирающегося на костыль высокого и крепкого молодого, но уже седовласого мужчину в военной форме с непонятными знаками различия.

Тот явно кого-то ждал.

"Черт побери, это же Альметьев, староста нашей группы в МИФЛИ и одновременно наставник по спорту, приведший меня в секцию самбо! Столько лет в соседних комнатах общежития кантовались – и вот на тебе: не узнал!"

– Ты, Борис Александрович, переходи улицу, я тебя позже догоню, – доверительно прошептал Плечов, бросаясь в по-прежнему крепкие и – что самое главное – надежные, дружеские объятия.

– Понимаю. Только недолго! – обернувшись, прокричал Рыбаков.

– Коля, родненький… Что с тобой случилось? – с ног до головы окидывая взором осунувшуюся и слегка исхудавшую фигуру, первым делом поинтересовался Ярослав, следом за товарищем опускаясь на еще пахнущую краской скамью.

– Чепуха, – как прежде лучезарно улыбнулся тот. – До свадьбы непременно заживет. – Похоже, оптимизма Альметьеву по-прежнему было не занимать.

– Ты так и не женился? – спросил Плечов.

– Нет.

– Приходи в гости. У нас полный двор красавиц. Писаных и не очень.

– Обойдусь, – отмахнулся Альметьев.

– На тебя это непохоже… Что, уже есть на примете та единственная, с которой хочется связать всю оставшуюся жизнь?

– Ты, как всегда, зришь в корень, старина! Вот… Жду… Но Евгения – так ее зовут – привычно опаздывает. А вы куда так разогнались?

– Домой. Надо обсудить кое-какую научную теорию.

– О! Если б бы только знал, как я успел соскучиться по этому нудному, неблагодарному занятию…

– Так давай с нами. Посидим. Потолкуем. Вспомним заодно комсомольскую юность!

– Нет, ребята. Мне за вами не угнаться.

– А знаешь что… Я теперь каждый день буду подолгу копаться в библиотеке.

– Понял.

– Завтра в это же время, на этом же месте – придешь?

– Обязательно. Только ты подожди, если что, минутку-другую. Пока доплетусь…

– Договорились.

– В общем, до скорого!

– Жду!

Плечов еще раз горячо обнял старого товарища и только тогда бросил очередной взгляд на другую сторону улицы. Одинокие прохожие то тут, то там попадались. Только Рыбакова среди них почему-то не было. Не заметить даже в толпе его долговязую, немного сутуловатую фигуру было никак невозможно…

Что-то снова шелохнулось в душе, предупреждая-подсказывая: стряслась если не беда, то какие-то неприятности – точно.

А раз так, значит, надо брать ноги в руки – и привычно спешить на помощь!

* * *

Борис вошел в подземный переход и был немедленно «атакован» небритым парнем лет двадцати пяти, от которого за версту разило перегаром.

– Слышь, дядя, дай закурить!

– Не балуюсь и тебе не советую.

(Странно… Уже несколько лет на необъятных столичных просторах – не то что в самом сердце Москвы! – ему не попадались на глаза столь мутные типы. Как-никак – война. Великая. Отечественная, если кто забыл! "Эй, парниша, ты почему не на фронте?")

– Интеллигент, да? – продолжал гнуть свою линию незнакомец, нагло сверля "намеченную жертву" жаждущим крови взором.

– Потомственный, – спокойно парировал Рыбаков, оглядываясь по сторонам в поисках потенциальной поддержки.

Но…

Нигде… Никого…

Что же, с таким отребьем он может легко управиться и сам. Разведчик как-никак. Хоть и бывший. Впрочем, всем известно, что бывших в этом непростом деле не бывает!

Ученый уже собрался грубо оттолкнуть хулигана, когда услышал позади себя грозный окрик:

– Ваши документы, товарищи!

Военный патруль…

Вроде бы обычные ребята. Но, по большому счету, все же немного странные.

Слишком вялые, словно неживые… Перепуганные, что ли?

Один человек в штатском без каких-либо опознавательных знаков. Другой – в военной форме. Китель, галифе, фуражка с темно-синим околышем…

– Профессор Рыбаков! – высокомерно пробурчал Борис Александрович, протягивая какую-то внутреннюю бумаженцию с выцветшей фотографией: то ли пропуск в закрытый университетский архив, то ли библиотечный абонемент.

– Паспорта или, может быть, какого-то служебного удостоверения у вас с собой, случайно, нет? – недовольно покосился служивый, совершенно позабыв о другом участнике конфликта, который о чем-то мирно шептался с его напарником.

– Нет.

– Плохо.

– А что вас не устраивает в предоставленном документе?

– Все! Во-первых, здесь нет даты, до которой он действителен.

– Пожизненно.

– Во-вторых, меня смущает печать на уголке снимка.

– МГУ. Московский государственный университет. Что здесь непонятного?

– Слишком она тусклая, невыразительная. Некоторые буквы вообще невозможно разобрать.

– А вы знаете, сколько пережила эта неприглядная книжица? Одна только эвакуация в Ашхабад – практически через всю страну под непрестанными обстрелами врага – чего стоит?! – завелся ученый.

– Ну… Это… Всем сейчас непросто!

– К тому же для того, чтобы разобрать все буквы, надо для начала хотя бы знать алфавит!

– Издеваетесь?

– Пытаюсь.

– Что ж… Тогда – пройдемте.

– Куда?

– В ближайшее отделение. Проведем с вами воспитательную беседу.

Рыбаков растерянно повернул голову назад – туда, где располагался метрополитеновский переход, в котором разворачивались вышеописанные события, и в это время мимо него промчался вихрь, нет – настоящий ураган, имя которому Ярослав.

Не признав сгоряча сразу своего именитого коллегу, которого он так рьяно пытался найти в подземном каменном мешке, агент пролетел по инерции несколько лишних метров вперед и только тогда остановился.

Как всегда, вовремя сработала знаменитая профессиональная и в то же время его персональная фирменная чуйка!

– Так… Вы не видели… – Плечов перевел взгляд на повернутую к нему спиной фигуру сотрудника правоохранительных органов и вдруг заметил выглядывающую из-за его широких плеч знакомую физиономию. – Боря, что стряслось?

– Да вот… Товарищам не понравились мои университетские документы.

– Чего вдруг? – Ярослав приблизился вплотную к обидчику своего приятеля и угрожающе фыркнул. – Этот человек – великий советский археолог.

– Ну, не такой уж и… – неуклюже возразил скромный "виновник торжества".

– Между прочим, доктор исторических наук.

– А вы кто будете, товарищ? – злобно прошипел военный, по обыкновению, как и многие его сослуживцы, не испытывавший никакого пиетета к выдающимся деятелям отечественной науки и искусства.

– Я? Я его коллега.

– Документы при себе имеете?

– Так точно. Вот – полюбопытствуйте! – Плечов вывалил из накладного кармана новой байковой рубахи целый ворох самых разных бумаг: от партбилета до корочки чемпиона СССР по самбо и, хитро прищурившись, добавил: – Теперь ваша очередь…

– Лейтенант Ки-ки-яшко! – растерянно пробормотал оппонент, и Ярослав понял, что он не тот, за кого себя выдает. – Вот.

Нет, красную книжицу отдавать патрульный не собирался. Просто ткнул ее под нос Плечова и надежно спрятал обратно в карман широких, по меткому выражению Гоголя, как Черное море, нет, не шароваров, а форменного галифе.

Но и этого мгновенья вполне хватило для того, чтобы "сфотографировать" обложку, на которой большими буквами было написано НКО, а под ними – "Главное управление контрразведки Смерш".

О существовании Национального Комитета Обороны агент, конечно же, знал, и о недавно образованной организации Смерш (полное название "Смерть шпионам"), как ни странно, тоже кое-что слыхивал, только вот лоб в лоб с ее сотрудниками столкнулся впервые. И никак не мог предполагать, как на самом деле выглядят их рабочие "ксивы". Поэтому он лишь молча "заглотил" информацию с развернутой книжицы и начал в мыслях "переваривать" ее.

Лейтенант Кияшко Сергей Андреевич. Состоит в должности оперуполномоченного контрразведки Смерш.

Чуть ниже – неразборчивая подпись "начальника контрразведки фронта – военного округа".

Ни тебе даты выдачи, ни каких-либо извечных истинно "конторских" прибамбасов, типа "разрешено ношение и хранение огнестрельного оружие".

Однако… Имеются ли в нынешнее тревожное время подобные "установки" в оригинальных документах – шут его знает!

"А что, если рискнуть и попробовать заполучить это "произведение типографского искусства"?

Какие в таком случае могут быть последствия?

Суд, точнее – трибунал (время-то военное), ежели этот тип на самом деле окажется сотрудником соответствующих органов и меня схватят на горячем его сослуживцы.

Либо скупая похвала Копытцева, о которой не узнает никто, если удостоверение Кияшко окажется поддельным.

Несопоставимые, черт возьми, риски.

Но… Как говорят в нашем народе: или пан, или пропал!

Впрочем, при любом раскладе надо делать дело – и бегом к Лехе".

– А ну-ка, уважаемый, позвольте взглянуть на ваше удостоверение, – пошел ва-банк Ярослав Иванович. – Больно уж оно подозрительно.

– Че-че-чем? – начал заикаться лейтенант.

– Быстрей… Ну! Кому сказал?!

(Нахальство, как известно, второе счастье в жизни!)

– А вы-вы кто та-такой, чтобы подобным тоном разговаривать с представителем советской власти? Да еще в во-военное-то время! – совершенно растерялся тот, кто так неумело пытался выдавать себя за сотрудника органов.

– Майор Плечов, – окончательно обнаглел Яра. – Вы же держали в руках моих документы!

– Но в них нет ни слова о звании или должности.

– Как это нет? А пропуск в тренировочный зал "Динамо"? Вам положено знать, люди каких профессий имеют отношение к этой спортивной организации!

– Вот… Прошу, – самозванец, видимо, осознал, что против такого противника – чемпиона! – у него нет и малейших шансов, поэтому еще раз достал свою "волшебную книжицу" и трясущимися руками на безопасном, как ему казалось, расстоянии продемонстрировал ее наглецу, но тут же был вынужден пожалеть о содеянном, ибо тот ловким движением руки выхватил документ из его ослабших конечностей и быстренько перепрятал в нагрудный карман своей модной фланелевой рубахи.

Так-то оно надежнее!

Реакция "патрульных" была мгновенной. И в какой-то степени – предсказуемой.

Они дружно рванули с места в карьер, то бишь вглубь подземного перехода.

Плечов с Рыбаковым немедленно бросились вдогонку.

И таки догнали бы подлецов, если б те не успели скрыться в поджидавшем их наверху автомобиле, за рулем которого восседал импозантный мужчина средних лет.

Машина, похожая на уже однажды встреченную у собственного подъезда, в тот же миг резко рванула с облюбованного места, на котором находилась вопреки всем правилам парковки, и быстро затерялась среди других транспортных средств, активно курсировавших в обеих направлениях.

ГЛАВА 9

Для экстренной связи с руководством секретного отдела в памяти Ярослава засел один (кстати, бесплатный) телефонный номер, любезно предоставленный ему еще первым куратором. Незабвенным товарищем Бокием…

Не без оснований полагая, что с тех пор ничего не изменилось: контора консервативна и годами не меняет свои, писанные кровью (в интересах не только ведомства, но и главным образом его тайных агентов) правила, Плечов направился к ближайшему таксофону и принялся лихорадочно накручивать его изрядно поврежденный диск.

Сработало! Пошли длинные гудки…

Первый, второй, третий…

После него в трубке что-то треснуло, и в ухо полился игриво-нежный женский голосок, принадлежащий, по всей видимости, сотруднице внутренней коммутаторской службы:

– Алле!

– Срочно соедините меня с товарищем Копытцевым, – приказным тоном произнес Ярослав.

– Слушаюсь!

– На связи, – спустя мгновение завибрировал в трубке знакомый баритон.

– Подбери меня на улице Коминтерна в районе подземного перехода, – не представляясь (как учили) сообщил секретный сотрудник.

– Когда?

– Уже… Я на скамье через дорогу от Ленинки!

– Что-то случилось?

– Ну да… Иначе я бы тебя не беспокоил.

– Понял… Лечу!

Ждать действительно пришлось недолго.

Спустя всего несколько минут Алексей Иванович, незаметно подкравшись с тыла, уселся на краешек скамейки, облюбованной его агентом, беззаботно поджидавшим начальство совершенно с иного направления, и тихонько кашлянул.

– Ты бьешь рекорды оперативности, братец! – поворачивая лицо к другу, небрежно бросил тот и, улыбнувшись, привычно протянул крепкую ладонь.

– Сам погибай, а товарища выручай, – тяжело вздохнул комиссар, употреблением известной пословицы подчеркивая тот непреложный факт, что у него просто не оставалось выбора.

– Погибай? – не согласился с такой, говоря современным слогом, "безальтернативщиной" Ярослав. – Нет уж. Столь страшных жертв нам не надобно. Родина не поймет, народ не оценит.

– Ну… В буквальном смысле слова смерть мне, понятное дело, не грозит, – вспоминая о своем хоть и не гуманитарном, но все-таки университетском прошлом, пустился в пространственные философские размышления Копытцев. – А вот без глубокой клизмы на сей раз точно не обойтись: чтобы встретиться с тобой, пришлось проигнорировать одно важное мероприятие… Разумеется, я отправил вместо себя первого заместителя, однако кое-кто может истолковать подобное поведение как неповиновение, а то и неуважение, и тогда…

– Не волнуйся, брат, пронесет-прокатит!

– А вот я в благополучном исходе нашей затеи почему-то совершенно не уверен. Однако же страдать, переживать, мучиться сомнениями в любом случае не стану – дружба все равно дороже. Да и что для нас с тобой какое-то очередное взыскание? Так… Пыль… Дело обыденное, привычное…

– Это точно. Мы же без пилюлей, как без пряников.

– Все. Довольно пустопорожней болтовни. Приступим к делу. Говори: что там у вас стряслось?

– Не там, а здесь. Мы с профессором Рыбаковым… Знаешь такого?

– Еще бы. Он, между прочим, входит в когорту самых авторитетных информаторов нашего вождя по различным научным течениям в археологии, топонимике, этнологии, антропогенезе и даже является главным консультантом по так называемому еврейскому вопросу.

– Ух ты! Не знал, – восхищенно пробормотал Плечов.

– Сам понимаешь, подобные вещи в научных кругах лучше не афишировать. Объявят доносчиком, начнут исподтишка гадить. А он… Все мы… В интересах государства стараемся, – пафосно пояснил Алексей.

– Итак, минут тридцать тому назад я встретил одного старого товарища, – начал свой рассказ Яра.

– Фамилия?

– Зачем?

– Пробью по своим каналам, что за птица.

– Не надо. Я за него ручаюсь!

– Сейчас, братец, время такое, что ни за кого ручаться нельзя!

– Согласен. Пиши.

– Я так запомню.

– Альметьев Николай… По отчеству, кажется, Петрович. Воевал, ранен…

– Это он сам тебе сказал? – как-то не по-доброму косясь, высказал преждевременные сомнения Копытцев.

– Нет.

– Тогда откуда столь исчерпывающие данные?

– Все просто… Форма, хромота… Вот я и сделал соответствующие выводы.

– Поспешно сделал – согласись… Время очень сложное! Война…

– Блин! – "взорвался" Плечов, более остальных качеств ценивший в людях постоянство, преданность и верность. – Очерствел ты, Леха, в тылу, заматерел, ожесточился до неприличия.

– Хотелось бы взглянуть на твою реакцию, господин беспечный, если б на твоем пути ежедневно встречалось столько врагов! – парировал его претензии собеседник.

– Он мой друг. Близкий. И этим все сказано, – резко отрубил Ярослав. – Ты ведь сам только что утверждал, что дружба всего дороже.

– Что ж… Не стану спорить… Давай по сути. Без воды и досужих домыслов.

– Есть! Значит, из библиотеки мы вышли вместе: я и Рыбаков. А тут, откуда ни возьмись, – Колька, староста нашей группы. Окликнул меня, обнял…

Борис тем временем скрылся в переходе, где сразу привлек внимание патруля.

– Чем?

– Не знаю. Когда я подоспел, они уже разговаривали на повышенных тонах. Естественно, пришлось заступиться… А начальник…

– Опять же – фамилия!

– Лейтенант Кияшко.

– Ты не ошибаешься?

– Нет. Хочешь, взгляни сам, – Ярослав с победным видом протянул товарищу "конфискованную ксиву".

Очи Копытцева мгновенно покинули глубокие глазницы и поперли ввысь под широкий лоб.

– Откуда это у тебя?

– Изъял…

– Опять самоуправничаешь? Ты хоть представляешь, что нас ждет, если начальство вдруг узнает об этих шалостях?

– Тридцать лет расстрела, не менее.

– Хотя… Как он себя повел, когда ты выхватывал служебное удостоверение? – вернулся к здравому смыслу Алексей Иванович.

– Ноги в руки – и убег.

– Значит, это не наш кадр… Точно…

– Вот и я пришел к такому выводу!

ГЛАВА 10

В тот же вечер Копытцев приехал к своему другу, как он сам не раз говаривал, в целях «маскировки», – на пироги. А на самом деле – для прояснения ситуации с двумя встреченными сегодня его агентом подозрительными лицами.

Начал с начальника патруля.

– Смотри. Человека с такой фамилией – Кияшко – в наших органах нет и никогда не было. Во всяком случае, здесь, в первопрестольной.

– Чего и следовало ожидать, – самодовольно хмыкнул Яра, отчетливо понимая, что ему в очередной раз удалось не только избежать уголовной ответственности, но и повысить стоимость своих "рыночных акций" в глазах требовательного руководства.

– А вот сомнений в подлинности удостоверения у нас поначалу не возникло, – спокойным тоном продолжил комиссар, хотя внутри (опытный психолог Плечов не мог этого не заметить) у него все бурлило от негодования. – Я уже, грешным делом, подумал, что какой-то "крот" завелся в нашей конторе… Ан нет. Собрали комиссию, выслушали мнение специалистов… Один из них, кстати, ранее уже отличившийся – при разоблачении фашистских диверсантов с фальшивыми солдатскими книжками – ну, ты должен помнить то нашумевшее дело с ржавеющими скрепками.

– Откуда? Я только из лесу вышел!

– …Обнаружил маленькую детальку, прямо указывающую на то, что документ был сделан за кордоном. Но, скорее всего, не в Германии, а за океаном – только там существует подобная технология производства красителей для полиграфических потребностей.

– Каким образом ему удалось так быстро это выяснить? – засомневался в правильности скоропалительных выводов эксперта Плечов.

– Не знаю, – красноречиво подернув плечами, признался Алексей. – Он просто соскреб краску с заглавных букв на твердой обложке и попробовал ее на вкус.

– Чертовщина какая-то, – не сдержался сексот.

– Мы… Я принял решение передать документ в его лабораторию для более тщательного исследования. Через три дня профессор обещает предоставить неоспоримые доказательства подделки.

– Что ж, будем ждать… Валяй далее, – прошипел Ярослав.

– Валяю, – улыбнулся Копытцев так, как это умел лишь он один: широко, искренне, лучезарно, солнечно. – Твой университетский друг…

– Альметьев?

– Так точно… Он оказался, по сути, нашим коллегой – диверсантом ОМСБОНа…

– Чего?

– Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД СССР, созданной при штабе партизанского движения. В ее состав вошли многие выдающиеся советские спортсмены…

– Например?

– Зачем тебе?

– Может, знаю кого…

– Чемпионы СССР по боксу Щербаков и Королев, по лыжному спорту – Кулакова, по легкой атлетике – братья Знаменские, по тяжелой – Шатов. Под общим руководством старшего майора Судоплатова.

– Опачки! Какие имена! – восторженно вырвалось у Плечова.

– А также целый батальон коминтерновцев, – проигнорировал его не в меру бурное ликование Копытцев, – костяк которого составили бойцы интернациональных бригад, сражавшиеся с фашизмом еще в Испании: болгары, немцы, австрийцы, чехи…

– Хорошенькое дельце!

– Одобряешь?

– Еще бы! С такими ребятами я сам пошел бы в огонь и в воду.

– Кстати, из нашей альма-матер…

– Имеешь в виду МГУ?

– А то что же еще! Там тоже немало народа обреталось…

– Назовите пофамильно, пожалуйста!

– Валера Москаленко с геолого-почвенного факультета.

– Не знаю такого. Каким спортом он занимался?

– Не самбо.

– Понятное дело!

– В нашей стране сей вид спорта не очень развит, но до войны он был представлен на зимних олимпийских играх в качестве демонстрационного. На Западе это называется состязания или, если хочешь, гонки военных патрулей. Когда спортсмены-лыжники соревнуются не только в скорости, но и в меткости стрельбы.

– Извращение какое-то…

– Однако я продолжу с твоего разрешения…

– Давай!

– Женя Ануфриев[1]1
  Упомянутый Евгений Александрович Ануфриев позже вырастет в знаменитого советского философа, заслуженного деятеля науки РСФСР, заслуженного профессора Московского университета. – С. Б.


[Закрыть] с философского…

– Тоже не помню, – горестно вздохнул Яра. – Может, с головой что-то не так? Раньше проблем с памятью у меня не наблюдалось…

– В сорок первом он только закончил школу и стал посещать рабфак. А вот сдать вступительные экзамены не успел: отправился добровольцем на фронт, – пояснил Алексей.

– Теперь ясно.

– Между прочим, твой друг успел отличиться. В бою под деревней Хлуднево, где 27 наших ребят осуществили героическую атаку на моторизованную колонну врага из нескольких танков и четырех сотен пехотинцев. За это по горячим следам был удостоен ордена Красного Знамени, – торжественным тоном объявил Алексей.

– Вот видишь. Не зря я за него ручался! – обрадовался Ярослав.

– Согласен. В том бою Николай был тяжело ранен в ногу, но ампутировать конечность не позволил и, как ни странно, выкарабкался. Сейчас снова просится на фронт, подает один рапорт за другим.

– Ничего, если я приглашу его в гости?

– Ничего. Когда ты собираешься это сделать?

– Не далее, как завтра. В такое же время.

– Надеюсь, что и я найду возможность присоединиться к вам, – хитро прищурившись, прошептал комиссар, поднимаясь с оставшегося в наследство от Фролушкина широкого старинного кресла, наконец-то нашедшего свое постоянное место в углу кухни (бедная Ольга долго мучалась, не зная, куда его приткнуть). После чего как бы невзначай добавил: – Ну, какие выводы из сегодняшней беседы ты сделал?

– Кто-то следит за каждым моим шагом в Москве, – задумчиво бросил Плечов, вставая с обычной, но очень любимой табуретки собственной работы ("два дня строгал!"). – И это наверняка связано с предстоящим делом, о сути которого мне неизвестно ровным счетом ничего.