Текст книги "Тень Уробороса. Эпоха лицедеев"

Автор книги: Сергей Гомонов

Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

4. Невиданное создание

Эсеф был незначительно больше Фауста.

Потянув носом воздух незнакомой планеты, Зил учуял очень неприятный запах. Ветер доносил эту вонь волнами: иногда она исчезала.

– Проклятые пэсарты, – проворчал Антарес и раздраженно махнул рукой в сторону шевелящегося красного поля.

Присмотревшись, фаустянин обнаружил, что источником отвратительного запаха являются красно-бурые волосатые цветы, формой своей похожие на схематичные звезды. Все пять их лепестков непрестанно двигались, а внутренняя поверхность блестела, напоминая по цвету и структуре воспаленную слизистую у человека. Если кружащие над ними насекомые проявляли неосторожность, лепестки захлопывались, превращая цветок в бутон, а внутри этого бутона рождался звук, похожий на чавканье.

Элинор невольно поморщился. То, что ему удалось в свое время узнать о цветах, никак не совпадало с увиденным и услышанным. Но нужно надеяться, что это будет последним его разочарованием в мире Внешнего Круга…

Они с Антаресом быстро пересели в летательный аппарат и бесшумно поднялись в воздух. Элинор снова прижался к стеклу: он уже не так удивлялся непобедимому свету солнца и жаре, но ярко-синяя полоса, прочертившаяся вдали, привлекла его внимание. Эта полоса ширилась и, кажется, приближалась.

– Что это такое? – спросил он.

Все сильнее выгибался дугой горизонт, и синий цвет заливал теперь всю видимую поверхность планеты.

– Океан. Всемирный Океан, – сказал Антарес, считывая что-то с маленького приспособления и абсолютно не интересуясь происходящим за пределами флайера. – Так он здесь называется.

– Вода? – Элинор видел воду только в виде дождя и еще в виде речки. Но та речка была узенькой, глинисто-серого цвета.

– Так. Зил, слушай меня. Ты будешь жить в моем доме. Тебе предстоит делать то, о чем я тебе скажу. Выходить за пределы моего поместья в одиночестве я тебе запрещаю. Считай, что законы монастыря для тебя немного смягчились, а пространства – расширились. Ты должен постоянно находиться под рукой и являться по первому зову. Все понятно?

– Да, господин Антарес. А что мне нужно будет делать?

– Охранять одного… – посол замялся, окинул монаха взглядом с головы до ног, – одного человека.

Флайер опустился на землю, разрисованную ярко-белыми полосками.

Машину Антаресу подали прямо на взлетное поле. Посол затенил стекла автомобиля, чтобы назойливый свет не мешал работать. Элинор разочарованно отстранился от окна: снаружи ничего не стало видно.

Наконец автомобиль остановился. Водитель, тоже «синт», вышел наружу – открыть дверь пассажирам.

Антарес и его гость пошли по выложенной каменными плитами дороге к светлому дому в конце парка. Кругом, покачивая макушками и шумя сочно-зеленой листвой, высились незнакомые деревья.

Внезапно двери дома раскрылись, и на ступеньки выбежал народ. Элинор заметил, что все это искусственные существа – такие же, как слуги на катере, пилот флайера и водитель автомобиля Антареса. Но вот телосложение у половины этих «синтов» отличалось от привычного фаустянину. Проходя мимо них, выстроившихся вдоль дорожки и кланявшихся хозяину, послушник с любопытством разглядел одно из таких «нестандартных» созданий.

На этом «синте» было надето что-то вроде короткой, подпоясанной белым кружевным фартучком рясы очень странного фасона. Бедра существа, едва прикрытые подолом, казались шире нормальных человеческих. Но больше всего послушника удивили небольшие вставки в районе груди: под синей тканью топорщилось два холмика. Ну и мода! Элинор усмехнулся. Неужели они считают, что это красиво?

– С возвращением, господин Антарес! – наперебой говорили «синты».

– Максимилиан! С возвращением, дорогой! – вдруг раздался высокий мелодичный голос.

Элинор вздрогнул. В проеме распахнутых дверей стоял… стояло…

Юноша не понимал, кто это. Оно являлось человеком, не «синтом». При его появлении слуги замолчали, словно по команде. Оно было во всем светлом: в белых облегающих брюках и серебристо-кремовой блузке, небрежно завязанной под грудью. Под грудью?..

При ярком свете Тау тонкая узорчатая ткань просвечивала насквозь. Да и кроме этого узла блузку ничего не удерживало на теле существа. И то, что Зил принял у «синта» за нелепые вставные «холмики», у звонкоголосого чуда оказалось частью тела. Упругие, тяжелые, покачивающиеся в такт ходьбе полушария магнитили взгляд, и еще под воздушно-серебристым орнаментом одежды было видно нежно-розовые маленькие бутоны, которые…

Элинор отогнал нахлынувшую ниоткуда жаркую «волну», не позволил ей ударить в голову. А заодно привычно подавил незваную и очень сильную щекотку в паху.

Что это означает? Кто это?

Существо в полупрозрачном одеянии подпорхнуло к Антаресу, обвило золотисто-смуглыми руками шею посла и поцеловало прямо в… в губы.

– Я рад, что ты дома, дорогая, – небрежно бросил посол. – Мне сейчас нужно отлучиться. Вот тебе твой охранник. О нем я и говорил.

«Дорогая», кем бы она ни была, оглянулась и сделала вид, будто только-только заметила Элинора. Хотя юноша чувствовал, что краем глаза она не переставала изучать его с первой же секунды своего появления. Зачем ей нужно это притворство, фаустянин не понял.

Посол вправил в глаз нечто очень маленькое, тихо заговорил с кем-то невидимым и направился к дому. «Дорогая» подошла к Элинору, который теперь старался не смотреть на ее тело. Заслонившись ладошкой от солнечных лучей, поприветствовала:

– Привет, фаустянин! Муж рассказывал мне о вас, – очаровательно-нежное лицо улыбнулось, а пальчик свободной руки вскинулся вверх, к небу. – Как тебя зовут?

– Ах, да! Извините, минуточку! – Антарес выглянул из-за двери и быстро, с нетерпением, проговорил: – Это Зил Элинор, послушник из монастыря на Фаусте. Это – моя жена, Сэндэл. Да, господин Лассаль, простите… Да, хорошо… – голос удалился.

Сэндэл скорчила рожицу, показавшуюся фаустянину одновременно и смешной, и милой.

– Макси всегда так «любезен». Да ну его! – она сурово поглядела на прислугу. Тон ее стал раздраженным: – Ну, и что вы пялитесь? У вас нет дел?!

Создания тотчас разошлись в разные стороны. В тот момент, отметил Зил, красавица стала очень похожа на Антареса.

– Зил, мне очень приятно приветствовать тебя на Эсефе. Я никогда не видела живого монаха!

Зил слегка испугался: неужели ей показывали только мертвых монахов?!

– Хм, а ты, наверное, впервые видишь женщин, – продолжала щебетать Сэндэл, потом почему-то погрозила ему пальцем: – Слышала я о вас кое-что! Слышала!

Элинор подумал, что чем-то провинился перед нею, но чем – так и не понял. Сэндэл, однако, тут же улыбнулась и поманила его в дом.

– Что означает – «жена»? – тихо спросил он, входя за хозяйкой в прохладный зал.

Сэндэл пропустила его вопрос мимо ушей:

– Да, вот теперь у тебя появится работа. Ты будешь охранять меня.

– От кого? – не понял Элинор.

– Не знаю, – беззаботно ответила красавица. – Макси считает, что я нуждаюсь в охране. Наверное, боится, что у него похитят такое сокровище, как я! – ее смех был грудным и заразительным, и Зилу снова пришлось подавлять в себе незнакомые ощущения, стараясь при этом не выдать их и вежливо улыбаться в ответ. – На самом деле я и правда не знаю, Зил. Он сказал только, что самые надежные воины-охранники – это монахи Фауста. И задался целью заполучить одного из них в услужение. Вот, а им оказался ты. Чему я очень рада. Ты мне нравишься. Ты симпатичный. У вас там все такие? Ой, Мирабель, принеси нам по стакану воды с лимоном! Тебя сейчас переоденут, Зил. Какой у тебя размер одежды?

От ее беспрестанного щебета у молчаливого монаха, привыкшего к сосредоточенной тишине, кружилась голова. Никогда и никто еще не выливал на него такой поток слов в один присест.

Пока посыльный по приказу хозяйки бегал за одеждой для гостя, Сэндэл сама показала юноше дом.

– А там – бассейн. Я обожаю купаться на рассвете. А Максимилиан постоянно занят. Ах, как иногда тоскливо в этом доме! Муж говорит, что мне не стоит слишком часто отлучаться, ведь он достаточно известная личность, как и я, и этим могут воспользоваться нечистоплотные противники…

– Как? – не понял Элинор.

– Да ты что – с Фауста упал? – взвизгнула Сэндэл и сама же расхохоталась над своей шуткой. – Ну похитить меня, конечно! И шантажировать Антареса!

– Зачем?!

– О господи! – она округлила свои прекрасные глаза замечательно зеленого цвета. – Да ты совсем не от мира сего! Долго объяснять, со временем сам все поймешь! Это гостиная. Вон та картина стоит полтора миллиона кредитов… А это подарок Максимилиану от… не помню от кого, но от кого-то высокопоставленного… Теперь, когда ты здесь, мне уже ничего не страшно. Увидев тебя, я сразу поверила, что фаустяне – самые могучие охранники… – красавица игриво стиснула его плечо, оценивая крепость мышц; судя по всему, ей понравилось это прикосновение, она убрала руку не сразу. – А это кухня. Ой, Жоржик, мон шер, убери от меня к черту свою шумовку! Ты чуть не запачкал мне одежду. Да что – «простите, госпожа»?! Смотреть же нужно! Этого болвана зовут Жорж, я привезла его с Земли. Кстати, я родом с Земли, Зил. Но ты там еще не был. Это колыбель Содружества. Мы с тобой обязательно там побываем. О-ла-ла, а вот это восточная терраса! Жить ты будешь вон там – видишь домик за деревьями, увитый плющом и виноградом? Это твое жилище! Наслаждайся субтропиками! Замечаешь, какой здесь вкусный воздух? Знаешь почему? Макси приказал вытравить все чертовы пэсарты на сто миль в округе. Ты их, наверное, уже видел, эти гадостные цветочки. Мирабель, провались ты пропадом, где тебя носит?! Где наша вода? А, ты здесь… Держи, Зил. Что? Ах, ну да! Зил, там уже принесли вещи. Иди, переоденься.

Новая одежда представляла собой узкие брюки из черной кожи и плотную черную рубашку. Зил подумал, что в этом ему будет еще жарче, нежели в рясе, но «синт», принесший ему вещи, показал, как пользоваться терморегулятором. Туфли поначалу немного жали, а потом ноги привыкли. Одним словом, нынешнее одеяние было довольно удобным, хотя изменило монаха почти до неузнаваемости. Зил связал волосы на затылке своей старой льняной тесемкой и в таком виде пришел к хозяйке.

Сэндэл даже защелкала языком от удовольствия:

– Эти мегеры обзавидуются, когда увидят моего телохранителя! Повернись-ка! Боже, как ты красив!

«Синты» стояли в стороне с безучастным видом. Но умей Зил уже тогда входить в эмпатическую связь с искусственными существами, он прочувствовал бы в их сознании жалость. К нему. Полуроботы, призванные служить Антаресу, терпеть не могли свою вздорную хозяйку. А бедный новенький, фаустянин, казался им дрессированной собачонкой, которую Сэндэл заставляла сейчас скакать на задних лапках и делать пируэты. Может, и хорошо, что Элинор не умел тогда читать в душах? Кто знает, смог бы он адаптироваться в противном случае?

Хозяйка включила музыку, а потом, подхватив гостя под руки, закружила с ним в просторном зале.

– Ты умеешь танцевать? Да не бойся, это просто! Прижми меня к себе покрепче! Вот так. Руку сюда! Эту – нет! Эту сюда, возьми мою в ладонь! Вот так! Теперь слушай ритм и… О, да тебя и не нужно учить! Откуда ты взялся, такой способный? – изумлялась Сэндэл, замечая, с какой легкостью тот вошел в ритм мелодии и подстроился под партнершу.

Элинору приходилось подавлять в себе какие-то приятные, но доставляющие беспокойство импульсы. И если раньше они являлись спонтанно (наставники без труда обучили послушника справляться со смутными желаниями), то теперь горячие волны накатывали, стоило Сэндэл прижаться к нему плотнее или повернуться так, что в разрезе блузки показывалась обнаженной ее полная грудь, верхушки-«бутоны» которой с каждой секундой становились все меньше, острее и грубее.

– По тебе ни за что не заподозришь, что ты не человек! – прерывисто выдохнула она в ухо фаустянину.

Элинора словно чем-то ударило с размаха, он даже слегка пошатнулся.

– А кто же я? – переспросил юноша, останавливаясь.

– Ну, если учитывать положения Конвенции, то, будь ты человеком, Максимилиан не стал бы связываться с Агриппой и не привез бы тебя на такую службу. Неприятности ему не нужны. Отсюда я делаю вывод, что ты – не-человек. Но очень, очень похож! Не сомневайся! Никто никогда и не подумает…

– Так кто же я, если не человек? – настаивал Зил, не веря своим ушам и не поддаваясь больше на ее нетерпеливые призывы продолжить танец.

В монастыре им однажды говорили, что люди из Внешнего Круга держат у себя в услужении роботов и полуроботов. «Синтов». Но то, что сами послушники также не являются людьми в полном смысле этого слова, Элинор услышал впервые.

– Как – кто?! Ты – биоробот. Искусственно выращенное существо. Созданное нами, людьми. Когда-то, в ранней юности, я даже писала об этом книгу. Правда, издавать ее не стала: она слишком наивна… Там один робот влюбился в настоящую девушку, она в него тоже, но окружающие были против их любви, и героям пришлось расстаться. В общем, сопли и слезы! Но я и сейчас иногда… Что с тобой?!

Юноша отшатнулся от нее. Это не может… соответствовать истине! Да, он родился на Фаусте, да, очень далеко отсюда… Да, там не было таких, как она… Но это ведь не может значить, что он – такой же, как эти странные создания, не отдающие или почти не отдающие жизненной энергии в пространство!

– Я… Мне… – пятясь, пробормотал он. – Я приду, скоро приду… Мне нужно… одному побыть…

– Смотри, не заблудись в доме! – рассмеялась хозяйка и повела плечом: – Хм! Все такие чувствительные – слова не скажи! Куда деваться!

Элинор со всех ног кинулся вверх по ступенькам. В тот момент ему казалось, что он дома, в монастыре, что сейчас бежит в свою келью, что он спрячется там от этого страшного известия, потом проснется – и ничего этого не будет. Все окажется мороком.

Он ткнулся в глухую стену – в том месте, где в Хеала был поворот направо, в крыло с кельями мастеров посоха…

– Я не хочу! – прошептал фаустянин, хлопнув ладонями по мраморной облицовке стены. – Зачем? Я человек… Я ведь человек… – он прижался лбом к вытягивающей тепло серой плите. – Я не хочу так…

Зил просидел у стены допоздна – пока не вернулся хозяин и пока Сэндэл не вспомнила, что глупый мальчишка-биоробот куда-то запропастился еще днем. Весь дом по приказу господ бросился на поиски Элинора.

Его привели и доложили Антаресу, где он был.

– Хорошо, – сухо кивнул посол. – Всем разойтись. Через полчаса я хотел бы ужинать. Дорогая, ты показала гостю наш дом?

– Да, Максимилиан. Я вас покину. Встретимся за ужином, – она отделалась поцелуем и легко взбежала по ступенькам наверх.

Элинор был спокоен. Он чувствовал внутри себя такую же глухую серую стену, какая перекрыла ему путь в родную келью.

– Тебе все понравилось здесь, Зил? – по-деловому спросил Антарес.

– Да… Господин.

Посол улыбнулся:

– Что ж, я вижу, ты хорошо вписался в обстановку. Ну, разве только волосы у тебя светлее: у меня здесь в основном красное дерево… – он тоже, как и Сэндэл, хохотнул над своей остротой. – Наверное, в вас воспитали недюжинные способности к адаптации, верно? Тебе показали твою комнату? Ай! Конечно, нет! Ты ведь будешь жить в восточной пристройке, с той стороны бассейна! Там еще не все подготовлено, но я потороплю с этим… Почему ты молчишь?

– Я не молчу… Господин. Я слушаю вас.

– Верно. Не перебивай, когда я говорю – и мы с тобой поладим, – здесь, по сценарию, дипломат позволил себе теплый тон. – Ужин будет в столовой, через полчаса.

Элинор вышел на улицу и долго, обняв колени, сидел у бассейна, глядя на кристально-чистую голубую воду.

– Привет! – тихонько сказала Мирабель, та самая служанка, которая приносила им с Элинором воду, и на примере которой он впервые узнал, как выглядят женщины. «Синт» присела на корточки, положила руку ему на спину. – Тебя зовут ужинать.

Зил кивнул и поплелся к дому. Ему казалось, что кокон жизни, прежде окружавший его тело, теперь погас.

– Элинор! – окликнула его Мирабель.

Он оглянулся. Служанка догнала его и снова погладила по спине:

– Не становись таким, как они. Ладно?

И быстро-быстро убежала по боковой дорожке, скрывшись за кустами.

Хозяин и хозяйка чинно сидели за столом. Элинор уловил на себе скучающий взгляд жены посла.

– Ну вот, уже лучше! – одобрил его смиренный вид Антарес. – Присаживайся, где тебе нравится.

Зил уселся напротив него, через весь стол. Сэндэл загадочно улыбнулась и что-то шепнула на ухо мужу. Антарес слегка махнул рукой.

– За ваш прилет! – женщина подняла стеклянный сосуд с каким-то темно-бордовым соком.

Элинор, не зная, что делать дальше, держал сосуд в руке. Сэндэл зачем-то звякнула краешком своего стакана о краешек стакана мужа. Антарес символически двинул сосудом в сторону Элинора и пригубил сок.

Зил решил поступить по его примеру и глотнул напиток. Рот обожгло, горячая волна – такая же, как при первой встрече с Сэндэл, ударила из горла куда-то в нос, перебила дыхание, ужалила – почти до слез. Похоже, этот сок перебродил на жаре.

Звонкий смех хозяйки дома привел юношу в чувство.

– Неужели монахи никогда не пробовали вина, дорогой?! По истории, они были отменными бражниками!

– Это по нашей истории, милая. Не забывай и не пытайся провести параллели. Священники Фауста сотворили на своей планете почти утопическое общество, не знающее бунтов и революций, не знакомое с пороками цивилизаций… Не будь у меня так много обязанностей, я ушел бы в монахи на их землю…

Сэндэл снова расхохоталась:

– А тебе пошла бы его ряса, милый! Зил, вы разрешите потом Максимилиану примерить вашу прежнюю одежду? Я хотела бы взглянуть.

От Элинора не ускользнуло, что посол слегка-слегка поморщился. Так, будто в его присутствии кто-то проявил удивительную глупость, но показывать своего настоящего отношения к этому нельзя.

Под конец ужина, когда вокруг засуетилась прислуга, Сэндэл сказала:

– Максимилиан, может быть, мы познакомим нашего гостя с историей цивилизации Земли? Все-таки мы с тобой земляне, мне и самой интересно было бы окунуться в прошлое…

Посол, подбирая очень корректные и вежливые фразы, сказал, что ему хотелось бы отдохнуть, и если ей так непременно этого хочется, то он не против – в том случае, если она займет Элинора сама. Затем он сложил салфетку и удалился.

– Пойдем, Зил, – сказала она, вставая. – Ты успокоился? Ну что ж поделать – это наш с тобой крест. Думаешь, я сильно радовалась, когда узнала, что мое призвание – быть писателем? Это тяжкая ответственность! Но мы родились такими, какими родились. Ты ведь не виноват, что родился «синтом»!

Юноша заметил, что к вечеру она переоделась и по-другому причесала свои волосы. Еще ему показалось, что цвет глаз Сэндэл изменился: из ярко-зеленых они стали карими. На ней была одежда, похожая на тесную рясу (ему больше не с чем было сравнивать гардероб здешних жительниц). Только на подоле этой «рясы», сбоку, обнажая при ходьбе загорелую стройную ножку, был сделан высокий разрез.

Красавица привела фаустянина в зал и активировала голограмму – Элинор уже видел такие чудеса на катере во время полета. Картинка оживала, мерещилось даже, что ее можно потрогать рукой. Иногда появлялся запах.

– Я загружу Всемирную Историю. Вам ведь не рассказывали?

Зил покачал головой. Он узнал о том, почему не рассказывали, несколько минут спустя. Как излагать историю мира, выбрасывая из нее упоминания о женщинах? А понятие «женщина» на Фаусте было табуировано.

В глазах слегка защекотало.

И тут безжизненная голографическая заставка сменилась яркими картинками. Они выглядели объемно, но это были не оригиналы, а изображения. До глубокой ночи Сэндэл демонстрировала Зилу историю Земли – историю той планеты, с которой они с Антаресом прилетели на Эсеф. Голова юноши пошла кругом. Он впитывал все, что было в этой машине, в тысячу раз быстрее, чем говорила Сэндэл, комментируя то или иное событие. И при этом все больше ощущал пресыщенность мозга, усталость, желание закрыть глаза или даже уснуть.

– Почему все войны, которые были у вас – несправедливы? – вдруг спросил он. – Ведь никто не заставлял один народ нападать на другой…

– Это политика, Зил. Очень запутанная штука. О ней тебе гораздо лучше послушать господина Антареса, это его епархия, а не моя…

– Политика заставляла людей делать друг другу зло?

– Ну, они это делали не со зла. Просто… так нужно. Если бы этого не было, не было бы нас…

– Вообще?!

– Таких, какие мы есть. И зачем спорить о том, что уже случилось? История – это летопись, которую не изменишь… К тому же, не все войны были несправедливыми. Были и освободительные войны.

– Они освободительные только с одной стороны. С противоположной они захватнические, ведь так? – ни на секунду не задумавшись, уточнил Элинор.

– Так надо! Пойми это и прими! Ты ведь знаешь Библию? Был такой человек, который своей жертвой раз и навсегда перечеркнул людские грехи, – Сэндэл испытующе заглянула ему в лицо.

Элинору не захотелось касаться Его имени в этом разговоре:

– Но ведь вы почти уничтожили друг друга тысячу лет назад! Это тоже так надо?

– Зато теперь у нас есть аннигиляционный ген. А если бы не было Завершающей, то мы по-прежнему имели бы возможность убивать друг друга…

– Что такое – «аннигиляционный ген»?

– Тебе и об этом не рассказывали? О, боже правый, чем же вы вообще там занимались на своем Фаусте?! Псалмы пели целыми днями, что ли?! – и Сэндэл терпеливо рассказала юноше о гене, который лишал одного человека возможности убивать другого.

Зил внимательно выслушал ее.

– Но у нас ничего такого не рассказывали. Однажды, по несчастной случайности, один послушник во время поединка на пустыре убил другого – слегка не рассчитал удар или думал, что тот увернется, блокирует… Редко-редко, но у нас такое происходит… И убийца не рассыпался на атомы. Его куда-то увезли, но он все это время был жив. Я слышал о нем и потом. Правда, до конца жизни ему не быть наставником, но ведь он не аннигилировал… Кажется, он до сих пор работает при Пенитенциарии…

– Это ваша фаустянская тюрьма?

– Да.

Сэндэл долго смотрела на Элинора. Потом решилась и заговорила:

– Тот твой… соотечественник… не аннигилировал потому, что у вас, фаустян, такого гена нет…

– Почему?

– Так захотели ваши создатели. Из вас, насколько мне известно, готовят воинов этой… веры… А воин должен убивать. Кстати, вот тебе ответ на вопрос о несправедливости войн. И зря Максимилиан считает ваше фаустянское общество таким уж идеальным – в идеальном обществе не готовят потенциальных убийц.

– Мне никто не говорил, что я буду убивать. Может быть, вы не так поняли это, Сэндэл… – слово сладко прозвучало на губах. Зил впервые за весь день решился назвать ее по имени.

– Я все правильно поняла. Мы засиделись, уже очень поздно. Анджелина или Мирабель проводят тебя в твою пристройку, они уже все приготовили… Кстати, обращайся, пожалуйста, ко мне на «ты». Я всего-то на пять лет старше тебя!

Элинор кивнул и повернулся к бесшумно возникшим у двери женщинам-«синтам».

Мозг послушника нашел лазейку: чувствовать себя не-человеком неприятно, однако же, компенсацией служило то, что у него, фаустянина Зила Элинора, был выбор. Это не означало, будто Зилу понравилась мысль об убийстве. Просто приятно сознавать простую истину: в случае чего ты сможешь выбирать.

* * *

– О, боже мой! Как я сегодня устала! – посетовала Сэндэл, поднимаясь в спальню и на ходу вынимая из ушей изумрудные серьги.

Антарес отложил газету на одеяло и не без интереса уточнил:

– Ну, как тебе наш юный друг?

– Он неглуп. Все схватывает налету…

– А главное, дорогая, главное?!

– Макси, по-моему, ты извращенец!

– О, и еще какой! Кстати, ты совершенно зря ляпнула ему о его происхождении. Это вышибло парня из колеи и подпортило романтичность момента.

– Ты не говорил, что я не должна этого делать.

– Забудь, чепуха. Пусть сразу знает свое место… Так и что? Он тебя заводит? Можешь не отрицать: заводит. Я видел, что с тобой творилось, когда ты им вертела! Ты была готова прыгнуть с ним в постель прямо после этого вашего… т-танца. Гм!

– Снова шпионишь за мной? Ой, и перебью я все твои «Видеоайзы», черт побери!

– Попробуй. И не надо так возмущаться: нам и нужно, чтобы он чувствовал эти твои флюиды. Но только будь добра, помучай его подольше, раззадорь. Он должен прикипеть к тебе…

– Тьфу! Ты говоришь об этом, как о случке двух…

– Да прекрати! Не утрируй, дорогая! Это важно для пользы дела. Кроме того, я твержу не только о физиологической стороне дела. Для мужчины, пусть это даже его первый опыт, пустой секс – ничто. Привари его к себе сердцем и душой, вот тогда ты поймешь, что такое святая преданность неиспорченного дурачка. Любовь, любовь, а не секс – это то, чем твои предшественницы испокон веков управляли нами. Весь мир держится сама знаешь на чем…

Сэндэл набросила на себя полупрозрачный сиреневый пеньюар, вскарабкалась на кровать и села на ноги мужа поверх одеяла:

– Макси! Я уже не могу терпеть! Ну пожалей меня! – она замурлыкала и стала ластиться к Антаресу, шепча всякие глупости и постанывая. – У меня уже в печенках сидят эти разговоры о фаллических культах и прочем дерьме! Я хочу этого в реале! Вспомни древнюю пословицу: соловья баснями не кормят!

– Сэндэл! Немедленно прекрати! Запомни: он чует все! Твой голод – это крючок, на который ты поймаешь его тем скорее и крепче, чем будешь хотеть с ним близости сама. Хотеть искренне! Только тогда он будет готов ради тебя на любое безумие…

– Но я не могу хотеть близости с «синтом»!

– Угу, я видел!

– На это я могу сказать одно: тогда он не «синт»! Я же не извращенка, чтобы меня интересовал мужчина-биоробот!

– Мне еще раз повторить рассказ о мастерстве создателей Зила, или вспомнишь самостоятельно?

– Мне не верится. Ну скажи правду: он не «синтетика»?

– Иди к черту, дорогая, – мило улыбнулся Антарес. – Я хочу спать. Не желаешь присоединиться?

– Иди туда же, дорогой!

– Я куплю тебе обезьянку, чтобы ты не скучала.

Это была их семейная шутка. Когда Максимилиан хотел, чтобы жена оставила его в покое, он обещал купить ей обезьянку.

Антарес ничего не добавил и отошел ко сну. Сэндэл угрюмо посмотрела на немую спину супруга, приказала системе погасить свет и, отодвинувшись, погладила ладонью свою крепкую, идеально слепленную хирургами-пластиками грудь. В памяти возник мальчишка-фаустянин – живой, искренний, настоящий. Не то, что Максимилиан и его фальшивое окружение!

Грудь налилась жаром, истома дрожью покатилась от сердца к животу. Молодая женщина тихонько застонала и прогнулась, слегка раздвигая ноги. Пальцы ее заскользили вниз по телу, догоняя мучительно-сладкую волну. Горячая кожа покрылась испариной…

Внимая тихим вздохам и всхлипам, что издавала супруга у него за спиной, «спящий» дипломат ухмыльнулся. Но, конечно, в темноте этого не зафиксирует даже система слежения.

Погасив в подушке последний стон, Сэндэл бессильно уронила руку на матрас, пружинисто отвернулась от Антареса и уснула.