Текст книги "Тень Уробороса. Эпоха лицедеев"

Автор книги: Сергей Гомонов

Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

ЗАКАТ БЫЛОГО ДНЯ (3 часть)

1. Кейт Макроу

…Странная вспышка ослепила меня. За нею последовал удар тока.

Я потеряла ориентацию во времени и пространстве, забыла, где нахожусь. Не мигая, смотрела в никуда.

Дернулся и лежащий передо мною на столе пациент. Отголосок чьих-то слов: «Сквозное ранение брюшной полости, доктор. Проникающее ранение грудины».

– Зажим! – вне моей воли приказали губы, и ассистент тотчас вложил в мою затянутую латексом ладонь требуемый инструмент.

Раненый, кажется, стал приходить в себя.

– Альварес, в чем дело?! Я спрашиваю вас, в чем дело?! – во время операций я становилась требовательной и придирчивой, как мой отец, и ничего не могла с собой поделать. – Он просыпается!

– Подбирать наркоз не было времени! – огрызнулся анестезиолог.

Нервы мои были ни к черту: пятый полутруп за один день – это выше человеческих сил. Не знаю уже, то ли благодарить мужа за щедрую практику, то ли крыть бранью за то, что притащил меня в проклятый Порт-Саид…

Пациент раскрыл глаза. Обычно я не замечаю лиц тех, кого приходится оперировать. Если оперировать приходится не лицо.

Но в таких случаях, как этот, невольно запоминается страдание, которое бьется в их взгляде. Травматический шок. Бедняга лейтенант. Очень сомневаюсь, что после остановки кровообращения мы вернем его на этот свет…

– Кордалицин, глюкозу, живо! – я плотнее прижала повязку к его груди.

Раненый пытался что-то мне сказать, воздух со свистом вырывался у него из горла.

– Да скорее же! Контролируйте кровопотерю. Морган, сколько уже?

– Около двух литров… Из плевральной полости удален почти литр…

Тут светит не только травматический, но и гиповолемический шок…

Лейтенант прогнулся и вдруг схватил меня за руку. Мои ассистенты налегли на него, чтобы удержать, болван анестезиолог едва не сломал шприц у него в вене.

– Аутогемотрансфузия… – удостоверившись, что наркоз подействовал, сказала я, одним движением скальпеля вскрыла полость и наложила зажим на брюшную аорту. – Быстро! Делаем!

Когда операция закончилась, мои глаза едва различали что-либо вокруг. Я старательно моргала, но это не помогло.

– Простите, Альварес… – бросила я в ординаторской анестезиологу, подставляя руки под воду; кожа, в течение нескольких часов обернутая латексом, была мертвенно-бледной и казалась отечной. – Я сорвалась…

Извиняться было не за что: во время работы бывает всякое. Но Альварес был новым коллегой, даром что земляком. Тоже для чего-то приехал в этот ад из Аргентины…

– Я ничего не понимаю, док, – поделился со мной Альварес, понижая голос, чтобы не слышали коллеги. – Я считаю, что правильно подобрал компоненты… Он не должен был проснуться…

– Они иногда просыпаются, – жестко сказала я, снова начиная выходить из себя: нет, чтобы не спорить, извинилась же!

– Доктор Бергер, там привезли местную. Тяжелые роды, – заглянула к нам медсестра. – Все на операциях…

– Я только что закончила, Джоан…

– Но, миссис Бергер, больше некому!

– Господи, в такие времена!.. – взмолилась я и отправилась за сестрой. – Местная?

– Да.

Арабка и ее ребенок не выжили. Их привезли слишком поздно, была большая кровопотеря. Так у них всегда: дотянут до последнего, пренебрегая даже элементарной гигиеной, а потом обвиняют врачей…

На душе царил мрак. Внезапно я вспомнила, что еще не оповестила о завершенной операции того американца, капитана Чейфера, который сопровождал раненого… не помню ни имени, ни фамилии… С капитаном мы познакомились еще в бытность его лейтенантом, задолго до Порт-Саида. Причем при схожих обстоятельствах. В то время я стажировалась под началом моего отца, Джона Макроу, и жили мы в Буэнос-Айресе. Американец с сослуживцами специально везли к моему папе почти безнадежного Грегори Макуорнека (а вот его помню хорошо – возможно, из-за первой в моей жизни операции такой сложности)… Осколок, застрявший в головном мозге, и человек, переживший подобную операцию – этого нельзя не запомнить…

Пришлось заскочить в информационную часть клиники и покопаться в файлах. Распечаток на раненого, так некстати очнувшегося сегодня на моем столе, еще не поступало.

С трудом, борясь с пеленой, что застилала глаза, я нашла нужные сведения.

«Александр-Кристиан Харрис, 26 июня 1998 года рождения, до 2016 года – гражданин Мюнхена (Германия). Проживает: Хьюстон, штат Техас. Приемные родители (наст. неизвестны): Эндрю и Хельга С. Во время выполнения боевого задания взял на себя командование ротой и был переведен в звание капитана СВ Америки. С 2028 года – уорент-офицер американских сухопутных войск. Награды за спецоперации в Египте…»

В памяти отпечаталось, как мы разрезали на нем окровавленную одежду. Ни единой пуговицы – все на «молниях» и «липучках», а ведь все равно без скальпеля не снимешь…

Помню измазанную кровью прямоугольную эмблему его рода войск: «колчан» в виде синей кирасы на белом фоне. В «колчане» – штык, стрела и сабля эфесом кверху, а по бокам – два знамени. И едва различимая, сливающаяся с кровавыми пятнами, надпись красным: «United States Army 1775».

Молодой еще совсем. Сейчас модно говорить – возраст Христа. Но по отношению к воину – убийце, по сути своей – такое сравнение показалось мне кощунственным: в Бога я верила…

«Мэм – пацифистка?» – спросил меня во время нашей прошлой встречи тот человек, что ждал меня сейчас внизу, капитан Луис Чейфер.

Да, пацифистка. Но я родилась не в то время. Насчет места – не скажу. На планете сейчас нет, наверное, спокойных зон: не войны, так катаклизмы, не катаклизмы, так эпидемии. По нарастающей…

Я надела чистый блузон, шапочку и отправилась в рекреационную зону. В это время года в Египте очень жарко, а наша допотопная больница оснащена всего парой-тройкой не менее допотопных кондиционеров. Какая уж там сплит-система, помилуй Господи! Больные – по большей части, раненные в этой проклятой войне – умирали, словно мухи. Мы, как могли, боролись за чистоту в хирургическом отделении, однако и здесь стоял отчетливый запах гниющих ран. Я повидала всякое в этом месиве, но к запаху привыкнуть не могла. Он преследовал меня даже после принятия душа или ванны…

Капитана Чейфера было видно издалека. Трудно не заметить высокорослого, яркого брюнета с военной выправкой и огоньком в громадных темных глазищах. Наверняка армейский баскетбол – его любимое времяпрепровождение…

Но сейчас возле него суетились две медсестры. Судя по всему, проявляя уже излишнюю внимательность: ведь капитан был столь хорош!

– Мистер Чейфер! – сказала я, останавливаясь перед ним. – Что случилось?

– О, мисс Макроу! – Чейфер заулыбался с непосредственностью ребенка из рекламного ролика. – Ваши двери бьются током, да так, черт возьми, что мои мозги едва не повылетали напрочь из котелка!

Утешительницы прыснули от смеха.

– Ступайте по рабочим местам! – запоминая их лица для будущего разноса, приказала я.

Девицы тут же осунулись и исчезли.

– Не может быть! Это я о дверях. Как это случилось?

– Да неважно! Я хотел выйти из помещения, но – упс! – ручка на двери шарахнула меня током. Искры из глаз, я брякаюсь в обморок. Увидь это мои подчиненные – вот смеху бы было.

Я не знала, каким образом пластиковые ручки могут биться током, но спорить с американцем не стала:

– Операция прошла успешно, кэп… – (Боже мой, как гудят ноги! А ведь прошло лишь полсмены!) – Вы доставили вашего друга в очень тяжелом состоянии, но, похоже, он выживет.

Чейфер бодро пожал мне руку.

– Как поживает мой азиат? – обрадованный известием, он слегка подмигнул.

– Давайте присядем, – предложила я, указывая на мягкий «уголок» за стеклянной отгородкой. – Снаппи – замечательный пес…

– Снаппи? Вы назвали его Снаппи? Как у Сетона-Томпсона?

Вот уж не знала, что американцы читают что-то, кроме Библии в картинках! Хотя, возможно, сетон-томпсоновские «Рассказы о животных» были первой и последней книгой, прочитанной капитаном…

– Конечно. Курьер, с которым вы прислали щенка и который забрал Грегори, сказал, что у пса хорошая родословная. Что родителей его зовут Соной и Пэри – тоже сказал… Я выбрала созвучную кличку. Снап. Вам разве не нравится?

– Очень нравится! Правда, по таким критериям дают клички лошадям, но Снап – замечательная кличка. У вас классное чувство юмора! Снап-снап! – рассмеялся он, изображая рукой челюсти. – Он сейчас здесь, с вами? В смысле – в Порт-Саиде?

– Да, конечно. Он незаменимый охранник…

– Я говорил вам об этом, а вы отказывались, помните?

– Я ведь не знала, что в вашем понимании может означать «азиат». Я представила себе пленного араба…

– Вау! – воскликнул капитан и громко, раскатисто захохотал. – Я что – изверг?

– Гм… Да, и еще, мистер Чейфер… Меня теперь зовут не мисс Макроу…

– …А доктор Макроу? Прошу извинить, доктор!

– Нет… Я не о том… Я замужем. Моего мужа зовут Кларенсом Бергером, он мой коллега. Мы с ним работаем в разные смены, сейчас он, надеюсь, выкроил время, чтобы отоспаться: вчера был особенно трудный день…

– А-а-а… – веселости капитана значительно поубавилось. Притворяться он не умел.

Во время приезда в Аргентину Луис Чейфер явно выказывал свою симпатию ко мне и, по-моему, рассчитывал, что наши отношения когда-нибудь продолжатся. Теперь его планы расстроились. Если, конечно, они были. Ну а я не могла относиться к нему как к мужчине – взрослому и серьезному. По мне, так он просто нелеп. И его нелепость прямо пропорциональна красоте. Среди русских коллег моего отца в Буэнос-Айресе (я ведь наполовину русская, наполовину француженка) бытовала шутка: «Куда податься американскому красавчику после окончания школы? Либо на подиум, либо в армию! Мозги не нужны ни там, ни там!» Я не стала бы применять это ко всем американским военным, среди них попадались разные люди, но Луиса подобное определение характеризовало очень метко. Это ведь только когда человек мечется от боли, ты забываешь о его национальности в соответствии с Клятвой Гиппократа…

– Так что там, как сержант перенес операцию? – он поспешил перевести разговор на другую тему, в то же время не желая отпускать меня.

– Капитан! – возразила я.

– Что?

– Нет, я не к вам! Харрис – капитан. По документам.

– А, это… Да просто он во время спецоперации командовал ротой. Арабы разнесли их на кусочки. Прежний командир был убит. Судя по всему, Харрис успел принять командование. А раз принял – значит, автоматически стал на то время капитаном. Поправится – вернется к сержантским обязанностям, если не повысят. У нас так, мэм! А что вы делаете в Египте, мэм? Вы изменили свое отношение к войне?

– Нет, войну я как ненавидела, так и ненавижу, капитан… Но… кому-то суждено убивать, а кому-то – лечить… Нужно разграничивать «призвания»…

– Как поживает наш заброшенный замок? Это была незабываемая экскурсия!

Мысли Чейфера скакали кузнечиками. Пресвятые угодники, до чего же он легкомыслен и хохотлив!

– Ну уж вы скажете – замок! Несчастные развалины…

Мне показалось, что капитан скрыл усмешку.

Перед глазами возник тот вечер…

…Тропинка вывела нас с Луисом к небольшому пруду со старым мостом, примыкающим к площадке у полуразрушенного здания. В стоячей воде отражалось звездное небо и почти полная луна. И мне почудилось тогда, что отовсюду – из кустов, из травы, из маленьких обросших мхом островков посреди водоема, из-под прогнивших подпорок ветхого мостика – готовы возникнуть невероятные сказочные фигурки, одновременно уродливые и привлекательные, непостижимые и желанные, как на полотнах Иеронима ван Босха.

Я взглянула на лейтенанта (тогда еще лейтенанта) Чейфера. Он стоял притихший и озирался.

– Рискнете пройти по этому мосточку, лейтенант? – подзадорила я.

Чейфер очнулся, и мы пошли по шатающимся скрипучим доскам. Его так легко спровоцировать!

– Мисс Макроу, вы когда-нибудь тут были?

– Была. Но внутрь никогда не заходила. Осторожничала. Местные мальчишки болтают, что если зайти под эту арку в замок, на тебя накатывает неизъяснимый ужас. Врут, конечно, но у нас сейчас есть шанс это проверить, ведь нас двое. Смелее!

– Постойте.

Я оглянулась в двух шагах от арки, и Чейфер приблизился ко мне.

– Мне сначала хотелось бросить в воду по монетке, есть такая старая примета. Но как назло, у меня с собой ни цента…

– У меня есть. Правда, не центы, но сгодится…

– Нет, – он отстранил мою руку с мелочью. – Сделаем так.

Он поднял с земли отсыревший кусок кирпича и нацарапал на зеленоватом камне здания: «Луис и Кейт, август 2028». Затем, отряхивая руки, добавил:

– Сейчас мы не станем входить туда. Неразгаданная тайна будет тянуть нас обоих на это место, а однажды мы все-таки вернемся сюда, и все будет уже по-другому…

Большой ребенок. Том Сойер в военном мундире.

Я улыбнулась и качнула головой. Обещания так редко выполняются!.. Ведь действительно: прошло всего полгода после того случая – и старые развалины снесли, пруд осушили, а я вышла замуж за доктора Бергера…

…Мы расстались с капитаном Чейфером, которому нужно было спешить по служебным делам. Да и меня сегодня, 17 августа 2031 года, ждало беспокойное дежурство. Правда, во второй половине дня поток нуждающихся в неотложном хирургическом вмешательстве схлынул. Бог ты мой, прошло ровно три года с того дня… И уже два года я здесь, в Порт-Саиде, нейтральной зоне между войной и миром, островом меж двух измерений, своего рода Сайгоне XXI века.

Как же много произошло за тридцать лет нового тысячелетия! Отмеченное террором, ненавистью и религиозным фанатизмом, проклятое людьми и богами время… Вспыхнувшее двумя небоскребами-близнецами Нью-Йорка, заставившее всколыхнуться весь мир иракской кампанией, которая постепенно переросла в бойню Запада со всем арабским миром. А затем – беспрерывная борьба за топливо, за кормушку. Миру нужна была война, как бы парадоксально это ни звучало. И мир, пресытившись ею, никак не мог остановиться, словно больной булимией…

Уже покидая клинику, я зашла в палату прооперированного несколько часов назад Александра-Кристиана Харриса. Было уже темно, палату очень тускло освещал ночник, приглушенный незатейливым плафоном. Я проверила состояние пациента по приборам. Неплохо для человека, у которого из легкого удалена пуля, а селезенка и кишечник задеты прошедшими насквозь осколками… И чудом не повреждено сердце. Всего лишь дюйм отвратил Харриса от могилы…

Раненый начал приходить в себя и открыл глаза. Конечно, он не мог еще увидеть меня, а если даже и различил смутный силуэт, то наверняка не понял, кто перед ним. Но я рассмотрела его лицо.

На подоконнике лежал запечатанный сургучом конверт. Давно не приходилось иметь дело с бумажной почтой…

– Прочтите… мне! – тихонько попросил Харрис, указывая глазами на письмо. – Что-то… важное.

Я распечатала упаковку и села к изголовью. Вероятно, Кристиан даже в лучшие времена не отличался полнокровным румянцем, а сейчас он и подавно выглядел, как потусторонний посланец.

Пришлось зачитывать чужое письмо. Утешало одно: это был официальный документ, доставленный авиапочтой из Германии. В нем сообщалось, что родители Харриса погибли сегодня днем в автокатастрофе. В смысле – это у нас был день. А в Европе – уже вечер.

Получается, что пока я делала операцию их приемному сыну, они на другом полушарии неслись навстречу своей гибели. Вспышка, удар!..

Я отряхнулась от ненужной информации. Воображение у меня богато не в меру, но к чему это?

Раненый закрыл глаза, а на его беломраморном лбу пролегла четкая вертикальная морщина. Я удержалась от самого идиотского вопроса, который только можно себе представить: «Вы в порядке?»

– Не надо было мне зачитывать вам это сейчас…

– Они не были моими настоящими родителями, – донесся в ответ его загробный голос.

– Лучше не говорите. Я понимаю вас, но сейчас не нужно.

Он сглотнул и все-таки продолжил, едва шевеля растрескавшимися губами:

– Я их очень любил. Никогда не признавал за мать и отца… Они были мне как брат и сестра… старшие… Очень дружные… Эндрю дал мне это имя…

– Какое?

– Кристиан. Никогда не называл меня Крисом, только полностью – Кристианом… И первое имя не называл. Ему не нравилось… оно… почему-то…

– Вам надо поспать. Сейчас я введу вам снотворное и приглашу сиделку.

– У меня была сводная сестра… Младшая… Ей теперь уже двадцать семь…

Его речь становилась лихорадочной. Он хотел выговориться. Я знала: сейчас ему это нужно. И в то же время он перенапрягался. Что-то не позволяло мне оборвать его словопоток и поставить усыпляющий укол.

– Мне казалось, смерть снова придет за ним внезапно… и уже не упустит… Но Хельга?.. Я не ждал такого… Они были очень дружными…

– У них русская фамилия…

– Да. Я сменил. Я много чего сменил… Зато, кажется, теперь нашел, что искал…

И Харрис потерял сознание…

…Сопение Снапа под дверью я услышала, ступив на первую же ступеньку крыльца. Мой пес радостно чихнул и заскреб обшивку изнутри. Он практикует это изо дня в день вот уже два года, поэтому наша дверь со стороны прихожей выглядит совсем не презентабельно. Зато никто не сравнится со Снаппи в роли охранника.

Проводив Кларенса на дежурство и попросив его приглядывать за этим странным пациентом, А.-К. Харрисом, я легла спать.

Да, так мы и жили: я приходила – он уходил, он возвращался – наступала моя смена. Мужем и женой мы являлись только в согласии со свидетельством о браке…

2. Арест

…Начало зимы 2033 года. Я встаю спозаранку и убегаю в клинику… Кларенс недавно лег спать.

Мало что изменилось за этот промежуток времени. Разве что в Порт-Саиде стало еще опаснее, ввели комендантский час, по ночам в городе постреливали. В связи с этим я принялась настаивать на отъезде в Берлин, на родину мужа. Кларенс начал склоняться к положительному решению, и я уже почти летала от счастья, предвкушая, что скоро все это закончится и мы будем жить в нормальном городе, где не стреляют, не приводят свои планы в соответствие с комендантским часом и не просыпаются под заунывное: «Алла-а-а-а-а-уакбар!»

День прошел относительно тихо. Почему-то зимой всегда спокойнее, даже здесь. Хотя назвать этот сезон зимой было сложно: просто становилось не так жарко, и еще противный ветер со стороны моря. Мне, выросшей и довольно долго прожившей в Буэнос-Айресе, было не привыкать к такому климату. Гораздо сильнее угнетала обстановка. Ты должен быть готов к проверке документов, тебя могут остановить и обыскать, если ты женщина, но не в парандже. И я до сих пор не переставала удивляться двуличности местных. Казалось, для них по нашим, цивилизованным, меркам не существует ничего святого. Сегодня ты спасаешь его от гибели, завтра он улыбается тебе в глаза при выписке, а послезавтра может выстрелить в спину, перешагнуть через труп «неверного» и пойти своей дорогой.

Мы покидали клинику задолго до начала комендантского часа – чтобы успеть добраться домой. Обычно я дожидалась Кларенса, он сменял меня, мы успевали перекинуться несколькими фразами. Сегодня он запаздывал.

Я позвонила домой. К трубке никто не подошел. Мобильный телефон он тоже не взял. Я посмотрела на часы. Увы, если сейчас не убегу, то придется ночевать в больнице. Эта перспектива не радовала. Пусть лучше мы с ним разминемся, ничего страшного.

Мне было дурно, хотелось лечь дома на своей кровати, свернуться в клубок и выспаться. Вот что бывает, когда подводят контрацептивы. Уж не знаю, как это получилось, но защита не сработала – впервые в моей жизни. Если еще учесть то, как редко бывала у нас с супругом близость, «залет» казался настоящей подлостью судьбы. Гадкой издевкой, ухмылкой природы…

Оставлять это трижды никому не нужное существо не захотели ни я, ни Кларенс. Ханжески рассуждать о ценности жизни легко, но еще более гнусно приводить ее, эту жизнь, в такой мир, против своей воли. К счастью, узнать о беременности мне удалось вовремя. Моя подруга Джоан, гинеколог, пересыпая процедуру байками (на них она была мастерица, чем и отвлекла от тяжких раздумий), быстро избавила меня от проблемы посредством обычной инъекции. Но организм мой еще долго оправлялся от потрясения. Даже веселая историйка Джоан о том, как она отделывалась от назойливого ухажера, сказав ему, будто бы на самом деле является парнем-транссексуалом, не смогла до конца отогнать мою дурноту. Но когда она изображала эту сцену в лицах, я все же не могла удержаться от смеха.

Ч-черт, как все это гадко! Мне хотелось выть. Кого винить в беспросветности? Себя – за то, что не смогла организовать свою жизнь? А кто смог? Покажите мне этот уникум!

Я смотрела в зеркало. Небольшое, с трещинкой в углу, зеркало в ординаторской. Мне тридцать пять. Я выгляжу много моложе, но это ни о чем не говорит. Лучшее время – позади. А я так ничего и не решила для себя.

Вспомнился тот парень, Кристиан Харрис. Сейчас я завидовала ему, этой его почти звериной жажде жизни. Мы с ним немало общались, пока он выздоравливал в нашем госпитале. Харрис был так несовременен, так не походил на военного! В этом молодом человеке бурлил поистине творческий дух, и мне было жаль, что он столь бездарно расходует силы, идя по милитаристской стезе. В тупик…

Кристиан больше ничего не рассказывал о своей семье. Будто и не было той лихорадочной ночи. Наверное, тогдашние откровения, как я и подумала, являлись плодом бреда – верней, смесью наркотических галлюцинаций и реальных фактов.

Когда он уезжал в свой Хьюстон, я чувствовала, будто от моего сердца отрывают маленький кусочек. Это было очень больно. Самое странное, что между нами не появилось и намека на влюбленность. Мы стали друг для друга просто друзьями. Так, будто знакомы всю жизнь. Это очень необычное состояние…

…Снап встретил меня у двери, как всегда. Но вел он себя подозрительно: как-то нехорошо лаял, с подвыванием, с тревогой. Поджимал обрубленные уши и совсем не двигал коротким хвостиком, которым обычно так забавно крутил, когда видел меня или мужа.

Едва я ступила на первую ступеньку ведущей наверх лестницы, зазвонил телефон. Снап разразился бешеным лаем. Я махнула рукой, и он не мог не подчиниться и не замолчать.

– Да, я слушаю!..

– Доктор Бергер? – проговорил голос мужчины с сильным местным акцентом.

Я узнала коллегу, доктора Джафара.

– Слушаю вас, Джафар…

– Мэм, к нам в тяжелом состоянии сейчас привезли Кларенса. Он оказался… во время перестрелки на одной из улиц. Шальная пуля…

Меня затрясло. Трубка едва не выскочила из моей взмокшей ладони. Снап заскулил и виновато спрятался под стол, потому что всегда получал нагоняй за несдержанное поведение.

– Я сейчас приеду.

– Мэм! Доктор! Кейт! – он перебрал все возможные обращения. – Через десять минут комендантский час… Вам лучше оставаться дома. Мы будем оповещать вас обо всех…

– Я выезжаю.

Кларенс, потерпи! Дождись моего приезда! Я вытяну тебя…

Как же Снаппи рвался за мной! Он едва не разорвал на мне юбку, не давая уйти без него, он выл и бесновался, впервые в жизни не реагируя на команды. Но я не могла взять его с собой по многим причинам, и потому пришлось мне обмануть мою умницу:

– Ну, хорошо, – сказала я. – Неси намордник и поводок, Снаппи…

Вне себя от радости пес бросился в комнату, а я выскочила за дверь.

Улицы были пусты. Мою машину остановил патруль. Все закончилось тем, что я оказалась за решеткой как нарушитель комендантского часа. Я была вне себя от гнева и отчаяния. У меня отобрали все – от документов до мобильного телефона. Даже предупредить своих коллег о том, что произошло, возможности мне в участке не дали.

Бог ты мой, что будет с Кларенсом?..

Начальство появилось лишь под утро, и я стала требовать, чтобы мне разрешили позвонить. Позвонить мне разрешили, но разбираться не торопились. Будучи в полном изнеможении, я набрала номер своей клиники. Мне сказали, что мой муж умер в час ночи. Мне не удалось заплакать. Я опустила руки.

Так прошел еще один день и еще одна ночь. К чему я только ни прибегала – к угрозам, просьбам, уговорам. Глас вопиющего в пустыне – вот чем это было.

Утром третьего дня поднялась суета. Судя по всему, тут ждали какой-то инспекции. Только бы она появилась здесь! Только бы появилась!

И в кои-то веки судьба показала мне лицо вместо привычного тыла: дежурные рядовые открыли двери в наш короткий коридор, а мы, заключенные, прижавшись к решеткам, зашумели. Меня оттеснили было к стене, но я прорвалась вперед, чтобы из последних сил закричать:

– Офицеры! Я врач, хирург! Меня задержали из-за комендантского часа! Мне даже не дали договорить по телефону, и в больнице не знают, где я! Рассмотрите мое дело, прошу вас! У меня позавчера убили мужа! Помогите нам, здесь много арестованных ни за что!

– Да что ты орешь, истеричка? – прошипела у меня за плечом толстая дама в бордовом вязаном свитере.

От нее несло потом и ненавистью.

– Пока не заорешь – не услышат, – ответили ей по-французски, но я уже не знаю, кто.

…В полуобморочном состоянии успеваю заметить знакомую высокую фигуру в черном мундире. Боже! Со знаками отличия полковника…

Луис Чейфер!

– Мистер Чейфер! Полковник!

Он и без того смотрел на меня, отыскав по голосу в толпе. За ним следом шел Кристиан Харрис. И тоже, кажется, повышенный в звании – капитан. Было еще три офицера сопровождения…

– Миссис Бергер?! – Луис оглянулся на начальника участка (тот сжался). – Что вы здесь делаете, Кейт?!

– Полковник, я тоже хотела бы это узнать!

– Комендант, немедленно откройте камеру! – не глядя на начальника, бросил Чейфер. – И разберитесь с делами задержанных.

Кристиан Харрис проследил глазами за тем, как комендант собственноручно бросился исполнять приказ полковника. Я прижала к губам сжатую в кулак руку и расплакалась – впервые за все эти дни.

– Все, сэр! – начальник участка козырнул.

Я выскочила к своим избавителям.

– Нарушителей комендантского – отпустить! – отдав приказ, Чейфер круто развернулся и пошел обратно к двери.

Харрис посторонился, пропуская меня вперед. И позади нас хвостом затрусили подхалимы из местного заведения.

– Черт знает что делается! – услышала я, как распекает кого-то полковник. – Немедленно фамилии! Я подам на вас рапорт! Капитан! Доставьте доктора Бергер домой!

– Есть, сэр! – отозвался Кристиан Харрис и снова пропустил меня вперед.

Под мелким секущим дождиком мы подошли к их джипу «Мерседес», припаркованному у обочины узкой проезжей части. Огромный, черный, похожий на катафалк.

Кларенс, мой муж, мой бывший муж, очень любил эту марку… У меня снова навернулись на глаза слезы.

– Соболезную, мэм, – капитан, будто угадав ход моих мыслей, открыл дверцу автомобиля.

– Спасибо вам, мистер Харрис, – вместо того чтобы сесть, я бросилась к нему, вцепилась ему в плечи и, прижавшись лицом к мундиру, разрыдалась.

– Мэм! Миссис Бергер! Мэ-э-эм! – он погладил меня по спине. – Садитесь, мэм! Вам не за что меня благодарить. Садитесь. Все будет нормально.

Я утерла слезы и сырость под носом. Кристиан завел мотор, и мы уехали из этого проклятого места.

– Ваши раны… не беспокоят? – спросила я, чтобы отвлечься и не рухнуть без сознания.

– О, почти нет! – он улыбнулся мне в зеркало, снял фуражку, и лицо его сразу помолодело, а глаза приняли тот самый серо-стальной оттенок, который тогда так привлек мое внимание.

– Вас… не комиссовали? Обычно после таких ранений комиссуют…

– Хотели. Но я остался в армии. Мне нечего делать «на гражданке»…

– Может ли такое быть?

Снова короткий взгляд в зеркало:

– Как видите. Когда нас рекрутируют, нам говорят о возможности поездить по миру. В свое время я многое бы отдал за эту возможность.

– А иным образом посмотреть мир – никак нельзя?

– Я в вооруженных силах с восемнадцати лет. Было время привыкнуть…

Я подумала, что по-своему он прав. Я ведь тоже «повидала мир» лишь из окон своей клиники, крутясь, как веретено, день и ночь, день и ночь, из года в год… К пенсии можно так устать, что смотреть на этот мир не захочется. Это ведь только легкомысленный Чейфер относится ко всему как к забавному развлечению. Ему не нравилась размеренная американская жизнь (учеба – накопительство – пенсия – гроб), и он, видите ли, искал острых ощущений. Чтобы «не как у всех». А на самом деле – другой вид того же «как у всех»…

Мне показалось, что мотивы Харриса нужно искать совсем в другой плоскости. Но рассказывать о них Кристиан не торопится.

– Вы сколько лет в Египте, Кейт?

– Почти шесть.

– И вы видели Египет?

– Нет. Конечно, нет. Когда?!

– Вы хотите побывать в том Египте, который вы не знаете? А на Тибете? В Гималаях?

– М-м-м… мистер Харрис, сейчас я хочу только одного – уснуть. Очень надолго. А потом уехать из этого ада. В другой…

Он ничего мне на это не ответил. Но мое отношение к жизни ему явно не понравилось.

Мне предстояли похороны мужа и дальнейший отъезд к отцу в Буэнос-Айрес.

Полковник Чейфер направил ко мне нескольких солдат, которые помогли собрать вещи и отправить контейнер через Атлантику. Затем он позвонил сам и сообщил, что мои тюремщики получили наказание за жестокость по отношению ко мне. Мальчишка. Полковник, но мальчишка. Он думал, я буду злорадно потирать руки…

Кларенса я похоронила в Порт-Саиде, ибо его родственникам, как выяснилось, было абсолютно все равно. Теперь-то я и поняла, почему он так не хотел возвращаться на родину. Его там никто не ждал. Он молчал об этом шесть лет… Страшно понять, что человек, которого ты, по сути, не знал, а значит, особенно и не любил, видел в тебе единственную родную душу. Прости меня, Кларенс…

Когда все вопросы были решены, а отлет близился, полковник нашел время для визита в мой (да уже и не мой, пожалуй) пустой дом.

– Как вы, Кейт?

– Привыкаю к роли вдовы… – мне хотелось казаться бодрой и неунывающей, но вышло плохо, и Чейфер при всей его беззаботности увидел это.

– Вам, мэм, нужен сопровождающий? Могу командировать с вами одного из своих подчиненных…

– Нет. Разве только капитана Харриса, – я понимала, что ставлю перед ним нереальную задачу, но если я кого-то и хотела видеть возле себя, то лишь Кристи.

– Простите, мэм, капитана никак не могу. Он нужен здесь. Простите!

– Да что вы, мистер Чейфер! Вы и без того уже бесконечно помогли мне. Я перед вами в неоплатном долгу…

Луис расхаживал по пустой комнате и жевал жвачку. Потом не очень решительно, будто боясь отказа, спросил:

– Вы позволите мне навестить вас в Аргентине? Это не плата по счетам, конечно, не подумайте чего!

– Я почту за честь, сэр… Да что там! Я буду рада видеть вас, Луис! – я тоже улыбнулась и, чтобы ободрить, обняла его: по-видимому, там, у них, совсем свихнулись на законопослушании, и нормальный мужчина теперь не мог сказать что-либо нормальной женщине без сотни оговорок – в страхе быть неверно истолкованным.

Вначале его объятия носили исключительно вежливый характер, но в какое-то мгновение я заметила, что он, перестав жевать, подозрительно замер и не торопится выпускать меня. Я тут же отстранилась.