Текст книги "Всё одинаково"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

     – Я боюсь, Константин  Устининич,  что  ваше  предложение  только  усилит  угрозу  нашему  будущему,  –  сказал  Громыло.  –   Мы  своими  резкими действиями только породим себе врагов...

     – Так что, давайте сидеть  и  ждать  у  моря  погоды?  –  не  сдавался  Червенко. – А когда всякие груши и яблоки возьмут власть, пойдем  воду  сливать?

     – Я, кстати, не предлагаю сидеть и, сложа руки, ждать своей судьбы,  – Громыло брезгливо поморщился. Он  вдруг  вспомнил,  что  в  ЦК  КПСС  за Червенко уже давно закрепилось прозвище «Кучер». Во-первых, именно  так читались вместе первые буквы его имени, отчества и  три  начальные  буквы фамилии, а во-вторых, образованность и кругозор секретаря  ЦК  и  члена    Политбюро     Червенко     явно     не     превышали   уровня  среднестатистического водителя полуразвалившейся телеги. – Я предлагаю  действовать тоньше. Нужно просто взять под контроль служебные  карьеры  интересующих нас лиц.

     – Что ты имеешь в виду, Андрей Андреевич? – Брешнев  посмотрел  на  министра иностранных дел поверх очков.

     – Я предлагаю наших возможных противников заставить  работать  на  нас,  –  ответил  Громыло.  –  Давайте  поручим   Юрию   Владимировичу  трудоустроить по специальности этого Жариновского. Ельнин... Почему бы  не подтянуть его в Москву? Чтобы он всегда был под контролем...

     – Ну,  а  если  это  чуждый  элемент?  –  возразил  Киряленко.  Замаскированный враг?

     Громыло повернул к нему  голову  и  с  легкой  улыбкой  на  губах  произнес:

     – Знаешь, что Рузвельт как-то сказал о никарагуанском  президенте  Самосе, Александр Павлович? «Да, – сказал он, – Самоса – это сукин сын. Но  это  наш сукин сын». Ельнина можно привлечь  к  административной  работе  по  нашему кадровому резерву.

     – Хорошая  идея,  –  поддержал  Брешнев.  –  Нам,  кстати,  стоит  подумать, чтобы подтянуть к Политбюро  нескольких  молодых  секретарей  обкомов. Наш с вами богатый партийный опыт, товарищи, нужно передать в  надежные руки.

     – Неплохо бы поближе привлечь и Шеварнидзе с  Абиевым,  –  сказал  Антропов и лукаво улыбнулся:

     – Учитывая их будущую историческую роль!

     – Это все только полумеры, – заметил Суслин и сплел пальцы рук на  столе. – Нужно смотреть в корень, товарищи!

     Брешнева всегда удивляли руки Суслина. Пальцы главного партийного  идеолога были тонкими и длинными, как у музыканта. «Откуда  у  выходца  из крестьян такие руки? –  недоумевал  Брешнев.  Он  всегда  стеснялся  своих толстых, коротких, похожих на разваренные сосиски пальцев. – Ну,  оно конечно, если всю жизнь за бумагами просидеть, мозолей на  ладонях  не будет. Но длина пальцев – это уже порода, это от  отца  с  матерью.  Может быть, твоя мамаша согрешила  в  стогу  сена  с  каким-нибудь  проезжим  корнетом, дорогой Михаил Андреевич?»

     – Нужно  решительно  повышать  авторитет  партии  в  обществе!  продолжал Суслин. – Повышать авторитет Генерального секретаря ЦК КПСС!  Я предлагаю уже в следующем году подготовить и издать массовым тиражом  воспоминания  Леонида  Ильича   о   Великой   Отечественной   войне  и  восстановлении народного хозяйства в послевоенные годы.

     – Очень хорошее предложение, –  поддакнул  Червенко.  –  И  очень  своевременное. Есть  мнение  поддержать  инициативу  товарища  Суслина  Михаила Андреевича!

     Члены Политбюро за столом согласно закивали.

     «Ну,  вот  так  загнули!  Ай  да  Миша  с   Костей!»   –  Брешнев  почувствовал, как глаза становятся мокрыми от слез. В  последние  годы  он часто ловил себя на том, что в  моменты  эмоционального  напряжения  ему хочется прослезиться.

     – Все-таки этот  проект  повлечет  за  собой  большие  финансовые  расходы, – попробовал робко возразить Косыгов.

     – На идеологии не экономят, Алексей Николаевич! – Суслин  рубанул  рукой по воздуху. – Вы нам лучше дайте  предложения  по  хозяйственной  части, чтобы через  два  десятка  лет  страна  не  лежала  в  коме  от  остановки производства и невыплат зарплаты трудящимся.

     –   Пожалуй,  можно    пойти    на    расширение    хозяйственной  самостоятельности предприятий,  –  Косыгов  слегка  пожал  плечами.  Параллельно,  конечно,  укрепляя   производственную   и   общественную  дисциплину...

     – Меня  беспокоит  военный  аспект  будущего,  –  сказал  Устинин  задумчиво. – Вы же слышали о развале Варшавского договора и  о  рейдах  каких-то талибов на наши границы в Таджикистане...

     – Да, допустить  ослабления  наших  позиций  в  Восточной  Европе  нельзя, – согласился Брешнев. – Как думаете, товарищи,  может быть,  следует  пойти на развертывание в Польше,  ГДР  и  Чехословакии  наших  ядерных  ракет средней дальности?

     – Это была бы своевременная мера, – поддержал Устинин. – И вообще  по Польше... Если там возникнут какие-то  проблемы,  нужно  однозначно  идти на военные  меры.  Как  в  Чехословакии  или  Венгрии.  Нужно  не  оставить противнику никаких шансов развалить Варшавский договор!

     – А как быть с Афганистаном и талибами? – Громыло вертел в  руках  дорогую пишущую ручку. – Восток – дело тонкое!

     – Где тонко, там и рвется, –  заметил  Суслин.  –  Нужно  оказать  помощь коммунистическим группам в Кабуле, привести их к власти. Наша помощь  должна быть самой широкой. Вплоть до прямого ввода войск в Афганистан.  Товарищи, это же не шутка получить  через  два  десятилетия  войну  на  наших южных границах!

     – Надо что-то делать и с разлагающим влиянием Запада! –  на  лице  Киряленко появилось суровое выражение. – Мы  сегодня  видели  все  эти  колы и прокладки...

     –  Резкость  нужна!  –  жестко  сказал  Червенко.  –   Постоянное  противоборство и никакого сотрудничества! А  то  пока  у  нас  кое-кто  развешивает уши, американцы уже пристраивают хомут  на  наши  шеи!

     – Я думаю, что любые нарушения границы на земле, на  море  или  в  воздухе должны пресекаться  самым  решительным  образом,  –  предложил  Антропов. Общее  настроение  нервной  заведенности  постепенно  начало  передаваться и ему. – Лучше однажды  ошибиться,  чем  позволить  врагу  привыкнуть к мысли о доступности наших границ!

     – Нужно что-то делать и с Китаем, – вступил в разговор Конаев. – Такая махина около самых наших границ!

     – Судя по фильму, влияние Компартии  там  сохранилось,  –  сказал  Антропов. – Если вы обратили внимание,  флаг  над  научным  центром  в  Пекине был красным. Но вот сохранили ли китайские коммунисты  верность  маоистскому курсу, сказать точно нельзя...  Кстати,  в  следующие  два  десятилетия Соединенные Штаты тоже сохранятся  как  сильная  целостная  держава. По всей видимости, в начале девяностых годов они начнут войну  с Ираком. К сожалению, нам так и осталось  неясным,  кто  такая  некая  Моника Любински и какова ее роль в американской политике...

     – Н-да, – Червенко наморщил лоб, – как говорится, куда не кинь,  везде клин... Нет, товарищи,  с  этой  разрядкой  и  усыплением  нашей  бдительности определенно пора кончать! Мы должны быть готовы дать  бой  Америке и Китаю на всех фронтах! Нужно пересмотреть нашу  политику  по  отношению  к  новейшим  вооружениям.  Поддержать  военными  поставками  дружественные страны. Например, тот же Ирак или Северную Корею...

     – Это  точно,  –  Устинин  оживился,  ухватив  знакомую  тему.  Перевооружение армии, совершенствование боевой выучки...

     Брешнев откинулся  в  кресле  и  с  легкой  улыбкой  наблюдал  за  дискуссией товарищей по Политбюро. Разговор сегодня получился и  пошел  в нужном ключе. Теперь можно  считать,  что  страна  и  партия  примут  правильный курс.

     «Судьбе было угодно послать из космоса сигнал тревоги, –  подумал  Брешнев. – Что же, мы услышали  сигнал  и  отреагировали  по-ленински,  по партийному. Жаль, что этот исторический момент  никогда  не  станет  объектом внимания историков»...

     Еще вчера вечером он решил,  что  сразу  после  совещания  отдаст  указание  уничтожить  все  материалы  о  сигнале  из  космоса.  Служба  Антропова возьмет подписки о неразглашении с Александрина,  Пятницкого  и их сотрудников. Впрочем, даже если  когда-нибудь  в  будущем  кто-то  где-то и проболтается, материальных доказательств просто не  будет.  А  на слово в посылку из будущего никто не поверит...

     Ближе к вечеру, когда члены Политбюро уже разъехались отдыхать на  свои  подмосковные  дачи,  Брешнев  отправился  гулять.  Почти  час  в  сопровождении двух молчаливых охранников он бродил по  лугу  у  речки,  иногда останавливаясь и следя,  как  медленно  ток  воды  несет  вперед  упавшие в воду травинки.

     Вернувшись  домой  и  поужинав,  он  снова  почувствовал  желание  немного поработать. Поднявшись в свой кабинет, Леонид Ильич достал  из  сейфа несколько тяжелых  кожаных  папок  с  личными  делами  вероятных  кандидатов  в  секретариат  и  в Политбюро  ЦК  КПСС.   Эти   папки  ему  подготовили еще в пятницу вечером, и он решил захватить их с  собой  на  дачу, чтобы  ознакомиться  с  биографиями  кандидатов  перед  решающим  собеседованием.

     Брешнев сел в кресло и положил папки перед собой. Несколько минут  он сидел, не двигаясь, и молча разглядывал документы на столе. От вороха  папок  с   биографиями   кандидатов   веяло   какой-то   непоколебимой  уверенностью, незыблемостью основ, строгой определенностью будущего, в  котором не  найдется  места  ни  сомнительным  либерал – демократам,  ни  подгнившим «Яблокам»,  ни  развалу  партии  и  страны.  Он  совершенно  отчетливо осознал, что сегодня даст дорогу в будущее людям, которые  удержат страну на краю пропасти и поведут ее к новым трудовым подвигам  и свершениям.

     Удовлетворенно хмыкнув, Леонид Ильич пододвинул к себе  бумаги  и  раскрыл  первую  папку.  С  большой,  в  половину  печатной   страницы  фотографии на него смотрел лысоватый  человек  с  круглым  и  каким-то  простодушным лицом. Подбородок его был слегка приподнят,  а  в  глазах  читалась спокойная уверенность в своих силах.

     «Приятное лицо, – отметил про себя Леонид Ильич.  –  Пожалуй,  на  этого человека в будущем можно будет положиться»...

     Он взял из папки  листок  с  биографией  кандидата  и  вполголоса  прочел:

     – Горбанев Михаил Сергеевич...

 

                                                                            31 декабря 1998 г. – 1 января 1999 г.

 

 

 

С Т О   В О С Е М Ь   –   Д В А

 

 

      Опаздываете, молодой человек. Опаздываете. Мы с вами  на  который  час условились встретиться?  На  половину  двенадцатого.  А  сейчас  сколько? Почти ровно двенадцать. Знаете,  чем  я  отличаюсь  от  своих  студентов? Кгм, кроме возраста, разумеется. Я  контрольные  пятнадцать  минут никого не жду. Ваше счастье, что не пошел в парк гулять. Шиш  бы  вы тогда принесли в вашу редакцию, а не текст интервью.

     Присаживайтесь. Лучше вот сюда, в кресло у журнального столика. А  я с вашего позволения присяду напротив, около камина. Люблю  тепло,  знаете  ли. И чем старше становлюсь, тем больше люблю. Мослы свои стариковские  грею.

     Выпьете  чего-нибудь?   Коньяк,   виски?   Спиртные   напитки  не  употребляете? Гм... Это на работе или  вообще?  Похвально,  похвально.  Воздержание от алкоголя весьма полезно для физического здоровья. Ну, а  для душевного... Впрочем, это... э-э... глубоко индивидуально. Хорошо,  а от  кофе,  я  надеюсь,  не  откажитесь?  Ну,  вот  и   замечательно.  Исторический компромисс поколений достигнут. Так-с, где у нас тут пульт  управления? Ага... Цырлих – манирлих, оп-с! Минут через  пять  кофе  нам  подадут.

     Я,  извините,  запамятовал,  вы   из   какого   издания?  Ах,  из  «Комсомолки»! Очень приятно. Я, дорогой мой, помню те  времена,  когда  ваше издание еще  издавалось  на  бумажных  носителях.  Такие  большие  шелестящие листы, пахнущие типографской краской. Н-да... Нет, все-таки  есть  своя  прелесть  в  печатных   газетах   и   книгах.   Электронные библиотеки – это очень удобно, но – поверьте старику –  человечество  многое  потеряло,  отказавшись от печатных  книг  и  газет.  Исчезло  что-то  неуловимое,  романтическое.  Вы  можете  себе   представить,   какое   это   безумное  удовольствие: читать хороший роман, сидя в мягком  кресле  у  горящего  камина? Эх...

     О, а вот и наш с вами  кофе.  Сахар  и  сливки  вы  уж  сами,  по  вкусу...  Чудо,  а  не  напиток!  Я,   конечно,   в   мои-то  годы  не  злоупотребляю,  но  иногда   позволяю   себе   чуть-чуть   оторваться.  Скучновато все-таки жить строго по медицинским предписаниям, ха-ха...

     Итак,  что  вас  интересует?  А,  ну  да...  Грядет   семидесятая  годовщина Великого  Знамения.  Конечно,  конечно.  Горы  книг,  тысячи  фильмов и все равно людям подавай очевидца. Ну,  а  из  тех,  кто  был  тогда рядом с Гагаровым, почитай, я один и остался... Н-да... Несмотря  на все успехи мировой медицины.

     Что же, дружище, включайте вашу аппаратуру.  Я  готов.  А  беседу  давайте построим так: я рассказываю, а  вы  слушаете  и  пишите.  Если  что-то хотите прояснить дополнительно, прямо по  ходу  моего  монолога  задаете вопрос и я отвечаю. Идет? Ну, и ладненько. Как любил говаривать Юрий  Алексеевич, поехали!

     С чего, говорите, все началось? Со старта, конечно. С  той  самой  стартовой площадки, с которой Гагаров стартовал  в  космос  12  апреля  1961 года.

     Первыми услышали рокот движков  взлетающей  «семерки»  ребята  из  охраны стартового комплекса. Офицеры и солдатики.

     Можете представить себе их ощущения? Был обычный  весенний  день.  Солнышко  пригрело,   степь   украсилась   желто-красными   островками  тюльпанов. Суслики вылезли из своих нор погреться. Тишь  и  благодать.  Так и хочется развалиться на деревянной лавочке  около  испытательного  корпуса,  вытянуть  ноги  и  слегка  вздремнуть  под  этим   высоким  и  пронзительно голубым небом...

     И вдруг... Среди всей этой тишины и благолепия –  натужный  рокот  маршевых двигателей взлетающей ракеты! Грохот –  не  грохот,  а  такое  впечатление, что где-то  совсем  рядом  надуваются  и  тут  же  рвутся  невидимые гигантские паруса. Уши у всех заложило, стекла дрожат. Наряд  в полном составе высыпал из  караулок  наружу...  Ну,  и  для  полноты  картины, дорогой  мой,  представьте  себе  душевное  состояние  людей,  охраняющих стартовый комплекс, с которого уже месяца  два, как не было ни одного старта. Еще минуту назад стартовая  позиция  была совершенно пустой, а теперь над разведенными в  стороны  опорными  мачтами на высоте примерно пятисот метров зависла бело-черная  громада  «семерки» с работающими маршевыми двигателями.  И  на  глазах  у  всех  эта неизвестно откуда взявшаяся ракета начинает подъем, постепенно  уходит  вверх, утягивая за собой в высь пушистый  белесый  хвост  отработанных  газов.

     Минуты две и солдаты,  и  их  командиры  стоят  раскрыв  рты  от  удивления,  пялятся  на  улетающий  носитель  и  силятся  понять,  что  же, так его и растак, происходит. А  тут  еще  сама  собой  включается  громкоговорящая связь и чей-то  голос  с  легкой  хрипотцой  оповещает  присутствующих:

     – Сто секунд – полет нормальный.  Двигатели  работают  устойчиво. Давление в камерах сгорания в норме.

     А другой голос – молодой и задорный – откликается сквозь треск  и  шелест помех:

     –  Я  –  «Кедр»,  чувствую  себя  хорошо.  Вибрация,   перегрузки  нормальные. Продолжаю полет. Все отлично.

     Капитан,  начальник  караула,  словно   очнувшись,   бросается  к  телефону, рапортовать дежурному по части. Так,  мол,  и  так,  товарищ  майор. Над стартовым комплексом наблюдаем улетающую ракету.

     Дежурный по части фыркает в  ответ  и  предлагает  начкару  пойти  проспаться, если он не хочет получить неприятностей на полную катушку.  «Товарищ майор, – лепечет несчастный капитан, – а разве вы не  слышите  грохот?» Тут майор, наконец, смекает,  что  пару  минут  до  его  ушей  действительно  доносится  какой-то  отдаленный  рокот.  «Так   это, наверное,  на  соседней площадке  двигатели  испытывают»,  –  догадывается  майор.  Умница,  недаром   военную   академию   окончил.    Сообразительный.   И  чтобы  окончательно  поставить   на   место   запаниковавшего   начкара,  наш  сообразительный майор распахивает окно и по пояс высовывается  наружу.  Чтобы лично, то есть, убедиться в правоте своих слов. Высовывается  из  окна – и так и замирает, вцепившись пальцами в подоконник и отвесив от  удивления челюсть.  Потому  что  своими  глазами  видит  уносящуюся  в  космические дали «семерку».

     Ну, а  потом  доклады  о  несанкционированном  ракетном  пуске  с  Байконура пошли уже косяками. Во все вышестоящие инстанции пошли. И когда третья ступень  ракеты  вытащила  полезную нагрузку на орбиту, наши наблюдательные пункты от  Казахстана  и до  Дальнего  Востока  уже  четко  взяли   под   свой   перекрестный  радиоконтроль отделившийся от носителя космический  аппарат.  Взять-то  взяли, но никто ничего понять не может: откуда на  околоземной  орбите  мог появиться космический аппарат типа «Восток»  образца  шестидесятых  годов прошлого века?

     Вот  тут  и  возникла  та  самая  мучительная  пауза,  когда  все  понимают, что дело неладно, а доложить руководству в Москву, на  самый  верх, никто не решается. Мистика ведь, если вдуматься. Чертовщина. Как о  таком  можно  докладывать?

     Не поверите, друг мой, но первыми руководству  страны  о  летящем  над планетой объекте сообщили наши соседи,  китайцы.  Посол  Китайской  Народной Республики Сунь –  Не  помню  что  –  в  чай  позвонил  лично  министру иностранных дел России  и  выразил  глубокую  признательность  премьер-министра  КНР  и  всего  китайского  народа  за  те  сердечные  поздравления с борта пролетающего нового спутника, которые только  что  были переданы по теле– и радиоканалам  его  страны,  прервав  на  целых  полминуты  вещание   на   всех   без   исключения   государственных  и  коммерческих каналах. Наш министр  что-то  промямлил  в  ответ,  вытер  носовым платком внезапно вспотевший лоб и по внутренней связи  тут  же  связался с Президентом. Так, мол, и так  Владимир  Владимирович.  Наши  ракетчики запустили в космос какую-то металлическую дуру, которая летит  сейчас  над  Китаем и передает здравницы дружественному китайскому народу.

     Ну, а реакцию Президента  вы,  надеюсь,  себе  представляете?  Я,  кстати, о том,  что  происходило  в  те  минуты  в  Кремле,  узнал  от  помощника Президента, именно в тот момент  зашедшего  в  президентский  кабинет с  ворохом  бумаг,  на  которые  срочно  нужно  было  наложить  резолюции  лидера  страны.  Много  позднее,  на  отдыхе  в   сочинском  санатории,   бывший помощник Президента и рассказал мне за рюмочкой чая о том, что сам видел и слышал в то памятное для всех нас утро.

     Что же делает наш Президент, выслушав министра  иностранных  дел?  Он тут же связывается по видеосвязи с главой  оборонного  ведомства  и  директором российского космического  агентства.  Так  и  так,  что  за  шутки, мужики? Я понимаю, что апрель месяц, но уже  далеко  не  первое  число и шутить так, да еще в международном масштабе...

     Министр обороны молчит, как будто только что отобедал собственным  языком, а директор космического агентства Лоптев, потея  от  волнения,  начинает лепетать что-то о том, что такое в  принципе  невозможно,  но  если Владимир Владимирович даст указание, то центр управления  полетом  немедля разберется и  виновные  будут  строго  наказаны.  «Разберитесь  и доложите»,  –  Президент  отключает  видеосвязь  и  задумчиво  чешет  затылок. Вот только несанкционированных ракетных пусков стране  в  год  очередных парламентских выборов и не хватало. Гм, можно представить,  как много «приятных» слов скажет о способности  власти  контролировать  ситуацию в  России  оппозиция  в  лице  известного  демагога  Геннадий  Гюзанова и острой на язык Ирины Махакады.

     Но   до   конца   проанализировать    политические    последствия  несанкционированного пуска Президент так и не успел. Телефон  «красной  линии» разразился пронзительной трелью.

     – Доброе утро, господин Президент, – голос  заокеанского  коллеги  звучал как всегда слегка иронично. – Я правильно информирован?  У  вас  ведь сейчас утро?

     –  Совершенно  верно,  господин  Президент,   –   с   готовностью  откликнулся российский лидер. – Вас правильно проинформировали. У  нас  сейчас действительно утро. Солнечное и безоблачное.

     – Это просто замечательно,  что  утро  над Москвой безоблачное,  –  в  голосе  заморского друга чуть-чуть прибавилось  яда.  –  Возможно,  отсутствие  облаков даст возможность вашей системе ракетного контроля  разглядеть,  что двадцать минут назад с Байконура  осуществлен  несанкционированный  ракетный  пуск.   Космический   аппарат   сейчас   летит   где-то  над  Юго-Восточной Азией.

     – Я уже в курсе, господин  Президент,  –  немедля  парировал  наш  руководитель. – Мы постараемся как можно более точно определить орбиту  этого космического тела и сразу же поставим вас в известность...

     – Не утруждайте своих людей, – с откровенной издевкой  перебивает  Владимира Владимировича  американский  визави.  –  Мы  уже  знаем  все  орбитальные  характеристики  вашего...  э...   изделия.   Удаление  от  поверхности Земли от 175 до 302 километров,  период  обращения  вокруг  планеты примерно 89 минут и наклонение  орбиты  к  экватору  около  65  градусов. Вес космического объекта наши специалисты оценили в четыре с  половиной тонны.

     – Спасибо, господин Президент. Ваши космические службы  сработали  оперативно и заслуживают похвалы. Уверен, что вы воздадите им должное.

     – Я надеюсь, – ледяным тоном изрекает собеседник из-за океана, – что работа ваших космических  служб  тоже  получит  достойную  оценку.  Все-таки, мистер  Президент,  мы  с  вами  живем  в  ядерную  эпоху  и  несанкционированный ракетный пуск с вашей территории –  это  не  самое  лучшее известие, которое я хотел бы получить среди ночи.

     Трубка ложится на рычаг телефона, и Президент поднимает взгляд  на  замершего у стола своего помощника:

     – Кто мне объяснит, что сейчас происходит в космосе?

     Интонации голоса Президента не предвещают ничего хорошего. Бедный  помощник, который, разумеется,  совершенно  не  в  курсе  происходящих  событий, уже было раскрывает рот, чтобы  хоть  как-то  оправдаться  за  врожденную нерадивость российского аппарата управления, когда  в  углу  кабинета вдруг сам собой включается телевизор.

     Сначала на экране  несколько  секунд  видна  только  серая  сетка  помех, а потом возникает яркая цветная фотография  Кремля  со  стороны  Москвы-реки и надпись «Интервидение», похожая на огромную ярко-красную  радугу, раскинувшуюся в бирюзовом небе над кремлевскими башнями.

     – Что за ерунда, – рука Президента тянется  к  пульту  управления  телевизором.

     – Внимание, товарищи!  –  голос  с  телеэкрана  звучит  громко  и  торжественно. – Говорит Москва! Работают все  радиостанции  Советского  Союза, Центральное телевидение, все системы дальней космической связи.

     Помощник Президента потом клялся и божился мне, что он сразу же узнал голос  диктора  Юрия  Левитанцева.  Того  самого  Левитанцева,   который  был  диктором на советском радио в военные и послевоенные годы  и  которому  выпало первым известить  мир  о  наших  космических  победах.  Кстати,  Левитанцев, дорогой мой, умер  еще  в  семидесятых  или  восьмидесятых  годах прошлого века.

     – Передаем сообщение ТАСС, – сказал голос из глубины экрана, –  о  первом в мире полете человека в космическое  пространство.  Сегодня  в  Советском  Союзе  выведен  на  орбиту  вокруг  Земли   первый  в  мире  космический   корабль-спутник   «Восток»   с   человеком   на   борту.  Пилотом-космонавтом космического  корабля-спутника  «Восток»  является  гражданин Союза  Советских  Социалистических  Республик  летчик – майор  Гагаров Юрий Алексеевич.

     Президент  России  обхватил  голову  руками  и  растерянно  потер  пальцами виски:

     – Чепуха какая-то... Какой Советский Союз? Какое  «Интервидение»?  Какой еще «Восток» с Гагаровым? Да что же это такое творится в стране,  а?!

     Телефон «кремлевки» зазвонил снова.  Президент  поднес  трубку  к  уху.

     – Это с-снова й-я, – министр иностранных дел был явно обескуражен  и даже начал заикаться. – Эта штука прошла  над  Вьетнамом  и  Лаосом.  А сейчас летит над Тихим океаном и по всем каналам  телевидения  и  радио  передает привет рабочему классу Австралии, борющемуся с капитализмом и  компрадорской буржуазией...

     Вот так оно, примерно, все и было там, в верхах, дорогой мой. Мы,  простые российские  граждане,  конечно,  обо  всех  этих  политических  нюансах тогда не знали. Мне исполнилось двадцать восемь лет. Я работал  сменным дежурным в центре управления полетом в Подмосковье.  Ну,  и  в  тот день как раз была моя смена.

     То весеннее утро началось в  ЦУПе  очень  спокойно  и  совершенно  обыденно. На  международной  космической  станции  болтался  очередной  российско-американский  экипаж.  Стартов  грузовых  или   пилотируемых  кораблей в ближайшие полтора месяца не ожидалось. Выходов  космонавтов  за пределы станции и стыковок – тоже. Рутина, в общем. Скука. Я,  сидя  за монитором, книжку читаю.  Петя  Горбатов  с  Лехой  Андриевским  на  щелбаны  в  шахматишки   сражаются.   А   Леночка   перед   зеркальцем  экспериментирует с новой губной помадой.

     И представляете, какой переполох начался,  когда  в  большой  зал  центра управления около десяти  часов  утра  ввалилась  шумная  толпа:  руководители космического агентства, конструкторы из  НПО  «Энергия»  и  командиры отряда космонавтов? Да, дорогой мой, вот так  все  скопом  и  ввалились. Глаза выпучены, руками размахивают, орут друг на друга.

     А я ничего понять не могу. Верчу  головой,  пытаясь  разобраться,  что  происходит.  Туго  начинаю  соображать,  что  в   космосе  что-то  случилось. Но, слава Богу, не на космической станции.

     –    Валера,    –    ко     мне     подбегает    растрепанный  и  возбужденный замначальника нашего центра Благинов, – ну-ка, настраивай  всю нашу радиоаппаратуру на частоту 143 мегагерца. Быстро!

     – Да что случилось-то, Виктор Николаевич? – я пытаюсь разобраться  в ситуации.

     – Потом, потом объясню, – Благинов отмахивается от  меня  как  от  надоедливой мухи. – Переключай  аппаратуру  на  ультракороткие  волны,  говорю!

     Засуетились мои ребята, забегали. Переключились.

     Благинов тут же берет микрофон в руки:    

  – «Кедр», я «Заря». Как слышите меня, «Кедр»?

     Леночка скептически улыбнулась, Петька Горбатов украдкой покрутил  пальцем у виска. Чудит, мол, начальство.

     – «Кедр», я «Заря», – настойчиво повторил Благинов. – Прием!

     Толпа космических руководителей притихла и сгрудилась  за  спиной  Виктора Николаевича.

     В динамиках что-то кашлянуло, скрипнуло и далекий голос произнес:

     – «Кедр» на связи. Слышу вас хорошо.

     – Как самочувствие, «Кедр»? –  я  видел,  что  пальцы  Благинова,  сжимающие микрофон, побелели от напряжения.

     – Самочувствие хорошее, настроение бодрое. В  иллюминатор  хорошо  вижу Южную Америку.

     – Где  сейчас  должен  быть  объект?  –  Благинов  прикрыл  рукой  микрофон и повернулся к кому-то из отряда космонавтов.

     – Да там и должен быть. Как раз над Южной Америкой.

     Благинов снова поднес микрофон к губам:

     – «Кедр», проводим психологические тесты. Приготовьтесь.

     – Понял, «Заря». Готовность к тестам подтверждаю.

     – Ваше имя, отчество, фамилия?

     – Гагаров Юрий Алексеевич.

     – Ваше звание?

     Секундная пауза и ответ:

     – Старший лейтенант.

     Мне, кстати, показалось,  что  этот  ответ  прозвучал  как-то  не  совсем уверенно. Но тогда я этому значения не придал.

     – Дата вашего рождения? – Благинов нервно облизал губы.

     – Девятого марта тысяча девятьсот тридцать четвертого года.

     – Все правильно, –  сказал  кто-то  из  толпы.  –  Он  все  точно  ответил! И голос похож!

     – Это еще не доказательство, – тут же возразил еще кто-то.  –  Нужно  подождать пока корабль не приземлится.  Еще  живы  те,  кто  знал  его  лично. Можно будет устроить очную ставку.

     – Господи, – не выдержал я, –  в  конце  концов,  мне  кто-нибудь  объяснит, что здесь происходит?

     –  Над  Землей  сейчас  летит  космический  корабль  «Восток», – с легким смешком сообщили из  толпы.  –  С  космонавтом  Гагаровым  на  борту.

     – С Гагаровым? – у  меня  перехватило  дыхание.  –  С  тем  самым  Гагаровым?

     – С тем самым, – подтвердил Благинов. – Во всяком  случае,  пилот  корабля так себя называет.

     – Бред какой-то, –  хохотнул  я.  –  Гагаров  разбился  во  время  тренировочного полета на самолете  сорок лет назад!

     – Мы тоже так думали, – Благинов нахмурился.  –  До  сегодняшнего  утра.

     – Окончательно все прояснится только  после  посадки,  –  тут  же  заметили из толпы. – Эх, если бы  знать,  в  каком  районе  он  должен  сесть!

     – Без проблем,  –  отозвался  Петька  Горбатов.  Он  слыл  у  нас  знатоком истории космонавтики. – «Восток»  говорите?  С  Гагаровым  на  борту?

     Он почесал пальцем затылок и выдал: