355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Чебаненко » Всё одинаково » Текст книги (страница 6)
Всё одинаково
  • Текст добавлен: 28 декабря 2020, 17:00

Текст книги "Всё одинаково"


Автор книги: Сергей Чебаненко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

     – Ну, ты давай, шагай...– партсекретарь посмотрел на часы и снова  вылез из своего кресла, давая мне понять, что наш разговор закончен.

     Я молча поднялся со стула и шагнул к двери.

     – Кстати, Пупырышкин, – окликнул  меня  секретарь,  когда  я  уже  взялся за дверную ручку. – Ты что это вчера Глазикову за приказ отдал?

     – Двигатели проверить, – ответил я, снова  поворачиваясь  к  нему  лицом. – Перед посадкой...

     – Нет, все-таки не понимаешь ты, товарищ Пупырышкин, основ  нашей  партийной идеологии, – с горечью констатировал  секретарь,  подошел  к  шкафу с книгами, отыскал на полке какой-то синий  с  позолотой  том  и  раскрыл его на заложенной закладкой странице.  –  Вот  тут  наш  Вождь  четверть тысячелетия назад написал совершенно  гениальную  фразу:  «Не  сметь командовать!» Понял теперь? Не сметь!

     Он многозначительно поднял вверх указательный палец.

     – Но я же все-таки командир корабля, – робко начал возражать я. – Как же я могу работать без приказов? Да и по правилам...

     – А ты живи не по правилам, а по линии, – решительно прервал меня  секретарь. – По партийной линии, товарищ Пупырышкин. А партийная линия  сейчас такова: «Не сметь командовать!»

     Я безмолвно  окаменел  у  порога,  совершенно  ошарашенный  таким  поворотом нашей беседы.

     –  А  теперь  за  работу,  товарищ  Пупырышкин,  –  произнес  наш  партийный светоч деловито-озабоченным тоном. – Цели – ясны,  задачи  определены...

     Я вышел в коридор.  Под  стеной  с  рулоном  распечаток  в  руках  покорно маялся, дожидаясь своей очереди на аудиенцию, штурман Попрыгуев.

     – Ты чего тут делаешь? – спросил я, вытирая  платком  выступивший  на лбу пот. По  правилам  корабельного  распорядка  Мишка  должен  был  сейчас замещать меня на капитанском мостике.

     – Да ты же знаешь, Иваныч, – Попрыгуев горько вздохнул. –  Комета  вблизи корабля объявилась. Нам курс срочно изменять надо!

     – Так я же тебе еще вчера разрешил, – я  удивленно  воззрился  на  него. – Валяй, изменяй. И немедленно!

     – Ага, – опасливо покачал головой Мишка и покосился  на  дверь  с  красно-золотистой табличкой. – А как же без санкции парткома?

     Я набрал воздух в грудь, чтобы хотя бы шепотом  произнести  самое  страшное антипартийное ругательство, какое только узнал  за  все  годы  своих странствий в межзвездном пространстве и неформального общения  с  тысячами грузчиков в космических портах разных планет, но не успел.  В  следующее мгновение приблудившаяся  комета  разнесла  наш  корабль  на  мелкие кусочки.

 

                                                                                                 Москва, июнь 1990 года.

 

 

 

 


                                         Д Е Т О Н А Т О Р

 

 

 

     Начало совещания было назначено на  полдень,  но  съезжаться  все  стали уже в  половине  двенадцатого.  Первым  в  сопровождении  ученых  приехал Антропов. Брешнев тяжело поднялся из-за стола, – годы с каждым  днем все больше давали о себе  знать,  –  по партийному  крепко  пожал  протянутую руку председателя КГБ, дружески приобнял  худого  и  тощего  академика Александрина, которого не видел почти полгода –  кажется,  с  самых  новогодних  праздников,  –  приветливо,  но  с   тенью  легкого  высокомерия  кивнул  седовласому  профессору  из   Горького,   фамилию  которого он почему-то все никак не мог запомнить.

     – Ну, что товарищи? – Брешнев  взял  из  малахитового  ящичка  на  письменном столе сигарету и прикурил от спички. Он не любил  зажигалок  и предпочитал всегда носить с собой простой  коробок  со  спичками.  Привезли?

     – Конечно, Леонид Ильич, –  Антропов  широким  жестом  указал  на  небольшой кожаный чемодан у дверей. – Здесь и пленка, и  кинопроектор,  и переносной экран.

     – Вот и прекрасно, – удовлетворенно  закивал  головой  генсек.  – Позабавим  сегодня  фильмом  наших  старцев,  а,  Юрий   Владимирович?  Устанавливайте аппаратуру и располагайтесь поудобнее, товарищи.

     Он отошел к  распахнутому  окну  и,  жмурясь  от  еще  не  жаркого  июньского солнца и, попыхивая сладковато – пряным дымом, с  откровенным  наслаждением принялся рассматривать пейзаж за окном. Правительственная  дача располагалась в одном из самых живописных мест Подмосковья. Слева  от усадьбы, где-то в полутора километрах отсюда, петляла  среди  яркой  зелени полей небольшая, спокойная и  до  прозрачной  голубизны  чистая  речушка. Справа, раскинувшись едва ли не до  самого  горизонта,  дышал  прохладой коричневато – зеленый палас соснового бора.

     «После совещания обязательно схожу прогуляться к речке», –  решил  Брешнев и аккуратно сбил пепел с конца сигареты в  хрустальный  цветок  пепельницы на подоконнике. – «Осточертело работать даже  по  выходным.  Работа – не волк... Н-да... Хотя нынешнее дело, конечно, совершенно не  терпит отлагательства»...

     У ворот дачи, которые из окон кабинета  Леонида  Ильича  были  не  видны, требовательно загудел клаксон автомобиля. Секундой  позже  едва  слышно зажужжал электромотор, открывая входные запоры.

     «Ну,  вот  кто-то  уже  приехал»,  –  Брешнев  оперся  руками  на  мраморную  плиту  подоконника.  –  «Подтянув  штаны,  собирается  наша  гвардия»...

     Он выглянул из  окна.  Кабинет  был  расположен  на  втором этаже и  асфальтовая  дорожка,  которая  протянулась  от  самых  въездных ворот до крыльца дома, от угла здания просматривалась хорошо.  Сейчас по  дорожке  размеренно  и  неторопливо  шагал  к  даче  Андрей  Андреевич Громыло, член Политбюро и министр  иностранных  дел.  Леонид  Ильич отметил, что несмотря на теплый  воскресный  день  дипломат  был  одет в деловой темный костюм и безукоризненно белую рубашку. Увидев  в  окне фигуру Брешнева, Громыло улыбнулся и помахал рукой. Леонид  Ильич  в ответ тоже приподнял ладонь.

     «Андрюша как всегда  молодцом  держится»,  –  подумал  Брешнев  с  легкой завистью, провожая долгим взглядом поднимающегося по ступенькам  на крыльцо  Громыло.  –  «Насколько  он  меня  младше?  Года  на  три,  помнится? А выглядит-то намного моложе... Н-да...  Молодчина...  Хотя,  если толком разобраться, какие у него там, в МИДе, могут быть  нагрузки?  Ну, принял посла, ну, направил очередную ноту этому засранцу Кортеру и всего-то дел! Курорт, да и только! Санаторий! Нет, братец, а вот  ты  попаши как я. С самого утречка и до  заката!  Пока  ты  по  заграницам  летаешь, мы тут, знаешь ли, в родном дерьме копошимся. А наше говнецо,  Андрюша,  –  не  целебные европейские  грязи,  от  него  здоровья  не  прибывает. Да и на войне ты, дорогой мой  Андрей  Андреевич,  не  был.  Отсиделся  за  сталинской  спиной,  пока  другие  кровушку  за  Родину  проливали, да... Фронтовой окоп – это тебе, брат  Андрюша,  не  мягкие  кресла в президентских дворцах, не Ливадии и не Потсдамы»...

     Он погасил окурок в пепельнице и обернулся к гостям:

     – Ну, как, товарищи? Готово?

     –  Готово,  Леонид  Ильич,  –   кивнул   большой   лысой  головой  академик Александрин. Кинопроектор установили на дальний конец  стола,  белоснежный квадрат экрана закрепили на шторе соседнего окна.

     – Угу, – удовлетворенно мурлыкнул себе под нос Брешнев,  вернулся  к рабочему столу и сообщил Антропову:

     – Юра, сейчас подъедут члены Политбюро – и сразу же начнем. А вы,  товарищи, – генсек перевел взгляд на Александрина и Пятницкого, – пока  подождите в приемной. Чайку  попейте,  кофе...  Ну,  а  потом  мы  вас  пригласим.

     Руководители партии и  страны  –  кроме  Громыло,  который  везде  появлялся минут на десять – пятнадцать раньше обусловленного срока,  прибыли  почти  одновременно.  Сначала  в  дверях  кабинета   появился  запыхавшийся то ли от слишком быстрой  ходьбы,  то  ли  от  очередного  астматического обострения  секретарь  ЦК  КПСС  Костя  Червенко.  Потом  вместе вошли вальяжно – официозные Косыгов и Устинин. Устинин  приехал  в парадном маршальском мундире, а Косыгов – в  темно-синем  костюме  тройке: где-то в Москве были на торжественном совещании у  оборонщиков  и отправились на дачу прямо из почетного президиума.  Один  за  другим  подъехали Киряленко и «националы» – Конаев, Щербацкий и Пяльше.

     – Все в  сборе?  –  Леонид  Ильич  окинул  внимательным  взглядом  рассевшихся за длинным столом членов Политбюро.

     – Суслина еще нет,  –  сообщил  Червенко.  –  Хотя  его  помощник  сказал, что Михаил Андреевич  давно  уже  выехал...  Не  случилось  бы  чего...

     – Костя, ты что, не знаешь, как Миша ездит?  –  Брешнев  удивленно  изогнул правую бровь. – Хорошо, если он к ужину сюда поспеет...

     Сидящие за столом члены и  кандидаты  в  члены  Политбюро  весело  заулыбались.   Черепашья   скорость,   с   которой   передвигались  по  автомобильным дорогам машины, в которых ездил Михаил Андреевич,  стала  уже притчей во языцех для всех работников ЦК КПСС. После прошлогоднего  инфаркта миокарда главный  идеолог  партии  стал  почему-то  панически  бояться сквозняков, инфекций и автомобильных аварий, и поэтому  строго  настрого запретил своим шоферам ездить со скоростью  выше  шестидесяти  километров в час. В то время, как ослепительно – черные машины  членов  Политбюро с ветерком мчались по середине дороги,  отжимая  на  обочину  разноцветные  «запорожцы»  и  «жигули»  простых   советских   граждан,  автомобиль Суслина тащился в общем потоке с медлительностью беременной  черепахи. Ждать приезда Михаила Андреевича действительно можно было  и  через час, и через полтора.

     – А без Михаила Андреевича нельзя  начать?  –  осторожно  спросил  Конаев и кивнул на кинопроектор на дальнем конце стола. –  Опять  кино  смотреть будем?

     – Ну,  да,  –  на  лице  Громыло  появилась  скептическая  кривая  ухмылка,  –  снова  Тарковский  или  Герман  что-нибудь  отчубучили...  Очередная идеологическая диверсия...

     – Нам в  воскресный  день  только  идеологических  проблем  и  не  хватает, –  обронил  Пяльше,  откровенно  позевывая,  и  повернулся  к  Брешневу:

     – Леонид Ильич, фильм-то хоть интересный или опять заумь? А то  у  моей племянницы сегодня юбилей...

     – Фильм интересный, – сдержанно произнес Брешнев и откашлялся. – Такой интересный, что ты,  дорогой  Арвид  Янович,  и  про  племянницу  забудешь, и про собственную жену... Правда, Юрий Владимирович?

     – Совершенно верно, Леонид Ильич, – за стеклами  очков  Антропова  блеснула  веселая  искорка.  –  Кинопленочка  оч-чень   занимательная,  товарищи... И идеологии в ней – будь здоров!

     – Вот так то, – Брешнев сплел руки  на  животе.  –  Так  что  без  Суслина не начнем, даже и не просите... Будем ждать Мишу хоть полчаса,  хоть час. А пока давайте, что ли, по  пять  капель,  а?  У  меня  тут,  кстати, коньячок есть весьма и весьма занятный. Подарок товарища Марша Жорже.

     – А почему бы и нет? – по-военному молодцевато  крякнул  Устинин.  Став министром обороны пару лет назад, он постепенно  –  сам  того  не  замечая, –  стал  копировать  интонации  и  привычки  подчиненных  ему  маршалов и генералов. – Чего время-то зря терять? Думаю, что полчасика  Михаил Андреич нам точно уж подарит!

     Однако не прошло и десяти минут, как Суслин, ни капли не смущаясь  за свое опоздание, занял место за столом по правую руку от Генсека. Он  бросил недовольный взгляд на почти  опустевшую  коньячную  бутылку  на  столе и брезгливо поморщился. Застолий и выпивок Михаил  Андреевич  не  любил и участившихся в последние годы инициатив товарищей по Политбюро  в этом вопросе решительно не одобрял.

     – О, вот теперь все в сборе, –  констатировал  Брешнев,  поерзал,  устраиваясь поудобнее в кресле во главе стола, и сказал:

     – Сегодня, товарищи, планового заседания Политбюро  не  будет.  В  том смысле, что не будет в его официальной части.  Протокол  и  запись  вести мы тоже не будем. Хотя вопрос нам сейчас  предстоит  рассмотреть  очень важный и касаться он будет всех нас.

     Он обвел своим тяжелым взглядом присутствующих.  Члены  Политбюро  притихли и смотрели на Генсека, не отрывая от его лица  настороженных  глаз.

     «Ну, что же вы приумолкли, живчики?  –  подумал  Леонид  Ильич  с  едва  скрываемым  злорадством.  –  Неужто  своими  носиками   жаренное  учуяли?  Запашок  наших  давно  забытых  партийных  склок,  гм...  Да,  тринадцать лет, которые  прошли  после  чудачеств  Никитки,  и  впрямь  расслабили  вас,  хлопчики  мои  дорогие...  Обросли   вы   жирком-то,  разленились... Хотя пальчик в рот я бы  вам,  конечно,  и  сегодня  не  положил бы. Н-да...»

     Он всем  корпусом  повернулся  к  сидевшему  справа  около  стены  Червенко:

     – Костя, там в соседней комнате академик Александрин с  товарищем  маются. Ну-ка, пригласи их сюда, будь добр.

     Червенко молча кивнул, бесшумно исчез за  дверями  в  приемную  и  через пару минут вернулся вместе с гостями.

     Брешнев кашлянул в кулак и произнес:

     – Президента нашей Академии Наук Анатолия Петровича  Александрина  вам, товарищи, конечно, представлять не надо.  А  сопровождающий  его  товарищ – это директор Радиоастрономической обсерватории  из  Горького  профессор... Э-э... Троц… Тьфу ты! Троицкий.

     – Пятницкий, – сдавленным шепотом поправил седовласый профессор и  залился краской, как будто вдруг застеснялся  собственной  фамилии. – Моя фамилия Пятницкий, Леонид Ильич.

     – Э, да? – густые брови генсека виновато взметнулись вверх. – Да,  точно ведь – профессор Пятницкий. Э-э... Сейчас товарищи  покажут  нам  свою пленку, а  потом  мы  с  вами  ее  обсудим.  Начинайте,  Анатолий  Петрович.

     – Одну минутку, Леонид Ильич, – Александрин повернулся к сидевшим  за столом членам Политбюро. –  Я  позволю  себе,  уважаемые  товарищи,  перед началом показа дать вам некоторые пояснения. Фильм начинается  с  середины,  буквально  с  полуслова,  и  на  полуслове  же  обрывается.  Собственно,   это    даже    не    целый    фильм,    а   своего  рода  тридцатипятиминутный фрагмент записи принятой сотрудниками  профессора  Пятницкого телепередачи...

     – Начинай,  начинай,  Анатолий  Петрович,  –  Брешнев  недовольно  поморщился и нетерпеливо  махнул  рукой.  –  Потом  с  этими  нюансами  разберемся...

     Александрин кивнул профессору  из  Горького  и  тот  стремительно  метнулся к кинопроектору. Минуту спустя на  развешенном  белом  экране  замелькали цветные пятна, которые постепенно сложились в отчетливое  и  контрастное изображение.

     В центре экрана появился одетый в  синюю  мантию  с  серебристыми  звездами и заостренный колпак мужчина с черными, как смоль усами,  чуть  свисающими за уголки рта.  Справа  от  него  на  крохотной  деревянной  табуретке восседал маленький розовый игрушечный  поросенок  с  круглой  головой и курносо вздернутым пятачком, а по левую руку  –  симпатичный  серый зайчонок с большими ушами и  глазами-пуговками.  Секунду  спустя  вслед за изображением  прорезался и звук.

     – ...И пусть  ребята  нам  об  этом  напишут,  Рахат  Лукумыч,  – пропищал смешным человеческим голоском розовощекий поросенок.

     – Правильно, Хрюша, – на лице усатого  мужчины  появилась  добрая  улыбка, которая явно адресовалась зрителям. –  Мы  ждем  ваших  писем,  дорогие друзья!

     – И еще пусть мальчики и девочки  пришлют  нам  свои  рисунки!  засуетился серый зайчонок и смешно зашевелил ушами.

     – Конечно,  Степашка,  –  блеснув  веселыми  глазами,  согласился  мужчина в мантии и колпаке. – А теперь давайте пожелаем  всем  ребятам  спокойной ночи!

     – Спокойной ночи, мальчики и девочки! – хором сказали поросенок и  зайчонок.

     Изображение  веселой  троицы  сменилось   цветным   мультфильмом.  Бесформенные комочки замелькали на экране, складываясь то в похожую на  мост радугу, то в качающуюся игрушечную лошадку или уезжающий в  глубь  экрана  паровозик  с  открытыми  вагончиками.  За   кадром   зазвучала  колыбельная песня:

     – Баю-бай, должны все люди ночью спать.

       Баю-баю, завтра будет день опять...

     – Это шо за хренотень? – недовольно фыркнул  Червенко.  Остальные  члены Политбюро тоже устремили удивленные взгляды на ученых.

     – Это передача «Спокойной  ночи,  дети!»,  –  бесцветным  голосом  поспешил разъяснить академик Александрин.  –  Точнее,  ее  завершающая  часть. Сейчас  будет  пятиминутный  рекламный  блок,  а  затем  пойдет  основной сюжет.

     На экране быстро промелькнули титры детской передачи, а потом под  энергичные музыкальные аккорды  вдруг  рассыпались  неизвестно  откуда  взявшиеся цветные кубики, тут же,  впрочем,  сложившиеся  в  цветастое  слово «Реклама».

     Симпатичная белокурая женщина стояла  в  окружении  ощетинившихся  микрофонами тележурналистов:

     – ...И поэтому я выбираю...

     – Какие?! – нетерпеливо  спросил  присевший  у  ее  ног  кудрявый  журналист со съехавшими на кончик носа очками.

     – «Лимонте»! – сказала женщина и широко улыбнулась.

     – Колготки «Лимонте», –  произнес  мужской  голос  за  кадром,  лучший выбор для вас!

     – К-гу, – Киряленко громко кашлянул. – И где это снимали?

     Вопрос остался без ответа. Все были увлечены зрелищем на экране.

     – Арци – кола – наша кола! – произнес задорный голос  за  кадром.  На экране  замелькали  одна  за  другой  одетые  в  костюм  Снегурочки  симпатичные девушки. Последней появилась совсем еще юная негритянка  в  серебристом белом парике и голубенькой шубке, которая тут же с озорной  миной на лице показала зрителям розовый язычок. – Кто не знает  –  тот  отдыхает!

     – Н-да, – произнес с непонятной интонацией  Косыгов,  не  отрывая  глаз от экрана.

     На белом полотне экрана теперь возникло  изображение  симпатичной  молодой девушки, которая, слегка смущаясь, сказала:

     – Однажды моя подружка пригласила  меня  покататься  на  роликах.  «Хорошо», – согласилась я. –  «Но  давай  как-нибудь  в  другой  раз».  «Почему?» – удивилась подружка. «Ну, у меня, понимаешь, такой  день», – сказала я. «Пустяки», – сказала подружка. – «Попробуй Олбейс – ультра».

     – Олбейс – ультра – надежная защита  на  каждый  день,  –  сообщил  голос  за  кадром.  –  Гигиенические  прокладки  «Олбейс  –  ультра»  с  крылышками гарантируют чистоту вашего белья всегда!

     – М-м, – Щербацкий замычал, как-будто подавился. –  Это  они  что  имеют в виду?

     – Именно это они и имеют в виду, – сказал  Громыло  с  насмешливой  интонацией. – В то время, как наши женщины пользуются ватой, на Западе  уже давно используют специальные гигиенические прокладки...

     – Что за бесстыдство! – взорвался Суслин. –  Какая  студия  сняла  эту галиматью?!

     – Ты, смотри, Михаил Андреич, смотри, – Брешнев с явным интересом  наблюдал за реакцией коллег. Он с  улыбкой  вспомнил,  как  реагировал  сам, когда  Антропов  впервые  показал  ему  фильм  три  дня  назад  в  кремлевском кабинете. – Обсуждать будем после завершения сеанса.

     На  экране  появилось  изображение  часов.   Секундная   стрелка,  скачками перепрыгивая  с  одной  отметки  на  другую,  приближалась  к  отметке двенадцать. Малая часовая стрелка упиралась острым  носиком  в  цифру "9". За кадром звучали  какие-то  голоса,  приглушенная  музыка,  клаксоны автомобилей.  Зашумели  помехи  и  молодой  голос  совершенно  отчетливо произнес:

     – Поехали!

     – Гагаров, – отметил Устинин, ни к кому конкретно  не  обращаясь.  Он   любил   изредка   пощеголять   на   заседаниях   Политбюро  своей  осведомленностью в вопросах космонавтики и военной техники.  –  Запись  со старта.

     На белом полотне экрана вновь  замелькали  пятна,  буквы  и  едва  узнаваемые силуэты. Мелькнула поднимающаяся со старта ракета,  летящий  среди звезд космонавт в каком-то  смешном  кресле,  ползущие  по  полю  комбайны, бегущие за  танком  солдаты...  Большие  буквы  сложились  в  надпись «Время».

     – Информационная программа, – бесцветным голосом заметил  Пяльше.  – Новая заставка, что ли?

     На экране появился симпатичный молодой человек в  темно  –  сером  костюме. В левом углу над его головой строчкой шла надпись  «Время»  25 декабря", а  внизу,  параллельно  обрезу  экрана,  возникла  голубая  полоска с белой надписью «Кирилл Клементьев».

     – Добрый вечер! – произнес молодой человек.  –  В  студии  Кирилл  Клементьев с информацией о важнейших событиях нынешнего дня.

     Он на мгновение опустил глаза на лист бумаги перед собой, а затем  продолжил:

     – Сегодня утром Президент России Борис Ельнин вернулся  в  Кремль  из  санаторного  комплекса  «Горки  –   девять»,   где   он   проходил  реабилитацию после воспаления легких. Сегодня же Борис  Ельнин  принял  премьера Евгения Примукова и министра  иностранных  дел  России  Игоря  Иванина  и  имел  с  ними  длительную  беседу  о   практических  шагах  российской дипломатии в разрешении кризиса на Балканах.

     На экране появился высокий седой человек с одутловатым нездоровым  лицом, поочередно пожимающий руки плотному пожилому мужчине  с  узкими  щелями глаз за стеклами очков в едва  заметной  легкой  оправе  и  его  спутнику средних лет с заостренным  лицом  и  почти  совершенно  лысой  головой. Следующий кадр запечатлел всю троицу  за  длинным  столом  из  светлого дерева. За спиной  седовласого  мужчины  на  стене  был  ясно  различим бело-сине-красный полосатый флаг и эмблема двуглавого орла.

     – Была подчеркнута заинтересованность  России  в  мирном  решении  балканской проблемы, – продолжал голос молодого человека за кадром.  Борис Ельнин высказался за политическое решение сербско  –  албанского  конфликта в Косово.

     – Государственная Дума, – на экране вновь  появилось  изображение  Кирилла Клементьева,  –  сегодня  продолжила  рассмотрение  вопроса  о  ратификации большого договора с Украиной. Из всех фракций  определенно  негативную позицию заняла только фракция ЛДПР.

     Лицо комментатора  сменилось  изображением  стоящего  на  трибуне  мужчины с широким лицом,  нахмуренными  бровями  и  властно  поджатыми  губами. За секунду до того как мужчина начал  говорить,  внизу  экрана  появилась надпись «Владимир  Жариновский,  председатель  Либерально  демократической партии России»:

     – Фракция ЛДПР будет голосовать против договора. Это  однозначно!  Пусть Украина отдаст город русской славы  –  Севастополь!  Пусть  Киев  сначала решит вопрос с Черноморским флотом!

     На экране вновь возникло молодое лицо комментатора:

     – Однако либерал – демократы сегодня остались в явном  меньшинстве.  За ратификацию договора с Украиной высказались все крупнейшие  фракции  Думы: коммунисты, «Наш дом – Россия», «Яблоко».

     С экрана на зрителя взглянул плотно сбитый  немолодой  человек  с  круглым лицом и  бородавкой  на  лбу.  Внизу  изображения  высветилась  надпись: «Геннадий  Гюзанов,  председатель   Коммунистической   партии  Российской Федерации»:

     –  КПРФ  и  все  оппозиционные  народно  –   патриотические  силы  единодушно голосовали за договор  с  Украиной.  Мы  считаем,  что  это  первый шаг на пути возрождения союза братских народов. И, прежде  всего, -братских славянских народов.

     – А Президент Украины Леонид Кочма сегодня вылетел с  официальным  визитом в Туркменистан,  –  на  экране  невысокого  роста  рыжеволосый  человек с прямым носом и глубоко посажеными глазами обнимался у трапа  самолета с полным  седовласым  мужчиной  со  смуглым  лицом.  –  После  завершения встречи президент Туркмении Сапармурад Ниядов  заявил,  что  впервые  за  последние  полтора  года   достигнута   договоренность  о  бесперебойной поставке туркменского газа в Украину.

     – Вопросы транспортировки газа в Европу  были  сегодня  в  центре  внимания и  на  рабочей  встрече  президентов  Грузии  и  Азербайджана  Эдуарда Шеварнидзе  и  Гейдара  Абиева,  –  продолжал  комментатор.  Подписан также ряд соглашений об упрощении  таможенного  режима  между  двумя странами.

     –  Первый  вице-премьер  Правительства   России   Юрий   Масляков  встретился сегодня с представителями промышленной элиты  России.  Было  заявлено, что хотя правительство и не пойдет на пересмотр  результатов  приватизации в России, новый Кабинет  Министров  будет  готов  оказать  определенную поддержку крупным  промышленным  предприятиям.

     Изображение сидящих в большом зале людей  сменилось  промышленным  пейзажем. На рельсах стояли несколько товарных  вагонов,  за  которыми  угадывались контуры промышленных  заводских  корпусов  с  уходящими  в  низко хмурое небо трубами.

     –  А  в  Красноярском  крае  продолжается  бессрочная  забастовка  работников машиностроительного завода. Основное требование бастующих погашение задолженности  по  заработной  плате.  Сегодня  утром  после  митинга у здания краевой администрации  к  бастующим  машиностроителям  присоединились учителя девяти  школ  Красноярска,  которые  не  видели  зарплаты с августа нынешнего года.

     – У меня трое детей, – сказала с экрана  полная  женщина  средних  лет со слегка растрепанными волосами и красными заплаканными  глазами.  – Чем кормить детей не знаю... Денег нет...

     За спиной женщины развивался красный транспарант  с  белой  косой  надписью «Голодный учитель – позор для страны!»

     – На этой неделе в Санкт – Петербурге завершился подсчет голосов,  отданных за представителей различных политических сил на  выборах.  Как  сообщалось, ранее, по количеству депутатов,  проведенных  в  городскую  думу, лидирует движение «Яблоко».  На  втором  месте  –  представители  Коммунистической партии Российской Федерации.

     – И сколько же там партий в этом самом Санкт –  Петербурге?  –  с  металлом в голосе осведомился Суслин.

     На экране появилось изображение  летящей  в  космосе  над  Землей  многозвенной конструкции.

     –  Продолжается  полет  орбитального  научного  комплекса  «Мир».  Учитывая тот факт, что «Мир» работает на орбите уже  почти  тринадцать  лет и ресурс многих  бортовых  систем  исчерпан,  предполагается,  что  летом будущего года орбитальный  комплекс  будет  спущен  на  Землю  и  затоплен  в  акватории  Тихого  океана.  Сегодня  в  Звездном  городке  журналистам был представлен последний экипаж для полета на орбитальный  комплекс «Мир». В состав экипажа  вошли  российский  космонавт  Виктор  Афанасьин, словацкий космонавт Иван Бемма и космонавт –  исследователь  из Франции Жан-Клод Эльерре.

     Устинин закашлялся. До весны прошлого года он в Политбюро отвечал  за космическую программу, и сейчас едва сдержался от комментариев.

     –  Нынешним  утром  заставы  российских   пограничников   на  юге  Таджикистана были атакованы боевиками афганского  движения  «Талибан».  В результате  ожесточенного  двухчасового  вооруженного   столкновения  нападение было отбито. В бою четверо российских пограничников получили  ранения различной тяжести и были отправлены воздушным путем в Душанбе.

     – Ого-го, – тихо сказал Громыло. – Это что же, война?

     На экране вновь появилось лицо Кирилла Клементьева:

     – Теперь о международных новостях. В Брюсселе в штаб  –  квартире  Северо – Атлантического  блока  сегодня  принимали  Президента  Польши  Александра  Квашневского. В ходе переговоров с Генеральным  секретарем  НАТО  Хавьером  Соляной  Александр  Квашневский  обсудил  практические  направления интеграции страны в западноевропейский военно-политический  блок.

     – А Варшавский договор? – Брешнев даже не успел сообразить,  кому  из членов Политбюро принадлежал этот сдавленный испуганный шепот.

     – В Лондоне состоялись похороны четырех наблюдателей ООН, которые  были убиты в Чечне в середине декабря.  Тела  убитых  по  распоряжению  президента Чечни Аслана Малхадова были сначала доставлены из  Грозного  в Баку,   а   оттуда   специальным   рейсом   отправлены   в   столицу  Великобритании. Траурную церемонию посетили королева Елизавета  Вторая  и премьер-министр страны Тони Блар.

     – Какого черта наблюдатели ООН делали на  Кавказе?  –  недовольно  рыкнул Устинин. – Что за чушь...

     – Сегодня президент  Ирака  Саддам  Куссейн  объявил,  что  отдал  приказ сбивать все воздушные цели, которые появятся  в  запретном  для  полетов районе страны. Напомним, что ограничения на полеты в воздушном  пространстве Ирака были установлены США и их союзниками  в  1991  году  после завершения операции «Буря в пустыне». Реакции администрации  США  на заявление Саддама  Куссейна  пока  не  последовало.  Возможно,  это  связано с тем, что все внимание Белого дома и Конгресса США в эти  дни  переключилось на обсуждение конфликтной ситуации,  сложившейся  вокруг  ставшей  достоянием  общественности  истории   скандальных   отношений  президента США Билла Клунтона и Моники Любински. Независимый  прокурор  Кеннет Стэрр,  выступая  перед  журналистами  в  Вашингтоне,  еще  раз  подчеркнул, что считает импичмент Клунтону неизбежным.  Вместе  с  тем  опросы  общественного  мнения  свидетельствуют  о  том,  что  Клинтона  поддерживают  не  менее  72  процентов  избирателей.  На   специальной  пресс – конференции Билла Клинтона поддержал и бывший президент США от  Демократической партии Джимми Кортер.

     На экране появился седовласый человек с покрытым морщинами  лицом  и слегка раскосыми глазами.

     – Кортер! – Киряленко не сдержался и показал пальцем на экран.  – Это точно Кортер! Но как он постарел!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю