Текст книги "Темные Пути (СИ)"

Автор книги: Сергей Удалин

Соавторы: Бухлак Анджей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 18

Олтей

Уходя от нахтов, пришлось сделать немалый крюк по ничейным землям. Теперь дорога домой пролегала аккурат через Дремухинский бор. Если кто обрадовался такому повороту дела, так это Олтей. Раз уж так сложилось, то дочку он теперь точно оставит в деревне. Отродясь он Шаю ни к чему не принуждал, а теперь вот придётся. Хватит ей вокруг колдуна увиваться.

И напрасно эти двое думают, будто он ничего не замечает. Тут бы и слепой увидел, и безмозглый догадался. А молчит он потому, что нельзя сейчас ссориться. Слишком многое в этом походе на кон поставлено.

Но и дочку тоже жалко. Прикипит она к этому Луффу, а как дальше всё обернётся – одним лишь духам известно. Олтей, может, и не прочь породниться с могучим колдуном, да только будет ли оно, породнение это? Сказывают, в городе Вюндере, откуда явился Луфф, бабы только для потехи предназначены и, словно скот, содержатся в стойлах. Положим, привирают немного, как водится. Только и Тляк проговорился как-то, что слово «жениться» парень в первый раз в жизни уже в его деревне услышал. Как такой бестолочи объяснить, что приглянувшуюся девку следует брать к себе в дом по чести, по обычаю? Да у него, поди, и дома-то никакого нет! А силой принудить не получится, у колдуна силы на сотню Олтеев хватит. Вот и получается, что вмешаешься – только всё испортишь ненароком.

Да и что это за семья без детей? Даже между урдами и карлюками ничего путного не получается. Видно, духи так повелели: каким твоего предка переход выплюнул, такими, значит, и потомки останутся. А Луфф этот, даром что с Орденом воевать собрался, с виду – вылитый веркувер. Олтей попытался осторожно намекнуть дочке, рассказать, что получается, если смазлица или, скажем, карлючка захочет от веркувера родить. Но Шая смотрела на него так, будто он с ней бесудет про обычаи нахтов. Мол, очень интересно ты, батюшка, рассказываешь, только невдомёк мне, к чему этот разговор?

Старый смазль не стал спорить. Может, и не дошло у них до этого, но со дня на день должно дойти, или он сам никогда молодым не был. Пришлось проявить родительскую волю и почти что силой вести дочь в деревню. Попрощаться с Луффом Олтей её всё-таки отпустил, не зверь же он на самом деле. Но и сам стоял неподалёку, чтобы дочке не вздумалось сбежать с милым, куда глаза глядят.

Вот и плетётся теперь Шая в трёх шагах впереди отца с самым несчастным видом, хотя наверняка придумала уже не один план побега. Попробовал Олтей с ней поговорить – молчит, только губы кривит и морщится. Не желает, стало быть, разговаривать.

А может, это она от запаха гари так морщится. Кто ж это так за лесом не уследил, что возле самой деревни пожар приключился? И как таким ротозеям единственную дочь доверить? А сам Олтей с ней остаться никак не сможет. Его место на войне. И после всего, что смазль в походе насмотрелся, дело уже не кажется ему столь безнадёжным, как прежде. С этим Луффом, расшвырявших нахтов как игрушки, можно и от Ордена отбиться. Если только старейшины между собой не переругаются. Или колдун вдруг помогать откажется. Или… много ещё всяких «или»…

– Стоять! Руки за голову!

Грозный окрик нарушил размышления старого смазля. За кустами кто-то прятался, да не один, а целая группа. И скорее всего держали нас на прицеле.

Луфф

– Кому говорю, стой! Кто такие?

Да я бы рад, но Шадох от испуга о корягу запнулся и сзади налетел, толкнув меня в спину. Вот я и не сумел остановиться, а так бы не только встал, а лучше бы и прилёг. Экспериментировал в последние дни – дозу уменьшал. И теперь весь словно выжатый. Да ещё Шая со своими причудами! Батюшка, видите ли, повелел. Причём здесь какой-то батюшка, если она мне здесь нужна? И Тляк почему-то за неё заступаться начал, про обычаи что-то залепетал. Да разве их поймёшь, фраев этих – каждый день новые забабоны.

Короче, задумался я, и к окружающему лесу не прислушивался. Или не принюхивался? Не следил, одним словом. А остальные, как обычно, только на меня и рассчитывали. Вот и нарвались на неприятности.

Ну да ладно, прорвёмся. Не впервой.

– Погоди, Луфф! – сзади мне на плечо легла тяжёлая рука Тляка. – Говорок-то вроде наш, деревенский.

Там, за деревьями, кажется, тоже что-то сообразили.

– Братцы, да это ж, никак, Тляк! И Кун с ним, и колдун! – из кустов показалась удивлённо-радостная физиономия какого-то смутно знакомого урда. – Вот дела! А мы уже для вас холодицу заготовили.

– Типун тебе на язык, Хадуш! – тоже с заметным облегчением ответил карлюк. – На кого это вы тут засаду устроили?

– Так вы ещё не знаете ничего? – ещё больше обрадовался урд.

И затараторил, как уличный торговец, которому нужно успеть все свои товары расхвалить, пока из дома не выставили:

– Так ведь война же началась! Пока вы неизвестно где пропадали, Орден целое войско на нас двинул. Ох, и страшно же поначалу было!

Ну-ну, рассказывай, а я пока вздремну малость. Новости ваши деревенские и потом узнать можно…

– Только вот Дремуху уберечь не удалось, – прорывались сквозь сон слова рассказчика. – Спалили веркуверы Дремуху, и сами рядом лагерем встали. Пин предлагает на рассвете на них напасть, да только Бо сомневается…

На рассвете – это хорошо. Успею выспаться. А кто такой этот Пин – мне, в отличие от Тляка, неинтересно…

*****

– Лу, и долго ты ещё здесь валяться собираешься?

Какая же всё-таки скотина этот Тляк! Не дал поспать по-человечески.

– А ты можешь предложить место поудобнее?

– Какое ещё место? Ты разве не слышал, что здесь происходит?

– Слышал – нападаем на рассвете, а сейчас ещё темно. Отвяжись!

Но от этого зануды просто так не избавишься. Мёртвого разбудит. И обязательно уколет в самое больное место:

– Так ведь Шая твоя как раз в Дремуху и отправилась!

– Да? Я её туда не посылал.

Не хватало ещё показать, что я этим расстроен.

– Но ведь там же веркуверы!

– Ага, я слышал.

– Так ведь схватят они её!

– Схватят, и что? Убьют, что ли?

Мне почти удалось своим безразличием заставить карлюка замолчать. Но он так просто сдаваться не собирался.

– Ну, может, и не убьют, но изнасиловать могут.

– Изнасиловать – это как?

Мне всё-таки пришлось подняться. Не люблю незнакомых слов.

– Так же, как у вас с ней, только без её согласия, – попытался объяснить Тляк.

Вообще-то у нас с ней теперь никак, но что-то в голосе карлюка заставило меня спросить о подробностях.

– И что, это очень плохо?

Тляк недоумённо уставился на меня:

– Ты и вправду такой дебил, или прикидываешься? Если баба от веркувера понесёт, у неё потом рождается урод какой-нибудь. А часто и сама она помирает при родах. Прокляты они богами, веркуверы эти. Хотя и среди них бабы попадаются, но с теми ещё хуже. У тех не просто уроды рождаются, а самые настоящие чудовища. Говорят, кое-кого из выродков веркуверских даже нахты в свою стаю принимали. Поэтому веркуверам девок для утехи специально из города присылают, а детей потом в пропасть сбрасывают. Между собой им Капитул запрещает случаться, да заодно и на наших девок зариться. Но теперь ведь война, и на запреты всем наплевать. Понял теперь?

– Понял, – ответил я. – Да, это плохо. Но теперь уже ничего не исправишь.

Тляк побагровел, услышав мой ответ.

– И ты так спокойно об этом говоришь? Я-то думал, у вас с ней серьёзно!

Тут уже и я не выдержал. Я ведь никого не просил в мои дела вмешиваться:

– Мало ли что ты думал! Я тоже думал. И теперь думаю, что нужно Шаю с Олтеем выручать. Но если я сейчас не высплюсь, как следует, от меня утром мало толку будет. Или вы и без меня справитесь?

Этот аргумент всегда убеждает. Мой учитель наконец-то замолк. Как до дела доходит, так они сразу сговорчивыми становятся.

Да, конечно, расстроился я из-за Шаи. Ясное дело, расстроился. Но сейчас мне нужно набраться сил, чтобы потом спасти и её, и отца. Если успею, конечно…

Юлл

Полуцентуриону Юллу не спалось. Он всегда неважно себя чувствовал во время дождя. Сразу начинали напоминать о себе старые раны. Ныла левая икра, прокушенная когда-то ядовитым болотным склизом. А голова норовила довершить дело десятилетней давности, когда она чуть не раскололась от удара дикого нахта. Днём ещё удавалось как-то отвлекаться, борясь с приступами боли в затылке – устроить для солдат учебные бои или марш-бросок в полном доспехе по лесу. В конце концов, составить внеочередной рапорт Капитулу. Но ночью никуда не скроешься от мыслей о приближающейся немощной старости.

Разумеется, утром Юлл сам же посмеётся над своей слабостью. Но сейчас, под мерный стук дождя по крыше палатки, отражающийся стократно усиленным эхом в голове, ему было совсем не до смеха. Юлл и сам чувствовал, что сдаёт. Ну, лет пять он ещё пободрится, а потом?

Пенсии в Ордене не существовало. У пожилого воина оставалось только два пути – либо пристроишься преподавателем в таможенную школу, либо отправишься во вспомогательные войска, до самой смерти присматривать за вонючими лесорубами и рудокопами. Первый вариант Юллу, судя по всему, не светил, второй совсем не улыбался. Он предпочёл бы умереть в бою. Но не от руки же взбунтовавшегося фрая?! А намеренно подставить себя под удар врага – непрощаемый грех, за который придётся отвечать в следующей жизни.

Хотя нынешняя компания заставила командира иначе взглянуть на способности фраев. Всё-таки на этот раз селюки попытались оказать сопротивление и дрались, хоть и неумело, но отважно. Да и пленные на допросах держались достойно. С ними ещё долго пришлось бы возиться, если бы у знайца в запасе не нашлись другие червячки. Забирающиеся в любое отверстие человеческого тела, а затем углубляющие и расширяющие нору, выедая внутренности. А уж знаец постарался выбрать, куда именно их запустить. И пленники тут же выкладывали всё, что им было известно, и даже больше. Правда, отозвать червяков назад, как обещал Юлл наивным пленникам, знаец при всём желании не сумел бы.

А вот последний фрай, старый смазль, разочаровал Юлла. Знаец ещё даже не притронулся к женщине, схваченной вместе со стариком, а тот уже начал давать показания. Правда, оказались они какими-то странными. Фрай ничего не знал про главаря бунтовщиков Пинна. О нём болтали все предыдущие фраи, а этот не промолвил ни слова. Зато несколько раз пригрозил Юллу неким колдуном Луффом, который всех веркуверов заставит пожалеть, что на свет родились. И сам, похоже, верил тому, что говорил.

Впрочем, теперь, когда полуцентурион своими глазами видел трупы семерых своих солдат, он готов поверить и в то, что фраи способны на военную хитрость. Не специально ли подослали к нему этого парня, в надежде, что его болтовня напугает веркуверов? Заставит поверить, что противник сильнее, чем кажется.

Наивная надежда, конечно, и в случае с Юллом она бы по-любому не сработала. Полуцентурион просто не может позволить себе просить у Капитула подкреплений. Это означало бы окончательный конец карьеры. Но допросить пленника ещё раз всё-таки необходимо. Вдруг его россказни содержат какую-то долю правды? И стоит ли тянуть до утра, если уснуть сегодня командору всё равно не удастся?

Юлл медленно, с усилием поднялся с расстеленных на полу мягких веток мохнолиста. Раньше он таких поблажек себе не делал, спал прямо на земле. Да чего уж там! Он даже пленницу, довольно симпатичную смазлицу, уступил заместителю, мальчишке Кифру. Когда так гудит голова, становится не до развлечений.

Шум дождя между тем всё усиливался. Это уже больше напоминало град. И Юлл, нацепивший доспех, чтобы утром не тратить время на переодевание, с сомнением посмотрел на свой шлем. Нет, если по нему сейчас начнут стучать градины, голова точно не выдержит. Лучше ограничиться вязаным подшлемником – ещё одной маленькой привилегией офицера. Тем более что до палатки, где содержится пленник, всего каких-то двадцать шагов.

Но и это расстояние пришлось пробежать, вжав голову в плечи. Непогода разгулялась не на шутку, и по спине командора уже молотили градины величиной с хорошую ягоду кисляка. Черная грозовая туча нависла над лагерем настолько низко, что если бы Юлл не был уверен, что уже рассвело, то ни за что бы об этом не догадался.

Юлл заметил караульного, прятавшегося под пологом палатки, и послал его за знайцем. Солдат несколько мгновений помедлил в надежде, что командир отменит жестокий приказ, а потом опрометью бросился в дальний конец лагеря.

Юлл вошел в палатку с пленниками, но сам не спешил начать разговор. Он ещё наслушается криков фрая, когда знаец повторит уже знакомую процедуру. А сейчас ему вдруг стало легко и уютно в этой холодной палатке. Даже голова болеть перестала. Командир не сразу понял, в чём причина облегчения – в палатке было намного тише, чем снаружи. Удивительно, но бушевавшая вокруг стихия, казалось, обходила это хлипкое убежище стороной. Ни одна градина не ударилась о крышу палатки, пока Юлл в недоумении стоял под крышей у входа. Он даже вопросительно посмотрел на пленника, может, у того найдётся объяснение происходящему. Но не прочитал в глазах фрая ничего, кроме ненависти. Только связанные за спиной руки мешали старому смазлю броситься на веркувера. Ничего, скоро его ненависть сменят совершенно другие чувства. Жаль, что и тишина тоже закончится, но служба есть служба.

Однако тишина закончилась ещё раньше, чем предполагал полуцентурион. Где-то совсем рядом раздался сдавленный крик, а вслед за ним короткое грубое ругательство. Только произнёс его другой голос, не тот, который кричал. Но было в нём что-то такое, отчего Юллу стало не по себе.

А дальше мысли командира на мгновение опережали действия. Он выглянул наружу, чтобы узнать, кто кричал, но тут же понял, что слышал голос караульного. Он увидел фигуру солдата, склонившегося над лежавшим на земле человеком. Но ещё до того, как разглядел подробности, узнал на лежащем мантию знайца. Он собрался осмотреть труп, когда упавшие прямо под ноги три острые сосульки уже подсказали причину смерти. Он едва успел подумать, что находиться в зоне падения сосулек небезопасно, как четвёртая ледяная игла воткнулась в затылок, раскроив, наконец, многострадальный череп полуцентуриона.

Юлл так и не узнал, что его желание исполнилось – он принял смерть от руки врага. Правда, рука эта направляла своё оружие издалека, от края нетронутого пожаром леса.

Олтей

Холодная смерть падала с неба ещё около получаса без перерыва, разрывала ткань палаток и насквозь пронзала ничего не подозревающих спящих веркуверов. Караульный, так и не сумевший привести знайца к пленнику, оказался одним из немногих в лагере, кто не снял на ночь доспеха, и потому продержался дольше остальных. Пробить чешую болотного гада даже летящим с огромной скоростью сосулькам было не под силу. Но порой они находили слабые места в сочленениях доспеха. Попадали в сгиб локтя, колена, даже в пах. Казалось, они специально изменяют траектории полёта, чтобы добраться до уязвимых мест.

А одна из них, тоненькая, хилая, и в сравнении с другими вроде бы не опасная, умудрилась проскочить между шлемом и воротником. И воткнулась прямо в шейную артерию.

Истекающий кровью веркувер инстинктивно пополз туда, куда не долетали смертоносные кусочки льда – к палатке с пленником. Добрался до цели и потерял сознание уже внутри палатки. Вероятно, это был последний живой веркувер, хотя и ему жить осталось недолго. Олтей с одного взгляда определил наступающую агонию и даже не пытался ни ускорить её, ни остановить. У старого смазля нашлись дела поважнее.

Он быстро перетёр связывающую руки верёвку об острый край набойки веркуверского сапога. Освободил руки, снял с трупа пластину нагрудника и, подняв его над головой, словно щит, побежал вдоль палаток лагеря разыскивать дочку.

Смазлю некогда было раздумывать о том, что произошло, откуда взялись падающие сосульки, и почему в его палатку ни одной из них не попало. Олтей помнил лишь об одном – Шая находилась в опасности и нужно спешить ей на помощь. Возможно, план сработал бы, но шальная сосулька задела руку, в которой он держал свой импровизированный щит. Рука невольно дёрнулась – и защита чуть опустилась. Этого оказалось достаточно, чтобы десяток ледяных игл тут же впился в тело смазля.

Умирая, Олтей так и не узнал самого главного – дочь его всё время находилась в безопасности. Колдун Луфф, устроивший весь этот ночной кошмар, удерживал защитные колпаки над двумя палатками. Той, из которой выбежал сам смазль, и той, в которой находилась его дочь.

*****

Потом, когда уставший колдун разогнал смертоносную тучу, фраи со всех ног бросились в лагерь. Кто-то, чтобы добить раненого врага, кто-то, чтобы первым завладеть веркуверским оружием. У Луффа были причины бежать впереди всех, но он, как обычно, отключился после изнурительного магического сеанса.

Шаю отыскали в одной из уцелевших палаток, живой и на первый взгляд невредимой. Вот только говорить с Луффом или кем-нибудь другим она наотрез отказывалась и до вечера бродила среди трупов веркуверов, пытаясь отыскать своего отца. Но не только по обезображенным лицам, но даже по залитой кровью и изрезанной в клочья одежде невозможно было никого опознать.

Впрочем, Тляк задолго до этого отыскал на шее одного из трупов амулет Олтея – солнечное колесо, вырезанное из клыка молодого хрипца. Никому не сказав о своей находке, карлюк спрятал её в карман до лучших времён. Пусть Шая думает, что отец пропал без вести. Всё-таки лучше, чем знать наверняка. Да и Луффу не стоит говорить, что это он убил своим колдовством того, кого на самом деле пытался спасти.

Глава 19

Хетт

Пыточных дел мастер Хетт разменял уже восьмой десяток. Даже в Капитуле не многие могли похвастаться таким долголетием. Но годы потихоньку брали своё, и Хетт теперь спускался в пыточный подвал только по особо важным случаям. Обычные дознания проводили подмастерья. Но каждый раз, когда требовалась тонкая, ювелирная работа старого Хетта, он был по-настоящему счастлив. Давно прошедшая молодость словно возвращалась к нему, хотелось петь, смеяться и радоваться жизни.

Старый мастер любил свою работу. Любил эти хитроумные механизмы, с помощью которых развязывался язык у самого закоренелого и ни в чём не сознающегося преступника. В былые времена он сам смазывал маслом каждую шестерёнку, протирал ветошью каждый рычажок, чтобы не дай бог не отказало что-нибудь в самый ответственный момент. И за всю его долгую карьеру не случилось ни одной серьёзной поломки. А ведь любому из этих устройств, как рассказывал когда-то учитель самого Хетта, не меньше тысячи лет. Вот как нужно работать!

А нынешние – Хетт даже стыдился называть их своими учениками – разве ж это мастера? Их не интересует, как устроены механизмы, почему вращается тот или иной вал, и какие зажимы, клещи или свёрла он приводит в действие. А без таких знаний трудно правильно выбрать инструмент, или рассчитать нагрузку так, чтобы преступник в случае необходимости смог выдержать и повторный допрос. Но подмастерья Хетта о таких тонкостях не задумываются. Разумеется, они способны и голыми руками вырвать признание у подозреваемого, но мастеру было обидно за умирающее вместе с ним искусство. За его любимые механизмы. Не станет Хетта, и некому будет о них заботиться. Лет десять-двадцать, и эти чудеса мысли, пережившие столетия, начнут одно за другим выходить из строя.

Но сегодня Хетт снова управляет сложными механизмами, и сам грозный маршал Барг с уважением следит за работой старого мастера. А допрос, похоже, предстоит долгий. Не то чтобы преступник, бывший младший офицер Кифр, отказывался давать показания. Нет, говорил он много, и после каждого вмешательства Хетта – всё охотнее. Вот только признания звучали как-то странно и неправдоподобно, а старый мастер слишком многое слышал в этом подвале, чтобы не понимать – Барга такие ответы вряд ли устроят.

Придётся, видно, поместить беднягу в кресло правды. Очень удобная вещь. Руки, ноги и голова допрашиваемого закрепляются надёжными зажимами, а инструменты – крючки, иглы, лезвия – с помощью шарниров можно подвести к любой части его тела. Ещё никто не промолчал здесь больше нескольких минут. Правда, и вероятность того, что преступник не успеет признаться, в этом случае была намного больше.

Впрочем, старый Хетт в своём мастерстве не сомневался. Да и Барг тоже не в первый раз попал в пыточную, как-нибудь разберётся, когда сделать перерыв в допросе. Но для начала маршал решил просто повторить пройденное:

– Значит, ты выбрался из палатки и пополз в сторону леса?

– Точно так, господин маршал.

– И никто не остановил тебя?

– Нет, не остановил. С неба ещё падали ледяные стрелы, и фраи не рискнули сразу подойти к лагерю.

– Значит, ты видел эти стрелы?

– Да.

– И наши солдаты, а также твой командир, погибли именно из-за них?

– Да, господин маршал. Я сам видел трупы, пронзённые острыми кусочками льда. Это было ужасное зрелище…

Барг внимательно, чуть ли не с сочувствием слушал рассказ Кифра, а потом вдруг перебил его новым вопросом:

– Тогда ответь мне, почему сам ты остался в живых?

И убедившись, что скорого ответа не последует, утвердительно кивнул мастеру.

Хетт, ещё будучи подмастерьем, завёл обыкновение оставлять на теле допрашиваемого свой автограф. И хоть теперь считал это баловством, но старой привычке не изменял. В память о счастливых днях молодости. Вот и теперь он при помощи маленького вращающегося диска с шершавой поверхностью расчистил на груди Кифра место для своей подписи.

Преступник взвыл так, что у Хетта заложило перепонки. Но старый мастер догадывался, что кричит тот нет от боли, а лишь от её предчувствия.

Хетт принялся тщательно и равномерно нагревать иглу, которой собирался выписать своё имя. Игла грелась долго, и у преступника оставалось время представить дальнейшие события. Через несколько мгновений Кифр уже горел желанием рассказать обо всём на свете.

И он рассказал. Обо всех событиях той злополучной ночи. И про то, что погода ещё с вечера стояла дождливая, и про то, как полуцентурион Юлл разрешил ему забрать пленницу в свою палатку, и даже про то, что в силу этих двух причин Кифр не стал проверять ночные караулы. Только объяснить, почему в его палатку не попало ни одной ледяной стрелы, бывший младший офицер так и не смог. Хотя Хетт ещё дважды брался и за иглу, и за щипцы, и за колючую дрель.

– Так ты точно помнишь, – вновь обратился маршал Барг к несчастному Кифру, – что этот самый колдун… как его звали?

– Луфф, господин маршал.

– … что этот Луфф появился из города?

– Да, господин маршал, так говорил на допросах пленный смазль.

– Что ж, это уже кое-что, – вслух подумал Барг. – Возможно, нам удастся что-нибудь разузнать об этом колдуне. Хотя…

Он не стал развивать свою мысль, а вернулся к текущим делам.

– Хорошо, Кифр, – сказал он, поднимаясь с кресла. – Если ты и дальше будешь помогать расследованию, я попрошу Капитул смягчить твоё наказание.

Старый Хетт прекрасно знал, что из пыточного подвала редко кто уходит живым. Но пленнику говорить об этом не обязательно. Тот был счастлив уже тем, что пытка прекратилась. Это хорошо. Кто умрёт счастливым, таким же будет и в следующей жизни.

– Хетт, – распорядился Барг, уже выходя из пыточной. – Позаботься, чтобы он смог повторить свои признания Капитулу.

Ах, вот как! Подлечить, чтоб не сдох до следующих допросов. Если мастер и был разочарован тем, как быстро прошло дознание, то теперь снова повеселен. Нет, Орден ещё не может обойтись без старого Хетта. Он отодвинул в сторону консоль с ещё не остывшей иглой и неторопливыми, но точными движениями освободил преступника из зажима. По-стариковски философствуя за работой, Хетт размышлял о том, что заставить человека заговорить – сущие пустяки по сравнению с тем, чтобы не позволить ему затем замолчать навсегда.

Хлоффель

– Так чему я обязан счастьем видеть вас, почтенный Тортур?

Фраза прозвучала довольно двусмысленно, но так оно и было на самом деле. В своё время Хлоффель потратил немало времени на безуспешные попытки завязать знакомство с одним из лидеров Ордена. И вот теперь Тортур сам появился на пороге его дома. Это ли не удача? Настораживало лишь одно – за последнюю пару месяцев, если кто и заглядывал к Хлоффелю, то приятных воспоминаний о своём визите не оставлял. Один безумный Дюнн чего стоит. Так ведь тот был рядовым веркувером, чего ж тогда ждать от члена Капитула?

Но Тортур пока вёл себя мирно, можно сказать, цивилизованно. Удобно расположился в кресле, словно и в самом деле пришёл навестить старого друга, лениво потягивал из бокала слабое домашнее винцо и так же неторопливо вёл разговор.

– Видите ли, любезный Хлоффель, мне бы очень хотелось задать вам несколько вопросов. Так сказать, проконсультироваться.

– С удовольствием помогу вам, господин Тортур. Но вы же знаете, я давно отошёл от городских дел.

Пожилой аристократ не кривил душой. Может, и не так давно, но после недавних событий бывшие деловые партнёры действительно стали обходить его дом стороной.

– Ох, не прибедняйтесь, – снисходительно усмехнулся веркувер. – Я-то как раз знаю, что совсем выйти из дела можно только в одном случае.

Эта фраза Хлоффелю тоже не понравилась. Слишком уж похожа на предостережение. Сразу вспомнилась загадочная смерть настоятеля Куппа. Полиция тогда приписала её беглому веркуверу Дюнну, но кто знает, как обстояло дело в действительности?

– К тому же мне нужна консультация по другому вопросу, – Тортур как будто не заметил впечатления, которое произвели его слова на хозяина дома. – Я надеюсь на вашу помощь в некоторых внутренних делах Ордена.

– Помилуйте, почтенный Тортур! – облегчение Хлоффеля быстро сменилось недоумением. – Что может понимать в делах Ордена отставной член попечительского совета?

– В самом деле? – усмехнулся гость. – Вы полагаете, что я мог прийти к вам, не наведя предварительно справки? И все в один голос уверяли меня – уж если кто в Вюндере и знает что-то об Ордене, то это старина Хлофф.

Хлоффель решил пока не вдаваться в подробности и принять на веру такое объяснение.

– И что же я могу для вас сделать?

Гость немного промедлил с ответом. Видимо, подбирал слова, маскируя свои затруднения дегустацией напитка.

– Видите ли, Хлоффель, у Ордена возникли некоторые проблемы с одним переселенцем, вероятнее всего нелегалом, по имени Луфф. Это само по себе странно, ведь обычно проблемы появляются не у Ордена, а у самих переселенцев. Но этот парень действительно умудрился нам досадить. И теперь мне поручено разузнать о его прошлом. Может быть, вы мне поможете?

А вот теперь Хлоффель испугался по-настоящему. Он не верил в случайные совпадения. И с самого начала понимал, что Тортур пришёл к нему не просто так. Но и поверить в то, что размазня Луфик может чем-то навредить веркуверам, ему тоже было нелегко. И он попытался снова изобразить наивного, ни в чём не замешанного старичка.

– Так вам следовало обратиться в департамент внешних сношений. Там должны быть списки всех переселенцев.

Любезная улыбка вдруг исчезла с лица веркувера и сменилась выражением усталости и озабоченности. И Хлоффель с удивлением понял, что проблемы у Ордена намного серьёзней, чем пытается показать его гость.

– Хлоффель, давайте, наконец, перестанем валять дурака! – раздражённо сказал Тортур. – Я ведь уже объяснил, что навёл справки. И в первую очередь – в этом департаменте. В списках выселенных не значится ни одного человека с нужным мне именем. Однако имеется запись о некоем Луффе ди Кальтаре, пожелавшем выселиться, но так и не явившемся в назначенный срок на Двор прощания. Любопытно также, что и в городе с тех пор его никто не видел. Вернее, видели один раз – на следующий день и почему-то именно в вашем обществе. Добавлю еще, что в тот момент с вами вместе находился ещё один неопознанный субъект, и не исключено, что это был впоследствии осуждённый за убийства беглый веркувер Дюнн. Может быть, хоть теперь вы поймёте, что лучше рассказать мне всю правду?

Взгляд Тортура не обещал ничего хорошего, и припёртый к стене аристократ вынужденно согласился, что это единственный возможный для него выход. Особенно если правду чуть-чуть подправить. Ведь даже криминальный департамент в конце концов решил считать Хлоффеля такой же жертвой преступлений Дюнна, как и всех остальных. Почему бы тот же приём, только с другими изменениями, не повторить и с представителем Ордена?

Веркувер внимательно слушал рассказ. Иногда кивал головой, если события развивались так, как он и предвидел, иногда удивлённо вскидывал брови. Но перебил он рассказчика лишь однажды:

– Значит, ваш Луфф отправился загород за кристаллами?

– Да. За кристаллами для пояса.

– Странно, занялся он там совсем другими делами. Но вы действительно смогли бы изготовить для него настоящий, действующий пояс?

– Ну, не сам, конечно…

Хлоффелю очень не хотелось выдавать ещё и эту тайну, но Тортур, казалось, уже забыл о своём вопросе и велел продолжать.

Впрочем, вскоре выяснилось, что оставшуюся часть рассказа гость обдумывал именно этот ответ хозяина. И в голове веркувера созрел смелый план.

– А теперь, почтенный Хлоффель, пришла пора вам выслушать меня. И прошу вас отнестись к моим словам предельно серьёзно. Скорее всего, вы не замышляли ничего дурного. Но с учётом последствий, ваши действия вполне можно квалифицировать, как сознательное нанесение вреда Ордену. И только от вас зависит, станете ли вы врагом Ордена, или, наоборот, его преданным и небесполезным другом.

Что ж тут непонятного? Хлоффель уже знал, что согласится, но для приличия всё же задал ожидаемый вопрос:

– И что я должен делать?

– Пока ничего особенного, – успокоил его веркувер. – Видите ли, Орден заинтересован в том, чтобы Луфф вернулся в город. И теперь, благодаря вашим объяснениям, мне понятно, как это можно осуществить. Мы передаём кристаллы Луффу, или прямо вам…

– Лучше мне, – мгновенно среагировал Хлоффель.

– Хорошо, вам так вам, – не стал спорить Тортур. – Но взамен Луфф должен незамедлительно вернуться в город и никогда больше не вмешиваться в дела Ордена. Как, по-вашему, он согласится?

– А вы бы сами отказались от бессмертия?

Вопрос получился бестактным. Пояс – это единственное, в чём всемогущий член Капитула мог позавидовать городскому аристократу. А выбор достойного инициации – практически единственный древний обычай, который не стал или не смог изменить Магистрат после прихода к власти. Сами правители, может быть, и согласились бы продать парочку поясов вождям Ордена, да только за пределы Вюндера с ним не выйдешь. В городе факт продажи долго скрывать не удастся, если новоиспечённый аристократ хотя бы изредка станет выходить из дома. Ну и зачем, спрашивается, Магистрату новые народные волнения?