Текст книги "Темные Пути (СИ)"

Автор книги: Сергей Удалин

Соавторы: Бухлак Анджей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Темные Пути

Пролог

Шар-клетку, небрежно закрепленную на волосатой спине свина, нещадно мотало из стороны в сторону. Я перекатывался в ней, словно костяшка в шаманской погремушке. Уцепился бы за прутья, но слимачья слюна приклеила руки к бокам. А вдобавок ветви хворевика, из которых соорудили клетку, щетинились сотнями мельчайших колючек. Мясо с ладоней не сорвут, но жуткую чесотку от ядовитого сока обеспечат надолго. Так что выбора не оставалось – приходилось мячиком летать по клетке, набивая шишки и синяки.

Взяли меня ловко. Я и подумать не мог, что мальчишка окажется нахтом. Стоило, конечно, с самого начала обратить внимание на его рожу. Но каких только красавцев в здешних местах не встретишь…

Короче, когда дошло, что происходит, было уже поздно. Нахтёнок начал боевую трансформацию – и клинок просто растворился в сволочной плоти. С одной лишь оплавленной рукояткой в руке, понятное дело, долго не повоюешь. Да и поздно. Двух плевков сидевшего в засаде слимука хватило, чтобы спеленать меня по рукам и ногам.

Вот так-то...

Куда везут – не знаю. Но, судя по тому, как снаряжена группа, прогулка может затянуться не на один день.

А я-то всё откладывал окончательное решение. Присмотрюсь, подумаю, что делать дальше. Теперь можно думать сколько угодно, только вопрос – удастся ли потом исполнить задуманное…

Да уж, подфартило!

Хм... И давно я таким оптимистом заделался?

Глава 1

Луфф

– Да что ж ты, зараза, делаешь?

Я еле успел отпрыгнуть от струи помоев, окрасившей мостовую в весёленькие жёлто-зелёно-коричневые тона. Хотя нет, всё-таки не успел – левую брючину зацепило. Пришлось вытирать чистым носовым платком. Пятно исчезло, но запах остался. Ну, мразота, вот только покажись в окне – я тебе этим же платком в морду и залеплю. А чтобы долетел, камень в него заверну.

– Лень что ли до сливной трубы свои помои дотащить? А мне потом домой через весь город по уши в дерьме добираться?

– А нехрен под окнами шляться! – донёсся с третьего яруса жизнерадостный голос. – Трубу вчерась только засрало, и аккурат на нашем уровне. Однако ж говно в доме как оставить? Праздник, чай, сегодня. А починщика теперь дня три не дождёшься. Ему ведь тоже отпраздновать охота.

Это да, я в курсе, что праздник. Но всё равно не повод, чтобы мой костюм пачкать.

– Ты бы в окно посмотрел, гаденыш, прежде чем людей обливать.

– Чудак-человек, я ж те объясняю – праздник сегодня! – ответил невидимый хам, благоразумно оставаясь в укрытии. – Скоро в храме служба начнётся, вот я и торопился. А ежели у тебя времени в избытке, так взял бы и починил трубу, вместо того чтобы от дела меня отвлекать.

Так, похоже, слёз раскаяния здесь не дождёшься. Попробуем вызвать другие эмоции.

– Нет, милейший, в технике я не разбираюсь. А вот квартального могу привести. Он тебе и с уборкой поможет, и вежливости научит.

– Ох, напугал! – всё так же беззаботно хмыкнул некто. – Как будто мы с квартальным в разные трактиры захаживаем. А вот твой голос мне что-то незнаком. Боюсь, и квартальному тоже.

Жаль, что платок я уже выбросил. Вон и камешек приличный лежит, прямо просится в руку.

Любопытство всё же взяло верх над осторожностью, и в окне появилась наглая плебейская рожа. Впрочем, на мастерового гаденыш оказался не сильно похож. Кожа гладкая, волосы прилизанные, и главное – глаза. Внимательные, цепкие, ну, и опять же наглые. То ли кидала какой-нибудь, то ли просто карманник. И переднего зуба во рту не хватает. Значит, получал уже за свои художества, а может и за длинный язык.

Беззубый тоже с ходу определил, с кем связался:

– Вот что я скажу тебе, господин хороший! Я тебе пока ничего дурного не сделал. Это и соседи могут подтвердить.

Из облупленного бокового окна с готовностью высунулся другой плебей. Куда серьёзнее первого. Нос кривой, явно сломанный, шрам над левой бровью и подбородок размером с два моих кулака. Тут уж и дурак догадается, чем парень промышляет.

Теперь уже я почувствовал себя неуютно.

– Так что, ваша избранность, иди-ка ты у себя в Старом Городе распоряжайся, – с вызовом крикнул осмелевший беззубый. – Проводить, или сам дорогу найдёшь?

Возразить было нечего. Кругом громоздились одинаковые коробки многоярусных бараков, из окон высовывалось всё больше любопытствующих. Сочувствующих физиономий я не заметил – публика жаждала развлечений. Не хватало ещё, чтобы кто-то из них решил в честь праздника избавиться от старой мебели. Через окно, естественно. И ведь все подтвердят, что прохожих в переулке не было.

"Сам виноват! – подумал я, торопясь свернуть за угол. – Кто тебя заставлял пешком в храм идти?"

Ненавижу район Пристенка – пыль, грязь, шум. А главное – толпы вечно галдящих и дурно пахнущих плебеев. Но что поделаешь, если в Старом Городе ни одного храма нет? Три – возле Рынка, два – в Подворотье и один здесь, в Пристенке. Из них пристеночный – самый близкий. Правда, добираться до него тоже неудобно – на двух прицепах с пересадкой. А извозчика сюда съездить не уговоришь, можно и без колёс остаться. Вот я и решил по холодку прогуляться, напрямик через эти самые бейские кварталы.

Да ладно, хватит мозги конопатить! Просто не очень-то я старался к началу службы успеть. Ну, не тянет меня в храм в последнее время! С души воротит, хоть к лекарю обращайся. Но и к нему идти страшно, вдруг и вправду внутри что не в порядке? Оставалось надеяться, что какое-нибудь происшествие помешает добраться до храма вовремя.

Происшествие-то я на свои брюки нашёл, только обещало оно ничуть не больше удовольствия, чем праздничный молебен. Так что придётся тебе, дорогой Луфф, сегодня молиться, не отвертишься!

И по-любому бы не отвертелся. Вчера пастор Ривс, настоятель храма, не поленился по кругописцу прислать мне в контору напоминательную депешу. Я, мол, осведомлен, что вы чрезвычайно заняты работой в департаменте, сир ди Кантаре. Но молебен в честь Дня Откровения пропускать никак нельзя. Вы и так, по моим сведениям, лишь дважды за последний год посещали храм. Непорядок. Какой пример вы подаёте рядовым прихожанам?

Про мою занятость пастор, понятное дело, пошутил. Всем известно, что в департамент культуры и просвещения присылают либо непроходимых тупиц, либо таких же безнадёжных лентяев. Нет, я не из первых, скорее уж – из вторых. Да никогда особо это и не скрывал. Было б чем заниматься! Вон она, культура, прямо из окон выливается!

Хуже, что церковники мной недовольны. У них организация серьёзная, не чета нашей. Заведут дело – неприятностей потом не оберёшься. Об этом в конце письма сообщалось открытым текстом: "Если завтра вас не увидят в храме, я буду вынужден доложить в Префектуру".

Не то, чтобы я сильно испугался, но всё-таки. Хорошо, хоть посторонних в конторе не было. А то поползли бы по городу грязные слухи. Ну да ладно, сегодня как-нибудь отмучаюсь, а дальше видно будет.

Всё, хорош мимо храма круги нарезать – перед смертью не надышишься. Тем более, что все уловки оказались напрасны. Судя по толпе у входа, служба, в лучшем случае, только началась, и посетителей в храм ещё пускают. Если, конечно, сумеешь туда пробраться. Я понимаю, что традиция такая, но уж больно двери в храме узкие. Всё равно как... ну да, собственно, так оно и задумывалось.

Но и дожидаться, пока все втиснутся внутрь, я тоже не собирался. Правое плечо вперёд, морду кирпичом и крикнуть как можно внушительнее:

– Дорогу опоясанному ноблю!

Хрен с ним, что эта формулировка уже лет триста, как вышла из употребления. Так даже лучше, эффект неожиданности сработал. Спины собравшихся дружно вздрогнули, а галдёж и давка на миг прекратились. Нужно пользоваться моментом.

Первые два плебея отлетели в сторону безропотно, но третий, с виду мелкий и слабосильный, вырвал руку и резко повернулся ко мне.

– Я щас кому-то за что-то...

Я так и не узнал, что конкретно он хотел мне предложить. Злобно прищуренные глаза простолюдина вдруг удивлённо раскрылись, а рот растянулся в неприятной и хищной, но всё-таки улыбке, с тёмным провалом на месте переднего зуба.

– О, какая встреча! Так ты, ваша избранность, тоже в храм собирался? А я думал, вам это дело без надобности!

Я посчитал ниже своего достоинства отвечать этому подонку. В другой раз, в другом месте. Но ему мой ответ и не требовался.

– Братцы, а ну расступись! – крикнул беззубый обернувшимся в ожидании бесплатного развлечения голодранцам. – Дайте господину перепоясанному в храм пройти. Видите, душа его молитвой переполнена. Чего доброго, не донесёт, расплескает по дороге.

Толпа дружно заржала, но послушно раздвинулась. Кто его знает, вроде бы ничего обидного мне и не сказали, но осадочек остался.

А в храм этот, думаю, больше не приду, раз уж тут за мной следить начали. Найду другого настоятеля, менее озабоченного статистикой посещений.

И я, с гордо поднятой головой, проскочил в не успевший ещё сомкнуться проход.

Народу в притворе было как бобов в банке, но пастор Ривс встретил меня прямо за дверью, как будто специально поджидал. Расплылся в улыбке, взял под локоть и потащил в часовню для особых посетителей.

– Я так рад, сир ди Кантаре, что вы нашли время для посещения храма! – ворковал он, посохом прокладывая путь сквозь толпу ожидающих молитвы. – Это очень важно, чтобы нобли – хранители нашей славной культуры – сами не нарушали древних традиций.

Вот ведь лицемерная скотина! Знает же, что я всего лишь подчинился его угрозам.

– Да уж, – в тон пастору сфальшивил я, – пришлось отложить важную встречу...

– Ради благого дела, сир ди Кантаре, – продолжал кривляться настоятель. – Ради благого дела. Ничего, что я сразу повёл вас в келью? – вдруг спохватился он. – Или вы желаете послушать проповедь и помолиться в общем зале?

Я только теперь различил среди общего шума, что помощник пастора уже начал праздничную службу. Впрочем, чего я там не слышал? Обычная чушь о благословении господнем, что даровано лишь любимейшим творениям его, и о том, что наш долг пролить это благословение на обделённых божественным даром.

Нет уж, только не в общем зале! Какая может быть молитва, когда у тебя над ухом сопит какой-нибудь грязный нетерпеливый плебей? Благо, некоторые привилегии у ноблей ещё сохранились. Отдельная келья, например.

– Спасибо, ваша святость, но я бы хотел закончить побыстрее.

– Понимаю, – кивнул настоятель, – дела. И даже каталог смотреть не будете?

Ещё бы ты не понимал!

– Благодарю, как-нибудь в другой раз, – собрав остатки любезности, ответил я. – А сегодня – на ваш выбор.

– Я так и думал… – пробормотал себе под нос пастор.

Затем, испугавшись, что проговорился, опустил голову и смиренно добавил:

– Что ж, не смею вам мешать. Вот ваша келья. Там уже всё приготовлено.

Я не ответил. Надоело ломать комедию. Просто повернулся и отправился в келью.

Да простит меня департамент культуры, дверь я открыл пинком, и она с грохотом ударилась о занимавший две трети помещения алтарь. На возвышении, повернувшись ко входу мясистым задом и уткнувшись мордой в блюдо с овощами, на четвереньках стояла самка. Сбоку от алтаря пристроился храмовый служка – совсем ещё пацан, лет тринадцати – и увлечённо шарил рукой у неё между ляжек. Самка удовлетворённо мычала, но от еды не отрывалась. Они всё время жуют, даже во время молитвы. Нужно ли говорить, что и звук открывающейся двери не отвлёк её от важного занятия.

Зато пацан с явным сожалением одёрнул руку и повернулся ко мне.

– Всё готово! – радостно доложил он и уставился на меня, по-дебильному приоткрыв рот.

– Пшёл вон! – любезно поблагодарил я его.

Хотя, собственно, какая разница? Раз уж я попал под подозрение, без присмотра меня не оставят. Так или иначе, но кто-то будет следить, чтобы не отлынивал от молитвы. Но пусть уж лучше подглядывают из-за двери.

Я шумно захлопнул её прежним способом и начал расстёгивать штаны. Но мысли никак не желали настраиваться на торжественность момента.

И чего настоятель каждый раз пристаёт ко мне со своим каталогом? Не вижу разницы, с какой из самок исполнять обряд. Все они одинаковые – раскормленные, вялые и безмозглые. Хотя эта ещё ничего. Обычно груди у самок болтаются так, что достают сосками до алтаря, а живот свисает на бок. И запах от них обычно резкий, неприятный. Некоторые и вовсе не дают себя помыть перед молитвой. А эта – чистая, ухоженная. Даже волосы аккуратно вычесаны и повязаны яркой зелёной лентой. Всё-таки настоятель – не последняя сволочь, постарался выбрать для меня что-нибудь посвежее. Мелочь, а приятно.

Я прислушался к своим ощущениям. Ну, пожалуй, пора начинать. Лучше всё равно не будет. Давай, Луфф, соберись и во славу божию...

Подойдя к алтарю, нацелился, как любят выражаться проповедники, "благословенным жезлом" в покрасневшую и набухшую вагину. Но самка вдруг обеспокоенно хмыкнула и дёрнула задом. Я не успел ничего понять, как жёлтая вонючая струйка прыснула мне на многострадальную левую брючину.

Вот ведь тварь – прямо во время молитвы!

Нет уж, пусть меня потом по префектурам затаскают, но сегодня я пас! Какая нахрен может быть благодать, если творится такое безобразие? Праздничный день, говорите? У меня сегодня, похоже, особый праздник – день вонючей мочи и грязных брюк. Уже дважды отпраздновал…

После такого, я к самкам ещё год не подойду. А ну, посторонись, пацан, всё равно там уже смотреть не на что!

На ходу застёгивая мокрые штаны, я спешно зашагал по тёмному извилистому коридору к выходу. Возле поворота в общий зал оглушил торжествующий рёв толпы, сквозь который с трудом прорывались высокие голоса певчих: "Аллилуйя!"

Топот множества ног по каменным плитам подтвердил догадку: началось! Священник закончил проповедь, и сотни плебеев рванули к алтарю совершать обряд. Я лишь мельком взглянул в их сторону, но и этого хватило, чтобы почувствовать тошноту. Десятка три розовых самочьих задниц в мерцающем свете храмовых свеч казались ещё более рыхлыми, бесформенными и желеобразными, чем на самом деле. И к ним, как мошкара на свет, ломились, спотыкаясь и запутываясь в спущенных портках, потерявшие остатки и без того скудного ума безродные горожане.

Ничего божественного в этом зрелище я не разглядел. И еле успел выбраться наружу, чтобы не наблевать прямо в храме.

Минут через пять желудок очистился. Жаль, что нельзя так же облегчить свою память. Впрочем, есть одно средство, помогающее в любых неприятностях. И я буду не я, если к вечеру не напьюсь так, чтобы забыть не только мерзкую сцену в храме, но даже собственное имя.

Глава 2

Луфф

Я был пьян. Вдрызг, вдрабадан, до изнеможения. Ноги превратились в камень, а руки с завидным упорством разгребали придорожную пыль.

Я не помнил, зачем это делаю, но был твердо убежден в великой важности собственных действий. Может хотел зарыться поглубже, а может эти загадочные пассы имели какой-то сакральный смысл.

Как не узнали? Это же я – тупая невменяемая скотина, пытающаяся придать опухшей аристократической роже сосредоточенно-задумчивое выражение. Получалось плохо: дело портила идиотская ухмылка, никак не желавшая сползать с расплывающейся физиономии.

– Что-то потеряли? – молодой незнакомый голос донесся откуда-то сверху.

– М-м-м... – довольно лаконично ответил я и почему-то подрыгал левой ногой.

– Я говорю, ищете что-нибудь, сударь? – по-моему, в чужом голосе сквозила неприкрытая насмешка над моим расслабленным состоянием.

Что за наглец смеет приставать к культурно отдыхающему господину и отвлекать его от важного занятия?

– У-у-у...П-пшел с дороги, с...смерд! – гавкнул я, попытавшись изобразить искреннее возмущение.

Нечеловеческие усилия, приложенные, дабы узреть и наказать невидимого собеседника, пропали втуне. Тело отказывалось повиноваться, требуя лишь очистки желудка. На такие жертвы я пойти не мог – гулял ведь не для того, чтоб потом банально блевать.

И тут произошли сразу два весьма странных явления: в хмельном тумане, пред моим гневно пылающим взором, вырисовалась человеческая нога в щегольском замшевом сапожке; одновременно с этим я почувствовал, как чьи-то мерзкие ручонки расстегивают – вернее пытаются расстегнуть – мой драгоценнейший пояс. Он, конечно, как обычно, не поддавался, и злодей наверняка нервничал и очень злился. Я злорадно хихикнул, а потом вдруг дошло: нога и руки определенно связаны между собой... Черт! Это же сапог моего грабителя!

Страшно зарычав, я дернулся, изображая как будто бы отчаянный львиный прыжок. Две мои непослушные, но сильные руки крепко обхватили ненавистную ногу, и я проревел первое, что пришло в голову:

– Именем Короля, вы арестованы!

Издевательский смех был мне ответом. Ах, да! Какого, к черту, Короля? Уже лет сорок в городе правит Магистрат...

Казалось, небольшое усилие – и побежденный грабитель свалится в мои железные объятья. А там уж я покажу ему знаменитую хватку Луффа ди Кальтаре!

Ожидания мои, к сожалению, не оправдались. Вместо этого, опухшая от пьянства аристократическая рожа встретилась с чужой ногой в замшевом сапоге. Силы были не равны – бедная рожа уступила проклятой ноге и разлетелась под ее напором вдребезги. По крайней мере, мне так показалось...

«Вюндер – город контрастов» – ляпнул как-то юродивый Гнель.

И, на мой взгляд, придурковатый старикашка был совершенно не прав. Каких-таких контрастов, если здесь безраздельно царят всеобщее благополучие и вечный праздник? Кто-нибудь видел на улицах Вюндера нищих оборванцев и побирушек?

То-то же. Никогда ещё такого не случалось. В нашем счастливом городе все, без исключения, сыты и довольны.

Родиться здесь – большая удача, жить здесь – великое благо.

Уходят отсюда только абсолютные глупцы или преступники, которым жить в благословенном Вюндере никак нельзя...

Нельзя, черт побери?! А воры – они что, не преступники?!

Ещё три дня назад я смотрел на мир сквозь розовые очки. А сейчас...

Сейчас я понял, что Вюндер – город контрастов.

Когда я пришел в себя и до конца осознал, чего лишился, душу и тело сотряс приступ ужасной истерии.

Три разбитых бокала – это всё, что я успел натворить, находясь в самых расстроенных чувствах. Потом меня схватили за шиворот и выкинули из кабака, как обнаглевшую дворняжку, смеющую лаять на выставке благородных псов.

И только тогда до меня дошло кем я стал, лишившись пояса. Вот этой самой дворняжкой...

На место грубо подавленной истерики приползла дикая тоска. Тяжелым прессом навалившись на плечи, ядовито зашептала в ухо: "Все, сир Луфф. Это конец. Вы больше не аристократ, не нобль, не представитель благородного сословия... Вы уже даже не "вы", а "ты". Один из многих в серой массе многочисленных Жителей. Не Высоких Граждан, находящихся под опекой Города, а просто жителей... Тех, кто быстро старится и умирает... Вечность ушла вместе с поясом. Впереди – от силы пять-шесть десятков лет, а потом – смерть и могильные черви".

НЕТ!!! Боже мой, ведь должен же быть какой-то выход?!

Ноги сами понесли меня к толстяку Норту – теперь члену городского Магистрата, а в прошлом, как и все аристократы, изрядному выпивохе.

Я остановился на полдороги: бросив пить, Норт изменился не в лучшую сторону – о его спеси и высокомерии уже ходили легенды. Да, бывший собутыльник, а ныне надменный жлоб даже пальцем не пошевелит ради простого смертного жителя, вроде меня. Вот влип...

Остается старик Хлофель. Этот вряд ли сможет помочь, за то уж как посоветует...

Вечность древнего мудрого алкоголика Хлофеля подходила к концу. Сколько он прожил – полторы, две, три тысячи лет? Сомневаюсь, что в славном Вюндере кто-то сможет ответить на этот вопрос. Несмотря на то, что все это время Хлофель провел в стенах одного города, жизненный опыт за такой срок он, конечно же, приобрел значительный. Прочитав все книги во всех библиотеках, обсудив все темы со всеми возможными собеседниками, он, как водится, запил. А что ему оставалось, уже перепробовавшему всё из доступного и возможного?

Я кликнул экипаж – Хлофель жил в противоположном конце города – и полез устраиваться поудобней на кожаном диванчике.

– Кливуртский переулок, – коротко приказал я угрюмому возничему.

Лицо последнего осталось совершенно бесстрастным.

– Две монеты, – мрачно сообщил он.

– Что?

– Две монеты, – не оборачиваясь, повторил возничий.

Монеты... А ведь всё еще хуже, чем я предполагал. Чёрт, совсем ведь забыл, что миром Жителей правят деньги! Этого только мне и не хватало для полного счастья.

– Спасибо, я передумал, – нервно хихикнув, я в расстроенных чувствах вылез обратно на мостовую. – Уже никуда не надо.

Возничий смерил меня презрительным взглядом и глубокомысленно хмыкнул. Потом, весьма красноречиво плюнув под ноги, тронул поводья. Пускай поищет себе клиентов подостойней, скотина безродная!

Ходить пешком я, разумеется, не привык, но выбирать не приходилось. Полтора часа скитаний по грязным закоулкам в конце концов закончились. Впереди возвышалась старая башня – жилище мудрого Хлофеля. Сложенная из здоровенных серых глыб, она, несмотря на немалый возраст, имела все еще довольно внушительный вид. В такой, при случае, можно и оборону держать. Хотя нет – какая оборона, когда трухлявая дверь висит на одной петле?

Боясь сорвать её ещё и со второй, я осторожно освободил проход и вошел в башню.

Хоть бы лампу какую повесил... Или факел, на худой конец... Если бы не свет с улицы, здесь лоб себе расшибить – раз плюнуть. Ну, старикашка, совсем запустил жилье!

Пыльная лестница...Когда же её подметали в последний раз? Лет сто назад?

Слуг одиночка-Хлофель не держал, а сам, конечно же, всегда слишком занят. Дела, понимаешь, вселенской важности, как обычно у нас, аристократов. То есть – у них, аристократов... Вот ведь досада!

Ну наконец-то. Хорошо хоть древние ступеньки подо мной не проломились, а ограничились только жутким скрипом.

Вот за этой хлипкой дверью и живет премудрый Хлофель.

Я распахнул её настежь и вошел в просторный светлый зал. Контрастность этого покоя с тесной, вонючей прихожей несколько сглаживала первоначальное впечатление о царящем здесь убожестве. Хотя... Вон – битое стекло прямо на полу, под столом – пустые бутылки, рассыпанный табак, груды хлама на полках.

Старый Хлофель, закутавшись в клетчатый плед, задумчиво таращился в заляпанное жиром окно. Одна рука держала за горлышко початую бутылку вина, другая – курительную трубку.

За стеклом, внизу, раскинулся в закатных лучах величественный Вюндер.

Хлофель взглянул на меня и вместо приветствия изрек:

– Как вырос Вюндер за последнее столетие! – скрюченный перст с обгрызенным ногтем указал в окно. – Смотри, сколько прекрасных шпилей украсили его. Их бесчисленное множество – больше, чем волос на голове.

Я посмотрел на давно облысевший череп Хлофеля, но времени для раздумий, чьи волосы имел в виду старикашка, не было.

В тон ему, я ответил:

– Слишком много вшей развелось в этих волосах!

– Что? – Хлофель обернулся и удивленно воззрился на меня, словно видел впервые. – О чем ты, Луфик?

Тысяча чертей! Ненавижу, когда меня называют Луфик!!!

– Вшей, говорю, много развелось, – промычал я сквозь до боли стиснутые зубы.

Никаких обид. Надо держать себя в руках. Не для того пришел, чтобы обругать старого алкаша и убраться прочь, скорчив обиженную мину.

– Пояс у меня спёрли, – без лишних церемоний сообщил я. – Со спящего сняли, мерзавцы.

Я ожидал какой угодно реакции: страха, сочувствия, насмешки или презрения, наконец. Но такой...

Хлофель остался совершенно невозмутим. Хоть бы ради приличия скорбную рожу состроил, сволочь этакая!

– Понятно. Может теперь пить бросишь – времени уже ведь в обрез. Не до того...

Мое лицо от возмущения сделалось, наверное, багровым:

– Ты понимаешь, Хлофель, что говоришь?! Совсем из ума выжил?

– Да успокойся ты, Луфик. Я просто...

– Не называй меня "Луфик"!!! Никогда!

Хлофель вздрогнул от неожиданности и даже слегка побледнел:

– Как скажешь, приятель, – старик энергично затеребил мочку сморщенного уха. – Не нервничай ты так. Не завтра помираешь ведь. Придумаем что-нибудь...

– Что придумаем?! О, Боже, осталось-то у меня лет двадцать всего! – вроде бы я снова был на грани истерики.

– Ну, это ты загнул. Молод пока – ещё и полсотни, если не больше, протянешь. Наверное...

– Спасибо, утешил.

– За то какие это будут годы! – Хлофель не унывал, воодушевленно расписывая открывающиеся передо мной перспективы. – Можно смаковать каждый день, минуту! Не распыляться на тоску и ожидание неведомо чего!

– Вот сам бы и попробовал, – угрюмо пробормотал я. – Не распыляться...

Злиться уже почему-то не оставалось сил. Душу заполнило странное, неестественное спокойствие. А, плевать на все! Обидно, конечно, но что ж тут поделаешь...

А Хлофель снова забылся, размышляя вслух с самым, что ни есть, беспечным видом:

– Умирает, в конце концов, каждый. А вот живут по-настоящему далеко не все. Сейчас я часто задумываюсь над этим. Стоит ли моя долгая, но пресная жизнь пары десятков лет, насыщенных настоящими приключениями? Получив дар так называемого бессмертия, я все время трясся за свою бесконечную жизнь, боялся случайно прервать её, нелепо напоровшись на чей-нибудь нож, например... Из-за этого и просидел пол жизни дома.

Сказать было нечего. Все-таки Хлофель принялся меня утешать. А это могло означать только самое худшее.

Я повернулся, чтобы уйти.

– Хотя, в принципе, можно сделать новый пояс, – неожиданно произнес Хлофель.

– Что?! – я еле не упал, резко развернувшись на каблуках. – Ты сказал...

– Новый пояс. Да. Теоретически...– несколько нерешительно кивнул старик. – Просто нужны деньги. Очень-очень много.

– Купить пояс? – я не верил своим ушам. – Купить жизнь за жалкие золотые кругляши? Хм. Но ведь все пояса именные. И действуют только на своем владельце...

– О, Луфф! Ты прожил на свете лет восемьдесят, но до сих пор не удосужился поинтересоваться, как устроен твой пояс! – Хлофель закатил к потолку глаза и тяжко вздохнул. – Как ты думаешь, зачем грабителям он понадобился, если пояс действует только на тебе?

Вот так да! И правда, я даже не задумывался над этим. А стоило, наверное...

– А, действительно, зачем?

Хлофель надменно фыркнул и медленно, как младенцу, принялся мне втолковывать:

– Что в поясе является самой важной его частью? Не знаешь? Запомни: энерхаллы! Именно они не позволяют телу состариться. Или вернее: не дают ему развалиться слишком быстро, растягивая этот отвратительный процесс на столетия. Так вот, энерхаллы – это главный компонент любого пояса и самый дорогостоящий из них. По сравнению с ними, все остальное второстепенно, как второстепенна оправа в ожерелье из драгоценных камней. И полоса, на внутренней стороне которой фиксируется имя владельца, и металлический корпус – все это уже не так значимо. Я уверен, что твоих грабителей интересовали именно эти кристаллы. Они стоят огромных денег, а остальное, в конце концов, можно и переделать.

Скажу честно, слова Хлофеля меня по-настоящему ошеломили. Я и подумать не мог, что все так банально, примитивно и, на первый взгляд, слишком уж просто. Пояс всегда представлялся мне чем-то сакральным и таинственным, изготовленным посредством непостижимых ритуалов и обрядов из... из... Из черт знает чего, но, по крайней мере, не каких-то там кристалликов!

– Слушай, Хлофель, так к чему тогда, вообще, обряд инициации аристократа? И почему вручение пояса проходит в день совершеннолетия? Мы же теряем время! Если бы меня инициировали в младенчестве, сейчас бы я выглядел мальчуганом лет восьми-девяти.

– Пробовали, – Хлофель нахмурился. – И горько жалели потом. Последствия бывают самые непредсказуемые – виной тому, как некоторые предполагают, ещё несформированная психика. Она начинает развиваться как-то иначе. Помнишь Раталло Душителя? А того же юродивого Гнелля? Вот они – живые примеры. Раталло, правда, может уже и не живой – в тюремных казематах не больно-то поживешь...

– Поделом ему, – проворчал я, припомнив моложавого собрата-аристократа, несколько лет наводившего ужас на простых обывателей. – Значит так, дружище Хлоф, я намерен достать эти чертовы деньги и приобрести себе новый пояс. Хорошо, что все обошлось, и спасибо тебе за то, что помог мне решить проблему.

– Разве? – брови Хлофеля удивленно приподнялись. – На мой взгляд, до ее благополучного разрешения еще ой-как далеко.

Теперь настал мой черед удивляться:

– Как же так? Ты же сам говорил...

– Я сказал: очень-очень много денег. Даже если ты продашь все свое имущество, вплоть до панталон, и мое в придачу, все равно не наберется и половины нужной суммы.

Ничего себе! Неужели мой дом, богатое убранство в нём, внушительные коллекции оружия и картин так мало стоят? Или это просто пояс настолько дорог? Хотя, в принципе, а как по-другому оценить бессмертие?

Я оказался в крайне затруднительном положении. Казалось, исполнение мечты вполне реально и доступно, вот оно – рядом, но...

Все упиралось в проклятые деньги, вернее – в их отсутствие.

Признаюсь, с подобной проблемой я столкнулся впервые в жизни. И, не кривя душой, замечу, что она мне совсем не понравилась.

– Так что же делать? – совершенно беспомощно пролепетал я. – Можно, вообще, эти деньги как-нибудь раздобыть?

Хлофель неопределенно пожал плечами:

– В городе их честно заработать, буду откровенен, абсолютно невозможно...

– А нечестно? – перебил я. В теперешнем состоянии я был готов на все.

– Не с нашими умениями, – пренебрежительно махнул рукой старик и пояснил:

– Скорее составишь компанию Раталло, чем соберешь нужную сумму. А скидок господа веркуверы не делают никогда...

– Веркуверы? Спецы по Загороду?

– Поразительно! Хоть что-то ты знаешь, умник. Да, ты прав, Орден веркуверов – это связные с Загородом. Только они и могут добыть кристаллы. И право их на торговую монополию усердно охраняется классом городских аристократов – тех, кого веркуверы купили за "бессмертие".

В моей голове начала зарождаться гениальная идея:

– А как бы изловчиться да вступить в Орден?

– Никак. – вмиг разрушил все мои планы жестокий старикан. – Стать веркувером невозможно. Изредка бывает, правда, что они сами приглашают кого-нибудь к себе.

– Кого же?

– Тех, которых почти не изменяет Переход.

Я удивился:

– Разве такие бывают? Если кто и возвращается, то обычно это мерзкие уроды или законченные психи.

– А сами веркуверы? – вопросом на вопрос ответил Хлофель.

– Ах, ну да... Значит, всё-таки бывают.

– А что, если... – произнести вслух то, о чем я только что подумал, было не так-то просто. – А что, если мне самому попробовать... отправиться... добывать кристаллы. Я понимаю – это противозаконно... Но разве есть другой выход?

Хлофель наконец-то поставил бутылку на стол, отложил в сторону давно потухшую трубку и, довольно усмехнувшись, сказал: