Текст книги "Канарский грипп, или Вспомнить всё! (СИ)"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Господи Боже мой! – пробормотал напротив него старичок. Брянов больше ничего не хотел слышать и никого не хотел знать, не хотел – уже яростно и отчаянно.

– Брянов, держаться! – раздайся резкий и властный крик. К его щеке кто-то приложил стакан с водой и льдом. Он схватил стакан и стал глотать воду, будто заливая душу, пока не поперхнулся и не закашлял, содрогаясь до одури, до помрачения.

Ему постучали по спине и, подхватив за руки, потянули из-за стола. Он сам рванулся вверх, запрокинул голову и широко раскрыл глаза. Над ним был свежевыбеленный потолок. Таинственный старичок Гладинский неподвижно сидел за столом, как будто весь уменьшившись до размеров гнома… Он с покорством во взгляде смотрел не на Брянова, а в сторону, откуда действовала сила, поднимавшая Брянова, а чуть раньше раздался тот резкий голос.

– Вам уже лучше, Брянов?

Брянов повернул голову: рядом стоял человек в легкой синей куртке нараспашку, сером костюме и синем галстуке.

– Что вы делаете? – проговорил Брянов, чувствуя к нему отчетливую неприязнь.

Учтиво придерживая его, человек улыбнулся, взывая к доверию:

– Ничего страшного, Александр Сергеевич. Просто неадекватная реакция. Тут нечего стыдиться.

– Я позволю себе… – начал было старичок.

– Чуть позже, Петр Евграфович, – отстранил его представитель некой власти. – Вы же видите, нужна передышка.

– Да, да, разумеется, – пробормотал старичок, уничтожаясь на месте.

– Что вы делаете? – громче, злее повторил Брянов.

– Хотите подышать свежим воздухом? Я думаю, сейчас вам это будет очень полезно… – Человек не грубо, но настойчиво потянул Брянова к двери. – Не беспокойтесь. Моя фамилия Павлов. В сущности, все ваши догадки верны. Мы из федеральной безопасности… Произошел довольно необычный случай.

«Официант» уже стоял у двери, приоткрыв ее. Он выглядывал наружу, с профессиональным видом производя «наружное наблюдение».

– Это из вашей области. Вам легко будет понять, – уверял некто «Павлов», пока неторопливо и аккуратно вел Брянова к выходу. – Большое открытие в микробиологии. Информационный вирус. Совершенно безопасный в плане обыкновенных болезней. Принципиально безопасный.

«Официант» вышел наружу первым. За ним, отпустив на миг подопечного, вступил в обыкновенный мир «Павлов», а затем – пустили Брянова.

Он вдохнул осенние запахи, и ему полегчало. Он оперся взглядом на тихую гладь озера, на златочешуйчатый столп, на купол павильона «Космос», и ему полегчало еще больше. Как раз в эту минуту сквозь высокие облака пробилось солнце – и все вокруг стало ярче, веселей и материальнее.

Брянов помнил все – и собаку, и ель, и качавшиеся углы скатерти, – но то теперь улеглось в душе, стало как вода в уютном озере неподалеку – все утихло, кроме одной, последней картины – Элиза и тот.

Казалось, что Элиза стала ему очень близким человеком. Казалось, будто он встретил ее вновь после невообразимо долгой разлуки, такой долгой, что он забыл о ней…

Он встряхнул головой и вперился взглядом в человека, который назвал себя «Павловым».

– Вам лучше?

– Продолжайте, – приказал Брянов.

– Очень хорошо… Кстати, я полагаю, что у вас в диктофоне кончилась пленка.

– Не важно. – Брянову и в самом деле это показалось уже неважным.

– Честно признаюсь, вы мне все больше нравитесь, – с улыбкой сказал «Павлов».

– Черт с вами, – бросил Брянов. – Вы мне сначала докажите, что вы не мерзавцы.

«Павлов» не обиделся:

– Это вопрос обстоятельств… Вирус проникает в клетки мозга, но не повреждает их. Он считывает память… Представляете себе, один этот крохотный шарик может вместить в себя всю память человека. Никакой компьютер…

– Почему я?..

Вирус!

Брянов заметил, что ему легче, хотя слово было выбрано из самых устрашающих слов этого мира.

Вирус!

Зато это было известное, определенное зло – названное по имени. Не демоны, не адское силовое поле, не абстрактный – и потому непобедимый – психотронный дьявол.

– Почему я?

– Минутку, Александр Сергеевич. Существовала лаборатория. Конечно секретная. Память одного человека, очень важного человека, была записана – в виде эксперимента. Потом случилась авария… Скажем так: выброс. Знакомое слово?

– Там были все , кроме меня?

– Мы выбрали вас за ваши профессиональные знания, за сообразительность… и за инициативность.

– Характеристика для вступления в партию.

– И за остроумие…

Брянову захотелось врезать этому «Павлову» по морде. Он подумал, что эта выходка, наверно, сошла бы ему с РУК.

– Я не давал согласия.

– Все гораздо сложнее, Александр Сергеевич. Я полагаю, вы пересмотрите свою позицию, когда будете обладать более полной информацией. Если хотите, можете задать вопрос.

– Почему я?

– Я уже сказал. Серьезный отбор в плане семейных обстоятельств, профессионального опыта. Теперь вопрос вашего «согласия»… Насколько мне известно, вы давали согласие на испытание новых фармакологических средств. За вознаграждение. Так?

Брянов вынужден был признать, что в институте не брезговал таким способом заработка.

– Но вы меня обманули! – стоял он на своем. – Мне никто ни слова не сказал о каком-то вирусе…

– Есть проблемы, – понимающе кивнул «Павлов». – Первая проблема – в значении этого открытия для всего человечества. Уж извините меня за высокие материи. Вторая – в том, что никто не в силах предугадать, какие знания могут вам открыться. Как бы вы поступили с той информацией, которую при желании способны скрыть от нас… Как бы мы в этом случае определили, стала проявляться в вашей памяти инородная информация или нет.

Вирус!

Маленький невидимый демон.

– Ваше молчание – знак, – усмехнулся «Павлов». – Если не согласия, то понимания. Значит, основной вопрос заключается в ком-пен-са-ции…

Рассматривая новую фотографию, Брянов уже многое знал.

Пока – только с чужих слов. Чужая память все еще была полна загадок, как остров сокровищ, истлевшую карту которого дали ему в руки.

С фотографии улыбалась худенькая миловидная девушка в строгом, элегантном костюмчике и изящной шляпке с длинным острым перышком. Рядом с ней стоял офицер в черной стильной форме СС.

Девушку звали Элиза фон Таннентор. Она была балериной и связным Абвера в Италии. Ее убили в начале сорок первого года, когда стали подозревать в двойной игре: на Рейх и на Британию.

Узнав о ее гибели, Брянов заметил в себе только легкую грусть. Вся эта история случилась так давно…

Память Пауля Риттера, любившего Элизу, не откликнулась болью.

Пауль Риттер не мог знать о ее смерти. По имевшимся сведениям, сам он погиб немногим раньше, когда англичане разбомбили секретную лабораторию на Канарах, в которой изучали тот необыкновенный вирус.

– Можно открыть окошко? – спросил Брянов, почувствовав, что новое замкнутое пространство начинает тяготить его.

– Пожалуйста, – с готовностью откликнулся «Павлов» и опустил стекло в машине, стоявшей на площадке перед рестораном.

Офицер в форме СС был случайным персонажем, всего лишь достоверной деталью эпохи. Берлинская опера на заднем плане не вызвала у Брянова никаких ассоциаций.

В настоящий момент он знал только общие правила игры.

Ему предстояло спасти человечество от угрозы информационного заражения.

Лаборатория на Канарских островах была когда-то уничтожена. Англичане, которым удалось заполучить штамм вируса «на стороне», впоследствии проводили на островах скрупулезные исследования и в конце концов пришли к заключению, что опасности нет. Однако совсем недавно в районе, где некогда находилась лаборатория, произошел какой-то загадочный взрыв, после которого у нескольких туристов, побывавших в этих местах, стали проявляться «ложные воспоминания». Возможно, один из боксов, в котором хранились штаммы в те давние времена, не был обнаружен.

Месяц тому назад Александр Брянов в качестве «подопытного» испытывал на себе новые лекарства: как ему было сказано, сильные транквилизаторы, действующие мгновенно, если их использовать в виде глазных капель. Он не мог отрицать, что вызвался добровольцем и подписал соответствующий договор.

Так что теперь основная проблема действительно заключалась в «компенсации»… жестоких правил игры, согласно которым ему ничего не оставалось, как только приложить все усилия к тому, чтобы с помощью чужих воспоминаний разыскать секретный отсек лаборатории. В нем предположительно могли храниться не только образцы штамма, но и некое «противоядие», о котором упоминал в своих записках Пауль Риттер и которое так и не было найдено. В противном случае…

– Мы вынуждены скрывать от вас подробную биографию Риттера и большинство документов из его досье, – предупредил «Павлов», – хотя понимаем, что какие-то факты и предметы могли бы способствовать поискам. Дело в том, что, по всей видимости, уже началась игра на время, причем это – игра, в которой нельзя слишком торопиться. Мы считаем, что вам самому, по своему наитию, необходимо искать ключевые образы. Излишними подсказками мы рискуем раньше срока блокировать вашу настоящую память.

– Настоящую память, – пробормотал Брянов, догадываясь, вспоминая свои собственные гипотезы. – То есть вы считаете, что новая «магнитофонная запись» все-таки стирает предыдущую?

Он прислушался к себе, со смутным удивлением отмечая, что никакого страха не чувствует.

– Так предполагал сам Риттер. Пока что вы адекватны реальности. Но существует вероятность того, что информационная система вируса полностью подавит вашу личность. Вы рискуете превратиться в Пауля Риттера, который родился в начале века и погиб в конце сорокового. Правда, он был очень талантлив, окончил Гейдельбергский университет, знал несколько языков… но вы сами понимаете…

Брянов напрягся, вспоминая, какой же университет окончил он сам; получалось, что Московский… Кое-какие знакомые картины промелькнули в его «настоящей памяти»: амфитеатр аудитории, колбы в лабораторной комнате, прокуренная темень вечеринок, мерцающий шар на дискотеке…

Он вздохнул.

– Это только гипотеза, – сказал он.

Уверенность была смешана с сомнением – примерно один к одному.

– Конечно, гипотеза, – нарочито подбодрил его «Павлов». – Но ее придется иметь в виду. И нам и вам. Надеюсь, вы уже вполне осознаете, почему в свое время между союзными державами был заключен мораторий на дальнейшие эксперименты в этой области?

Брянов с удивлением посмотрел на человека по фамилии «Павлов»:

– Но контрольные исследования наверняка были проведены, иначе каким образом… каким образом в это вообще кто-то мог поверить?

– Вы правы, – кивнул «Павлов». – Еще в сороковых годах штамм вводили больным шизофренией. Их состояние улучшилось. Эти больные стали оперировать некоторыми воспоминаниями Риттера. Но никаких научных и технологических секретов раскрыть не удалось… – «Павлов» многозначительно помолчал и добавил: – Даже в последующих экспериментах на здоровых испытуемых, которых отбирали из Военно-медицинской академии. Похоже, Риттер сумел создать какой-то блокирующий фактор… Был испытан еще один препарат, который в протоколах Риттера именовался адаптором. Он снимал первые симптомы дезориентации. Его формула известна.

– Мнемозинол, – сообразил Брянов.

– Верно.

– Какое все это дерьмо…

– Теперь мы все думаем, как от него отмыться… Между прочим, Риттер был довольно эксцентричным человеком. Формула «противоядия» может оказаться где угодно. Например, в шкатулке на дне Большого канала в Венеции. Или в сейфе одного из швейцарских банков. На стволе какой-нибудь пальмы в Буэнос-Айресе. Наконец, просто в бутылке, дрейфующей по Гольфстриму.

– Или же на стене туалета в ресторане «Золотой колос». Короче говоря, ваша турфирма гарантирует мне увлекательное путешествие…

– Мне нравится ваш оптимизм.

– Я предвкушаю «ком-пен-са-цию», – мрачно усмехнулся Брянов.

– Это – отдельный вопрос. Не забывайте о трудностях. С каждым шагом на пути к цели у вас будут появляться воспоминания Пауля Риттера. Главное: успеть к финишу раньше него. Если его память полностью вытеснит вашу… ну, скажем, наложится на вашу память, то произойдет нечто, о чем никто не имеет никаких гипотез. Никто не знает, что может случиться. Возможно, вы останетесь самим собой или же полностью превратитесь в Пауля Риттера. Мы не знаем, останетесь ли вы в этом случае адекватны современному миру или нет. Вы – первопроходец. Конечно, мы будем следить за каждым вашим шагом. И очень надеемся, что наш контроль не будет вам в тягость. При первых же признаках неадекватности мы постараемся оказать вам посильную помощь.

– А что, если мне понравится биография Риттера? – спросил Брянов.

– То есть? – приподнял брови «Павлов».

– Что, если мне понравятся воспоминания Пауля Риттера? Если я захочу стать им? Если Пауль Риттер воскреснет в моем лице и сумеет приспособиться к нашему времени?

«Павлов» немного помолчал, защищаясь холодной улыбкой.

– Записи Риттера дают нам надежду, что он был скорее гуманистом, чем злодеем, – наконец сообщил он. – Мы полагаем, что Риттер тоже захочет спасти человечество.

– Насколько я понимаю, он тоже проводил эксперименты на людях.

– На безнадежно больных людях. И, заметьте, их состояние улучшалось. Да, он работал в Германии, во времена нацистов. Ну и что из того?.. У вас может возникнуть другая, более серьезная проблема. В записях Риттера сказано, что вирус на пике размножения обладает фантастическим свойством, а именно – полевым воздействием на людей, окружающих зараженного. Вирус проникает в мозг через роговицу глаз. Через этот же канал он и воздействует на окружающих. В скором времени люди, которые будут смотреть вам в глаза с расстояния до десяти метров, забудут о встрече с вами с вероятностью до семидесяти пяти процентов…

Слегка оглушенный «статистикой», Брянов посмотрел «Павлову» в глаза.

– Это значит… – пробормотал он и замер.

– Это значит, что идет видеозапись нашей с вами беседы, иначе я могу оказаться в дурацком положении перед своим начальством. Это значит, что вскоре у вас могут появиться трудности в отношениях с родными и близкими и большие преимущества в контактах с посторонними людьми. Я понимаю, в это трудно поверить… Но Пауль Риттер был ученым, а не писателем-фантастом.

Брянов тупо посмотрел на себя в зеркальце заднего обзора: взгляд показался ему чужим.

– Итак, у вас есть выбор, – продолжил злой дух, назвавшийся «Павловым». – Когда вы доберетесь до «противоядия», – а мы очень надеемся, что вам это удастся, – вам придется пожертвовать всего двумя-тремя месяцами жизни. Если гипотеза Риттера верна, вам предстоит забыть все, что произошло с вами с момента «заражения». Вместе с чужой информацией сотрется своя, поскольку она фиксируется в информационном аппарате вируса, который встроился в клетки вашего мозга…

Неизбывная тоска снова охватила Брянова.

– Я могу понять вас, – вздохнул «Павлов», заметив, как скривил губы «испытуемый». – Вы побываете в экзотических местах, а все придется забыть. Жаль, конечно.

И тут Брянов догадался о причине своей новой тоски: придется забыть, как они с сыном пили чай на кухне, как смотрели друг другу в глаза…

– Когда я могу ехать? – спросил он.

– Когда хотите.

– Чем раньше, тем лучше.

– Отлично. Куда сначала?

– Я думаю, в Венецию.

– У ваш хороший вкус, – взбодрился «Павлов». – Значит, переходим к материальной стороне дела.

В карманы Брянова были переправлены: синенькая книжица служебного загранпаспорта (Брянов сделался менеджером ассоциации турагентств) с визами пяти стран, разноцветный прямоугольничек кредитной карточки «VISA» и пять тысяч долларов наличными.

– Распишитесь.

Брянов тюкнул свою подпись в квадратик какой-то ведомости.

– Вот справка на вывоз… И не откладывайте. Приоденьтесь здесь, в Москве. Вид у вас должен быть официальный и внушительный. По крайней мере, для начала… Но мы надеемся, что вы будете останавливаться не в «пяти звездах», и одеваться не у Версаче. Авиабилет мы возьмем вам на завтра. С чего начнете?

– С ГУМа, – криво улыбнулся Брянов.

– Резонно, – заметил «Павлов» и вдруг встрепенулся. – Что там еще?

Оказалось, «официант» машет ему рукой, высунувшись в двери. Попросив минутку подождать, «Павлов» вылез из машины.

Брянов остался под присмотром мрачного «шофера».

Поглядев еще раз в зеркальце, он запретил тому человеку с усталым, растерянным взглядом о чем бы то ни было размышлять.

Он слишком много узнал, чтобы сразу размышлять… и чтобы не сойти с ума: все это знание нельзя было воспринимать всерьез.

Мир вокруг стал призрачным.

«Они сделали из меня привидение, – подумал Брянов и постарался хоть немного испугаться, но у него ничего не получилось. – Ну, конечно. Чего бояться привидению?»

И еще он подумал, что, если бы не Пауль Риттер и не Элиза фон Таннентор, так бы и переговаривались они с сыном по телефону: «Привет». – «Привет». – «Как дела?» – «Ничего». – «Что нового в школе?» – «Ничего». – «Что по видику смотрел?» – «Ничего особенного». Ни-че-го!

Его мир, похоже, всегда был призрачным.

Теперь надо было сказать некоему Паулю Риттеру «большое спасибо» – и уничтожить его раз и навсегда.

Мир, в котором он прожил больше тридцати восьми лет, вдруг перестал быть опорой сознания. Брянов заметил, что этот мир вдруг потерял для него свою естественную ценность, перестал быть единственно возможным. Он опасался теперь только одного: как бы не забыть родного сына и как бы сын не забыл его, своего отца.

Теперь он обладал еще одним миром, необыкновенным, фантастическим, и, несмотря на явную зависимость от правил игры и всякой «федеральной безопасности», получил в пользование какую-то невероятную свободу, которой раньше и представить себе не мог. Но и этот колдовской мир не мог стать опорой.

И все же некая опора была. Брянов ощущал ее, находил между теми двумя мирами – как бы в междумирной пустоте, в небытии.

Он вспомнил грустную улыбку старичка Гладинского, с которой тот говорил: «Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем».

Он не успел найти объяснение этой незримой опоре, как вернулся «Павлов», мрачный и даже побледневший.

– Так куда теперь? – уже не глядя на Брянова, сухо переспросил он.

– Собирались в ГУМ.

– Ну да. Забыл, – натужно улыбнулся «Павлов».

Фрагмент 13. МОСКВА. К ВОСТОКУ ОТ БОГОЯВЛЕНСКОГО КАФЕДРАЛЬНОГО СОБОРА

Человек в зеркале поднял воротник сорочки и со строгим, сосредоточенным видом стал завязывать новый галстук. Бесстрастный и решительный человек в зеркале в целом устраивал Брянова.

Эта бесстрастность и напускная строгость были осознанной, вынужденной позицией. Рядом, на диване, сидел Сан Саныч, которому, вероятно, полагалось забыть все разговоры с отцом с той минуты, когда он, Брянов, вернулся домой, как из командировки – с большим и роскошным чемоданом. Сын был удивлен, сгорал от любопытства, но и ему, и его отцу весь этот удивительный час новой встречи полагалось забыть. Сыну – после очередного расставания, отцу – при «счастливой» развязке всей истории.

Поневоле станешь беречь чувства…

Подходя час назад к двери своей квартиры, Брянов намеревался сразу открыть Сан Санычу суровые правила нового этапа игры.

В самом деле, никакой «подписки о неразглашении» не требовалось. Он мог теперь рассказывать что угодно и кому угодно. Тот, кто, послушав его, задумал бы вызвать скорую психиатрическую помощь, даже больше него рисковал угодить по тому же адресу.

Брянов поспешил отдать сыну чужой диктофон, заметив, что невольно отворачивается от него в сторону, чтобы «излучатель» не был направлен в упор:

– Возьми. Кассета пуста.

– Бать, я тут без тебя кое-что записал, что помнил…

Брянов, похолодев, замер в прихожей.

– Я тут пришел, а книги нет, – сообщил Сан Саныч.

Брянов похолодел еще сильнее – до предела, установленного для живых теплокровных существ.

– Черной?

– Черной…

Они сожгли его тайный мост в реальное прошлое.

«Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем», – в этот мнимый, выпавший из реальной жизни день подумал уже своими словами Брянов.

– Ну как? – спросил он Сан Саныча, опустив воротничок сорочки и надев пиджак от первого из двух купленных им костюмов.

Он повернулся к сыну и сунул руки в карманы брюк.

Развалившись, раскинув свои длинные ноги в новых джинсах и ковбойских сапогах, Брянов-младший наблюдал за метаморфозами Брянова-старшего. Он наблюдал, слегка осовевши, потому как «батя» ему позволил чуть-чуть выпить. Початая обоими бутылка коньяка «Remi-Martin» стояла неподалеку, в окружении экзотической снеди. Пир был устроен как бы по совсем постороннему поводу: свершившейся паспортизации младшего поколения Бряновых… Получалась первая совместная выпивка отцов и детей. Ее требовалось срочно занести в семейные анналы и летописи, иначе…

– Ну, я вообще молчу! – Сан Саныч показал большой палец. – Созрел тост.

Он потянулся в сторону стола.

– Тебе на сегодня хватит, – по-отцовски распорядился Брянов.

– Ну, бать, ты чего?! Как матушка, что ли? – мирно завозмущался младший. – Я ж со своей кодлой тоже не за кока-колой бегаю… бать?

– Это уже твои личные дела, – проявил воспитательную тактику Брянов, грустно про себя усмехаясь. – Там, на улице, ты сам будешь выбирать, без меня: становиться тебе алкашом или нет. А тут моя территория.

– Тогда последнюю – и все. Ладно, бать? – предложил Сан Саныч компромисс.

– Тогда запиши для верности, что последняя, а то забудешь.

– Не забуду.

– Забудешь.

Так возник подходящий повод раскрыть одну из главных тайн.

Сан Саныч поморгал и не поверил, а потом поверил и вскочил с дивана.

– Тогда, бать, скорей убирай бутылку! – кинулся он к столу и яростно накинулся на пробку и горлышко. – Ты что! Можно сказать, лучшее воспоминание жизни испортим!

– Неужто лучшее? – изумился Брянов, увидев, что не так все страшно, как казалось заранее.

– Ну… почти, – проговорил Сан Саныч, с натугой засовывая пробку на место. – Первый раз с тобой… так вот здорово… Ты что! Надо будет потом все повторить заново.

Новое поколение оказалось куда практичней предыдущего… может, и – к лучшему.

– Бать, я сейчас запишу основное, – сделав одно дело, Брянов-младший сразу взялся за другое. – В общем, запишу своим почерком, что ты мне эти шмотки купил… а то потом разберись… и еще что мы с тобой за мой паспорт по рюмке настоящего коньяка… Да, справка будет в двух экземплярах. Одну у тебя оставлю. И напишу, чтобы вернуться к трем часам. А потом схожу погуляю где-нибудь поблизости. Давай проверим прямо сейчас… чтоб на душе не висело.

Резкая трель звонка оглушила, даже контузила обоих.

Отец опомнился первым:

– Не высовывайся!

– Кто это? – прошептал Сан Саныч.

– Не знаю… Может, билет на самолет принесли…

Он осторожно, на носках, вышел в прихожую, осторожно приложился к глазку – и опять замер, контуженный во второй раз.

Он сначала перевел дух, а уж потом взялся за рычажок замка.

Он сначала поправил волосы, поддернул к кадыку узел галстука, вытер об себя влажные пальцы, а уж потом снова взялся за рычажок замка… изо всех сил отвел его… и потянул на себя дверь.

Фрагмент 14. МОСКВА. ПЯТЬЮ ЭТАЖАМИ НИЖЕ

Невысокую брюнетку с короткой стрижкой майор Павшин заметил из окна машины, когда автомобиль только въезжал во двор, а дама уже подходила к дверям подъезда.

– Черт возьми! – удивленно выругался он и, торопливо достав из нагрудного кармана объемистое портмоне, вынул из него несколько фотографий.

Ошибки не было: в подъезд, где жил Брянов, входила его бывшая жена.

Оставив фотографию, майор в раздумье потеребил книжечку авиабилета, которую полагалось вручить «подопытному». Его отлет в Италию был назначен на следующее утро.

Майор Павшин решил подождать и сунул себе в ухо черную «фасолину».

Когда из подъезда вышел сын Брянова, он вздохнул с облегчением.

Через четверть часа из подслушивающего устройства донеслись забавные звуки. Майор чертыхнулся еще раз и решил подняться наверх, как только все стихнет…

Когда он наконец подумал, что подходящий момент настал, и выбрался из машины, то краем взгляда приметил темный микроавтобус, въезжавший во двор дома.

У майора появилось неопределенное предчувствие, и он невольно заторопился.

В тот миг, когда он взялся за ручку двери, что-то больно укусило его в шею.

Водитель машины, увидев, как майор отшатнулся от двери в сторону и стал оседать на колени, выхватил из-за пазухи пистолет и дал газ, надеясь рывком подъехать к подъезду.

На лобовом стекле с треском вспыхнула «паутина» – и в машине раздался хлопок, от которого у человека за рулем перехватило дыхание…

Фрагмент 13(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Перед Бряновым, в буквальном смысле на пороге его новой жизни, стояла Наталья.

После своей Антальи она выглядела великолепно. Ее южная кровь набрала силы и жара на чужих теплых берегах, глаза светились темными огоньками, импортный, бархатистый загар поглотил все морщинки, все улики прожитых ею тридцати пяти… Короткая стрижка ей очень шла: глаза казались бездоннее, брови ярче и острее, серьезный ее грузинский носик – хищнее и решительнее. Темный многоскладчатый плащик и темные сапожки тоже были очень хороши.

Они стояли и рассматривали друг друга и могли позволить себе какую угодно долгую паузу.

– Здравствуйте, Наталья Резоевна! – наконец приветствовал свою бывшую жену Брянов, очень искренне, но, как ему показалось, очень не по-своему заулыбавшись (уже потом он с усмешкой подумал, что, должно быть, Паулю Риттеру было очень приятно так неожиданно познакомиться с Натальей). – Какими судьбами?

– Здрасьте, здрасьте, – немного деловито и чуть-чуть фамильярно приветствовала его бывшая жена. – Вот так взяла и зашла вас проведать.

Брянову показалось: «проверить». Он с удовольствием приметил, что своим видом явно удивил Наталью и теперь она сопротивляется своим же непредвиденным и вообще немного неуправляемым чувствам.

– Выглядишь прекрасно, – так же искренне сказал Брянов.

– Ты тоже, я вижу, не в худшей форме, – сдерживая улыбку, ответила Наталья. – Пустишь?

– Как будто нет! – Брянов галантно отступил. – Заходи. Как раз к столу.

Наталья вступила в квартиру Брянова вполне самоотверженно.

И тут позади отца дал о себе знать, уже весь изготовившись к бою, Сан Саныч.

– Ну, здрасьте, здрасьте! – прямо-таки напал он на свою матушку.

Наталья невозмутимо смерила сына с ног до головы. В одежде Сан Саныча свитер и ковбойские сапоги не очень сочетались, но задачу имели общую – агрессивно-оборонительную.

– Я смотрю, вы тут неплохо живете, – приподняв острые бровки, оценила Наталья обмундирование обоих мужчин.

– А чего! – только и ждал, когда бы взвиться, Сан Саныч. – Живем, мать! Я теперь вообще где хочу, там и живу. У меня паспорт есть.

– Знаешь что, помолчи-ка! – вдруг прикрикнул на сына Брянов, между прочим – первый раз в жизни. – Встань в очередь!

– Чего?! – так и обомлел Брянов-младший.

– Ничего. Все – по плану. Сходи погуляй пока, а мы тут без тебя поговорим. У нас есть свои дела.

Он, командуя сыном, смотрел Наталье в глаза, а она смотрела в глаза ему. Она немного терялась, видя перед собой какого-то другого Брянова, и явно, судя по мужественной ее улыбке, пыталась найти опору в себе самой, в своих собственных достижениях…

– Бать…

– Чего «бать»? – бросил в сторону Брянов. – Ты что собирался делать?

– Ну ладно, бать…

Сын бестолково засуетился, потом протиснулся между родителями к вешалке, за курткой.

– А справку-то?! – спохватился он.

– Какую справку? – опешил Брянов.

– Ты что, бать, уже?.. Мы же проверяем твою эту… Дай мне листок и ручку… Я сейчас быстро… на кухне.

Наталья, слегка замерев, продолжала улыбаться, поглядывая то на одного, то на другого.

– Я сам тебе «справку» напишу, – решил Брянов. – Сбегай за бумагой.

За то краткое время, пока сын пропадал в комнате, Брянов поухаживал за Натальей: помог ей оставить на вешалке плащ, нашел тапочки… Темный деловой костюм тоже очень шел Наталье Резоевне.

– Ты выглядишь еще лучше, чем в день нашего знакомства, – немного замирая сердцем, признал Брянов.

– Ну, ты мог предусмотреть это заранее, – не замедлила подковырнуть его Наталья, искоса кольнув взглядом.

Сын нарочно загремел своими лихими сапожищами и так же демонстративно сунул отцу в руки лист бумаги и ручку.

Брянов присел в прихожей на обувной ящик, положил на него же листок и написал Сан Санычу следующее распоряжение:

«КУПИ ТОРТ („ПРАГУ“ ИЛИ КАКОЙ-НИБУДЬ НЕ ХУЖЕ) И ВОЗВРАЩАЙСЯ К ШЕСТИ. БАТЯ».

Сан Саныч прочел и выпучил глаза.

– Вполне достаточно, – заверил его Брянов. – А все детали выясним при встрече.

Сан Саныч наконец все понял – и всепонимающе ухмыльнулся. Он вышел за дверь, а потом просунул голову обратно:

– Бать, тебя можно на минутку?

Брянов вышел к нему, изобразив на лице строгий и нетерпеливый вопрос.

– Бать… ты только не забудь потом сказать, что матушка к нам приходила, а то у меня с ней проблемы начнутся. Она ж не поверит, что у меня уже маразм… К шести-то… не рано будет?

Сан Саныч ухмылялся до ушей. Брянов подмигнул сыну, без лишних слов хлопнул его по плечу – и вернулся. К «матушке».

Наталья уже гуляла по его дому, с интересом посматривая в разные стороны.

Попав в комнату, где осваивалась его бывшая жена, Брянов первым делом заметил, что его второй новый костюм, оставленный на диване, аккуратно расправлен. А еще он заметил, что вся комната пропахла ароматом новой, дорогой кожи – чемодан стоял в углу, – полиэтиленом дорогого магазина, пропахла новыми хорошими вещами, хорошим коньяком. И вообще – пропахла новой, очень свежей жизнью.

Наталья посмотрела на него через плечо.

– Садись. Давай по рюмочке, – не обращая на ее рефлексы никакого внимания, легко, по-семейному предложил Брянов, поставил третью рюмку и, не дожидаясь своей дамы, уселся за стол.

Наталья неторопливо присела.

– Я вижу, приманил парня, – с подчеркнутой обидой проговорила она, придерживая рюмку, пока Брянов наполнял ее коньяком. – Хватит…

– Ну, сказала – «приманил»! – вполне показательно обиделся и Брянов. – Он – уже здоровый мужик. Паспорт получил. Немного можно. Пусть приучается к благородным напиткам. Может, тогда реже будет по подворотням с дружками портвейн хлестать.

– Хоть буду теперь знать, что он не в подворотне ночует, – усмехнулась Наталья, и было похоже, что она усмехнулась над своим недавним планом сразу устроить обоим мужикам разгром.

– А что, уже бывало? – по-отцовски озаботился Брянов.

– Вполне возможно, – не совсем признала свои воспитательские ошибки Наталья и замечая, что проигрывает, энергично подняла рюмку. – За что пьем?

– За что? – не сразу собрался Брянов.

Он поглядел Наталье в глаза. Она смотрела, ожидая от него чего-то очень важного… «А ведь это сон!» – провидчески подумал Брянов. В самом деле это был сон – и его предстояло очень скоро, при пробуждении… при спасительном пробуждении – ЗАБЫТЬ.Всем – ЗАБЫТЬ. Должны были грянуть семьдесят пять каких-то омерзительных научных процентов всеобщего семейного беспамятства. Он так и хотел сказать: «за прекрасный сон» – однако сдержался и стал искать какой-нибудь другой повод, пооптимистичнее. «За прекрасный сон», – получилось бы с болью. Она и так уже стиснула его душу – эта ностальгическая боль заведомо предопределенной потери. И бывают же именно такие – предопределенные – потери, но знать заранее… эти семьдесят пять процентов… все равно как знать дату своей смерти, хотя бы и предопределенную восемью десятками лет счастливой жизни…