Текст книги "Канарский грипп, или Вспомнить всё! (СИ)"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Снова тренькнул колокольчик.

– Что там? – не прекращая игры, спросил Морган.

– К вам Михайлов. Говорит, по срочному делу… от Инги… Говорит, что есть проблемы.

– Пусть войдет.

Воля Моргана превратилась в сгусток разящей энергии – он добивал последних эсэсовцев.

Двери в офисе были бесшумны, и Морган почувствовал виском открывшееся на пару секунд пространство приемной. Напольное покрытие скрадывало шаги, и Морган знал, что Михайлов, один из его «быков», подступит к нему от двери ровно на полтора метра, не ближе.

– Что у тебя?

– Инга передала: ее забирают в больницу.

– В какую? Причина?

– Она не знает. Сказала, что обследование.

Короткая автоматная очередь – еще двое стражей сокровищ, едва заметных на фоне черных стен, «проявились» красными вспышками.

– Почему не позвонила?

– Говорит, что телефон отключился.

Палец Моргана дрогнул над клавишей-«курком» – на долю секунды.

– И что? – Вопрос требовал краткого, но исчерпывающего доклада.

– Я был во дворе. К подъезду подвалила «скорая», здоровая такая… реанимобиль. И тут она дает мне сигнал по «аварийке». Как запищало, я – туда. Меня прямо внизу, у лифта, тормознули. Ксивами – в морду…

Морган нажал на спуск, стерев с дороги еще одну тень… Теперь он имел секунды полторы на отдых… и поднял взгляд над экраном.

– Безопасность, – сразу ответил Михайлов на немой вопрос. – Ну, я уперся, как мог.

Морган нырнул обратно, в лабиринт, развернулся, уложил двух невидимок, бросился на такую же незримую потайную лестницу…

– Тут она спускается с двоими… В белых халатах, шапочках, как положено. Она просит, чтоб меня подпустили. Они ей: говорите отсюда. Она мне говорит: все в порядке, но какое-то срочное обследование… нарушение там чего-то в крови…

«Черт с ней! Пусть глотают!» Вот она – последняя дверь! Теперь только угадать шифр – и он попадет, по рейтингу Интернета, в десятку победителей…

– Передала привет. Сказала, что позвонит из больницы… и еще она сказала, что не стала принимать это лекарство… ну, как его…

– Мнемозинол.

– Вот, вроде – его… И просила обязательно связаться с каким-то Бряновым.

Неведомая сила вытолкнула Моргана из лабиринта.

– Что, она все это при них говорила?

– Ну да…

В полном бесчувствии Морган замер на две секунды между двумя мирами. Он посмотрел на дисплей – и не увидел заветной дверцы… Он потерял две секунды. Экран уже заволакивало красной мглой. Его убили – выстрелом в спину. Развернуться и ответить врагу он уже не мог. Не дали – там, в этом маленьком и гнусном, но знакомом мирке были свои правила…

А здесь, в этом мирке, у него, Моргана, отнимали его женщину – отнимали нагло, изощренно издеваясь…

– Номер «скорой» срисовал?

– Конечно, шеф…

Морган спокойно поднялся из-за стола, сунул, как обычно, в карман электронную записную книжку.

– Все, – сказал он. – Поднимай ребят. Я еду сам.

Чутье подсказало: момент истины – только сегодня, сейчас. Завтра он, Морган, уже будет никто, «шестерка». Кто-то, а значит, все будут знать, что Моргана «нагнули».

Секретарша в приемной накрыла рукой бумаги, будто поднялся вихрь, и проводила его испуганным взглядом. Ветер в коридорах и вправду поднялся – вся армия Моргана устремилась к выходу, словно десантными бутсами, загрохотав по полу своими модными полуботинками по четыреста баксов за пару. Фонтанчик задрожал.

Три черных джипа «Дженерал моторе» у самого входа в офис уже рычали моторами.

– Пушек не доставать, даже если вас будут рвать на куски! – предупредил Морган. – Только на счет «два». Поняли?

– Поняли! – мрачным хором ответила армия.

Морган дал команду «по машинам», а сам сел в свой «БМВ» с пуленепробиваемыми стеклами.

– Потеряли время, – спокойно признал он. – Где она? Гаишники ответили?

– Да, три минуты назад, – доложил с переднего сиденья референт-телохранитель, у которого из уха торчал черный проводок. – Реанимобиль движется по Садовому кольцу на юг, сейчас – проезжает Смоленку.

«Наверно, будет поворачивать на Пироговку, – предположил Морган. – Там – медицинский институт».

– Все! Курс – на Зубовскую! – скомандовал он в рацию. – Толя впереди, остальные – за мной!

Рывок машины вдруг разбудил в Моргане того, кто умел когда-то заклинать смертельную опасность в джунглях и пустынях.

Построив крепкий замок и лишь наблюдая с башни, как опасность бродит тучами далеко у горизонта, Морган в последние годы расслабился и, как ему теперь показалось, немного задремал. Небольшая встряска будет на пользу, решил он, вспомнив любимую команду своего командира: «Включай костный мозг!»

Морган достал мобильный телефон и набрал тот ряд цифр, который в последние два дня набирал уже не раз.

– Коля, я беру «Омегу». Прямо сейчас.

Короткая пауза.

– У тебя что-то серьезное?

Вопрос был не к месту, но Морган не вспылил.

«Омега» представляла собой особый отряд спецназа, неофициально подчиненный ФСБ. Немногочисленный – из пятнадцати-двадцати бойцов – отряд предназначался для выезда по вызову коммерческих структур, связанных с ФСБ «кровными узами» или вставших под ее «крышу». Один выезд «Омеги» для решения чрезвычайных вопросов обходился заказчику примерно в пятьдесят тысяч долларов. В случае же серьезных последствий операции – прежде всего для самой «Омеги» и ее непосредственных кураторов – сумма могла многократно возрасти.

Модинцев, когда-то участвовавший в создании отряда, сам никогда не пользовался его мощью, хорошо зная, что информация о каждом инциденте сразу пойдет в высшие эшелоны руководства безопасности, реакция которого непредсказуема – вплоть до крутого разбирательства с хозяевами фирмы, наверняка зарвавшимися и потому допустившими грубые просчеты, и ее последующей ликвидации.

– Какие-то злыдни за усы дергают. Терпение кончилось, – спокойно объяснил причину Морган, зная, что идет запись и все его слова будут потом обрабатываться другими «костными мозгами».

– Вызов принят. Вводные?.. – уже по-деловому спросил «Коля».

Вводные дал референт.

«Теперь посмотрим, какая тут „безопасность“, – усмехнулся Морган. – Схватит она себя за хвост или нет…»

Он прикинул, что в худшем случае может налететь сегодня на полмиллиона наличными, однако ситуация уже начинала ему нравиться. У нее был «запах», который не мог не привлечь прирожденного хищника, чересчур залежавшегося на ветвях во время полуденного зноя.

Когда армада завернула на Пречистенку, пришел сигнал, что «скорая» проскочила Зубовскую площадь и движется по Кольцу дальше, к Крымскому мосту.

«Вот прямо бы на мосту ее и припечатать!» – вообразил картину Морган.

Достигнув Садового кольца и едва не протаранив тормозившие у светофора на «желтый» передние машины, джипы с сиренами прорвались на левый поворот.

– Берет вправо, на Комсомольский, – сообщил референт. – «Омега» на Остоженке.

– Тоже неплохо, – констатировал Морган.

При повороте на Комсомольский проспект едва не столкнулись с безобидным на вид микроавтобусом с темными стеклами. Морган, успев заметить его, вынырнувшего из-за цистерны, дал позывной. Удар двухосного бронированного «жучка», переделанного из гражданской «тойоты», мог разом сплющить салон «БМВ», как бумажный кулек.

– Ну, правильно! – развеселился Морган. – Бей своих! Это по-нашему.

Референт растерянно обернулся.

– Валим толпой, – бросил ему Морган. – Бараны! Дай-ка…

Он отобрал у референта передатчик, сунул себе в ухо черную «фасолину» на проводке.

– Ну что, «омики», задача ясна?

– Ясна! – был ответ.

– Дуйте вперед, не толкайтесь! Прижмите его на том мосту, у Воробьевых гор, а мы влепим в задницу.

– Он с кем-то говорит по закрытой линии. У нас один шум.

– Ну и что?

– Ничего… на всякий случай…

«Это они себя, что ли, пугают…» – со злостью подумал Морган. Он не спрашивал, сколько бойцов в микроавтобусе, – было не положено.

Микроавтобус оторвался, набрав скорость – километров сто двадцать в час.

Еще двое постовых, замерших с палками, промелькнули мимо.

Воробьевы горы накатывали волной цунами, мост через Москву-реку приближался.

Среди машин впереди Морган уже приметил реанимобиль. Белый «коробок» тоже куда-то торопился, но мигалок не включал.

– Напряглись, ребята! – дал команду своим Морган. – Первый, блокируй движение справа. Второй, спрячь меня. Оставьте мне лазейку.

Джипы поднажали, уже всерьез распугивая всех ездоков. Только один хлебный фургон мчался сзади, словно решил, что он тоже участник гонок…

«А этого хрена куда несет?!» – изумился краем сознания Морган, заметив грузовик в боковом зеркальце. Один удар сердца, чуть-чуть непохожий на тысячи предыдущих, послал в мозг едва уловимый намек. Морган подался от спинки сиденья вперед.

– Второй, быстро прикрой меня!

«Любопытная задачка», – мелькнула мысль.

Микроавтобус обогнал жертву на полкорпуса, стал подрезать ее к ограждению.

Визг тормозов. Хлопки. Вот они, ребята в масках, – посыпались наружу! Трое! Еще трое!

Первый джип заворотил носом вправо, чуть не разбив «Жигуленок», мышкой юркнувший вперед.

Повываливались из джипов свои «быки».

– Офсайд! – крикнул в окошко Морган, то есть: ни шагу дальше ребят из «Омеги». Стоп-кадр!

Реанимобиль – носом в заграждение. Вокруг – баррикада. Восемь стволов – наружу, шесть своих в запасе. Цепь – по всем правилам.

Нет, не стоп-кадр!

Хлебный фургон совсем очумел – так и мчался себе по первому ряду!

Рев тормозов. Гром железа. Верхняя половина фургона – нараспашку, оттуда – еще шесть стволов!

По другую сторону фургона – грохот десантных ботинок. Через две секунды – еще одна цепь. Такие же – в масках, с автоматами… Не меньше взвода. Чьи?

«Что и требовалось доказать: засветились все», – без особого удивления констатировал Морган и не спеша, по-министерски, полез из машины.

«Омега» не дрогнула: ее стволы были наставлены на реанимобиль. Стволы «хлебопеков» – на бойцов «Омеги» и бригаду Моргана.

Вот теперь наступил стоп-кадр.

Неторопливо двигался только сам Морган, спокойно ожидая, пока появится еще один имеющий право на движение человек – с ним-то и придется вести деловые переговоры и обмениваться полезной для обеих сторон информацией.

Все произошло прямо на середине моста, над Москвой-рекой, как Морган и хотел. В этот напряженный момент взгляду было на чем отдохнуть: простор, внизу неторопливое течение реки, на Воробьевых горах – осенняя пора.

Суеты не было. У начала моста какие-то силы быстрого реагирования уже перекрыли все движение по одной стороне.

«Штук триста придется отстегивать, это уж точно», – подумал Морган и глубоко, расслабленно вздохнул, краем глаза наблюдая, как, появившись из-за фургона, в его сторону уже направил неторопливые шаги командир «хлебопеков», ровесник Моргана, невысокий, в штатском.

Они с Морганом издали обменялись улыбками людей почти всесильных и бременем силы как бы слегка утомленных. Морган не стал важничать и первым вытащил из-за пазухи все свои красные «корочки».

– «Омега» тут? – не спросил, а просто выказал осведомленность командир «хлебопеков». – Слышал…

Морган только кивнул в ответ.

Сами «хлебопеки» оказались спецподразделением военной контрразведки.

– Ну что, для начала разобрались? – теперь уже первым проявил мирную инициативу командир.

– Мы с вами в одном звании, майор.

Тот неопределенно кивнул.

Морган еще раз внимательно посмотрел ему в глаза и подал условный знак. Бойцы «Омеги» опустили стволы. Тогда и командир «хлебопеков» кивнул своим, и обстановка разрядилась. Первыми же расслабились «быки» Моргана, начав довольно ухмыляться.

– Что это вы тут Чечню затеяли? – полюбопытствовал майор. – На мирных медработников нападаете…

– Это лихие горцы, а не медработники, – ответил Морган. – Жену у меня увозят не спросясь. Раз – и готово… А я после Афгана нервный.

Майор настороженно прищурился, о чем-то подумал.

– Ну, давайте посмотрим, цела ли там ваша жена… и что она скажет, – проговорил он, как бы внимательно прислушиваясь к своим словам.

Они подошли к реанимобилю.

– Здесь Павшин, – громко предупредил он тех, кто в реанимобиле не подавал признаков жизни. – Все в порядке. Есть вопрос… Господин Модинцев может удовлетворить свой интерес?

Задняя дверца реанимобиля стала открываться.

– Минуточку! – решительно остановил Моргана майор и первым заглянул внутрь.

Он многозначительно кивнул кому-то из сидевших в осаде, а потом жестом пригласил Моргана подойти.

Инга сидела там в довольно удобном креслице, одетая в свой самый яркий спортивный костюм, не связанная по рукам и ногам, без кляпа во рту. Улыбка у нее была довольно растерянная, но не испуганная, взгляд – немножко сонный, с поволокой.

«Кольнули ей, что ли…» – сразу предположил Морган и махнул Инге рукой и, пока делал это, запомнил «мирных медработников», сопровождавших свою жертву. Их было трое: старший, седой, профессорского вида, в белой шапочке, остальные помоложе – дама с крепким подбородком и крепкими руками, лет тридцати, и молодой бугай, годившийся в медбратья психиатрической клиники, с мрачным взглядом, явно все еще готовый вести огонь на поражение.

«Лейтенантик», – решил Морган и подмигнул Инге.

– Что, птичка, как это тебя поймали?

– Марик, не бойся, – прощебетала из клетки «птичка». – Сейчас доктор тебе все объяснит.

Профессор только один и улыбнулся Моргану и только один подался из машины наружу:

– Насколько мне известно, ваш брак с госпожой Пашковой не зарегистрирован…

– Это не ваше дело, – отрезал Морган.

– Верно, – не обиделся, а даже воодушевился «профессор», – но именно этим фактом и может объясняться этот досадный инцидент. Видите ли, Марк Эдуардович, ваша супруга не так давно случайным образом… транзитом, так сказать, оказалась в зоне действия одного химического соединения, влияющего на психику, короче говоря, в зоне аварии…

Сомнений у Моргана не осталось: вояки придумали еще какую-то пакость массового одурачивания, потом – утечка, последствия… Источник опасности был выявлен, хотя это дело обошлось ему в копеечку и, возможно, теперь грозило некоторыми неприятностями уже со стороны ФСБ. Короче, «издержки производства».

– Свидания разрешены?

– Через неделю-другую мы вернем вам супругу в полном здравии…

– Условия содержания?

– Вы серьезный человек… Военный госпиталь в десяти километрах от кольцевой автодороги. Тихий старинный особняк. Индивидуальные палаты. Передач не требуется. Питание – до двадцати пяти долларов в сутки.

– Уговорили, – наконец сделал одолжение «лихим горцам» Морган. – Мне наверняка начнут трезвонить ее родители.

– Это наши заботы…

– Отлично. Последний вопрос: имею я право поцеловать свою жену на прощание?

– Видите ли… ее выход из машины уже нежелателен… а на вас нет спецодежды. Подобие карантина.

«Брешешь ты, барсук поганый, – подумал Морган, – не хочешь, чтоб я увидел, как вы ее успели накачать…» Однако такой ответ «профессора» его устраивал даже больше, чем согласие.

– Хорошо, будем считать, что инцидент исчерпан, – еще раз показал себя Морган как бы хозяином положения. – Только сделаю ручкой – и забирайте.

Для него еще раз приоткрыли дверцу реанимобиля.

– Все, птичка, доктор меня просветил, – продемонстрировал он Инге сочувствующую улыбку. – Говорят, что тебе пора почистить перышки…

– Я буду очень скучать, Марик… Ты ведь меня не забудешь?

Другого он и не ожидал услышать.

– Ничего. Поскучаем оба для разнообразия. Привет!

С майором «хлебопеков» и капитаном, командовавшим отрядом «Омеги», он только перекинулся короткими кивками. Настала пора освободить одну из важных артерий столицы. Садясь в машину, Морган сплюнул в сторону и решил все забыть.

«Все, птичка, тебя уже нет. Печально, но ничего не поделаешь, – подумал он, четко контролируя свои эмоции. – Списываем вместе с террористами, которых тоже нет. Память должна быть чистой и ясной, прошлое – ничем не запятнанным. А случайностей быть не должно».

– Куда? – осторожно спросил водитель: давно не случалось такого, чтобы он не знал маршрута заранее.

– Обратно. В офис, – велел Морган.

Рабочий день продолжался.

Исчез реанимобиль, пропал и хлебовоз.

«Интересно, что завтра напишут в газетах?» – усмехнулся Морган, невольно пытаясь представить себя сторонним наблюдателем.

– Сообщение из офиса, – ожил на переднем сиденье референт. – Вас просят к телефону.

– Меня нет и не было, – распорядился Морган.

– В данный момент этот звонок может иметь значение, – заметил референт и взглянул в зеркальце над лобовым стеклом.

– Ну… – поймал его взгляд Морган, предугадывая, какие «похвалы» сейчас услышит от руководства ФСБ.

– С вами хочет выйти на связь Александр Брянов…

Фрагмент 8. МОСКВА. К ВОСТОКУ ОТ САДОВОГО КОЛЬЦА

Светлая широкополая шляпа гондольера, обвязанная алой косынкой, промелькнула мимо. Приветливая улыбка. Взмах руки: «Виоп giorno, signori!» Утро над Венецией было райски ясным. Старинные особнячки, обступившие Большой канал, сияли каждым балкончиком, каждой оконной рамой, каждым уголком – сияли, подобно ярко освещенной, с любовью вырезанной и склеенной из легкого картона декорации на театральной сцене. Мутная зелень водной глади казалась широкой ковровой дорожкой из бархата.

Брянову вспомнился ажурный мост, переброшенный через Канал белоснежной аркадой.

– Понте-Риальто… – тихо пробормотал Брянов.

– Ты о чем? – спросил из-за спины Сан Саныч.

Этот мост вот-вот должен был появиться впереди, за поворотом.

«А сейчас вы увидите самый знаменитый и несомненно самый красивый мост Венеции – Понте-Риальто…»

– Звук! – вскрикнул Брянов. – Выключи звук! Быстрей!

Сын кинулся к телевизору, уже привыкнув, что с недавних пор ничего просто так не происходит.

– Не загораживай! – Брянов вцепился в подлокотники кресла. Сердце, раз хозяин стоически удержал себя на месте, само рванулось вон из груди. Вот он – Понте-Риальто! Белоснежная радуга над мутно-травяной гладью!

Осторожный шепот сына:

– Ты опять что-то вспомнил?

– Подожди! – Он закрыл глаза. Уличный шум – далеко за окнами, в мире ином… Он повернул голову… Да, Элиза сидела тогда на катере рядом с ним, по правую руку, и держала два пустых бокала. Бутылка шампанского была у него… Он вспомнил, как хлопнула пробка, взлетела вверх и куда-то пропала…

Они условились, что сделают первый глоток, как только мост, на мгновение превратившись в темную и таинственную пещеру, окажется прямо над ними.

Горлышком бутылки он прикоснулся к тоненькому краю ее бокала так же бережно, как в начале поцелуя всегда прикасался к ее губам.

Вино так и бросилось в бокал, вспенилось в стекле, опрокинулось сверху на ее пальцы. Элиза рассмеялась, отвела руку через борт катера – как красиво отводила она свою тонкую руку! – и стала смотреть, как капли падают вниз и пропадают в стремительно скользящей воде…

Она чуть не опоздала.

Бокалы звякнули – нежно и гулко, словно под каменным куполом. Глоток в прохладной и мягкой тьме – и вновь свет с небес, пестрая пляска лодок и отражений впереди, сияние ажурных стен…

Это было их последнее утро в Венеции.

Сколько раз они приходили вечерами на Понте-Риальто… Сколько раз там, на площадке, под верхней аркой, они целовались… Она часто садилась на широкие каменные перила, обхватывала его за шею и тянула за собой – назад… и они повисали над водой. Элиза казалась невесомой… всегда при первых поцелуях она казалась невесомой… а потом… Иногда он разводил руки в стороны… прохожие и влюбленные парочки вскрикивали от ужаса… и тогда только ее цепкие, сильные руки… только ее руки…

Брянов вытер ладонью пот с лица. Он чувствовал, что у него внутри все дрожит и гудит. Он попытался сглотнуть, но это удалось сделать не сразу…

Сын не сводил с него глаз.

Вздохнув тяжко, всю свою волю к жизни вложив в этот вздох, глухим голосом Брянов проговорил:

– Ты знаешь, сколько времени я провел в Венеции?

– Сколько? – завороженно спросил Сан Саныч.

– Целый год… Никак не меньше года.

Глаза сына и так были широко раскрыты, а стали еще шире.

– Вот это да! И ты все помнишь?

– Помню пока две минуты, – признался Брянов, уже не удивляясь парадоксам. – Я в этой квартире живу шесть лет, а на воспоминания хватит полчаса… меньше… пять минут…

– Ну, бать, сравнил!.. – покачал головой Сан Саныч. – Ты хоть…

– Подожди! – оборвал его отец. – Смотри, поплыли дальше… Сейчас слева будет набережная у площади Сан-Марко. Там Дворец дожей. Белый такой, с колоннами. И еще – башня. Там всегда голубей полно. Облепят тебя всего с головы до ног… Это на самой площади…

Дворец дожей появился – великолепно ограненный, резной, блистающий айсберг!

– Ты, может, раньше его видел где-нибудь… по телику, – вполне резонно предположил Сан Саныч. – А теперь этот мнемозинол как-нибудь подействовал…

Брянов посмотрел на сына так, что тот решил немного отодвинуться в сторону.

«Я там был! Я все это помню! Я жил там целый год!» – это было непреодолимое чувство истины, вопиющее из глубин сознания, памяти, сердца… «Я существую! Рядом сидит мой сын Александр! Я прожил год в Венеции!» – так можно было истину немного переиначить и расширить, но это была та же истина, любое различие сразу бы показалось дикой ересью.

– Над тем, что ты сказал, стоит подумать, – мобилизовав весь свой здравый смысл, Брянов заставил себя допустить иной, более практический, нежели метафизический, подход к своему бытию…

Поднявшись из кресла, Брянов замер на месте – замер между своим любимым уютным креслом и телевизором, между телевизором и телефоном, поставленным на пол у правого подлокотника, замер в силовых полях…

И, справившись с ними, он первым делом протянул руку к телевизору и выключил его. Выключил, хотя телевизионная экскурсия по Венеции продолжалась…

«Мне телевизор лучше теперь вообще никогда не смотреть», – дал себе Брянов дельный совет.

Потом он взглянул на красненький телефонный аппарат и ясно вспомнил, что на самом деле напряжение исходило именно от этого прибора. Они с сыном уже почти целый час дожидались звонка и, чтобы хоть немного отвлечься, включили телевизор.

Женский голос, который представлял интересы генерального директора компании и, вероятно, принадлежал его секретарше, сообщил, что Марк Эдуардович Модинцев позвонит сам, как только освободится.

Заклинание демонов – вот чем занимался Брянов в последние дни. Почувствовав на себе влияние неких потусторонних сил, заметив и свою немалую власть над ними, он, как доктор Фауст или простой древний язычник, теперь уже не мог избавиться от соблазна поскорее узнать пределы своих возможностей и дознаться, с кем, с какими такими духами имеет дело.

Последним «заклинанием» он был обязан своему сыну и его подружке.

Накануне Сан Саныч, оставив отца в неведении, полетел по заветным адресам. В доме артиста Сабанского, по счастью, не оказалось никаких электронных сторожей-домофонов, а сидела внизу под классической пальмой самая классическая, интеллигентнейшего обращения вахтерша. В этом доме еще как бы длились условно добрые, старые времена. Сан Саныч был не промах, он сменил «косуху» на скромный костюмчик, из которого, правда, успел чуть-чуть вырасти.

– Вы к кому, молодой человек? – спросила вахтерша.

– Я к Валерию Михайловичу Сабанскому, – невероятно вежливо ответил Сан Саныч. – Валерий Михайлович просил моего отца достать одно лекарство.

С вежливой подозрительностью вахтерша взглянула поверх очков на юного визитера.

– Что-то я вас не помню, молодой человек…

– Конечно, не помните, – поспешил согласиться Сан Саныч. – Меня последний раз Валерию Михайловичу показывали, когда я еще соску сосал…

Ответ был снайперски точным: вахтерша умилилась.

– К большому сожалению, молодой человек, вы опоздали, – с некоторым упреком заметила она. – Валерия Михайловича отвезли в больницу.

– В больницу?! Когда? – искренне ужаснулся Брянов-младший.

– Еще вчера… примерно в это же время.

– Что с ним?.. Прямо вот так и отвезли? На носилках? – Брянов-младший был не прост.

– Ну, не волнуйтесь так, молодой человек, – подбадривающе улыбнулась вахтерша. – Слава Богу, он вышел, как говорится, на своих двоих… как всегда бодрый. Вы же знаете, какой он статный мужчина…

Сан Саныч кивнул.

– Мне, знаете ли, он вот так, как капитан дальнего плавания, махнул рукой. – Вахтерша показала тот величественный жест. – «Елизавета Николаевна, меня забирают в места не столь отдаленные, но за хорошее поведение срок обещают скостить…» Это он так всегда шутит – довольно мрачным образом. Он был еще грудным ребенком, когда всю его семью забрали в лагеря… А он до сих пор ясно помнит, как тогда за ними пришли…

– Так он что, сам уехал в больницу?

– Нет, конечно. За ним пришли сразу три доктора: один пожилой, очень интеллигентный, я думаю, что профессор, а с ним – еще два таких высоких, красивых врача. А их машина остановилась прямо у подъезда.

– А в какую больницу?

Вахтерша не знала, зато вызвалась помочь и передать лекарство дочери Сабанского, которая должна была скоро появиться и забрать из квартиры отца какие-то вещи.

– Спасибо, – столь же вежливо отказался от услуги Сан Саныч. – Отец сам позвонит его жене…

Тут он допустил небольшую оплошность. Вахтерша как-то странно улыбнулась и снова посмотрела на него поверх очков.

– Я понимаю, молодой человек, это вопрос деликатный, но ведь супруга Валерия Михайловича… так сказать…

– Ну да, конечно!.. – отмахнулся Сан Саныч. – Я забыл.

– Что вы, простите, забыли?.. – удивилась вахтерша.

В общем, кое-как удалось от нее отвязаться, не вызвав особых подозрений.

Оттуда Сан Саныч помчался по адресу Инги Леонидовны Пашковой. Докладывая о своей оперативной работе, он клятвенно заверил отца, что вел себя с предельной осторожностью, внимательно изучил двор и подъезд и только потом, не приметив никакой опасности, сел в лифт, проехал на пару этажей выше, а затем уже подобрался к нужной квартире. На звонок никто не ответил, и вообще в этом доме никакой информации собрать не удалось.

Зато всех выручила Лена. Кое-что она вспомнила сама, кое-что вспомнили ее подружки, наконец они даже достали недавний номер молодежного журнала «Ровесник», в котором было напечатано интервью с бывшей «Мисс Москва». Об Инге Пашковой узнали, что она никак не ожидала такого успеха, что уже успела объехать почти весь мир, что своим успехом она не гордится, что обо всем хорошем, но ушедшем в прошлое, надо вспоминать без грусти и что она уже давно приготовилась к самой обыкновенной жизни, находя опору только в тяжкой работе рядовой супермодели и в своем хорошем друге, бывшем афганце и создателе финансовой компании с красивым названием «Ниневия».

Александр Брянов-старший только руками развел: мальчишки и девчонки живо раскопали в «Бизнес-справочнике» эту компанию, и теперь какое никакое, а все-таки необходимое досье на друга бывшей «мисс» было собрано.

Уже без рядовых агентов два Александра Брянова провели по этому поводу закрытое совещание. Решение было таким: это змеиное гнездо нужно разворошить, раз неизвестные «ангелы-хранители» до сих пор держат своего подопечного за Иванушку-дурачка.

Разворошить – не разворошили, а сделали, что могли: ткнули в нору палкой, и стали ждать.

Час прошел в напряжении – может, оно и способствовало новому всплеску необъяснимых грез…

– Значит, ты допускаешь, что я там никогда не был, – проговорил Брянов, так и оставшись стоять на том же месте, между телевизором и креслом.

– Допускаю, – уверенно подтвердил Сан Саныч.

– Значит, скоро – конец света.

– Есть доказательства?

– Есть. Слушай меня внимательно, Сан Саныч. Ты еще молодой – у тебя жизнь кипит. А потом она становится однообразной, проходит быстро, ярких впечатлений остается мало… Так, один серенький туман и в нем кустики. Для чего мы читаем книги, смотрим кино, играем в электронные игры?.. Чтоб жить было немного интересней, верно? Мы собираем себе всякие интересные воспоминания. Яркие, экзотические. Но – не настоящие! Воспоминания «понарошку». И у нас в голове есть детектор, который никогда не дает сбоя. Он точно определяет, где свое, где чужое. Если этот детектор ломается, человек становится шизофреником или впадает в старческий маразм. А теперь представь себе, что мы посмотрели по телевизору какое-нибудь кино и оно преобразовалось в наше собственное воспоминание, адаптировалось к логике и сюжету нашей собственной жизни… Герои стали нашими знакомыми, явились нам в масках наших друзей детства или даже родственников… Мы ждем их в гости, они не приходят, а на другой день мы уже с удовольствием вспоминаем, как вчера славно погуляли с друзьями… Что тогда?

– Тогда, бать, начнется большая неразбериха, – очень трезво определил Сан Саныч.

– Начнется! – горячо согласился Брянов. – Но только в том случае, если потерять контроль над процессом изменения памяти сразу у всех, то есть у всего населения Земли. Так? А если с помощью телевизионного сигнала создать у людей как бы общую память? И ее контролировать?.. А начать лучше всего с каких-нибудь приятных мелодрам, с того, что знакомо и всенародно любимо… Как это тебе понравится?

– Ну, мне это, честно говоря, ни фига не понравится, – толково ответил Сан Саныч. – Это, бать, научная фантастика, но, кто его знает, может, ты и прав… Тогда будет одно правительство на пять миллиардов полных дурачков.

– Что и требовалось доказать, – порадовался Брянов сообразительности своего отпрыска, хотя радость на общем фоне грядущего мирового умопомрачения выглядела уже немного неуместной. – Оставим это в качестве худшего варианта.

– Оставим, – покусав губу, согласился Сан Саныч. – У тебя есть варианты полегче?

– Нет, – признался Брянов. – Все другие варианты – производные от этого. Немного подсластим – но отрава останется той же. Одно ясно: эксперимент идет. Возможно, что мнемозинол и нужен для превращения чужих образов в свои собственные… Но при этом…

Оба содрогнулись от телефонного звонка. Вся квартира содрогнулась.

Брянов сделал неимоверное усилие, чтобы моментально собраться с мыслями, но собрался лишь после третьего сигнала.

– Слушаю! – прохрипел он в трубку. – Кого?.. Вы ошиблись…

Дрожащей рукой он вернул трубку на место.

– Кого там? – поинтересовался сын.

– Какая разница… – пробормотал Брянов, унимая нервы. – Какую-то Жанну.

– Не помнишь такую? – серьезно спросил сын.

– Нет, – не заметив подвоха, признался отец.

– Скоро вспомнишь… Это ведь – Жанну д’Арк… твою прабабушку.

Брянов без особой на то причины весь похолодел:

– Шуточки у тебя…

Сын заметил, что отец на взводе и что надо его подбодрить. Ему и самому очень не хотелось всеобщего помешательства, в том числе – и управляемого крепкой заботливой рукой.

– Ты зря так напрягся, бать. Во-первых, тебе сейчас придется брать на пушку крутого мужика. Ты должен говорить с ним, как японский император с простым самураем. А во-вторых, может, не все так плохо…

– Ты можешь предложить хэппи энд? – с искренней надеждой полюбопытствовал Брянов.