Текст книги "Освободите тело для спецназа (СИ)"
Автор книги: Сергей Шемякин
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Г л а в а 12
Прихожая была небольшой. Хромированная вешалка, зеркало в полный рост, фотография на стене – вот собственно и всё. Ни привычных шлёпанцев в углу, сиротливо дожидавшихся хозяина, ни сброшенной обуви. Темно-коричневая дверь в комнату, застеклённая квадратами. Строгая такая дверь, солидная, как в учреждениях, разве что стёкла не захватаны пальцами многочисленных посетителей.
– А у тебя здесь очень даже мило, – проскользнув в комнату, сказала Сьюзен, осматриваясь по сторонам.
«Да, неплохо живёт», – подумал Глеб, вертя головой вслед за девушкой.
Комната впечатляла размерами. «Метров шестьдесят, не меньше!» – прикинул он. Место напротив окон, очевидно, предназначалось для гостей. Диван и два кресла окружали низенький прямоугольный столик, стоящий на однотонном красном ковре. В левом углу у Хадсона был оборудован рабочий кабинет: письменный стол с монитором компьютера, стеллаж с книгами, приземистый шкаф с несколькими ящиками внизу. В торце комнаты красовался камин. Эта стена, оклеенная светлыми обоями под кирпич, выглядела особенно удачно. Два скрещенных ружья, оленьи рога над камином и старинные часы на каминной полке смотрелись здорово. На полу лежала какая-то шкура, скорее всего, судя по ружьям – старый охотничий трофей. Правее стояла чёрная резная этажерка с небольшим телевизором и какой-то аудио аппаратурой. Видно хозяин любил отдыхать, посиживая возле камина.
– Ты знаешь, Сьюзен, а я здесь совсем ничего не помню, как будто в чужой квартире, – оградил себя сержант от возможных вопросов.
– Не переживай, Рич! – взяла она его ласково за руку. – Через день-два ты здесь обживёшься, и всё встанет на свои места.
– Что бы я делал, если бы у меня не было такой утешительницы, – легонько коснулся он губами её щеки и, приобняв, потянул к кухне. – Давай посмотрим, может что-то и выпить в холодильнике найдется, а то в горле пересохло.
Кухня была здесь же, в комнате. Отгороженная Г-образным разделочным столом, она смотрелась великолепно – чёрный пластик и хром. Собственно кухня поразила Глеба больше всего. Как-то непривычно было видеть все эти кухонные атрибуты в жилой комнате. Три высоких табурета с круглыми мягкими сиденьями, электроплита, над которой козырьком навис раструб вытяжки, четыре навесных шкафчика, мойка, две длинные тумбы у стены с кухонным оборудованием и холодильник, тоже чёрный, с двумя хромированными накладками вместо ручек.
– О, у тебя тут много всего, – открыла нижнюю дверку Сьюзен. – Что будешь, колу или пиво?
– Пиво, конечно! – не задумываясь, выбрал Глеб. Он и понятно, какой самарский мужик откажется от пива?! Наверное, нигде пива не пьют больше, чем в Самаре. На «бочках» народу всегда черным-черно, поэтому берут не кружками, а канистрами или, на худой конец, трехлитровыми банками. А из-за кружки, что два часа в очереди стоять?! Только время тратить!
– Смотри, пей осторожнее – холодное, – протянула ему металлическую банку Сьюзен.
О баночном пиве Ткач слышал, но пробовать его ему не доводилось. Он посмотрел, как девушка ловко потянула за открывашку на своей банке, и повторил тоже самое. «А ничего…, – сделав пару глотков, подумал он. – У нас, правда, со старого пивзавода получше будет, а это на чешское больше смахивает, но главное – не разбавлено».
– Пойдём, посмотрим, что там, – указал Глеб на дверной проём, прикрытый плетёной занавесью с тёмными деревянными шариками. Он отодвинул толстые, со вкусом вывязанные нити и по квартире поплыл тихий, приятный звон – К каждой нитке внизу был привязан махонький колокольчик. Дальше шёл коридор с несколькими дверями. За первой находился туалет, за второй – здоровенная кладовка, где висела одежда, аккуратно развешанная на плечиках, а внизу, на полочке, стояло минимум пар десять обуви; за третьей была ванная. Ванная впечатляла: тот же чёрный кафель и хром. Одна стена в зеркалах, от пола до потолка; душевая кабина, прикрытая прозрачной дверцей; бирюзовая ванна – большая и широкая – невиданная роскошь для простого самарского парня. «В эту ванну я точно умещусь!» – обрадовано подумал Глеб.
За четвёртой дверью в торце коридора оказалась спальня.
– Ну, ни хрена себе! – не удержавшись, выдал фразу сержант по-русски, на которую, к счастью, Сьюзен, сражённая увиденным, не обратила внимание.
В комнате ничего не было. Кроме кровати. Огромной и великолепной. Она стояла на однотонном ковре такого чистого василькового цвета, что взгляд невольно вздрагивал, впиваясь в эту изумительную синеву, а потом останавливался, заворожено впитывая это настоящее цветовое чудо. Белое мохнатое покрывало чуть искрилось под солнечными лучами, вливавшимися в окно, вызывая желание дотронуться рукой и ощутить его нежную, податливую мягкость. Атласные подушки, непривычной цилиндрической формы, свежо поблескивали туго набитыми боками, как будто на них никто, никогда не лежал.
«Аэродром целый!» – восхищённо подумал Глеб.
– Прелесть какая, – выдохнула Сьюзен, и со всей непосредственностью, сбросив туфельки, плюхнулась на кровать. Счастливо засмеявшись, она перекатилась по ней несколько раз и застыла, разбросив руки и зарывшись лицом в мягкий мех.
У Глеба что-то ёкнуло. Он присел на кровать и легонько провёл рукой по её спине, почувствовав, как мгновенно напряглось её тело, словно у дикого зверька, готового вот-вот укусить. Она медленно повернулась и в упор посмотрела на него своими карими глазищами в пол лица. Глеб виновато потупился под её взглядом, не зная, что делать, и судорожно решая, убрать свою руку или нет.
Что там говорить, по части женщин Глеб Ткачёв подвигов не совершал. И опыта у него было с мышиный хвостик, не то что у его дружка Мишки Дороговского, переспавшего с половиной курса. Как-то не складывалось у Глеба с теми девчонками, которые ему нравились. А от тех, которые не нравились, он сам старался держаться подальше. Были, правда, случайные связи, но в основном «под этим делом», а поскольку употреблял он редко, то все его любовные похождения можно было пересчитать по пальцам.
– А ты действительно девственник, Рич, – ровным голосом тихо сказала Сьюзен. И не было в этом голосе ничего: ни укора, ни удивления, так – сплошная отстранённость, как будто взяли и оборвали ту ниточку, которая секунду назад ещё связывала их.
У Глеба мучительно дёрнулся кадык, он тоскливо поднял голову… и улыбнулся. Широко и радостно. А чего ему было не улыбаться?! Говорить она могла всё что угодно, а глаза куда спрячешь? И разбитая секунду назад ваза, которую, казалось, как не старайся – не склеить, оказывается, не только не разбита, но даже и не думала падать. И что-то оборвавшееся в душе, оказывается, и не рвалось никогда, а стало крепче, сильнее, волнительней.
Глаза её смеялись, окутывая нежностью, этого верзилу, робкого, словно школьник и такого славного.
Глеб наклонился над ней и поцеловал. Один раз, второй, третий…. В губы… шею… лицо. Он навис над ней неподатливой скалой, и её просто некуда было деться от этих обжигающих поцелуев. Да и не хотелось, по правде говоря. Она пьянела от вкуса его губ и запаха кожи. Её руки обняли сержанта за шею и потянули на себя, заваливая на бок. И едва Глеб коснулся кровати, как Сьюзен ловко выскочила, наградив его коротким поцелуем:
– Мне надо принять душ!
– Я с тобой! – запалённо прохрипел он, приподнимаясь и не сводя с неё горящих желанием глаз.
– Не поместимся, – одобрительно засмеялась она.
– Поме-е-стимся, – убеждённо покачал Ткач головой, улыбаясь во весь рот улыбкой счастливого человека.
… Сьюзен была красивой. Глеб млел от восторга, без всякого стыда и стеснения рассматривая её. Круглая литая попка, высокая талия, роскошная грудь. Да разве можно описать красивую женщину? Когда тонкие руки и худые плечики будоражат своей беззащитностью. А непостижимо гордо выставленный зад мучительно хочется куснуть, проверив, так ли он упруг на самом деле, как выглядит. А как передать этот волнующий изгиб бедра, переходящий в заветный треугольник, при виде которого у сильной половины начинают зашкаливать «приборы». А ножки, ножки! Да им можно оду петь, этим женским ножкам, стройным и обольстительным до неприличия.
– Ты прелесть просто, – облизнув пересохшие губы, выдохнул Глеб.
– Лучше полотенце найди, девственник, – засмущавшись, грубовато сказала она и нырнула в кабинку, прикрыв дверцу.
Ткач выскочил из ванной и понёсся в кладовку. Только там он рассчитывал найти полотенце, поскольку целую стену там занимали встроенные шкафы, в которые они не заглянули.
Он лихорадочно распахнул первый – сорочки и нижнее бельё; второй – спортивный инвентарь; третий – постельные принадлежности; и только в четвёртом – то, что надо. Он взял здоровенное полотенце, в которого можно было запросто и слона завернуть и два махровых халата. «Сойдёт!» – быстро забросил он выпавшие из шкафа вещи и ринулся назад в ванную.
Какие там сорок пять секунд на раздевание?! – Это блеф, когда за оргстеклом маячит то, от чего нельзя отвести глаз. Даже первогодок перекроет норматив вдвое, что уж там говорить о сержанте. Молния вжик – нет штанов. Подол рубашки вверх (ну какой дурак будет пуговицы расстёгивать) – нет рубашки! Трусы вниз, майку вверх – ГОТОВ!!! «Гадство, носки забыл! – Чёрт с ними, чище будут!»
Он потянул за ручку и распахнул дверцу.
– Ну, ты даёшь, Рич! – отодвинувшись чуть в сторону, засмеялась Сьюзен, вытирая мокрыми ладошками лицо. Он непонимающе уставился на неё, не сообразив, что с другой стороны полупрозрачного стекла она пристально наблюдала за его цирковыми армейскими упражнениями. – Я и глазом не успела моргнуть, а ты уже здесь!
Она чуть приблизилась и провела кончиками пальцев по его груди и животу.
– Ты тоже красивый, – прошептала она, скользя руками всё ниже и ниже. – Какой он у тебя большой, коснулась она осторожно его вздыбившегося орудия и опустила глаза, наслаждаясь видом этого пульсирующего в ладонях чуда. «А старый был больше!» – чуть не выпалил Глеб хвастливо, но вовремя прикусил язык. Он притянул её к себе и начал жадно целовать, не обращая внимания на тёплые струйки воды, секущие из распылителя. Его руки гладили её спину, грудь, бёдра, упиваясь сладкими прикосновениями к восхитительной коже. Ладони вбирали в себя эту нежную пьянящую плоть, впитывая каждый кусочек её тела, чтобы тут же переметнуться на другое место, ещё более притягательное, еще более нежное, нетерпеливо дожидавшееся своей очереди. Как он жалел, что у него не тысяча рук! Обнять бы её всю, от пяток до кончиков пальцев.
Сью постанывала, изнемогая от его губ и рук. Её соски напряглись, раскалёнными пиками вонзаясь ему в грудь. И он, не выдержав, легко приподнял её за упругую попку, ставшей сразу округло-огромной, когда девичьи колени с податливой готовностью прильнули к его бокам….
А после душа – белый «аэродром»….
Он был ненасытен, как зелёный пилот, наконец-то дорвавшийся до полётов. Его нервы трепетали, голова шла кругом, хотелось от восторга орать и плакать. Он метался в сладостном упоении, делая переворот за переворотом, закладывал виражи, пикировал, вонзался штопором в эту несущуюся навстречу цель и, «отстрелявшись», тут же шёл на повторный заход. «Летчиком» он был от Бога! Лишь что-то лепетала Сью, уткнувшись горячими губами в шею, да тело её с протяжным криком, взрывалось в который раз, заставляя его с новой силой метаться от полыхавшей в нём страсти. Какая там к чёрту посадка! Если баки полны и боекомплект – под завязку! ЕЩЁ! ЕЩЁ! ЕЩЁ!!!
И даже часа через три, когда они счастливые, расслабленно бултыхались в ванне, он всё равно хотел её. И глядя на эти груди, всплывшие среди пены как морские мины, влажными и крутыми боками, ему нестерпимо хотелось ухватиться пальцами за эти торчащие детонаторами соски, чтобы ещё разок раствориться в этой огненной буре, имя которой – ЖЕНЩИНА!
Г л а в а 13
Под вечер, сославшись на то, что её ждёт мама, Сьюзен ушла. Глеб проводил её до машины.
– Ты был великолепен, Рич – чмокнула она его на прощанье в щеку.
– Рад стараться, леди! – вытянулся он по стойке смирно, выпятив грудь. Но, почувствовав, что девушка на его шутовство вот-вот обидится, взял ее руки и, прижав к груди, искренне сказал: – Ты просто прелесть, Сью…. И очень мне нравишься…. Очень….
Девушка ему поверила. Он заметил, как чуть дрогнули зрачки, и глаза радостно засияли. Она поцеловала его ещё раз и села в машину.
– И не забудь, я тебя завтра жду к обеду, – торопливо сказал он, когда заурчал мотор.
– И не надейся! – погрозила она ему пальчиком. – Я не забуду! Не каждый день меня приглашают долговязые и нахальные магистры.
На «долговязого и нахального» Глеб не обиделся. Слова звучали ласково и нежно, лаская слух. Сьюзен выжала сцепление и плавно тронула машину от тротуара. Она дважды оборачивалась, и Глеб махал ей рукой, опасаясь, что она во что-нибудь врежется.
На душе было светло и празднично. Перескакивая через ступеньку, он птицей взлетел наверх и с упоением мурлыкая «Бухгалтера», начал толкаться по всей квартире из угла в угол. Толкался то он, в общем, не бесцельно – искал подходящую сумку или пакет, чтобы сходить в магазин, но одно другому не мешало. Уж очень хорошо пританцовывалось под это радостно-мажорное: «Бух-галтер! Милый мой бухгалтер! Та-та-та-та, та-та-та-та!» Слов то дальше он не помнил, да они и не к чему слова, когда на душе праздник. Гуляй, Самара!
Минут через пять, сменив рубашку и найдя довольно приличный на его взгляд пакет, он опять вышел на улицу. Секунду постояв, он повернул налево – в сторону, противоположную той, откуда они приехали с Сьюзен. В начале улицы, насколько он помнил, магазинов не было.
Супермаркет он нашёл через два квартала, почти рядом с гаражом Гаррисона, где, по словам Митчелла, стояла его машина. Магазин располагался с другой стороны улицы, чуть наискосок. И хотя уличное освещение ещё не зажгли, но над магазином уже зазывно вспыхивала реклама. Глеб, чуть волнуясь, пощупал в кармане бумажник (не испарился ли?), толкнул стеклянную дверь и впервые в жизни вошёл в американский магазин.
Разобрался он быстро. Принцип был тот же, что и в советских «Универсамах» застойных времён. Только вместо металлических корзинок с ручками, стояли никелированные тележки на колёсиках. Да от всевозможных товаров, в непривычно яркой упаковке, рябило в глазах.
Среди многочисленных стеллажей и полок, вытянувшихся рядами, он катал свою тележку добрых полчаса, пока не набрал всё необходимое для завтрашнего обеда. Когда он остановился перед стеллажом с фруктами, у него разбежались глаза – слишком много всяких диковинок здесь лежало. Половину из них он не только не пробовал, но и не знал даже, как они называются. После долгих размышлений, не желая попасть впросак, сержант остановил свой выбор на ананасе и грозди бананов. Фрукты были относительно дороги, но больше всего его поразило, что червивые яблоки стоили на пятьдесят центов дороже хороших. «Считают, что червяк тоже не дурак – грызёт то, что получше!» – сообразил он, удивляясь американскому умению нажиться даже на червоточине.
Не удалось купить самого главного – мяса или фарша для пельменей. Колбаса, ветчина, буженина – пожалуйста. Бифштексы, шницеля, расфасованные в пакетики – бери, не хочу. Но свежего мяса не было.
Две девицы бойко рассчитывали покупателей, укладывая покупки в точно такие же пластиковые пакеты, какой лежал у него в кармане. «Зря искал», – подумал Глеб и, заметив, как мужчина впереди него протянул кассирше кредитную карточку, тоже достал из бумажника свою. «Если что не так, расплачусь наличными», – с долей неуверенности протянул он девушке свою кредитку. Но всё оказалось «так». Она всунула её в щель аппарата, и его счёт в банке облегчился на пятьдесят с лишним долларов.
– Вам доставить на дом, мистер Хадсон? – спросила его упаковщица, сложив покупки в два пакета.
«А меня здесь, оказывается, знают», – задержал на девушке взгляд сержант и с улыбкой ответил: – Нет, спасибо, я с собой заберу. А вы не подскажете, есть ли по близости мясной магазин?
– Да, конечно, – доброжелательно улыбнулась девчонка в ответ, и тут же пояснила, – направо за угол, через два дома.
Глеб поблагодарил ещё раз и, забрав свои пакеты, направился к выходу.
Пока он торчал в супермаркете, уже стемнело. Зажглись фонари, а неоновых огней стало раза в два больше. Отыскав магазин и купив без всяких проблем говядины и свинины, сержант двинулся домой. Шёл он не торопясь, наслаждаясь благодатным вечером, когда осточертевшая жара, наконец то спала, и лёгкие с удовольствием вбирали не обжигающий зной мартена, а живительный влажный воздух, принесённый ласковым ветерком с реки.
«Так, на первое – борщ, на второе – пельмени, на десерт – фрукты. Салатик ещё какой-нибудь сварганю и лады, – прикидывал Глеб завтрашний обед. – Окрошечки бы, конечно, по такой жаре, ну да ни кваса, ни хлеба ржаного здесь не найдёшь, наверное. А без ржаного сухаря, какой квас?!»
Готовить, надо отметить, Ткач умел хорошо. На первом и втором курсе ему частенько приходилось стоять у плиты. Мать работала тогда участковым врачом (пока не перешла в Пироговку), приходила затемно, валясь с ног от усталости, после десятка полтора вызовов к больным. Вот они и брали с отцом часть хозяйственных забот на себя. А когда подросла Ольга, то со свойственной ей решительностью, быстренько забрала кухню в свои руки. Всё у неё там сияло, каждая вещь лежала на своём месте, и она частенько им с батькой делала выговор, если они, по своей мужской бестолковости, клали что-то не туда, где положено. Готовить сестрёнка любила, и всегда краснела от удовольствия, когда отец и брат без зазрения совести нахваливали её стряпню. А по части пирогов, пирожков и пирожных Ольча вообще была докой. Даже мать порой удивлённо ахала, когда та вынимала из духовки своё очередное творение, дразнящее сдобным запахом и глянцевой хрустящей корочкой….
– Ты не находишь, Боб, что этот долговязый джентльмен устал нести наши пакеты? – неожиданно загородили Глебу дорогу две фигуры, отделившиеся от стены дома.
– Не только пакеты, но и бумажник, по-моему, тоже! – отозвался тот, которого назвали Бобом. Он поигрывал для устрашения ножом, делая кистью небольшие круговые движения. Второй, с той же целью, похлопывал себе по ладони сложенными нунчаками – медленно и методично, лишь позванивала цепочка, соединяющая концы забранных металлом палочек.
Сержант, остановившись, молчал. Бросить пакеты на землю было жалко – высыпятся, а поставить их к стенке – напроситься, чтобы пнули по рёбрам, хотя свободные руки ему бы не помешали в такой ситуации. Он ждал. Эти двое впереди тоже чего-то ждали. Пауза затягивалась.
«Чего они ждут?» – прокручивал Глеб, удивляясь, что парни не нападают, и в ту же секунду почувствовал за спиной движение. «Ясно чего – третьего!» – непроизвольно напрягся он, чуть сгибая для толчка ноги в коленях.
– Не дергайся, придурок, – раздалось сзади, – целее будешь! Давай сюда пакеты, и бумажник давай!
Большие ладони легли на его руки и, ухватившись, потянули за полиэтиленовые ручки, которые Глеб тут же выпустил и сделал два стремительных удара ногами. Один короткий – пяткой вперёд, который согнул пополам и отбросил подонка с нунчаками на задницу, второй боковой в подбородок Бобу, от которого тот, даже не пискнув, пролетел метра три и грохнулся на мостовую. Молниеносно повернувшись, сержант перехватил руки третьего: – Спасибо, что подержал, приятель! – выдохнул он в лицо стоявшему сзади грабителю, не успевшему ничего сообразить и, откинув голову, саданул его лбом в переносицу. Тот, залившись кровью, сразу обмяк, и Глеб, опуская его потихоньку на асфальт, высвободил из безвольных пальцев свои пакеты.
– Ещё раз попадётесь, башку оторву! – придавил он к земле руку корчившегося юнца и, забрав у него нунчаки, пошёл дальше, провожаемый злобным, мстительным взглядом.
До дома было не далеко, чуть больше квартала. И он шёл не спеша, даже не подозревая, что очнись здоровяк с разбитой рожей тремя минутами раньше, то, не раздумывая, шмальнул бы из лежащего в кармане револьвера ему в спину. Благо кругом ночь.
Г л а в а 14
В субботу с утра позвонил Митчелл:
– Добрый день, Ричард. Как у тебя дела, обжился уже в квартире?
– Да у меня всё нормально, Дейв, спасибо. Но имей ввиду: ко мне вчера вечером в квартале от дома три паренька прицепились – пытались меня ограбить, так я грешным делом, попортил им немного фотографии.
– Как они выглядели?! – встревожился лейтенант.
– Да кто их в темноте разберёт. Один высокий – с меня, двое других – метр семьдесят – метр семьдесят пять. Молодые, лет двадцати, может чуть старше. У одного нос должен быть всмятку, а у другого челюсть наверняка сломана. У третьего синяк в области живота. Нож я там, в потёмках искать не стал, а нунчаки забрал!
– Они что, тебе даже ни разу не врезали?
– Не успели. Видно рассчитывали, что бумажник я им сам отдам, без всякого сопротивления.
– Ну, ты даёшь, Рич! Ладно, сиди дома и на улицу ни ногой. Дверь кроме меня никому не открывай! Да, в столе у тебя лежит пистолет, задиктуй мне номер, я оформлю тебе разрешение на ношение оружия.
– Погоди минутку, – отложил Глеб трубку и направился к письменному столу. Он начал открывать ящики и во втором сверху действительно обнаружил пистолет. Там же лежали запасные обоймы и коробки с патронами. «ФП – 70» – прочитал он на рукоятке марку пистолета, а на затворе название фирмы: «Гехлер – Кох» и мелкую надпись «сделано в Германии». Пистолет был хорош: 9 мм, самовзвод, с двухрядовым магазином на восемнадцать патрон. Если для кого-то он и был великоват, то для ткачёвской руки в самый раз.
Сержант зачитал Митчеллу набитый на оружии номер и тот повесил трубку, бросив напоследок: – Жди! Через час приеду!
Глеб хмыкнул про себя, удивляясь тому, откуда лейтенант знает, где у него лежит пистолет и, услышав гудки, повесил трубку. «Наверно нашли, когда квартиру осматривали», – пришёл он к единственному выводу и вернулся к изготовлению пельменей, от которых его отвлёк звонок полицейского.
Пальцы его уверенно защипывали края кружков, вырезанных стаканом из раскатанного теста, и укладывали готовые пельмени на посыпанную мукой разделочную доску. Фарш он сделал хороший – смешав свинину с говядиной и добавив несколько луковиц. Пельмени должны были выйти на славу. «Налеплю штук сто, и хватит», – мурлыкая под нос привязавшегося «Бухгалтера», начал раскатывать он очередную пластину теста бутылкой из-под виски, поскольку скалки у Хадсона не нашлось.
На плите что-то зашипело. Глеб, повернувшись, поспешил приподнять крышку с кастрюли, где варилось мясо для борща. Сняв пену, он поставил регулятор на самое маленькое деление, чтобы сильно не бурлило и не перехлёстывало через край. К тому времени, когда пришёл Митчелл, с пельменями он покончил и готовил заправку для борща, помешивая в сковородке нарезанные соломкой овощи, ожидая, пока лук приобретёт золотистый оттенок.
– Никак ты в кухарки заделался, Рич?! – окинув удивлённым взглядом голубой фартук и зажатую в руке ложку, сказал лейтенант.
– Проходи быстрее, Дейв, а то подгорит, – закрыл Глеб за Митчеллом дверь и поспешил на кухню.
– Ты знаешь, а пахнет вкусно, – подошёл сзади лейтенант, наблюдая, как он добавляет готовую заправку в бульон, где уже минут пятнадцать варилась капуста, картофель и слегка притушенная свекла.
– Борщ это, – пояснил сержант, прикрывая крышку. – Он всегда вкусно пахнет! Дал бы попробовать, но не готов пока. А вот пельменями я тебя угощу!
– Пельменями?! А это что такое?
– Пальчики оближешь, как попробуешь! – засмеялся Глеб и быстро налив полкастрюли воды, поставил её на плиту. – Я вчера Сьюзен на обед пригласил, вот и готовлюсь потихоньку.
– Ну-ну! – с сомненьем в голосе сказал лейтенант, сообразив, что Сьюзен – это, скорее всего, та медсестра, вокруг которой его подопечный крутился последнюю неделю. – Не думаю, что она будет в восторге. Она наверняка рассчитывает, что ты поведёшь её в какой-нибудь ресторан и, помяни моё слово, наденет своё лучшее платье и сходит к парикмахеру. А женщины не любят, когда их старания пропадают впустую.
– Может ты и прав, – погрустнел Глеб. – Посмотрим!
– Ну, а как насчёт блондинки? Ты что, дал ей отставку? – поинтересовался Митчелл.
Скорее всего, это она мне дала! Забежала в больницу ещё разок, ровно на минуту, и как ветром сдуло. Ни ответа, ни привета!
– Так позвони ей! – посоветовал лейтенант.
– Ты хочешь, Дейв, чтоб бабы мне глаза выцарапали? Тем более, я её телефона – не знаю!
– Причина уважительная, засмеялся Митчелл. – Только когда встретишься с ней, придумай что-нибудь поубедительнее. А то она обязательно спросит, куда ты дел телефонную книгу, которая у тебя всегда валялась на столике рядом с аппаратом.
– Ты считаешь, что она была у меня дома?!
– М-да! – пробурчал Митчелл. – Видно «крыша» у тебя поехала сильнее, чем я предполагал. Да будет тебе известно, Рич, Кэрол Джанвейн «числится», если можно употребить такое слово, твоей невестой. Она из хорошей семьи, богата. И ваши отношения, как нам удалось установить, длятся второй год. Кстати, это может быть одним из мотивов покушения. Поверь мне, на свете найдётся достаточно сволочей, которые прикончат соперника и за менее лакомый кусок…. Чужими руками, конечно!
– Так ты думаешь, в меня стреляли, чтобы заполучить Кэрол?!
– Может быть и так. Мы прорабатываем эту версию, но пока ни на какой след не вышли. Но разговор не об этом, меня сейчас больше всего занимает вчерашнее нападение!
– Погоди минуточку, – сказал Глеб, заметив, что закипела вода. Он подсолил кипящую воду и запустил в кастрюльку порцию пельменей. Дождавшись, пока они сварятся и всплывут, он выловил их шумовкой и выложил на блюдо, бросив сверху кусочек сливочного масла, которое тотчас растаяло. Себе сержант тоже положил на тарелку с десяток – попробовать.
– Садись, – сказал он Митчеллу, пододвигая ему сметану. – Со сметанкой в самый раз, – обмакнув пельмень в густую сметану, отправил Ткач его в рот, захлёбываясь горячим соком.
Митчелл последовал его примеру. Через пару минут, съев уже с десяток пельменей, он изрёк: – Дурой она будет, если потащит тебя в ресторан, не попробовав твоей стряпни. Ничего лучшего ей там не подадут! Слово полицейского!
– Я тоже на это рассчитываю, – расплылся от похвалы Глеб. Пельмени действительно получились хоть куда….
– Ну, давай рассказывай! – попив кофе, вернулся к цели своего прихода лейтенант. Он выпустил колечко дыма и уставился на подопечного.
– Я ходил в супермаркет за покупками. Сам понимаешь, к обеду надо было кое-что прикупить, – начал Глеб делиться впечатлениями. – Возвращался уже, когда стемнело. В полутора кварталах отсюда из ниши дома выскочили двое. Потребовали мои пакеты с покупками и бумажник. У одного был нож, а у другого – вот эти нунчаки, – достал он из ящика стола оружие грабителей.
– Фабричные, – взяв их за цепочку двумя пальцами, констатировал Митчелл.
– Сзади, в это время, подошёл третий. Роста примерно моего – дышал мне в затылок, и без зазрения совести забрал у меня из рук пакеты и приказал доставать бумажник. Мне это, естественно, не понравилось и, как только он освободил меня от ноши, я им и дал по разу. Они ведь не знали, что я немного когда-то каратэ занимался.
– А ты рассмотрел их, Рич?
– Да не очень. Вот то, что африканца ни одного не было, это точно! Один помоложе выглядел – лет восемнадцать – двадцать, а двое постарше. Того, которому я челюсть свернул – Бобом назвали. Да я особо к лицам и не присматривался, темно же было, – начал оправдываться Глеб, понимая, что не очень-то много сведений может сообщить Митчеллу. – Я ведь думал шпана просто.
– Шпана обычно в этом районе не грабит, – пояснил лейтенант. – Это спокойный район. А ты бы узнал их, если встретил?
– Сейчас их любой узнает. У одного нос сломан, а у другого челюсть. Молодого я пожалел: так, стукнул легонько, чтобы на задницу сел и всё!
– А что же ты сразу в полицию не позвонил, как пришёл?
– Да знаешь, как-то в голову не пришло. Да и телефон я не помню. «Не ноль – два же набирать!» – подумал сержант про себя.
– Ты знаешь, Ричард, что-то мне не очень верится в твой рассказ, – посмотрел на него внимательно Митчелл. – Не похож ты ни на Брюса Ли, ни на Сильверста Сталлоне. Даже я, наложил бы в штаны, если бы меня встретили трое вооружённых грабителей, а при мне не оказалось бы моей пушки. Хотя я, за десять лет полицейской службы, уж поверь мне, во всякие переделки попадал.
– Да я же тебе объяснял, Дейв! Они тоже не предполагали, что получат отпор. Я, конечно, уже давно не в форме, да и ранение сказывается, но кое-что ещё могу! Становись вот здесь! – поднял он с кресла Митчелла и поставил посередине комнаты. – Имей в виду, я буду на тебя нападать, но удар только обозначу. Если сумеешь, поставь блок.
Сержант чуть приблизился к полицейскому, набрав ту дистанцию, на которой находились остановившие его грабители.
– Мае-какато-гери-ке-коми – толчковый удар пяткой вперёд, – быстро сказал он, и его нога настолько стремительно ринулась к животу лейтенанта, что тот даже не успел сгруппироваться, почувствовав лёгкое касание стопы. – Йоко-гери-ке-аге – боковой хлещущий удар вверх, – тут же протараторил Глеб, и его нога, нацеленная на этот раз в голову, остановилась в нескольких сантиметрах от подбородка Митчелла, заставив того запоздало отшатнуться. – Ну, а к третьему, я просто повернулся, перехватил его руки, чтобы он не уронил мои пакеты и ткнул его лбом в переносицу, – проимитировал движение сержант. – Вот, собственно, и всё!…
– М-да, – сказал Митчелл. – Убедительно! Если надумаешь вдруг уходить из колледжа – место в полиции я тебе гарантирую! Ну а все муниципальные больницы мы проверим! Не думаю я, что они обратятся в частную клинику, – усмехнулся он. – У тебя найдется чистый полиэтиленовый пакет? Если здесь остались отпечатки, – поднял он за цепочку нунчаки, – мы этого ублюдка вычислим в один момент. Он наверняка значится в картотеке. Хотя посадить, мы его вряд ли посадим. – Нет свидетелей! А друг на друга они показания давать не станут. Главное установить – случайно они там оказались, или их кто-то подослал…. Ты дом запомнил, возле которого на тебя напали?
– Да, конечно, – отыскав пакет, протянул его лейтенанту Глеб. – По этой же стороне улицы, что и мой, в середине следующего квартала. Он там один такой, с нишами в стенах. Раньше скульптуры, наверное, стояли.
– Ну и чудненько! Я пошлю человека, он опросит жильцов. Может и свидетели найдутся. Хотя рассчитывать на это особо не приходится…. Да, чуть не забыл, – полез в карман Митчелл, – вот тебе разрешение на ношение оружия. Действительно в пределах штата.