Текст книги "Освободите тело для спецназа (СИ)"

Автор книги: Сергей Шемякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Г л а в а 21

Глеб щадил тело Хадсона и в первые три дня нагрузок больших не давал, чтобы у организма была возможность постепенно втянуться. Если с общефизической подготовкой дела шли неплохо, то с каратэ всё оказалось не так гладко, как хотелось. – Суставы закрепощены, мышцы не растянуты, нет резкости и нужной быстроты, а отдельные приёмы просто невыполнимы. Да оно и понятно – все эти новые упражнения были для тела непривычными, а потому – утомительно-болезненными. Попробуй-ка взмахнуть ногой выше головы, если она никогда раньше выше пояса не поднималась!! Мышцы не помнили нужных движений и они получались вялыми, неточными и опасными. Запросто можно было растянуть связку или порвать сухожилие. «И как это я сумел тех трёх придурков успокоить?!» – подумал он, попытавшись в первый день выполнить традиционный с и т э й к а т а [11]11
  СИТЭЙ КАТА – обязательные ката на 1-й дан чёрного пояса. Ката – комплекс движений, включающий стойки, удары, блоки, связки и т. д.


[Закрыть]и сразу почувствовав, что ничего не получается. И он начал методично отрабатывать приём за приёмом, как первогодок: сначала медленно – на технику, затем всё быстрее и быстрее, заставляя мышцы запоминать и мгновенно реагировать на мыленный посыл. «Главное – добиться автоматизма», – думал он, быстро нанося очередной о з – ц у к и [12]12
  ОЗ-ЦУКИ – удар кулаком в средний уровень из положения передней стойки с нижним блоком предплечьем.


[Закрыть]в ствол дерева. Кулак ныл, а со ствола сыпались чешуйки коры…

Три дня промелькнули стремительно. Физические упражнения, занятия с Мэри и глубокий мгновенный сон. Разве что после ужина Глеб позволял себе поболтать с Робертом – соседом по этажу, да сходить с ним в бассейн, снимая усталость. Два других соседа, обитающих в его крыле в счёт не шли.

Два старых маразматика, наверняка богатые, лечились давно и упорно. Да и Роберта никто бы не подумал отнести к бедным.

«Роберт К. Вудфорт. Дейтон Банк. Управляющий», – значилось на его визитной карточке. Он был молод, всего на пять лет старше Хадсона, умён и приветлив. Правда после черепно-мозговой травмы, полученной в автомобильной аварии, у него случались «заскоки». Он мог внезапно остановиться, судорожно соображая куда это он шёл и зачем, или в середине разговора сменить тему, забывая, о чём шла до этого речь. Зачастую это выходило довольно смешно, но Глеб никогда не смеялся. Смеяться над больными людьми – грех!

Через три дня приехал Дейв. За Ричарда он особо не переживал, зная, что у Эйремана охрана надёжная, и вряд ли постороннему удастся проникнуть на территорию. А вот чтобы засечь возможный «хвост» за подопечным, отправил в качестве сопровождающего Батлера, в задачу которого входило проводить Хадсона в клинику и выяснить, не ведётся ли слежка. Митчелл специально познакомил Ричарда со своим напарником, чтобы в случае непредвиденных осложнений на дороге, Хадсон знал на кого опереться. Но эти предосторожности оказались излишни, слежки Батлер не обнаружил.

Лейтенант приехал по делу. Он привёз с собой полицейского художника – тощую девицу лет двадцати восьми, в джинсах, огромных очках, с чёрными, как у цыганки глазами. Художницу звали Оливия Коллинз. Сославшись на духоту, Митчелл потащил Глеба в парк, подальше от установленных в помещениях скрытых камер и микрофонов. Они весьма удобно устроились в беседке, и Оливия, открыв папку, вытащила несколько рисунков.

– Я сделала несколько набросков по вашему описанию, – деловито сказала она. – Отберите наиболее похожие и мы подправим их до полного сходства.

Глеб взял протянутые листы, удивившись про себя её необычному, завораживающему голосу, никак не соответствующему внешности. Наброски были выполнены в карандаше: в фас, в профиль, и три четверти. Надо отдать должное – они были вполне схожи с оригиналом. Оливия подправила лишь несколько деталей: чуть сдвинула глаза, придав им холодный блеск, сделала чуть меньше подбородок, обозначила чуть резче морщины. Она работала быстро. Пальцы державшие карандаш, уверенно метались по бумаге и с каждым разом сержант убеждался, что портрет становится всё точнее и точнее. Он закрывал глаза, снова и снова воспроизводя в памяти картинку убийства, а Ливи уверенно добавляла к портрету штрих за штрихом, или снимала резинкой неудачные линии. Через сорок минут портрет был готов.

– С вами легко работать, мистер Хадсон, – поблагодарила его девушка. – Обычно на это уходит несколько часов. Да и свидетели чаще всего путаются и не могут определиться в деталях. Приходится, зачастую, делать несколько сеансов.

Она сложила рисунки в папку и попрощавшись, пошла к машине. Митчелл и Глеб не спеша направились следом.

– Этих парней, что пытались тебя ограбить, мы нашли. Один с переломом челюсти лежит в больнице, второй с расплющенным носом, отлёживается дома. Так что взяли под стражу и допросили только одного, благо могли предъявить ему нунчаки. Он тут же заявил, что потерял их третьего дня на улице и ни в каком ограблении не участвовал, а носил их для того, чтобы отбиваться от хулиганов. В общем, люди эти случайные и на профессионалов никак не завязаны. Все принадлежат к банде Губастого – Эрика Виндлоу – того, которому ты вмял нос. Данные на них кое-какие имеются, но по серьёзному делу никто из них ни разу не привлекался. Работу соответствующую мы провели, и теперь они к тебе не подойдут на пушечный выстрел, – усмехнулся недобро Митчелл.

«Отделали наверное беднягу по первое число», – пожалел задержанного Глеб, вспомнив родную самарскую милицию, где «умельцы» обработают валенком так, что будешь волком выть, а следов не останется.

– Ну а убийцу будем искать, благо теперь есть портрет. Судя по почерку, он у нас по нескольким нераскрытым делам проходит. Любит стрелять дважды в область сердца из сорок пятого калибра.

Глеб проводил лейтенанта до машины и тот, пожелав быстрее выздоравливать, уехал.

Сержант опять вернулся к своим тренировкам, не подозревая, что ночью ему приснится старый сон: грузовик, опрокинутая машина и падающий с шелестом августовский номер «АКРОН – ПРЕСС»….

Г л а в а 22

Очередной учебный урок подходил к концу. На экране телевизора бешеным галопом скакали слова, символы, геометрические фигуры, порядок появления которых и количество он должен был запомнить. Приходилось напрягать внимание и быстро проговаривать то, что мелькало на экране: «две звезды», «скрипичный ключ», «яблоко», «квадрат», «три треугольника»… иначе ничего не запоминалось. Зрительная память здесь не помогала, а если помогала, то чуть-чуть. Из тридцати выбрасываемых на экран монитора смысловых понятий, Глеб, в лучшем случае, запоминал половину, да и то путался в очерёдности. Однако после десятого раза он приспособился и дела пошли в гору. Количество запоминаний понемногу полезло вверх и уже к двадцатой попытке достигло отметки в семьдесят процентов. Затем видно начала сказываться усталость, результаты ухудшились и Мэри поспешила прекратить тренинг.

– У вас и так неплохие результаты, Ричард! Всё должно делаться постепенно. Время у нас ещё есть.

– Я понимаю это, доктор, – потёр уставшие глаза Глеб. Вставать со стула он не торопился. – Хочу попросить об одной услуге, если вас не затруднит, конечно, – выжидательно посмотрел он на доктора.

– Да, пожалуйста, – удивлённо сказала она, чуть замявшись. (Ох, не приучены американцы обращаться друг к другу за помощью. Не попросят и сами не помогут.)

– Вы мне можете достать все газеты «Акрон-Пресс» за август месяц?

– Конечно! Это не сложно! Я запрошу городскую публичную библиотеку и для вас сделают копии. Вас интересует какая-то статья?

– Да нет. Если честно сказать, мне сегодня ночью, не знаю почему, приснилась газета именно с этим названием. Хотя я никогда в жизни её не выписывал и не читал!

– И вы хорошо запомнили весь сон?

– К сожалению, нет. Собственно только название газеты и всё.

– Наверное видели случайно у кого-то, вот и выплыло из подсознания.

– Скорее всего так оно и есть, но всё равно, я бы хотел её полистать, – гнул своё Глеб – Я сегодня же договорюсь, а завтра привезут копии. Вас устроит?

– Спасибо, Мэри! Буду очень признателен!

Он раскланялся и направился к себе в комнату, переодеться в шорты и футболку. Едва он успел натянуть спортивную форму, как постучала медсестра: – К вам посетитель. Девушка. Ждёт вас внизу, – быстро отрапортовала сестра и прикрыла дверь.

«Кто же это может быть?» – с волнением подумал Глеб и, быстро натянув кроссовки и пройдясь расчёской по шевелюре, скатился вниз.

– На улице! – кивнул охранник Боб на дверь. Глеб его понял. Он сунул руку в карман за пропуском и чертыхнулся – пластиковый пропуск остался в брюках и в щель электронного замка вставить было нечего.

– Ладно, – сообразив в чём дело, недовольно покачал головой за стеклом Боб. Он набрал какую-то комбинацию на своём пульте и разблокировал дверь. Глеб выскочил наружу.

В тени на лавочке его поджидала Кэрол.

Боже, как она была хороша! Даст же господь, если захочет! Хоть статую лепи, хоть картину рисуй! А глядеть, так и не наглядишься! Волосы – руном золотым до пояса, глаза – два смарагда лучистых, губы – цветочек заветный аленький! Сказка, да и только!

Кэрол встала и у Глеба затрепыхало сердчишко: уж слишком радостные были у неё глаза. Такими глазами смотрят только на одного человека на свете – на любимого. И никуда от этих радостно-зовущих глаз не денешься, не скроешься и не спрячешься. А Глеб и не собирался прятаться! Он тонул в них с восторженным изумлением, чувствуя, как что-то стремительно отмякает внутри, заставляя губы растягиваться в добрую ласковую улыбку.

– Ричард, милый! Я так соскучилась по тебе, – шагнула она ему навстречу и начала целовать.

Он поневоле обнял её за хрупкие плечи, ошеломлённый свежестью губ и мягкой податливости прильнувшего женского тела. «А-А-А, будь что будет», – спустя мгновенье сдался он, ощущая как страстный огонь её упругой груди, стремительно пробежав по жилам, заставил запылать щёки и разжёг неукротимое желание.

– Пойдём куда-нибудь, – лишь на мгновенье оторвавшись от его губ, прошептала она, снова награждая поцелуем….

Они пошли в парк, благо до него было три десятка шагов. Голова у Глеба шла кругом, и едва их скрыли деревья, он подхватил её на руки и понёс, безумно целуя куда придётся: у глаза, губы, шею…. Ноги сами несли его к укромной полянке в дальнем конце у ручья.

… Его руки заметно дрожали, когда он расстёгивал маленькие пуговки на её платье, то ли от напряжения, хотя никакой усталости он не чувствовал, то ли от обуревавшей его страсти….

Как она была хороша! «Откуда они берутся с такими ногами?» – дотронулся он губами до нежной кожи её бедра, легонько стягивая последний оплот женской стыдливости, который то и трусиками назвать было нельзя – так, одна видимость, а не трусики.

Глеб завидовал сам себе. Его трясло. Он удивлялся, восхищался, обмирал, с робкой жадностью касаясь этого тела руками, губами, взглядом, с упоением вдыхая его оглушающий, сводящий с ума аромат. Её тело трепетало у него в руках, доводя своими пленительными изгибами и сладкими стонами до безумной, нетерпеливой дрожи. Изнемогая, он опустился на траву, ласково потянув девушку за собой.

– Любимый мой, – чуть слышно пролепетала она, склонившись над ним и накрыв шатром золотистых волос.

«Фея!» – восторженно подумал Глеб, прежде чем их бёдра соединились, заставив обоих слиться в едином, мучительно-сладостном крике, вознесшим их до самых небес.

Она отдавалась ему снова и снова. А он ласкал, ласкал, и никак не мог наласкаться! Всё ушло в сторону. Не было ни парка, ни клиники и никого вокруг. Только они! Как она была хороша! Ум удивлялся этой обескураживающей красоте, глаза восхищались, а руки и губы тянулись к ней, не в силах ничего с собой поделать. Он хотел её, он не мог без неё, она была для него всем. Разве можно прожить без этих любящих глаз, без этих ласковых нежных губ, без её счастливой улыбки, от которой всё на душе поёт. Да как он жил без этого раньше?! Как вообще без этого можно жить?!!

Он любил её. Это он сейчас знал твёрдо. Любил больше жизни. И эти маленькие изящные ушки, спрятавшиеся в золотистой гриве – целуешь их, а она начинает заливаться нежным колокольчиком. И эти сладкие тёплые губы – целуешь их, и чувствуешь, как начинает твердеть и наливаться соком её восхитительная грудь. И эти темно-розовые соски – набухающие под поцелуями на глазах. И натруженный золотистый треугольник («Надо же, у блондинок он тоже блонде!»), на который так удобно ложится рука. Он любил её голос, её ласковые пальчики, её доверчиво запрокинутую шею с пульсирующей голубой жилкой. Он любил её всю. Даже маленькую родинку на левой щеке….

– Мне никогда не было так чудесно с тобой, Рич, – благодарно потёрлась она носом о его плечо. – Но ты даже любить стал не так как раньше. Как будто ты – это не ты! – ища какой-то ответ на свои сомнения и страхи, заглянула она ему в глаза. – Меня это пугает, – тихо сказала она, опустив ресницы. – Джейн советовала мне на время прекратить с тобой всякие отношения, опасаясь, что ты не сможешь вернуться в колледж. Но я безумно тебя люблю, и мне наплевать на твою математику и на то, что будут говорить знакомые у нас за спиной, – прильнула она к нему, крепко-крепко обняв, словно хотела сказать, что никогда, никому на всём белом свете его не отдаст.

– Я тоже люблю тебя, Кэр, – искренне ответил он, коснувшись ладонью её лица. – Ты даже не представляешь как! – поцеловал он её а мгновенно налившиеся слезами глаза и бережно стал гладить по спутанным золотым волосам. А слёзы текли, и никто не вытирал. Это были счастливые слёзы….

Г л а в а 23

Как и обещали, газеты Глебу привезли на следующий день. Всё удовольствие обошлось в шестьдесят восемь долларов сорок шесть центов. Он довольно равнодушно отнёсся к этой увесистой пачке бумаги, пролистать которую собирался сразу по получении. Все его мысли были заняты Кэр. «Надо же, дурак, не догадался пригласить, чтобы она приехала в субботу или воскресенье. Наверняка у неё будет свободное время!» Глеб метался из угла в угол, переживая за свою тупость и бестолковость, а мысль позвонить, так и не пришла ему в голову. Да разве она придёт, эта мысль, если у человека сроду не было дома телефона?! Зато родилась другая: «А может в астрал выйти?» Он даже подпрыгнул от такого удачного решения: «Мать честная! Каждый день могу её видеть!»

На душе у него сразу стало легче, настроение поднялось и быстренько переодевшись в спортивную форму, Глеб побежал разминаться в парк.

Всё получалось лучше чем обычно: и удары, и связки, и блоки. «Сэнсей был бы доволен», – радовался он, колошматя ствол дерева. Даже кулаки ныли меньше обычного, то ли пообвыкли, то ли организм не замечал такой мелочи, как кулаки. «Как заново родился!» – сделав высокий прыжок, подумал он, ощущая бешеный прилив сил и энергии. Тело его то крутилось волчком, рассыпая молниеносные удары, то после яростного «Киай!» застывало в секундной задержке, чтобы через мгновенье взорваться новой чередой неуловимых движений….

За газеты сержант взялся после обеда, начав просмотр сразу с четырнадцатого числа – той даты, когда убили Хадсона, а его ранили под Ланчином. Он понимал конечно, что нужное ему сообщение могло быть и раньше. – Астральный мир штука сложная, здесь и прошедшие события, и настоящие, и будущие, порождённые не только действиями, но и помыслами людей. «Мешанина», одним словом. И не каждый сумеет разобраться и расставить эти астральные образы по временной шкале. А человек, обладающий таким даром, во все времена пользовался завидной известностью, не зависимо от того, как его называли: оракулом, прорицателем или ясновидящим. Да и те частенько ошибались, не в силах правильно осмыслить увиденное. Однако есть еще и интуиция, а та определённо подсказывала Глебу, что раньше 14-го газеты можно и не листать – зряшная работа!

Кстати, интуиция – тоже чувство дарованное и рождённое астралом. Многие люди получают жизненно важную информацию напрямую, а большинству – подсказывают. «Это ангел-хранитель меня уберёг!» – не стесняясь говаривали в старину. «Да ты в рубашке родился!» – говорят теперь счастливчику, избежавшему смертельной опасности, считая неудобным поминать каких-то ангелов. Поотвыкли уже! А они есть. Практически у каждого человека! И не один, а как правило несколько. Подсказывают, направляют, заботятся. Они знают тебя по прошлым жизням. Ты им друг, они любят тебя. Они твои спутники и советчики. Прислушайся к своему внутреннему голосу человек. Духи-наставники всегда помогут!

Глеб и прислушался. И начав просматривать «Акрон-Пресс» с пятнадцатого числа, уже через два номера наткнулся на то, что искал. «Хадсон!» – ахнул он, впившись взглядом в две фотографии, сопровождаемых небольшой заметкой. На одной топорщился искореженным металлом тот самый автомобиль, привидевшийся ему во сне, а на второй – портрет Хадсона, помещённый в траурную рамку. Портрет чуть размытый (видно увеличивали с какого-то документа), но не оставляющий никаких сомнений.

Ткач торопливо прочитал заметку:

«Семнадцатого августа, ранним утром, офицер патрульной службы Морис Кортейн в ста футах от полотна двести двадцатого федерального шоссе обнаружил тело погибшего в автомобильной катастрофе мужчины. Куда мчался прошлой ночью Джимми Хантер – частный сыщик из Иллинойса?!»

«Надо же, как похож! – еще раз недоверчиво посмотрел Глеб на снимок и даже подошёл к зеркалу, чтобы окончательно в этом убедиться: – Копия!»

Мысли тут же завертелись клубком, связывая все события воедино: «Ошибся видно кто-то с Хадсоном…. Хотели сыщика… сыщика хотели… а убили совсем другого… Судьба видно…. Бедняга Рич… А этот парень из Иллинойса – молодец! Крепко он хвост прищемил, если по всему штату за ним гоняться стали, сволочи!»

– Ну погоди… робяты, – с угрозой выдавил он по-русски, – ещё не вечер! Сочтемся!

Сержант ещё раз прочитал заметку и начал прокручивать ситуацию:

«Хантер – из соседнего штата…. Наверняка расследовал какое-то местное дело, а следы привели в Дейтон. Тут его и решили убрать…. Видно вплотную подобрался, если пулями стали потчевать. А вот на кой чёрт его понесло в Акрон? – Непонятно!… Хотя почему именно в Акрон, а скажем не в Кливленд!?»

Глеб не поленился сходить к машине и достать атлас дорог.

Двести двадцатое шоссе соединяло Колумбус – столицу штата, с Кливлендом – крупнейшим портом на Великих озёрах. Акрон находился совсем недалеко от последнего, в милях пятидесяти, не больше. А дальше дороги вели на запад – на Толидо, и на восток – в сторону Буффало, огибая изрезанное побережье озера Эри. Так что журналист из «Акрон-Пресс», надо отдать ему должное – «зрил в корень»! И вопрос: «Куда мчался Джимми Хантер – частный сыщик из Иллинойса?» был не простым. Слишком много городов и городишек прилепились к побережью озера. И каждый из них мог быть конечной целью детектива.

«Ладно, разберёмся!» – с силой ударил кулаком в подставленную ладонь сержант. Громко и зло. Многообещающе!

Г л а в а 24

Под новеньким шерстяным пледом, полученным у сестры-хозяйки, было жарко, не смотря на открытое окно и опустившуюся ночь. Глеб долго крутился, чувствуя, как необмятая шерсть покалывает кожу. Но без пледа – не обойдёшься. Психиатрическая клиника не слишком подходящее место, чтобы уходя в астрал, бросить своё тело на произвол судьбы. Такая клиника (с точки зрения оккультизма) – астральная помойка, на которой правит слабость и зло. Это скопище лярв, проникших в чужой астросом, это скопище вселившихся духов и элементёров. Глазом не успеешь моргнуть, а твоё оставленное тело захватит новый хозяин. И горе тебе, если твоя душа слаба и нет сил, чтобы выкинуть обнаглевшую тварь подальше. В лучшем случае, если уживешься с ней, на всю жизнь останешься идиотом с робкими проблесками рассудка, а в худшем… Это будешь уже не ты. Останется лишь твоё тело и лярва в нем – полновластный хозяин. И будет оно в безумстве выть на луну или метаться по комнате, стуча головой в обитые поролоном стены…. А кому этого хочется?!

Глебу по крайней мере не хотелось. Вот и обернулся он в шерстяной плед на манер египетских жрецов – больших мастеров по части экстериоризации. [13]13
  ЭКСТЕРИОРИЗАЦИЯ – выход в астральный мир.


[Закрыть]Те, правда, еще и бодрствовали над телом своего путешествующего собрата, образуя мощную магическую цепь, как для защиты, так и для поддержания его духовной силы. Но чего нет – того нет!

Сойдёт и шерстяное одеяло.

Глеб крутился долго и никак не мог войти в транс. И причиной тому была не жара – что-то мешало. Как только он начинал расслабляться, так тотчас в сознании возникала какая-то непонятная угроза. Просачиваясь неизвестно откуда, угроза становилась всё явственней. Ткач даже подобрался весь, пытаясь слиться с этими подспудными ощущениями. Он впитывал их как губка, всеми порами тела, стараясь почувствовать, понять, осознать, что же за этим стоит….

Нет! Ему ничего не грозило! Это он знал точно. «Кому же кому?! Близким… родным… знакомым?!» – напрягся он, обливаясь холодным потом. И в мозгу что-то «щёлкнуло», и тут же выплыло имя. «Сьюзен!» – кричало всё у него внутри. «Сьюзен!» – вот кто нуждался в помощи.

Он даже знал от кого исходила эта угроза. «Шавки проклятые! Не хватило смелости по-мужски отомстить, так решили с ней посчитаться! Подлюги!»

«Я спокоен, спокоен, спокоен», – произнёс он мысленно фразу, пытаясь вернуть себя в норму. Он повторил её ещё дважды, прежде чем почувствовал, что его перестало колотить.

«Мышцы расслабленные, тяжелые, тёплые», – начал он очередную попытку вхождения в транс, отстраняясь от внешнего мира. «Я всё могу. Я всё могу»….

На этот раз получилось. Под потолком Глеб провисел с минуту – вполне достаточно, чтобы осмотреться и свыкнуться с новым положением.

Тело Хадсона, завёрнутое в клетчатый плед, с бисеринками пота на лбу, лежало чужеродным свёртком и воспринималось как чужое. И только связующая серебрившаяся нить говорила об обратном! – Его это было тело, его! Глебово! Хотя конечно новое и не совсем привычное. Человек ведь и к обновке то не всякой привыкает, а тут тело. В старом то, как никак, двадцать четыре года землю топтал, а в новом – всего три недели. Ну, да не беда. Привыкнет!

Сержант представил себе лицо Сьюзен и чуть напрягся, усиливая желание увидеть её вблизи. Он не знал ни её адреса, ни телефона, но это ему сейчас было и не нужно. Её лицо, которое он представил отчётливо – вот та путеводная звезда, которая указывала дорогу.

Всё произошло почти мгновенно. Пауза темноты, расчерченная полосками красно-голубого цвета и Глеб, даже не успев сообразить, что начался перенос, оказался в метре от девушки. Та безудержно смеялась, как и её мать – приятная женщина лет сорока пяти. В первую секунду сержант подумал, что смеются над ним, но чуть повернувшись, сообразил, что стоит напротив телевизора.

– Мам, мам, ты только посмотри! – в изнеможении хохотала Сьюзен, протягивая руку к экрану, где вовсю потешал публику Бобби Хилл. Да, будь сейчас время, Глеб за кампанию тоже бы посмеялся над ужимками этого популярного комика, но времени, к сожалению, не было.

Опасность приближалась. Становилась явственнее и острее. Сержант стремительно вылетел на улицу и завис.

Дом, окружённый небольшим газоном, открыто стоял среди таких же домов, полосой тянувшихся влево и вправо. В двадцати метрах проходило шоссе. «Пригород», – понял Глеб и подлетел к почтовому ящику, чтобы уточниться по месту. «Гринвей – 64», – с трудом прочитал он плохо освещенный адрес. «Северо-западный район, где-то недалеко от больницы», – прикинул сержант, поднимая голову от ящика и осматриваясь по сторонам.

В ту же секунду между деревьями, росшими вдоль шоссе, замельтешил свет фар. Глеб рванулся навстречу приближающейся машине, явственно осознав, что угроза исходит именно от неё. Он пристроился на крыше и поспешил протиснуть лицо в салон.

– Действуем как договорились! Как только Джек справится с замком, вваливаемся все сразу. А ты, Толстяк, развернёшь машину и встанешь на том месте, где тебе показывали. И смотри в оба!

«Зря я тебя пожалел, недоносок! – узнал Ткач говорившего. – Попадёшься ещё раз – хана тебе, сучонок!»

Он скользнул вверх и через мгновенье оказался около входных дверей.

Дверь была крепкой. Но замок, замок – настоящее дерьмо. Хоть отверткой, хоть кредитной карточкой открывай, чем хочешь. Только в щель найди что засунуть. Глеб решительно шагнул внутрь дома: задвижка – не закрыта, цепочка – не наброшена.

– Эх, бабы… мать вашу так! – не выдержал сержант.

Напряжение нарастало. Он чувствовал, как вокруг дома усиливается поле зла. Должно было случиться что-то страшное. И даже женщины в комнате, видно ощутив тревогу, перестали смеяться. По крайней мере Глеб их не слышал. Всё замерло. Астрал потемнел, переходя в фиолетово-чёрные цвета и сделался плотнее, гуще, готовясь навечно запечатлеть очередное информационное клише.

«Задержать их надо как-то, задержать!» – лихорадочно метался его взгляд по двери, которая вот-вот должна была распахнуться. С массивной цепочкой и задвижкой он бы, конечно, не справился, а вот опустить маленький стопор замка стоило попробовать.

«Только бы он нормально работал… только бы он нормально работал… а то если как у меня дома, то всё… конец!»

Глеб внутренне сжался и, концентрируясь, нанес мысленный удар. Пластмассовая кнопка дрогнула, но не сдвинулась ни на миллиметр. Он снова сжался и нанёс второй удар, третий, четвёртый, пятый…. Стопор стоял мёртво! Вот уже снаружи кто-то подошёл и легонько потянул дверь на себя. Щель между замком и косяком расширилась и туда проникло лезвие ножа. Лезвие двинулось вверх. Вот оно уже скребет по язычку. Сейчас отодвинет!

…Шестой… седьмой…. «Не успею!» – Па-а-длы! – с отчаянной яростью завопил он, вкладывая в этот последний удар ВСЁ!!!

И защелка соскользнула, соскользнула вниз, надёжно прихватив замочное жало.

Глеб обмяк, собираясь с силами, чувствуя себя канарейкой, по пьяной лавочке выжатой вместо лимона в стакан с коньяком. А снаружи Вонючка – Джек упорно сопел под дверью, пытаясь сдвинуть это чёртово жало, которое ещё вчера, пока женщин не было дома, он дважды отжимал с завидной лёгкостью.

Сержант отдыхал не более минуты. Дольше он себе позволить не мог. Он сосредоточился и, представив свою комнату в клинике, через мгновенье очутился там, где хотел. Он завис над телом и плавно потёк к макушке, становясь снова Ричардом Хадсоном.

«Не зря я плед намотал», – подумал он, благополучно вселившись в оставленное тело. «Окажись здесь сейчас лярва…». – Б-р-р-р! – передёрнул он плечами, суматошно выбираясь из шерстяного свёртка и вставая с кровати. В ногах чувствовалась слабость и чуть подташнивало.

Проковыляв к телефону, Глеб набрал служебный номер Митчелла.

– Двенадцатый полицейский участок, сержант Джонсон, – услышал он в трубке.

– Я бы хотел переговорить с лейтенантом Митчеллом!

– А по какому делу? Сейчас уже ночь, а лейтенант три часа назад убыл домой.

– Моя фамилия Хадсон! Дело идёт о нападении на двух женщин, адрес: Гринвей – 64. Сейчас бандиты вламываются в дом, нужно срочно направить патруль! Их пятеро, возможно вооружены!

– А вы откуда звоните, мистер Хадсон!

– Из клиники Эйремана, – опрометчиво брякнул Глеб, тут же сообразив, что этого говорить не стоило.

– Вы их пациент? – сразу заинтересовался сержант.

– Да, но поймите, это не имеет никакого отношения к делу!

– Хорошо, мистер Хадсон, ваше сообщение мы приняли и предпримем незамедлительные меры.

Сержант бросил трубку и расхохотался. Звонок «психа» скрасил утомительную скуку ночного дежурства. «Артист! – весело подумал он. – С такой тревогой в голосе говорил, что я почти поверил».

Когда через полчаса вернулся его напарник, притащив из соседней забегаловки пакет с сэндвичами, Джонсон, жуя очередной бутерброд и прихлёбывая из чашки кофе, между делом заикнулся и о насмешившем его звонке.

– Ты мудак, Дик! – сразу взвился Райтнер. – Хотя откуда тебе знать, ты три дня как из отпуска! Звони в четвертый участок, это их район, пусть немедленно отправляют туда патруль. А я позвоню лейтенанту!

– Райтнер начал набирать домашний номер Митчелла, попутно поясняя оторопевшему сержанту: – Хадсон – это тот парень, который умудрился выжить, получив две пули в грудь из сорок пятого. У лейтенанта на него большие виды. И не вздумай кому-нибудь ляпнуть откуда он звонил. Местопребывание лейтенант держал от всех в тайне. Если с ним что-то случится – Митчелл нам яйца оторвёт!

А Глеб тем временем, прихватив пистолет с запасной обоймой, уже мчался в сторону Дейтона. Стрелка спидометра перевалила за отметку «100», а ему казалось, что машина ползёт со скоростью черепахи. «Надо же, так опростоволоситься!» – ругал он себя последними словами, вспоминая последний разговор с полицией. Сержант понял сразу, что ему не поверили.

Действовал он стремительно. Позвонив Митчеллу на квартиру и не застав того дома, уже через минуту заводил свой форд. Охрана, взглянув на пропуск, выпустила без звука, тут же доложив начальнику об убытии пациента. – По девкам видно парень захотел прогуляться, – решил старший охраны. – Шефу я сам утром доложу, а вы пометьте время, когда приедет….

Шоссе было почти пустым и Глеб гнал на всю железку, обгоняя изредка встречавшиеся машины. При въезде в город скорость пришлось сбросить. «Не успеваю! Не успеваю!» – скрипел он зубами, останавливаясь у очередного светофора и наблюдая, как стрелка часов неумолимо скачет вперёд. Пока он пересёк город и добрался до ведущего к больнице шоссе, прошло минут сорок. Ещё пять ему потребовалось, чтобы доехать до дома Сьюзен.

Сержант остановил машину на обочине и метнулся через газон, на бегу рассматривая дом. Дверь была по-прежнему закрыта и в окнах горел свет. Глеб вжался в простенок и осторожно заглянул в окно гостиной – никого, хотя телевизор продолжал работать. «Опоздал! Опоздал, мать твою!» – остро почувствовал он пустоту этого дома, казавшегося вымершим. «Неужели с собой забрали?» – подумал он, не желая даже мысли допустить о более страшном варианте.

Глеб быстро обошёл вокруг. Сзади в окне было вырезано стекло. «Отсюда забрались сволочи!» – легонько тронул он приоткрытую раму и ещё раз прислушавшись, перелез через подоконник.

В комнате было темно. Лишь узкая полоска света пробивалась из-под двери, за которой невнятно хрипел телевизор. Сержант снял пистолет с предохранителя и нащупав дверную ручку, рванул её на себя, разом охватывая взглядом гостиную, настороженно ловя посторонние звуки и малейшее движение. «Никого», – отметил он, не спеша покидать темноту комнаты и готовый в любой момент уйти под защиту стены. Взгляд, обежав гостиную, зацепился за чашку, раздавленную чьей-то ногой около дивана. Вторая чашка сиротливо стояла на столе рядом с тарелкой бисквитов. Неприкаянная и одинокая. Сердце болезненно сжалось. «Сволочи!» – выскользнул Глеб на свет и метнулся к кухне. – Никого. Оставался второй этаж. «Две комнаты или три?» – прикидывал он, неслышно приближаясь к лестнице. «Чулан?» – проскочила мысль, когда взгляд уперся в стенку, закрывавшую пространство под лестницей. «Проверить!» Рука потянулась к маленькой дверке и когда легла на ручку, сержант уже знал, что там кто-то есть. Он резко рванул дверцу на себя, готовый тут же нажать на спуск. «Суки!» – чуть не вырвалось у него вслух. В чулане лежала мать Сьюзен. Руки и ноги у неё были связаны, а на лбу чернел кровоподтёк. Глеб дотронулся пальцами до шеи. «Жива!» – обрадовался он, почувствовав теплоту кожи и нащупав слабенький пульс. Стараясь не шуметь, сержант вытащил женщину наружу и поспешно сорвал пластырь, закрывающий рот. Посетовав, что нет ножа, чтобы разрезать верёвки, он уложил её на пол и стал подниматься наверх. «Ничего, пару минут потерпит, потом скорую помощь вызову».