Текст книги "Не зарекайся.Опасное путешествие в Одессу"

Автор книги: Сергей Протасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Около двух ночи его телефон зазвонил. Это был Толик.

– Едешь? – участливо спросил он.

– Да, еду, – Петр Иванович постепенно засыпал, начал терять концентрацию и рад был поговорить с кем-то. – Супруга направила меня к Белорусской границе. Проезжаю Вязьму.

– Что думаешь, зачем она тебя туда послала?

– Я думаю, что это не она мной руководит, – поделился соображениями Петр Иванович. – Я почти уверен, что кто-то вместо нее пишет мне смски. А чего ты не спишь? Поздно уже.

– Да, не могу я спать. Переживаю. А почему ты так решил, что не она пишет?

– Это трудно объяснить… Понимаешь, у меня и Лены такие отношения… Она не могла вот так вот взять и исчезнуть, кроме того сообщения какие-то не ее. Я чувствую, что это пишет не она.

– Я понимаю, но кабы знать…

– Толя, я знаю! Иначе все не имеет смысла. Послушай, ты можешь мне помочь? – вдруг сообразил Петр Иванович.

– Конечно, я же говорил, ты можешь на меня рассчитывать. Что ты придумал?

– Я думаю, что ее кто-то вызвал на стоянку. Кто-то от моего имени. Возможно, это был официант и возможно этот момент заснят на камеру наблюдения. Если ты сможешь проверить, я буду перед тобой в неоплатном долгу. Я конечно могу попросить другого человека, у меня есть кого, но мне не хочется давать дополнительную пищу для сплетен. Начнут болтать… И так я всем раззвонил, что она пропала.

– Мне не трудно, я завтра после работы схожу туда и все узнаю. Потом тебе перезвоню. Идет?

– Спасибо тебе большое.

Ободрившись, он вставил в щель CD проигрывателя сборник старых добрых Deep Purple, который собирал сам несколько лет назад, и сделал звук погромче. После резких, ударявших волнами, гитарных рифов из динамиков донесся хриплый голос Яна Гиллана:

Take the trouble to decide the things you do

Will not be the things that don't appeal to you

See the mess your makin' can't you see your fakin'

Gonna make it hard for you, you're gonna-into the fire! [1]1
  Подумай о тяжелых последствиях, прежде чем сделать что-то
  Не будет ничего, что не напомнит потом о себе
  Глядя на собственную грязь, ты не можешь не видеть и фальшь
  Собираясь сделать то, что не по силам – ты попадешь в огонь


[Закрыть]

* * *

Пленница по-прежнему сидела на кровати и задавала себе один и тот же вопрос. Ответа на вопрос Cui bono? (Кому это выгодно?) у нее не было. Горькие слезы обиды и отчаяния мешали подумать и собраться, но не возможно вечно сидеть и плакать. Надо что-то делать, придумать, попытаться как-то взять инициативу в свои руки. Необходимо обмануть этих людей, нужна активная позиция, которая поможет ей выбраться отсюда и, если повезет, сдать бандитов в милицию

Вдруг она услышала скрип ступеней за большой дверью, легкий стук в эту дверь и спокойный вкрадчивый голос:

– Елена, вы меня слышите?

Это был голос другого человека. От его спокойного тона веяло чем-то замогильным. Ужас охватил Елену Викторовну. Она вся сжалась в своем углу и почувствовала, как теряет сознание. Ей показалось, что все произошедшее до этой минуты – только мелкие неприятности по сравнению с тем, что сейчас произойдет. Не в силах сделать движение рукой или ногой и не в силах разжать рот, она расширившимися глазами смотрела на дверь. Лена почувствовала, будто волосы зашевелились на голове. Стало невозможно дышать. Говорящий настаивал:

– Лена, я же вижу, что вы не спите. Почему не отзываетесь? Успокойтесь, я не причиню вам зла.

Почему-то это нелепое обещание несколько успокоило ее.

– Что вы от меня хотите в начале третьего ночи? – начала говорить она и вдруг ее прорвало. – Почему вы меня держите здесь? Что происходит? Отпустите меня немедленно! – кричала бедная Елена Викторовна. – Сволочи, вы пожалеете об этом…

Она много чего еще успела выкрикнуть, пока страх снова не вернулся в ее сознание. Человек за дверью терпеливо ждал конца выступления и, когда Елена Викторовна замолчала, он продолжил:

– Я же написал вам в записке, что беспокоится не о чем. Вот и сигареты вам принесли. По крайней мере до тех пор, пока вы ведете себя тихо вам ничего не угрожает. Говорю вам: через три дня, как и обещал, я отпущу вас. Вините во всем своего мужа и его тайные делишки.

Елена Викторовна внимательно прислушивалась к каждому слову. Ей очень хотелось понять, врет этот человек или нет, и что он знает. Пока про карточку с ее накоплениями он не сказал ни разу.

– Сейчас ваш муж отрабатывает свои долги, продолжал увещевать Лену охранник, определенно он хотел успокоить ее. – Вы тут в качестве гарантии и более ничего. Если все будет хорошо и он сделает то, что должен, мы вас отпустим и будете жить, как жили. Это ясно?

– Что вам от меня надо? – зло спросила Леночка.

– Ваш муж хочет убедиться, что вы живы. Мне нужна информация, касающаяся лично вас двоих. Что ему передать?

Елена Викторовна задумалась, – «Неожиданный поворот! Он хочет сообщить Пете нечто, подтверждающее, что я жива. Значит, он жив и действительно что-то делает для них. Значит ли это, что про мои деньги они не знают? Если это правда, и он выполняет их задание, то это его грехи. Какие у главного редактора могут быть грехи перед бандитами, которые не останавливаются перед похищением людей? Что я вообще о нем знаю? Стоп, это после… Нужно Пете помочь и в ближайшие два-три дня они меня не тронут. А потом? Ладно, в любом случае надо поддержать их игру пока нет своей».

– Скажите ему, что мне снился батон.

– Как это понимать? – в голосе собеседника слышалось недоумение. Леночка уловила эту интонацию и решила рискнуть.

– Батон, это наш кот. Мальчик. Перс. Он умер в прошлом году. Мы оба его очень любили.

– Спасибо, уверен, мы поладим и все закончится без осложнений.

* * *

Петр Иванович положил телефон на пассажирское кресло и почувствовал некоторое облегчение. Это здорово, что можно доделать то, о чем вчера не подумал, используя друзей. У него никогда не было друзей, которым можно было доверить помощь в личных делах. Все и всегда приходилось делать самому, и вот в кризисной ситуации появился ни от куда добровольный, сочувствующий помощник. Надеюсь, Толик добросовестно все проверит. Думаю, что он сделает это даже лучше меня. Он производит впечатление очень умного и общительного человека, правда с приблатненными манерами. Петр Иванович недолюбливал таких людей и никогда с ними не сходился, но признавал за ними некоторые способности и возможности, которых у него не было.

На двести третьем километре, по его счетчику, справа блеснул в темноте белый указатель «Вязьма», Петр Иванович вдруг понял, что в любой момент может уснуть и съехать с дороги. Четкое сознание незаметно стало подменяться воображаемой дорогой, он засыпал. В зеркале заднего вида уже была видна еле нарождающаяся заря. Спать хотелось невыносимо, до головной боли. Мысли, кипевшие не переставая все это время, стали казаться фоном не имеющим никакого значения. Он проехал большую заправку и стал присматривать место для отдыха. На спуске под пешеходным переходом, справа, показался пост ГАИ, здание с синим цоколем и желтыми стенами, которое возвышалось на большом перекрестке. Рядом стояла милицейская машина и три инспектора лениво тормозили грузовики. Петр Иванович остановил на обочине машину и попытался подремать в веренице других отдыхающих путешественников. Он закрыл глаза и увидел набегающую дорогу и фары-фары-фары светящие прямо в глаза. Сон не шел и Петру Ивановичу не оставалось ничего иного, как полежать часок на заднем сиденье с закрытыми глазами и, если не поспать, то хоть дать глазам отдохнуть. Он включил диск со «Стеной», выставил будильник в телефоне на четыре утра, лег и стал вспоминать, как он с Ленчиком были в конце апреля на концерте Рождера Уотерса в Олимпийском. На слепящую картинку шоу в его мозгу наложились слова «Милый Господи, прошу тебя, пронеси беду мимо моей любимой жены, пусть она выйдет здоровой и бодрой из этого испытания, дай ей силы вынести все и сохранить себя. Пусть мои дети, Дима и Сашенька, будут здоровы и пусть их путь будет ровным и честным. Дай сил моему отцу, прошу тебя…»

* * *

Он открыл глаза и посмотрел на экран телефона. До звонка оставалось несколько минут. «Значит я все-таки уснул, – подумал Петр Иванович. – А казалось не сплю. Надо ехать». Выключив будильник, он вышел на улицу, где его тут же облепили здоровенные комары, которые стремительно пикировали и сразу впивались в лицо и руки. Отбиваясь от них, Петр Иванович кое-как умылся, оттер влажными салфетками ветровое стекло от разбившихся мошек, заскочил в салон машины, включил несколько раз омыватель стекол и поехал. Счетчик показывал двести четырнадцать километров, до Смоленска, по его расчетам, оставалось еще сто пятьдесят. Было уже почти светло, спать не хотелось, и Петр Иванович решил ехать быстрее.

Через некоторое время он вспомнил, что не проверил телефон на предмет сообщений. Аппарат был оставлен на заднем сиденье, а теперь свалился на пол, и пришлось остановиться, что бы достать его. Телефон лежал на резиновом коврике экраном вниз и Петр Иванович с раздражением это отметил. Слава Богу царапин на сенсорном экране не было. Сообщений тоже не было. Зарядка кончалась и пришлось подключать телефон через адаптер к прикуривателю. Короткий сон пошел ему на пользу, и он чувствовал себя отдохнувшим и, как будто даже выспавшимся.

За окном пролетали зеленые поля, деревни. Одинокие люди в резиновых сапогах, с велосипедами и без, шли куда-то уныло вдоль трассы. Вокруг царило спокойствие и размеренность. Впервые Петр Иванович позавидовал этим простым людям, которые проносились мимо него. «Да, они живут, мягко говоря, не богато, но у них скорее всего не воруют жен, и им не приходится выполнять дикие и непонятные поручения похитителей, – рассуждал он, посматривая в боковые стекла на этих счастливцев. – Ходят себе на работу в колхоз, пьют, естественно, на работе и после работы. Денег не видят, машин не имеют, дома не строят и не ремонтируют. Да, получается, что завидовать им нечего. Получается, что если ты родился в Москве, то жизнь тебе дает фору. Тому, кто родился под Смоленском, кажется, что москвичи от рождения уже имеют то, чего им нужно добиваться. Пределом мечтаний такого человека становится приехать в Москву, снять квартиру, найти работу и как-то закрепиться. Ни карьера, ни богатство пока еще не входят в его ближайшие планы. А мы? Мы-то уже в Москве. Дикость конечно, что наше государство разделено на территории первого, второго и третьего сорта. И люди, соответственно, в своей массе так же поделены на сорта. Умный и талантливый человек из-под Смоленска оказывается ниже по возможностям аналогичного человека из Санкт-Петербурга и гораздо ниже москвича. Интересно, как это устроено в Америке и Европе? Впрочем, сейчас не время об этом думать».

Петр Иванович стал в обратном порядке, подробно, прокручивать все события субботы и воскресенья. Время от времени он поглядывал на телефон, но тот молчал. Он еще раз взял его в руку и оглядел экран. Да, царапин нет. И вдруг его осенило. То, маленькое несоответствие, которое с самого начала беспокоило Петра Ивановича, обрело форму. «Телефон в ресторане лежал экраном вниз! – оторопев, сформулировал он. – Ни Котенок, ни я, никогда не положат телефон таким образом. Леночка знает, что есть два момента к которым я отношусь ревностно. Это когда трогают за стекла мои очки и когда телефон кладут экраном на стол! Кто-то трогал мой телефон. Не только трогал, а брал его в руки. Подержал и положил, как попало, на место. Это невозможно сделать пока мы оба сидели за столом. Факт! Когда любимая выходила, я держал телефон в руках».

Петр Иванович закурил и открыл окно. Дрожь азарта колотила его. Он физически ощущал, как догадки, выстроившись цепочкой, ведут его к ответу на вопрос, который прежде оставался без ответа.

«Значит, кто-то взял телефон, когда я вышел в туалет, – продолжал рассуждать Петр Иванович. – Взял телефон, набрал смску, Леночка вышла, а он вернул телефон на место. Все просто! Кто мог взять незаметно телефон? Официант? Нет. Если бы подошел кто-то к столу Ленка бы насторожилась. Она могла поправлять туфли… Нет, подойти к столу незаметно для нее не возможно. Это я был слегка «подшафе», а Леночка была совершенно трезвая. Это мог быть Толик! Ему ничего не стоило протянуть руку и взять телефон. Кроме того он сидел совсем близко и мог слышать наш разговор. По крайней мере он мог слышать, как мы обращаемся друг к другу. Найти в записной книжке моего телефона номер под названием «Котенок» проще простого. Он первый в отправленных вызовах и сообщениях… Кстати, ведь в начале ужина он был в компании какого-то мужика, а потом оказался один. Стопроцентной гарантии нет, но скорее всего это Толик. Он обманом выманил бедную Леночку на парковку, а его подельник силой увалок ее в машину».

Пройдя цепь своих рассуждений до конца Петр Иванович ощутил, что задыхается от бешенства. Руки его дрожали и даже температура, казалось, поднялась, он готов был немедленно уничтожить человека причинившего горе его жене, порвать его руками на части. Петр Иванович остановился на обочине и стал решать: мгновенно повернуть назад и выбить из Толика место, где скрывают его жену или продолжить экспедицию. Счетчик показывал триста пятьдесят два километра. Он подъезжал к Смоленску. «Они могут убить ее, если поймут, что я понял их маневр, – стал просчитывать он, пытаясь совладать с нервами. – И, видимо, мне придется пока продолжить поездку».

Петр Иванович, отправил в адрес Елены Викторовны сообщение: «Я в Смоленске», и через пять минут получил ответ: «Хорошо, Любимый. За Смоленском будет нп Ольша. Там на трассе будет кафе Бумер. В туалете, за бачком лежит сверток. Возьми его и напиши смску. Мне сегодня ночью снился Батон, я подумала во сне, что он живой. Целую. Скучаю».

Да! Это уже было кое-что.

* * *

Леночка посмотрела на свои часы фирмы Oris на красном каучуковом ремешке – было уже два-тридцать ночи, а спать не хотелось. «Механика, – машинально отметила она, почувствовав, как колыхнулся внутри механизма маятник автоподзавода. – Всю жизнь мечтала». Эти часы она получила от мужа в подарок на день рождения, а он, в свою очередь выпросил их у учредителя. Когда-то журнал заключил бартерный контракт на рекламу с часовым магазином, и тот расплатился с ними, естественно, продукцией. Коробка с дорогими часами стояла на полке учредителя и тот дарил часы важным людям по мере необходимости.

У Лены всегда был виртуальный список вещей, о которых она мечтала всю жизнь. Петр Иванович говорил ей, что у настоящей девочки обязательно должен быть такой список, это облегчает процедуру выбора подарка. Однако, по мере сокращения известного ему перечня, Леночка всегда умудрялась пополнять его новыми позициями. Это было так мило и по-женски.

Разговор с неизвестным, но вежливым бандитом дал новую пищу для анализа. Елена Викторовна поняла со слов этого человека, будто Петр Иванович виноват в том, что она сидит в подвале. Если, конечно, это не ложь. Очевидно, шантажируя, преступники заставляют его делать какую-то работу, направляя указания через смски, которые яко бы отправляет она. От ее имени, то есть. Более того, о наличие сотен тысяч долларов, видимо, им тоже неизвестно, и вымогательство этих денег не является целью ее содержания здесь.

Ленчик похвалила себя за то, что догадалась, как передать сигнал мужу о своей неволе. Теперь он знает, что она жива и, что сообщения идут не от нее. Нужно обязательно придумать, как подсказать Петру Ивановичу место, где ее держат.

Батон, о котором она рассказала неизвестному, действительно жил в их доме в течение трех лет. Но он не умирал, по крайней мере, им об этом ничего не было известно. Когда-то одна из подруг Елены Викторовны (шоб она была здорова!) подарила Даньке котенка. Живая игрушка требовала постоянно биотуалет в нечеловеческих количествах, дорогое питание, дорогое лечение. Леночка, строго говоря, не была кошатницей, за то она была и есть аккуратистка до фанатизма, до истребления всех, кто нарушает порядок в доме. Если открыть ее гардероб, то можно увидеть на полках сложенное пирамидкой белье. Никогда пирамидка не бывает неправильной. Внизу лежат широкие вещи, сверху вещи поуже. И так во всем. Батон был единственным членом семьи, который плевать на это хотел. Он рвал новые шторы (Леночка плакала), портил новое пастельное белье (Леночка впадала в бешенство) и так далее. Кстати, и Даньке с возрастом кот больше был не нужен.

Одним словом, по совокупности содеянного, было принято решение избавиться от Батона и его бесплатно отдали в хорошие руки. Больше его судьбой никто не интересовался.

«Как бы выяснить, где они меня держат? – думала Елена Викторовна, к которой стало возвращаться самообладание. – Возможно, если я буду заказывать продукты вроде молока, питьевой воды и что-то еще, там на этикетке может быть указан магазин. Пожалуй, следует попросить кое-что из дешевых вещей, по сути, у меня ничего нет. Нет, с вещами придется подождать. Спортивный костюм, разве, не помешает».

Елене Викторовне опять захотелось кушать. Она набрала из кулера горячей воды, сделала кофе и достала сыр. Включила телевизор. Деловой канал обсуждал грядущее повышение цен на бензин, что не вызвало интереса, и оставалось только переключать каналы один за одним. Их насчитывалось больше сотни. Телевизор оказывается принимал спутниковые программы. «На доме должна быть тарелка». – Решила она. Покушав, Леночка выключила телевизор, погасила свет, тихонько подкралась к двери и стала прислушиваться. За дверью были слышны голоса, которые заглушало радио или телевизор. Похоже, что говорящих было двое, но говорил в основном один. Причем, это был, не тот, который стоял недавно под дверью, а другой, принесший сигареты. Голос был сиплый, прерывающийся кашлем, слов разобрать было нельзя. Разговор становился то громче, то тише. Казалось, что говорящие были навеселе.

Леночка отошла от двери и села на кровать. Все равно, пока работает телевизор, ни слова понять невозможно. Она в очередной раз прокручивала давешний разговор через дверь и пришла к убеждению, что стерегущие ее люди действуют не по собственной воле. Кто-то извне ими руководит. К тому же, они стараются говорить не слишком громко, видимо опасаются, что она подслушает. Это хорошо. Раз они не показываются и секретничают, значит бояться как бы она в последствии их не опознала. Получается, теоретически ее могут и отпустить. «Пожалуй, надо усыпить их бдительность, пусть говорят не опасаясь, – продолжала думать она. – Пусть болтают. Попробую завтра, то есть сегодня, заказать спиртное. Опасно, конечно, если они подумают, что я пьяная, могут попытаться изнасиловать. Очень опасно. Хотя им ничего не мешало это сделать в первую ночь, но они на это не пошли. Кто-то ими жестко руководит».

Она решила все-таки попробовать, но действия следовало отложить на утро, которое вечера мудренее. Елена не раздеваясь улеглась на кровать и стала ждать, когда шум в доме стихнет. Через несколько минут она уже спала.

* * *

В начале третьего ночи Алексею позвонил Лысый и велел переговорить с пленницей. Тот спустился в очередной раз в подвал, затем через несколько минут вернулся.

Бессмысленные разговоры, водка и шахматы утомили уже обоих. В начале четвертого ночи, выключив телевизор, они решили отправляться спать. Алексей поднялся в мансарду, а Николай устроился на своем любимом диване.

Он всегда спал на животе не раздеваясь, но сейчас не мог уснуть всю ночь, курил и думал об Алексее и своей жизни. По характеру, когда Филя не знал, что делать, он был не способен долго оставаться в покое. Какая-то черная сила заставляла его придумывать себе приключения. Вот и теперь он чувствовал, что если все продумать и правильно повести дело, то можно обмануть этих лохов и вымутить у них деньги. То, что где-то в этом деле крутятся большие деньги он не сомневался, чутье его редко подводило, а решительности ему было не занимать. Не хватало только выдержки, но теперь он решил – осечки не будет. Вчерашняя провокация имела целью понять: крутит Леха свою игру или является чистым исполнителем. Колян четко понял, что напарник что-то задумал, и скорее всего уже что-то делает. Теперь оставалось завоевать доверие, втереться в его планы или пошантажировать… там видно будет. По ходу дела он что-нибудь придумает. Глядишь и девочкой он распорядится так, как посчитает нужным. Мысли его текли медленно и путались.

* * *

Обдумывая полученное сообщение, Петр Иванович пришел к выводу, что Елена Викторовна, совершенно точно, не сама отправляет смски, но при этом она жива. Однако, это не значило еще, что похитители не имеют отношения к тому бизнесу, в котором ее бывший муж имел, вроде бы, долю. Лена пыталась когда-то обсуждать возможные варианты вхождения в бизнес погибшего мужа, но Петр Иванович не проявлял к этому никакого интереса, считая себя в состоянии обеспечить семью. Более того, понимая, что фирма, о которой идет речь, связана как-то с преступным миром, и, следовательно, гибель Бескова, скорее всего, имеет насильственный характер, он убедил Елену Викторовну ради безопасности их и Даньки не претендовать ни на какие деньги и прекратить общение с сотрудниками этой фирмы и бывшими друзьями покойного мужа. История вроде бы со временем забылась, но предчувствие возможного ее продолжения, причем в криминальном аспекте не оставляла Петра Ивановича, который никогда с криминалом дела не имел, не представлял себе царящих в этом мире правил и не знал, как действовать, если начнутся какие-то проблемы.

Итак. Ленчик жива и она сообщает ему, что смски исходят не от нее. Она начинает хитрить со своими похитителями, следовательно, у нее есть время обдумывать какие-то шаги. Все это вселяло некоторый сдержанный оптимизм.

В начале шестого утра, когда совсем рассвело, Петр Иванович уже медленно проезжал через Ольшу. Справа оказался зеленый магазин «Продукты». Пока никакого «Бумера» видно не было. От знака «Начало населенного пункта» до его конца оказалось совсем недалеко. Он начал уже нервничать, когда слева засветился большой комплекс из заправки Лукойл и кафе «Бумер» на горке. Он свернул с шоссе и медленно поехал к парковочной площадке возле здания. Широкие и глубокие ямы примыкали одна к другой и не давали быстро перемещаться. Кафе представляло собой трехсекционное здание, на правой части которого высвечивалась вывеска «Шашлык», по середине – «Кафе», и слева – «Бумер». От парковки к дверям необходимо преодолеть несколько ступеней. Возле парадного входа толпились подвыпившие люди, которые уже расходились к своим машинам и постепенно парковка пустела.

Дверь кафе была открыта и завешена полупрозрачной шторкой от мух. Он поднялся по ступенькам и, минуя тамбур, вошел в достаточно просторный полутемный зал. Барная стойка слева отгораживала столики для посетителей от владений бармена. Басов заказал себе кофе покрепче и яичницу, и спросил у сонной продавщицы, где можно умыться. С собой у Петра Ивановича была сумочка с мылом, дорожным полотенцем, зубной пастой и щеткой. Над унитазом, в нише стены, где стоял бачок, Петр Иванович нашел пакет размером с кирпич, плотно заклеенный строительным скотчем, который он сразу убрал в сумку. Он вспомнил, что такой же строительный скотч есть у него в бардачке. Содержимое пакета определить было нельзя. Приведя себя в порядок, Петр Иванович расположился за темным и липким столиком и стал кушать. Закончив завтрак, он рассчитался, купил бутылку минералки и, пока продавщица доставала воду из холодильника, незаметно положил посылку на весы. Он запомнил показания весов – один килограмм девятьсот грамм, хотя цель взвешивания была ему самому не ясна. Посылку он спрятал в багажник, в полость, где размещена запаска. Из машины он написал жене «Забрал», и также медленно поехал дальше. Через пару минут пришел ответ «Спасибо, Любимый. Теперь поезжай до Орши, поверни на Могилев и езжай по прямой до Украины. Приклей, пожалуйста, на задний бампер слева и справа наклейки RUS». Не понимая зачем столько наклеек, на заправке Петр Иванович купил две и установил их на предписанные места.

Дорога была практически пустой в обоих направления. Ни возле кафе, ни по пути ему не удалось понять, кто же занимается размещением пакета. Судя по весу, в пакете были деньги, хотя оснований к такому заключению у Петра Ивановича не оказалось. Просто ничего другого в голову не приходило.

Не доезжая границы, Петр Иванович заправился до полного бака за 26,5 руб./литр. Границу России и Белоруссии он пересек в пять часов сорок минут. К своему удивлению пограничников или таможенников он не увидел. В вагончике за 700 рублей купил страховку – «зеленую карту», позволяющую двигаться и по Белоруссии и по Украине. На пункте оплаты дороги ему пришлось заплатить двадцать рублей.

* * *

В приоткрытое окно задувал прохладный утренний ветер. Дорога была более-менее ровная. Здесь он уже не гнал – местных денег, для оплаты штрафов не имелось, ехал строго по знакам, хотя никаких гаишников в засадах почему-то видно не было. Вокруг расстилались зеленые поля, разделенные узкими перелесками. Пейзаж, уходящий назад, выглядел однообразно и скучно. Аккуратные деревни, отделенные высокими бордюрами от шоссе, уже просыпались, наполняя обочины дороги торговцами и торговками, обложенными аккуратными пирамидками картошки. Часы показывали без десяти шесть, начинался понедельник – третий день исчезновения любимой жены Петра Ивановича, который ехал в сторону Орши не подозревая, что уже под Смоленском находится синяя Toyota Camry, на приличной скорости постепенно настигающая его серебристый кроссовер.

Странное слово «орша», как муха, накрытая стаканом билось в его голове, пытаясь вызвать забытые ассоциации с чем-то, что когда-то интересовало его.

– Орша, Орша, – повторял мысленно Петр Иванович, стараясь отвлечься от дороги. – Не могу вспомнить… Ошо! Раджаниш Ошо! Здорово, приятель, давно я о тебе не вспоминал.

Учение этого индийского философа-авантюриста когда-то, в конце восьмидесятых, начале девяностых годов серьезно увлекали молодого Петра Ивановича. В начале перестройки, когда коммунистическая идеология доказала свою полную несостоятельность и никто уже не воспринимал учение Маркса-Энгельса-Ленина всерьез, а православная церковь не успевала за изменениями в умах населения, на территорию СССР, а потом суверенной России хлынули всевозможные проповедники со всех уголков мира. Протестантские церкви различных направлений арендовали целые стадионы, вербуя сторонников на русской земле, за ними шли буддисты, кришнаиты, доморощенные пророки и боги, всех не перечесть. Среди них особое место занимал Раджаниш Ошо, который на тот момент имел более ста тысяч последователей в Европе, Америке и Индии. Его эклектичное учение во многом соответствовало духу тогдашней России и состояло из гремучей смеси христианства, даосизма, тантризма и других религий. Из переведенных и изданных на русском языке книг Петр Иванович узнал, что не нужно следовать разуму, этике, нормам. Можно делать все, ибо ты сам и есть Бог и вправе наслаждаться жизнью здесь и сейчас. Для этого нужно быть спонтанным и отвергнуть любые догмы, а полного совершенства возможно достичь, используя разработанную им систему медитации. Коротко его философию можно сформулировать словами «Люби себя и делай, что хочешь».

Сейчас это казалось несерьезным и смешным, но в то время Петр Иванович только что не свихнулся переваривая прочитанное и стараясь примирить его с собственным пониманием традиционного христианства. То упорство, с которым он часто брался за дело, могло сыграть с ним злую шутку и завести не туда, куда он собирался прийти. Будучи человеком здравомыслящим, но задумчивым Петр Иванович всерьез опасался психического заболевания, основанием к чему было самоубийство его матери.

* * *

За недели своего вынужденного заточения на даче, Перфильев успел до такой степени выспаться, что наверное мог не спать неделю подряд. Эта ночь, как многие предыдущие прошла без сна и к утру у Коли уже был готов приблизительный набросок плана дальнейших действий. Он пообещал себе больше не напиваться, внимательно следить за напарником и ждать подходящего случая. Все говорило за то, что правильные и своевременные действия в ближайшие несколько дней смогут решить его проблемы, определить, как и сколько он сможет еще протянуть. Последние несколько лет он мечтал дожить тихо и мирно, в дали от криминала и его представителей. Вся эта декорация с обязательными судимостями, воровскими понятиями и пацанскими отношениями – для молодых. Он давно уже знал всему этому цену.

Сверху спустился заспанный с красными глазами Алексей. Он умылся, вскипятил чайник, и, сделав несколько глотков кофе, пошел к машине. На веранде он с удивлением заметил Филю, посмотрел на часы и спросил:

– Ты не ложился что ли?

– Проснулся уже, кашель замучил.

– Я думал в шесть утра только такие дураки как я не спят, теперь вижу – я не одинок.

– Да, я пойду еще покимарю. Ты далеко?

– Дела, заботы…

Алексей прошел по росе до машины, оставляя влажные следы на присыпанной еловыми иголками редкой траве, сладко втянул в легкие прохладный утренний воздух, поежился, нехотя забрался в салон и захлопнул дверцу. Непроснувшийся еще поселок услышал звук запускаемого дизеля, скрип петель и шуршание шин по гравию. Николай проводил его пустым задумчивым взглядом и, казалось, впал в анабиоз.

Еще не совсем трезвый он сидел на веранде и курил, держа тяжелую пепельницу желтого стекла в левой руке. Его клонило ко сну, когда пленница опять напомнила о себе стуком в дверь. Коля дернулся и выронил пепельницу на пол.

* * *

Счетчик показывал четыреста шестьдесят два километра пути, когда, проехав указатель на Высокое, Mitsubishi свернул с Олимпийской трассы на мост, поднялся по нему и лег на курс по направлению к Орше. В пути наш герой находился уже около семи часов.

В начале восьмого утра, объезжая Оршу с левой стороны, Петр Иванович поймал себя на мысли, что мыслей в его голове больше нет. Ему опять хочется спать и надо что-то с этим делать на ходу, поскольку останавливаться в государстве, где разразился экономический кризис и возможно уже созданы партизанские отряды для охоты на машины с московскими номерами, категорически нельзя. Он открыл передние окна, и салон наполнился веселым шумом и прохладой, смешанной с запахами болота и тления. Минут через двадцать шум ветра стал привычным. Спать опять хотелось невыносимо. От громкой музыки стучало в висках и требовалась активная тишина в виде попутчика или лучше попутчицы.

За указателем «Румiна» он въехал на виадук над железнодорожным переездом, и съезжая с него снизил скорость. Петр Иванович увидел впереди на правой обочине голосующую, жестом фашистского приветствия, женщину. «Хайль! – обрадовался он. – Возьму попутчицу. Пусть болтает, не дает мне спать и вообще развлекает». Он съехал с дороги, включил аварийные огни и притормозил рядом с голосующей, которая казалось совсем еще девочкой, в несвежем спортивном костюме, состоящим из наглухо застегнутой куртки и спортивных брюк. Обута она была в шлепки на грязных босых ногах.