Текст книги "Миссия Девы"

Автор книги: Сергей Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

4
Незваная гостья

Звонок в дверь оторвал Владлена Петровича от записей. Он не любил, когда к нему приходили без предварительной договоренности, и об этом знали все его друзья, так что если кто и появлялся, то случай был экстренный. Он посмотрел в глазок входной двери. Спиной к нему стояла девушка с распущенными черными волосами, которые падали на спину из-под вязаного берета. Она явно не хотела показывать ему лицо, и это означало либо приятный сюрприз, либо неприятную неожиданность.

«Одна из прежних любовниц, которая решила таким образом напомнить о себе?» – подумал он, не испытывая никаких эмоций. Со спины было трудно узнать девушку, и он не стал гадать, а просто открыл дверь. Черноволосая девушка обернулась, и… Владлен Петрович с удовольствием захлопнул бы дверь, но не успел: она быстро ужом проскользнула внутрь. Меньше всего он ожидал увидеть ее. Это было гораздо хуже, чем встретить давнюю любовницу, предъявляющую какие-то требования. Это была Марина, аквалангистка с базы дайверов в Судаке, и с этой женщиной были связаны неприятные воспоминания. Однако если бы не она, то, возможно, он не стал бы обладателем золотой магической маски. Насколько ему было известно, она одно время лечилась в областной психиатрической больнице.

– Чем могу быть полезен? – спросил Владлен Петрович с интонацией, противоположной смыслу сказанного, дескать, не пошла бы ты куда подальше!

Марина, не отвечая, прошла в комнату, затем, обернувшись, хрипло спросила:

– Узнаешь?

– Узнаю, – признался Владлен Петрович. – Что тебе нужно?! Извини, но у меня мало времени – дел по горло, а это, сама понимаешь, не располагает к длительным беседам.

– Хорошо – давай без расхожих фраз о здоровье и погоде… Все зависит от тебя: отдай маску богини Орейлохе, и я оставлю тебя в покое.

– Ты что, вновь с ума сошла? Нет у меня маски – она находится в Симферопольском историческом музее, в запаснике! После реставрации…

– Я уже все проверила. Ее в музее нет и никогда не было! Она нигде не фигурирует – даже в милицейских протоколах, и в этом я сама тебе помогла. Помнишь, когда ты взял у меня маску, я тогда, после падения со скалы, не имела сил даже пошевелиться. После ты приходил ко мне в больницу, поучал, какие я должна давать показания, чтобы никто о ней не узнал. Наверное, что-то подобное ты внушил и той дуре, Маше, раз и она не проговорилась… Хотя я ей благодарна – она не стала писать на меня заявление в милицию, а представила все происшедшее как несчастный случай. Ты уже достаточно времени владел маской Орейлохе – теперь пришла моя очередь. Я, жрица Мара, прямой потомок народа тавров, должна владеть ею в силу своего происхождения и знаний! В твоих руках она просто редчайшее сокровище, артефакт, а для нас это святыня! Предлагаю обмен: золото – на золото.

Она открыла сумочку, из нее достала мешочек и высыпала содержимое на стол. Одного взгляда Владлену Петровичу было достаточно, чтобы понять: этим золотым украшениям сотни лет, а часто повторяющееся изображение головы быка, тотемного знака, указывало на принадлежность их народу тавров. Еще недавно археолог, увидев такое богатство, бросился бы его разглядывать, изучать, а сейчас лишь криво усмехнулся.

– Не спрашиваю тебя, откуда это, – видно, балуешься «черной» археологией, а это занятие уголовно наказуемо… Ты можешь мне не верить, но маски у меня нет!

– Тебе мало золота? Ты получишь еще!

– Больше у меня нет ни времени, ни желания вести пустые разговоры. – И он, собрав золотые украшения в мешочек, вернул его девушке, затем, несмотря на ее угрозы, приложив силу, бесцеремонно вытолкал Марину за дверь, бросив на прощание: – Ты на свободе только благодаря мне. Начнешь меня нервировать, путаться под ногами, знай: твое признание, которое ты написала в больнице, сознавшись, что хотела убить Машу, лежит у меня. Стоит мне его пустить в ход, и тебя ждет тюрьма, либо вновь вернешься в психушку!

– Предупреждаю, я ни перед чем не остановлюсь, чтобы завладеть маской Орейлохе! Это магический талисман моего народа, и он должен быть возвращен ему! – гневно выкрикнула девушка, пока он еще не закрыл дверь.

Оставшись один, Владлен Петрович задумался.

«Она – явно фанатичка! Через три дня уеду в экспедицию в Судан на полгода, а за это время многое может измениться. Маска! Как мне поступить с ней? Самая ценная находка в моей жизни. Ее не возьмешь с собой – не провезти через таможни. Выходит, маску надо спрятать в надежном месте».

Он открыл сейф, вмонтированный в стену под копией картины Айвазовского «Среди волн». Затаив дыхание, Владлен Петрович осторожно развернул кусок замши, и уродливое золотое божество тавров торжественно засияло под электрическим светом. Каждый раз, когда он дотрагивался до золотой маски, словно приобщался к чуду. Она завораживала своим уродством, как произведения античных мастеров своим великолепием. Не один раз он задавался целью определить ее возраст, и каждый раз размышления уводили его все дальше в глубь тысячелетий. Нарочито примитивные очертания лица, ярко выраженный женский половой признак – огромный бюст – и изящный узор из щупалец рук-ног. Что древний автор хотел этим выразить, соединив в изображении примитивизм, присущий золотой пластине каменного века, и изящество форм античного мира. И почему для магической маски понадобилось изобразить всю фигуру, а не одно лицо, как обычно поступали древние мастера?

Маска была уникальна – она была единственная в своем роде. При раскопках в Крыму иногда попадались фигурки Девы-Орейлохе, богини народа тавров, исчезнувшего около полутора тысяч лет тому назад, но в основном это были глиняные, каменные фигурки, и никогда Деву не изготавливали в металле, золоте, а тем более в виде ритуальной маски. Под принятую классификацию эта маска никак не подходила.

Согласно этой классификации выделены три основных вида масок: полностью глухие; имеющие отверстия для глаз и рта, изображающие лик божества; отображающие все божество, во весь рост. Но о таких, которые изображали бы полностью фигуру божества, скрывая только лицо, он даже не слышал.

Сплетение рук-щупалец создавало узор в виде бабочки. Были отверстия для глаз, а ноги-щупальца божества закрывали наглухо рот и также плотно обжимали щеки и дальше соединялись с руками-щупальцами.

«Ты отвратительна на вид, и тебе не одна тысяча лет. Ты видела много такого, что не доступно человеческому воображению, ибо тебе поклонялись, не жалея человеческой крови для твоего удовлетворения, и в этом ты подобна кровавым богам ацтеков Хуицилопочтли и Кецалькоатлю. Там, где ты была, всегда присутствовала Смерть и ощущалось течение Времени». Рассматривая золотую маску, Владлен Петрович почти на физическом уровне услышал глухой звук бубна, увидел мечущуюся в ритуальном танце женскую фигуру в черном, с золотым лицом, готовую через мгновение вскрыть грудь беспомощной жертвы, распластанной на громадном камне-алтаре, чтобы принести ее сердце в дар кровожадному божеству. Только молодые жрицы-девственницы могли таким образом ублажать грозное божество. Именно кровожадной богине Деве в Таврике долгие годы прислуживала Ифигения, дочь предводителя греков Агамемнона, разрушившего Трою. Одно время богиня Дева была даже главным божеством в крупнейшем древнегреческом городе-колонии Херсонесе.

Владлен Петрович был не просто археологом, он был фанатом своего дела. Подвижный, эпатажный, общительный, он любил женщин, и женщины любили его. Он также свободно изъяснялся на пяти языках, и его, на зависть коллегам, часто приглашали участвовать во многих зарубежных археологических экспедициях. Владлен Петрович со студенческих лет мечтал о значительном открытии, которое бы сделало ему имя в археологической науке, и оно бы звучало наравне с именами Шлимана и Картера. Но когда прошлым летом в его руки попала эта уникальная маска, которую случайно обнаружила в подводной пещере девушка Маша, и перед ним открылись широкие возможности в науке, он «сломался».

За свою жизнь он повидал много ритуальных масок: африканских, из коры и дерева; древних глиняных масок с американского континента; бурятских и тибетских – многокрасочных, с позолотой, изображающих ужасающие, фантастические лики. Но ни одна из них, в отличие от этой, не вызывала ощущения, будто ты приобщился к тайне, которая находится рядом, за уже приоткрытой дверью. Случайно получив ее, он уже не мог с ней расстаться. Вначале он убеждал себя, что лишь немного подержит у себя маску, поработает с ней, а потом выступит с докладами, опубликует ряд статей, после чего передаст ее в исторический музей. Но время шло, статьи не писались, так как научному миру стало бы известно о ценной находке и с ней пришлось бы расстаться. У него не было намерения обогатиться при помощи маски, попытавшись продать ее здесь или за границей. Да, он обеспечил бы себя солидным капиталом, которого хватило бы на всю оставшуюся жизнь, получил бы возможность жить в свое удовольствие, но сама эта мысль для него была кощунственна, ибо он был влюблен в маску.

Влюблен в бездушную пластину из драгоценного металла! Предскажи ему это кто-нибудь раньше – он поднял бы того на смех. А тут влюбился, как это часто бывает, лишь увидев.

В первый раз держа маску в руках, в глубине души Владлен Петрович уже знал, что добровольно с ней никогда не расстанется.

Вечерами, за плотно закрытыми шторами он любовался уникальной находкой, размышлял о ней. Дело было не в золоте, из которого она была выполнена, и даже не в ее исторической ценности – в ней было скрыто нечто большее. В этом мертвом, на первый взгляд, куске желтого металла, непосредственно связанного со Смертью, он чувствовал энергетику Жизни, которая при прикосновении пронизывала его естество, словно он дотрагивался до живой женщины. Эта маска овладевала его желаниями и мыслями.

Владлен Петрович безумно влюбился в этот отвратительный мертвый лик – ведь порой мы влюбляемся не в красоту, не в доброту, не в прекрасные человеческие качества, даже не в верность, а… просто так, неизвестно почему, неизвестно зачем, неизвестно благодаря чему. Это утверждение могут оспорить только те, которые заставляли себя влюбляться по расчету: конкретно для чего-то, благодаря известно чему, а потом привязывались со временем. Их чувствами всегда управляла здравая мысль, а настоящая любовь – это неподвластный разуму вихрь чувств, отсутствие порога самосохранения, это… болезнь. Вот такой болезнью и был поражен Владлен Петрович.

Для него отдать маску в музей было равносильно тому, как если бы он поделился своей женщиной с другими мужчинами. Парадокс заключался в том, что он никогда ранее не влюблялся – женщины в его жизни всегда были мимолетным увлечением, оставляющим лишь быстро гаснущие воспоминания. А здесь было другое – он трепетал, лишь только прикасался к поверхности золотой пластины, холодной и безжизненной, с нетерпением ожидал возможности оказаться с ней вечером вдвоем. И что бы он ни делал в течение дня, он всегда помнил о ней, мечтая о мгновении, когда сможет к ней прикоснуться. Для него это был взрыв, лавина чувств – то, чего ему так и не смогли подарить женщины. Золотая маска, изображающая уродливое божество, стала его Галатеей и Големом одновременно – он чувствовал в ней скрытую могучую силу.

С тех пор как он стал обладателем маски, он превратился в затворника, стал избегать встречи с приятелями, строго дозируя свое общение с кем-либо лишь крайней необходимостью, и уже ни одна женщина не переступала порог его квартиры, словно этим он мог вызвать ревность и гнев золотой уродицы.

Сегодняшнее посещение Марины, называющей себя жрицей Марой, обеспокоило его. Это вызвало такое ощущение, будто вместе с Мариной к нему в квартиру вторглась враждебная сила, претендующая на его сокровище, скрытое от всех, и эта сила хочет лишить его любимой, ради которой он был готов на все!

В его памяти вновь всплыл образ Марины – молодой неулыбчивой девушки, привлекательное лицо которой портило излишне строгое выражение, пугающее убежденностью фанатика, не признающего границ дозволенного. Ее странное утверждение, что якобы она является потомком исчезнувшего народа тавров, вызвало у него скептическую улыбку. Ведь так или иначе каждого из нас можно отнести к потомкам скифов, половцев, хазар, других народов, какое-то время обитавших на этой территории. Она явно впала в маниакальное состояние и теперь не остановится ни перед чем.

«Наследница народа тавров, о котором последние письменные источники упоминали более полутора тысяч лет тому назад! Какой бред!»

Археолог вспомнил о проведенном английскими учеными необычном эксперименте по отысканию потомков древних кельтов на основании генетического анализа останков из обнаруженных захоронений. Сравнительному генетическому анализу были подвергнуты ученики нескольких школ, находящихся недалеко от древних захоронений, но ни один из них не был признан прямым потомком древних кельтов.

«Прямой потомок тавров, да еще жрица! Странно, что в таком состоянии ее выписали из психушки! Ведь она явно психически нездорова!»

Размышляя, он в очередной раз пришел к выводу, что дома маску оставлять нельзя, несмотря на то что она хранится в сейфе и квартира под сигнализацией. В том, что Марина-Мара приложит все силы, чтобы ее выкрасть, сомнений не было.

«Маску Орейлохе надо отдать надежному человеку, пока я буду в экспедиции в Судане. Но кому? Это должно быть доверенное, надежное лицо и настолько несвязанное со мной, чтобы никто не мог выйти на него как хранителя этой ценности».

И тут Владлен Петрович вспомнил о Маше, первой обнаружившей маску, о своем мимолетном курортном романе с ней. Эта связь оборвалась сразу же после ее отъезда. Правда, поначалу она даже пару раз ему звонила, но потом успокоилась, отвлеклась, а возможно, обиделась.

«Она девушка порядочная, воспитанная и, самое главное, в меру любопытная – не будет распечатывать чужую посылку, переданную ей на хранение. Впрочем, даже если это случится, можно будет придумать правдоподобное объяснение. Маловероятно, что Марина-Мара додумается, что маска хранится у Маши. Ведь это будет для Марины нонсенсом: Маша маску нашла, я ее присвоил, так неужели после этого вновь отдал ей на хранение? Красиво придумал. Конечно, могут быть случайности, но от них никто не застрахован. Удобно, что и самолет в Судан вылетает из киевского аэропорта, а как там передать маску, нужно хорошо продумать и все подготовить – время еще есть».

Принятое решение показалось Владлену Петровичу правильным, и он вернулся к прерванной работе. Маска Девы лежала рядом на столе, и ему все время казалось, что она исподтишка наблюдает за ним.

«Нервы совсем расшалились», – подумал он, вновь прерываясь.

Иногда он надевал маску и подходил к зеркалу, любуясь золотым изображением. В таких случаях ему казалось, что маска стала частью его самого, овладела его «я».

А еще после появления маски ночами он стал видеть необычные сны – словно блуждает другими мирами, нереальными в своей реальности.

Рядом лежащая маска его нервировала, отвлекала, как требующая внимания назойливая жена, недовольная скучным занятием мужа. А ей так много чего хочется…

Он надел маску и прошел в коридор, стал напротив старинного зеркала в человеческий рост, купленного за безумные деньги, и всмотрелся в отражение. Золотая маска будто поглотила его голову, приятно устроившись на шее, обретя раба.

«А может, не стоит ехать с экспедицией в Судан? – подумал он. – Труднопереносимая жара, масса экзотических заболеваний, да и спрашивается – зачем? Работы хватает и в Крыму. Наверное, стоит вновь вернуться и покопаться в окрестностях Судака – возможно, там ожидают новые интересные находки».

Мара была единственным человеком, который знал, что маска находится у него, а не в музее, и она хочет ее заполучить. Хотя нет – есть еще странная старушенция, выставившая ему ультиматум, но она могла только предполагать, а Марина знала, что маска Девы у него.

«Отдать Марине-Маре маску? Вот так просто взять и отдать? Она меня принимает за идиота? У нее явно не все в порядке с головой!»

Предчувствие подсказывало Владлену Петровичу, что у него еще будут неприятности из-за этой странной девушки, вбившей себе в голову всякие фантазии. Сам он никак не мог на нее повлиять, не рискуя подтвердить наличие у себя старинной золотой маски.

«Ты мысленно клянешься себе, что ни перед чем не остановишься, чтобы сохранить маску Девы, – внезапно пронеслось в голове. – А ты не думал, до какого предела готов идти? Ведь реальная претендентка на маску была здесь, одна, слабая девушка, и вовсе не следовало выталкивать ее за дверь, надо было поступить по-другому».

Вдруг в зеркале он увидел отражение ванной комнаты, себя в золотой маске и обнаженную Мару со связанными руками и кляпом во рту. Она следит за ним с обезумевшими от страха глазами, а его движения спокойны, неторопливы, как будто он это проделывал не раз. Он укладывает ее в ванну, и в руке оказывается кремневый нож из его коллекции. Он больше не смотрит ей в лицо, одной рукой сдавливает горло, почти до беспамятства удушая, а другой делает глубокий надрез под левой грудью. Откладывает нож, и его руки, преодолевая слабое сопротивление жертвы, парализованной страхом и обреченностью, проникают в тело и достают ее сердце, которое еще продолжает сокращаться. Он ощущает необычайное чувство восторга, не сравнимое ни с чем, и поворачивается, смотрит прямо в глаза своему отражению, и кажется – еще мгновение и оно выйдет из зеркала и сольется с реальным Владленом Петровичем в единое целое.

Археолог в ужасе сорвал золотую маску и увидел себя в зеркале с диким взглядом, как будто ему самому только что вскрыли грудную клетку и вырвали сердце.

В этот вечер испуганный Владлен Петрович поспешил вернуть маску в сейф. Только что пережитая галлюцинация была настолько реальна и ужасна, что он спрятал туда же и каменный нож, который использовал для разрезания бумаги, вскрытия писем, пакетов. Он решил больше не надевать золотую маску, по крайней мере, до своего отъезда.

«Маска необычная, обладает удивительными свойствами, особо реагируя на свое отражение в зеркале, – подумал он. – А ведь это мысль! Даже простая маска, по существующим поверьям, влияет на человека, надевшего ее на себя, меняет его поведение. А таинственная природа зеркала волнует человека с тех пор, как он увидел свое отражение на поверхности воды…

Зазеркальный мир, Иной мир – сколько об этом существует домыслов, предположений, но никто не знает правды, так как она скрыта от нас. Но так ли непреодолима завеса между мирами? Может, зеркало служит отдушиной, если не дверью в Иной мир, а эта древняя маска является ключом? Если это так, то надо еще узнать, как всем этим правильно воспользоваться.

Возможно, Марина знает об этой маске больше, чем я, ведь когда она лежала в больнице, то в разговорах ссылалась на какие-то древние рукописные источники, которые находятся у нее. Она категорически отказала мне в просьбе взглянуть на них, а ведь это может быть очень любопытный исторический документ! Жаль, что мы не союзники… Вдвоем бы добились большего в раскрытии тайны этой необычайной маски. Но она, как и я, хочет единолично владеть маской, так что союза не получится, возможна только конфронтация».

В тот же день Владлен Петрович заметил за собой слежку – ему постоянно попадались на глаза молодые люди спортивного телосложения – и понял, что Марина начала действовать. И хуже всего было то, что она, как выяснилось, не одна. Это еще больше встревожило его и лишило сна.

Археолог понимал, что самое слабое звено в его защите – это он сам. Целую ночь ему снились кошмары: подручные Мары неожиданно захватывали его по пути домой, используя то электрошокер, то маску с эфиром, то фальшивое милицейское удостоверение.

Владлен Петрович принял меры предосторожности: вооружился газовым револьвером «Бульдог», переделанным для стрельбы резиновыми пулями, стал избегать вечерних прогулок, старался вернуться домой засветло. Он не стал обращаться в милицию – ведь тогда открылась бы причина, по которой на него охотились. Он не мог нанять охранника – профессионал стоил слишком дорого, не по его средствам.

Археолог считал дни до отъезда в Судан и по-прежнему колебался, как поступить с маской богини Девы.

Хроника Плачущей Луны
6987 год от сотворения мира (1480 г.). Великий Новгород

Вопреки опасениям Беаты их небольшой караван, несмотря на выматывающую тяжелую дорогу, благополучно добрался до Новгорода, раскинувшегося на обоих берегах реки Волхов. Река разделила город на две части, которые назывались Софийская и Торговая. Город был окружен земляными валами с деревянными стенами на них. Беате этот город больше понравился, чем увиденные ранее Переяславль Рязанский и Москва: он был уютнее, чище, с мощенными известняковыми плитами улицами, деревянными и каменными домами. Василия радушно встретило купечество города – здесь чтили память его покойного батюшки и брата, погибших, защищая вольности города от великокняжеской власти.

Вскоре Василия затянул водоворот борьбы за власть в городе, и он отставил на время дела торговые. Как и в прошлый раз, он примкнул к сторонникам вдовы посадника Борецкого Марфы, также пострадавшей от беззакония великого князя Иоанна III. После битвы на реке Шелони ее старшему сыну Дмитрию, захваченному в плен, отрубили голову, как и другим именитым, пролитовски настроенным новгородцам, даже архиепископского чашника Иеремия Сухощака тогда не пожалели. Младший сын Марфы Федор умер в Муромской темнице. Марфа растила малолетнего внука и готовила месть ненавистному московскому князю Иоанну. Она с радостью предоставила Василию и Беате кров, пока его дом был занят великокняжескими служилыми людьми.

В ее доме с утра до вечера происходили шумные застолья, на которые из разных концов Новгорода приглашались известные люди. Там постоянно велись разговоры о том, что московский князь Иоанн не успокоится, пока не лишит Новгород вольностей, заставит его служить себе, как другие города. По ее мнению, у них был единственный выход – идти под руку польского короля, великого князя литовского Казимира IV, чтобы жить по старым законам. Старую обиду на то, что король Казимир не пришел на помощь новгородцам, а лишь прислал князя Михаила Олельковича с Киевской земли, который их покинул до прихода князя Иоанна, они не вспоминали.

Каждый из пяти концов города имел свое вече, и Марфе с Василием пришлось изрядно потрудиться, понести значительные затраты, чтобы склонить большинство новгородцев на свою сторону.

Василий с упоением выступал на вече, утверждал, что настало время расправиться с Иоанном, что он не государь, а злодей; что Великий Новгород есть сам себе властелин; что им нужен только покровитель, и сим покровителем будет Казимир; что не московский, а киевский митрополит должен дать архиепископа Святой Софии. Сторонники Марфы, обласканные ее милостью и денгами [10]10
  Денга – мелкая серебряная монета.


[Закрыть], начинали кричать: «Не хотим Иоанна! Да здравствует Казимир! Да исчезнет Москва!» – и вскоре стали заглушать голоса тех, кто ориентировался на союз с православным Московским княжеством. На улицах поднялось сильное волнение, непрерывно звонили вечевые колокола, по улицам бегали и кричали: «Хотим короля Казимира!», а другие: «Хотим к Москве православной, к великому князю Иоанну!»

Между тем для сторонников Марфы Борецкой пришли неутешительные вести из Москвы: великий князь Иоанн помирился с братьями, которые явились ему на помощь. Всеми силами они выступили против войска татарского хана Ахмада, и тот после великого стояния на Угре бежал, разорив на пути ряд городов литовцев, своих бывших союзников, убоявшихся выступить против московского князя. Более чем двухсотлетнему игу Золотой Орды окончательно пришел конец.

В это время случился ряд знамений в Новгороде: в золотой крест на шпиле церкви Святой Софии попала молния, разбив его пополам, а вскоре «…И сего не терпя, солнце скрыло лучи свои в третий час дня, и тогда солнце было – как трехдневный месяц, и щербина на нем – с южной стороны, а с запада синий и зеленый мрак наступал. И длилась тьма великая час единый, и обратило солнце свои рога на юг, как будто месяц молодой. Также обратило солнце рога к земле и было, как месяц. И тьма была великая, и потом помалу солнце свет свой усилило, пока не стало полным, свет свой проявило, и светлость небесная лучами сияла».

Эти события заставили воспрянуть поборников великого князя Иоанна III, чаша весов стала склоняться на их сторону, и в Москву отправилось посольство. Но Марфа с Василием не сдавались, не скупились на угощенья, посулы, подарки, и наконец Судьба им вновь улыбнулась: новгородское посольство вернулось и на вече сообщило, что великий князь Иоанн хочет быть государем Новгорода, что обозначало большую степень подчиненности. Это вызвало бурю возмущения, и между противоборствующими сторонами возникла драка, в которой погибло двое новгородцев, а многие получили увечья, но приверженцы Марфы вновь одержали верх. Вскоре в Новгороде узнали, что великий князь собирается идти на них войной.

Были тут же подготовлены гонцы к польскому королю Казимиру IV с просьбой о помощи. Город стал спешно укрепляться, собирать ополчение, но чем ближе подходило великокняжеское войско, тем громче звучали голоса за то, что надо искать мира, а не войны. А когда стало известно, что магистр ливонского ордена не пропустил новгородских послов к королю Казимиру через свои земли, наступило уныние. Было направлено новое посольство в Москву и получен ответ князя Иоанна: «…в Новгороде не быть ни вечевому колоколу, ни посаднику, а будет одна власть государева, как в стране Московской!» Эти требования великого князя, оглашенные на главном вече, на дворе Ярослава, вызвали бурю возмущения и крики: «Требуем битвы! Умрем за вольность и Святую Софию!»

В это время Василий уже жил в своем доме в Славянском конце, который вернул себе с помощью Марфы Борецкой. Беата была предоставлена себе целыми днями, пока Василий занимался делами. Дел было невпроворот, так как он стал ближайшим помощником Марфы. Василий, отдавая свои силы и средства на правое дело, резко снизил расходы, и из челяди остались лишь сторож Никон и девка Палашка, что было мало для большого дома. И потекли часы одиночества, как и во время, проведенное в Переяславле, разве что не было рядом громкоголосой Настасьи Акимовны. Беата могла часами сидеть на втором этаже возле небольшого, закрытого слюдой окошка, словно пытаясь проникнуть сквозь него взором, но видно ничего не было, оно пропускало только немного дневного света. Часто вспоминала свою прошлую жизнь, и однажды ее потрясли картины того времени, которое, как ей казалось, удалось навсегда вычеркнуть из памяти, – впервые они вновь воскресли в сновидении.

Чужой гортанный язык, на котором она повторяла страшные ритуальные слова за главной жрицей в золотой маске; колеблющийся свет факелов и боязливый свет луны в иссиня-черном небе, падающие на ужасный золотой лик, который постоянно был в движении, завораживая взор, требующий безусловного подчинения и дани. Дрожащее тело испуганного татарского пленника, распятого на алтарном камне; приятно согревающую руки кровь; еще трепещущееся сердце, будто стремящееся вырваться из ее ладоней, и уже неподвижное тело с огромной раной на груди.

Вот и сейчас она в ужасе вскочила с табурета, охваченная желанием бежать, боясь посмотреть на руки, словно с них будет капать алая кровь, превращаясь со временем в липкую коричневатую пленку.

«Неужели я была жрицей Веллой? Неужели два долгих года я жила чужой жизнью и из-за помутненного сознания не ведала, что творила? Неужели желание жить у меня так велико, что ради этого я готова отдать все: имя, веру, желания, тело и даже душу?»

Ей захотелось немедленно бежать отсюда, будто это могло помочь избавиться от прошлого, которое к ней прилепилось, как тень в солнечный день. «Прочь отсюда! Уйду в монастырь и посвящу всю оставшуюся жизнь замаливанию грехов!»

Она решила уйти в монастырь, но не в православный, где, как ей показалось, черницы чувствовали себя более вольготно, свободно передвигались по городу, а в католический, с более жесткими правилами.

«Но как преодолеть все эти болота, реки, дремучие леса, полные зверей, и как избежать встречи с охотниками за людьми?» Тут ее поразила мысль: за это время она много раз исповедовалась православным священникам, но ни разу не вспомнила о том ужасном периоде в своей жизни! И она не пыталась это скрыть – она этого действительно не помнила, вплоть до последнего времени. Выходит, если это забыть, прошлое перестанет существовать! А для этого надо уничтожить все, что как-то связывало ее с ним.

Беата бросилась к сундуку, стоявшему в углу комнаты, открыла крышку и начала выбрасывать наряды, пока не добралась до дна, где, завернутая в кисею, лежала золотая маска.

«Надо взять дубинку у Никона и превратить это страшилище в бесформенный кусок золота, а его пожертвовать монастырю!» – промелькнула у нее мысль, пока она разворачивала материю.

Но когда уродливое божество явилось перед ее взором, эта мысль исчезла. Не думая, что делает, она сняла кокошник, надела маску, и тогда наступило успокоение.

«Как я могла решиться уничтожить Лик Девы? – ужаснулась Беата. – Я была не права! А ОНА… голодная! Как смела я так долго держать ЕЕ в заточении?»

С этими мыслями она сняла маску, завернула ее в кисею и, прижимая к груди, спустилась в нижнее помещение, где Палашка как раз разделывала козу, подвешенную на крюке. Кровь животного стекала в глиняную миску. Беата отослала Палашку с незначительным поручением, а после ухода девки размотала маску и погрузила ее в миску с кровью. Тут она услышала на крыльце тяжелые шаги мужа и быстро замотала маску в кисею, но не успела подняться наверх, как вошел встревоженный Василий.

– Князь Иоанн с войском подошел – жжет околицы! А ополчение еще не полностью собрано, сил маловато! Псков вновь предал нас – поддержал Иоанна!

Тут он увидел сверток в руках Беаты и заинтересовался им. Как ни пыталась она сопротивляться, он силой выхватил его из ее рук и развернул.

– Знатная вещица – золотая, тяжелая! – с удовлетворением сказал он, рассматривая маску со всех сторон. – Откуда у тебя эта страхолюдина – идол языческий?

Беата молчала, потупив взор. Василий не стал более ее пытать, лишь отметил:

– Ладно – владей! Нынче тяжелые времена наступают – авось пригодится! – И он тяжело вздохнул. – Господи! Сотвори чудо – изничтожь супостата Иоанна с его войском!