Текст книги "Повести и рассказы"
Автор книги: Сергей Баруздин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
На следующий день после обеда Сенька отправился с матерью в город. Взяли две корзинки. Мать хотела прихватить и третью, но Сенька отговорил.
Мать не спорила, только пожалела:
– Пропадут! Ох, пропадут! Ведь все три дерева гроза обтрясла. Куда теперь денешь!
В автобусе оказалось свободно. Через десять минут они уже добрались до станции. Подошедшая электричка была дальней – вагоны переполнены. Сенька протиснулся в дверь с неудобной корзинкой, мать – за ним. Дальше пройти трудно – пришлось остановиться в тамбуре, где тоже было много народу. На остановке люди спотыкались об их корзинки, многие откровенно ругались:
– Опять мешочники!..
Сенька уже привык к этому и безропотно передвигал свою корзинку с места на место.
– Ничего, доберемся как-нибудь, – успокаивала мать, гладя Сеньку по голове. – Ты ее сюда, к краешку, поставь!
Город их встретил привокзальной сутолокой, шумом, раскаленным асфальтом, душным, дымным воздухом. Видимо, уже кончились на заводах смены, скоро пойдут с работы покупатели.
В метро опять толкучка у дверей вагонов, опять недовольные взгляды и голоса:
– Дайте же пройти! Ох уж эти мешочники!
Сенька съеживался в такие минуты, терялся, не зная, как лучше поставить корзинку, а мать неуклюже поворачивалась то влево, то вправо, давая дорогу: «Пожалуйста! Проходите, пожалуйста!»
Когда вышли из метро, Сенька спросил:
– Почем просить?
– Сейчас посмотрим, сынок, – ответила мать. – Вот только пристроимся.
Она озиралась по сторонам, ища глазами милиционеров. Их, к счастью, не оказалось, но зато возле самого вестибюля метро они увидели палатку, где торговали яблоками.
– Пойдем дальше, – потащила Сеньку мать. – Вон туда!
Они прошли мимо церкви, пожарной команды и кинотеатра, миновали улицу, уходившую под арку нового дома, но тут опять увидели два лотка с яблоками.
Сенька послушно поспешал за матерью и, заметив ее огорчение, сам предложил:
– Может, за угол?
Дотащились до угла, но и там их ждала неудача. На противоположной стороне улицы раскинулся фруктовый бараз.
– Поедем-ка, сынок, в другое место, – предложила мать.
Они вернулись в метро и доехали до следующей станции.
И опять огорчение: фургон и рядом палатка.
– Наверное, болгарские завезли или еще откуда, – объяснила мать, отбирая у Сеньки корзинку. – Устал, сынок? Давай я.
Пришлось снова спускаться в метро. Сенька встал к кассе за пятаками и нарочно выбрал самую длинную очередь. Чтоб мамка хоть отдохнула чуть-чуть!
Через пятнадцать минут они уже оказались на другом конце города. И здесь возле метро стояла палатка. Но яблок в ней не продавали. Только овощи.
Лицо у матери просветлело, и даже Сенька обрадовался: не метаться же весь вечер по городу.
Отошли чуть-чуть от метро, свернули к скверику, посмотрели, нет ли поблизости милиционера. Слава богу, нет!
– Давай здесь, сынок! – сказала мать, ставя одну корзинку к ограде сквера. – А я на тот уголок пойду.
– А почем? – спросил Сенька. – Сколько просить?
– Тридцать копеек пара, – уверенно сказала мать. – Только поосторожнее. Смотри!
Сенька приподнял тряпку с яблок и принялся за дело:
– Яблочки! Кому яблочки! Белый налив!
Первый покупатель – высокий худощавый мужчина в клетчатой рубашке – подошел к Сеньке:
– Почем?
– Тридцать пара, – сказал Сенька.
– Давай четыре штуки, – сказал покупатель и протянул Сеньке мелочь.
Начало положено!
– Есть яблочки! Прямо с дерева! Кому? Кому? – кричал Сенька.
Покупатели шли. Брали и на тридцать, и на шестьдесят, а какой-то летчик взял даже на рубль двадцать. Сенька заметил, что яблоки покупают почти что одни мужчины. Женщины подходят, смотрят, спрашивают цену, говорят «дорого» или вовсе ничего не говорят – и уходят.
В самый разгар торговли подошла мать, подождала, пока схлынут покупатели, спросила:
– Ну как?
Сенька показал полупустую корзинку:
– Ничего!
– Может, дешевим? – сказала мать. – Давай-ка попробуем: рубль за пяток.
– А не дорого?
– Почему дорого?
Рубль так рубль!
– Белый налив! Прямо с дерева! Кому? – опять закричал Сенька.
И вновь появились покупатели. И вновь мужчины брали яблоки, а женщины уходили. Только одна, с девочкой, протянула Сеньке полтинник и сказала:
– Дай на пятьдесят копеек!
Сенька подумал и отдал ей три яблока.
Тут он издали заметил милиционера, быстро прикрыл корзинку и отбежал в сквер.
Милиционер направился мимо, взглянул на Сеньку и ничего не сказал: видно, он шел домой.
Сенька посмотрел на другой конец сквера, где стояла мать. Оказывается, она тоже заметила опасность и скрылась в подъезде. Но милиционер даже не посмотрел в ее сторону.
Теперь Сенька уже не выкрикивал: «Яблочки! Белый налив! Прямо с дерева!»
– Кому? – спрашивал он вялым голосом, и то лишь тогда, когда появлялся прохожий-мужчина. Женщин он вообще пропускал. Все равно ничего не берут!
Правда, одна женщина сама подошла к Сеньке с вопросом:
– Что у тебя?
Сенька молча показал на яблоки.
– А-а! – сказала женщина и ушла, даже не спросив цену.
Яблоки все-таки постепенно таяли. Осталось не больше трех десятков.
Услышав Сенькино «кому?», остановились две девчонки – школьницы с учебниками в руках. Видно, только что купили.
«А мы так и не купили», – подумал Сенька и, не зная, как выразить свое огорчение, протянул девчонкам по яблоку:
– Берите!
– Что ты! – удивились девчонки. – Мы вовсе и не собирались, а просто посмотрели.
– Берите! – сказал Сенька. – Чего там!
– Ну спасибо! – поблагодарили девчонки и, отойдя от Сеньки на несколько шагов, недоумевающе переглянулись. – Чудак! Бесплатно отдает, как при коммунизме!
Сенька вспомнил, как он впервые приехал в город. Это было еще до школы. Наверное, за полгода, а то и больше. Тогда они с матерью привезли лук. Самый первый, что выращен не на огороде, а дома, в ящиках. Мать возила тогда в город и молоко, а Сенька помогал ей. В то утро, попав на привокзальную площадь, Сенька начал здороваться со всеми встречными. Он так привык. В деревне он всегда здоровался на улице. Даже с посторонними. И отец его так учил, и мать. А тут, в городе, Сенька растерялся. Прохожих так много, что он не успевал произносить: «Здравствуйте!» Многие отвечали ему с удивлением, а другие просто проходили мимо, видно даже не заметив Сеньки.
– Что ты здороваешься? – удивилась мать.
Сенька удивился не меньше ее: «Сама говорила, что со взрослыми надо здороваться!»
И вот уже Сенька много-много раз ездил в город. И чем чаще ездил, тем больше чувствовал себя здесь каким-то совсем чужим. Приехал, продал все, что привез, не попался на глаза милиционеру – и хорошо!
И может, сейчас впервые он был доволен, что поступил не так, как всегда. Взял да и отдал девчонкам яблоки! Просто так! Пусть себе удивляются! Ведь на самом деле он вовсе не жадный! И ему совсем не нужны эти деньги!
Начало уже вовсю смеркаться. Рваные тучи застлали предвечернее небо. Было душно и неспокойно, словно перед грозой.
Бесконечный поток машин двигался по улице – ехали автобусы, троллейбусы, легковушки. Люди спешили по каким-то своим, неизвестным Сеньке делам, смеялись, переговаривались. В домах и витринах магазинов зажигались огни. Вспыхнули матовые шары над сквером и дальше, вдоль улицы. Город тонул в сумеречной дымке – огромный, чужой, непонятный.
Мимо пробежала стайка мальчишек, обронив на ходу обрывки фраз о цирке и каком-то представлении на стадионе. Медленно прошла женщина с детской коляской. Вдоль тротуара проехала мороженщица, и рядом с ней прихрамывал инвалид, который рассказывал что-то веселое, – они смеялись. Женщина даже остановилась и произнесла: «Ох, уморил меня, Васькин! Не могу!»
«Им хорошо!» – с завистью подумал Сенька и, вспомнив, что совсем забыл про яблоки, тоскливо произнес:
– Кому?
Остановилось еще несколько покупателей. Подвыпивший гражданин подбросил в ладони яблоко, покачнулся, с трудом поймал его и опустил в корзину со словом: «Фрукт!»
Подошел старичок, взял пяток яблок, внимательно посмотрел на Сеньку, сказал:
– Учиться бы тебе, молодой человек! – и ушел.
«Словно я не учусь», – с обидой подумал Сенька.
Полная женщина нагнулась над Сенькиной корзинкой и долго перебирала оставшиеся яблоки: брала в руки одно, потом меняла его на два и опять – на одно, но покрупнее.
– Сколько? – спросила она, наконец выбрав три яблока.
Сенька хотел сообразить, сколько просить за три штуки, но растерялся и никак не мог подсчитать.
– На тридцать копеек две штуки, – сказал он и добавил: – Или на рубль пять!
– Так что же это у тебя получается! – возмутилась женщина. – Пятнадцать копеек штука или двадцать?
Сенька совсем растерялся.
– Да, – произнес он. – Так.
– Спекулянты несчастные! – воскликнула женщина, бросив Сеньке тридцать копеек и одно яблоко. – А наверное, еще пионер!
– Нет, я октябренок! – признался Сенька.
– Еще лучше! – совсем рассердилась женщина и двинулась по тротуару, шурша платьем.
«Почему спекулянты? – подумал Сенька. – И почему несчастные?»
Он посмотрел в корзину. Там оставалось четыре яблока.
«А ну их!» – решил Сенька и, прикрыв яблоки тряпкой, взял корзинку на руку.
Он подошел к матери и передал ей несколько замусоленных рублей и горсть мелочи:
– Поедем! А то я пить что-то хочу!
Мать как раз продала все яблоки, настроение у нее было хорошее.
– Конечно, сынок, поедем! – сказала она ласково. – А попить я и здесь тебе куплю. Сладенькой. Ты умница у меня. Завтра опять поедем. Яблок-то много еще! А они смотри как хорошо идут…
Всю обратную дорогу Сенька молчал. И только когда подходил уже к Старым Дворикам, он вспомнил:
– А книжки-то и тетрадки мы так и не купили…
Хотел еще что-то сказать, да не стал. Опять мать скажет: «Мал ты, сынок! Не понимаешь…»
6До чего же много в жизни непонятного! И верно, мал еще… А понять все ох как хочется! Матери хорошо говорить, она большая. Да только и она, видно, не все понимает. Купила зачем-то козу и радуется. А к чему она? Вот и Митя говорил: «Не совсем сознательная». И Максимка Копылов… Они понимают. Про бабушку Максим правильно сказал. Но бабушка умерла, а ничто не меняется. Вот-вот уже почти начало меняться – и стоп. Опять чуть ли не каждый день в город: то яблоки, то редиска, то зелень всякая! И зачем матери столько денег! Отец приносит, Митя. За корову заплатили. Да и в городе сколько навыручали! А мать – все еще и еще. Хоть бы купила что-нибудь. Телевизор, как у других. Или мотоцикл Мите. Он давно хотел. А если бы с коляской, так и всем ездить можно! Так нет! Радио купили год назад – и все! Вот козу эту еще. Да на что она? А если бы мать в совхозе работала, и ей бы платили! Хватило бы! И на одежду не много нужно! А на еду и подавно. Своего много. Магазин рядом. А в магазине что – дорого? «Спекулянты», наверное, это что-то нехорошее. Хоть и «несчастные», а зло это женщина сказала, ругательно…
Всю ночь ворочался Сенька с боку на бок. Ну, не всю, а полночи наверняка. На луну смотрел раз десять. Она прямо над средним окошком светила. С правой стороны наполовину отрезана, как яблоко какое ножом отхватили. На стене фотографии рассматривал. Хоть темно, а все равно видно. Он их все наперечет знал. Наверху бабушка с дедушкой. Настоящего дедушки Сенька никогда не видел, а только на фотографии этой. На ней и бабушка и дедушка еще молодые совсем – на стариков не похожие. Рядом с ними Митя на двух карточках: маленький, голый, попкой кверху, и в армии. В форме он красивый был. Пограничник! А еще есть – отец на войне. Около танка стоит, а голова перевязана. Ранен был. Потом – мать. Девочкой, когда в школе училась. Школа раньше далеко была. Ребята и учились и жили там. Мать, говорят, занималась хорошо! За это ее и сфотографировали. С отцом они в школе познакомились. Он из другой деревни ходил. Ниже всего карточка, где они как раз поженились. И Сенькина карточка – тут же рядом. Правда, нехорошая. Он плохо на снимках получается. Как испуганный! По соседству от Сеньки отцовы братья-близнецы. Оба они погибли. На войне. И материна сестра тоже погибла. В Германии где-то. Угнали ее туда фашисты. А на карточке она девочка совсем, классе в третьем, видно. Над самой Сенькиной головой – грамоты. Одна отцовская – военная. Там все города написаны и реки заграничные, где он побывал. А вторая – Митина – из совхоза. За работу на уборке. Отцу тоже давали такие. Но их очень много, и он не повесил…
Сенька опять повернулся, теперь – на спину. Все, что на стенке, он наизусть знает, а вот не на стенке…
Свет луны падал на Сенькино одеяло и на занавеску, за которой спали отец и мать. Занавеска еле заметно колыхалась, лунные полосы дрожали на ней и вдруг начали как-то странно прыгать. Почему? Да ведь это Сенька сам задел ногами занавеску – вот они и запрыгали. Сенька посмотрел на пол, где тоже лежали лунные полосы, – они не двигались, будто уснули. И Митя давно спал: во сне он всегда посапывает и иногда кашляет. Это от папирос.
Спать вовсе не хотелось. Когда думаешь о чем-нибудь, то заснуть трудно. Сенька даже закрыл глаза, а все равно не спится. Можно долго лежать с закрытыми глазами и не спать. И Сенька лежал. Сквозь закрытые глаза он видел, как светила половинка луны, и вот эта половинка начала расплываться и куда-то катиться. Куда же она катится? Прямо мимо дома и в сад!
Сенька побежал за луной в сад, но что это? Это уже не луна, а просто деревья, и на них висят блестящие от росы яблоки. Они освещены солнцем. Значит, сейчас уже не ночь, а утро.
«Хорошо, что утро», – подумал Сенька и подбежал к яблоням.
Вдруг появилась мать, и Сенька ясно услышал ее голос:
«Ой, пропадут наши яблочки! Надо скорей продавать».
«Рубль пяток! Рубль пяток!» – слышит Сенька, но это уже не мать.
Ба! Да это сами яблоки наперебой галдят:
«Рубль пяток! Рубль пяток!»
А на соседней яблоне тоже какой-то шум.
Сенька прислушивается.
«Нет! – кричат яблоки. – Тридцать копеек пара! Тридцать – пара!»
А одно, самое крупное, убежденно повторяет:
«Пятнадцать не двадцать! А двадцать не пятнадцать!»
Сенька в испуге бежит из сада, и под ногами у него путаются огурцы и помидоры.
«Рубль штука! – кричат огурцы. – Мы весенние!»
«А мы полезные! А мы полезные! – спорят помидоры. – Мы дороже!»
Отбрасывая ногами огурцы, Сенька мчится к калитке, но чувствует, что глаза у него начинают слезиться от запаха лука. Лук растопыривает свои перья и кричит:
«Гривенник пучок! Гривенник пучок!»
«А я – двугривенный! А я – двугривенный! – подпрыгивает пучок редиски. – Сладенькая!»
На улице Сенька переводит дух. Что это? Неужели такое бывает? Нет, лучше пойти на речку и искупаться. Жарко сегодня. И душно.
Он выходит в поле, сплошь усеянное ромашками и васильками.
Сенька удивляется: «Никогда не видел так много цветов». Он присматривается. Да это и не цветы вовсе, а готовые букеты. Ромашки – отдельно. Васильки – отдельно. Поле начинает волноваться. Уж не к буре ли! Нет, это букеты пускаются в пляс. Они поют, шепчут:
«Гривенник букет! Гривенник букет! Гривенник букет!»
Сенька выходит на тропинку. Вот и знакомый мосток. И здесь стоит невообразимый шум и гам.
«Гривенник! Гривенник! Пятиалтынный пара!» – пищат незабудки.
«Полтинник стакан! Полтинник! Только полтинник!» – шелестят в рощице кусты малины.
Прямо на мосток под ноги Сеньке выходит целая армия грибов. Они топают, как солдаты, кричат хором:
«Только белые! Рубль! Только белые! Рубль!»
И даже из Гремянки высунули свои морды окуни и, тяжело дыша, пыхтят:
«Рубль десяток! Рубль десяток!»
Сеньке становится очень скучно. Он уже не может и не хочет бежать, ему лень двигаться, ноги его не слушаются. Наконец он делает шаг, еще шаг, еще… А вокруг него и лес, и поле, и трава, и песок, и воздух, и речка, и солнце – все шумят о деньгах. И вдруг оказывается, что это уже вовсе не лес, и не поле, и не песок, и не воздух, и не речка, и не солнце, а замусоленные, помятые рубли, и блестящие полтинники, и двугривенные, и пятиалтынные, и гривенники.
«Скучно, – думает Сенька. – Скучно…»
Он возвращается домой, с трудом входит в комнату и вдруг видит горящую лампадку. Сенька удивляется. Ведь икону давно сняли! И в это же время Катькина голова высовывается из иконы и, тряся бородой, произносит:
«Не по Сеньке шапка! Не по Сеньке шапка!»
Сенька хочет отвернуться. Хочет сорвать шапку. Нет шапки!
Он кричит…
Мать подбежала к Сенькиной постели.
– Что с тобой, сынок? Приснилось что-нибудь дурное? Ложись! Ложись спокойненько! – сказала она, укладывая Сеньку под одеяло.
– Вовсе и не приснилось. Я не сплю совсем! – пробормотал Сенька. – На самом деле это…
7Мать, как всегда, поднялась рано, накормила мужа и старшего сына, а Сеньку не стала будить. Пусть поспит! Намотался вчера! Да и вечером опять в город.
Пока Сенька спал, она успела собрать последние помидоры, нарыть картошки, а заодно и найти на земле десятка два яблок, оставшихся после бури. Яблоки уже с червоточинкой, и мать решила поставить их на стол. «Верно Коля говорил: для своих-то и забываю».
Проснулся Сенька около восьми. Стал мучительно вспоминать что-то. Вспомнил: Катька в иконе. Посмотрел в угол. Иконы нет. И Катьки тоже. Значит, все это – сон. Впрочем, Катька была. И ее опять надо пасти.
Погода хмурилась. Небо в серой дымке, в воздухе – мелкая дождевая пыль.
– Может, не ходить сегодня с Катькой? – заикнулся Сенька.
– Да ты не сиди с ней, сынок, – посоветовала мать. – Отведи к речке, привяжи и возвращайся! А после сходишь…
«И то ладно! – подумал Сенька. – Хоть бы стащил ее кто!»
Мать словно догадалась:
– Вот только бы не украли!
– А кому она нужна! – с сожалением сказал Сенька.
Он пошел в хлев, надел на Катьку ошейник, привязал веревку:
– Пошли, что ли!
Улица пуста. В такую погоду ребята сидели дома. Взрослые работали.
Услышал Сенька и шум отцовского трактора. На крытом току трещала молотилка. Где-то работал движок.
Сенька пересек улицу и вышел на полевую дорогу. Справа на капустном поле стояла грузовая машина, маячили фигуры женщин.
Когда подошел ближе, увидел среди женщин и свою учительницу.
Сенька поздоровался с Лидией Викторовной, спросил:
– Тоже работаете?
– А как же! – ответила Лидия Викторовна. – Самая горячая пора. Хочешь – помогай!
– Лидочка у нас молодец. Доброволка! – похвалила учительницу одна из женщин.
Женщины срезали раннюю капусту. Даже шофер не сидел без дела – подтаскивал тяжелые корзины к машине.
– Вот только козу отведу, – сказал Сенька.
– А пусть твоя Катька капустой полакомится, – предложила учительница. – Привязывай ее здесь. Смотри, листьев-то сколько!
Сенька обрадовался:
– И верно!
Он привязал Катьку на краю поля, где уже сняли капусту, а сам подошел к Лидии Викторовне.
– На! Нож возьми! – крикнул ему шофер, бросив к ногам Сеньки большой ножик. – С возвратом!
Катька с жадностью набросилась на капустные листья. Она моталась по полю, словно ее вот-вот могут лишить такого счастья.
Но Катьку никто не гнал, и она, быстро наевшись, улеглась в полной растерянности между грядками, вяло обнюхивая торчащую перед ней кочерыжку.
А Сенька тем временем вовсю разделывался с кочанами. Срезав два кочана, он не складывал их, как все, в корзинку, а бегом относил к машине и клал прямо в кузов.
– Так-то быстрее! Новый метод! – пошутил шофер.
Повеял ветерок. Небо посветлело, и вскоре сквозь дымку облаков выглянуло мутное солнце. На поле запахло зеленым капустным листом. Закружились над капустой белые бабочки. Сенькина одежда стала просыхать – он один был без сапог и промок с первых же минут работы.
Погода повеселела, и дела пошли веселее. Вот уже ушла одна нагруженная машина, а на поле собралось с десяток наполненных корзин.
– Перекур? – крикнула одна из женщин.
И все поддержали ее:
– Перекур! Перекур!
– Ну как? К занятиям готов? – спросила Сеньку учительница, когда они сели на корзину передохнуть.
– Готов, – сказал Сенька. – Только книжки не все купил и тетрадки. Вот в город поеду…
– Торопись! Недолго осталось.
Вспомнив про город, Сенька помялся и как бы ненароком спросил:
– Лидия Викторовна! Вот слово есть одно непонятное! Что это такое – спекулянты?
Учительница удивилась:
– Спекулянты, говоришь? Ну, это… такие люди, которые обманывают и страну свою и покупателей. Продают разные товары по дорогим ценам…
– А почему они несчастные? – поинтересовался Сенька.
– Несчастные? – переспросила Лидия Викторовна. – Да, наверное, потому, что не все они понимают, что делают. А где ты об этом слышал?
– Да так, случайно, – сказал Сенька, чтобы не вдаваться в подробности. – Спасибо!
Приехала машина. Общими усилиями загрузили в кузов снятую капусту и опять принялись наполнять корзины. А Сенька снова работал по своему методу: два кочана – и в кузов, два кочана – и в кузов!
Время летело быстро, и Сенька искренне удивился, когда вдруг услышал голос матери:
– Се-е-ньк! Ты почему, сынок, здесь?
– Работал вот, – сказал Сенька, подходя к матери и отвязывая Катьку. – А что?
– Ты ж домой собирался. И Катька у тебя здесь…
– Мне позволили, – буркнул Сенька. Он, сам того не понимая, почему-то стал ершиться и готов был вот-вот вступить в спор.
Но мать не почувствовала этого и миролюбиво продолжала:
– Я ведь почему за тобой? Катьку подоить надо – да и в город. Скоро час! Яблочки я уже приготовила. Возьмем опять две корзиночки, чтоб не тяжело.
И мать потрепала Сеньку по мокрой голове.
Сенька помолчал, собрался с духом и тихо сказал:
– Я не поеду.
Мать даже не поняла:
– Как? Почему?
– Не поеду, и все тут! – настойчиво повторил Сенька.
Теперь ему стало легче. Он осмелел и на все вопросы продолжал упрямо отвечать одно:
– Не поеду!
Мать начала сердиться:
– Вот я отцу скажу! Никогда не трогала, а тут выпорю. Так и знай, выпорю. Что это еще!
– И говори! И пори! Пожалуйста! – продолжал Сенька. – И сейчас не поеду! И – никогда!
Мать не узнавала Сеньку. Да и сам Сенька себя не узнавал. От твердил свое:
– Не поеду!
