Текст книги "Повести и рассказы"
Автор книги: Сергей Баруздин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
Теперь их дорога лежала в Сергиевку. Пять верст от Голубинки, как сказала старушка Анастасия Семеновна. И сын ее Николай Петрович подтвердил: «Близко. Километров с пять, не больше!» Но они ехали, ехали, ехали…
Так бывает в школе на длинных уроках: вернее, на тех, которые кажутся длинными. А для Гошки самый длинный – рисование. На других уроках интересно, а вот на рисовании – прямо беда. Не умеет Гошка рисовать! Как ни старается, не умеет!
Гошка с нетерпением ожидал окончания каждого урока рисования, но он, как назло, тянулся долго.
Вот и сейчас их дороге нет конца, как этим длинным урокам!
Гошка попробовал считать людей на полях. Дошел до двадцати восьми и сбился. Людей становилось все больше, и никто не смотрел на их «Волгу». Люди работали.
Мимо проезжали машины, и тракторы, и подводы. Гошка начал считать их, но спохватился: как? Или считать одни машины, или одни тракторы, или одни подводы? А может, машины и тракторы без подвод? Но тогда машины все или только грузовые? А почему считать грузовые и не считать легковые? Пока Гошка так прикидывал, мимо проехало еще несколько несосчитанных машин – и легковых, и грузовых, трактор и вереница подвод. И машины, и тракторы, и подводы спешили по делам, им было некогда, и отцу приходилось жаться к обочине. «Как бы не задели!» – говорил он.
И еще были столбы на дороге. Они мелькали быстро, и Гошка все равно не успел бы их сосчитать, если бы даже захотел. Но Гошка не хотел. Столбы посылали друг другу по проводам шум весенних ветров, гул весенних работ, весенние голоса людей. И даже птицы на столбах и проводах не мешали работе людей, их важным весенним делам и хлопотам.
Когда Гошка выходил в городе гулять, он не умел просто так сидеть на лавочке и болтать ногами. Он умел бегать, искать, копать, смотреть. Это было дело, а не просто прогулка. И дома Гошка никогда не сидел за столом с родителями дольше, чем нужно для обеда, или ужина, или чая. Он читал, писал, делал уроки, строил из кубиков и конструктора дома или машины. Это все было дело. И в школе так – на переменках. Гошка не подпирал спиной стенки школьного коридора и подоконники. Он двигался, спорил, выполнял чьи-то просьбы, дежурил, завтракал в буфете, листал учебник. И это тоже было дело, а не просто переменка.
А сейчас?.. Вот уже сколько они едут, и едут, и едут на своей «Волге»! Из Москвы в Голубинку ехали. Из Голубинки на ферму, а потом в поле. Теперь с одного поля на другое – в Сергиевку. А зачем? Все работают, никому нет до них дела, а они? Подумаешь, «Волга»! Кто на нее смотрит тут!
– Пап! Скоро? – спросил Гошка, хотя ему почему-то больше хотелось спросить: «Зачем?»
– Ты что? Устал? – ответил отец вопросом на вопрос. – Вроде бы не с чего!
Гошка отрицательно покрутил головой:
– Нет! Я так просто… Скучно…
Отец, видно, думал о другом.
– А как зовут этого председателя, мы так и не спросили, – сказал он. – И у кого лучше комнаты снять, не спросили.
– Он «Сашка Егоров» сказал, – напомнил Гошка.
– Вот именно – «Сашка»! – недовольно произнес отец. – Может, так и прикажешь звать председателя? Или еще лучше: «товарищ Егоров». Тогда он покажет нам участок! Нет, братец, тут обхождение нужно…
Вскоре они спустились в низину. Здесь опять было грязно и сыро. По размытым колеям, как после обильных дождей, бежала вода. Канавы бурно шумели ручьями, выплескиваясь на дорогу мутными лужами. Вода словно пыталась спастись от солнца: она бурлила, пенилась, торопилась как можно скорее добраться до оврага, чтобы скрыться в его глубине, смешаться с водами бежавшей там речки. Пусть и невелика эта речка, а все равно донесет она свои воды до Глубокой, а оттуда вместе с ней помчится в другие большие реки, а там – и до моря можно податься. А море, оно велико и могуче – не то что малые ручьи да речки. Морю и солнце не страшно!
Навстречу по грязной дороге шла полуторка, и отец посигналил: мол, чуть в сторону подай! Дай разъехаться!
– Чего орешь! Не видишь? – Из кабины полуторки выскочил шофер, с тоской посмотрел под задние колеса и не то произнес, не то пропел с сожалением: – Эх, дороги!..
Оказалось, полуторка буксует, а за ней остановилась еще одна машина – «ГАЗ-69» – с несколькими пассажирами. Кто-то из них подбросил под заднее колесо полуторки грязную щепку и клок прошлогодней сухой травы. Шофер взял лопату.
– Теперь, может, пойдет, – наконец сказал он.
– Давай, – поддержали его пассажиры и водитель «газика», – а мы подтолкнем!
Шофер вскочил в кабину, включил газ. Остальные уперлись руками в борта:
– Раз-два, взяли! Раз-два, взяли!
Полуторка продолжала буксовать.
– Пап! – оживился Гошка. – Пойдем тоже!
– Грязно там, – сказал отец, но тут же согласился: – Пожалуй, а то неудобно… Вдруг колхозная! Припомнят еще.
Они вышли из машины и направились к полуторке.
– А ну-ка вместе попробуем! Только ты не лезь! – добавил отец Гошке. – Под колеса еще попадешь и перемажешься.
– Раз-два, взяли! – подхватили все вместе.
И Гошка тоже не выдержал. Он уперся правой рукой в переднее крыло полуторки:
– Раз-два, взяли!
– С таким помощником вытянем! – весело сказал шофер, заметив из кабины Гошку. – А ну, ребята, еще чуть-чуть! Кажется, берет!
Машина ревела, плевалась грязью прямо в лицо Гошке, но он продолжал упираться в крыло и весело кричал вместе со всеми:
– Раз-два, взяли! Раз-два, взяли!
Вдруг Гошка почувствовал, что крыло медленно начинает уходить от него, услышал слова шофера: «Давай, давай, пошла!» И верно, машина рванула вперед, проскочив злополучное место.
– Ну, все! – облегченно вздохнул шофер. – Спасибо! Пошел!
Не останавливая машины, чтобы опять не забуксовать, он захлопнул дверцу. Полуторка свободно объехала стоявшую перед ней «Волгу» и поползла вверх по дороге.
Вернулись к своей машине пассажиры «газика», сказав на прощание отцу и Гошке: «Бывайте!»
Отец будто ждал, когда они сядут в машину.
– На кого ты похож! – стал возмущаться он, подойдя к Гошке. – Ты посмотри на себя! Ведь говорил: не лезь!
А Гошка виновато вытирал забрызганное лицо и довольно улыбался:
– Я вытрусь, пап! Подумаешь! Зато помогли? Если бы не мы – сидеть бы ей, машине!.. Правда?
7Над Сергиевкой появились облака. Их было немного, и они висели высоко в голубом небе. А может, это только казалось, что высоко. Деревня растянулась по глубокой впадине. Потому все, что окружало ее – поля, леса, шоссейка, кладбище с древней часовней, – как бы высилось над Сергиевкой почти на уровне самого неба.
День был тихий, безветренный, и облака, казалось, не двигались. Длинная труба деревенской котельной, очень похожая на трубы допотопных пароходов, выбрасывала в воздух сероватую струю дыма. Дым тоже замирал в небе, чуть заметно рассеиваясь.
Гошка увидел эту трубу и этот дым и будто обрадовался.
«Вот и я так рисую, точно так, – подумал он. – А учительница говорит: «Не так! Трубу покороче надо, и у дыма не такие резкие линии».
Действительно, Гошка рисовал длинные трубы, как эта, и дым обводил ясной четкой линией, как виделся ему сейчас дым из котельной в Сергиевке.
«Жаль, учительницы нет! Показал бы ей!» – подумал он.
Сергиевка – не Голубинка. Деревня большая, разбросанная или размазанная, как говорят сами сергиевцы, с десятком улиц, мощеных и грунтовых, с несколькими двухэтажными каменными зданиями, мастерскими для ремонта машин и тракторов, новой школой и Дворцом культуры. И если Голубинка, выславшая всех своих жителей в поле и на фермы, была пустынна, то Сергиевка, наоборот, не только кишела своими людьми, а и стягивала приезжих и пришлых из соседних деревень. Отсюда расходились дороги во все географические точки колхоза, отсюда бежали в разные стороны столбы с проводами, отсюда шло управление всеми сложными хозяйственными делами.
И то ли от низкого расположения деревни, то ли просто от весны, а может, и от того и от другого, Сергиевка не блистала чистотой своих улиц. Они были сверх меры грязны и мокры в этот апрельский день.
Как ни старался отец выбирать дорогу почище и посуше, их «Волга», и без того уже превратившаяся в грязно-серую, окончательно потеряла вид. Даже стекла заляпало, и «дворники» не помогали. Отцу приходилось несколько раз протирать стекла тряпкой.
– Развели грязищу! Деревня! – возмущался отец.
Но мимо шли люди, шли старые, молодые, шли дети. И никто из них не сетовал на грязь. Они просто обходили лужи и самые слякотные места. А те, что в сапогах, и под ноги не смотрели. Всем им, занятым чем-то более важным, видно, было не до грязи. Мимо них, слева и справа, спереди и сзади, проезжали машины. Проезжали тракторы и самосвалы, грузовики и «газики»-вездеходы, и все они так же спокойно и естественно переносили дорожную распутицу, как люди.
Правление колхоза помещалось в здании Дворца культуры. Только вход сбоку. Так объяснил отцу какой-то прохожий.
Не доезжая правления, отец свернул с дороги и подогнал машину к ручью.
– Вытру чуть, – сказал он. – А то вида никакого! Будто из деревни приехали, а не из Москвы…
Он взял из багажника ведро, зачерпнул воды из ручья и стал наскоро мыть машину. Грязи было немало – воду в ведре пришлось сменять трижды и потом еще дважды, чтобы окатить кузов начисто.
Гошка помогал отцу, впрочем, лишь тем, что крутился рядом. Конечно, он мог бы и сам все сделать, как отец, но из этого ничего не получилось.
– Не лезь! Я сам! Скорее управлюсь! – сказал отец, когда Гошка попытался взять ведро, чтобы наполнить его чистой водой.
И Гошка больше не лез, терпеливо ожидая, пока отец закончит мойку. Занятые делом, они не заметили, как на дороге остановился «ГАЗ-69» и двое мужчин подошли к багажнику их «Волги».
– Мартышкин труд! – сказал один из них, и только здесь отец и Гошка обернулись.
– Что? – переспросил отец. – Вы нам?
– Труд, говорю, мартышкин, – повторил мужчина. – Какой прок ее тут драить? Все одно – грязища вокруг. Москвичи, наверное? Пока до города доберетесь…
– Мы не в Москву, – объяснил отец. – К начальству здешнему… Неудобно так – грязным-то…
– А что – к начальству? Дело или как? – поинтересовался мужчина.
Оказалось, что это и был Егоров – «здешнее начальство», председатель колхоза «Первомайский».
– Не помнишь, что ль, меня? Сашка Егоров! – представился он отцу, а Гошке сказал: – Ну, а для тебя просто дядя Саша. Договорились?
– Договорились, – согласился Гошка.
Отец промолчал. Видно, не помнил.
О просьбе отца Егоров уже знал.
– Остров говорил мне. Так что подбирайте участок, стройтесь, – сказал он, переходя на «вы». – Правление возражать не будет, да и сельсовет поддержит, думаю. Как-никак вы наших мест выходец.
– Нам без воздуха трудно, – объяснил отец. – Жена болеет, у меня опять же с давлением неладно, да и вот он… – Отец показал на Гошку, к полному его удивлению.
«И опять он про маму сказал! – поразился про себя Гошка. – И про меня? И про себя? Неужели мы в самом деле все больные?»
– Ну, на парня вы зря грешите! Вон он какой молодец! – рассмеялся Егоров. – А болеть не годится. Рано нам болеть. Ведь мы, если не ошибаюсь, ровесники? С двадцать второго?
– С двадцать второго, – ответил отец. – Да времена такие. То – война, то – что!..
– Ну, война – дело такое! Всех коснулась. Нам-то что говорить? Мы живы! – заметил Егоров и поинтересовался: – А по профессии вы кто сейчас?
Отец ответил.
– Архитектор – это хорошо! – вроде одобрил Егоров. – Глядишь, и нам в чем поможете. Строимся мы сейчас много, а проекты часто никудышные спускают. Все по старинке делают, а нам никак нельзя по старинке!.. Так что мы в таких земляках, как вы, заинтересованы!
Они еще о чем-то поговорили с отцом, и Егоров заторопился:
– Пора нам. Может, с нами хотите? Здесь ребята у нас сад отгрохали. Загляденье!
Отец пробовал отказаться («Некогда, торопимся мы…»), но сразу же передумал:
– А пожалуй. Если ненадолго…
По пути к машине он шепнул Гошке:
– Поедем и в самом деле. А то еще обидится. А ведь от него, брат, все зависит!
– Это рядом совсем! – крикнул председатель, садясь в свою машину. – Двести метров… Посмотрите, порадуетесь. Отменный сад! В прошлом году первый урожай сняли… Я ведь по образованию садовод. Кое-что смыслю. Поехали, поехали!
8Сад был при школе, вернее, за ней. Он тянулся по склонам двух холмов и уходил куда-то вверх, невидимый снизу.
Гошка никогда не бывал в садах, да еще таких больших. И сразу столько деревьев ему видеть не доводилось – ровно посаженных, почти одинакового роста, с одинаково белыми, как у березок, стволами.
По всему саду рассыпались ребята. Их было так много – с лопатами, граблями, вилами, ножами, что, будь ты и самый отличный ученик, не сосчитаешь. Ребята рыхлили землю, обрезали ветки, грузили на носилки и тачки мусор, жгли в овраге прошлогоднюю листву и траву и просто галдели, как галдят на весеннем солнце птицы. Много среди них было ровесников Гошки и даже, как ему показалось, совсем маленьких мальчишек и девчонок.
Один из мальчишек – самый маленький – тащил неподалеку от Гошки пустые носилки. Мальчишка спотыкался – носилки были большие и неудобные для одного человека. Две ручки носилок тащились по земле, одна болталась в воздухе, и лишь за последнюю двумя руками уцепился мальчишка.
– Давай помогу, – неуверенно предложил Гошка, когда мальчишка окончательно запыхался и остановился.
Мальчишка будто ждал этого.
– Давно бы так! – пробурчал он. – А то глазеть легче простого!
Гошка подцепил носилки и, не оглядываясь на отца, побежал вперед с незнакомым мальчишкой. Возле кучи сухих листьев и сучьев они прямо руками нагрузили носилки доверху и двинулись туда, где горели костры.
Теперь Гошка шел первым, а мальчишка, который явно был меньше Гошки, трусил позади.
– Куда? В овраг? – спросил Гошка, хотя он и сам видел: мусор сносили в овраг, что находился левее школы.
– Ага! – бодро согласился мальчишка и только тут поинтересовался: – Ты небось из новичков? Не видел я тебя…
Гошка объяснил.
Вовка – так звали мальчишку – посочувствовал Гошке, что он ничего не знает про уход за фруктовыми деревьями.
Гошке понравился Вовка и его манера разговора – очень серьезная, почти взрослая. Вовка все знал – и про сад, и про каждое дерево в нем, и про ребят, которые работали рядом с ними, и про председателя Егорова, и про сам колхоз…
У Гошки в Москве, в школе, было много приятелей. Вот хорошо бы и Вовка был его другом, настоящим!
– Мы с тобой еще летом увидимся, – сказал Гошка. – Ты будешь летом здесь?
– А куда ж я денусь! Ясно, буду, – объяснил Вовка. – У нас и летом тут в саду работы хватит…
Они уже отнесли четвертые носилки, когда Гошка услышал голос отца.
Гошка помог Вовке дотащить пустые носилки и попрощался:
– Ехать нам пора…
Ему не хотелось уходить отсюда. Но что поделаешь! Гошка вернулся к отцу.
Председатель продолжал что-то рассказывать отцу, объяснять, чем-то восхищаться, но Гошка почти не слышал его. Он слышал только слова отца, спокойные и однообразные:
– Да… да… верно… да… да… хорошо… да… да… правильно…
Но вот отец стал прощаться с Егоровым и еще раз позвал Гошку, хотя он стоял рядом.
– Пока еще в Голубинке все уладим, – сказал он, – а время летит.
– Ну что ж! Езжайте! – оборвал на полуслове свой рассказ председатель. Но тут же не выдержал и опять добавил: – А знаете, они что еще напридумали! Высадить плодовые деревья прямо в деревне, по главной улице! Двести в этом году, а потом еще! И на других улицах! Молодцы, правда? Красиво, говорят, будет! И земля у нас всюду хорошая! Привьются, определенно привьются! Видите, даже такие ребятишки, можно сказать, а о красоте для всех думают. И сами хотят жить красиво! Ведь это надо уметь – красоту людям дарить! Это не менее важно, чем урожайность и животноводство. Кстати, и по животноводству они сейчас нам здорово помогают. Вот будете жить здесь, глядишь, тоже поможете!..
9Когда они вернулись в Голубинку, было еще солнечно. Но солнце светило теперь откуда-то из-за леса. Тени стали длиннее, а воздух прохладнее. День катился к вечеру, и деревенская улица заполнилась людьми. Люди шли с работы, сидели на лавочке возле палисадников, выглядывали из окон домов. Птицы поутихомирились, как обычно, рано собираясь на покой. Лишь несколько белых трясогузок быстро мельтешили по дороге в поисках корма. Они только что возвратились из дальних странствий и теперь подкрепляли свои силы.
Но на Гошку трясогузки не произвели впечатления. Он вспоминал совсем другое – побеленные стволы яблонь и вишен в садах, и Вовку с носилками, и других ребят…
А деревня жила голосами людей. Женскими, ребячьими, мужскими, стариковскими. Усталыми и бодрыми, задумчивыми и беззаботными, тихими и громкими. У магазина играли на баяне кубинскую песню, и три молодые пары танцевали под нее явно неподходящий медленный танец. Из дома напротив еле слышно доносились звуки радио:
В жизни раз бы-в-в-вае-ет
Восемнадцать л-ле-е-ет.
Изредка мычали коровы, блеяли козы, хлопали крыльями и кудахтали, взлетая на насесты, куры.
Гошка сидел в машине, пока отец ходил по домам договариваться о жилье на лето. Договорился он скоро, в третьем же доме. Снял там две комнаты и оставил задаток.
– Хочешь посмотреть? – спросил отец, возвращаясь к машине. – Или же сразу к Островым поедем? А то поздно…
– Поедем, – сказал Гошка, а про себя подумал: «Чего смотреть! Ну, снял и снял…»
У Островых их уже ждали. Все семейство было в сборе. Сам Николай Петрович, его жена, двое ребят, чуть старше Гошки, и старушка Анастасия Семеновна, с которой они познакомились утром.
– Пожалте к столу, гости дорогие! – пригласила Анастасия Семеновна. – Проголодались небось, понаездились по воздуху!
Николай Петрович поставил на стол бутылку с мутноватой жидкостью, сказал:
– Как, с устатку по махонькой? Можно?
– Только чуть-чуть, – согласился отец. – За рулем я…
Гошка без всякого удовольствия жевал вареную картошку с селедкой и соленым огурцом и запивал ее молоком из кружки. Он занимался лишь едой, не замечая взрослых и даже ребят Острова. А мальчишки сидели рядом, тоже молча, как водится за столом, и с любопытством смотрели на Гошку.
– Ты еще бери! Не стесняйся! – наконец сказал один из них, по-хозяйски кивнув на стол.
Но Гошка уже наелся.
Взрослые говорили о делах – о срубе, о цене, о месте, где его лучше поставить, о рабочих, которые за лето должны довершить сооружение дома. Вернее, как показалось Гошке, говорил больше отец, а Николай Петрович или поддакивал ему, или просто произносил одну-две фразы и опять замолкал. Женщины почти не вступали в разговор. Только Анастасия Семеновна заметила:
– Вот, бог даст, тогда и корову купим. А так нам ничего и не надо. Все одно без Ванюшки… – И она не договорила.
А Николай Петрович, закончив деловой разговор, облегченно вздохнул, сказал:
– Ну и ладно! По рукам, значит! – И сразу оживился: – А вот ты говоришь: Егоров – неприметный. А он – головастый мужик, Тимирязевку в Москве позапрошлым летом кончил. Про колхоз и говорить нечего: поднял он всех нас здорово за два года. И урожайность при нем пошла, и скотину не дал погубить, и с оплатой трудодня стало куда лучше. А сейчас, как с пленума вернулся, говорит: «Заживем теперь по-другому! Скоро заживем!» А что? Он добьется! В районе с ним считаются, помогают. Да и сам он для колхоза хоть что вырвет. Строит же опять много. Вот поселитесь, он и тебя в оборот возьмет!..
– Да что я! – сказал отец. – Я ж сельским проектированием не занимался. Да и некогда мне… Работа!..
– Теперь и на деревне не хуже города строят, – заметил Николай Петрович. – И жить всем по-городскому хочется. Так что возьмет он тебя в оборот, обязательно возьмет…
Отец взглянул на часы:
– Восьмой час уже. Мы двинемся. И так засветло не доберемся! А насчет денег, Николай Петрович, значит, как договорились…
– Да ладно, ладно! Что ты все – деньги да деньги! – перебил его Остров. – Договорились, и все тут!
Они попрощались и вышли к машине. Хозяева, кроме старушки Анастасии Семеновны, тоже спустились с крыльца:
– Ну спасибо! Счастливо доехать! Приезжайте! Не беспокойтесь! Все сделаем!
Отец помахал им:
– До встречи!
Машина медленно тронулась и покатила через деревню в сторону леса. Не успели они выехать на полевую дорогу, как отец довольно посмотрел на Гошку и даже подмигнул ему:
– А ведь мы, братец, ловко договорились! А-а! За полцены сруб купили!
– Ну и что? – не понял Гошка.
– «Что, что!» Ловко, говорю, получилось! Да, впрочем, что ты смыслишь!
10Вот и прошло первое апреля. Прошел еще один день весны. Только один день. Но много воды утекло за этот день с полей и дорог, выше поднялся лед в реках и озерах, больше зелени прорезалось на солнечных полянках и лугах. Взбухли почки на деревьях, а верба уже и к цветению приготовилась. И ольха выставила свои длинные сережки – она тоже готова цвести, как только настанет срок. И верба и ольха смотрят на березы. Как там они? Как березовый сок поживает? Начнется движение сока березы, значит, через недельку по хорошей погоде и цвести можно.
Мало ли, много – один день весны, а сколько птиц за этот день прибавилось, сколько новых гнезд появилось!
Только что Гошка трясогузок в Голубинке видел, а на реке Глубокой уже закружились чайки, и в засохших камышах осели чирки и кряквы. Серая цапля людям на глаза не показывается, но и она тут, на реке, чуть подальше от моста, от дороги. Ни мало ни много – один день весны, а сколько добрых дел он принес и земле, и садам, и самим людям, которые эти добрые дела делали.
«Время такое – весна! Весной без дела не сиди! Сам побегаешь – тогда и она тебя накормит», – вспомнил Гошка слова старушки Анастасии Семеновны. И мать Гошкина о весне говорила. Давно это было – вчера. И далеко – в Москве. Но Гошка помнил эти слова: «Какая все-таки прелесть – весна! Весной всегда больше красивых вещей в магазины забрасывают». Вроде бы одинаковые слова…
И еще Гошка вспомнил полевую дорогу, трактор с прицепом и обоз, который вели ребята. «Земля заботу любит, ласку! Ведь не чужая она!» Тогда там, в поле, Гошка никак не мог вспомнить, от кого он раньше слышал почти такие же слова. А сейчас вспомнил. «Машина заботу любит, ласку! Ведь не чужая она!» Это сказал отец. И еще он сказал: «Жить надо уметь!» А как же сказал председатель Егоров, когда он школьный сад им показывал? «Ведь это надо уметь – красоту людям дарить!»
Разные люди в разных местах говорили почти одинаковые слова, а оказывается, слова были разные.
А потом Гошка вспомнил совсем про другое – про настроение. Что же все-таки за штука это – настроение? Вот по весне у всех, говорят, бывает хорошее настроение… А у Гошки? Утром-то оно, пожалуй, было хорошим. А как сейчас? Нет, сейчас не так, как утром…
– Тебя что-то не слышно, – сказал отец. – Может, притомился или думаешь о чем?
Они уже давно выехали с лесной дороги на шоссейку, миновали мост через Глубокую и железнодорожный переезд и мчались по широкой свободной автостраде.
– Нет, – сказал Гошка. – А ты на кладбище хотел сходить к бабушке, – вспомнил он.
– Ох, черт возьми! Совсем из головы вылетело! – произнес отец. – Ну ничего. Летом будем жить в деревне, схожу.
А может, Гошка и в самом деле немного притомился за сегодняшний день? Или просто думал сейчас о чем? Вот летом будут они жить в деревне. И, наверно, отец поможет председателю. Ведь Егоров просил его! И Гошка, хотя его и никто не просил, сделает что-нибудь. Может, в саду школьном или еще где! Но сделает обязательно. Ведь тут все работают!
Сегодняшний день был большой и длинный. Больше, чем дорога в Голубинку. Длиннее, чем обратный путь в Москву. Первое апреля – один день весны.
