Текст книги "Особый талант"
Автор книги: Сергей Куприянов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
За небольшой промежуток времени некоторые местные жители получили предложения продать свои родовые гнезда. Аналогичные предложения поступили ко всем без исключения москвичам, обзаведшимся тут недвижимостью. Всего через полгода в восьми домах появились новые владельцы, которые быстренько перезнакомились со всеми соседями. Приехавшие были в основном людьми немолодыми и положительными. Ко многим из них частенько приезжали их дети, в основном почему-то мужского пола и спортивного вида, часто на дорогих иномарках. Водку, конечно, пили и шашлыки жарили, ходили в гости, но обходилось без хулиганства. На крышах некоторых домов появились невиданные до этого антенны в виде тарелок. А больше ничего вроде и не изменилось. Только недалеко от поворота к поселку на шоссейке появилась будка милицейского поста, каковой тут отродясь не было.
Так что появление нового жителя, немолодого вдовца, живущего с сыном, для местной общественности прошло малозамеченым. Ну отремонтировал он дом, ну баню перестроил – что такого? Живет человек как умеет и на что умеет. Иногда зайдет к кому-то на огонек, иногда к нему кто-то заглянет.
Местные жители, да и не только они, очень сильно удивились, если бы узнали, что о всякой свернувшей на их разбитую грунтовку машине один из милиционеров сразу сообщает по рации с закрытым для прослушивания каналом. Что новые их соседи живут по такому графику, когда хотя бы двое из них бодрствуют в любое время суток. Что в одном из домов, а точнее в подвале, имеется обширный тайник, где хранятся немалые материальные ценности в виде дензнаков. Что приезжающие сюда «дети» и «внуки» по большей части заняты транспортировкой этих самых ценностей, превращающихся в акции, дома, магазины, оружие, наркотики, офицерские и научные звания, гаражи и морские суда. Что невидный «вдовец» никогда не имел жены, но зато является одним из тех нескольких десятков, а может быть даже единиц, людей, которых в криминальном мире именуют банкирами или кассирами, на самом деле являющимися держателями общака. А кроме того, за годы, проведенные на деньгах, Калита стал одержим манией накопительства. И в конце концов, что вся эта деревня за прошедшие годы превращена в хорошо охраняемое и труднодоступное хранилище.
Всего этого не знали ни коренные жители, ни пробиравшийся по глубокому снегу Леча. Он мог только догадываться о том, что значительная часть обитателей поселка находятся в состоянии боевой готовности и как минимум две пары внимательных глаз следят за его передвижением.
В это же время два человека вышли к дороге и смотрели на «жигули», в салоне которых черноволосый человек жадно курил и нервно озирался по сторонам, при этом то включая, то выключая двигатель. Судя по тому, что машина была развернута капотом к шоссейке, водитель и не собирался заезжать в поселок, а только ждал кого-то. Кого именно, гадать не пришлось после того, как был замечен выходивший из леса человек, внешне очень похожий на бомжа. Местных бомжей еще летом отучили таскаться в поселок.
После коротких переговоров по рации двое мужчин, одетых как деревенские жители, вышли из-за поворота дороги и направились к «жигулям» неспешной походкой уставших после рабочего дня трудяг, возвращающихся домой. Атаби внимательно смотрел на них, но они, если судить по внешнему виду, не могли внушать опасения. К тому же по крайней мере один из них был заметно под хмельком. Поравнявшись с машиной и даже чуть пройдя дальше, пьяный вернулся и попросил закурить, низко нагибаясь к стеклу. Второй попытался его, кажется, отговорить или просто не хотел, чтобы его приятель приставал к незнакомому человеку, тоже вернулся, но водитель уже опустил стекло и протянул сигарету. Это на время спасло ему жизнь, потому что в ином случае просто прозвучал бы выстрел и содержимое простреленной головы выплеснулось бы в салон. Но Атаби решил, что неуместно качать права, хотя у него и появилось желание хорошенько потыкать этих алкашей мордой в снег. Вместо этого он бросил сигарету. И тем самым продлил себе жизнь.
Сильная рука схватила его за волосы и резко дернула, так что лицо ударилось о край стекла, рассекая кожу до крови. А в следующую секунду телохранитель Руслана уже лежал лицом в снег и в спину ему упирался ствол пистолета. Ловкие руки обшарили его и достали из подмышечной кобуры пистолет, на что у него, как у лицензированного охранника, было разрешение. Атаби попытался было оказать сопротивление или хотя бы объясниться, что-то сочинив на ходу, но у напавших на него людей, от которых, кстати, совсем не пахло водкой, не было намерения терять время. Сильный удар по голове рукояткой пистолета на время лишил Атаби контакта с окружающей действительностью, а когда такой контакт восстановился, он увидел вокруг себя неприятные бетонные стены, низкий потолок над головой с голой лампочкой и свои руки, скованные наручниками, пропущенными через вделанную в стену скобу. Ему захотелось завыть от безысходности, но сделать этого он не успел. За спиной раздался голос.
– Очухался? Тогда давай разговаривать.
За это время Леча подошел к глухому деревянному забору, по верху оформленному «пилой». Высота метра два. Но молодого человека это не испугало. Он достал из-под пальто автомат и повесил его на плечо. Попытался заглянуть за забор через щель, но, перебрав руками с метр забора, щелей, которые можно было использовать в качестве дверного «глазка», не нашел, а двигаться дальше по глубокому сугробу, что намело под забором, было тяжело, и он решил не тянуть больше время.
Леча подпрыгнул, ухватился за скошенный край доски и неожиданно почувствовал под ладонью холодный металл проволоки. Сигнализация? Он подтянулся и увидел, что ему сильно повезло. В полусантиметре от его ладони был металлический ершик с заостренными колючками, торчащими во все стороны. Колючая проволока. Как минимум мог себе руку изуродовать.
Он перебросил свое тело через забор. Без мелких неприятностей не обошлось. Левая пола пальто зацепилась за колючку, и старый драп порвался уголком. Это не удобный бушлат. Ну да невелика потеря.
Леча спрыгнул на землю, оказавшейся неожиданно жесткой. К его удивлению, вдоль забора снег был аккуратно расчищен. Так, как он слышал, делают вдоль периметра в тюрьмах, где по таким дорожкам ходят часовые.
С этого места ему было видно то, что мало кому удавалось увидеть из редких гостей Калиты. За баней стоял турник, а к вкопанному в землю столбу была прилажена покрышка от легкового автомобиля, которую использовали в качестве макивары для отработки ударов ногами. Кто-то тут серьезно занимался своей спортивной формой.
Леча снял автомат с плеча и двинулся по дорожке к дому. До освещенного окна осталось несколько шагов, когда сзади, из-за правого плеча, оттуда, куда с разворота стрелять сложнее всего, раздался тихий голос:
– Стой как стоишь. Ствол в сугроб.
Это было хуже, чем выстрел. Неожиданнее. Нервы были на пределе, и Леча резко крутанулся на месте, одновременно падая и переводя ствол автомата в тот сектор, откуда звучал голос. Он еще успел увидеть мужскую фигуру, но выстрелить не успел. Слабая вспышка, хлопок, потом еще один, за которыми последовали боль в груди и беспамятство.
Сначала он услышал голос, доносившийся как будто издалека.
– Жив он. Я ему укол сделал. Скоро очухается.
– Зашевелился сучонок. Моргает.
– А ну подними.
– Черт! В кровище весь.
Леча открыл глаза. Над ним склонилось перевернутое лицо. Как в страшном сне. Лицо поплыло вверх и в сторону. Леча понял, что его поднимают. Перед глазами покатился потолок, серые стены, какие-то фигуры, и он сел. Кто-то поддерживал его за спину, чтобы он не завалился навзничь.
– Та-ак. Ну и кто ты такой есть, голубь?
Леча хотел было что-то ответить, но вместо этого изо рта появился какой-то булькающий звук. Он поднял руку и тыльной стороной ладони провел по губам. На руке появилась кровь.
– У него легкое пробито, – тихо сказали сзади.
– Вижу.
Теперь Леча наконец разглядел человека перед собой. Это был тот, кого он должен убить. Он стоял перед ним и смотрел. Нагло. С интересом. И брезгливо. Как на букашку. Или на раздавленную колесами грузовика ящерицу, у которой еще шевелится хвост и дергаются лапы.
Леча потрогал себя рукой за грудь. Там было мокро и липко. Он посмотрел направо, с трудом поворачивая голову. Около стены сидел его дядя Атаби. Все лицо его было в крови, кожа вокруг глаз набрякла бурыми мешками, так что самих глаз видно не было. Губы разбиты и вспухли. Это конец. Теперь помощи ждать неоткуда. Да и изначально он на нее не рассчитывал. Смерть, о которой он так много думал и столько видел в разных обличьях за последние годы, оказалась рядом. Теперь она пришла за ним.
В груди у него булькало, но особой боли пока не было.
– Ну что, будешь говорить? Или пристрелить тебя? Можно и на кусочки порезать.
Леча немного запрокинул голову, ртом хватая воздух. Рукой он продолжал шарить по своему телу. Свитер. Весь мокрый. Пальто. Тоже липкое. Во рту вкус как от железного гвоздя. Хотелось сплюнуть. Только сил на это не хватало. Он просто выдавил изо рта густую тягучую жижу и почувствовал как она, теплая, потекла по подбородку и шее. Вдруг под рукой он почувствовал что-то твердое и круглое. Граната? Он не поверил своим ощущениям. Не может быть!
– Сейчас, – произнес он и услышал, как в груди опять булькнуло.
Калита придвинулся ближе.
– Чего? – нетерпеливо спросил он. – Я не понимаю, что ты говоришь. Повтори.
Леча запустил руку в карман. Точно, граната. Ребристый холодный металл. Тоже липкий от крови. Кольцо. Он просунул в него палец и потянул вверх. За ним следом поползла граната. Никак. Тогда он попытался другим пальцем, который плохо слушался, разогнуть металлические усики, не отпуская при этом кольца.
– Чего он там ковыряется? – спросил Калита. – А ну глянь.
Чья-то рука через ткань пальто ухватилась за гранату, и над ухом раздался удивленный возглас. Леча поспешил воспользоваться этой помощью и из последних сил дернул кольцо. Рука с колечком, на котором болталась слегка погнутая металлическая проволока, вырвалась из кармана.
– Граната!
– Бля!
Леча с торжеством посмотрел на Калиту. Тот в ужасе расширил глаза и отпрянул назад. Через мгновение для Лечи все закончилось.
Но Калите повезло. Он был еще жив. Оглушенный взрывом и ударившийся плечом и головой о стену, посеченный осколками и истекающий кровью, он все еще жил, хотя прибежавший на взрыв его телохранитель с трудом в это поверил. Небольшой бетонный бункер был весь затянут кислым дымом, забрызган кровью и посечен осколками. Тяжелую дверь сорвало с нижней петли, и она стояла враскоряку, как пьяная баба над унитазом.
– Это Руслан подослал, сука, – хрипел Калита, когда его волокли наверх. – Надо его достать.
– Достанем, не волнуйся.
– Достань его, Петя, достань. Это Руслан подослал своих.
– Сделаем, не волнуйся. Молчи.
Но Калита не слышал и продолжал бормотать. Он не мог слышать. Потому что у него от взрыва лопнули барабанные перепонки и из ушей текла кровь. Но телохранитель этого не замечал – вор был весь в крови, своей и чужой.
Через полчаса вор в законе и кассир Калита умер. Уже через несколько минут об этом стало известно в Москве, что вызвало большие волнения у немногих посвященных.
К ночи в поселок прикатили солидные люди на самых разных машинах – от дорогих иномарок до тривиальных «жигулей». Приехавших волновала не только смерть Калиты, что само по себе было достойным внимания событием, для многих менявшим привычную картину бытия и сложившихся отношений. Находившиеся под контролем Калиты средства не могли оставаться без присмотра, и требовалось найти и выбрать нового кассира.
Руслан мог считать, что его затея удалась. Но об этом он узнал только на следующий день, когда слухи о смерти Калиты вовсю начали гулять по Москве. О том, что в этом обвиняют именно его, он узнал позднее.
24 января. Москва. 11 час. 30 мин
Утром Пашкову позвонили из издательства. Главный редактор, один из тех немногих, кто был в курсе его финансового участия в предприятии, сообщил, что директор отсутствует и его нигде не могут найти, а на послеобеденный час назначена встреча с руководством крупной телекомпании по поводу создания телевизионного сериала по мотивам опубликованных издательством книг, права на которые и будут предметом переговоров. Пашков не выспался – до половины ночи он пытался писать, но в голову лезли посторонние мысли и ничего путного из его затеи не выходило. Поэтому он с трудом понимал, что именно от него хотят, и самым его большим желанием было снова завалиться спать.
Наконец он начал понимать, о чем идет речь. По обыкновению пришедший утром в банк бухгалтер с удивлением обнаружил, что счет издательства пуст, хотя всю предыдущую неделю на него исправно поступали деньги за крупные партии книг. Проведенное на скорую руку собственное расследование показало, что в последнее время директор продавал имеющиеся на складе запасы продукции по заниженным ценам, предпочитая при этом оплату наличными. Так склад тоже оказался изрядно опустошенным.
Главный редактор говорил осторожно, стараясь, чтобы его сообщение не выглядело как обвинение – мало ли как еще может дело повернуться. Но и без того картина была ясна. Директор, бывший, кстати, одним из основных акционеров, прикарманил денежки и сбежал, поставив свое предприятие на грань банкротства. А может быть, уже и за грань. Во всяком случае, без основательной проверки и анализа положения дел картина выглядела удручающе.
Пашков пообещал скоро приехать и попросил, чтобы до его появления еще раз попробовали найти директора, хотя надежды на удачный исход были более чем призрачны, и порекомендовал не сеять панику.
Вяло и без аппетита позавтракав, он напился крепкого кофе, к которому относился с подозрением и употреблял в редких случаях, облачился в деловой костюм, что тоже делал в редких случаях, и отправился в издательство, по дороге гадая, как поступить.
Из-за того что не выспался, за руль он решил не садиться и поймал такси. Проделав большую часть пути, вспомнил, что где-то тут должна быть прикрепленная Злоткиным охрана, так что вполне можно было ехать с ними, но ее что-то не видно, и вообще он скоро забыл про это, вернувшись мыслями к издательству и исчезнувшему директору. Такой обаятельный мужик, вальяжный и даже аристократичный… Он всегда нравился Пашкову. Бабник, конечно. Но кто не без греха! Издательством руководил довольно толково. Объемы продаж хоть и медленно, но росли. Большой текучки кадров не было. Выстроил четкую производственную цепочку от редактуры до поступления продукции на склад. Отдельные, как говорилось раньше на партийных собраниях, проблемы были, но это еще не повод для того, чтобы обкрадывать собственное предприятие, а заодно и немногочисленных акционеров, вложивших довольно серьезные средства. Хотя отдельную внутреннюю вялость в нем Пашков замечал, но относил это на счет игры в барство.
Придя в издательство, его попытки самоуспокоиться или даже самообмануться пропали. Сотрудники, в основном женского пола, выглядели встревоженными, если не сказать вздрюченными. Ясно, что слух о пропаже директора не остался в стенах начальственных кабинетов. Налицо было начало паники, которая всегда сопровождает тонущие корабли. А это значит, что о происшедшем вскоре станет известно за пределами издательства и неизбежно отразится на делах. Контрагенты будут относиться по меньшей мере настороженно, и разом пропадет наработанная годами простота и доверительность отношений, что неизбежно приведет к еще большим финансовым потерям. Следовало вернуть людей в рабочее, спокойное состояние.
Увидев встревоженные лица, Пашкову остро захотелось сохранить вложенные им деньги, кстати, по инициативе сбежавшего директора. И не потому даже, что это была для него большая потеря. Сейчас он вполне мог объявить себя ушедшим на пенсию и до конца своих дней не заботиться о том, как заработать на хлеб насущный. Просто ему стало обидно. И за себя, и за этих людей, которые почти за десять лет сумели создать вполне устойчивое предприятие.
Секретарша, знавшая его в лицо, перехватила его в коридоре и сказала, что его ждут в кабинете директора. По ней было видно, что она нездорово возбуждена. Пашков даже подумал, а не она ли является главным разносчиком слуха.
Кроме главного редактора, тридцатилетнего лощеного человека в неизменно белой рубашке с ярким галстуком, носившего редкую в Москве фамилию Степак, за длинным столом для переговоров сидели еще четверо – финансовый директор, коммерческий директор и двое, которых Пашков не знал. Впрочем, уже через минуту они познакомились. Это были акционеры, выглядевшие очень недовольно и особенно один из них, с бородкой и обширной плешью. Этот был просто воинственный, и похоже, что появление нового действующего лица прервало его обличительное выступление. Директорат выглядел подавленно.
– Ну что, тезка? – спросил Пашков, усаживаясь и обращаясь к главному редактору. – Кинули нас?
– Похоже, – без энтузиазма откликнулся тот.
– И что делать будем? Выплывать или дружно пойдем ко дну?
– Лучше бы выплывать, конечно.
– Тогда нужно в первую очередь успокоить коллектив, а то они натворят нам дел. Скажите, что директор нашелся.
– Как это нашелся? – вскинулся плешивый совладелец. Остальные посмотрели с интересом. Особенно директора. Они почувствовали надежду на то, что удастся сохранить свои хорошо оплачиваемые рабочие места по крайней мере на время.
– Не знаю как. Например, позвонил с дачи, где его занесло снегом и он со всей семьей не может выехать. Или в автокатастрофу попал. Не знаю! Но людей нужно немедленно успокоить. Или есть другие предложения? – Он в упор посмотрел на отсвечивавшую под верхним освещением плешь. Возражений не последовало. – Тогда действуйте.
К его некоторому удивлению и тайному удовольствию, Степак сорвался с места и бодрым шагом покинул кабинет, на ходу поправляя галстук привычным жестом.
– А теперь давайте попробуем разобраться в ситуации. Вы сейчас можете обрисовать наш баланс? – спросил он у финансового директора, который сразу же опустил взгляд на бумаги перед собой.
– Пока только в общих чертах.
«Общие черты» выглядели неутешительно. Фактически издательство лишилось большей части оборотных средств. Предполагавшиеся на этой и следующей неделе поступления даже не покрывали обязательств перед типографией, арендодателями и государством в лице налоговой службы и различных фондов. Не говоря уже о гонорарах авторам и зарплате сотрудникам.
– Ну, с налогами мы вопрос можем решить. Если сегодня-завтра заявить о том, что у нас произошло, – финдиректор упорно избегал называть вещи своими именами, – то это будет квалифицировано как кража.
– Что это значит?
– Это прямые убытки баланса. Они списываются по крайней мере до тех пор, пока украденное не будет возвращено.
– На это можно даже не рассчитывать. Ваш директор уже греет живот на Канарах или ищет родные березки в Канаде, – язвительным тоном профессионального обличителя-склочника заметил плешивый.
– Между прочим, и ваш тоже, – парировал Пашков.
– Я его не выбирал!
– То же самое и я. Только что это меняет, если мы сейчас намерены спасать ситуацию и свои деньги?
– Вот именно деньги! Я чувствую, куда вы клоните! Наша фирма не собирается больше вкладываться в ваше предприятие. Это вообще не бизнес, а черт знает что! В феврале мы планировали получить дивиденды, а теперь что? Платить вместо этого? Нет уж, увольте! Мы собираемся подать на вас в суд и – будьте уверены! – Он задорно вскинул бороду. – Мы отсудим у вас свою долю имущества!
– А какова ваша доля? – поинтересовался Пашков.
– Значительная!
– Ну а конкретнее? В деньгах?
– Если пересчитать по курсу, то около двадцати тысяч. Долларов, конечно.
– Неплохо, – прокомментировал Пашков и спросил, обращаясь к финансовому директору: – Сколько она теперь может стоить с учетом ситуации?
– Не больше четверти номинала, я думаю. То есть около пяти тысяч.
– Это заниженная оценка!
– Может быть. Но за пять тысяч я готов выкупить ваш пай прямо сегодня, – заявил Пашков. – Плачу сразу, наличными. Договорились?
– Это слишком мало! Как минимум десять.
– Как хотите. Только завтра вы можете и этого не получить. Ну?
– Хорошо. Но только чтобы избавить себя от нервотрепки.
– Вот и славно. Пишите соглашение, – скомандовал Пашков финансовому директору, который с готовностью набрал на компьютере короткий текст и тут же его распечатал в двух экземплярах. Быстро пробежав документ глазами, Пашков подписал и сказал после того, как на бумагах появилась еще одна подпись: – Деньги получите прямо здесь сегодня. Больше мы вас не задерживаем.
– Я и сам тут больше не останусь, – ответила плешь и гордо удалилась.
– Так, один получил свое, – прокомментировал молчавший до этого мужчина. – У меня вы тоже хотите купить по дешевке? Или дадите настоящую цену?
– С какой это стати? – удивился Пашков.
– Мне кажется, у вас тут налицо красиво разыгранная комбинация, рассчитанная на понижение котировок. Но я не такой болван, как тот, и не собираюсь попадаться на вашу удочку.
– Ну и не попадайтесь. Давайте лучше решать, как нам действовать. Или вы тоже предпочитаете попробовать вернуть свое через суд?
– С судом всегда успеется. Какие у вас предложения?
– Мне кажется, дело нуждается в расширении.
Мужчина захохотал, сотрясаясь внушительным животом. Потом, несколько успокоившись, сказал:
– А тот был прав. Вы таки собираетесь вытащить из нас деньги.
– Из вас вытащишь… Я собираюсь деньги вложить.
Эту фразу услышал вернувшийся Степак и замер в дверях.
– Куда вложить? – спросил он, сам, кажется, страшась своего вопроса.
– В издательство. С соответствующим увеличением моей доли и прав.
– Может быть, вы хотите занять директорское кресло? – с прищуром спросил акционер, вертя перстень-печатку белого металла на пальце. Пашков подумал, что это не серебро и уж конечно не железо, скорее всего платина. Или ставшее в последнее время модным белое золото.
– А вы против?
– Ну, теперь мой голос не имеет такого значения. После того как вы взяли пакет этого фанфарона, вы здесь главный, – последовал дипломатичный ответ. – А ловко вы его!
– Спасибо, – буркнул в ответ Пашков, уже жалея, что поддался на провокацию.
Хотя… Почему бы, в конце концов, и нет? Сегодняшнее ночное бдение если не окончательно, то очень наглядно показало, что с писательским трудом у него возникла напряженность. Можно надеяться на то, что это пройдет. Но ведь это же не корь и не грипп. А если не пройдет? Чем заниматься дальше? Сидеть на деньгах и глушить водку, объясняя это творческим кризисом? Мало привлекательная перспектива. А тут налаженное дело, штат сотрудников, более-менее известная торговая марка, офис, куда можно каждый день приходить, общаться с людьми и чем-то заниматься. Для этого, конечно, придется выложить некоторое количество денег, ну и что? За удовольствие надо платить. Если, конечно, есть хоть какое-то удовольствие. Пока все это больше смахивает на неприятности. Но, говоря по совести, то, как он расправился с плешивым склочником, ему понравилось. Даже пяти тысяч не жалко.
– Тогда ставлю вопрос на голосование, – наконец сказал он. – Кто за это предложение?
– Сначала надо бы снять старого директора, – подал голос ошеломленный Степак.
– Будем считать, что это уже решенный вопрос. Автоматически за выбытием, – сказал акционер с перстнем, поднимая руку. – Я – за.
Возражений не последовало.
Пашков почувствовал давно неиспытываемое удовлетворение. Деньги, как выясняется, могут приносить и еще кое-что, кроме сытого существования.
– Ну что народ? – спросил он у Степака.
– Я шепнул кое-кому. Вроде повеселели.
– А вы, оказывается, талантливый администратор. А мне о вас говорили как о писателе. Кстати читал, и мне понравилось. Я еще удивлялся, зачем вам эти акции. Ну ладно… Господин директор, господа вице-директора, я рад, что ваша команда опять в полном комплекте. Все протоколы я подпишу вечером, часиков в шесть. До этого времени вы, я думаю, все успеете подготовить и заодно наметать план будущих действий. Со своей стороны я готов помогать чем могу. Ну все? Официальная часть закончена? Тогда я с вами прощаюсь до вечера. Провожать меня не надо.
– Кто это? – спросил Пашков, когда мужчина покинул кабинет, на ходу надевая черное кашемировое пальто.
– Маратов.
– Мне это ничего не говорит.
– Нефть, газ, бензозаправки, – пояснил коммерческий директор. – С некоторых пор пытается влезть в издательский бизнес и средства массовой информации.
Пашков кивнул, припоминая огромный черный «мерседес» с темными стеклами недалеко от входа в издательство. В спешке он не обратил на него внимания. Надо будет поинтересоваться про него у Большакова. Давно, кстати, его не было слышно.
– Давайте перейдем к текущим делам. К самым неотложным.
– Нужно сделать для вас новые банковские карточки, – сказал финансовый директор.
– Сделаем. Что вы там говорили по поводу фильма?
История с телесериалом была, в общем, простой. Издательство владело исключительными правами на несколько книг со сквозным героем не слишком известного писателя, по мотивам которых телевизионщики вдруг захотели снять сериал. Качество литературы было не самым высоким, но сюжеты занимательные и после соответствующей обработки могли превратиться в неплохую телепродукцию. По крайней мере, так считали представители телекомпании и бывший уже директор издательства, он и выразил желание принять участие в съемках на долевых началах. Как сейчас становилось ясно, вклад издательства должен быть достаточно весомым, и оно вряд ли бы его потянуло. Это, возможно, и стало толчком для того, чтобы удрать с деньгами – директору, может, не захотелось краснеть перед влиятельными людьми после того, как он сам настаивал на определенного рода партнерских отношениях. Теперь стало понятно, что это была попытка быстро и существенно улучшить положение издательства, но он кое-что не рассчитал. Впрочем, сейчас не было времени гадать о побудительных мотивах бегства бывшего директора.
Предполагаемый бюджет сериала получался из двух основных цифр – пятнадцать серий по сто тысяч долларов за каждую. Итого полтора миллиона. Срок производства год. Доля издательства сорок процентов, или шестьсот тысяч, которые окупятся только в следующем году. На сегодняшний день у издательства таких средств не было, если только не свернуть основную деятельность. Пашков этот взнос мог сделать самостоятельно – деньги у него были. И ожидаемая прибыль была хороша. Он уже открыл было рот для того, чтобы объявить об этом, но тут же захлопнул.
В деловых вопросах он даже теоретически был не силен. И если человек, просидевший в директорском кресле больше семи лет, не справился с проблемой, пусть даже только и исключительно психологически, что было довольно трудно предположить, то тут могли быть такие подводные камни, которые способны разбить любой корабль, а уж тем более тот, что дал основательную финансовую течь и лишился капитана. Ну а кроме того, Пашкову было как-то страшновато проявлять деньги, чье происхождение он не смог бы внятно объяснить.
Отложив папку с бумагами, он посмотрел на своих заместителей. Чудное, странное состояние. Совсем недавно он полностью зависел от этих людей. Сейчас все стало наоборот.
– Мы можем отложить переговоры на день-два?
– Это сложно, – сказал коммерческий директор. – Дата была согласована две недели назад. Во встречах такого уровня точность очень важна. Иначе можно лишиться доверия.
Эта тирада Пашкову не понравилась. Его вице явно не хотел идти ему навстречу, хотя не мог не понимать, что новый директор попал, как сказал классик, с корабля на бал, и ему нужно время, чтобы прийти в себя и освоиться в ситуации. Все это сильно смахивало на давление. Чисто теоретически Пашков знал, что команда должна действовать сообща и не поддаваться на чужое влияние, даже если это влияние исходит от делового партнера. В литературе такие случаи описаны многократно – как на производственном уровне, так и на государственном. Существующий аппарат всегда стремится подчинить себе нового руководителя, поставить его в зависимость от собственной воли и желаний. Конфликт классический.
– В конце концов, не я договаривался об этих сроках, – отмахнулся Пашков, для чего ему потребовалось сделать некоторое усилие. – Раньше завтрашнего дня я не смогу с ними встретиться.
– Может получиться скандал.
– Вот вы и постарайтесь, чтобы не получился. Идите и звоните. Если надо – езжайте и договаривайтесь лично. Или вам это сложно?
– Нет… Хорошо, я попробую договориться.
– Лучше на послезавтра.
– Я попробую.
Решительность Пашкова произвела на остальных должное впечатление. Главный финансист начал сыпать проблемами, как из рога изобилия. Он, кажется, увидел в новом директоре денежный мешок, при помощи которого можно заткнуть все существующие дыры и дыры предполагаемые. Через час Пашков уже плохо понимал, о чем тот говорит. Его спасло появление коммерческого директора. Судя по румянцу на щеках, он только что вернулся с улицы.
– Договорился. На завтра. В три часа они ждут нас к себе.
– Хорошо. Мне нужно съездить домой.
– Вы на машине? – спросил Степак. Он держался более дружелюбно, чем все.
– Пешком.
– Тогда нужно сказать секретарю, и она вызовет разъездную.
Разъездной машиной оказался новенький «фольксваген». Не все тут, оказывается, было так плохо. Водителем был немолодой спокойный мужик, назвавшийся Иваном. Гонщиком он не был, но машину водил хорошо, спокойно и уверенно.
Дома Пашков поел и достал из тайника пять тысяч долларов. Глядя на них, он вспомнил, что сейчас иностранцы больше не стремятся вкладывать деньги в отечественные предприятия. А они люди опытные и, надо полагать, не дураки. Тогда кто же он? На некоторое время он почувствовал слабость. Соотечественники, более или менее набившие мошну, тоже в большинстве своем предпочитают уезжать из страны и увозить с собой капиталы. Уж слишком неблагоприятный климат сложился для бизнеса. Об этом в любой газете можно прочесть. Почти в каждом номере.
Ну в конце концов, чем он рискует? Пятью тысячами? Мелочь! Плюс то, что вложил в издательство раньше. Не такой уж большой риск. Главное – не впадать в азарт и не начать действовать, как за рулеточным столом, пытаясь новыми денежными вливаниями вернуть прежние. Не за то отец сына бил, что проигрывал, а за то, что отыгрывался. Хотя без финансовой подпитки не обойтись. Только выглядит это как-то глупо. Ему нужно вложить в кассу то, что украл другой. И даже больше того. Бред.