Текст книги "Особый талант"

Автор книги: Сергей Куприянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

22 января. Москва. 12 час. 30 мин

Большаков чувствовал себя отвратительно. Вчера ему позвонил Горохов и предложил на выбор – либо они встречаются в его кабинете по повестке, которую он готов немедленно отправить, либо Большаков принимает его у себя, но при этом прямо добавил, что ждет от него конструктивного разговора, а в противном случае все их следующие встречи будут проходить в официальной обстановке. Большаков струхнул и пригласил Горохова к себе, неубедительно сославшись на занятость и нежелание терять драгоценное время. На самом деле ему смертельно не хотелось встречаться с капитаном и уж тем более в его кабинете с обшарпанными стенами, старыми канцелярскими столами и прокуренными шторами, что все, вместе взятое, выглядело как приглашение в тюрьму.

Горохов пришел точно, минута в минуту. Поздоровался довольно приветливо и от чая не отказался, но главное, на что обратил внимание Большаков, была папка. Обычная папка с застежками-молниями, но именно она произвела на Большакова сильное впечатление.

– Без протокола пока обойдемся, Иван Николаевич?

– Как вам удобнее, – постарался как можно равнодушнее ответить Большаков. Предложение было похоже на подачку, а становиться обязанным с первой минуты разговора не хотелось. Когда он только начинал заниматься бизнесом, перечитал много книг по деловому общению – от Карнеги до Орлика. С тех пор многое из прочитанного забылось, но кое-что в памяти и навыках осталось.

– Вообще-то, мне удобнее с протоколом. Но я все еще хочу оставить вам простор для маневра. И знаете почему?

– Вы, наверное, добрый человек.

– Наверное. Хотя причина совсем другая. Я вам сейчас просто даю возможность говорить все, что угодно. В конце концов, вы мне скажете то, что нужно. И именно это я и запишу в протокол. Но делаю я вам эту уступку для того, чтобы сохранить с вами хорошие отношения. Хотя поверьте мне, что слушать отпирательства и, уж простите меня за такое слово, вранье довольно неприятно.

– Спасибо, конечно, за доброе отношение ко мне, но я не понимаю, что еще вы хотите от меня услышать.

– Скажу, почему не сказать. А чай у вас хороший. «Липтон»?

– Нет, китайский.

– Мне нужно имя человека, с которым вы обсуждали смерть своего брата.

– Я это обсуждал с десятками людей. В том числе и с вашими коллегами.

– Ну, это понятно… У меня, честно говоря, мало времени. То есть с вами я готов беседовать сколько нужно. Хоть целый час. А после этого… Как вы, например, относитесь к комплексной проверке налоговой инспекции?

– Без энтузиазма. Уже была в прошлом году. Всю душу вымотали. Штраф пришлось заплатить. Но, вообще-то, это похоже на угрозу.

– И напрасно. Хотя устроить такую «радость» бизнесмену совсем несложно. А также комплексную проверку таможни и прочее. Речь о другом. Покойный Аслан был вашей крышей, и вы ему передавали какие-то деньги. Думаю, что немалые. Соответственно уводя из-под налогообложения.

– Даже если это и так, то от налогов уходил он, а не я. А потом я вам по поводу Аслана все сказал. Если он причастен к убийству моего брата, как вы утверждаете, то я только благодарен людям, которые с ним расправились.

– Это я помню. Но только обратите внимание. Я вас спрашиваю, кто это мог сделать, пользуясь вашими сведениями об Аслане. И не спрашиваю, кому вы заказали его убрать. Чувствуете разницу?

– Более чем.

– Отлично. Теперь я вам скажу открытым текстом. Начальство на меня крепко насело по поводу этого дела и не слезет, потому что оно взято на президентский контроль. Я, соответственно, не слезу с вас. Если мы не договоримся с вами сейчас, то через пару дней вы сами ко мне прибежите и расскажете все и даже больше того. А если вы, к примеру, захотите отсидеться где-нибудь на Кипре или еще где, то у вас могут возникнуть проблемы с загранпаспортом. Вот это то, что касается угроз.

Большаков услышал во всей этой тираде главное – президентский контроль. Он даже не стал анализировать или пытаться брать тайм-аут, чтобы узнать, так это на самом деле или нет. Такими словами не бросаются. Тогда все обещания этот довольно невзрачный капитан, говорящий несколько в нос, отчего его слова становятся как будто менее убедительными, вполне в состоянии выполнить. Тогда на Большакова навалится вся государственная машина, и от его бизнеса останутся рожки да ножки, в смысле рога и копыта. А может быть, и впрямь пора съездить за кордон? Хватит уже ковыряться во всем этом… Покупателя на свой бизнес он найдет и из-за границы. Эх, надо было еще неделю назад делать отсюда ноги.

Неожиданно он испытал большое облегчение. Впереди не будет ни чиновников, ни дурных налогов. Один сплошной отдых. Чудное место в Европе, покой и вообще хорошая, обеспеченная жизнь. Пашкова, конечно, жаль, но бизнес есть бизнес. Иначе он рискует остаться голым на старости лет.

– Ну что ж… Ваши аргументы представляются мне убедительными, и я поделюсь с вами кое-какими соображениями на этот счет. Но только при одном условии.

– Это при каком же?

– Информацию я вам дам, но не показания.

– То есть без протокола?

– Точно так.

– Сказать правду, тут я нахожусь в затруднительном положении.

– Очень вас понимаю. Еще чаю? – спросил Большаков тоном гостеприимного хозяина, одновременно прикидывая, сколько ему нужно времени, чтобы собраться.

– Не стоит. Ну ладно. В конце концов, у нас сейчас не следственные действия, а розыскные. Могут же быть у меня агентурные сведения? Ладно, договорились, агент Большой. Рассказывайте.

Большаков предпочел не обращать внимания на то, что его назвали агентом, приняв это за не слишком удачную шутку. Хотя на самом деле он сейчас выступал действительно как агент, но только не время заниматься подобными тонкостями. Главное – отвязаться от капитана с его гэбэшными штучками, а завтра он уже будет жителем другой страны.

И Большаков, хотя и скупо, но все же достаточно подробно рассказал о своих беседах с Пашковым и о том, как тот принес ему известие о гибели Аслана. Умолчал он только о фотографии. В конце концов, к нему самому претензий быть не может – он не заказывал, не участвовал, денег не делил. Горохов слушал его внимательно, и было видно, что он не очень доволен. Скорее всего, сказанного ему не хватало, но он, задав несколько уточняющих вопросов, поблагодарил и ушел, оставив после себя ощущение тревоги и еще чего-то, что Большаков постарался смыть рюмкой коньяка.

Начальнику криминальной милиции г. Москвы

РАПОРТ

По имеющимся оперативным данным, в последние двое суток из следственных изоляторов г. Москвы, Санкт-Петербурга и некоторых других, расположенных в Центральной России, в массовом порядке стали исходить тайные записки, т. н. малявы, от содержащихся в них крупных криминальных авторитетов, в т. ч. воров в законе. В них содержатся призывы или даже прямые указания прекратить всякие деловые операции с выходцами с Кавказа, и в первую очередь с чеченцами. В некоторых текстах содержатся предложения начать их поголовное уничтожение в центральных областях или выдавить их на Кавказ (напр. «Загнать пиковых обратно в горы»).

По непроверенным оперативным данным, готовится общероссийская сходка, на которой именно этот вопрос будет одним из главных.

За истекшие сутки зафиксировано уже несколько случаев избиения и покушения на жизнь лиц кавказского происхождения.

22 января. Подполковник Бараковский.

22 января. Подмосковье. 12 час. 50 мин

По субботам у Калиты был банный день. Вставал он, как всегда, рано, неплотно завтракал и собирался в баню. Назвать это сборами в полном смысле трудно – ему и нужно-то было всего выбрать себе чистую рубашку, трусы да носки из шкафа, а баня – деревянный сруб, стоявший на краю участка, – была уже готова: натоплена, халаты и полотенца разложены по лавкам, бутылки с пивом, охлаждаясь, лежали в деревянной шайке с холодной водой. Всем этим занимался помощник, он же и водитель, живший вместе с Калитой в его доме. Баня была сделана по старорусскому чину, как говорил бригадир плотников, ставивших ее. Никакого электричества, не считая лампочек, все натуральное. Печь топилась дровами, на ней котел с водой. В предбаннике лавки, на которых можно как посидеть, так и полежать, приходя в себя после жаркой парной. Веники – березовые, дубовые и даже еловые, которые, говорят, хорошо от радикулита помогают. Для того чтобы все подготовить, помощнику приходилось вставать пораньше. Хорошо хоть дрова не надо было колоть – покупал готовые в соседней деревне.

Вымывшийся и напарившийся, чистый до скрипа Калита вернулся в дом, нарочно медленно идя по заснеженной дорожке, чувствуя, как под неплотно запахнутый тулуп, который был специально для такого случая куплен на рынке в Ярославле, проникает мороз, приятно покалывая распаренную кожу и делая с ней что-то такое, от чего хотелось жить. Он успел подняться на крыльцо, предвкушая два раза по сто грамм водочки под горячие щи, когда увидел подъезжающую к воротам черную «волгу» с антенной радиотелефона на крыше. На таких машинах до сих пор любит раскатывать милицейское начальство. Благостное настроение сразу пропало. Кого это там черт принес? Есть у него один день в неделю, когда он отходит от забот, так и тот надо испортить.

– Петя! Глянь, кто там, – позвал Калита своего помощника, который возился около бани.

Петя бросил свое занятие, сунул руку в карман меховой куртки, проверяя на месте ли оружие, и поспешил к воротам. Калита решил не рисковать здоровьем – после бани простудиться легче легкого, особенно в его возрасте, – и прошел в дом. За происходившим во дворе он предпочел наблюдать через окно.

Петя открыл перед «волгой» ворота и пропустил на территорию. Из машины вылез всего один человек. Больше в салоне никого не было видно. Он потоптался около, наблюдая за тем, как помощник затворяет ворота на металлический засов, без интереса осмотрел территорию и в сопровождении Пети пошел к крыльцу. Калита его узнал. Гость звался Сашей Крымским и принадлежал к «синим», то есть к тем, кто придерживался старых воровских традиций. Таких с каждым годом становилось все меньше. Здесь он уже бывал и потому не проявил к дому особого интереса. Только наверняка отметил про себя, что роскоши у Калиты не прибавилось, живет скромно, как и полагается настоящему вору. Даже время для приезда наверняка выбрал с умыслом, как раз банное, чтобы застать хозяина в самый, можно сказать, частный, почти интимный момент и увидеть, как и с кем он его разделяет. Ну тут он для себя ничего особо интересного не увидел. Никаких визгливых девок, пьянки и прочего, хотя, если бы и было что такое, Саша и рта по этому поводу не посмел бы раскрыть.

Калита встретил его в комнате и поздоровался за руку.

– Как раз вовремя. Мы за стол собираемся садиться. Не откажешься?

– Спасибо. Откажусь. Я по делу. Если только чаем напоишь – пить хочу.

– Воды не жалко. Сейчас Петя нам сготовит быстренько, а мы пока потолкуем.

Сметливому помощнику не надо было дважды повторять; он уже шел на кухню, где через минуту закипела вода в немецком электрочайнике.

– Малява пришла от Фомы, – сказал гость, усаживаясь за стол и закуривая.

– От какого Фомы?

– Витя Фома. Красногорский.

– Понял. И что он пишет?

– Говорит, что с черными западло работать. Гнать их из Москвы надо. А кто не послушается – мочить.

– С каких это пор Фома стал такие указы писать? – обиделся Калита. Он считал себя выше и опытнее.

– Не он один. Многие так пишут. По зонам буча готовится.

– С чего это?

Саша Крымский был не первым, кто говорил ему об этом. Буквально вчера ему передали много раз перегнутый клочок бумаги, где было написано примерно то же самое. Но со вчерашним почтальоном он обсуждать это не стал – много чести. Крымский – другое дело. Он был, можно сказать, штатным почтальоном. Связником. Через него проходило огромное количество информации в виде устных сообщений, писем и крохотных записок из тех, которые отдельные люди ни за что не хотели или не могли доверять обычной почте, телеграфу или телефону. Крымский был в курсе многих дел и при желании мог ответить на многие вопросы.

– Им там виднее.

– С нар-то? Что там можно видеть, кроме неба в клеточку? Это нам тут виднее, с кем и как работать.

– Они там чалятся за нас.

– А мы их кормим!

– Чего ты взъелся на меня? Мне сказали – я передал. А что и как, сходняк решит.

– И то верно, – пошел на попятную Калита. Зря он затеял этот разговор. Какой спрос с посланца? Принес весточку, и спасибо. Его накормить, напоить надо и спать положить. А спрашивать с него последнее дело.

Однако, если все решат насесть на черных, из этого можно и пользу поиметь. Когда их погонят, что от них останется? Место! Когда мокрое, а когда и доходное. Тут важно не опоздать. Но и спешить не стоит: торопливым по рогам в первую очередь дают, и получается больно. Но только если события так и будут развиваться, если пиковых попрут, то Руслан должен будет сильно потесниться. Место у него хлебное, и в тяжелой ситуации сильно торговаться не будет.

– Вообще-то правильно, – сказал он, оборачиваясь на входящего с чайником Петю. – Они тут у нас королями живут, с нашими законами не считаются, в общак не отстегивают. Совсем оборзели. Со сходняком надо поторопиться, я думаю. Чего тянуть?

Он свое слово сказал, и оно было не последним в этом мире. Кто надо, услышит, что Калита поддержал.

– Тебе еще передать просили, что Мамай держится. В несознанку идет.

– Молодец. Спасибо за доброе известие.

Когда почтальон уехал, Калита плотно пообедал, после чего по мобильному телефону позвонил Руслану.

– Ну, я переговорил с человеком, как и обещал. Он готов кое-что купить у тебя, но считает, что цена слишком высокая. Нужно сбавить.

– Ничего не высокая! Пусть найдет дешевле!

– Как хочешь. Если хочешь продать – сбавь цену. Раза в два точно.

– Я ничего не хочу продавать! Мне деньги нужны! Если бы время было, я бы сам перекрутился. Через месяц у меня и так будет!

– Ну, месяца у тебя нет, сам знаешь. Ладно, как хочешь.

Калита удовлетворенно отключил телефон. Он сделал предложение, и теперь Руслан, хотя и отказался, задумается. Вот и пусть пока подумает. За день или два что-нибудь произойдет, и он будет посговорчивее. Времени-то у него нет. И так живет, как на горячей сковородке. А теперь ему будет еще жарче.

22 января. Москва. 15 час. 05 мин

Если бы Калита знал, о чем подумал и что почувствовал его собеседник и партнер Руслан, то он не ощущал бы себя таким довольным. Руслан был взбешен. Мало того что он попал на деньги! Он как человек человеку предложил Калите купить часть дела, которое приносит миллионы. А ему пытаются цену опустить, хотя Калита знает, что положение у него такое, что деньги нужны сразу и быстро. Не половина, а все!

Давно блуждавшее в его сознании подозрение, что к нападению на самолет и смерти его брата приложил руку Калита, внезапно окрепло. Ну а кто еще? Жадный, все ему мало. С мертвого готов одежду снять. Шакал! Никак не насытится. Значит, надо его накормить. Так, чтобы мало не показалось. И тогда и с долгом будет меньше проблем.

Вспомнив, как Калита развел его на днях, Руслан скрипнул зубами. Он больше всех пострадал, он и его семья стали почти нищими, когда на них навесили этот долг, и никто не помог ему, не хочет помогать. Калита, подлый шакал, гяур, хочет содрать с него вторую шкуру. Содрал первую и теперь вторую хочет снять!

На несколько секунд Руслан успокоился и попытался представить, как он сможет обходиться в Москве без Калиты и его людей. Сложно будет… Сложно! Но он с этим справится! Он сам устроит тут весь бизнес. Без Калиты. Потому что такой партнер ему не нужен. И разве это партнер? Это не партнер! Это присосавшаяся пиявка, которая сосет кровь. И будет сосать до тех пор, пока останется хотя бы одна капля. Если его не оторвать. Горячим железом! Огнем!

Руслан в возбуждении вскочил, и двое его телохранителей, сидевших в разных углах комнаты, тоже вскочили, готовые следовать за ним. Он раздраженно махнул рукой, подошел к столику около телевизора, заставленного бутылками, выбрал коньяк и плеснул в рюмку. Надо решаться. И время поджимает. Если он расшлепает этого вора, то родственники его поймут. Нельзя позволять, чтобы тебя обманывали. Сегодня обманул на рубль, а завтра за десятью к тебе в карман полезет. А что он говорит! Какие десять рублей? Какие вообще, рубли? Доллары! Миллионы долларов! А если это и вправду Калита… Ну а кто же еще? Как он своего человечка подставил на разбор. Этот… Мамай. А на следующий день его уже менты взяли. Вроде бы он деньги бросился выручать. Как все обставили! Да это же декорация, чистой воды декорация. За такие деньги кто хочешь пару месяцев в тюрьме посидит. Даже пару лет. Ох и хитрый Калита, ох и хитрый! Целое кино разыграл. Настоящее кино. Как американский боевик. Только Руслана не проведешь! У него в милиции тоже есть люди.

Вдруг он подумал, что все не так просто. У Калиты тоже есть свои люди. Если бы их не было, то зачем бы он был нужен? У него крутые завязки есть. А чтобы бабки отмыть и Руслану глаза замазать, он со своими ментами куплеными это кино и организовал. А что? Очень похоже. Если он смог целый самолет угнать, то разыграть небольшую войну в Москве ничего не стоит. Какой хитрый! И даже денег на это кино не пожалел. Может, он еще и на камеру это снял? И в самолете тоже? От нахлынувшей ярости Руслан сжал кулаки и посмотрел на одного из телохранителей. Тот вжался в кресло.

В бешенстве Руслан заметался по комнате, носками ботинок задевая мебель. Он представил себе, что где-то в сейфе или в тумбочке у Калиты лежит кассета с записью того, как убивали Аслана. А сам Калита, выпивая вместе со своими дружками, ржет, глядя в телевизор, рассматривая, как умирает его, Руслана, брат.

– Атаби, – он ткнул пальцем по направлению к одному из своих телохранителей. Тот замер, глядя на него с настороженным вниманием. – Ты говорил мне про своего племянника.

– Да, говорил. У него отца бомбой убило, сестра ранена. Он привез ее сюда в больницу…

– Я помню, – нетерпеливо отмахнулся Руслан, останавливаясь напротив телохранителя. – Где он?

– Он у меня живет. Я ему свою квартиру отдал. Денег у него совсем нет.

– Ты говорил, что он хорошо стреляет?

– Очень хорошо. Он с десяти лет автомат в руках держит. Из винтовки может. Из чего хочешь стреляет.

– Ладно. Приведи его ко мне. Прямо сейчас. Документы у него в порядке?

– Я купил ему регистрацию. Скоро кончается, надо новую покупать. И на дорогу еще денег дать.

– Давай его сюда. Или нет. Погоди. Не надо сюда.

Руслан метнулся из комнаты и через пару минут вернулся с пачкой фотографий в руках. Быстро перебирая ее, выбрал два групповых снимка.

– Вот, – он показал на Калиту, запечатленного сидящим за столом. – Знаешь его?

– Конечно знаю.

– Отдашь своему племяннику. Скажешь, где найти этого гада. Помоги чем нужно. Я хочу, чтобы к понедельнику про этого человека, – он швырнул фотографии, – я больше не слышал. Сделает – будет ему и на лечение, и на дорогу, и на жизнь.

– А если он не один будет?

– Это меня не интересует. Один – не один! Какая тебе разница?

– Я просто спросил.

– Давай действуй. Возьми денег и купи что нужно. Найдешь, где купить? Только все тихо надо сделать, осторожно.

– Найду, наверное. Есть у меня один человек. Я с ним поговорю.

– Тогда иди. Про меня твоему племяннику ничего не рассказывай. И предупреди, что если попадется – пусть молчит. Мы его выручим.

В последнем он совсем не был уверен, но все же лучше так сказать – вернее будет. Мальчишка молодой, двадцати еще нет, в случае чего испугаться может, наболтает лишнего. А если будет знать, что его выручат, то, может, будет молчать. И вообще хорошо, что он вспомнил про этого парня. Он не местный, скоро уедет, так что поиски его ни к чему не приведут. Какая милиция будет искать его в Чечне? Это он хорошо, очень хорошо придумал.

А пока нужно сделать так, чтобы после смерти Калиты на Руслана никто не подумал. Нужно пригласить его на встречу. Во вторник или в среду. Нужно сказать, что он готов с ним обсуждать. И еще кого-то пригласить. Третьего. Очень авторитетного. Это он придумает. Сегодня же придумает. Или завтра. И завтра же пригласит.

23 января. Подмосковье. 17 час. 50 мин

Племянника телохранителя Руслана звали Леча. Было ему восемнадцать лет, и он успел немного повоевать в девяносто шестом году. Тогда он, конечно, был совсем еще пацан и автомат Калашникова был ему тяжеловат. Но он не хныкал и гордился тем, что воюет, как настоящий мужчина. Но война быстро закончилась, и ему пришлось возвращаться домой, в Комсомольское, помогать кормить семью. Нормальной работы не было, и он за это время успел поработать на маленьком нефтезаводе, потом был водителем на старой «ниве» – возил боевиков, которые с оружием сопровождали грузовики с товаром, а когда машина сломалась так, что починить ее было уже нельзя, родственник устроил его при заводе, на котором из карданных валов «КАМАЗов» делали гранатометы. Сам он их, конечно, не делал, а только подвозил на разбитом «ЗИЛе» железо и какие-то инструменты. Два раза он с другими молодыми участвовал в набегах на русские села и угонял скот. В общем, жил – как многие. Отцу подарил новую папаху и кожаную куртку. Матери тоже куртку. Сестре красивые сапоги. Итальянские. Они оказались ей чуть-чуть великоваты. Но зато не малы. В Дагестан мотался несколько раз, в Грузии был дважды. У него был свой автомат с патронами, припрятанными во дворе за домом, пистолет – его он постоянно носил с собой. Когда поехал в Москву с сестрой, у которой началось нагноение на ноге и потому ей срочно нужна была хорошая операция, оружие пришлось оставить. Проверяли их самих и вещи много раз и если бы оружие нашли – посадили бы в тюрьму. Тогда бы Нурпат точно осталась без ноги.

В Москве их хорошо встретили. Атаби, его дядя по матери, разрешил ему жить в своей квартире, где сам он редко появляется. Он работает на большого человека в самой Москве, и у него не много свободного времени. Помог положить сестру в больницу. Там, конечно, пришлось дать денег, но как без этого? Без этого не бывает. Зато врач сделал операцию и сказал, что нога останется целой. Она еще походит в итальянских сапогах!

Леча каждый день ходил ее навещать. Утром встал, поел, сходил в магазин, потом в больницу съездил, опять в магазин и обратно в квартиру. Атаби сказал, чтобы он зря на улицу не высовывался, хотя у него все документы с собой есть. И правильно сказал. Милиционеры останавливали его раз пять. Тоже денег пришлось давать, а они уже заканчивались. Дядя, конечно, даст, если будет нужно, но он уже взрослый и стыдно сидеть на чужой шее. А еще им обратно ехать с сестрой. На это деньги тоже нужны. И немалые! Ее, конечно, лучше бы пока здесь оставить, но, кроме дяди, у них тут нет других родственников, а он человек занятой. Да и как можно навязываться ему, если он сам не предлагает остаться? Может, еще и предложит.

Когда вчера дядя неожиданно вернулся и сказал, что есть дело, на котором он может хорошо заработать, Леча обрадовался. А когда узнал, что нужно убить одного русского, – и подавно. Стрелять он умеет. Слово «леча» с чеченского переводится как «сокол». Глаз у него и правда острый. В прошлом году он с приятелями на спор из автомата стрелял – часы выиграл. Ношеные, правда, но зато японские. Может и из винтовки. Ему только нужно цель увидеть, а уж там не промахнется.

Переговорив с дядей, они решили остановиться на автомате. Во-первых, привычнее. Во-вторых, если с тем русским окажется еще кто-то или кто-то мешать вздумает, то с автоматом управиться легче. Дистанция стрельбы у автомата, конечно, меньше, чем у винтовки. Но все равно достаточная. Это же не по банкам стрелять – по человеку. А он больше.

К вечеру дядя привез АК-74. Леча разобрал его и внимательно осмотрел. Все в порядке. Жалко только, что попробовать его нельзя. Без этого оружием сложно пользоваться. Но дядя сказал, что автомат проверяли и у него все в порядке. Оставалось только аккуратно собрать его, проверить, как работает механизм, и собственноручно снарядить оба магазина.

Вечером Леча помолился и лег спать, чтобы утром быть бодрым и уверенным в себе.

Утром он раньше обычного поехал в больницу и привез сестре, которая уже начала вставать, целую сумку фруктов и соков. Сказал, что уезжает ненадолго и предупредил, чтобы она не волновалась, если завтра он не придет. Зато послезавтра он обязательно будет и купит ей, что она захочет. Куда он отправляется и зачем, спрашивать она не стала, а только тревожно на него посмотрела и тихо сказала, что здесь ей скучно и хочется домой, к своим. Он пообещал, что скоро они уедут – как только врач разрешит. К врачу он тоже зашел, точнее, перехватил его в коридоре, когда тот отправился на обход по палатам, и отдал ему бутылку коньяка. Врач сказал, что дня через четыре можно будет выписывать сестру. Это значит, что через неделю они могут быть дома. Или дней через десять. Ведь Нурпат захочет, наверное, увидеть Москву, в которой она до этого никогда не была и неизвестно, когда будет. В магазины еще ей нужно зайти.

На обратном пути Леча зашел на рынок и купил у азербайджанцев спичечный коробок с анашой. Из своего опыта и по рассказам других он знал, что воевать лучше после того, как покуришь.

Из Москвы они с дядей выехали засветло. Автомат он хитро спрятал под «торпедой» «жигулей», так что найти его было сложно. К счастью, их никто не остановил и не проверил. Леча с интересом смотрел на поселки, мимо которых они проезжали. В одних было много богатых кирпичных домов, а в других – в основном деревянные домишки в один этаж с сараями и будками туалетов на задворках и крашеными срубами колодцев около дороги.

Наконец они миновали очередной пост милиции, около которого стояли «жигули» характерной раскраски, и свернули в сторону. Проехав с километр, Атаби остановил машину и достал автомат из тайника.

– Держи, – сказал он. – Все помнишь?

Леча молча кивнул.

– Молодец. Я проеду вперед и буду тебя ждать на дороге. Через час. Давай, переодевайся.

Леча скинул кроссовки и вместо них надел неудобные сапоги, поверх теплых брюк, не нуждающихся в глажке, – старые спортивные штаны с молниями по бокам, так что надевать их можно было не разуваясь. Кожаную куртку пришлось сменить на неуклюжее полупальто размера на два больше, чем нужно, под которым легко прятался автомат. А вместо удобной вязаной шапочки Атаби нахлобучил ему на голову нечто бесформенное и вонючее.

– Подойдет. Теперь ты похож на местного бомжа. Тут неподалеку помойка, и они роются. Иногда ходят по домам – побираться. Готов? Это тебе на всякий случай, – дядя протянул ему гранату. Племянник сунул ее в карман. – Теперь иди. Аллах с нами.

– Аллах акбар.

Леча вылез из машины и двинулся в лес, проваливаясь в снегу. Почти сразу невзрачные «жигули» тронулись с места, и через минуту их габаритные огни скрылись за деревьями. Леча прислонился к сосне и привычно набил мундштук из-под выпотрошенной папиросы. Глубоко затягиваясь, покурил и бросил окурок в снег. Напряжение, сковывающее плечи и напрягающее скулы, прошло, а в голове появился приятный туман. Он двинулся вперед, рукой отводя низкие ветви.

Было уже темно, но облака отражались в белом снегу, и этого было достаточно, чтобы разглядеть все в радиусе метров десяти-пятнадцати.

Идти было тяжело. Сапоги погружались в снег почти по обрез голенищ. В своих кроссовках он уже давно бы промок. Вскоре он увидел тропинку, о которой говорил дядя. По ней жители поселка ходили, срезая Дорогу, к автобусной остановке. Идти стало легче, и он ускорил шаг.

Через несколько минут он увидел светившиеся окна домов. Тут надо быть внимательнее – в некоторых дворах есть собаки. Он свернул с тропинки, и передвигаться стало опять тяжело. Ничего, это он осилит. Он молодой. Он сильный. Он храбрый. Дыхание сбилось, рубашка под теплым свитером взмокла, и он остановился, чтобы сориентироваться и перевести дух. Теперь он увидел нужный ему дом. Среди остальных он выделялся светлым кубиком бани, бревна недавней постройки еще не успели потемнеть, и падающий на них свет из окна отражался от них, как от зеркала маяка.

Он двинулся к бане, нащупывая под пальто автомат и стараясь пониже пригнуться, так чтобы его не заметили. Хотя кому тут смотреть? Не похоже, чтобы тут опасались. Живут себе и ни о чем не беспокоятся. Даже не подозревают о том, что всего в нескольких десятках шагов от них крадется их смерть. Леча подумал, что запросто мог бы их перерезать, как сонных кур. Дядя сказал, в доме их может быть двое или трое. Жалко у него нет с собой ножа. Это было бы еще лучше. Тихо – и будет что рассказать дома. В крайнем случае он может их передушить. Голыми руками.

Молодой чеченец плохо представлял, с кем ему предстоит иметь дело. Точнее говоря, совсем не представлял. Калита был не просто пожилым и не очень крепким физически человеком. Он много чего повидал на своем веку, много чего испытал. Его уединенная жизнь в отдаленном поселке была не прихотью стремящегося к покою человека. Да и какой, спрашивается, может быть покой у казначея, держателя и распределителя общака? Можно сказать, директора банка, кассира и охранника в одном лице. Да вокруг чуть ли не каждый первый хочет запустить руку в эту кассу. И то, что денег, как таковых, в доме Калиты не было, особого значения не имело. Если бы Калита счел, что ему безопасней жить в городе или в замке за каменным забором, то он бы там и жил, и никто бы его не осудил за это. Потому что он кассир, а, кроме того, его слово само по себе, без этих денег, значит немало.

Переселение Калиты в этот поселок, произошло не сразу и не вдруг. Сначала самые разные люди ездили по Подмосковью и высматривали обжитые места, сверяя их кто по бумажке, а кто и по памяти с заявленными требованиями. Замков, правда, не было, но иные дома были не хуже. Предлагали даже отстроить дом по любому проекту и в любом месте. Но Калите нужно было нечто особенное. Первое и главное условие – небольшой населенный пункт, в котором большая часть жителей обитается давно и постоянно. Таким образом, все эти дома с новыми богачами отпали сразу. Состояние подъездных путей, коммуникации, торговые точки, детские заведения, базы отдыха по соседству, лес – все учитывалось. Место должно быть, с одной стороны, достаточно населенным, а с другой – не пользующимся популярностью у заезжего люда. И в конце концов, такое место было найдено. Самое главное условие – малое количество посторонних – выполнено. По сути, это была полузабытая деревушка из тех, что называют бесперспективными – кроме разбитой дороги и электричества, других достижений цивилизации тут не было. Ни магистрального газа, ни водопровода, ни телефонов, ни тем более канализации. И дома тут стоили дешево. Все это происходило во многом из-за того, что вокруг были болотистые почвы и на единственном сухом месте расположился поселок с огородами.