Текст книги "Особый талант"

Автор книги: Сергей Куприянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Ты меня удивляешь! Какое сегодня число? Забыл? Мы же с тобой договаривались через две недели встретиться. Ты сам срок назначал. Или забыл?

– Ничего я не забыл, – буркнул Муха и сел, едва не упал на лавочку. Сейчас следовало говорить о деле, нужно быть настойчивым и наглым, но пока что у него не было на это сил. – Ты как меня нашел?

– Очень просто. Спросил в адресном бюро. Чего это ты такой зеленый? Болеешь? Лечиться тебе надо, вот что. На физиопроцедуры походить, витамины попить. А лучше всего съездил бы ты куда-нибудь отдохнуть, где сейчас тепло и много фруктов. Я тут вот про одну контору читал, – Матвей потряс перед собой свернутым в трубку журналом. – Хоть в Египет отправят, хоть на Кипр. Туда, кстати, даже виза не нужна. Хоть сейчас садись на самолет и отдыхай себе на здоровье. За бабки сейчас на Луну отправят.

Муха был уголовником со стажем и намеки понимать умел. Он услышал и про физиотерапию, куда сейчас направлялся, и про собственное здоровье, которое могли повредить. И про отправку на Луну тоже – так в его среде говорили про тех, кто по не зависящим от них причинам заканчивал свой земной путь.

– Ну говори, с чем пришел, – хмуро сказал он, не желая терять лицо перед этим лохом, вздумавшим ему угрожать. Как же он его квартиру выцепил-то?

– Конечно скажу. Потолковал я со своими ребятами. Не хотят они на вас работать. Да и я, признаться, тоже не в восторге. Но если дело предложишь хорошее, то я попробую их уговорить. Только не уверен, что они согласятся.

– Это твое последнее слово?

– А ты какого ждешь? – придурковато удивился Матвей и как бы невзначай прицелился в лицо Мухи трубкой журнала.

– Я думал, ты умней окажешься.

– Зачем тебе думать-то, Иваныч? Ты передай мои слова Мамаю – и дело с концом. Войны между нами нет, а без взаимной любви мы как-нибудь переживем.

Упоминание про Мамая неприятно поразило. С этим фраером он действительно встречался по просьбе Мамая. То есть это он для себя так говорил, что по просьбе. На самом деле выхода у него не было. Муха вышел на волю всего полгода назад и оказался гол как сокол. Ни здоровья, ни знания новой жизни у него не хватало для того, чтобы замутить серьезное дело. Мамай – молодой вор, из скороделок, которого в другой ситуации он за стол бы с собой не посадил, – пригрел его из уважения к прошлым заслугам и давал кое-какие поручения. Так он добирал себе авторитета. Ну как же! Муха, старый вор, раньше известный на пол-Союза, ходит у него чуть ли не в шестерках. Осознавать это было горько и обидно. Но не шнурок же плести и заканчивать свои отношения с жизнью в ванной с отваливающимся кафелем! Вот Муха и держался при Мамае не то советником, не то порученцем, при этом сам предпочитая думать и другим намекая, что является при молодом вроде наставником или смотрящим по поручению старших, опытных и знаменитых воров.

– А вообще, мой тебе, Иваныч, совет. Бросай это дело и отправляйся на пенсию.

– Спасибо за совет. Лучше о себе подумай, – резко ответил Муха, но прежней уверенности у него в голосе не чувствовалось.

– Обиделся на меня? Зря. Это я так, просто по доброте тебе сказал. А там – как хочешь. И вот еще что. Если надо будет – я тебя сам найду. Или, если ты решишь моим советом воспользоваться, Мамая. Меня пусть не ищут. Да и не найдут. Я тоже решил отдохнуть. Прямо от тебя в аэропорт и – тю-тю. Египет, Кипр. Красота! Ну прощай, Иваныч. Может, и не свидимся больше.

Матвей поднялся с лавочки и легко зашагал по тротуару, беспечно помахивая журнальчиком. Молодой, здоровый, уверенный в себе. Муха проводил его взглядом. Обыграл его фраер, обставил. Повезло ему. Но везенье не может быть бесконечным. Муха умеет ждать, научили. Он подождет. Он подгадает момент. Потому что не хочет прощать страх, который испытал по его вине только что. Он будет следить за ним, как мать не следит за своим дитятей. Да, сейчас молодой его обставил, старого. Но не дряхлого. Какое вранье, что с возрастом чувства притупляются! Наоборот, Муха с каждым прожитым годом все острее чувствовал текущую вокруг него жизнь и людей, с которыми ему приходилось сталкиваться. Другое дело, что он научился не демонстрировать свои эмоции. А внутри у него полыхало и разгоралось чувство мести за только что пережитое унижение. И не имеет значения, что свидетелей этому не было.

Знай Матвей такие мысли – он вернулся бы и собственными руками придушил бы упертого уголовника. Но знать он их, конечно, не мог, как не мог знать и того, что меньше чем через девять месяцев этот разговор ему сильно аукнется. Сейчас он был доволен собой. И как тут не быть довольным, если он сам нашел, где живет Иваныч, вызнал, с кем тот работает, и так популярно все ему объяснил, что не понять может только законченный дебил. А впереди отпуск в Испании, куда он отправлялся не сегодня, как сказал Иванычу, а завтра рано утром, – все же давать на самого себя наводку довольно глупо.

11 января. Москва. 20 час. 50 мин

Борька сидел в ресторане и чувствовал себя очень неуютно. Да что там неуютно! Погано он себя чувствовал. Все началось прямо на входе. Солидный мужик в расшитом золоченой тесьмой кителе строго посмотрел на его куртку, джинсы, свитерок и строго спросил, к кому он идет. Борька от неловкости чуть сквозь пол не провалился. Хорошо хоть сумку свою догадался сдать в камеру хранения, а то был и вовсе вахлак вахлаком. Нервно теребя в кармане монетки, он ответил, что туда, в ресторан. Мэтр еще раз оглядел его и спросил, знает ли господин (ехидно так выговорил это «господин», что у Борьки зачесалась левая, рабочая, рука), какие у них тут цены. Борька не знал. Только догадывался, что цены тут крутые. Вместо ответа он сунул руку во внутренний карман и продемонстрировал пачку долларов. Пусть утрется, гад!

И гад утерся. Но не сильно, хотя такая куча деньжищ произвела на него впечатление. Не могла не произвести. Он посмотрел, как Борька сдает в гардероб свою куртку, как засовывает в тесный карман джинсов свои громадные деньги, и проводил его за столик в самом углу. Как Борька скоро понял, по здешним понятиям, это место было самое говенное, дешевка, куда запихивают второй сорт вроде него. Официант, правда, подлетел быстро, с угодливой улыбкой на сытой роже протянул книжку меню и упорхнул, пообещав через минуту вернуться за заказом. И ведь вернулся! Деньги чует. А скорее всего ему тот, в расшитом кителе, шепнул.

Борька хорошо поел и даже сто грамм принял, за весь день только и было во рту то, что купил на вокзале в Твери. Больше пить не стал и принялся осматривать зал, сыто выковыривая застрявшее между зубов мясо и попивая апельсиновый сок, который, если халдей не наврал, только что надавили из свежих апельсинов.

Народ в зал набивался нарядный. Мужики все в костюмах, у многих кольца-перстни на пальцах, дорогие металлические зажигалки, телефоны мобильные в карманах пиликают, а женщины с ними тоже не в рванье одетые, камешки в ушах сверкают, цепочки на шеях и каблуки чуть ли не в полноги высотой. Борька в своих джинсах тут не котировался и теперь понимал, почему его засадили за самый дальний столик, – нечего приличное заведение позорить. И так он ловил на себе не то любопытные, не то враждебные взгляды. Да еще и Матвей задерживается. Не зная, куда себя девать, он курил, пил сок и пялился по сторонам. Часто посматривал на часы и отмахивался от официанта, который как заведенный спрашивал, не надо ли чего-нибудь еще. Для себя он решил, что будет тут торчать до десяти. Потом возьмет с собой бутылку и пойдет устраиваться в гостиницу, номера которой были у него прямо над головой. На прощанье сунет мэтру рублей сто и скажет, где его можно найти на тот случай, если командир все же объявится. А нет – утром будет ему сам звонить.

А Матвей в это время колесил по Москве, отрываясь от намертво к нему прилипшего хвоста. Отъехав от дома на своей машине, он сделал вид, что не замечает потянувшейся за ним «девятки». Ну едут себе люди и едут, а то, что в одном направлении, это его вроде и не интересует. Мало ли в Москве попутчиков. Но те и не думали скрываться. Ехали чуть ли не тык в тык за его бампером и только что не целовали в зад. Внаглую. Просто давили на психику. И тогда Матвей решил их проучить. Выскочил на проспект Вернадского и дал газу. «Девятка» – за ним. Был тут один хитрый и плохо освещенный поворот на узкую дорогу, уходящую в жилой квартал. Там можно крутануться и выскочить хоть обратно, хоть на параллельную улицу или вообще затаиться на время, встав в ряд припаркованных у дома легковушек. А еще можно было резко тормознуть и поймать на задний бампер радиатор «жигулей». С вытекшим тосолом они далеко не уедут.

Но за баранкой «девятки» тоже не лох ушастый сидел. Классный водила. Дистанцию чувствует и район, по всему видно, не худо знает. Матвей еле в поворот вписался на большой скорости, тот – как приклеенный – за ним. Матвей по тормозам – передок ловить, а тот останавливается. А еще при свете уличного фонаря показалось, что мелькнула в том салоне рука с пистолетом. Ну нет, это уже совсем ни в какие ворота!

Матвей выскочил на проезжую часть, подрезал маршрутное такси и рванул в центр. Была у него запасочка, как говорится, домашняя заготовочка на крайний случай. Вот он, этот случай и пришел, кажется.

Въехал в промышленный район, время от времени посматривая через зеркало заднего вида за светящие ему в затылок фары «девятки». Достали уже. Хороший асфальт кончился, и начались набитые грузовиками колдобины. Сколько их тут не заляпывали, сколько ни латали, а все равно… Не жалея подвески, Матвей прыгал по кочкам и выбоинам и сумел-таки оторваться метров на сто. Маловато, конечно, но уж что делать.

Летом он хорошо поколесил по этому району. Во всех, кажется, закутках и уголочках побывал. Он решил расширить свою транспортную фирму и искал место. Переговорил с тысячей, наверное, самых разных людей. Посмотрел десятки помещений и площадок. Проверил все входы и выходы, въезды и выезды, охраняемые ворота и пути экстренной эвакуации. Он уже знал, как будут придираться чиновники к каждому метру, каждому посту и каждому огнетушителю, тыкая жадными до купюр пальцами в инструкции и приказы забытого года, когда придет пора подписывать документы на новый автопарк. Одними взятками да щедрыми угощениями дело не решишь – нужно и правила соблюдать. Потому что сегодня один, скажем, пожарный, а завтра вместо него придет другой и такое предписание накатает – мало не покажется.

Был тут небольшой проезд между заборами. Даже и не проезд, точнее, а проход. Шириной метра два, но на машинах там никто не ездил да и пешком-то ходили нечасто, разве что работяги, когда спешили в магазин за бутылкой, – так до палаток было ближе, хотя и грязнее. В основном это пространство использовали как помойку. Стоял штабель покрышек от грузовиков со стертыми протекторами, одна за другой тянулись кучи мусора, разбитые ящики валялись, использованные до последней возможности запчасти от автомобилей, раскуроченные аккумуляторы, еще какая-то дрянь. Время от времени все это прочищали, но в основном по весне. Зимой же снег прикрывал этот бардак, не делая его, однако, легко преодолимым. А уж на легковушке-то, кажется, его вообще никто даже не думал пересекать. Однако Матвей решил рискнуть. Ну проколет он, в крайнем случае, баллон. Подумаешь! Отгонит машину на ближайшую базу и за сотню, сунутую в руку сторожу, оставит ее там до утра.

Навстречу ему шел какой-то грузовик, и это тоже было кстати. Не притормаживая, он разошелся с ним, вильнул на дороге, уходя от визуального контакта с преследователями, выключил габариты и на малой скорости вполз в помойный проход.

Штабель покрышек был на месте. Стараясь не задеть его, Матвей как можно ближе прижался к бетонному забору справа и не рассчитал. Зубной болью раздался скрежет металла. Крыло накрылось. А может быть, еще и дверь заодно. Веселенькая прогулка получилась.

Матвей газанул и резко рванул влево рулевое колесо. Краем глаза он успел заметить свет фар сзади. Проскочили поворот, голубчики.

От удара стопка здоровенных покрышек пошатнулась. Теперь можно было не скрываться. Матвей включил дальний свет. Проход был виден во всей своей красе. Переключился на вторую скорость и, переваливаясь, как утка, двинулся вперед, чиркая днищем, проваливаясь, взбираясь наверх и снова проваливаясь, но неуклонно продвигаясь. Его машина никогда еще не подвергалась подобным истязаниям. А сзади на оставленные в грязном снегу следы одна за другой сыпались покрышки, перегораживая проезд. Теперь, чтобы его освободить, тем двоим даже при ударном труде потребуется не меньше получаса. А объезжать тут километра три, не меньше – это он проверил.

Раза два или три он чуть не застрял, но пронесло. Выскочив на проезжую часть он вдавил педаль газа в пол и рванул по дороге. Подвергшийся неслыханному издевательству кузов поскрипывал, но в целом вел себя вполне прилично. К сожалению, это вряд ли могли оценить милиционеры, для которых в это время начиналась самая результативная охота при помощи полосатой палочки и данным им законом прав, так что нечего было и думать ехать на этой машине в центр, где такие охотники стоят на каждом углу.

На его счастье, тут неподалеку был небольшой фирменный автосервис, где Матвей уже бывал. Народ там трудился хамоватый и до денег жадный, но от них, в конце концов, требовались не хорошие манеры, а умение качественно выполнять свою работу да язык держать за зубами. Такими вещами, как воровство из доверенных им автомобилей и замена пользованных, но еще хороших деталей на старые они, кажется, не грешили. Ну а большего и не надо.

Матвей заехал туда, без особого труда уговорил сменного мастера поставить машину в ремзону и сегодня же приступить к ремонту кузова и ходовой, после чего один из слесарей за сорок рублей отвез его к ближайшей станции метро, по пути выражая сочувствие – рихтовка двух крыльев, грунтовка плюс покраска должны были обойтись в кругленькую сумму, а еще были подозрения на повреждение днища, амортизаторов и Бог знает чего. Матвей отмалчивался, занятый другими мыслями. Его жизнь вступила в новую фазу. В фазу открытого противостояния.

Спустившись в метро, он на пару минут отвлекся от своих не самых радостных размышлений. Уже с год он передвигался по Москве исключительно на машине и успел основательно, подзабыть, как это проехаться на метро. Огромное, ярко освещенное пространство создавало ощущение праздника. Матвей даже подумал, что москвичи, часто и привычно пользующиеся подземкой, не осознают своего счастья; за удовольствие лицезреть подобную красоту в любом другом месте им пришлось бы выложить куда больше четырех рублей, которые они платят сейчас за проезд. Впрочем, мимолетное ощущение праздника сразу прошло, едва он чуть не «клюнул» носом в ухо толстухе в бордовой дубленке, от которой тянуло жуткой смесью пота и духов.

Вышел он на две остановки раньше. Хотя на первый взгляд оторвался он чисто, не мешало лишний раз проверить и ни времени, ни сил на это жалеть не стоило, хотя Борька, должно быть, совсем заждался и сейчас костерит его на чем свет стоит. Но ничего, подождет. По темным улочкам центра он прошел зигзагом, как заяц. Несколько раз останавливался, скрываясь в темноте, и проверял. Никто за ним не шел. Ловить машину на дороге не стал – мало ли чего. Подставы всякие бывают. Да и не хотелось сейчас случайностей. Одет он хорошо, даже богато. Он слышал про истории, время от времени происходящие в Москве, когда какие-то шустряки под видом таксистов-частников сажали в машину хорошо одетых граждан и раздевали их в тихом месте, а для того, чтобы гражданин не трепыхался, его аккуратно, или не очень, били по голове тяжелым предметом. Матвей прошел лишних полтора километра и взял такси со стоянки около гостиницы, увенчанное рекламой водки.

В зал ресторана он вошел, едва сдерживая нетерпение. Борьку он увидел не сразу. Тот со скучным видом сидел за дальним столиком и тянул шею, пытаясь рассмотреть происходящее на сцене, где две довольно легко одетые девицы не слишком удачно пытались петь дуэтом и при этом еще делать соблазнительно-эротические телодвижения.

– Что-то у тебя на столе пусто, – сказал Матвей, подходя к столику и усаживаясь напротив Борьки, который при виде его радостно улыбнулся.

– А я уже уходить собрался.

– Что, и не дождался бы?

– Я хотел тут же, в гостинице, – Борька показал пальцем на потолок, – номерок снять. А швейцара на входе предупредить.

– Логично. Остается надеяться, что я бы догадался. Слушай, есть охота. Тут такие запахи… Ты как?

– Да вроде поел уже. Если только чуть-чуть, за компанию.

– Святое дело за компанию, – проговорил Матвей, жестом подзывая официанта. Привычно быстро сделал заказ, попросил поторопиться и спросил у Борьки, опять отвлекшегося на сцену: – А ты каким ветром в Москву? Ведь я же тебе дома сказал сидеть и носа тут не показывать.

– Так получилось… Короче, наш мент сегодня ко мне привязался. Просил зайти. Я подумал, что это в связи с этим… Ну… Вот и рванул оттуда. Хотел сначала в Питер, а потом решил сюда махнуть. Как-никак столица.

– Ну и правильно решил. Ситуация поменялась, и ты мне нужен здесь.

– Что случилось?

– Случилось, блин… – Матвей крутанул головой, как будто ему стал тесен ворот рубашки. – Наезжают на нас. Круто наезжают. – С прищуром посмотрел на Борьку и спросил: – Чего скуксился? Очко играет?

– Не то что бы. Разогнался красиво пожить немного – не вышло. Жалко.

– Поосторожней надо с красивой жизнью. Один тут пожил уже красиво. Идиот.

– И что? – напряженно спросил Борька.

– Да то! Сорвался с моста вместе с любовницей. Пьяный. Нас всех подставил. Теперь из-за него отдуваемся. Еще кровью придется умыться.

– А что хоть произошло-то?

Матвей зыркнул по сторонам и наклонился над столом.

– Наехали на нас. Круто наехали.

Кожа на скулах у него натянулась, а глаза в этот момент были бешеные.

– Кто наехал?

– Блатные. Урки. Сначала доли требовали, а теперь все взять хотят. Вместе с жизнями, похоже. А пока решили поиздеваться. Козлы! Прессуют. На психику давят.

Официант подлетел к ним и принялся шустро расставлять на столе тарелки.

– Еще что-то хотите? – спросил он. – Есть отличный коньяк.

– Если есть водка прохладная, дай нам грамм по сто пятьдесят. Под горячее хорошо пойдет, – сказал Матвей, беря вилку и подцепляя кусочек лососины. Официант убрался, и он продолжил: – В общем так, Боря. Сегодня переночуй в гостинице. Да и я с тобой тоже ночку проведу. Завтра снимай квартиру и собирай группу. Троих на первый случай хватит. Я тебе дам телефон. Завтра вечером, когда закончишь с жильем, позвонишь. Обеспечу вас стволами. Мы им покажем, где раки зимуют и как они на кладбище ползают. Раком.

11 января. Москва. 23 час. 20 мин

Муха болел. Опять ломило грудь и донимал кашель. Он наглотался таблеток и приложил к груди грелку с горячей водой. Вроде отпустило. Хотелось забраться под одеяло и заснуть, а перед этим тяпнуть полстакана водки – и для согрева, и как снотворное. Врачи вообще рекомендуют спиртное. Не ужираться, конечно, каждый день, а так, понемногу. Он сам читал в журнале «Здоровье». Там прямо так и написано: до ста граммов в день. Профессор какой-то написал. Теперь Муха часто читал такие статьи. Не про водку, а про болезни. Пятьдесят три – это возраст. По осени какая-то деваха уступила ему место в автобусе, когда он ехал в поликлинику. Совсем за старика приняла. Ну и то сказать – жизнь у него была не сахар. Пять ходок, в общей сложности двадцать четыре года у хозяина гостевал. Мордовия, Чувашия, Казахстан, Вологда… Сразу всего и не упомнишь. И замерзал, и от голода загибался, и бит был неоднократно. Раза два думал, что все уже, оттоптал землю. Но нет, жив пока. Многие из тех, кто рассчитывал побывать на его похоронах, сами лежат в земле. Мишка Жгут, например. В семьдесят шестом наладился зеленую тропить. Как раз по весне дело было. Снег уже почти сошел, а мошки еще нет. В лесу красота. Листочки зеленые, птицы чирикают. Взял с собой Мишка двоих. Один коровой шел, ходячими консервами. Вторым должен был с ним как раз Муха идти. Молодой тогда был, горячий. Где-то не сдержался и попал в БУР (барак усиленного режима). Мишка ждать не захотел. Ну, понять его можно. Самый сезон. Через две недели в тайге не вздохнуть – мошка с ума сведет. А тогда обидно было, что дружок его не дождался. Ну и рванул Мишка. Да по глупости сунул конвойному пику под ребро. С автоматом ему поиграться захотелось, что ли? С оружием-то в лесу, конечно, спокойнее. Да и маршрут был неблизкий. Только одного Мишка не учел: разозлились на него краснопогонники. Сильно разозлились. И через семь дней покрошили всех троих из автоматов, после чего привезли в зону на вертолете – показывать. Это чтобы другим неповадно было.

Или Луховицкий. Был такой опер в Москве. Два раза брал Муху. А уж допрашивал – без счета! Все говорил, что, мол, сгниешь ты на зоне, гражданин вор Мухин. Вроде как подписывался это обеспечить. И что получилось? Сгорел от рака опер Луховицкий. Пять лет назад и закопали под одиночные выстрелы из автоматов. А ведь молодой был. Сорока, кажется, не было.

Гоша Тбилисский. Красивый грузин. Рост под два метра, весь – от горла до пояса – в наколках и черных волосах. Бабы его без памяти любили. Большой был специалист по замкам. А как песни пел! Со своей бригадой кочевал по городам Союза. За неделю-другую умудрялись обчистить до десятка квартир. Пока их в одном городе ищут, они уже в другом, за пятьсот километров. Сорвался с крыши, когда уходил от вневедомственной охраны, после того как нарвался на квартиру с сигнализацией. Наводчица лопухнулась. Гошу хоронили в Тбилиси. Много людей приехало, красивые были похороны. Может быть, самые красивые из всех, что Муха видел.

Еще один Миша. Дроздом кликали. Татарин из Казани. Улыбался так, что его редкие зубы видны были все до последнего. Специализировался на угоне машин. На зоне соорудил самогонный аппарат. Полгода не могли найти. А искали люто. Как раз была горбачевская перестройка, и с пойлом боролись повсеместно. Потом – слух такой был – кум поставил аппаратик у себя дома. До сих пор, поди, стоит. А Дрозда застрелили свои же – два года назад на разборе под Жигулями… То есть под Тольятти, где эти машины делают. Чего-то там не поделили из-за машин.

Муха прислушался к собственным ощущениям. Грудь, кажется, отпустило. Да и кашель пропал. Надо бы в баньку сходить, попариться. В настоящую, русскую. С веничком, с эвкалиптовыми каплями. После бани у него по неделе – по две не было изматывающего, взахлеб, кашля и грудь не ломило.

Нет, водки надо выпить. Какие-то дурацкие воспоминания пошли. Все о смерти. Хотя кто-то сказал, что удел живых – вспоминать мертвых. Это точно. Вон, кого ни возьми, все вспоминают то Сталина, то царя Николашку, то Христа, который хоть духовно и жив, но телом-то умер. Или что-то там говорили, будто тело его не нашли? Этого Муха не помнил.

Крепился и не пил он потому, что ждал своих пацанов. Ну пусть не совсем своих – их Мамай дал, но сейчас они под ним и пашут на него.

Он встал, подошел к холодильнику, достал початую бутылку водки и плеснул в рюмку. Постоял, взвешивая ее в руке, шумно выдохнул и выпил одним большим глотком. Закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Раза четыре его прихватывала язва, и он до сих пор со страхом ожидал возвращения боли. Кто-то когда-то сказал ему, что как раз от водки-то язва и бывает. Врачи вроде по-другому говорят, но страх остался.

С неделю назад к нему приехал старый его знакомец Руслан. Богатый, на «мерседесе» прикатил. Лет шесть назад они соседствовали на койках в лагере. Друзьями-приятелями не были. У того свои земляки, у Мухи свои. И интересы разные. Но и не враждовали, хотя чеченов на зонах и не любят. Заносчивые, злые, чуть что – сразу за ножи хватаются. Слова им не скажи, хотя в тех местах со словами вообще строго. Руслан попроще других был, а может, просто поумней. Не торопился врагов размножать. Приехал хорошо, достойно. Шестерок своих с собой не потащил, внизу оставил. Один только помог ему поднять сумку с угощением. Тяжелая сумка, вдвоем не съесть. Сидели долго, часов пять. Повспоминали старое, покачали головами. Потом Руслан сказал, делая скорбное лицо:

– Горе у меня. Брата убили.

– На войне, что ли? – без особого интереса спросил Муха. Ему все эти чеченские дела не нравились. Ну надумали бунтовать – получите. А что хотели? И так денег столько наворовали, что карманы лопаются. Бедные-несчастные, а как ни посмотришь – все дома у них каменные и в каждом по машине стоит, а то и не по одной. Беженцы – Муха по телевизору видел – большинство в коже. Даже старухи в кожаных куртках. Поди-ка русаков из деревни выгони! В польтах чумовой расцветки, которые еще при колхозном строе куплены, да в куртенках болоньевых. Кирпичные дома-то только у богатеев новых, а по деревням все сплошь деревянные.

– Какая война, Вась? Наш тейп мирный, мы не воюем. Тут убили. Его племянника убили, дядю его младшего. Много наших. Прямо в самолете.

Муха насторожился. Газет он не читал, но по телевизору про это дело много трендели. Он даже позавидовал тем фартовым парням – хорошо дело провернули. Лихо. На такое не только решиться надо. Одна придумка чего стоит! И как только они умудрились на самолет столько оружия пронести?

– A-а, слышал что-то. Так это твоих, говоришь, положили?

– Убили, брат, убили! Такое горе! Родители плачут. Отец на кинжале поклялся, что найдет убийц. За что – главное? Ты мне можешь сказать? Я не понимаю. Это же беспредел.

– Сочувствую, Руслан. Давай за упокой их души.

– Давай выпьем. Давай. Ты знаешь, я с тобой – как с братом. Я про тебя дома рассказывал. Когда хочешь приезжай – тебя встретят как дорогого гостя. Давай. Пусть им там будет хорошо.

Муха выпил и ел богатые закуски. Ему было хорошо. И не только от выпитого. Вот пришел к нему человек. С уважением пришел. Поделился своим горем. Верить этим красивым и длинным словам… Нет, он не очень верил. Гость, брат… Какие они братья? Для них семья главное. За своих они горло перегрызут. И самым натуральным способом – просто вцепятся зубами в глотку и не отстанут, пока дух не испустишь. Хотя и таких тоже обламывали.

Руслан быстро зажевал выпитое, активно двигая черным от суточной щетины подбородком, и опять заговорил.

– Вся семья собралась. Все родственники. Старшие так сказали. Мы этих гадов должны найти. Значит, и я должен. А что я могу? Я чужой тут, в Москве. Гость. Слушай, почему тут так гостей не любят? Ну вот приехал бы ты к нам. Ну? Разве тебе кто слово сказал? Живи, пожалуйста. Хочешь дом строить? Строй! Хочешь работать? На! Работай сколько влезет! Почему в Москве не так?

Муха имел, что ответить по этому поводу. В другой раз и другому человеку сказал бы, как в лицо плюнул: «Достали потому что!» Может быть, лет десять назад так вот и сказал бы. Но не сейчас.

– Столица, чего ты хочешь, – дипломатично ответил он, сворачивая дулей луковые перья и опуская их в солонку.

– Ладно. Пусть столица. Все равно у нас тут есть… – Руслан кашлянул, видно закуска попала ему в дыхательное горло. Вытер губы тыльной стороной руки. – Вот все говорят: «Чеченцы, чеченцы!» А что чеченцы? Вот я тебе скажу, послушай. Старики собрались и решили. Вот смотри! Собрали деньги по кругу – сто тысяч долларов! Кто сколько мог дали. Это все тому, кто верно укажет на тех, кто убил Аслана.

Муха заинтересовался. Сто тысяч – большие деньги. У него самого таких денег отродясь не было. Хотя и получить их шансов не было. Но – заинтересовался. Просто из азарта, из интереса к такой куче деньжищ. В случае чего можно с Мамаем перетолковать, с другими авторитетами. Если есть тема для разговора, то отчего не поговорить?

– Да как же ты их найдешь? – пряча интерес, спросил он и добавил: – Ведь их и менты ищут, и контора тоже.

– Пускай ищут! Найдут – их деньги будут. Пускай только найдут!

– И ты что, думаешь, они их тебе отдадут?

– Отдадут! – горячо сказал Руслан, тараща глаза. – За это я еще денег дам.

– Много?

– Сколько скажут! Все с себя сниму! «Мерседес» свой отдам. Но я их найду! Вот солью тебе клянусь, – Руслан прихватил из солонки щепотку и потряс ею в воздухе. Потом отряхнул пальцы и полез в карман пиджака. – Вот, смотри.

Он небрежно отодвинул закуску в сторону и разложил на столе несколько листков с неживыми портретами-фотороботами.

– Это я купил в милиции. Столько денег заплатил… A-а! Деньги мусор! Видишь? Вот они все. Смотри. Даже женщину с собой взяли. Это люди, а?

Муха черенком вилки подвигал синтетические изображения; трогать такие картинки, которые неизвестно где окажутся, он не дурак. Ему лишних «пальчиков» не надо.

Изображения были такими, что по ним чуть не половину Москвы можно переловить. Конечно, по сравнению с теми, которые делали в милиции еще лет десять назад, изменения видны. Теперь они все на компьютерах делают. Но все равно – не фотки, а роботы. Неожиданно одно лицо показалось ему знакомым. Очки, конечно, мешали. И рот маловат. Но этого человека он знал! По крайней мере видел. Неужели кто-то из своих? Вот это хохма! Ну да Руслану он этого не скажет. Хотя деньги, конечно, солидные…

И тут его как током ударило. Аж передернуло.

– Ты что так? – чуть театрально всполошился Руслан. – Нехорошо тебе? Скушал несвежее? Что ты ел? Я им сейчас все дела поотрываю. Говорил же, к уважаемому человеку пойду. А? Или ты узнал кого? Говори, Вася! Как брата прошу! Аллахом клянусь!

– Нет, ничего. В спину ступило. Застудил. Помнишь, как в холодную меня волохали? Вот там, может.

– Ну, помню. Конечно помню! Слушай, ты ко врачу обращался? У меня хороший врач есть. Очень хороший. Давай я тебя к нему свожу. Хочешь – прямо сейчас! Я позвоню, и он все для меня сделает. Массаж сделает, мази, шмази. Все, что надо.

– Не надо. Отпустило уже. Ты знаешь, оставь мне эти фотки. Покажу людям. Может, признает кто. Только это… Что мне по поводу денег говорить-то?

– Деньги будут! Сто тысяч.

– А если голову принесут?

– Лучше живого. За каждого живого еще по пятьдесят. За мертвого половину. Я их сам разорвать хочу.

– Это понятно, – проронил Муха, разливая водку по рюмкам. – Поспрашиваю.

– Спроси! Не пожалеешь! Вот, на тебе. – Руслан выдернул из кармана пачку долларов в бело-желтой банковской бандерольке. – Плати своим людям сразу. Пускай ищут. Я знал, что ты мне поможешь. Ты мне друг, я знаю. Хочу за тебя выпить…

Цель появления у него Руслана стала предельно ясной. Не уважение он пришел оказать, не по дружбе, а на дело подвязать. Худо-бедно Руслана он знал. Если бы хотел просто отомстить убийцам брата, то искал бы, землю рыл, по Москве рыскал. Всех своих нукеров на ноги поднял бы. Это он, наверное, уже и так делает. Только не стал бы он своему старому знакомцу по киче деньги предлагать. Да еще такие! Это значит, что дело не только в мести, не только в их кавказских обычаях. Тут замешаны деньги, и очень большие! Намного больше тех, которые Руслан сейчас вынул из кармана. Но самое главное, что Муха узнал типа в очках. Это тот самый наглый Матвей, Митек поганый, который по весне еще подловил его около подъезда. Ну что ж, пришла пора сквитаться. Земля круглая – встретились.