Текст книги "Там, за поворотом [СИ]"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

***

– Зая! Чего ты так испугался? – Тычиночка, лапушка моя ненаглядная, всё понимает. Мы сидим на бережку в кустиках и поглядываем на посёлок, что сейчас от нас за рекой. Признаюсь, далековато до него и мало что видно.

– Понимаешь, тут совсем по-другому люди живут. Хочу сначала присмотреться, а уж потом им на глаза показываться, чтобы не попасть впросак.

Наблюдаем дальше. Тростниковые крыши имеют коническую форму, что заставляет предполагать здешние жилища в том, что форму они имеют цилиндрическую. Почему предполагать? А потому, что всё загорожено высокими плетнями, то есть видимые фрагменты стен коротки и затенены сильно выставляющимися свесами. Свесы эти намекают на дождливый климат.

Я считаю дни, проведённые в дороге, прикидываю скорость лодки и извилистость русла – хочу понять, далеко ли от тропиков нас занесло? По всему выходит, что далеко. Да и характер леса тут вовсе не тропический – напоминает обычную среднюю полосу. Одет же местный народ в набедренные повязки, а вот тканые они, или из шкур, отсюда не разобрать. Среди тех, кого удалось увидеть, ни в ком я не заподозрил женщину, так что их форма одежды всё еще не установлена. Но мужчины смуглые, сухопарые и всё время перемещаются. Копий в их руках не видно. Волосы носят длинные, где-то до плеч. Но никаких кос не видно – свободно свисающие лохмы, перетянутые ремешком вокруг головы.

Не стану утверждать, что нынче уж особенно жарко, тем не менее, люди одеты так, чтобы ни в коем случае не вспотеть. Вот группа охотников вернулась с добычей, вот отошёл от берега чёлн с рыбаками – ставят сеть. Вот кто-то что-то тащит прочь от построек. Купающихся детишек не видно. Иногда то там, то тут заметен дым костра.

Признаков систематической планировки в селении нет, зато заборов много. Не один общий, вокруг строений, а вроде как, участки огорожены. По другую сторону селения тянутся поля.

Одно из зданий крупнее остальных.

Увиденное для меня – признак наличия здесь структурированного общества. Большая хижина может быть и храмом, и дворцом вождя, и общественным сооружением. Соваться туда с бухты-барахты не хотелось бы. Это не крошечное лесное племя, которому я способен достойно ответить на проявление недружелюбия. Здесь явно просматривается нечто организованное.

Примерно так я и объяснил свою нерешительность девчатам. Фая, побывавшая здесь лет десять тому назад, ничего толком к результатам наших наблюдений прибавить не смогла. Она в ту пору была ещё маленькой девочкой и ни у кого никаких опасений не вызвала. Иногда в таких посёлках её кормили, иногда – прогоняли. Хижины тут действительно круглые и в холода посредине в них горит костёр. Женщины, в основном, тучные и проворные в работе. Одни добрые, другие злые. Мужчины в дома приходят только на ночь, а остальное время где-то что-то делают. То есть, информация довольно скудная.

Картинка начала более-менее вырисовываться, но следить за посёлком мы продолжали издалека. Понимаете, после попытки насадить меня на копьё, предпринятой обычным лесным охотником, я крепко задумался о том что, отправившись путешествовать по древнему миру со всем семейством, повёл себя, словно турист своего времени, купивший тур куда-нибудь в истоптанное отдыхающими место. Обычаи охотников, среди которых прошло моё детство настроили меня чересчур благостно.

Невольно вспомнились впечатления европейцев от встреч с дикими народами на островах Тихого Океана. Туземцы воспринимались как наивные дети природы, лишённые всякого налёта цивилизации. Добрые, отзывчивые, доверчивые. Настолько не понимающие, что что-то может кому-то принадлежать, что даже какие-то острова назвали Воровскими. Их жители тащили всё, что не приколочено, искренне полагая себя в праве взять то, чем сейчас никто не пользуется.

В подобных условиях и прошло моё детство. Мышление к этому приспособилось и привело к проявлению недальновидности. А ведь известнейший турист древности Александр Македонский сумел ознакомиться с достопримечательностями Египта и Вавилона только благодаря предусмотрительно прихваченной в дорогу фаланге.

Хорошо, что оказавшись на границе, разделяющей миры, я задумался. А то бы мог и сам влипнуть, и девчат своих подставить. Всё. Дальше не идем. Понаблюдаем издали, и вернёмся. Продвигаться дальше без сильной дружины нельзя, а собрать в наших землях воинство для подобного похода… не представляю себе, как это сделать. Надо искать другой вариант ознакомления с соседними землями.

***

Наблюдения за посёлком мы вели скрытно – уж это-то делать у нас умеет любой. Однажды слышали большой шум: били барабаны, через реку до нас докатывались многоголосые вопли. На другой день куча народа вывалила на поля и принялась за уборку урожая. Инструментов разглядеть не удалось, – видели только, что женщины (действительно, много толстух) работают в наклон. Видимо жнут серпами. Мужчины таскали снопы, составляли их на просушку. Длилось это довольно долго, недели две с перерывами на два коротких ливня.

Вверх по реке, туда, откуда мы прибыли, не прошло ни одной лодки, зато сверху, вслед за нами – целых четыре долблёных челнока с парой лодочников в каждом. Три ушли дальше, не заворачивая в селение, а один пристал к берегу, да так и остался там. Не приметил, чтобы из него что-то выгружали, и в воде он сидел, как пустой.

Однажды группа из двух десятков мужчин ушла цепочкой вглубь берега. Похоже на военный отряд, потому что у каждого, кроме копья, на поясе висела палица. А вот щитов ни у кого не было. Да и поклажи ни на ком не приметили. Много раз наблюдали за рыбаками, ставящими и выбирающими сети. На нашем берегу они ни разу не высаживались, и вообще, реку никто не переплывал. Охотники уходили и приходили. Парочки уединялись в зарослях, дровоносы таскали вязанки хвороста.

Женщины редко показывались из-за плетней. Одеты они были в длинное платье, кажется, тканое. Или из хорошо выделанной кожи. Повторюсь, мы наблюдали издалека, из-за реки. Раз были похороны. Покойника, во что-то завернутого, отнесли к кромке леса и там закопали. В процессии присутствовало много людей, но события разворачивались далеко, да ещё и селение многое загораживало.

Мы просидели на одном месте около месяца, почти ничего не увидев и почти ничего не поняв. Охотились, собирали орехи. А потом, лунной ночью отправились в обратный путь. Проникать в цивилизованные области, приехав туда, как в гости, я так и не решился. Надо было искать иной канал информации.

Зачем мне понадобились сведения подобного рода? А затем, что случись контакт между нашим дикарским миром и этой, пусть примитивной, но цивилизацией, и организованность обязательно возьмёт верх. Это подтверждено всем ходом развития истории. Так вот, не хочу я оказываться внизу, и родичам своим не желаю.

Хм. И жёнушкам моим хватит уже расхаживать праздными. Даёшь демографический взрыв в отдельно взятой семье. Вот доберёмся до дому, и возьмусь я за этот вопрос.

Глава 6. Про городок

Дома всё шло своим чередом. Селение Тупой Бычок готовилось к очередной зимовке. Заготавливалась провизия на то время, когда сюда соберутся охотники окрестных бродячих племён – они охотно проводят холодное время в тепле и сытости. Мы тоже им рады и всегда готовим массу развлечений, чтобы гости наши не скучали. Сани для подвоза известняка, камня, дров. Размеченные под валку участки леса, инструменты для обтёсывания неподатливых лиственничных стволов. Обо всем этом следует заблаговременно похлопотать.

Почему-то споров о том, что приют и кормёжку нужно отрабатывать, не возникало ни разу и ни с кем. Зовёшь к ужину – приходят. Поручаешь дело – делают. Объясняешь – понимают. Гигиенические требования тоже выполняют без скрипа. Видимо, Его Величество Прецедент сработал: если так уже было, то и дальше не следует отступать от порядка, следуя которому все остались живы.

Что за работы у нас такие? Строимся. Возводим оборонительно-жилой комплекс, так сказать. Параболический профиль цельнокаменных сооружений неплохо себя зарекомендовал. Варианты с девятиметровой "палаткой", шесть по горизонтали и девять по вертикали, а также с башней восемь на восемь шестнадцатиметровой высоты, оказались жизнеспособными. Теперь мы строим из этих элементов замкнутый квадрат с башнями по углам и в середине стен. Вроде как крепостицу возводим.

Нет, насчёт оборонительного значения этого сооружения я никому даже не намекал. Подчёркивал удобство закрытого от ветра двора, разумность компактного размещения подсобных помещений и на разные другие мелочи напирал… хотя, аргумент "подслушал духов" вообще снимал любые вопросы.

Первый этаж мы строим не из пемзы, а из обычного камня. Он, конечно, тяжелее, но зато возить его намного ближе. Внутренняя сторона стены внизу вообще идёт вертикально, только наружная её поверхность имеет лёгкий "завал" внутрь. Никаких окон или дверей в этой части постройки нет – сюда можно попасть только из башен, в которых имеются и двери, и лестницы.

Второй этаж жилой. Пол здесь прочный, сложенный из сплошных лиственничных брусьев, лежащих концами на стенах. Печки, застеклённые окошки выходят на внутреннюю сторону, на подворье. Вход сюда тоже из башен.

Третий этаж, а там довольно узко – сплошной коридор, идущий сквозь башни и стены замкнутым квадратом. Здесь очень много узких окошек, смотрящих и во двор, и в сторону окружающей местности. Кто ещё не сообразил – это бойницы.

В башнях, что красуются в центрах стен, расположены проходы и на окружающую местность, и в охраняемое пространство, и в "стены" А вот в угловых сооружениях на первый этаж кроме как со второго, спустившись по лестнице, никак не проникнешь. Здесь, в каменных мешках, будут кладовые.

Если брать в расчёт только жилые помещения, то восемь казарм размерами пять на девять позволяют просторно разместить в сумме двести пятьдесят человек на крепких двухъярусных нарах. Немного, полагаете? Так я же сказал "просторно". Чтобы как в плацкартном вагоне. А при случае и в столовых можно многих устроить, и в больничной палате… не приведи Господи! А пока спланированных объёмов нам хватит. В будущем хватит, когда завершим постройку. Пока же работы ведутся без поспешности, и даже первый, цельнокаменный, этаж не вполне ещё замкнут.

Забавные случаи происходят подчас:

– Вождь и Великий Шаман Степенный Барсук, дай мне взрослое имя! – Рябчик припёрся не вовремя. Мы с Тычинкой в прохладной мыльне надраили друг друга до скрипа и как раз занимаемся продолжением рода, а тут прямо под руку! Ну, не под руку… ну, не важно.

– Ты чего это в такую даль отправился за именем? Неужели поближе Говорящего с Духами не нашёл? – понятно, что я недоволен.

– Сизая сказала, что не пойдёт за меня, пока именно ты не назовёшь меня пристойным назвищем.

Нет, ну каков наглец! Всё очарование момента распугал!

– Вымойся сперва, а то всю жизнь проживёшь Вонючим Хорьком.

Уфф! Отстал.

***

Файка уже в тягости, правда, по внешности этого пока не видно. Но до дела честного интерес заметно потеряла. Мы с Тычинкой её первую намыли и отправили чайку заварить, чтобы не вертелась рядом и не подсказывала чего и куда. Вот теперь сидим в тенёчке, кипяточек сёрбаем. Рябчик, куда от него деться, тоже от нас не отстаёт. Помылся, уселся рядом и дождался, чтобы и ему налили. Смотрит верным собачьим взглядом, ждёт имени. А у меня к нему душа не лежит: хоть к прозвищу, хоть к его будущему носителю.

Последние, думаю, тёплые денёчки – лето на осень поворачивает. Чуть побледнело небо, отяжелела на деревьях листва, не так ярки цветы – у них нынче спокойный деловитый вид.

Вдруг гостюшка наш вскинулся и прямо как был, с одним полотенцем вкруг чресел, чкурнул куда-то и с глаз пропал. Хм. Зато Карасик появился с братьями, сделал нам ручкой – и в мыльню. Жёны мои Карасика любят. Фая сразу в чайник воды долила, и в топке подшуровала, а Тычинка полезла в корзинку за орешками.

Едва парни скрылись в проёме моечного помещения, Рябчик откуда-то выскочил, собрал свои одёжки и был таков.

Забавно. Можно, конечно, порасспрашивать, а можно и порассуждать. Нет, лень думать.

– Фай, а чего это Рябчик от Карасика бегает?

– А чтобы по морде не получить. Бьют его братья каждый раз, как увидят. Не смертным боем, до юшки только, но всегда.

– Надо же! Страсти какие! Отчего же так? Ведь добрейшие ребята эти Стрижи!

– Это после того, как ты ему по заднице мешалкой надавал. Ну, Карасику. Помнишь?

Помню, конечно, хотя уже два с лишним года прошло с той истории. И помню, что Рябчик тогда злорадно зыркал в мою сторону. Не иначе, кому-то мстил. Мне? Незачем это ему. Не видел он от меня худа ни до, ни после. Соперничество из-за девушки? Так они тогда оба еще могли быть не готовы к этому чисто физиологически – оба мои ровесники, а я в те поры… хотя, это ведь индивидуально для каждого получается – по срокам созревания.

За что можно было таить злобу на товарища детских игр? Да ещё такую, чтобы послать того на верную смерть – сразиться со мной?

Карасик, конечно, вспыльчив. Но взрослеет потихоньку, привыкает сдерживать порывы мятежного духа своего. Однако, в прошлом могло случиться между мальчиками всё, что угодно. Честно говоря, раскапывать дела прошлые мне откровенно не улыбается. Подумаю-ка я о грядущем. У меня тут объявился злопамятный человечек, осторожный и предусмотрительный. Кажется, хитрый и, похоже, коварный. Люди с доверчивой душой от таких завсегда страдают. Парни с добрым сердцем и верой в людей – это прекрасно – с такими любую кашу можно и заварить, и расхлебать. А вот страдальцы здесь мне не надобны. Отсюда вывод – больной зуб необходимо удалить. Пакостников сразу гнобить следует, иначе продыху не будет от злобы людской.

***

Мы как раз вывели нижний этаж пятой башни, когда Рябчик снова объявился:

– Так, эта, Вождь и Шаман Степенный Барсук! Придумал ты мне взрослое имя?

Знал я, что он обязательно припрётся – есть же такие приставучие люди!

– Пойдём, потолкуем, – отвечаю. Как раз отмыл руки от известкового раствора и накинул поверх рубахи жилетку.

Вышли мы к мосткам на реке, тут нынче безлюдно. Сели, свесив ноги.

– Так вот, Рябчик! Не говорят о тебе духи ничего. Не знают они о тебе, не ведают.

– Так ты им расскажи, – напирает на меня собеседник.

– И что я им расскажу? Чем ты таким особенным знаменит, чтобы привлекать к тебе внимание существ весьма занятых?

Молчит, понял, видать, что ни напором, ни улещением меня не взять. Стушевался парень.

– Так вот, есть для тебя большое нужное дело. Коли совладаешь с ним, тогда – другой разговор будет. А коли нет – так нет.

Молчим. Чую, кипит внутри у подростка, но привычка прятать чувства в нём сильна. Воздерживается от выражения чего-либо, только ёрзает и хмурится.

– Так что делать-то надо? – прорвало наконец.

– Лодочники зерно с юга привезут. Сговорись к кому-то из них в помощники. Съезди до самого дальнего конца в чужедальные земли, перезимуй там и вернись, как снова придёт пора в наши земли идти. А потом придёшь ко мне и расскажешь обо всём, что по пути встретил, как люди живут в тех краях, кто вождь у них, кто ему помогает? Чем больше расскажешь, тем имя твоё будет сильнее.

– Нынче начало осени, а обратный путь будет мне только в средине весны. А как Сизая за другого парня пойдёт? – торгуется вербуемый мною агент.

Пожимаю плечами. Не буду я цену набавлять.

Так и разошлись. Ничего мне юноша не ответил. Сколько он маялся сомнениями, не знаю. А только, когда через месяц с четвертью шли мимо Тупого Бычка лодки на юг за зерном, в одной из них этот самый Рябчик уверенно орудовал веслом.

***

Вторая половина лета и начало осени в наших лесных краях самое благостное время. Вода в реках спокойна, гнуса значительно меньше, ягоды, орехи поспевают. Солнце ещё ласково, но уже не ярится. Рыбка ловится, зверь бьётся – приволье охотнику. На этот период и выпадает максимальный наплыв туристов к нам в Тупой Бычок. Наши северяне группами и поодиночке, а то и семьями, наведываются посмотреть на град диковинный. Кое-кто желает принять участие в его возведении. Опять же ко мне, шаману, у людей разные дела… ну, бородавки там, или совет по жизни нужен. Скажем, куда дитятю в обучение отдать: в керамики к Грозному Рыку? В охотоведы к Мягкому Шагу? В лесоводы-огородники к Тихой Заводи? Или к Одноногому Лягушонку стёкла варить?

Шучу, конечно. Но не без причины – складываются потихоньку научные школы. Это когда сначала мастер нескольких учеников наставляет, а потом эти самые ученики и того мастера и товарищей своих обставляют и подвергают нелицеприятной критике за пристрастие к традиционным технологиям, когда они тут уже вон чего наизобретали. Ну а я по своей, по духовной части стараюсь всячески способствовать культурному обмену. Наставляю, так сказать, назидательно. Мастеров восхваляю и за новые придумки, и за выучеников толковых. Тот же Тугой Пучок врачебному делу жизнь посвятил и перестал по ночам терзать свой бубен, призывая духов. Он в это время рецепты записывает и симптомы описывает. Да не в одиночку – вожди бродящих вокруг племён прислали учеников, чтобы научились раны перевязывать, да хвори изгонять.

Городок наш притягивает народ, словно мёдом намазанный, так что каменщицкие фартуки и рукавицы у нас для дорогих гостей завсегда наготове. Пока женщины и дети занимаются собирательством, мужчины кладут стены. Ну и разговоры разные разговаривают. Вожди любят вечерком погонять чаёк под навесом. Тут тихо шуршат во множестве развешанные над головой веники, а вязанки дров, сложенные на полу, на каждое движение сидящего на них мужчины, отзываются хрустом, как и пристало добропорядочному хворосту. Кроме наших, загорских северных глав племён, к нам присоединился и Рокочущий Гром из местных. Речь сегодня не о жилье и не о еде. О душевном глаголем. О том, каким словом что называть.

– Перо, вот у тебя в племени, есть роды? – это Тёплый Ветер спросил старейшину Плывущих Селезней.

– Нет, Ветер. Мы сами-то чуть больше, чем правильный род. Нас, всех, кто за горами, вроде как отдельными племенами живёт, по количеству людей и на одно нормальное племя не хватает. Хотя, с другой стороны, не родственники мы друг другу и деток наших можно между собой женить. То есть, Селезням и с Ласточками и с Бекасами и с Барсуками удобно рядом обитать, потому что мы не племя, а союз, как Зайка говорит. Слышь, Зайка, растолкуй, что это ты под словом таким подразумеваешь? А то мы уже и привыкли к нему, а про что оно, всяк по своему думает.

– Союз, это когда помогают люди друг другу, выручают и защищают, – для меня это определение очевидно, а вот для вождей в нём содержится нечто странное. Они запускают пятерни в бороды, скребут затылки, недоуменно переглядываются.

– Непонятно, – наконец решается высказаться Сидящий Гусь, сменивший на посту старейшины погибшего в битве на перевале Острого Топора. – все испокон веку так и живут, как ты сказал.

– Рыбы жили иначе, – вмешался Жалючая Гадюка.

– Рыбы – выродки, – встрял Рокочущий Гром.

– Тем не менее, выродки тоже встречаются по нашим Солнцем, – "закруглил" обсуждение Тёплый Ветер. Вот против них и понадобился союз.

– Э-э… а что? Теперь, когда Рыб больше нет, то и союз не нужен? – с огорчением в голосе спросил Сизое Перо.

– Люди, у которых другие обычаи, живут вниз по нашей большой реке. Еще сильнее отличается от здешних охотников народ, сеющий травы, приносящие зерно. Это далеко на юге, – пора и мне вступать. – Никто, ни шаманы, ни духи, не знает, захотят ли они прийти в эти края. Вспомни, Перо, сколько времени потребовалось союзу, собравшемуся против Рыб, чтобы стать сильным и умелым, способными отбиться от врагов?

– Рука зим.

– Придёт ли новый враг, – продолжаю я, – или не придёт, но умея объединять усилия, мы окажемся сильнее перед лицом опасности. А, если опасности не возникнет – тоже ничего худого. Когда бы союз не кормил общими стараниями керамиков, не было бы у нас горшков для тушёнки. Кому не нравится тушёнка? – обвёл я грозным взором присутствующих. Все заулыбались, а кое-кто облизнулся.

– Вот, и бороды стричь теперь не так больно, как раньше, и люди не столь часто брюхом скорбят, потому что у всех есть чайники и мыло. А ведь, не будь союза, ничего этого у нас не было бы. Знаете, чтобы умело действовать совместно, нужно этому долго учиться.

– И строем ходить, – не удержался Гадюка, – смыкая щиты.

– И делать то, что нужно другим племенам союза, и сообщать соседям о том, что нужно твоим людям, звать на помощь и приходить на выручку, – опять обобщил Ветер.

Я разлил ещё по чашечке отвара белоголовника с добавкой красносмородинового листа. А потом показал маленькую "монетку" из фарфора с выдавленной на ней буквой "S". Вот такой амулет у меня придумался.

Могучие бородачи по достоинству оценили и компактность нового украшения, и отверстие для продёргивания шнурка. Знаки различия в этом мире носят все. Символ принадлежности к тому, или иному, племени вообще считается обязательным. Потом выложил и второй значок, с красненьким барсучком – это нашего, барсучьего, рода символ. И еще один с бычьей головой.

– Член союза из рода барсуков, живущий в селении "Тупой Бычок", – расшифровал я получившуюся композицию и, нанизав все эти причиндалы на шнурок, повесил монисту на шею.

Вожди принялись шевелить губами, прикидывая, как им обозначить себя и своих близких. Я ведь умышленно попытался привести нынешнюю геральдику в некую систему, потому что управляемая территория и её население, вольно или невольно, классифицируются и по происхождению, и по месту жительства и по профессии. Да много разных признаков, если честно. Так у меня заготовлен уже некий набор значков, потому что мы с Одноногим Лягушонком и Грозным Рыком подобрали стойкие заполнители для рельефа, наносимого на бляшки: символ принадлежности союзу так и останется грязновато-белым, то есть с незакрашенным оттиском. Принадлежность к роду обозначим красным. Признак места проживания – черным. Профессию – зелёным. В запасе остаются синий и жёлтый. Другие колеры нам покуда недоступны.

Думаете, я забыл про знаки статуса? Не-а. Короля играет свита, и никакое сооружение на голове, вроде короны, этого положения не отменяет. А длина мониста тоже не так много скажет о статусе – я вот ещё символ шамана придумаю да нацеплю, и всё. Не больше, чем у других будет моё шейное украшение. А там и наставление по геральдике пора будет составлять – как-никак, элементы упорядоченности любому сообществу потребны, и привыкать к ним проще, когда речь идёт о вещах привычных. В нашем случае это символика, определяющая место человека в сообществе.

Собственно, сегодняшний разговор в чём-то сродни заключению союзного договора, что радует душу Тёплого Ветра. Ну да я с ним всегда в этом вопросе заодно. Говорил ведь уже, что поддержание технологий требует от людей специализации для разделения труда на этапы или стадии. Малыми группами не многого достигнешь.

***

На другой день, уже вечером, когда закончили мы перекрытие второго этажа четвёртого фрагмента стены, вожди снова сошлись, чтобы «перетереть» вопросы союзного значения.

– Слушай, Ветер, а ведь в союзе нашем вроде как поначалу были племена, – завёл разговор Сизое Перо. – Но ведь сейчас всё перепуталось. В Бастилии, скажем, или в Горшковке вообще невозможно понять, какое племя там главное. А и здесь в Тупом Бычке и Колонки и Медведи вместе живут, и, кроме них, кого только нет!

– Я думаю, что надо нам рассуждать от самого малого, что образуется, когда люди собираются вместе. То есть – от семьи, – начал наш вождь.

– Семья, это, я полагаю, когда у людей имеются общие дети, – продолжил я мысль Ветра. – А только такими группами никто не живёт, потому что даже на постройку дома не хватает работников. Чаще бывает – второе поколение семьи тоже женато и детно. Вот тогда получается уже род. В род и посторонние люди входят, молодые жёны, например. И сироты к ним прибиваются, и просто чужаки неприкаянные. В дела рода даже вожди племён не вмешиваются потому, что так испокон веку повелось. Наши-то вначале сошедшиеся в кучу группы и были родами, если считать по числу людей, да по отношениям внутри них.

– Точно говоришь, Барсук, – поддержал меня Рокочущий Гром. Сидящий Гусь кивнул, а Сизое Перо призадумался.

– Пожалуй, так вернее, – вдруг внёс свою лепту в обсуждение Гадюка. Нас когда Рыбы потрепали, только от трёх родов остались взрослые мужчины, а остальные к ним пристали, однако со мной никто ни о чём не спорил, словно разом признали за старшего родича.

Я не вполне ясно понял, о чём рассказал наш военный вождь, но остальные сразу согласно закивали.

– Вот и получается у нас Союз Самостоятельных Родов, – констатировал Тёплый Ветер.

– А если другие люди в такой же союз объединятся? Как тогда отличить наш от ихнего? – забеспокоился Сизое Перо.

– Пускай будет Северный, – успокоил его Сидящий Гусь. – Дальше-то на полночь только охотники за мамонтами ходят, значит, севернее нашего, никакого союза не будет.

– А они, эти охотники, что, сами не могут объединиться? – полюбопытствовал Рокочущий Гром.

– Они с нами скоро объединятся, – ухмыльнулся Ветер. На Кавайку зимовать приходят, мы им помогали землянку ставить. Лет через десять перероднимся, и тогда будет не отличить, чужие они нам, или свои. И ещё Зелёные Лягушки, осевшие в долине Соек оказались рядом с сухопутной дорогой, что протоптана от перевала к большой реке. И водный путь через волок в их землях начало берёт. Поэтому встречаются они с нашими людьми часто. Не так скоро, конечно, но и они примкнут к нам.

Я внутренне улыбнулся. "Культурное поглощение" называется этот приём. Дядька мой Бредущих Бекасов таким способом присоединял к своему племени. Большой он мастер, Тёплый Ветер, на подобные штучки.

– Ячмень от Противной Воды не забудь забрать, – вдруг в невпопад встрял мой батюшка, Атакующий Горностай. – Я уже запутался откуда что берётся, а только, как начинаешь менять всё, что ни попадя, на разную ерундень, так кладовки под потолок забиваются. Вот, ничего не делаешь, сидишь на одном месте и только торгуешься, а такая куча вещей скапливается, что оторопь берёт!

Вот ведь новая незадача! Знаю же, что торговля – по нынешнему – обмен продуктами – один из важнейших цементирующих общество факторов. А только не близка мне эта тематика – отродясь не имел в себе никакой коммерческой жилки. Ну да всего одним-то разумом не охватить.