Текст книги "Жизнь на двоих (СИ)"
Автор книги: Сергей Калашников
Соавторы: Виктория Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 21
Орнелла.
Пешком идти было нетрудно. Сейчас, при свете дня я поняла, что всю ночь перед тем, как за нами обозначилась погоня, мы ехали всё-таки по дороге. Полоса земли, покрытой травой, не заросла ни деревьями, ни кустами. Они теснились по краям, выставляя свои ветви таким образом, что те смыкались сверху или заставляли себя обходить, но сами будто не решались пересечь некую невидимую границу.
Густое лесное разнотравье, измятое копытами и колёсами нашей повозки, скрывало небольшие неровности, но, ни накатанной колеи, ни ям или ухабов здесь не встречалось. Заметил ли это Савка? Не знаю. Он молчал и напряженно вслушивался, пытаясь сквозь птичьи голоса и лесные шорохи уловить звуки, доносящиеся до нас спереди. Не возвращается ли погоня, не притаилась ли засада, не горит ли костер, на котором наши преследователи готовят себе пищу?
Мы не лесные жители – я и мой путник. Но, тем не менее, не должны вести себя беспечно. Поэтому я тоже старалась вслушиваться в звуки леса, по мере своих сил помогая Савке.
Как много мы прошли? Не знаю. Наверное, много, потому что очень устали и устроились на ночлег, лишь немного отойдя в сторону от дороги. Подстилка из сухой хвои, шатёр еловых ветвей и Савкина куртка одна на двоих. В кольце рук сына сапожника я мигом пригрелась и уснула. Пусть он и подлого происхождения и недотёпа, но мне, принцессе, необходим комфорт.
Утром мы напились воды, что и составило весь завтрак, а потом снова двинулись вперёд. Я готова была взвыть: все тело болело после вчерашней «прогулки», еды нормальной нет, Савка молчит, вокруг скука смертная! Но все же мужественно терпела: Ульяна бы не стала жаловаться всего лишь на ноющие ноги.
Всё та же дорога, всё тот же след, вывели нас на окраину или маленького поля или большой поляны – впереди открывалось обширное открытое пространство с уходящей вперёд полосой примятой травы. Я с интересом наблюдала за колебаниями, отражавшимися на лице моего спутника. Его мысли читались, будто открытая книга.
Действительно, покажись возвращающаяся погоня, когда мы удалимся от деревьев, и нам не уйти от всадников. Тишина и спокойствие открывающейся картины, конечно, настраивают на оптимистичный лад, но…
Савка повёл меня вправо. Туда где высокая трава скрывала нас почти полностью. Мы шли пригнувшись, изредка поднимая головы и осматриваясь. Припекало, от земли поднимался сырой дух и смешивался с горьковатыми запахами растений. Под ногами мягко пружинило и влажно чавкало, но вода не проступала, и ноги оставались сухими.
Мы не шли, а крались. Я выбирала дорогу, а мой спутник распрямлял позади потревоженные рослые стебли. След прошедшей вчера погони без труда угадывался слева, и было по-прежнему тихо.
В лесу нашли свою повозку, разбитую и разграбленную. Она налетела на дерево, отчего корзина кузова слетела вправо, а колеса раскатились в разные стороны. Провизия и утварь бесследно исчезли, зато тайничок с деньгами сохранился – он был сделан крепко и неприметно. Кошели с деньгами мы перепрятали – закопали неподалеку, хорошенько приметив место, и уже совсем было собирались продолжить движение по Мотиному следу, как вдруг поняли – а нет больше следа. До этого места – есть, а дальше он пропал.
Рейтары истоптали всю окрестность и вернулись, а наш егерь сюда вообще не приезжал. Он свернул раньше, хлестнув на прощание лошадку, и пропустил погоню догонять пустой возок. Они его и настигли. Возок.
Вот хитрец! Ведь мы тоже не заметили места, где он выкинул это коленце, хотя шли пешком и внимательно смотрели под ноги.
Мне сделалось спокойно за покинувшего нас спутника – он обязательно оторвётся от преследователей. Более того, он отвёл от нас опасность. Но что теперь делать? Хм. А ведь Савка ждёт моего решения. Точно. Он не знает цели поездки и просто готов подчиниться.
* * *
Бедные мои ножки. Шалашик с мягкой подстилкой и единственная на двоих куртка перешли в моё безраздельное пользование. До этого места я держалась и даже ни разу не пикнула. А дальше… дальше просто не оставалось сил ни на что. Чем занимается спутник? Не знаю. Не вижу его и не слышу. Судорога крутит мне ступни и икры, а я содрогаюсь от невыносимой боли. Разминаю, колю в разные места кинжалом, шиплю, массирую, тру. Отпускает.
Пробуждение от нового приступа ломоты, и опять борьба с собственным натрудившимся телом. За что мне эти мучения? И где Савка?! Почему он не приходит на помощь, почему бросил?! Но не издаю ни звука и, стиснув зубы, заставляю себя справиться с болью – мышцы расслабляются. И опять сон валит меня, едва чувствую облегчение.
Очередное пробуждение значительно приятней. От рывка за щиколотку. Савка протягивает мне оструганную палку, на которую нанизан какой-то бурый комок, пахнущий едой. Кажется, я вонзила в него зубы, действуя на запах. Это мясо. Горячее и, не буду перехваливать, съедобное. В высшей степени съедобное. Сколько же мы не ели? Не важно.
– Ещё! – это всё, что я смогла произнести, когда зубы добрались до древесины.
– Больше нету. Я только одну поймал.
– Кого?
– Тебе лучше не знать.
«Кажется, это был какой-то небольшой зверёк. Наверное, крыса, – подумала я равнодушно. – И другу моему не досталось ни кусочка».
Последняя мысль показалась мне неправильной и несправедливой.
Это была белка. Как он её поймал? Не знаю. Я просто добыла ещё одну – метнула кинжал и пришпилила к стволу лесную проказницу. А потом убежала, чтобы не видеть, как её обдирают сапожным ножом. И как поджаривают на деревянном вертеле. И как едят. Нехорошо это. Неправильно. Но справедливо.
А я набрала орехов – они уже отходили, но немного на ветках пока оставалось. И на земле попадались упавшие. Пусть и не досыта, но мы подкрепились.
Я вспоминала карту Гринринга, которую тщательно изучила в своё время. Опустошенная войной область между границей с Ассаром и рекой Лутой осталась позади. Мы, насколько я разобралась, отклонились вправо от дороги, ведущей в столичную провинцию, но, в принципе, с верного пути не сбились. Дальше пойдут безлесные участки – пашни, покосы и пастбища. Там не укроешься в чащобе и не сбежишь от конного разъезда. Вот это я и объяснила другу. И еще, что попасть нам необходимо к глубоко вдающемуся в сушу заливу, на берегах которого и раскинулась как раз та самая центральная область, куда мы направляемся.
* * *
Мы плелись по пыльной дороге. Два чумазых оборванца, один из которых глухонемой, а второй – босоногий дурачок. На палке, лежащей концами на наших плечах, болтался увязанный в рогожку увесистый камень. Савка объяснял, что святые отцы наказали нам донести его своими руками до берега Северного моря, чтобы Создатель уверился в необходимости вернуть мне слух. Вот такую сказку придумали мы для встречных путников или для летучих разъездов, то и дело шмыгающих в этих местах.
На самом деле так мы несли деньги, увязанные в плотный бесформенный тюк, который Савка обклеил осколками крупного булыжника. Вонючий клей, сделанный из того, что удалось разыскать в лесу, неплохо держал, а торчащие сквозь прорехи в рогоже углы и бока наглядно демонстрировали правдивость «легенды о камне». Связываться с двумя нищими недоумками никто не стремился. Так, вытянет иной раз плетью весёлый возница или запустит яблочным огрызком общительный солдат.
А иногда нам протягивали краюху хлеба или позволяли выскрести остатки со дна котла. И мы делили добычу по справедливости. То есть поровну. В результате Савка худел быстрее меня. Он массивней и палку с камнем несёт так, что почти весь вес достаётся ему – конец, лежащий на моём плече, значительно длиннее.
А что делать? Если всё время прятаться, то никуда не доберёшься. Тем более что взять с нас решительно нечего, кроме камня. Савка рассказывает о Священной Реликвии, которая возлежит посреди поляны в лесу далеко на юге, и о её «младшем брате», которого мы несём, а попутчики или встречные потешаются над нашим легковерием и, иногда, делятся пищей или позволяют переночевать под крышей.
Интересно, почему люди так снисходительно относятся к проявлениям идиотизма, но людей умных и предусмотрительных недолюбливают? Савка, кстати, согласился с моим наблюдением, но никакого объяснения не дал. Мы редко разговариваем и часто голодаем. Не так, чтобы до головокружения, но кушать хочется всегда. Несколько монеток в моём кошельке я просто боюсь кому бы то ни было показывать – их вид сразу разрушит наш образ. Образ, ради создания которого мы так и оставили в обломках повозки не найденные рейтарами наши новенькие палаши.
Вчера с горочки далеко на горизонте удалось разглядеть полоску морской глади, но потом дорога нырнула вниз, и желанное видение пропало. Но это ничего. Никуда оно не денется – мы дойдём. С таким другом и товарищем я больше ничего не боюсь и даже страшусь, что рано или поздно наше приключение закончится, и мы расстанемся.
Пусть даже это гормоны играют со мной вечную шутку! Да. Но это МОИ гормоны. И то, что они со мной проделывают угодно и вершится по моей воле. Надеюсь, Ведь я принцесса, и привыкла делать всё, что пожелаю. Так вот – я этого желаю. Ну… гормонов.
Сегодня Савка залатал сапог одному бедолаге, и получил за это полдюжины яиц. Мы сидим у костра и жарим их на раскалённом камне. Без соли и специй, но очень вкусно с краюшкой хлеба, в которую пекарь положил многовато отрубей. Я жду момента, когда попутчик мой устроится на собранной из ветвей колючей подстилке, и тогда прижмусь спиной к его животу. Жесткая грубая ладонь ляжет на моё бедро – большего позволить ему я просто не могу – а обветренные губы шепнут над самым затылком:
– Спи, маленькая. Устала.
По имени он уже давно ко мне не обращается – обязательно находит какое-нибудь новое ласковое слово. Только белочкой ни разу не назвал.
Резкий неожиданный свист застал нас врасплох. Нет – стрела не попала в Савку – я успела и его оттолкнуть, и сама откатиться, расшвыривая костёр, давя яичницу и проклиная неизвестного злоумышленника, подкравшегося незаметно в неподходящий момент. Предназначенная мне петля аркана обвила пенёк, только что так уютно согретый теплом моей… на чем мы, принцессы, сидим, уточнять не стану.
Пока я пыталась настроить привыкшее к пламени костра, зрение на темноту ночи, мой товарищ бросил что-то на головни, и стало темно. Натянувшаяся верёвка, за которую кто-то невидимый пытался вырвать из земли корневища спиленного дерева, указала мне направление, тем более, что там явственно выругались, а потом послышался вскрик боли.
Не знаю, что это было – Савкина тень уже скрылась за деревом справа, а моя – слева. Мы ведь, словно лесные зверьки теперь, всегда начеку, всегда готовы смыться, если не застигнуты врасплох.
Вот сейчас все участники событий затаились и чутко прислушиваются к происходящему. Длится это довольно долго и заканчивается появлением с противоположной стороны двух тёмных фигур.
– Сбежали, – слышится голос одной из них.
Вторая издаёт звук удара камня о голову и падает, как подкошенная. Савка мастер точного броска.
Первое действующее лицо резко присело и, вытянувшись в броске, сместилось в мою сторону. В общем, я не виновата, что он налетел на мой кинжал.
Вечер оказался испорчен. Мы сразу ушли отсюда и даже не попытались рассмотреть, кого принесло так не вовремя. Знаете, тащить в потёмках тяжёлую каменюку, это не мёд. Потом я рыдала, а меня гладили по голове и шептали на ухо разные хорошие слова. Несмотря на то, что вокруг все было ужасно и страшно, в душе царило спокойствие. Мне было хорошо.
* * *
Границу центральной провинции Гринринга мы перешли на следующий день. Здесь власть короля была не пустым звуком, а все подряд носили при себе оружие. Патруль, настигший нас на лесной дороге, выслушал Савкины объяснения и удалился своей дорогой. Собственно, так же поступали солдаты и на «диких землях». Но от этих людей я не чувствовала угрозы. Суровый воин, юнец и пожилой ремесленник. Почему-то при их виде никакой тревоги внутри не поднялось. Они не такие, как искатели удачи и наживы, шныряющие в землях, откуда мы только что вырвались.
Интуиция? Наверно.
Потом была комфортабельная гостиница, лохань с тёплой мыльной водой, портняжная мастерская и хачевня. Когда добродушный половой с полотенцем через руку спросил, чего нам принести, чуть не брякнула: «Три черствых корочки».
Впервые обратила внимание, как ест парень моей мечты. Основательно. По-крестьянски. Неспешно и обстоятельно. Совершено не умеет пользоваться ножом – научу. В остальном же всё выглядит пристойно и… мне нравится. Я снова в платье среднего достатка горожанки и ни капельки не глухонемая. Здесь чтут закон и не жалуют грабителей. Эта территория как бы в осаде. Хотя никакого неприятельского войска вокруг нет. Вернее, наоборот, врагов в окрестностях – пруд пруди, но сюда никто не суётся. С бандитским шайками, отрядами баронов и формированиями наёмников достигнуто некое равновесие. Малая часть государства сохранена – это то, что видно невооружённым глазом.
Судя по разговорам, на престоле сидит мальчишка лет четырнадцати. Кстати, когда-то давно, ещё в детстве, мы встречались – он гостил у нас со своими папой и мамой. Кажется, это было ещё до моего знакомства с Домиником. Но воспоминания смутные и неопределённые… маленький противный плакса.
* * *
Столичная провинция вытянулась подковой по берегам глубокого залива, по которому плавает множество кораблей. Низкие, вытянутые над самой водой галеры среди них появляются нередко. Я покупаю на рынке большую корзину яблок и иду к причалам, продавать их поштучно. Поднимаюсь на палубы, заглядываю в шиурмы – это такие балконы вдоль бортов, в которых сидят гребцы. Перешучиваюсь с матросами, требующими от меня поцелуя за право находиться здесь, торгуюсь и расхваливаю товар. И не ухожу никуда, пока не загляну в лицо каждому колоднику, прикованному к деревянной скамье длинной крепкой цепью.
Савка надоумил меня так поступить, когда я ему созналась, что должна найти и выкупить одного человека, которого лично знаю. А он делает вид, что ищет работу. Так что, даже, если кто и надумает к нам присмотреться – ничего настораживающего он не обнаружить. Живём мы в недорогой гостинице, на оплату которой я и подрабатываю. Обычное дело в молодой семье, приехавшей на новое место.
Почему семье? А мы с другом купили недорогие обручальные колечки и носим их. А ещё я позволяю ему прилюдно приобнять меня за талию или охотно сама беру его под ручку. Этих намёков достаточно, чтобы нас приняли за супругов. Так что никому ничего даже врать не пришлось. Тем более, что живём мы в одной комнате и спим в одной кровати. Только не подумайте чего – без глупостей.
Когда мы только появились в гостинице, служанка так посмотрела на моего спутника, что я не на шутку встревожилась. Ну и подбила его на такое маленькое жульство. Не знаю, что он об этом подумал, но для всех я подала сигнал – это моё. Сработало. И знаете, матросы на галерах тоже, как глянут на колечко, так сразу становятся заметно спокойней. К законам и традициям здесь относятся значительно уважительней, чем у нас. Или это у меня продолжается «откат» после преодоления зоны варварства?
* * *
Уже за полдень. Я села передохнуть на причальную тумбу рядом с почти опустошённой корзиной. Сегодня осмотрела очередную галеру, но папу не нашла. И сколько их мне ещё предстоит посетить? Кто знает? И сколько причалов обойти, и сколько кораблей надо дождаться из плавания?
– Сударыня! Не найдётся ли у Вас яблочка для бедного оголодавшего юнги? – парнишка в форменке протягивает мне монетку.
Выбрала яблочко порумяней, обтёрла чистой тряпицей и протянула. Юноша или подросток – где-то на грани. Как раз голос ломается, юношеские прыщи и сам нескладный.
– Ты, милок, на творожок налегай, чтобы косточки крепли скорее, молочко употребляй почаще и сыром не брезгуй, – сама не поняла, кто потянул меня за язык, но форму обращения и построение фразы я умышленно выбрала из народного лексикона.
– А у тебя голос, словно серебряный колокольчик, – юнга уселся на соседнюю тумбу. – И где мы могли раньше встречаться?
А вот это уже явный подкат. С одной стороны приятно, что моё обветренное загорелое лицо способно кому-то понравиться, но! Я замужем! Так и сказала. И колечко показала.
Подросток схрумкал яблочко, улыбнулся и, явно не собираясь никуда уходить, продолжил:
– Ты, конечно, очень привлекательна и не оставила меня равнодушным, но говоря о том, что раньше видел тебя, я не имел ввиду завязать знакомство. Твоё лицо сходно с обликом Орнеллы Ассарской. К счастью, её портретом украшены не многие комнаты этой страны, а то это могло бы принести тебе несчастье.
Пока я справлялась со страхом, от которого буквально оцепенела, к причалу подошла гичка, забрала юнгу и куда-то ушла. Позднее я повернулась в сторону акватории и разглядела, как на корабле, к которому она причалила, взвился королевский штандарт Гринринга. Вот ведь, когда в второй раз свиделись!
Я пересчитала яблоки на дне корзины. Как раз нам с Савкой по паре штук. Пошла домой. На полусогнутых.
Действительно ли он меня узнал? Или просто высказал предположение? А может, хотел сделать комплимент? Не знаю. Только бы избежать неприятностей!
* * *
Если вы думаете, что отыскать отдельно взятого галерника легко, то не совсем правы. Мы с «мужем» переезжали из гостиницы в гостиницу, двигаясь вдоль берега. Посёлки здесь стоят густо и причалы грузовые, военные и рыбацкие тянутся почти беспрерывно. Яблоки ранних сортов сменили среднеспелые, уже и поздние начинают встречаться в торговых рядах. Мы оделись в демисезонные варианты длинных курток, что носят в этих местах. Но удача мне так и не улыбнулась.
Наоборот – я выкупила молодого барона Корца. Он-то и поведал мне, что из пленных пощадили только его. Исключительно по причине юных лет. Или дело было в том, что он не служил в войске, а был схвачен в самом начале войны, ещё до первого сражения и сразу препровожден к тому самому месту, где я его и нашла. Его батюшка служил тут нашим послом, а его сын, юный повеса, пропадал где-то целую неделю со своими собутыльниками и не успел уехать вовремя – его просто не смогли найти.
И всё же оставшиеся после этого четыре галеры я осмотрела, хотя для этого Савке и пришлось очередной раз сменить мастерскую – нужно было переселиться к месту стоянки нужных мне кораблей и дождаться их возвращения из похода.
Увы, яблоки к этому времени, отошли, и мне пришлось торговать пирожками. Догадайтесь с трёх раз, кто их пёк? Конечно я. Мы снимали квартиру: жить в гостинице было дороговато. Не то, чтобы денег не хватало – их как раз было в избытке. Но нельзя было показывать свою состоятельность, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания – здесь в Гринринге нас, ассарцев, ждала незавидная участь. Так что я стирала, прибирала и готовила, как заправская простолюдинка. Савка мало мне помогал – он трудился на должности подмастерья и здорово выматывался.
Как Вы понимаете, мужем и женой мы больше не притворялись, потому что ими и были. Я ведь не железная, да и он… хорошо ко мне отнёсся.
* * *
Это было невероятно, но нам хватило практически «карманных» денег. Из наших заработков, в общем. Так что «священный» камень мы так и не трогали. Барона Корца отдали мне за сущие гроши. Он сразу и уехал, нанявшись матросом на судно, идущее в Говию.
Мы, когда я закончила с последними галерами, тоже не стали засиживаться – осень уже собиралась уступить место зиме, никаких вестей из дома не было, а отсюда посылать письма в свою страну я не отваживалась.
* * *
Вестей о Моте тоже не было. Я тяжело вздыхала, но до последнего надеялась увидеть старого егеря живым и здоровым.
Савка, хоть и не показывал вида, но тоже волновался о друге. Нехорошо было возвращаться вдвоем. Егеря надо было найти, но… как? Возможно, нам повезет, и мы встретим его по пути? Главное – не отчаиваться.
Но в любом случае бросать Мотю одного во враждебных землям нельзя.
Хотя, пока мы не достигнем лесов, о спасении егеря думать бесполезно. Ведь если где он и прячется, то только там.
* * *
Я грустила. Постоянно задаваясь вопросом о бесполезности проделанного пути, вдруг поняла одну важную вещь. Я бросила дом, живую и близкую маму, сестру, противного Доминика – все то, что, несомненно, важнее призрачной надежды. Заставила ради своих желаний оставить привычную жизнь Савку и Мотю.
Да, приехать сюда и попытаться найти отца стоило. Но я настолько заразилась этой идеей, что совершенно забыла о чужих чувствах.
Как там Ульяна? Представляю, как ей тяжело ссориться с Ником и изображать из себя принцессу. А Доминик? А ведь фактически я переложила на него все свои обязанности, «охрану» моего дома.
Мотя? Где ты сейчас? Возможно, он мертв или лежит под каким-нибудь пнем и медленно умирает. И в этом виновата только я.
Савка? Что с ним будет, когда мы с Улей вновь поменяемся местами? Для сестры сын сапожника всего лишь друг детства, она не ответит ему взаимностью.
Но больше всего мне было стыдно перед папой. Я должна была его спасти. Или хотя бы точно узнать, что он погиб. Но вместо этого я подвела его, потеряла. Уверена, если бы искал папа – он обязательно бы нашел, что хотел. А я…. Не смогла и подвела его.
А еще я поняла, что самое страшное и бессмысленное на свете – это война.
