Текст книги "Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя"
Автор книги: Сергей Демченко
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
В годы грядущей тёмной эры люди будут страдать от лишений, и большую часть своего времени им придётся тяжко трудиться, чтобы удовлетворить свои самые примитивные нужды. Некоторые, но очень немногие, окажутся в привилегированном положении. Их деятельность не будет заключаться в возделывании почвы или строительстве укрытий собственными руками. Она будет состоять из заговоров и интриг, более грязных и жестоких, чем всё, что нам известно сегодня, – для того, чтобы сохранить за собою свои личные привилегии…
Роберто Вакка. «Наступление тёмной эры».
– Самое интересное, что никто из этих болванов даже и не подумал, что мы можем их ждать! – Хохол посмеивался, словно призывая всех в свидетели глупости противника. – Пришли, как селяне на праздник урожая!
Покрытый весь тающим снегом, в тамбуре отряхивался и раздевался Сабир. Нос синий, морда красная. Но довольная.
Интересная игра кровеносной системы. Словно дедушка Мороз, проведший не одну ночь в сугробе после гостеприимства русских семей в новогодние праздники. Уставший и ухмыляющийся каким-то своим мыслям.
Живы все. Чего ещё мне желать от этой минуты?
В углу полулежит Евгений, по кличке Нос. Это наш союзник. Долговязый «дрын» из того семейства, – «лесовик». Они прикрывали этой ночью наш фланг.
Ранен, сказали, картечью в плечо, но ни звука. Вроде корчиться и капризничать должен, а он непринуждённо и с завидным аппетитом трескает кашу, словно битюг на содержании Буденного.
Притащив его к нам, «лесники» вволю на халяву накурились, выжрали чайник кипятка с конфетой и бурно поделились впечатлениями от скоротечной драки. При этом едва не разбили всей посуды на полках, размахивая буйно руками, ногами и шапками, – короче, старательно восстанавливая все подробности недавнего боя. Затем притихли, получив от рассерженной толчеёй и неорганизованностью «воителей» Вероники пенделей, спохватились, тепло попрощались и ушли в свою сторону.
Лечить Носа у них особо нечем, а наша помощь теперь почти божественна и почётна. Они на нас теперь молиться при каждом случае будут.
Ничего, – моя жёнушка его подремонтирует.
Нос парень молодой, не пройдёт и недели, как дрова пойдёт колоть. Завтра за ним, может быть, зайдут, заодно и более пристально глянем на «насоску». Место им понравилось однозначно, – это видно по их заинтересованности во взглядах. На носу суровая зима, и не последняя. А со временем разместим там и производство, и переработку.
Так что не удивлюсь, если они с ночи и пойдут очередь на заселение занимать, подпрыгивая от нетерпения.
Гришин, потерянный и мрачный, сидел на стуле рядом.
– Сэр Гришен был очень отважный, – голос Иена почти тонул в кружке с мятным чаем. Змэрз, альбиоша?
– Он убивал три врага. Один просто ударил приклад и убивал. – Кажется, Иен сказал это лишь для того, чтобы хоть как-то начать разговор с Гришиным.
Я киваю. Это не та информация, которую я жду и которой можно меня удивить. Кто б попробовал отнять у меня жену и ребёнка, – видел бы, КАК я убиваю…
Подсаживаюсь к нему. Землистое и обветренное, лицо его полно невысказанной муки. Рукав по локоть в крови.
– Как это случилось? – стараюсь, чтобы тон мой был сочувствующим, но не до той степени, когда мужчина может разрыдаться. Похоже, он как раз на этой грани, – между истерическим безумием гнева и бессилием крупных, «конских» слёз.
– Мы… Я сказал….своим. – Гришин взмок. – Всё было тихо, никто вроде не видел этих… Сборов. Дочь выходила на улицу, смотрела специально. Снег пошёл, густой…и мы хотели выйти. Далеко не ушли. Прямо на краю посёлка. Ждали там нас уже. И Буряк с ними. Сосед он мой…
Торопливо и жадно глотнул воды из кружки, словно яростными глотками старался перебороть свою ненависть и клокочущее в нём отчаяние безнадёжности.
– Привела их именно эта гнида. Жена, кажется, выскакивала на минутку на двор переодетой. То ли за вещами в сарай, то ли ещё куда. Не углядел я, а он усёк, видимо.
– Сколько их там было? – спросил я, скорее, для того, чтобы не дать ему углубиться в самоосуждение и отвлечься от сути.
– Человек тридцать. Все наши блатные точно. Мужичьё с края от виноградника, видимо, тоже, – я их редко раньше видел. И пара каких-то странных. Не наши, точно говорю. Не понятно, – кто и как, русские вроде бы. Но то ли чернявые, то ли с рыжиной. Не разобрать толком было.
– Сколько с тобой пошло, вспоминай.
– Дык половина и двинулась. Даже больше. Крутизна их на подвиги-то и двинула, а сама в кусты. Меня вперёд погнали, а как дошли, так и залечь попытались. Счастье, что тут ваши были.
«Эх, дядя-дядя, истину ты для себя открыл?» – горько усмехаюсь про себя.
– А жену, тёщу и дочь к Буряку повели. Сказали, – как дело сделаем, так и выпустят. Теперь не знаю, что и думать. Как они, что?! Убьют их, суки, убьют!
– Успокойся. Возьми себя в руки. Для всех оттуда ты уже мёртв. Пока они поймут, как и что, откуда на их головы посыпались гранаты и пули, пока утихнет в яйцах трясучка и залижут раны те немногие, что смогли удрать, – твои могут быть и в безопасности. По крайней мере, до обеда.
– Как ты догадался, что они будут следить за мной, и что придут тоже со мною?
– «Ты сер, а я, приятель, сед»… Басню помнишь? Опыт и логика, батенька… Пока ты мирно ковырял свою грядку, я познавал мир. А если быть откровенным, то всё элементарно. Какое чувство ты испытал, глядя на то, как из наших мешков сыплется Ниагарой жратва?
Гришин честно посмотрел мне в глаза:
– Ей – богу, обрадовался, было. Ну, подумал, что вы чуть ли не из Красного Креста. Думал, дождались.
– Вот. Ты просто наивный криворукий землепашец, Ваня. Наивный неандерталец, на глазах которого внезапно зажгли спичку. А другие, – другие узрели в этом единственную и верную для них возможность взять на халяву то, что не им брать положено. Типа взять – и поделить. Как в октябре семнадцатого. Чего, мол, там церемониться? Прищучим Гришонка, он выманит улитку из панциря, а там и под прицелом в погребок заветный приведут… Да только, как видишь, вышло? Не всё, что подсунут пескарю под нос, следует тупо хапать ртом. Иногда подсекут так, что и мозги на крючке оставишь…
– Точно…, – Гришин вновь старался нырнуть поглубже в себя. Нужно дать ему цель.
Внимательно провожу взглядом по своим. Привычка иметь всех на виду живыми и здоровыми выработалась быстро. Мои все при деле.
Девчата кто шьёт, кто вяжет, кто на завтра обед уже варганит. Дочурка Упырищи, на удивление прелестная малышка, старательно и увлечённо драит ваксой всю нашу просушенную обувь. Даже носик в чёрных пятнах. Однако ж моему балбесу она нравится. Правда, мелковата она ещё для шашней.
Вон снова Нос, – он уже покончил с ведёрком каши и теперь суетился возле Шура, помогая тому сложить дрова для сушки в углу. Я не заметил даже, как и когда он выперся за Шуром на улицу.
– Нос, а может, тебе просто поставить жгучий пластырь на веко, прибить к спине для профилактики подключённую капельницу, да и отправить с мешком картошки домой? – моё изумление способностями и живучестью парня росло.
– А что, и запросто! И потопал бы! – улыбающемуся «леснику» искренне нравились и мы, и наш быт. Слава Богу, есть на свете ещё прямые, открытые и порядочные люди, как он.
– Я ж говорил Яну, что не фиг мне тут околачиваться, не впервой раненым – то ходить. Тем более навылет. Так нет, – заставил, прикрикнул. Мол, там ещё загноишься. Пусть, мол, заштопают да обработают чем… Так что…хоть дров помогу натаскать…за еду и ночлег, хозяин! – Нос дурашливо развёл руками с извиняющимся видом и отвесил полупоклон.
– Ну тогда дерзай. Увижу, что дрова по карманам тыришь – на них домой и поедешь. В связанном виде. – Нос снова счастливо и заливисто заржал.
Славик храпел в углу, прикрывшись спальником. Вот чьим нервам я всегда завидовал… Типа «разбудите, хлопцы, когда появится серьёзная возможность поесть или понадобится кого-нибудь всенепременно убить».
Пусть спит. Тяжёлое таранное орудие, обладающее к тому же столь устрашающим внешним фактором, требуется держать, конечно, заряженным, но лучше в состоянии горизонтального покоя и на складе.
Ольга наедине с собой и своими мыслями моет и перетирает посуду. Ленка вон затеялась с тестом, что ли? Все при деле, прямо маленькая армия на зимних квартирах.
– … И когда пред моим носом жахнуло, я ослеп совсем. Думал, всё, конец мне. А тут вокруг гранаты ещё как посыпались! – Гришин словно разговаривал сам с собой.
– Перед тобой бросили световую гранату, Ваня. Хохол позаботился. А потом и в их сторону пару световых и одну шрапнельную. Потому и видели они, как ты упал. Скоро восстанешь, как из «киндер-сюрприза». С холёной мордой и стволом, среди нормальных людей. Пусть возьмут, попробуют. Не бзди.
Я встал и оделся. Наговорить утешительных речей всегда легче лёгкого, а вот исполнить… Выйдя на морозец, вдохнул полной грудью.
Рассеивая белесый, довольно яркий свет, горели в самодельных фонарях за стеклом по периметру Базы масляные фитили. И чадили красно-жёлтым обрезки автопокрышек. Не прожектора, конечно. Но расставлены они Дракулой так, что практически обеспечивали нужный сектор наблюдения и обстрела. ПНВ в такую порошу, можно сказать, бесполезны. Потому и жжём отработку и резанную резину, собранные на помойках и накопленные ещё задолго До.
Голова прояснилась, глаза постепенно обретали способность видеть в ночной мгле. Кабы не состояние, в которое погружена планета, ночь можно было б с чистой душой назвать прелестной.
Набив карманы семечками, хорошо бродить такой ночью с подружкой по околице, читая ей дурацкие стихи доморощенных авторов из соседних подворотен. И будто ненароком залазить ей под юбку, щупая молодые жаркие ягодицы.
Там, внизу, у нас в жилье, горели керосиновые лампы. И углы помещения частично погружены в мягкий полумрак. Но полумрак уютный и успокаивающий. Здесь же сумрак настораживал, таил угрозу.
Замечаю на постах сына, Юрия и пасынка Шура. Пару секунд ствол Юрия смотрел в мою голову. Затем, признав своего, утёк в сторону. Снега уже гораздо выше щиколотки. Скоро начнёт светать. Приятно прогуляться по первой снежной целине. Снизу отворяется дверь, и руки Вероники просовывают в щель крохотную чашечку кофе. Придётся за ним спускаться.
Беру, и осторожно снова поднимаюсь по ступеням. Направляюсь дохлой черепахой к Юрию. Как у хорошего командира, у меня в кармане куртки припасена фляжечка с пинтой коньяка. Но будет здорово, коли я не донесу этот горячий напиток до часового, растянусь посреди двора. Ф-фуу, справился.
Ставлю чашечку на парапет, прямо в снег, и капаю туда из фляжки буквально десять граммов коньячку… Лепота! Юрок благодарно скалится и прямо-таки подбирается на глазах. Пару минут, затянувшись, просто молча курим.
– Босс, мы будем жить? – тихий, но отчётливый голос бойца равнодушен, но из глубин души поднимается волна надежды на хороший, НУЖНЫЙ ответ.
– Юрий, я мог бы тебе по-быстрому соврать, что мы будем и жрать, и жить, и по морю под парусом плыть. Но я знаю, я чувствую, что это действительно может быть так. Всё, что я прошу и требую от вас, – это полностью соблюдать те установки, что я даю вам каждый день, – в работе или в бою…. Я никого не могу уберечь от шальной пули, но я в состоянии уберечь вас от многих ситуаций, когда нужна не героика, а плотный шквальный огонь. Или разумное бегство. Когда мне нужны не победы, а дистанция с врагом. Я не могу предусмотреть всё, но логически расставить по местам некоторые факты и события я вполне могу. Ты будешь жить, Юрий, как и все мы. Да, как все! Так правильно. Ибо мы друг без друга просто ничто. У нас ЕСТЬ будущее. Помни об этом всегда. Да и нам просто некуда деваться и нечем больше заняться, как жить! – я вовремя перевёл назревающий было пафос в шутку.
– Босс, я всегда помнил и буду помнить, поверь! – голос Юрка дрогнул. Он не клюнул на мою иронию и воспринимает всё именно так, как ему близко, – серьёзно, ответственно, по торжественности слов и момента. Что бы ни случилось, этот нас не предаст.
Слишком жива в нём память того, как ему достались эти столь ревниво охраняемые им с тех самых пор кров и Семья. Когда его подобрали буквально у порога вечности. Он умрёт, напрочь закрывая собою заветную дверь, будучи уже даже трижды мёртвым…
– Я верю в тебя. Всегда верил. Знай.
Лёгкий дымок сигарет безжалостно разбивался о настырные волны ставшего мелким и частым снега. Снег словно вдыхал терпкий дым, наслаждаясь халявным куревом. Докурив и с удовольствием постояв ещё немного в снежной тиши, я дружески и с расположением хлопаю его по плечу. В ответ – короткий, полный смущённого тепла и благодарности взгляд.
– Спасибо за кофе, Босс…
Босс… Шеф… Патрон, чтоб его! Никого и никогда я не заставлял называть себя Боссом, Акой или Сэром, но с лёгкой руки Юрия и Лондона это прочно вошло в обиход в Семье. Причём как Юрий, так и Иен, и Сабир наотрез отказывались называть меня иначе.
Глядя на них, даже разгильдяй Хохол сориентировался туда же. Я для него теперь всё чаще Пан. Сдуреть можно…
Не имею ввиду, что ищу или искал с ними «своячества» и панибратства, просто у меня есть ещё и имя-отчество. Могли б и так величать. Но… Даже моя жена и та заразилась «акаканьем» в мою сторону. Шутя, правда, но тем не менее…
Ну и ладно. Раз им так приятно, то и мне грех жаловаться. Буду Сэром Акаевичем Боссом. Королём Барбадоса. Мне они обязаны жизнью, тут что верно, то верно. Так же верно, что и не самой худшей из её возможных нынче вариантов. И предпочитают хотя бы таким образом выразить свою мужскую, ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ признательность и преданность?
Так почему бы, чёрт побери, и нет?! Не козлом же кличут…
– Пацаны, по одному вниз. Не отмораживайтесь тут. Больницы закрыты на переучёт костылей. Час здесь вместе, – двадцать минут в тепле по очереди.
Шуров малой что-то сказал моему сыну, тот кивнул и пошёл в сторону лестницы.
Помахав вяло остальным, я спустился вниз. Глаза слипались уже прямо на ходу.
Начальству, даже самому могучему и гениальному, тоже полагается некоторый отдых.
XIСухое щёлканье затворов, треск вгоняемых в магазины патронов… Шорох перекладываемого снаряжения и натягиваемого обмундирования стали на это позднее утро основными звуками. Мы не разговаривали, ибо всё было уже давно оговорено. Видимо, я растерял ещё не всё человеколюбие и подобие глупой жалости, что ли? Потому как я вёл своих людей ради кого-то, возможно, на смерть. И чувствовал себя при этом препогано. Никак не удавалось мне освободиться от мысли, что я возглавлял набег команчей на подушкину фабрику…
Ивану каким-то непостижимым образом удалось уговорить меня на эту, абсолютно ненужную мне ранее, атаку. И хотя посёлок не принадлежал к числу особо боеспособных единиц, их всё-таки было много. Чертовски много. Для нашей совсем маленькой армии.
Я, Гришин, Сабир, Хохол, Кровосос и Иен. Вот и всё наше воинство, которое я в состоянии на сегодня выставить, не слишком оголяя собственных рубежей. Шур с Юрием сегодня днём отвечают за Базу. С ними лучшее вооружение, весь наш молодняк и женщины. Я не поведу наших детей на подобную бойню. Сейчас как на трассе.
Мало ли, – ты куда-то, а кто-то держит путь как раз в твою сторону…
Безусловно, стрелять и держать оборону мы учим и наших женщин. Но, слава Богу, перед нами вроде бы пока не стоит ребром вопрос угрозы гибели Семьи, когда можно бросить в бой и этот, самый последний, резерв.
Не скажу, что я в восторге от собственного принятого решения. Это напоминает мне приготовления на избиение младенцев. Гришин, нервно кусая и без того уже лохмотьями торчащие губы, нетерпеливо переминается в углу, не поднимая глаз. Он давно одет и собран. Ждёт лишь нас.
И хотя подлатанный женою Нос, уходя в свою сторону, практически на этом настаивал, подключать к нашему «походу злобных гномов на колонию фруктоедящих макак» помогавших нам вчера и без того много «лесников» я не стал. Это наша драка. Нами задуманная, и моими уже почти желаемая.
И нельзя каждый раз, крича «караул», рассчитывать, что только что глотавшие порох и пролетающие пули люди снова прибегут тебе на помощь. По первой твоей прихоти или при твоих новых планах на захватничество.
Потому Нос, неодобрительно и с сомнением покачивая головой, направился к своим, помогать со сборами. Нападение, угроза соседу – другое дело. Тут бы – всем, да горой. А своё желание помакать кого-то пушистой мордой в чан со смолой ты должен оплачивать сам, дружище…
…За ночь лес и обширные пустоши между группами деревьев дивным, прелестным образом покрылись сверкающим белизной и искристыми алмазами покрывалом, отдающим ледяным дыханием стужи. Мороз выжимает из глаз первые слёзы, изо рта валит пар. Свежо! Капризные остатки сна вылетают уже на пятистах метрах. Не хотелось мне покидать тёплый подвал, но ради такого дела не грех и прогуляться по холодку…
Маскировочные халаты давали нам на этом участке преимущество, а точнее, некоторый шанс остаться незамеченными как можно дольше.
Наблюдатель с биноклем, конечно, увидит нас и предупредит испуганными воплями своих. Да вот что толку видеть противника, когда твоё оружие до него не достанет? Остаётся лишь ждать удобного случая, чтобы стрелять наверняка.
А в том, что нас там ждут, я ни на минуту не сомневался. Дрожа ли от страха или рыча от жажды кроваво отомстить, – кто знает? Набедокурить все мастера, это верно, а вот как доходит до расплаты…
Думаю, они подготовились, как могли, и рассчитывают, что мы, зная об их коварстве, тоже будем осторожничать? Во всяком случае, я уверен, что именно на это они и рассчитывают. Ждут, вероятно, что мы попробуем вести «обычную» тактику «терпеливого» и осторожного нападения. Если решимся.
Такая тактика бы их устраивала. Поскольку устроить ничего особо не дающую перестрелку – значит, почти выстоять.
Но то, что мы нагло прём среди бела дня на раздачу обещанных накануне жителям посёлка пенделей, уже должно говорить им, наверное, о том, что мы неисправимые придурки. Либо же о том, что мы просто и обыденно идём попить пивка и попутно накостылять по шее тем, кто обидел с утра Васю у пивной.
И раз мы так безоблачно отважны, значит, подобное для нас не более, чем повседневно удающаяся нам, привычная данность. А карательную акцию, по-любому, стоит проводить нагло, решительно, беспощадно и жестоко. В назидание всем, в особенности – пока ещё живущим. Пусть репу потом сто раз почешут да подумают, – кому песок в буксы собрались сыпать.
Пока им оттуда до нас даже через оптику не попасть. Идём мы весьма быстро и умело. Да и лесок помогает, прикрывая наши тела стволами деревьев. В мельтешащую фигуру попасть труднее.
А как в лощинку мы спустимся – считай, не достать им нас. Мы тем временем там сюрпризец кое-какой подготовим.
…На крыше насосной я в своё время закрепил пару занимательных железяк… Болтики нужные там…да ключик гаечный для них у меня сейчас как раз в кармане. Как доберёмся до места – шуму-то радостного будет…
В мешке у неотлучно бегущего со мною рядом Сабира лежит себе спокойненько тройка интересных матовых цилиндров. Главное – вовремя зайти «в гости».
А там уж мы посмотрим, чьи штаны на задних швах прошиты крепче!
«Ночных» трупов на месте уже не было. По всей видимости, местные и уволокли их, – отдать последние «почести» своим бесславно павшим «героям». Снег же услужливо скрыл и все следы крови, и царившего здесь столпотворения.
Тишь да гладь, гляди-ка! Прямо девственный лес в Альпах…
Припорошенный изрядно снежком поселок выглядел отсюда в бинокль мирной усадьбой дремлющего колхоза. А может, он выглядел маленьким, хоть и вымершим, Брюсселем?
Прямо лубочная картинка, – снег, лес, аккуратные домики. Лишь полная тишина и царящее с виду запустение не сходятся с мирной идиллией.
Неужели никого?!
Ан нет, – вон, в нескольких домах над трубами курится дымок. Зря они так любят тепло и столь беспечны при маскировке! Теперь мы знаем, где греются в ожидании нас горе-вояки. А уж мы не оплошаем. Прямо так и написали бы на транспаранте, что ли? Дескать, здесь мы. «Пли, пожалуйста!»
Или их там настолько уж до хрена собралось, что к ним и черти с испуганным стуком входят?! Ну, тогда и мы проведём сверку резервов и возможностей.
Хохол и Иен – бывшие морпехи. Сабир – просто из шумоголовых, страдающий манией вечной войны горец. Те живучи и подвижны, как кошки. Им невероятно везёт в бою. Гришин же, как выяснилось, разведчиком ходил в Чечне. А я и Вурдалак мой? Ну, мы просто с головой не дружим давно и настолько, что сами удивляемся, как мы вдвоём ещё не всех врагов колотушкой поубивали.
Негусто нас числом, но крайне действенно по составу. А, мать его так! Где наша не пропадала! Не поворачивать же назад? Не пропадать же такому тщательно подготовленному кровопролитию?!
Так что пёрли мы и не оглядывались. Как на параде.
Я попутно пытаюсь утешить совесть мыслью о том, что ОНИ шли к нам тоже не о видах на урожай беседовать. Они ведь шли нас УБИВАТЬ, верно?! Так пусть и обрящет, кто искал…
– Хохол, а ну-ка давай со мной на крышу! Сабир-джан, отдай ему свой мешочек! – я отчего-то преисполнен нынче энтузиазма. Ещё бы, – дома сегодня долгожданный борщ! Упаси бог кого-то помешать нам вернуться, чтобы его отведать! И пусть сварен он на основе сушёных овощей, пролежавших под углекислотой почти десяток лет, – вкус его ну никак не назвать пресным. Жаль только, что бывает сие лишь раз в две недели по мною же утверждённому графику питания.
Пр-роклятая экономность пингвина на собственном рыбном складе!
– Народ, со стороны трансформаторной двое, и за вон тот сарай двое. Хохол, как только я тут налажусь, шуруй к бывшей будке правления посёлка. Она почти у входа, угадаешь там сам. И оттуда методично по во-он тем отапливаемым хаткам. Вперёд пока не лезь. Будет душновато. Всё, разбежались. Сабир, из вас никто не стреляет, пока я не дам второй залп. Понял?
Сабир кивает и уводит Вячеслава за сараюшку, в которой когда-то благополучно гнил чей-нибудь прибитый пылью «Восход» с коляской. Даю сто процентов, что основным его пассажиром была какая-нибудь кошка, мирно спящая в дырявой, захламленной и пыльной люльке.
Кидаю на крышу свою «кошку», дёргаю шнур, проверяя на крепость… И – оп! Неудобно, конечно, тащить себя в толстой одежде наверх, но ничего. Влезли.
Торопливо сбрасываю с плеча вещмешок, пытаюсь выровнять дыхание и одновременно достаю пару железок и начинаю колдовать. Времени мало. Нужно сохранить элемент внезапности по максимуму.
…Так, стойки поднять…ну, градусов на семьдесят. Примерная траектория будет в аккурат нужной. Дую на коченеющие пальцы и шиплю от колющей боли в ногтях. Мороз с рассветом крепчает.
…Два болта сюда, на «ноги», два в станину. За прошедшее с последней чистки время стойки слегка покрылись бурым налётом, и не больше. Целы – целёхоньки.
И ни одному чёрту или гению не догадаться было, что это не крепление для антенны или прожектора, а станина для миномётного огня. Причём поворотная. «Миномётного», конечно, сказано излишне громко, но тоже очень даже неплохо работает. Когда станина встала на место, Хохол благоговейно и торжественно достаёт из другого мешка продолговатые цилиндры около семи сантиметров в диаметре. Моя персональная гордость и разработка. Сернистый газ и замечательный по плотности дымовой состав.
Установив в течение нескольких минут все три заряда, киваю Хохлу. Тот потихоньку отползает от меня и скатывается по верёвке вниз. Бежит, пригнувшись, по овражку, к назначенному месту. Точно по сценарию, молодец. Хохол должен изображать из себя эдакого бравого полудурка, задорно палящего в белый свет, как в копеечку. Что должно приободрить защитников и заставить высунуть носы наружу. Мне их присутствие на свежем воздухе желательно. Вот и пусть подумают, будто с меткостью и организацией у нас полный бардак.
Однако, зная способность Хохла к попаданию в эту самую «копеечку», свою одежду, идя в атаку, я советую до трусов благоразумно оставлять дома, – дырок через пару секунд на ней будет больше, чем на хламиде Пьеро пуговиц.
Вот теперь порядок, братцы тунеядцы! Гляжу на разлёгшегося на снегу Хохла в бинокль. Тот пялится в свой на меня. Дотопал и развалился почти напротив центральных ворот дач за кустиками. Место выбрал – что надо! Сказываются толковые мозги парня.
Опускаю палец резко вниз. Кивает, что понял, и тут же припадает к ложу карабина.
…Секунду спустя сонную с виду тишину посёлка разрезает истерический визг разбуженных ради такого развесёлого дела пуль. Со стен летит щепа, из окон разбегаются стёкла. Распиленные головки вырывают из стен куски размером с мою голову. Весело-то как мы начинаем! Аплодируем артистам активнее!
В ответ на наше «вступление» с нескольких сторон по Хохлу ударяют выстрелы. Нервы у сидящих в засаде явственно сдали. Пока палят практически наугад.
Рано, рано…
Я жду главного действа. Скоро отстреливающиеся придурки от отчаяния осмелеют и высыплют на улицу. Тем более, что их к этому активно побуждает сам Хохол, монотонно и размеренно вгоняющий пулю за пулей в дощатые домики. Пару раз улица уже оглашалась чьими-то болезненными криками. Значит, скоро они там сообразят, что просто так в сортире весь акт не высидеть. Что прибить стрелка можно, если только реально навалиться и растоптать гадёныша численно. Причём с расстояния верного выстрела.
Потому жду, наметив примерные точки накрывания. Стреляя, Хохол начинает залихватски орать матерные песни. Вполне натурально – дурак, явившийся с рельсом наперевес в сельпо с твёрдой целью до нитки ограбить Всемирный Банк.
Для вида и для активации мыслительного процесса «дачников» из положения «лёжа» пускаю со своей крыши совсем короткую очередь в сторону наиболее огрызающейся ружейным огнём хижинки. Там торопливо выбивают окно с противоположной стороны и, судя по суматохе, ломятся скопом наружу.
Ну, я думаю! «Каштан» – это вам не рогатка из бабушкиных чулок. Ага, а вот и первые желающие лечь достойно…
С перекошенными от смеси ужаса и злости лицами по наиболее глухой стороне улицы прямо в направлении трансформаторной скрытно, как им кажется, бежит первая «группа нетрезвого здоровья». Со стоящим оружием лишь чуть больше половины, но от этого они не стали менее враждебными. Туда вам и дорога, братцы…
С крыши снимаю пару наиболее нетерпеливых. Короткий крик, и из приземистого капитального домика высыпает на улицу следующая дружная стайка вооружённых дебилов. Сейчас я сам себе напоминаю бойца элитного спецназа, посланного навести кровавый порядок в соседнем курятнике. Но что поделаешь, – завтра может быть поздно.
Первые людоеды из сошедших с ума в соседнем районе, говорят, свежевали жертв чуть не голыми руками…
Не ждать же мне их всех, озверевших, у собственного порога? И так каждую неделю приходят всякие. Правда, уже гораздо меньше, чем в первые дни и недели, но всё же…
Приникаю к станине. Тэ-э-экс, а вот и мы, парад-алле… Пора!
Запал фитиля вспыхивает мгновенно. Всё-таки «карамелька» – это вещь! На неё не жаль потраченных драгоценных ныне селитры и сахара.
С хлёстким шипением и хлопком заряд вырывается из мобильного ствола и несётся в сторону раззявивших рот при виде инверсионного следа хуторян.
Джяга-джяга, курносые!!!
Собравшаяся было для расправы над тушкой Хохла бравая бригада подпрыгивает, разворачивается на месте и бросается куда-то вглубь райончика.
Поздно, гуси-лебеди! Прилетели! Снаряд ударяется в землю аккурат впереди бегущих и начинает крутиться шальным волчком, разбрасывая быструю струю густого дыма на хорошее расстояние. При этом создавая круг всё расширяющегося облака.
Следующая «свечка» растягивает резиновое небо уже через пять секунд после первой. И землю повторно накрывает нехорошей смесью удушливой вони и облаков плотного бело-жёлтого смога.
В яблочко! Как вам нравится эта «обработка полей и садов», моль капустная?!
Обратные стороны улицы взрываются стакатто выстрелов. Тающая было на глазах толпа вновь начала пополняться вылетающими из домов любителями полазить по чужим кастрюлям, не уведомляя хозяина. Крики, шум, суматоха! Счастливая музыка хаоса!
Благодаря лёгкому ветерку, мгновенно подхватившему и растащившему по улице дым, третьего выстрела я делать не стал. И так его столько, что в нём можно растворить дивизию. Поэтому оставляю мешок наверху и хватаюсь за верёвку, тут же болезненно резанувшую мне ладони.
Быстренько спустившись, я рванул, что было духу, в сторону распахнутых ворот «Радийки». В самый разгар веселья о стены трёх срединных домов с огненным росчерком разбиваются бутылки с жидкостью под красивым, поэтичным названием «Прометей».
Воистину велик бог, дарящий людям Большой Огонь!
Трубно взревев, пламя негодующе вспучилось и пожрало ещё несколько соседних хибар, – вприкуску с несколькими зазевавшимися в них огородниками, и «приобнял» всех находящихся рядом с горящими постройками туземцев. Жирные столбы чёрного дыма замечательно дополнили картину всеобщей пляски Витта.
Истошные визги взрезали уши почище немазаной бензопилы, и спустя несколько секунд смолкли. Не давая никому опомниться, из – за пламени полетели в толпу световые и картечные гранаты, дополнительно сдабриваемые дымовыми шашками с перцем. С трёх сторон по мечущимся среди всего этого бедлама жертвам ударили нечастые, но точные струи смертоносного дождя.
И словно ангелы мщения, из дыма и стены огня походным шагом царской пехоты, выступили мои янычары в противогазах….
Гришин опередил всех. Похоже, в этом столь молниеносно построенном нами аду надежду на сопротивление и спасение потеряли все. Металось, кашляло, рвало кровью, материлось, стонало и орало всё, что только могло.
Редкие ответные выстрелы поселковых быстро и безжалостно гасились огнём Хохла, подтянувшегося ближе. Всё это я видел уже на бегу, отстреливая пытавшихся спуститься в лощину в поисках спасения обезумевших, побросавших оружие, яростно трущих глаза и надсадно кашляющих горе – ополченцев.
…Однако среди них нашлись четверо-пятеро незадетых, пытавшихся таким же образом не спеша обойти моих ребят с тыла. Именно эту задачу я и поставил для себя изначально, – не допустить удара своим в спину. Хотя, скорее всего, я переоценил их смелость. Может, парубки просто решили свалить по-тихому, не привлекая внимания стрельбой. Как известно, идущий тихо уходит вернее…
Пришлось потратить ещё пару-тройку минут и несколько патронов на усмирение этих «активистов». В конце концов, билеты на этот спектакль были заранее проданы им всем. О чём их честно предупредили. Па-а-апрашу теперь участвовать!
…Тела их, глухо шлёпаясь по склонам, скатились на дно овражка. Где и замерли послушно. Лишь один ещё конвульсивно дергал ногами и простреленною башкой, словно пытаясь привстать со спины, на которую и упал после моего выстрела. Насколько я мог видеть отсюда, – Фёдор. «Жировик». Последний танец глупой и никчёмной жизни. А жаль, – мог бы стать неплохим человеком. Пусть даже и мёртвым, – меньше вызывал бы презрения даже после смерти…