Текст книги "Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя"

Автор книги: Сергей Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Демченко Сергей (Сергей Заграба)
Люди из ниоткуда

Книга первая: Возлюбить себя

Моим неведомым друзьям, – сурвайверам и «постапокалиптикам», – исподволь, и даже не зная о том, вдохновившим меня на создание этой скромной книги. В которой я всё же рискнул несколько упорядочить их мнения и фантазии. И по-своему живописать настоящие реалии хотя бы одной из видов возможных мировых катастроф, вполне способных свалиться на головы незадачливых землян…

Автор.

«Земля – слишком маленькая и хрупкая корзина, чтобы человечество складывало в неё все яйца»…

Роберт А. Хайнлайн

…До того, как вспыхнуло Солнце, как образовались планеты, был Хаос. И были кометы. Заполняющий межзвёздное пространство Хаос начал где-то сгущаться. Масса Хаоса была достаточно велика, чтобы он не рассеиваться в пространстве, и сгущение продолжалось. Образовывались бурлящие водоворотами клубы. Частицы космической пыли и межзвёздного газа сближались, касались друг друга, слипались. Сформировывались хлопья, а затем и состоящие из замёрзших газов комки. Шли века. Образовалось нечто вроде водоворота, имеющего пять световых лет в поперечнике. Отдельные местные сгущения, с бешенной скоростью вращающиеся вокруг центра, начали разрушаться; формировались планеты.

Вдали от оси водоворота сформировалось Это. Оно представляло собой бесформенное снежное облако. Частицы льда и снега постепенно соединялись воедино. Соединялись медленно, очень медленно, каждый раз – лишь по нескольку молекул метана, аммиака, двуокиси углерода. Время от времени облако сталкивалось с более плотными образованиями и включало их в себя. Таким образом, теперь в его состав входили и камни, и железо. Это было уже отдельно существующее, вполне устойчивое скопление. Формировались всё новые льдинки, образовывались химические соединения, которые могут быть устойчивыми лишь в холоде межзвёздного пространства.

Скопление достигало четырёх миль в поперечнике, когда пришла беда.

Катастрофа наступила внезапно. Она продолжалась не более пятидесяти лет, – ничтожное мгновение, если сопоставить со временем жизни скопления. Центр водоворота обрушился внутрь себя. Яростным пламенем вспыхнуло новое Солнце.

Мириады комет испарились в этом адском огне. Планеты лишились атмосфер. Сильнейший солнечный ветер вымел из центральных областей системы весь свободный газ и всю пыль, и унёс их к звёздам.

Но для скопления изменение оказалось почти незаметным. Оно находилось в двести раз дальше от Солнца, чем недавно образовавшаяся планета Нептун. Новое Солнце было для скопления не более чем необычайно яркой, постепенно тускнеющей звездой.

Во внутренних областях гигантского водоворота царила яростная активность. Кипели выделяемые камнями газы. В морях третьей планеты образовались сложные химические соединения. Газовые гиганты вскипали от пересекающих их вдоль и поперёк нескончаемых ураганов.

Внутренним мирам неизвестно спокойствие.

Подлинное спокойствие существует лишь там, где начинается межзвёздное пространство, – в той внешней оболочке, где плавают миллионы разделённых огромными расстояниями комет. И от каждой кометы до её ближайшей сестры – как от Земли до Марса.

Кометы плывут сквозь холодный чёрный вакуум.

Здесь, в оболочке, их бесконечная дрёма может длиться миллионы лет… но не вечно.

Ничто не бывает вечным…

(Примечание Автора: Здесь и далее – предположительно Джузеппе Орио, «Основы смертных начал». 1465 г., в современной обработке названий, имён и терминов Л. Нивена и Дж. Пурнель, «Молот Люцифера.»)

Часть первая: «Горнило»

ПРОЛОГ

– В который уже раз хочу для всех повторить, что это совершенно не опасно! В 1932 году астероид Аполлон прошёл от нашего общего космического дома на расстоянии двух миллионов миль. Это очень близко, господа, – по космическим масштабам просто в притирку. Ещё и ещё раз скажу, – для человечества нет никакой опасности.

Заглянем в прошлое. 1936 год. Астероид Адонис пролетел от Земли в одном миллионе миль. И что из того?

Помните панику 1968 года? Люди, особенно жители Калифорнии, искали спасения в горах. А потом и думать об этом забыли, за исключением тех, кто потратился на спасательное снаряжение. И которое никому так и не понадобилось.

Девяностые годы принесли нам радость общения с кометой Галлея. Мы все видели это чудо невооружённым глазом. Астероиды 2004 и 2006 годов, правда, оказались для нас до поры до времени невидимы. И обнаружить их удалось лишь после того, когда они направились уже к выходу из Солнечной системы.

Но ни их размеры, ни их траектории так и не сказали нам о том, что «небесных гостей» следовало, в конечном итоге, опасаться. Соотношение вероятности столкновения к вероятности прохождения на расстоянии составляла примерно один к трёстам тысячам. Это очень ничтожная доля вероятности, смею всех заверить!

Нынешнее небесное тело представляет нам, астронома и астрофизикам, великолепную возможность узнать много нового о внеземных объектах, их природе и происхождении. Ибо оно пройдёт в сравнительной (я снова подчёркиваю, – в сравнительной!) близости от нашей планеты.

Его внушительный диаметр и скорость полёта вдохновляют нас на изучение природы таких явлений. Над изучением которых усиленно трудятся сотни учёных, лучших умов мира.

Напомню нашим слушателям, что астероиды – это, скорее всего, обломки далёких, давно погибших планет. Современная наука склоняется к мысли, что это могут быть даже обломки легендарной погибшей десятой планеты нашей системы, – Фаэтона. Существует мнение, что ранее она могла быть даже обитаема. Однако мнение это пока не нашло достаточного подтверждения в серьёзных научных кругах.

На рубеже становления самой природы и микроорганизмов Земли она, скорее всего, уже билась в предсмертной агонии. И теперь её весьма вероятные останки служат нам напоминанием о том, чтобы мы как можно тщательнее хранили собственную маленькую планету.

И это всё, что можно сказать о таком рядовом событии, как прохождение вблизи Земли астероида номер 1349. Пожалуй, наши страхи и опасения, не имеющие под собою никаких научных баз, пусты и необоснованны…

– Благодарю Вас, доктор Трис. Вы прослушали выступление доктора Генри Триса из Топографо-геологического управления Соединённых Штатов. А теперь продолжаем нашу обычную программу….

* * *

Одно обстоятельство может послужить утешением для значительной части выживших: Проблемы, с которыми они столкнутся, по крайней мере, будут отличаться от тех, которые казались им подлинной мукой в минувшее время. Проблемы высокоцивилизованного общества сменятся проблемами, присущими примитивным цивилизациям. Вероятно, большинство выживших окажется обществом, состоящим из людей, заранее в определённой мере подготовленных к быстрому переходу, – от сложного и достаточно утончённого образа жизни, – к примитивному типу существования.

Роберто Вакка. «Наступление тёмной эры».

…На самом деле ЭТО оказалось страшным! При этом неизвестно, для кого более, – для тех ли, кто погиб в аду эпицентра сразу; кто исчез ли с лица планеты в течение последующих часов и дней. Или же для того, кто столкнулся со всем размахом и кошмаром последствий, которые будут давать о себе знать ещё не одному поколению выживших…

Однако же, смею утверждать, всё оказалось абсолютно не похоже ни на что из того, о чём мы иногда читали в глупых, но красочных книжках о катастрофах на уровне сельского округа или почти Вселенского масштаба. В коих повествовалось о пафосном и мучительном, но в конечном итоге счастливом и поучительном, выживании не знающих ни черта по жизни, но невесть с чего вдруг дьявольски о чём в ушлых, грамотных, и чертовски хорошо приспособленных к жизни в дикости, людей «богемы».

В них же, как правило, рассказывалось почему-то не о тех, кто реально смог бы противостоять возникшим в связи с мировым тарарамом вселенским проблемам. А велась отчего-то речь о кучке всезнающих и знойных служанок, деловитых кухарок-феминисток, едва образованных нуворишах и их шумоголовых секретаршах. Чьи «гений» и «способности» оказывались вдруг просто незаменимыми в сообществах, намеревавшихся выжить…

Об отставных плэйбоях и политиках, якобы за уши вытягивающих всхлипывающее и размазывающее сопли по лицу человечество из трясины жужжащего прибитой мухой мира. Об их подлинном триумфе после гибели Земли, щедро дарившей им ранее «буббле гумы», кокаин, платиновые кредитки и сияющие «Ламборджини».

А ныне – раздираемой катаклизмом планеты, дающей всем без исключения по морде вставшим на дыбы асфальтом…

Если верить тому «героическому эпосу», среди обломков крякнувшего пьяной уткой порядка именно эта категория лиц успешно справлялась с любыми трудностями. Благодаря столь редким, как вы понимаете, в буржуазном обществе профессиям юриста, артиста и бухгалтера, – дающих, видимо, просто неоценимые всеобщие естественные познания, -

в дыму пожарищ, в схватках ли с ружжом наперевес, с раскрашенной тональным кремом в боевую полоску ухоженной мордочкой, – они запросто и непринуждённо отстаивали идеалы человеколюбия. А никчёмные и изнеженные фермеры, технари, практики и рабочие, – те гибли просто склеенными вместе пачками.

Подобные книжки, наряду с однообразными и возмутительными в своей пошлости и лицемерии телевизионными сериалами о «честных милиционерах» и киноэпопеях, заполненных любовными соплями и «коммерческими» бреднями о состояниях, убийствах на их почве и горестных слезах по этому поводу, – охотно раскупались и смотрелись почему-то именно зажиточным классом.

Непохоже это было и на то, что видели все год за годом на ТВ. Или о чём слышали ранее на волнах всезнающего бесшабашного радио.

Где-то, если верить эфирным клятвам, ежечасно происходили форменные чудеса: кучка дипломированных полудурков от экстрасенсорики запросто двигала взглядом тяжеленные составы с бетоном, прогуливалась по Марсу и беседовала там с мёртвыми. Дерзко крутила дули инопланетянам, отыскивала для милиции по отпечатку козюли на обоях пропавших без вести, и останавливала гневно поднятым тапком торнадо.

До «Того дня», казалось, мир глотал и усваивал всю эту питательную информационную «лапшу» с похвальным гастрономическим интересом оголодавшей акулы, приглашённой на беспредельно щедрый банкет в городскую мэрию. И при этом каждый индивидуум явно испытывал истинное наслаждение от созерцания чужих горя, мучения и страданий.

Хихикающие дикторы, с наслаждением щиплющие друг друга за ляжки под столом в студии, со странным восторгом вещали о состоянии «полной задницы» на Таити… И сдабривали всё это новомодной шуткой.

Народ взвизгивал от счастья, что где-то и кому-то ещё хуже, чем им здесь. Большинство «оракулов эфира» не верили сами себе, с притворной скорбью развлекая опитых пивом дегенератов жуткими байками о подробностях землетрясений где-то на запятках нашего континента… Массы делали «х-хоооо!» и падали на спину, тихо млея и коротко поссыкивая при мысли, что «наконец-то проклятых узкоплёночных поубавилось».

Рыхлые, картавые заики-репортёры? О-оо, это и вовсе отдельное звено мокриц в пищевой цепи пожирателей скабрезностей!

В трогательно коротеньких пиджачках, тусящие среди обломков горящих домов и офисов, изысканно лавирующие меж визжащих от ожогов клерков. Они, распихивающие ногами пожарных и парамедиков, дабы взять потрясающее по своей силе интервью у самого изломанного свежего трупа…

Вороньё, кружащееся над внушающей им поистине священный трепет кучей из смеси венценосного дерьма, преступной сущности, страданий или пресыщенности упивающегося собственным ничтожеством человечества.

Вся эта могучая кожистокрылая стая не смогла, не сумела бы и при едином, совместном старании, живописать и доли всей той страшной картинки.

Ибо невозможно, почти нереально передать словами всю перспективу Большого Каюка; не найти кисти, способной нарисовать прыжки и зигзаги синюшного пузыря окровавленного «шарика», словно чьей-то жилистой ногой точно отправленного в плазменные печи Апокалипсиса…

…Трясущимися руками кутаясь в пледы, пенсионеры половины планеты при этом мечтательно цедила: «Вот так бы всем и гикнуться, – скопом и сразу, чтобы старости да болезней не видеть»…

Душевные люди планеты Земля…

Они счастливы, они просто рады утащить с собой в беду или на тот свет, просто за компанию, и близких им личностей, чтобы там, под сенью амброзии и верблюжьей колючки, им было кому почесать перед сном конопатую прыщавую спинку и поставить на лоб горчичник в минуты душевной слабости…

Человеку, – ничтожному микробу на ягодице Мира, – были отведены считанные мгновения и самые неудобные места в этом Театре Страстей. Истинные актёры и шоумены сего вызывающего содрогания спектакля лишь мелькнули стремительным росчерком, огненными смертоносными каплями разодрав пополам ветхий и пыльный занавес синеющего вечернего небосвода…

– Господин Президент, что Вы можете сказать о грядущем событии? Что предпринимает Правительство в этом отношении для подготовки к ликвидации последствий возможного трагического развития событий?

– Мне абсолютно ничего не известно о том, что астероид столкнётся с Землёй. – Снисходительная улыбка.

– Кому, как не Правительству, дано в полной мере знать о том, что может реально произойти? Последние доклады мирового научного сообщества говорят о том, что ни одной из стран не следует принимать в расчёт надуманных опасностей, возможность которых усиленно муссируется далёкими от настоящей науки кругами…

Поэтому мы не считаем нужным и необходимым устраивать в стране ещё что-либо более того, что уже предусмотрено и имеется для чрезвычайных ситуаций…

Ну, и далее везде всё в таком же духе. Словно по одному листу зачитано.

…Никто не успел толком оценить, посмаковать и обслюнявить в курилке масштаб, грандиозность и размах задумки постановщика премьеры.

Всё было кончено быстро и с садистской любовью к кровавым эффектам. Сомнительно, чтобы кто-то успевал хотя бы принять за это время пилюлю слабительного.

Сокрушительный «хук» в мягкое подбрюшье планета получила именно в час, когда она сомлела от перспективы прохлады в наступающей на той половине полушария ночи.

С кофе наперевес, с сигарами в натруженных подсчётом купюр пальцах, она уютно обустраивалась после лёгкого раннего ужина на балконах и лоджиях. Приобняв пышные зады продажных подружек и с биноклями в руках.

Когда самые закалённые в ничегонеделании и утончённые в праздности бездельники, любители ночной жизни, развязно и неспешно стягивались на площади и в летние кафешки городов. Чтобы в грядущем вечернем мареве первого сентябрьского вечера насладиться феерией космического действа…

…Словно перегретый Царь-колокол, брошенный в пучину, треснул и оскалился обуглившимися дёснами мир. Вспыхнув и блеснув ослепительным огнём космических «шутих», планета, как домовитая хозяйка, тут же понесла свои воды в ушате всеуничтожающей «стирки». Чтобы пенными обмылками океанов залить безумное пиршество человечества на заляпанной жиром Кухне Времён.

Точно так, как наиболее страдающие любознательностью по утрам похмельные индивиды, ради садистского опыта, заливают водой грязных маленьких насекомых в немытом с ночи стакане…

Ибо у Госпожи Величия не бывает детей – тараканов…

Не было в трагедии ни красоты, ни смысла, ни патетики книжной.

А было всё «прозаичнее в происшествии, и ужаснее в последствиях своих».

I

«Из всех важнейших достижений цивилизации наиболее значительным следует считать, пожалуй, лишь чистое, вовремя заштопанное бельё».

С. Заграба

На Земле разразилась беда. Через три миллиарда лет после того, как сформировалась планета, начал развиваться ядовитый мутант. Это была форма жизни, напрямую использующая солнечный свет. Использование более эффективного источника энергии давало мутанту огромное преимущество. Он был сверхактивен, силён, смертоносен. Распространяясь всё дальше, завоёвывая весь мир, он изливал потоки отравляющего атмосферу газа, он сжёг им ткани прежде доминирующих на Земле форм жизни, и теперь она стала лишь удобрением для мутанта…

В то же самое время беда настигла и комету. Её путь впервые пересёкся с дорогой чёрного гиганта.

Планета источала страшный жар. Через миллиард лет поток этого жара достигнет звёзд. Входившие в состав кометы водород и гелий вскипели от инфракрасного излучения. Затем пути гиганта и кометы разошлись. Но направление движения и скорость кометы изменились, – сгорающий газ её «покрывала», подобно ракетным двигателям, придал ей ускорения.

Вновь вернулось спокойствие. Комета, залечивая раны, нанесённые неожиданной встречей, плыла сквозь ледяную и безмолвную черноту, несколько уменьшившись в размерах.

Шло время…

Мириадами оборотов позже, когда по Земле, зажатой мёртвой хваткой ледникового периода, начали распространяться люди, чёрная планета появилась вновь. Климат на Марсе, завершая свой долгий путь, зашёл в тупик. Марс потерял свою воду.

Сотни, миллионы лет, – что они значат в кометном гало? Но сейчас пробил час и этой кометы.

Орбита её немного, но изменилась. Чёрный гигант сбил её с пути…

У кометы был шанс спастись. Гравитационные поля Сатурна и Юпитера могли отправить её обратно, – вытолкнуть назад, в холод и тьму. Но для этого Сатурн и Юпитер должны были занимать другое положение. И комета продолжала своё падение к центру сектора, где постепенно старело Солнце, ускоряла его, вскипала…

Вскипала! Скопления летучих соединений били струёй из тела кометы, выбрасывая клубы ледяных кристаллов и пыли, и оголяя понемногу прочнейшую внутреннюю «начинку»…

Жар с поверхности кометы просачивался внутрь её головы, вырывая из тела всё новые скопления газа. Словно на реактивных двигателях, комета разгонялась по своему новому пути, окружённая светящимся облаком. Голову кометы бросало то туда, то сюда. Умирающая, пронеслась она мимо Марса. Теперь она снова была почти прежним астероидом, растеряв элементы и соединения сопровождения, – свой «хвост». Её нельзя уже было разглядеть внутри облака пыли и остатков ледяного крошева. И облако было размерами примерно с сам Марс.

Телескоп с Земли нащупал её. Она походила на мерцающую точку – поблизости от того места, где виден Нептун.

До столкновения оставались какие-то месяцы…

Джузеппе Орио, «Основы смертных начал». 1465 г., в обработке Л. Нивена и Дж. Пурнель, «Молот Люцифера».

…Чёрт, ну как же тяжела она, налипшая толстым слоем на ботинках, эта чёртова грязь! Эта протухшая и раскисшая в безобразное месиво «земля»…

Так, кажется, любовно называли мы ещё вчера свою, такую «отрадную обитель и колыбель»? Интересно, какого дьявола её вообще назвали Землёй?!

География – ярко выраженная тётушка Дура, которой с какого-то переляку показалось, что она давным-давно хорошо знает все свои грязные комнатушки в огородной тыкве Мира.

И ничего для неё нет страшного, что три четверти этой дурно пахнущей, заваленной непобедимыми отходами конуры залито водой. Ибо её это ничуть не смущает. Земля, – и точка! Основа всего.

Сама-то она в калошах, несмотря на ревматизм. Да так и стоит, в раскоряку, на этих островках мало-мальски сухого пола, громко называемого нами «континентами».

И теперь эти «континенты» в большинстве своём лежат в полном, пузырящемся гниением и сероводородом, дерьме. Куда ни кинь взгляд – царство смерти, хаоса и разрушения. Воды и грязи. Вони, сырости и тлена…

Сколь прекрасна была планета ранее, столь омерзительно, отталкивающе она выглядела ныне.

…Навещая из какого-то тоскливого чувства ностальгии по нежданно ушедшему жалкие остатки частных строений в покинутых кварталах, что пониже «моего» района, более или менее уцелевшие после катастрофы, мы всячески старались не сосредотачиваться на мыслях о практически полном упадке этого идиотского мира. О судьбе и ужасе положения ранее населявших их людей. Которым не повезло. Или повезло недостаточно.

Ибо покосившиеся и осевшие на почву хибары, как и то, что осталось от некогда величественных «Тадж-Махалов» ранее зажиточного класса, как нельзя лучше живописали нынешнее общее, – плачевное и безнадёжное, – состояние нашей донельзя хвалёной «техногенной цивилизации».

* * *

…Гигантский водоворот делался невыносимо тесным. Космические тела всевозможных размеров вращались вокруг друг друга, искривляя пространство, и топология его бесконечно менялась. Планеты и спутники их были изборождены шрамами. Планеты же, обладающие атмосферой, – такие, как Венера и Земля, – усеяны кратерами.

Каждый день она менялась. Из покрывавшей поверхность головы кометы пыли начал выделяться аммиак, – водород давным-давно улетучился. Масса кометы делалась меньше, а плотность её значительно увеличилась.

Скоро от кометы ничего не останется, кроме каменной пыли, намертво сцементированной водяным льдом. И голова её вновь станет монолитом величиной с гору.

С каждым часом всё больше разогревались газовые включения, и газ пробивал дорогу наружу. И разрывал голову кометы. Огромные каменные глыбы, кувыркаясь, медленно отделялись друг от друга, чтобы лететь рядом с Хозяином. Ещё немного, и комета, напрягая последние силы, агонизируя и нестерпимо сияя, вырвется из плена солнечной системы. Она уже почти прошла наиболее опасные участки действия планетарных сил, когда что-то жёстко и неожиданно преградило ей путь…

Джузеппе Орио, «Основы смертных начал». 1465 г., в обработке Л. Нивена и Дж. Пурнель, «Молот Люцифера».

…Облупленные, ржавые, выдутые ветрами покорёженные кровли и перекошенные, отошедшие от фундаментов пороги домов; мёртвый оскал оконных и дверных проёмов, из которых уже давно выворотили на дрова деревянные рамы и скособоченные тела выцветших от сырости и ветра дверей. Груды битого стекла из окон усеивали пока ещё не везде содранные на эти же цели полы, да буйную траву под стенами, возросшую обильно благодаря появлению вездесущей влаги.

Горы принесённого водою и ветром отовсюду мусора, и молниеносно ветшающие без присмотра дворы и хозяйственные постройки.

Отслоившиеся пласты стенной штукатурки, словно лохмотья растрескавшейся на трупе кожи; словно листы ватмана, на котором невидимыми чернилами была записана история последних часов поверженного в прах человечества…

Странным было то, что лишь трижды мы замечали там стремительные тени, тут же трусливо исчезающие при нашем появлении. Как мы понимали, немногие обитатели шарили по руинам в поисках всего того, что хоть мало-мальски поможет им существовать.

Гоняться за ними с гиканьем и с целью пристрелить или позвать для общения мы не собирались, так же как и они не горели особым желанием выскочить с приветственными криками и распростёртыми объятиями нам навстречу. Возможно, так оно было и лучше. Для обеих сторон. Похоже, им доставало ума понимать, что мы можем быть настроены не столь миролюбиво, как им хотелось бы. И что от одетых в камуфляж людей можно схлопотать сперва пулю, пущенную из предосторожности. А уж потом затеять с ними хоть мало-мальски продуктивный разговор. А нам доставало ума не совать нос не в своё дело, раз уж это не сулило нам никаких особых «барышей» или неприятностей.

Может, дело и обстояло бы иначе, имей они на это ресурсы, – большие, чем они сейчас располагали? И они попробовали бы на зуб кучку полудурков, шастающих по их «вотчине»? И рискнули бы посмотреть на наши потроха, упрятанные в более приемлемую для нынешних времён внешнюю упаковку? Что и произошло однажды, буквально в самые первые наши появления здесь. Впрочем, мы были практически готовы к любому раскладу при таких «прогулках».

Именно поэтому четверо отчаявшихся аборигенов, вылетевших с торжествующим рёвом на нас из-за угла, оказались нашпигованными свинцом куда ранее, чем они успели даже толком прицелиться. Визг пуль взрезал примолкшие навеки окрестности похлеще ударов кнута-арапника.

Излив на нападавших крохотный, экономный водопад хлёстких выстрелов, прозвучавших, как гром среди ясного неба в этой тишине, мы одновременно бросились врассыпную, присматривая попутно мало-мальски подходящие для обороны укрытия, и ожидая прибытия остальной враждебно настроенной массы в виде подкрепления атакующим.

Заняв более-менее приемлемые позиции, мы перезарядились и напряжённо замерли, зорко всматриваясь в темнеющие контуры почти неузнаваемых мною ныне переулков. Лишь единственный раз мне удалось приметить ещё одну, ошалелым зайцем скакнувшую за изгородь сутулую фигуру. И в то же время прозвучало краткое «буфф». Фигура споткнулась, будто с размаху налетев на невидимую преграду, на мгновение замерла, выгнувшись назад и слабо раскинув в стороны длинные руки, а затем пропала в каком-то палисаднике, куда канула, как в прорубь. Мой добрый друг Упырь был, как всегда, точен.

В результате ещё два десятка секунд ожидания, и пришедшее вслед за тем понимание, что «беседовать» более оказалось не с кем. Как и выяснить цель столь бездарного и поспешного нападения не представилось, в связи с этим, возможным.

Мы поднялись почти разочарованными. Ещё бы! Столько шуму, а поговорить теперь как следует не с кем. И чего, спрашивается, от нас было нужно?

А впрочем, и так всё было яснее ясного, чего уж там. Какие вам ещё нужны поводы для подобного безумства?

Вряд ли кто-либо в подобных условиях вываливается вам навстречу с оружием наперевес, радостно осклабясь и имея дружеской целью пригласить вас с семейством на пикник. Разве что желая приобрести у вас, пошарив жадными руками в карманах, какую-нибудь крайне полезную игрушку-безделушку, предварительно превратив вас в качественное решето или рваные картечью лохмотья. Весь вопрос при этом состоит лишь в разнице калибра, точности и скорости стрельбы. У кого они выше, тот и становится несравненно «богаче». Или живее. Это в зависимости от ваших навыков, совести и пристрастий. Или степени глада, терзающего ваше слабое, бренное существо…

Мы по-быстренькому осмотрели бесхозные теперь «трофеи» в виде видавших куда лучшие времена дробовиков и странного на вид сооружения, отдалённо напоминающего «Узи» грубой поделки. Наверняка «самопал». Под патрон «Калаша», но на пару магазинов, не больше. После чего «аппарат» попросту развалится или у него треснет ствол. И здесь народ проявлял чудеса выдумки и сноровки, изготавливая такие вот «шедевры» для обороны живота своего. Ну, или для другого применения. Того же грабежа.

Что поделать, – такова жизнь. Когда хлеб насущный перестают продавать за бумажки денежные и медь монетную, в ход идут свинцовые средства взаиморасчёта…

…Закинув никчёмные ружья в развалины, Упырь разломал печальный прототип «автомата» голыми руками на куски, после чего ещё старательно сплющил и без того изуродованную конструкцию ногами. Кто знает, – может, в борьбе за существование охотничье оружие обретёт нового, более здравого и более мирного владельца. А вот оставлять местным пусть и несовершенную, но опасную для нас «игрушку», неразумно. Так что уж пусть нас простят и скажут спасибо хотя бы за то, что мы не стали в этот раз злиться и устраивать здесь основательную «чистку»…

Идя в подобные места, знающий боец должен оценивать всё окружающее прежде всего с точки зрения поиска места возможной засады, из которой можно подвергнуться риску нападения. Грубо говоря, искать глазами и безошибочно определять тот угол, откуда можно получить кованным сапожищем под зад. И уж только потом – по содержимому и «жирности» общих «стратегических запасов» местности.

Лишь убедившись пусть в относительной, но безопасности собственной шкуры, можно позволить одному, ну двум нагнуться, дабы что-нибудь подобрать, эдакую полезную в хозяйстве бяку.

Ну, а если ему стараются подрезать ноги, солдат просто обязан сперва позаботиться о выживании, а затем – «навести порядок» в негостеприимном к нему районе.

Только так, и не иначе, можно быть уверенным в том, что «тропа на водопой» будет в дальнейшем более или менее безопасной.

Однако мы не стали никого здесь казнить, а попросту двинулись дальше, лишь усилив бдительность. Ни к чему было совершенно негативно настраивать против себя население клоаки. Трусость – отнюдь не меньший повод для отчаянного нападения, чем наглость, нужда или жадность.

Временами, когда мы проходили по этим местам, нас не оставляло ощущение, что за нами неотступно следят чьи-то зоркие и нетерпеливые глаза. И не одни. То мне, то моим спутникам время от времени словно жгло спину завистливыми или прощупывающими взглядами.

Казалось, что эти взгляды могли испепелить, имей они достаточно силы. Однако на нас по-прежнему никто более не нападал, и в районе стояла почти вечная тишина, лишь изредка нарушаемая шорохами, шелестом, шёпотом и скрипом. То есть, обычными звуками странных мест, в которых кто-то или что-то существует, но старается не попадаться на глаза любопытному исследователю. Но, тем не менее, никто не нарушал негласно установившегося «перемирия». Жители словно оценили нашу незлопамятность, и старались более не попадаться у нас на пути? А может, просто видя наше вооружение, экипировку и зримую мощь, уровень огневого и тактического превосходства, сочли неразумным становиться у нас на дороге с увесистым дубьём?

Не знаю, но тем не менее, они явно всегда видели наше приближение заранее, и тщательно скрывали собственное присутствие. Их поведение так и оставалось для нас загадкой. Какие-то чересчур уж тихие и пугливые здесь прозябают. Не чета другим, «буйным» районам города. Уж зайди кто ко мне на горку по-хозяйски, я сделал бы всё, чтобы вышибить незваных гостей далеко за порог. А здесь мы чувствовали себя неким «транзитом», который приходит и уходит, не нарушая особо устоявшегося порядка вещей.

Хотя мы и сами не могли бы толком сказать, зачем нам было нужно, подвергая себя опасностям, лазить по этим практически необитаемым руинам, где и поживиться-то было абсолютно нечем. И в которых прятались и вели беспримерно жалкое существование лишь мизерные остатки местного населения.

Видимо, подсознательно мы всё-таки жаждали именно для себя убедиться, что не весь ещё род людской почил в бозе. Такова, что поделать, природа человека, – он животное общественное.

Мы как-то совершенно добровольно взяли на себя обязанности эдакого регулярного «патруля» этих и иных мест, словно призванного вести наблюдение и ответственного невесть перед кем за «порядком» во вверенном ему квадрате. Своего рода хобби, развлечение, не дающее закиснуть навыкам и потерять бдительность. В смеси с несомненною пользой. Мы ведь в силу этого постоянно были в курсе происходящего вокруг нашего Дома. Это уже давало определённое преимущество во многом.

И пускай даже те, кто сегодня тихо обитает и испуганно шуршит обрывками газет ночами по соседству, завтра наверняка станут твои кровным врагом, – на данный момент человеку бывает главнее,