Текст книги "Особая группа НКВД"

Автор книги: Сергей Богатко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Чуть где появлялся русский солдат, звали в гости со всех сторон: «Братушка!..» Не зайти было нельзя – обидятся. Дружеское расположение югославов к Красной Армии было так велико, а формы его проявления настолько выходили за привычные рамки, что командованию пришлось принять строгие меры для поддержания дисциплины. Рассказывают, что однажды командующий армией, проезжая мимо, увидел югославского часового, стоявшего на поляне у развилки дорог. Рядом под деревом лежал наш солдат. Думая, что произошло какое-то несчастье, командующий велел остановиться и послал адъютанта разобраться, в чем дело.

Адъютант вскоре вернулся крайне сконфуженный. Солдат этот, как видно, возвращался из гостей в свою часть, но, не рассчитав сил, уснул. Мимо проходил югославский отряд. Стали думать, что делать с братушкой. Доставить бы, а куда? Сообщать русскому патрулю не захотели, чтобы не подвести солдата под взыскание. Решили так: пусть братушка спит, земля теплая, когда проснется – сам найдет свою часть. А чтобы никто не потревожил сон освободителя, выставили часового.

Месяца полтора Румянцев прожил в селе Энка и здорово там сдружился с жителями, особенно с хозяином дома, где квартировал, старым крестьянином по имени Люба. 2 апреля авиадивизия перебазировалась в Венгрию. При прощании старик прослезился. Время от времени он приходил на аэродром и просил русских летчиков, улетавших в Венгрию, передать посылку Румянцеву – вино, фрукты, окорок…

Кусана Саденова уже не было в их экипаже. Кудряшов выучил его на первого пилота, на командира. Расставаясь, печалились оба, ведь трудно было сказать, кто из них кому больше был обязан. Новому правому летчику Александру Петрову Саденов, отведя в сторону, внушал строго: «Следи, Саша, за командиром, ухаживай. Он талантливый, летает хорошо, но увлекается…» В новом бомбардировщике Саденов, едва вошел, первым делом над своим командирским креслом прикрепил фотографию Кудряшова – учителя и друга.

С мая 1945 года началось перемещение отборных армейских частей на Дальний Восток, и тогда потребовались аэрофотоснимки самых разных участков Транссиба, трассы БАМа. В середине июня 1945 года первый поезд с Амура, перевалив некогда непроходимый Сихотэ-Алинь, вышел к берегам Тихого океана. И с этого момента закончилась островная жизнь Советской Гавани. Здесь образовался промышленный центр и мощный перевалочный транспортный узел. Совгавань превратилась в один из основных пунктов базирования Тихоокеанского флота. Здесь были сформированы два батальона морской пехоты. Отсюда 19 августа 1945 года корабли с десантом вышли курсом на Южный Сахалин (порт Маоку).

Девушка по имени Тереза

После Парада Победы вечером 24 июня 1945 года играли свадьбу. Еще под Москвой, в Астафьево боевой офицер ВВС, гвардии старший лейтенант Саденов познакомился с русской девушкой Марией Федоровной – видной, статной, с длинной, до пят, русой косой. Собрались друзья-летчики. Веселились, танцевали, пели. Вспоминали погибших. Уже близилась полночь, свадьба подустала от веселья, и один из летчиков, взяв гитару в руки, затянул старинную ямщицкую:

 
Это было давно, год примерно назад, —
Вез я девушку трактом почтовым…
 

Песня была всем знакома, ее дружно подхватили: «Круглолица, бела…» И не сразу гости заметили, как, потемнев, застыло лицо жениха, как побледнела красавица-невеста. Кусан Саденов – боевой офицер с двумя орденами Красной Звезды на груди – вдруг встал и вышел из-за стола.

– Что это с ним? – шепнула подруга невесте.

– Ох, сколько они там пережили!.. – покачала головой Мария Федоровна, и в глазах ее блеснули слезы.

После войны Кусан Саденов овладел управлением современным бомбардировщиком, стал заместителем командира эскадрильи. Отряд майора Саденова всегда был на отличном счету, а возглавляемый им экипаж – лучшим в полку. В отставку вышел подполковником, с четырьмя орденами Красной Звезды.

Две дочери родились у Саденовых. Старшую назвали Сайдой, как объяснил Кусан, это имя связано с образом матери, так назывались ее любимые духи «Сайда» – «счастливая»; младшую – Терезой. И обе девушки выросли красоты редкостной, точно из сказок Шахерезады. Только Тереза чуть мягче характером. Впрочем, кто знает… Когда девушка выросла, отец рассказал историю ее необычного имени.

– Поймешь ли ты меня? – говорил он дочери. – Война была жестокая. А эта девушка Тереза… Что я знаю о ней? Почти ничего. Только то, что она шла рядом с теми, кто выступил против врагов человечества, против фашистской чумы. Погибла тогда Тереза или осталась в живых – неизвестно. Была она молодая и красивая. Наверное, ей очень хотелось жить. И в последний момент, у самого края, ее охватила смертная тоска. Наверное, от сознания того, что вот она, юная женщина, исчезнет с лица земли и не останется от нее ни следа. И она попросила хотя бы имя ее сохранить…

Прошли годы. 16 марта 1988 года «Строительная газета» опубликовала очерк «Тереза», где рассказывалась история о том, как летчик Саденов назвал дочь именем пропавшей без вести партизанки. Вышло так, что этот номер газеты попал на глаза ученому-историку, подполковнику в отставке А. М. Сергиенко. Благодаря усилиям этого опытного исследователя история получила совершенно неожиданное для всех ее участников продолжение.

…Итак, 24 апреля 1944 года вторым заходом на цель парашютистка по имени Тереза была сброшена. Ночь стояла темная, ветреная. Неопытную (это был ее первый в жизни прыжок) и легкую по весу парашютистку отнесло далеко от партизанских сигнальных костров. Девушка успела, как ее учили, поджать ноги, снег смягчил удар, и она мягко свалилась на бок. Потом около пяти часов по камням, по снегу шла туда, где, по ее предположению, были партизанские костры. Она выбивалась из сил, когда почувствовала, как сильные руки подхватили ее и понесли в лагерь, к теплу, к товарищам. В Босанский Петровац ее принесли спящей. Там, проснувшись, узнала от Винченцо, что все приземлились благополучно, но у грузового мешка не раскрылся парашют, и рация разбилась. На следующий день переехали в Дрвар, где размещался штаб Тито, и доложили в Москву о своем прибытии.

На партизанскую тропу перехода в Италию Бианко и Мондини вместе с группой из Словении выступили буквально за несколько дней до высадки в Дрваре немецкого десанта на планерах. На прощанье югославы подарили им крепкие ботинки-бутсы, уверяя, что для скалистых троп они будут более подходящими.

Начались дни и недели, наполненные беспрерывными изнурительными горными переходами, голодом, лишениями. Шли пешком, цепочкой, лишь однажды – верхом на лошадях, и Тереза с благодарностью вспоминала уроки верховой езды, которые получила в школе-интернате. Группа сопровождающих постепенно редела. В подконтрольных немцам районах переходы осуществляли ночью. Но больше опасались не немцев, а предателей из местных. Однажды их выследили и организовали погоню. Пришлось отклониться от маршрута и забираться в такие дебри, куда, казалось, и птица не залетала. Несколько дней шли без еды, снег растапливали на крошечных костерках. Одежда не просыхала. Бутсы действительно выдержали все испытания, но казались пудовыми.

Почти месяц в пути, и вот наконец родная Италия. Триест, Павия, Милан. Переоделись, выправили документы. Встретились с главнокомандующим гарибальдийскими бригадами Луиджи Лонго и его главным комиссаром Пъетро Секкья. Решение было такое. Поскольку работать с рацией в Милане было опасно из-за возможной пеленгации, Винченцо Бьянко оставили при Лонго, в Терезу Мондини переправили в партизанский отряд.

Движение Сопротивления на севере Италии приняло широкий размах. Этому способствовали и гористая, покрытая лесами местность, и прилегавшие промышленные центры – Турин, Милан. От рабочих организаций этих городов партизанские отряды пополнялись добровольцами и получали все необходимое для борьбы. Здесь, в районе Вальсензии, и располагался один из отрядов под командованием Чино Москателли, куда прибыла Тереза.

Отряд образовался в октябре 1943 года. Первой боевой операцией был налет на казарму карабинеров, куда обманным путем фашисты заманили командира отряда. Затем последовали крупные акции, доставлявшие властям режима Муссолини большие затруднения. Однажды партизанскому пулеметчику Рангино удалось даже сбить двухмоторный немецкий самолет.

Работа Терезы заключалась в поддержании связи с Москвой. Зашифрованные донесения доставлялись от Лонго. В строго определенное время радистка передавали их в Москву, ответ получала в таком же зашифрованном виде и через связного отправляла в Милан. Осуществлялась также связь между отрядами бригады. Немало здесь было русских, бежавших из лагерей военнопленных. Когда они узнали, что Тереза говорит по-русски, то многие, в том числе итальянцы, стали называть ее ласково Маруской – русской.

Жизнь в отряде была нелегкой. На усилившиеся действия партизан, которые в результате налаженной координации становились все более успешными, фашисты ответили свирепыми карательными мерами. Операции осуществлялись под командованием фельдмаршала Кессельринга. Завязались упорные, кровопролитные бои. Трудности и лишения партизанской жизни непомерно увеличились с приходом зимы. Тем более что под давлением карателей партизанам приходилось беспрерывно менять позиции. Не хватало оружия и боеприпасов, увеличилось количество раненых и больных.

25 апреля 1945 года партизанские силы освободили Милан. Накануне Тереза передала в эфир свою последнюю радиограмму в Москву. Ее сердечно поздравили от имени советского правительства за успешное выполнение задания.

Вскоре состоялась встреча с Пальм про Тольятти. Он с трудом узнал ее – так девушка похудела:

– Тереза, девочка, жива?! Спасибо тебе за работу!

Наверное, нет ничего удивительного, что замужество Терезы состоялось примерно в то же время, что и свадьба Саденовых. Мужем Терезы стал Ренато Москателли – младший брат прославленного командира, а сына своего она назвала, по традиции тех лет, Нелло – именем погибшего в бою героя-партизана. Потом – возвращение в СССР, работа переводчицей на радио – словом, обычная московская жизнь, тревожимая лишь воспоминаниями. Летчиков она не пыталась разыскать, поскольку уверена была, что они не запомнили ее: сколько бойцов доставили на партизанский фронт, сколько трагических судеб прошло рядом… Благодаря усилиям подполковника А. М. Сергиенко они встретились. Встретились через сорок четыре года и пятнадцать дней после того драматического полета под балканскими звездами. Причем подполковник устроил героям этой истории настоящее испытание. Никого ни о чем не предупреждая. 8 мая 1988 года Сергиенко собрал в одном из парадных залов Центрального Дома Советской армии летчиков прославленного в боях 4-го гвардейского авиационного корпуса дальнего действия.

Они пришли, седые ветераны, надев ордена и медали, чтобы по традиции встретиться с боевыми товарищами накануне Дня Победы. И порой постороннему человеку трудно было понять особый смысл их приветствий, разговоров, реплик. «Ну как, все горишь?» – бодро спрашивает один генерал другого. «Горю», – слышится спокойный ответ. И только посвященные знали, что этому летчику-фронтовику, когда-то горевшему в самолете, вот уже много десятилетий каждую ночь снится один и тот же огненный сон…

Подполковник Сергиенко выходит на помост. Он рассказывает о ночном полете в Югославию, совершенном 24 апреля 1944 года, и приглашает подняться на сцену ничего не подозревающих штурмана Федора Румянцева и летчика Кусана Саденова. Хотя большинство присутствующих могли бы рассказать о подобных драматических полетах, зал затих, насторожился, а телекамеры и юпитеры явно кого-то разыскивали в зале.

Сергиенко вкратце излагает историю с именем дочери летчика Саденова и неожиданно для всех объявляет:

– Сегодня, через сорок четыре года и пятнадцать дней я хочу с радостью доложить вам, дорогие товарищи: Тереза выполнила задание, она осталась жива, и в настоящее время находится здесь, в зале, среди нас. Дорогая Тереза! Я прошу вас подняться сюда к нам, встретиться с теми, кто вез вас в ту апрельскую ночь 44-го…

Она встала, и встали все. Ветераны – седые бойцы – со слезами на глазах приветствовали невысокую женщину с добрым, немного усталым и смущенным лицом. В громе аплодисментов она сделала несколько шагов, а ей навстречу спешили штурман Румянцев и пилот Саденов: «Здравствуй, Тереза!»

Встреча через сорок лет. Тереза Мондини, Мария и Кусан Саденовы.

Судьба «крестной дочери» – Терезы Саденовой тоже сложилась непросто. Пришлось старому летчику во второй раз провожать Терезу – теперь уже дочку – в дальний путь. И пусть происходило прощание в современном аэропорту, а не на краю бомбового люка, от этого разлука не легче. Случилось так, что после окончания института Тереза поехала на родину отца, в Казахстан. Там встретила и полюбила молодого горного инженера – кубинца. С мужем и дочкой улетела на Кубу – на другой конец планеты. Судьба.

Эпилог

По-разному сложились судьбы экипажей «бамовской эскадрильи», особой авиагруппы НКВД. Одни погибли на изысканиях трассы, другие сгорели в воздушных боях или пропали без вести при выполнении особых заданий Ставки Верховного Главнокомандования в годы войны. Семь Золотых Звезд Героев на счету относительно небольшой группы о многом говорят. Но, пожалуй, самое удивительное то, что нескольким бамовским летчикам и радистам все же удалось пройти живыми и невредимыми сквозь все огни и воды. Вот только никогда не гремели в их честь «медные трубы». По понятным причинам распространяться о профессионалах особой авиагруппы НКВД было не принято.

Штурман Михаил Кириллов прошел войну на тяжелом бомбардировщике: сначала штурманом корабля, затем звена, эскадрильи, полка, обучал и воспитывал молодых штурманов. Звание Героя Советского Союза, ордена боевого Красного Знамени, Отечественной войны, Александра Невского – награды за его ратный труд. После войны Кириллов поступил в полярную авиацию, летал на самолетах с красным оперением. Из тех белых пятен на карте, что оставались севернее Полярного круга, 600 тысяч квадратных километров покрыты аэрофотоснимками Кириллова. Были еще экспедиции в Антарктиду, к последним «белым пятнам» на планете. Весь ледовый континент облетел Кириллов со съемкой.

Многое повидал старый бамовский штурман: Балканы и Скандинавию, Кейптаун и Суэц, Стамбул и Афины… Но ничего прекраснее Чарской долины так и не встретил. Когда отряды строителей двинулись на трассу БАМа, ему тоже захотелось поехать туда хотя бы пассажиром, да здоровье не позволило. И часто, глядя в окно на гудящую столичную улицу, вспоминал он горное озеро, видел так и не построенный дом на берегу тихой бухты. И так ясно представлялось ему: вот Жора Иванов, упрямо набычив шею, поднимает летающую лодку с озера. Под алым кончиком крыла сияют заснеженные башнеобразные пики Кодара, полукруглые «цирки» с застывшими водопадами; из темноты провалов свисают голубые языки ледников. «Смотри!» – теснит его плечом Володя Дзюбенко, и он видит ленту поезда, скользящего по зеленому дну долины. А почти вровень с крылом парит огромная птица с красным оперением.

Погиб Георгий Иванов в 1942 году под Москвой при выполнении боевого задания. В одном экипаже со штурманом Павлом Станкевичем они превратились в облако огня и дыма.

Федор Селиверстович Румянцев из ВВС не ушел. Он окончил Военно-воздушную академию, дослужился до полковника, работал военным советником нашего посольства в Канаде, участвовал в двух экспедициях на аэрофотосъемке районов Крайнего Севера, был инспектором АДД. Свой опыт, в том числе бамовский, обобщил в учебном пособии: «Аэрофотосъемка больших площадей». Позже преподавал в Московском топографическом политехникуме курсы самолетовождения и аэрофотосъемки. Педагог он оказался отличный. За годы войны, как говорится, без отрыва от производства, успел подготовить двадцать четыре штурмана. Послевоенных учеников – не сосчитать. Они работают на пространствах от Арктики до Антарктики.

Почти все документы и вещи, связанные с войной, – компас, секстант, летный шлем, навигационную линейку, записи и фотографии – Румянцев передал в школьные уголки военной славы, музею Вооруженных Сил. Только тот «доплатной» конверт, сшитый нитками, из тетрадного листа в косую линию, он оставил у себя. Это письмо было его святыней, которую он хранил до последнего дня.

Василий Александрович Борисов устроился в бамовскую аэросъемку, в 1946 году был назначен начальником авиаотряда Бампроекта, насчитывавшего тридцать самолетов. Облетал и Арктику, и Антарктику на своем самолете с изображением белого медведя на фюзеляже. Участвовал и в первой вертолетной вулканологической экспедиции. С крошечного Ми-1. управляемого Борисовым, кинооператор впервые снимал жерла вулканов Камчатки. Сорок два года летал Борисов по самым трудным трассам и всегда возвращался домой, к своей любимой Антонине Ивановне невредимым. Эта пара часто жила в разлуке, но всегда была вместе, единой душой. Оба прожили долгую, полную волнений, но счастливую жизнь.

Радист Виктор Александрович Ломанович (позывной «Вал») работал в Академии коммунального хозяйства. Автор нескольких изобретений, свыше ста научных работ в области радио. Был удостоен престижной среди радистов бронзовой медали имени А. С. Попова, знака «Почетный радист СССР», серебряной медали ВДНХ и бесчисленных дипломов как непревзойденный ас-коротковолновик. Механик Алексей Иванович Ковалев после фронта вернулся на свой родной завод, где, уважаемый всеми, работал до глубокой старости слесарем-сборщиком. Свою бамовскую «одиссею» он никогда не забывал, переписывался с летчиками, и все звал их в гости, в Комсомольск-на-Амуре. Полковнику Валентине Гризодубовой предложили принять под командование авиадивизию. Но Валентина Степановна с головой ушла в послевоенные гражданские заботы. Ее волновали проблемы развития отечественной авиации, радиопромышленности, борьбы с бюрократизмом, несправедливостью и обыкновенной административной глупостью и косностью. Последние годы Гризодубова жила в Москве, неподалеку от станции метро «Аэропорт». Из окна ей был виден Центральный аэровокзал. Двери ее дома днем не закрывались. Валентина Степановна по-прежнему остро откликалась на все, что происходило вокруг, особенно на чужую беду. Постоянно ее окружали друзья, приходили музыканты, художники, журналисты. И, конечно, летчики. Она звонила по инстанциям, защищала обиженных, говорила чиновникам напрямую то, что думает, невзирая на должности и звания. В ее суждениях всегда была четкая гражданская позиция, подкрепленная очевидным здравомыслием. И нередко вмешательство Гризодубовой оказывало воздействие.

Хоронили Валентину Степановну с воинскими почестями. На панихиду – это было 4 мая 1993 года – пришли и ветераны авиации, и космонавты, и молодые летчики. День был безоблачным, солнечным. Новый Государственный флаг России – триколор – с траурным крепом развивался над зданием Военно-воздушной академии имени Жуковского.

А у гроба легендарной летчицы, у изголовья Валентины Степановны стояла старушка и оцепенелыми руками держала небольшое красное полотнище с серпом и молотом – флаг, которому честно служила Гризодубова. Все понимали – вместе с Валентиной Гризодубовой уходит целая эпоха – великая и трагичная. Лицо героини было спокойно. Она служила не символам, а своему Отечеству.

Отважный пилот Сергей Сергеевич Скорик прошел войну вначале в бомбардировочной, потом в штурмовой авиации, воевал вплоть до Дня Победы. И как воевал: три ордена Красного Знамени, ордена Суворова, Красной Звезды, боевые медали… Вернулся живым, но летать уже не смог – сказалась травма, полученная при неудачном парашютном прыжке. Скорик часто вспоминал своего тезку и лучшего друга юности – Сережу Курочкина.

«Бамовские» летчики, штурманы и радисты, кому довелось вернуться живыми, пока оставались силы, летали по заданиям изыскателей, работали в системах связи. И они оставались до конца уверенными, что придет время, когда осуществится мечта – БАМ войдет в полную силу и что «бамовская эскадрилья» будет помянута потомками тихим добрым словом.

…На Байкало-Амурской магистрали, у станции Таксимо, вблизи места гибели самолета АНТ-4 Сергея Курочкина, между новыми жилыми кварталами высится памятник, изображающий огромный двухмоторный аэроплан в стиле 1930-х годов. Это в память обо всех погибших летчиках-бамовцах. И мальчишки, увидев из окна вагона силуэт крылатой машины, кричат: «Смотри: самолет!..», удивляясь причудливой его конструкции и тому, как он вообще здесь оказался.

Памятник летчикам, погибшим на изысканиях трассы Байкало-Амурской магистрали. Забайкальские следопыты-поисковики подняли со дна озера Баранчеевского гидросамолет ТБ-1 (Г-1, бортовой номер СССР-Ж-10), потерпевший катастрофу при посадке. Обломки были переданы в Центральный авиационный музей в Монино, а на постамент у станции Таксимо водрузили уменьшенную копию туполевской машины.