Текст книги "Наша старая добрая фантастика. Цена бессмертия (антология)"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Александр Шалимов,Борис Руденко,Виктор Колупаев,Владимир Покровский,Михаил Пухов,Михаил Кривич,Борис Штерн,Аскольд Якубовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 70 страниц)

– И он плохо кончил?

– Да. Можно мне задать тебе вопрос без околичностей?

– Разумеется, Сип.

– Что ты собираешься делать?

– Сейчас? Продолжать прогулку.

– А завтра, послезавтра, через неделю?

– Наблюдать, запоминать, анализировать.

– А действовать?

– И действовать. Во всех детективных романах, которые я специально проштудировал перед Свирой, говорится, что главное в профессии разведчика – дедуктивный метод. Действие – частность, а частное по дедуктивному методу должно выводиться из общего. Следовательно, чтобы действовать, надо основательно побездействовать.

– Ты все шутишь. Тебе все это кажется пока забавной игрой. Не спорь. Ты попал в прошлое, в пройденные вами века. И ты не прочь подурачиться, уверенный, что завтра вернешься в свое время. А ведь Горон ждет, когда ты проникнешь к правителю. И он не будет ждать бесконечно. И он не любит шутников.

– Хорошо, давай серьезно. Мы работаем не для Горона. И если говорить откровенно, я вообще не собираюсь встречаться с правителем. Потому что меня и моих друзей интересует не то, каким образом этот древний хрен сумел себя законсервировать на двести лет, а то, каким образом Свира так долго держится на краю неизбежной пропасти. Уверен, что правитель не выложит ответа даже за женьшень. Придется докапываться самим, изучать производство и распределение, понять положение и взаимоотношение всех классов и прослоек общества, оценить настроение и степень зрелости народа...

– Для этого надо прожить здесь две жизни...

– Чтобы уловить общее – нет. Иногда его можно почувствовать сразу, на одном дыхании. Как повезет. И как смотреть на все, что происходит вокруг. Ты здесь родился, ты ко всему привык, многое проходит мимо твоего внимания. Глаз постороннего зорче.

– Возможно... Но меня интересует одна частность – собираешься ли ты посещать правителя?

– Пока нет. Пока это просто невозможно – мы стоим перед глухой стеной, и эта стена неприступна. Нужно найти хотя бы какой-то дефект в этой стене, дыру или щель, и только тогда...

– А если я знаю такой дефект?

Шан внимательно посмотрел на Сипа. Сип выдержал взгляд.

– У тебя завелись от меня секреты, Сип?

– Нет. Не завелись. Этот секрет был со мной всегда. На Свире, на Зейде, на Земле. Но этот секрет я открою только тому, кто поможет мне выполнить клятву.

– Какую клятву?

– Судить Великого Кормчего.

– Убить?

– Нет. Судить. И приговорить к смерти. И привести приговор в исполнение. Чтобы это не было убийством, нужны хотя бы двое...

Да, еще Тесман говорил, что у Бина свои счеты с правителем. И вот теперь... Отговаривать бесполезно. Согласиться на соучастие нельзя. Остаться в стороне нечестно. Обманывать подло.

– Когда и кому ты дал клятву?

– Не надо об этом, Шан. Я забыл, что ты человек Земли. Что ты просто наблюдатель. Что для тебя все наши горести и беды не более как трудный ребус, который надо решить, научный казус, который надо объяснить. Я забыл. Прости. Я не оставлю тебя, пока... Словом, забудем этот разговор. Я ничего не спрашивал.

– Бин...

– Я Сип. Прежний Сип. Твой Вергилий.

– Жарко. Давай выпьем пива...

Они остановились под зеленым навесом против рыбного магазина. Пожилой гвардеец с жезлом дружелюбно им улыбнулся и подвинул кружку, освобождая место за столиком. Улыбка в Дроме – явление редкое, и Шан улыбнулся в ответ.

– Дежуришь?

– Разве это дежурство, септ-капитан? Хочешь – спи, хочешь – пиво дуй. А вот я работал в Олоне, воздушные верфи там – вот где действительно держи ухо востро. Известное дело, работяги – у них свой закон. Держатся один за одного, косяком – с ними лучше не связываться...

Пиво было, что называется, на любителя – цвета спелой малины, горьковато-сладкое и почти без пены. Шан взял три кружки – себе, Сипу и говорливому блюстителю порядка.

– Благодарю, септ-капитан. Многовато будет... Ну да ничего, мне уже через час меняться.

– А ты за свою жизнь в разных местах бывал, наверное?

– Да, помотался. Я все больше по охране, для страха стою. Так не стало страха теперь, даже Вечного Дворца не боятся, шалый народ стал.

– А почему, как ты считаешь?

– От жиру. Я говорю – от жиру. Заелись, на правителя обнадежились. Он, мол, благодетель, всех накормит. Я последнее время в глуши, в Трижах существовал – молодые затерли. Так и там дикари, обезьяны земляные, только и могут, что свою сатуру крупноплодную сажать да выкапывать. Так и эти. Не хотим по шестнадцать часов работать, хотим по десять. А этого не хотите?

Заметно приободрившись, ветеран грозно потряс жезлом, как боевой дубиной.

– А сюда меня сын перетащил, слава Кормчему. В «топорах» у меня сын... Здесь благодать. Конечно, тоже как когда...

Что-то стряслось в рыбном магазине напротив. Крик возмущения и боли, звон разбитого стекла, шум свалки, снова крик – тот же голос, но сдавленный, зовущий на помощь, ругань, глухие удары, снова звон стекла... Гвардеец поскучнел и прислушался, не спеша, однако, допивать свое пиво.

– Опять что-то не поделили... Вот народ! Всего выше горла, лопай – не хочу, так нет, каждый в рот соседу смотрит. Зависть, зависть... Не люблю драк. Никогда не поймешь, кто прав, кто виноват, все хороши... Пакость одна...

Шанин почувствовал на себе хмурый изучающий взгляд Сипа. Ему стало неуютно. Никаких действий – это легко приказать. А если бьют женщину? Ребенка? Ты чужой, тебе все равно – утверждало молчание Сипа... Нет, дорогой. Очень не все равно. Очень.

– Надо прекратить это. – Шан одернул ремень. – Пойдем, дежурный.

Они не успели. Кто-то мелькнул в дверях, пытаясь выскочить на улицу, его перехватили, ударили спиной о притолоку.

Руководил боем коротышка в кожаном фартуке. Увидев гвардейцев, он бросился к ним, крича:

– Это проник! Он оскорбил Великого Кормчего! Он сказал про него такое!

Тротуар опустел мгновенно. Ни избиения, ни свидетелей – жара, звенят ситары, недопитое красное пиво на столике – и неподвижное тело на тротуаре, лишь отдаленно напоминающее человеческую фигуру.

Шанин предполагал в этот день съездить куда-либо на окраину, например в рабочий пригород Дромы Силку. Было еще рано, до Силки часа три езды экспрессом, и они вернулись в гостиницу. Возвращались в открытом автобусе, который немилосердно дергало в ритме бесконечного автоконвейера. Люди стояли и сидели, отрешенно жуя, и согласно качались в такт рывкам.

– Ну как дедуктивный метод, – спросил Сип, исподлобья поглядывая на Шанина. – Помогает?

Шан потер лоб.

– Плохо помогает?

– Поможет. В свое время. А завтра мы с тобой должны разыскать вот этого человека. Зовут его...

– Мос Леро...

Чтобы разобрать витиеватую надпись на почерневшей медной пластине, пришлось включить поясной фонарик. Шан махнул рукой таксисту, тот, круто развернув машину, дал полный газ, и через полминуты только серая пыль висела над петлей накатанной дороги.

– Даже фары не включил. Еще врежется где-нибудь. Внизу уже совсем темно. Чудак...

– Кто знает, Шан. Может быть, это мы начудили, отпустив машину раньше времени...

– Не думаю. Хотя, если хозяин подстать своему логову, думать о приятном отдыхе вряд ли придется...

Они звонили у бронированной калитки, врезанной в крепостной кладки каменную стенку, добрых пять минут, но за калиткой и за стеной царила нежилая тишина.

– Однако, Мос Леро рано ложится спать.

Вилла пряталась на дне горной впадины, словно в стакане с отбитым верхом – полупрозрачные острые ребра кварцевых пиков перекрывали все подходы к ней. Лишь по единственной узкой расщелине выползала наверх дорога. Все ее замысловатые петли просматривались от виллы, как с вертолета.

– По-моему, этот Мос – атаман разбойничьей шайки. Иначе зачем ему такое странное лежбище?

– Не знаю, Шан. В Дроме у него вполне ординарная квартира и, если верить соседке, приличная репутация...

Разыскать Моса Леро по адресу, данному Гороном, не удалось. Его не оказалось дома, а словоохотливая соседка не знала, куда он уехал. Помогла хмурая консьержка. Она проводила гвардейцев медленным взглядом до самых выходных дверей и уже в спину пробубнила негромко:

– К Мосу, что ли? Давно пора... В Лаане он, где ж ему быть в субботу... На Синей горе вроде дача у него...

До местечка Лаан было не больше часа езды, но автобусы туда почему-то не ходили, а разбитные таксисты, готовые мчать хоть в преисподнюю, от слова «Лаан» сразу скучнели, а стоило упомянуть еще Синюю гору... Словом, только к концу дня Шану с Сипом удалось уломать какого-то бедолагу за пятикратную цену. Машина долго кружила по каким-то окраинам и выбралась на лаанскую дорогу далеко за городской чертой, но по шоссе водитель погнал с такой скоростью, словно от стрелки спидометра зависело спасение его души. Судя по всему, на Синей горе он бывал не раз. Такси уверенно выкручивалось из опасных горных виражей. Но остановился он не у самой виллы, а метрах в двухстах от нее и подъехать ближе отказался.

– Теперь наш друг уже на шоссе. Зря мы его отпустили...

Шан снова нажал кнопку.

И тогда калитка ожила.

Нет, она не открылась. Ее шероховатая поверхность не шелохнулась, но на уровне глаз с тугим щелчком прорезалась треугольная бойница.

– Кто там?

– Нам нужен Мос Леро.

– Его нет, он уехал.

– А кто с нами говорит?

– Служитель.

– Значит, уехал? Жаль. А то вот его старый друг Горон велел передать ему письмо и долг в тринадцать серебряных.

– Что вы сказали?

– Горон велел передать Мосу Леро письмо и долг в тринадцать серебряных.

Калитка молчала добрых две минуты, прежде чем исторгла новый неуверенный вопрос:

– А я... Я буду иметь письмо?

– Нет. Велено передать его лично твоему хозяину.

Снова молчание. И снова дрожащий голос:

– Я Мос. Мос Леро. Давайте письмо в щель.

– Э нет, так не пойдет. Докажи, что ты Мос.

– Письмо должно быть в красном конверте с буквой «м» в левом верхнем углу.

– Это другое дело. Пожалуйста.

Шанин свернул конверт трубочкой и сунул в бойницу. Бойница тотчас захлопнулась.

– На атамана не тянет. Трусоват больно, – прошептал он Сипу почти весело.

Сип неопределенно пожал плечами.

Солнце давно зашло, но вечные скрещения Стального Кокона еще светились тусклым малиновым накалом. Небо было иссиня-черного цвета, и голубым детским шариком светилась на нем Зейда, маленькая луна Свиры. Она почти не освещала окрестность, на пиках полыхали грозные отсветы стали, но она была, она светилась, напоминая Шанину о том, что есть Большой мир, где по-другому живут...

В лицо ударил прожектор, а через десяток секунд щелчок возвестил, что калитка снова ожила.

– Я вас вижу впервые. Я вас не знаю.

– Меня зовут Шан, его Сип. В письме написано, что, кроме долга, мы передадим тебе предложение принять участие в сбыте силайских яблок.

– Ладно. Входите.

– Выключи ты этот светильник! Ничего не видно!

– Идите прямо.

Рука Шана попала во что-то пухлое и влажное, и это пухлое потянуло за собой прямо, направо, налево – прожектора уже не было, но перед глазами плыли разноцветные круги, лишая возможности если не видеть, то хотя бы ориентироваться в полутемных пространствах.

– Садитесь. Кресла под вами.

Пелена рассеялась, открыв небольшую скромную комнату с тремя узкими стрельчатыми окнами, распахнутыми в сад. Вечерний ветер тормошил простенькие пестрые шторы. На некрашеном раздвижном столике стоял запотевший пузатый кувшин с молоком и три стакана. Из плетеной корзиночки торчало три больших ломтя черного хлеба.

Сип сидел по другую сторону стола. А в центре сидел Мос Леро. Его кругленькое тельце перепачканного детского пупса без конца вздрагивало и порывалось подскочить на плетеном стуле, предугадывая малейшее желание гостей. В нем все было чуточку чересчур – чересчур честные глаза, чересчур жизнерадостный румянец, чересчур широкая улыбка, чересчур искренний голос:

– Я человек простой, без претензий, родился в глухом селении, так сказать, от земли... Очень устаю в Дроме – сутолока, гром, чад... Хочется тишины, одиночества, свежего, так сказать, дыхания... Присмотрел вот себе ложбинку с конурой... Нет, строил не я, досталась по случаю – за свои, конечно, серебряные... Но недорого, слава Кормчему – по государственной цене, распродажа конфискованного имущества... И каждую субботу – сюда, в конурку свою... А что у калиточки вас задержал – не обессудьте. Места дикие, безлюдные – не ровен час... Всякие тут шастают...

– А шастают? – успел врезаться Шанин.

– Шастают, шастают, ой, как шастают... В прошлую субботу, соседа там вон, за той горочкой, подожгли... Выскочил, а в него из пистолета... Хорошо, что в доме друзья были, там целая перестрелка была, еле отбились... А домик сгорел...

– Кто же стрелял?

– А ведьма их знает... Ушли все... Может, дружки хозяев бывших, может, другой преступный народ... А вы ехали – рисковали: не любят здесь «пернатых», в мундире особенно, – пуля невесть откуда прилетит... Рисковали, рисковали... И срочность такая была, наверное, да? Убываете куда – в Дроме проездом, да?

– Проездом, Мос. Горон передает тебе твою постоянную долю.

– Должок, Шан, должок...

– Твою постоянную долю, Мос. И с условием.

Шан достал из-под стола маленький красный чемоданчик, с которым приехал.

– Вот... Вот... Вот...

По мере того как на столе появились ампулы с протовитом, пакеты прессованного чернука, булькающие банки сикера, золотые и серебряные амулеты, честные глаза Моса заволакивала сладкая дымка.

– Ах, Горон, Горон... Нет, старая дружба не ржавеет... Кажется, что общего: я, маленький человек, – и Горон, орел, повелитель «пернатых»... А не забывает Моса верный товарищ, не забывает... Говорят про него всякое, обижаются некоторые, а я думаю – зря. Большой души человек Горон и честен, и справедлив, и нежен где-то... А жестким бывает иногда – профессия такая: защитник, сторож нашего неба. Он и в «топорах» орлом ходил, как же... Я-то трусоват, характера не хватает, вот и копаюсь в низине жизненной, а Горон – храбрец, он весь в небе, всегда на высоте... И все ж не забывает нас, бескрылых, для земли приспособленных, шлет от широты души...

– Теперь условие, Мос. Ты должен помочь нам. Нам – значит, Горону. Ясно? Мы – это Горон. Так должно быть сказано в письме. Так?

– Сказано, сказано... Но я человек маленький, я всей душой, только...

– Ты должен устроить нам встречу с Тирасом. Глаз в глаз. И как можно скорее – завтра или послезавтра.

– А зачем вам Тирас?

– Ты чересчур любопытен, Мос.

– Не знаю, не знаю... Тирас – министр, второе лицо на Свире, правая рука Кормчего, а что я? Червяк! Как я могу приказывать Тирасу? Меня даже не пустят к нему! Нет, не по силам мне, не по силам... Рад бы услужить старому другу Горону, за подарочек отблагодарить, но... Не смогу, не смогу, что другое, а это не смогу... Конечно, если попросить, раскошелиться... Да и то вряд ли... Конечно, если Горон не постоит за расходами... Так это еще столько же надо...

– Ты загнул, Мос. Столько же – чересчур. Не проглотить. Плохо будет. Половина – куда ни шло. Еще половина!

– Да разве я себе? Я же для людей, мне самому ничего не надо. Тирас ведь не пешка какая. И срочность к тому же. А вдруг Тирас заупрямится, спросит – зачем я им нужен? Что я скажу?

– Мос... ты получил хороший подарок от Горона. Тебе показалось мало. Я добавил еще половину – от себя...

– Я не вижу второй половины...

– Вторую половину ты увидишь после того, как скажешь, когда и где мы встретимся с Тирасом...

– Тирас не пойдет на пустой крючок. Я должен передать ему предложение. А что я ему скажу?

У Шанина пересохло горло. Не спрашивая разрешения, он налил себе полный стакан ледяного молока. Мос услужливо пододвинул хлеб, и это окончательно доконало Шана. Он отставил стакан. Резиновый пупс был неуязвим. Он мгновенно вывертывался из любых положений. И радужная улыбка по-прежнему цвела на его ярко-пунцовых губах. Сип тоже ухмылялся, наблюдал за поединком. И Шан пошел последним козырем – сунул прямо под горбатый мосовский нос корешок женьшеня, похожий на голенького гнома.

Мос вздохнул и забыл выдохнуть.

– Это не тебе. И не Тирасу. У вас не хватит серебряных, чтобы отколупнуть полкусочка с этого корешка. Это для Великого Кормчего. Ты понял, какая идет игра?

Мос перестал ухмыляться и отодвинулся от стола, чтобы были видны обе двери, ведущие в комнату, и как бы невзначай положил руку на пояс с пистолетом.

– Но зачем... зачем вам... зачем нам... нам... Тирас?

– Может, ты сам проведешь нас к правителю? – со всем возможным сарказмом отпарировал Шан, беря реванш за час изнурительного словоблудия. – Сам – без Тираса?

Но Мос подскочил, не обратив внимания ни на издевку Шана, ни на позу Сипа. Он покатился к внутренним дверям, возбужденно подпрыгивая и одергивая дешевенькую клетчатую пижаму, распахнул их настежь и закричал тоненько:

– Лира! Лирочка! Вставай, детка, мы стали с тобой за счастливых людей – мы имеем дорогих гостей! Чудесные воспитанные люди! Вставай, мое солнышко, мы будем праздновать их визит! До самого утра!

И он воздел свои бескостные ручки, приглашая гвардейцев внутрь дома.

За толстыми дверями двойной доски открылся иной мир. Огромная паукообразная театральная люстра, отсвечивая масляным золотом и позванивая хрустальными подвесками, с варварской щедростью высвечивала каждый уголок антикварного интерьера: инкрустированный перламутром и розовой слюдой потолок; застывшие волны парчовых портьер, за которыми неярко мерцало золотое плетенье противомоскитных сеток на окнах; лебяжьего пуха кресла на мешках-копытцах; древние, ручной работы ковры, которые сделали бы честь любому музею; старые картины – подделки под земных художников и местные шедевры, собранные, правда, не из-за живописных достоинств, а как иллюстрации к мифологическим сюжетам; несколько огромных фолиантов в переплете из красного сандала с золотыми застежками; разностильные пуфики, качалки, лежанки, кушетки; медвежьи шкуры вокруг низкого, едва в локоть высоты, необъятного круглого стола из черного эбенового дерева; хрустальные вазы и кубки; тонкий, как папиросная бумага, фарфор узкогорлых кувшинов; майолика, резьба по кости, серебряное тиснение, тонированное чернью...

– Это тайна моего сердца, высокие, Я имею это не для того, чтобы жить, а живу, чтобы иметь это. У всех свои слабости, высокие. Тишина, свежий воздух, красивые и ценные вещи... Вдали, так сказать, от грубого глаза человеческой зависти... Зачем лишний раз дразнить соседей, напоминать им, что они неудачники, простофили, недотепы? Здесь в каждой вещи – мой подвиг, моя борьба, моя месть и победа... Месть и победа, о которых не знает никто... Ну как?

– Потрясающе. Даже мороз по коже.

– Если бы я сказал тебе, сколько это стоит, тебя бы сожгло пламя, Шан. Но я не хочу твоей смерти. Вы мои гости, и мы будем праздновать. Ты поймешь, что с Мосом можно делать дела...

...В Дрому возвращались на рассвете. Под обшарпанным капотом неказистой машины Моса оказался новенький супермотор двойной тяги, а под задним сиденьем – станковый пулемет. Все четверо оживленно болтали о погоде и летящих мимо пейзажах.

Дрома еще спала. Тишину нарушали только всхлипы дворницких щеток да урчание мусоросборщиков.

Мос высадил гвардейцев за квартал до гостиницы.

– Нечего мозолить глаза... Значит, как договорились, Шан: встречаемся сегодня в три на Большом ипподроме, ты имеешь с собой вторую половину подарка, а я – место и время вашей встречи с Тирасом... Я приду после начала скачек и сам найду вас. Я подсяду незаметно...

И, уже собираясь трогаться, снова поманил Шанина пальцем.

– Тираса я вам обеспечу – это точно... Берите его за рога... Но если не выгорит – не беда... Я человек маленький, но я кое-что могу. Вам без Моса не обойтись, потому что даже Высшие и Высшие из Высших не бывают там, где бывает Мос Леро, старший техник Вечного Дворца...

5. Легенда о тайне

До начала скачек оставалось минут десять. Шанин разглядывал трибуны Большого ипподрома. Привыкший к пестроте и буйству земных ипподромов, он не без удивления отметил благопристойную тишину под солнцезащитными тентами и обходительную неторопливость болельщиков. Присмотревшись, он понял причину: здесь не было молодежи, трибуны не спеша занимали люди за тридцать и далеко за тридцать – чаще все разряженные по воскресному зрелые семейные пары с выводками разновозрастных малышей. Они проходили на свои места, груженные пакетами, основательно устраивались и начинали немедленно что-либо жевать, озираясь и с чувством собственного достоинства приветствуя знакомых.

– Это место свободно?

– Свободно, – опередил Шанина Сип.

Шанин толкнул его под бок: разве Сип забыл, что место для Моса? Сип успокаивающе кивнул – знаю, мол.

Болельщик, ищущий места, повел себя странно. Вместо радости на его лице появилась тревога. Он подозрительно оглядел гвардейцев и задом стал выбираться из ряда.

– Что с ним?

– Все правильно. Психологический этюд. Если бы я сказал «занято», этот тип немедленно бы уселся, доказывая, что надо приходить вовремя и неизвестно еще, придет сюда вообще кто-нибудь. А если говорят «свободно», свирянин задумывается: почему все места заняты, а это свободно? Значит, или гвоздь в сиденье, или ножка скамьи сломана, или еще какой подвох. И предпочитает разыскивать другое место. Так что не беспокойся – теперь, кроме Моса, к нам никто не подойдет.

Ипподром заволновался, зааплодировал. Многие повскакали с мест. На травяную дорожку выходили опоясанные лентами и увешанные медалями участники, таща за собой на серебряных уздечках упирающихся двугорбых козлов. Эти косматые монстры пустыни, кроткие в покое и смертельно опасные в ярости, часто потряхивали рогами, способными одним ударом переломать кости песчаному тигру. Они привыкли к своим хозяевам, присутствие посторонних одновременно пугало и бесило их.

Ожили тарелки медных радиодинамиков:

– Внимание! Внимание! Через несколько минут вы станете свидетелями исторического события – вы увидите финальный этап пятьдесят первого первенства планеты по скачкам козлов. Это древнее, истинно свирянское мужественное состязание, как известно, проводится раз в три года. Вспомним с уважением имена «Караба» и «Ярис» – они создали теорию этой игры, вспомним их последователей – они среди всеобщего непонимания претворяли теорию в практику, вспомним с благодарностью высокое Слово Кормчего – оно сделало скачки козлов неотъемлемой частью нашего отдыха! Скольких людей прославило это достойное занятие в прошлом и настоящем, скольких прославит оно в будущем! Еще живы ученики и последователи великих основателей любимейшего бессмертным народом Свиры зрелища, а уже возникли новые школы, и изустная молва создает легенды вокруг новых любимцев...

Удивление Шанина возрастало. Необычно вели себя не только зрители, но и участники скачек. Они собрались на стартовой площадке тесной кучкой и вступили в оживленную беседу. Искренние улыбки, дружеские рукопожатия, даже объятия и поцелуи... Каждый по очереди рассказывал что-то смешное, и рассказчика награждал дружный хохот. Все участники были одеты в цветные комбинезоны из «чертовой» кожи с множеством витых стальных колец по всему телу. У всех были палки неодинаковой длины, которые Шанин принял сначала за плетки.

– Это не плетки, это цины, – коротко и непонятно объяснил Сип. – На конце каждого цина – крючок. Надо взять противника на крючок, то есть зацепиться цином за какое-либо кольцо на комбинезоне. А когда противник на крючке, его легко сбить на землю.

– А почему цины разной длины?

– Таковы правила. Цины разыгрываются по жребию.

На поле выбежал еще один участник. Весь стадион, как один человек, вскочил на ноги и разразился овацией. Коллеги с воплями радости бросились к товарищу и задушили бы его в объятиях, если бы не вмешательство бокового судьи.

– А вот и Хид Одюй, супернаездник, баловень судьбы, три раза подряд выигравший Всепланетное первенство. Одюй – идеальный свирянин. Тщательное медицинское обследование Хида не обнаружило в обоих полушариях его головного мозга ни одной лишней извилины. Такие прямодушные достойны венца! В руках Хида вы видите самый длинный цин – по правилам он достается победителю прошлого первенства без жеребьевки... Внимание! Сейчас прозвучит сигнал старта.

Трибуны замерли, а на поле ничего не изменилось. Сгрудившись и обнявшись за плечи, спортсмены отпускали шуточки и без устали хохотали. Козлы с личными номерами участников на лохматых боках разбрелись по дорожке и лениво щипали травку.

Грохнул орудийный залп – сигнал к борьбе. И тотчас без всякого перехода среди участников началась потасовка. Претенденты на победу били друг друга как попало и чем попало – кулаками, ногами, цинами, головой, – падали и поднимались, били каждого, кто пытался вырваться из узкого круга, и каждого, кто оставался в кругу, били сообща и порознь. Наконец Хиду, у которого был номер девять, и кому-то с шестнадцатым номером удалось вырваться. Шанин ожидал, что эти двое тоже схватятся, но снова не угадал – Одюй даже помог подняться шестнадцатому, когда тот споткнулся. Оба плечом к плечу бросились ловить чужих козлов.

Драка в общей группе тоже немедленно прекратилась. Толпа ринулась в погоню за сбежавшей парой.

– Началось, – констатировал Сип.

Одюй и его союзник замешкались – козлы, храня верность, приняли новых хозяев рогами и копытами. Пока ловцы пытались оседлать непокорных, основная группа настигла их. Снова началась свалка, на этот раз при активном участии рассвирепевших животных.

Исход новой схватки решила находчивость Хида. Он оседлал своего собственного козла и, воспользовавшись секундой недоумения, бросил его на толпу. Ему удалось отрезать от толпы человек семь. Доведя козла до бешенства, он прикрывал группку новых союзников, пока все семеро не оседлали приглянувшихся горбачей. После этого семерка встала на охрану Хида – на этот раз ему повезло, и он оседлал чужого козла с первого раза.

– Правильный ход, – комментировал Сип. – Опыт показал, что группа из двоих не способна противостоять большинству. Одюй увеличил группу лидеров до восьми – восьмерка вполне боеспособна. Сейчас их задача – оторваться от главной группы и закрепить успех. А еще говорят, что у Хида нет лишних извилин...

Действительно, восьмерка в отчаянной круговой обороне прорвала пешее кольцо, пытавшееся взять их на крючок поодиночке. Хида дважды чуть не стащили с козла, но союзники выбивали цины у нападавших и подминали их копытами козлов. Одюй, в свою очередь, своим длинным цином выбивал всякого, кто пытался по их примеру воспользоваться незанятой скотиной.

Лидеры выбрались на дорожку и пустили своих рогатых «иноходцев» во весь опор. Главная группа была деморализована. Человек семь, в том числе и шестнадцатый, лежали на земле без движения, и к ним, увертываясь от обалдевших «спортсменов» и козлов, пробивались санитары с носилками. Кое-кому удалось все-таки заполучить чужого козла, и они трусили поодиночке за лидерами, вырвавшимися далеко вперед. Кто еще мог драться, дрался, уже не за обладание козлом, а по инерции. Драчунов растаскивали боковые судьи и уводили под циркулярный душ.

– Восьмерка вне конкуренции. Скоро они начнут выяснять отношения между собой.

– Кстати, Сип, Моса-то все нет.

– Придет. Мос не упустит чужого козла.

Шанин оглядел трибуны. От былой благопристойности осталось весьма немного: красные, потные отцы семейств срывали галстуки, визжали и вопили, разнокалиберные матроны сладострастно ахали при каждом точном ударе или явном промахе, дети с родительского благословения седлали и кусали друг друга, подражая бойцам на поле. Их возили сюда в воспитательных целях, учиться – и они учились.

А события на дорожке развивались.

Лидеры мчались монолитной шеренгой, но постепенно вперед стал выдвигаться пятый номер. Его высокий крутогрудый горбач был явно резвее других, он опережал шеренгу почти на корпус. Наконец одиннадцатому удалось зайти пятому за спину лишь на мгновение, но мгновения было достаточно, чтобы взять на крючок выскочку. Одиннадцатый рванул в сторону – соперник оказался на земле. Освобожденный козел с удвоенной энергией метнулся вперед, но не тут-то было. Одновременно две руки с двух сторон схватили его за серебряную уздечку – рука Хида и рука одиннадцатого. Козел встал на дыбы. Оба претендента повисли на нем. Протащив смельчаков за собой еще метров двадцать, козел остановился, взревывая и роя копытами землю.

Оставшиеся допустили тактическую ошибку. Они решили, что самые опасные противники уже вышли из игры. Вместо того чтобы воспользоваться заминкой и оторваться на безопасную дистанцию, они затеяли драку задолго до финиша, едва выбравшись из общей кучи.

Одюй и одиннадцатый среагировали правильно. Забыв тяжбу, они оседлали козла-фаворита вдвоем. Козел выдержал груз и после двойного укола цинами даже пошел в галоп.

– Двое на одном козле! Феноменально! Такого еще не было в спортивной истории Свиры! – захлебывался диктор, стараясь перекричать беснующиеся трибуны. – Хиду Одюй и Дари Лиар остается последний виток спирали до финиша! Они еще обнимаются! Может быть, они решили поделить приз пополам? Но золотой кубок не распилишь надвое!

Нет, они не собирались ничего делить. Схватка была короткой и эффектной. Одюй, сидящий сзади и обнимавший Лиара за талию, ловким движением перенес руки ему на шею и стал душить. Обмякшее тело завалилось набок и кожаным мешком соскользнуло вниз.

– Снова Хид Одюй! Он снова обскакал всех! В четвертый раз! Невиданный пример безраздельного господства на козлиных скачках! Ему согласно правилам игры по Слову Правителя будет вручен сегодня высший знак отличия – пожизненный Золотой Чин! Он достоин этого! Мы преклоняемся перед тобой, Одюй!

Одюй, блестя золотыми челюстями, раскланивался, махал над головой рукой, посылал воздушные поцелуи.

Теперь начал беспокоиться Сип.

– Мосу пора бы появиться. Дело идет к концу.

Они стоически досмотрели всю почетную процедуру, а Мос все не появлялся.

Не появился он и тогда, когда самые любопытные болельщики полностью удовлетворили свою страсть и потянулись к выходу.

Шан и Сип посидели еще минут пять на пустой трибуне. Больше ждать не имело смысла. Они тоже направились к центральной лестнице.

У ворот Сип наклонился к Шанину и что-то ему прошептал.

– Это мысль!

Перед тем как выйти из ворот, они зашли на минуту в буфет. Седенький старичок, который шел впереди и уже миновал арку, вернулся, нервно потоптался на месте и тоже толкнулся в дверь, налетел на Сипа и Шана, извинился и юркнул внутрь. Шан переложил красный чемоданчик из левой руки в правую.

– Хвост... Мос испугался, ясное дело. Если бы нам дали достаточно времени – обошлись бы без него. И без Тираса, который о нас, кажется, забыл...

Но о них помнили.

Шан проснулся среди ночи с ощущением, что кто-то ходит по темной комнате. «Сип!» – окликнул он, но никто не отозвался. Он потянулся к сонетке, но чьи-то пальцы вывернули запястье и заломили руку. Коротко охнув, септ-капитан упал лицом в подушку. Кто-то схватил его за волосы, приподнял. По глазам резанул белый свет.